Орёлъ i соколъ

1.

Было седьмое октября.

Уже два года, как они расстались. А тоска не проходила.

Нет, не боль.

Боль – это понятие неверно отражало истинные муки Олеговой души.

Именно тоска.

Была именно тоска, как точное, адекватное реальности – осознание потери.

Осознание ее безвозвратности.

Вот что создавало чудовищную пустоту, что мучила сильнее любой физической боли.

Когда из под души убирают фундамент веры и надежды.

Фундамент стимула жизни и маяка.

Маринка.

Маяк и стимул жизни.

Неужели нету там – наверху клавиши "love me – ener"?

Не может того быть, чтобы ее не было!

Ведь в электронных игрушках, если играть не по правилам – есть коды вечной жизни и пароли для прохода сквозь стены…

А свобода выбора?

А как со свободой выбора, гарантированной самим Творцом?

Нет – это не то!

Есть клавиша!

Ведь был же доктор Фауст.

И Маргарита полюбила после того, как доктор доступ к той клавише себе…

Выторговал?

Или, может быть, заслужил? …

Было седьмое октября.

С утра, противно барабаня по жестяному скату крыши, шел дождь.

Уже пол-часа, а может и час – как Снегирев не спал.

Но глаз не размыкал.

Лежал на животе, скинув неудобную подушку на пол.

Маринка!

Где ты?

И почему ты не со мной?

Вчера вечером он снова через весь город ездил к ней под окно.

Остановил машину в тридцати шагах от ее парадного.

Выключил радио.

И принялся глядеть на десятый этаж.

Свет в ее окнах не горел.

И к телефону она тоже не подходила.

Только на пятнадцатом гудке срабатывал автоответчик – ее высоким, почти писклявым голоском прося извинения, за то, что хозяйки нету дома.

Седьмое октября.

Он понял это седьмого октября.

Он понял, что она – смысл его жизни. ….

Что мы знаем о времени?

Avez vous l heur?

Дурацкий вопрос задают французы кстати, однако, когда желают узнать, который час…

Итак, что нам известно о времени?

Ничего!

Ничего неизвестно.

Время – это неотъемлемое свойство нашего мира, через которое мы наблюдаем его изменчивость…

Или, время – это функция нашего мира?

Олег усмехнулся, порадовавшись своей мысли о том, что электронные виртуальные игрушки как бы стали тем необходимым наглядным пособием, тем недостающим доселе детским ящиком с песочком, в котором могли теперь вырасти новые философы…

Ведь компьютерная игрушка – это модель того самого мира, в котором мы живем.

Вон они – бегают там на экране – солдатики… Целые армии… И ты – для них – воплощенная Судьба… Бог…

Ты можешь…

Ты можешь убить и воскресить…

Послать в огонь и в воду.

Сжечь и утопить, а потом – снова вернуть их к исходной точке, где солдатики были живыми и здоровыми.

Но если двигая мышью и гоняя ею по монитору полчища игрушечных воинов не просто тешить свой угнетенный жизнью эгоизм, но и думать… Но и думать, что есть суть модулирование временем игры? Что такое остановка игры? Что такое сохранение позиции игры в памяти компьютера? И что с философской точки зрения модели этого виртуального мира есть возврат на заранее сохраненные позиции, если воин погиб, если погибла армия?

Да!

Олег ухмыльнулся, поднялся из любимого кожаного кресла и пошлепал на кухню, варить кофе.

Что есть эта модуляция времени?

Ведь можно и в кино – убыстрить чередование кадров, а можно и замедлить. А можно и вообще – пустить пленку задом наперед.

Насыпав в высокую турку свежесмолотой арабики, Олег замер, поразившись какому то внутреннему озарению.

Модулируя время в электронной игрушке, изменяя течение внутреннего игрового времени, все эти модуляции замечает только играющий. Только Бог…

Солдатику, бесконечно набегающему на пулемет, строчащий из амбразуры дзота, неведомы все эти модуляции. И даже, если время, темп, скорость происходящего на экране – меняются, для него, для несчастного виртуального солдатика – время течет все с той же скоростью, потому как в его сознании восприятие внутреннего времени – это некая установленная константа. Ведь не могут же солдатики жить на экране по разным законам разного времени?

Ага, вот и сам себя поймал!

Олег стоял возле плиты, задумавшись, и коричневая пена, вздыбившаяся над мельхиоровым кофейником, капала ему на его домашние шлепанцы…

В сознании солдатика ничего не меняется, солдатик ничего не замечает…

Но творец еще должен вложить в солдатика это сознание!

Тем и отличается виртуальная игрушка от реального мира, что солдатик в ней – не живой, он не думает, не страдает…

Но тем не менее, как бы ни была примитивна модель, как бы ни был ничтожен он – Олег в сравнении с Высшим, с Истинным Творцом, как программист, делающий свой мир и наделяющий этот мир некими присущими ему свойствами, модель – эта игрушка, позволяет проводить некие аналоги…

И значит, если в сознании солдатика ничего не отражается, это совершенно не значит, что он не проживает сотни, тысячи повторенных жизней, сто и более раз переносясь в условных временных рамках, придуманной программистом игры, умирая и снова оживая по его – программиста и игрока воле…

А может такое быть с ним самим? С программистом? С игроком?

И что надо сделать, чтобы не только бегать по полю, умирая и воскресая, но оставлять в памяти своей все изменения, произошедшие по воле творца? И даже… И даже – самому влияя на ход временных изменений?

Олег очнулся.

Налил в чашку кофе, прикурил сигарету…

Ага!

Для этого необходимо наделить своего солдатика свойством…

Функцией восприятия и способностью самостоятельно влиять на ход игры.

Но разве ему – Олегу – Творец не дал таких?

Разве не дал?

Разве не говорится в постулатах Веры о Свободе Выбора? …

Послал Маринке эс-эм-эс.

"Давай встретимся".

No reply… …

Одну половину своих солдатиков Олег сделал "верующими"…

Перед тем, как выполнить его команду, перед тем, как выскочить на бруствер и ринуться в атаку, они молились…

И бесконечно штурмуя эту высоту с дзотами, бросая на нее все новые и новые толпы пехотинцев, Олег вдруг заметил, что ему жалче тех, кто молился перед боем… И он щадил их… Больше щадил, чем тех, кто не молился. ….