Орёлъ i соколъ

3.

Катюша сидела во внутреннем дворцовом саду.

Резко и противно кричали павлины.

Индюшки эти – они ходили взад и вперед, клюя свои орешки из кормушек, а главный индюк-павлин, с большой короной на голове, то распускал свой хвост, то сводил перья в стопочку. И покрикивал.

Купаться не хотелось.

Куда уж купаться – не сегодня – завтра – родить уже!

Лида сидела рядом в тени и рассказывала про свою старую жизнь в Москве, как они с Игорем – ее покойным мужем – ездили с друзьями на пикники на Москва-реку за Звенигородом, и как там бывало хорошо.

Лида кстати говоря. Как инструктор, занималась с Катюшей гимнастикой для беременных.

А под эту ипостась и сама тянулась – на шпагаты садилась, гнулась, делала махи ногами…

А без того, чтобы как бы с Катюшей заниматься – ей самой – гимнастику запрещала старшая жена.

– Как думаешь, нас подслушивают? – спрашивала Катя, беря с тарелки финики.

– Ясен пень, подслушивают, – сидя в шпагате, отвечала Лида, и поочередно делая наклоны к левому и правому носку.

– А как ты думаешь, зачем мы ему тут нужны? – спрашивала Катя. Отправляя в от очередной финик.

– Это у тебя надо спросить, – отвечала Лида, – поройся кА ты в памяти, может.

Вспомнишь чего?

И вдруг Катя как бы обомлела…

Схватилась за живот.

– Ой, ты чё, Катюха? – испуганно спросила Лида.

– Ой. Кажется началось, – тихо ответила Катя, – кажется началось у меня, рожаю.

– Акушера, акушера сюда! – закричала Лида, – хозяйка рожает! …

Прибывшие через три минуты акушеры мгновенно поставили диагноз – у роженицы отходят воды, самая пора была на стол и делать стимуляцию… … …

С Пакистанцем Ходжахмет впервые встретился на базе неподалеку от Карачи.

Шла вторая чеченская война.

Ходжахмет только что провел два месяца в Турции – в одном из оплачиваемых шейхами санаториев, где залечивал простреленные в горах правую ногу и левое лёгкое.

Некоторые его товарищи лечились и в Грузии и в Азербайджане, но Совет полевых командиров решил, что бригадному генералу Ходжахмету Ходжаеву лучше не рисковать, а поправлять здоровье подальше от России.

Русских… А особенно русских женщин, по которым тосковал, Ходжахмет мог видеть и в Турции. Теперь, после перестройки Горбачева и Ельцина – русских женщин в Турции было побольше чем в иное советское время их было в Крыму или в Сочи.

Нога уже совсем перестала его беспокоить, а то до отдыха в Анталии, Ходжахмет часто припадал на нее, и по ночам бывало просыпался от мучавшей его боли.

Пуля русского снайпера под Шали – задела кость.

Это инструктор по кличке Ливиец и чеченец Гоча вынесли его тогда по реке из под обстрела.

После отдыха Ходжахмет отправился в Пакистан.

Там готовили пополнение для ведения летних боевых действий новой летней компании девяносто седьмого года..

Простых бойцов – готовили в Чечне и в ущельях сопредельной Грузии.

А здесь, близ Карачи – готовили младших командиров.

Учили очень важным вещам – выживанию в горах, маскировке, минному и взрывному делу, обустройству бункеров и схронов, стрельбе из "стингера" и "иглы", работе на современных устройствах космической спутниковой связи и всему прочему, очень нужному в современной войне, тому, чему не обучают простых боевиков – мальчишек, набранных в селах предгорных районов. А кстати – мальчишки, выросшие уже не при советах, зачастую не умели писать и читать, но стрелять из автомата и гранатомета "Муха" – умели получше, чем иной российский солдат, особенно из тех российских солдат, кто вместо полигона – все два года своей службы провел на строительстве командирских дач, или на полковой свиноферме.

Ходжахмет прибыл в Карачи для того, чтобы проверить готовность нового выпуска школы, и вместе с отобранной партией бойцов вернуться в Шалинский район, где готовились большие дела.

Тут то Ходжахмет и познакомился с Пакистанцем.

Пакистанец вообще то имел американский паспорт на имя Ислама Нургали.

Но это не было его настоящим именем.

В лагере его так и звали – Пакистанец.

Именно он отвечал за готовность новой партии.

А Ходжахмет приготовил для этого выпуска достойную проверочку.

Что может быть более лучшим испытанием для воинов, чем реальный выход в горы и боевое столкновение с реальным противником?

Ходжахмет сам отобрал пятнадцать человек для предстоявшей контрольной вылазки.

Им предстояло пощупать оборону русских пограничников на таджикском участке.

Предстояли и стрельбы из "стингера" по вертолетам.

Ходжахмет хотел все сам проверить – ведь с этими людьми ему потом предстояло устроить большой шум на юго- востоке Чечни и в Дагестане.

Пакистанец тоже пошел с ними.

И вот, когда они дали русским пограничникам бой, когда отстрелялись по русским вертолетам, когда уже уходили назад, на одном из ночных привалов, Пакистанец и рассказал Ходжахмету о перспективах будущей войны, как он ее себе представлял.

Сперва Ходжахмет попросту не поверил Пакистанцу.

Как?

Что такое?

Верить в колдовство?

Ему – реально мыслящему вождю сопротивления – авторитетному полевому командиру – бригадному генералу и верить в сверхъестественное!?

Да кабы он верил во всякого рода чепуху, он бы не выжил в многолетней череде перманентных боёв!

Только реально мыслящий человек, только его трезвый ум и расчет – могли помочь на войне. В этом был уверен Ходжахмет. Это подтверждал твесь его боевой опыт.

В этом он был уверен до встречи с Пакистанцем Да!

Пакистанец был не прост…

Но он сперва только слегка поколебал Ходжахмета в его материалистических убеждениях – поколебал, показав пару фокусов…

Тогда на бивуаке у костра, Пакистанец продемонстрировал Ходжахмету свои способности – влиять на приборы.

Одним только усилием своей воли, Пакистанец сделал так, чтобы, например, вдруг перестал работать ночной прицел Эс-Вэ-Дэшки… Мог Пакистанец заставить ноутбук от системы спутниковой связи – самопроизвольно включаться и выключаться…

Наконец, мог сделать и так, чтобы не сработал детонатор в цепи заложенного ими фугаса… А мог и наоборот, заставить цепь сработать еще до получения спутниковой команды на взрыв.

– Ты просто фокусник, – сказал тогда Ходжахмет.

– Нет, не фокусник, – отвечал Пакистанец, – есть люди, которых я называю проводниками. Они могут концентрировать и перенаправлять потоки энергии. И если собрать таких людей в команду, то можно делать великие дела, что американцам с их авианосцами и не снились.

Ходжахмет так бы и запомнил Пакистанца, как простого фокусника, не поверив ему до конца, а воспринимая его штучки, просто, как любые, принятые в любой армии – милые чудачества дежурного комика, умеющего развлечь товарищей по оружию карточными фокусами или штучками с продетой в уши веревочкой…

Так бы и не поверил, кабы не случай, произошедший с ними на обратном пути от границы.

Пара Ми-двадцать четвертых, пара этих крокодилов с отчетливо различимыми коническими обтекателями пакетов НУРСов, с отчетливо видимыми белыми всполохами автоматических пушек под бронированными днищами заходила прямо на них.

Нет, куда там заходила! Уже шла на них боевым, лупя в хвост и в гриву из всего имевшегося бортового оружия…

Камни разлетались осколками, разлеталось рваное мясо изрешеченных крупнокалиберными пулями и двадцатимиллиметровыми снарядами бойцов… Криков не было слышно… Только гулкий рокот четырех турбин двух русских вертушек, усиливаемый двойным и тройным эхом ущелья – и только грохот пушек и сыпавшихся с неба НУРСов…

Все…

Вот она смерть…

Некуда спрятаться.

И поздно уже хвататься за ПЗРК, потому как крокодилы уже на боевом, и совсем не поможет пулемет – потому как для брони Ми-двадцать четвертого калибр семь-шестьдесят два – это что утиная дробина гиппопотаму…

– Вот и все, – подумал Ходжахмет, – вот и пришел конец.

Он теперь даже уже не прятался, он стоял в полный рост на тропе с автоматом в руках, а рядом рвались снаряды, разнося в клочья тела и одежду только что закончивших курсы, но так и не состоявшихся по судьбе – младших командиров… Им всем теперь было суждено остаться здесь – в этом ущелье…

– Вот и все…

Вот приближается он – зловещий крокодил.

Вот видно даже лицо русского офицера-оператора оружия, что сидит спереди перед пилотом, и вот он уже поворачивает пушки и кассеты с НУРСами, поворачивает прямо в сердце Ходжахмету…

Но тут и случилось то самое чудо.

Сперва у обоих вертушек вдруг заклинило оружие.

Они пронеслись над самыми головами Ходжахмета и Пакистанца, пронеслись… Начали было новый разворот на боевой… Начали… И вот второе чудо – у одного вертолета разом заглохли обе турбины… И второй что-то закачался и с трудом, накренившись, стал уходить…

Вертолет со скрежетом рубанул лопастями несущего винта по склону горы.

Рубанул, упал, перевернулся, покатился…

Покатился, загорелся…

Разве это не чудо?

Разве это не чудо?

Ведь никто не стрелял!

У них даже никто не успел и расчехлить ПЗРК…

Вертолеты сбил Пакистанец.

Сперва он заклинил им оружие, а потом остановил электронику, управляющую полетом.

И это было чудо.

И этого чуда теперь и отныне было достаточно для того, чтобы Ходжахмет поверил Пакистанцу. ….

Они вернулись в лагерь вдвоем.

Вмсе остальные бойцы – были убиты.

На них же – на Пакистанце и на Ходжахмете не было ни царапины.

И отныне, отныне они были единомышленниками.

Ходжахмет теперь верил – будущее их победы в создании сети из чистых проводников.