Глава 8

Прочитав еще раз все петербургские письма, я распорядился послать гонца к генерал-губернатору с просьбой принять меня, а сам тем временем занялся чтением самого интересного — отчета пришедшего с Камчатки.

Никаких неожиданностей в наших дальних пределах не случилось. Всё идет своим чередом.

Гавайская операция началась и успешно развивается. Как я и предполагал груженный золотом осел решил все возможные проблемы. Не оказалось ни одного человека, кто бы не принял наше предложение. Правда господа китобои заподозрили что-то не ладное и пытались проявить какое-то недовольство.

Но неожиданно на Гавайи на огонек заскочили два новых военных компанейских корабля, следующие в Петропавловск из Европы. И все сразу поняли кто в этом доме хозяин.

В северной части Тихого океана вооруженные корабли компании самая главная сила с которой пока никто не может состязаться. И крайне сомнительно чтобы те же англичане вдруг захотели направить туда свой военный флот.

Адмирал и Джо так ведут дела, что страшную тайну о том что Ротшильды в деле знают все. Американцы не дураки, не имея по сути ни одной оперативной базы на Тихом океане они ввязываться в драку не будут.

В Техасе все идет замечательно. Из Европы сплошным потоком идут эмигранты и действительно резко увеличилось количество переселенцев с Балкан, Галиции и не российской Польшы.

Греки в своей массе стремятся поселиться на Пиносе и в Техасе у моря, а все остальные равномерно растекаются по Техасу.

Англичан и американцев крайне мало, половина переселенцы из России, примерно пятая часть ирландцы и остальные из других Европ.

Общее европейское население уже больше ста тысяч. Главная и единственная военная сила Техаса и окрестностей — наши казаки. После серии стычек никто, даже безбашенные апачи, не рискуют нападать на наши пределы.

В Техасе все растет как на дрожжах. Но самой большой неожиданностью были известия о цивилизационных успехах на индейских территориях.

Американцы пока еще заняты перевариванием земель вокруг великой реки Миссисипи и не обращают пока должного внимание на соседей индейцев. Но через несколько лет, когда они возжелают влить свежую кровь в свой подзахиревший фронтир они столкнутся с неожиданным препятствием — появившейся индейской государственностью

По крайней мере на это очень надеется месье Филипп, который безвылазно сидит у индейцев «пяти цивилизованных племен».

С мексиканцами у Техаса отличные отношения. У новых мексиканских властей пока получается с реформами и они уже работают.

Совместными усилиями проложили более-менее проходимую дорогу в Калифорнию и по ней идет пока тоненький, но непрерывный людской поток.

Его пока можно жестко контролировать и по ней на девяносто процентов идут наши староверы.

Золото достоверно найденно уже и в Калифорнии, и на Колыме. Но пока эти новости не разглашаются. В долине Сакраменто идет интенсивное строительство наших фортов и опорных пунктов. Граф Ростов надеется что у него хватит сил и средств чтобы не допустить дикой «золотой» лихорадки.

На Камчатке, Аляске и Южных Курилах дела тоже спорятся. Не потоком, но стабильными ручейками туда идут люди и здесь почти сто процентов староверы. Дороги на Камчатке строятся и не мудрствуя, твердое покрытие там стали делать тоже из дерева. Пока для нас это оптимальный выход из положения, да и лошадям комфортнее дерево, а не тот же асфальт.

Магадан стремительно развивается. По местным меркам это уже настоящий северный русский город. В начале года его населяло уже почти пятьсот человек, которые заложили порт и начали прокладывать дорогу в Якутск через Колыму.

Население там очень надежное, все люди тщательно отбирались перед походом в эти тяжелейшие места. Поэтому первые находки золота ни какого ажиотажа не вызвали. Самородки сдали нашим властям и строжайще стали выполнять распоряжение держать язык за зубами.

Но эта мера скорее всего даже излишняя. Ни какой возможности добраться туда минуя нас, у «диких» старателей нет. Поэтому их наплыва и связанных с этим проблем опасаться не стоит.

Но главным для меня были известия и планы крестного.

Прошлой осенью Сергей Федорович еще раз сходил в устье Амура и прислал отчет в котором однозначно утверждал, что устье Амура судоходно, а Сахалин остров. Зиму он решил провести в тех краях.

Зимовал Серней Федорович со своими людьми в заливе Де-Кастри. Сложа руки они не сидели, а обживались на своей зимовке и проводили исследования.

Крестный лично обследовал все низовье Амура и составил подробную карту. Северо-восточнее залива Де-Кастри было обнаружено большое озеро, которое местные аборигены называют Кизи. От моря озеро отделяет узкая полоска земли шириной верст восемь.

С востока на запад озеро тянется верст на сорок пять и в своей северо-восточной части, где в озеро плавно переходит в амурскую протоку, есть идеальное место для порта.

Весной, как только позволила ледовая обстановка крестный ушел в Петропавловск, оставив десять человек на основанном посту Де-Кастри и пятнадцать человек на Мариинском на озере Кизи. Пост так был назван с честь иконы Богородицы Спасительница утопающих. В день её празднования экспедиция вышла к этому месту.

Еще один пост был основан немного выше по Амуру где он небольшом расстоянии распадается на отдельные рукава, которые потом опять сливаются в одно могучее русло.

По какой-то непостижимой для меня причине этот пост назвали Софийским.

По прибытию на Камчатку крестный сразу же отрядил посланцев в Якутск через Охотск., а сам быстро пополнив запасы, опять направился на Амур.

Он планирует этим летом закончить исследования устья и нижнего течения Амура, северного побережья Сахалина, продвинуться южнее Де-Кастри и поискать там другие удобные бухты, желательно незамерзающие.

В устье Амура должен появиться еще один пост — Николаевский, а при удачном раскладе начать строительство трех городов: Мариинска, Николаева на Амуре и Де-Кастри.

Предстоящую зиму крестный планирует провести опять на Амуре, а весной начать ждать нашего сплава.

Ни каких китайцев кстати крестный в тех местах не встретил.

В великолепном состоянии духа через пару часов я отправился на прием к генерал-губернатору Броневскому.

Сорокавосьмилетний генерал своей отставкой расстроен не был, а наоборот откровенно радовался.

Еще бы не радоваться. Сын тульского помещика средней руки бывшего всего лишь отставным гвардейским прапорщиком, много лет назад окончивший глубоко провинциальный Гродненский кадетский корпус и прослужил больше тридцати лет на Кавказе и в Сибири. В столице империи Броневский никогда не был.

И вот теперь Государь оценил его беспорочную службу и он едет в Петербург генерал-лейтенантом и сенатором.

Поэтому у Семена Богдановича чемоданное настроение. Он, рассыпавшись в любезностях, протянул мне императорские рескрипты, а сам занялся чаепитием.

Чай надо сказать у него замечательный. Иркутские и кяхтинские купцы поставляют генерал-губернатору естественно самые лучшие чаи и от одного запаха уже текут слюни.

Какие-либо серьезные разговоры отставленный генерал-губернатор вести явно не намерен, он с большей охотой начал мне рассказывать о замечательных сортах чая, которые поставляются к его столу.

У меня собственно говоря тоже нет желания обсуждать с ним что либо, кроме одного.

В свете грядущих перемен понятно что реальной властью будут обладать назначенные мною люди. И для этого есть одна небольшая, но весомейшая причина. Новому генерал-губернатору Государь может резко ограничить финансирование и дензнаков будет выделять столь мало, что этого с трудом будет хватать на его содержание. А на все остальное деньги могут появится только при моей доброй воле.

И это случится произойдет не с нового года, и не через месяц или например неделю. Это произошло уже сегодня в тот момент когда императорский рескрипт оказался в руках у генерала Броневского.

Император приказал провести ревизию и запретил тратить даже копеечку до приезда генерала Антонова. А ревизию поручено провести силами нашей компании.

Закончив чаепитие генерал решился начать естественно неприятный для него разговор.

— Скажите, князь, вы уже определились с кандидатурой вашего, — он сделал небольшую паузу подбирая нужное слово, — наместника? Вы же не будите сидеть в Иркутске и наверняка горите желанием отправится в Забайкалье.

А генерал молодец, или хорошо информирован или просто проницателен и хорошо разбирается в людях.

— Конечно не собираюсь. Моего, как вы выразились наместника, вы отлично знаете. Это Ян Карлович и я попросил бы вас немедленно распорядится чтобы абсолютно все чиновники, — я голосом выделил слово все, — выполняли его распоряжения. Тем более, что большинство по любому будут ему подчиняться. А повеление Государя надо исполнить неукоснительно и немедленно.

Мне по большому счету плевать на то сойдется ли дебит с кредитом при ревизии. Главное чтобы Ян быстро взял вожжи в свои руки и абсолютно все почувствовали кто теперь в доме хозяин.

Тратить драгоценное время на это у меня нет ни какого желания. Все проблемы с новым генерал-губернатором, я уверен в этом, будут решены на раз-два. И можно будет мчать к Василию.

Проблем с организацией будущего сплава по Амуру вагон и маленькая тележка и их надо решить до весны.

Нам предстоит не просто проплыть по Амуру, а взять его под контроль и твердой ногой встать на нем и начать готовиться к броску в Приморье.

Моя кубышка может начать быстро скуднеть, а средств на все мои наполеоновские планы надо немерено.

Поэтому срочно надо начинать не только добычу золота на Колыме, но и разворачиваться здесь, в Иркутской губернии, Забайкалье и Якутской области.

— Я, Алексей Андреевич, распоряжусь сию минуту, буквально у вас на глазах, — генерал начал отвечать поспешно с каким-то подобострастием, которое было мне неприятным. — Мне бы, князь, не хотелось чтобы накануне зимы губерния оказалась с пустой казною.

Похоже Броневский, прослуживший всю жизнь в российских замухранях, иллюзий по поводу результатов ревизии не испытывает. Он сам скорее всего ворует вполне в рамках, но чиновничество меры не знает.

Я молча встал и отошел к окну когда генерал начал отдавать распоряжение своему адьютанту и еще какому-то невзрачнейшему человечку, который произвел на меня впечатление какой-то тени.

Вид за окном был прямо говоря не камильфо. Это конечно лучше большинства сибирских городов через которые довелось проехать, но все равно дыра. Представляю каков был вид до преобразований губернатора Трескина.

Правда казнокрадом он оказался еще тем и был отдан под суд и был лишен всех чинов, права въезда в столицы и доживает где-то в деревне под Москвой.

Распоряжения генерала я, погруженный в рассматривание видов из окна, почти не слушал и пропустил тот момент когда он закончил. Смущенное покашливание Броневского вернуло моё внимание к происходящему.

— Алексей Андреевич, вы желаете что-либо добавить к моим распоряжениям? — генеральские распоряжения прошли как-то мимо, но добавить к ним я очень даже желаю.

— Полагаю господин капитан, как генеральский адъютант, здесь не задержится. Поэтому, сударь, мои слова предназначены вам, — невзрачный человечек вызывал у меня какое-то неуклонно нарастающее раздражение. Оно не давало мне даже возможности разглядеть его.

Я прекратил попытки разглядеть стоящую передо мной человеческую тень и собрался с мыслями.

— Меня не интересует кто каким был до сего дня. Я буду судить по деяниям, которые будут совершаться. Прошу любого, кто повинится и будет впредь служить честно, не жалея живота. Душегубам прощения не будет, но если сами сдадутся и покаются, то отправлю в Россию. Там к ним возможно будет снисхождение, — краем глаза я увидел промелькнувшую улыбку облегчения на губах генеральского адъютанта. Наивный какой однако. Если вдруг вскроются твои делишки, то наказать я всегда смогу.

Прогнав мысли о не вовремя радующемся капитане, я тут же закончил свою речь.

— Все мои сотрудники и слуги всегда получают достойное содержание. Но воров, — это слово еще употребляется в другом более широком смысле, отличный от его значения в 21-ом веке, — и предателей наказываю сразу же. И суд у меня свой.

Тень наклонилась чуть ли не до пола и ответила.

— Я понял, ваша светлость, не сомневайтесь все будет исполнено в лучшем виде, — у генерала человек похоже вызывал тоже не самые положительные эмоции и он, раздраженно плеснув пальцами, скомандовал:

— Пшел вон!

Человечек, не разгибаясь, начал задом пятится к двери. Но около двери он неожиданно поднял голову и я поймал его взгляд, колючий и обжигающий ненавистью. Но предназначенный не мне, а генералу.

Когда двери закрылись, генерал нервически передернул плечами и подойдя к столику в углу столовой и достал из стоящего на нем дорожного набора початый штоф.

— Коньяку не желаете, князь? Мне всегда хочется выпить после общения с этим, — Броневский сделал паузу подбирая нужное слово.

— А зачем держите? Гнали бы в шею.

— Он мне, князь, по наследству достался. Служит сей, — генерал опять сделал паузу, — человек тут еще со времен Лавинского. Чин у него губернский секретарь, хотя давно пора в следующий чин произвести. А держу его только за тоже, что и мои предшественники. Честен подлец, толков и исполнителен как никто.

Я невольно усмехнулся, интересное сочетание — честный подлец. По моему разумения так не бывает. Хотя понятно, что генерал имел в виду.

— А каких кровей и как его величают? — спросил я последнее, что интересовало меня в этом человеке.

— Кровей он дворянских, Парамон Николаевич Кудрин.

Гражданский иркутский губернатор Цейдлер был уволен с должности еще в конце июня и тоже с нетерпением ждал сменщика, бывшего архангельского вице-губернатора Евсеева совершенно отстранившись от дел.

Мне с ним вообще похоже встретится не судьба, он назвавшись больным укатил куда на Байкал поправлять подорванное здоровье.

Совершив настоящую революцию в управлении Восточной Сибирью, император отозвал назначение нового гражданского губернатора Иркутской губернии. И скорее всего этот чиновник будет не нужен, так как фактически в Прибайкалье им будет Ян Карлович, а в Забайкалье или я сам или кто-то из Петровых.

По крайней мере так будет в ближайшие год-два.

Ожидая генерала Антонова, я побывал во всех интересующих меня местах окрестностей Иркутска и познакомился с местным обществом.

В мой близкий круг начали входить жены Ивана и Яна и их близкие.

В двухэтажном каменном компанейском доме еще не были полностью закончены работы в правом княжеском крыле, поэтому я временно поселился в свободной квартире слева.

Левое крыло было разделено на четыре больших квартиры три из которые заняли Ян и Петровы.

Домоправительницей была жена Яна. Её кто-то просветил о порядках заведенных в Питере Анной Андреевной и Елена Федоровна взяв в свои руки ведение компанейского дома и тут же ввела аналогичный устав.

Ян Карлович чиновничью братию Иркутска уже знал неплохо, а губернский секретарь Кудрин действительно оказался очень исполнительным и толковым чиновником. Он похоже за ночь довел до сведения всем заинтересованным лицам Иркутска о новых веяниях, поэтому бразды правления в Прибайкалье перешли в наши руки очень быстро.

Следующим вечером я принимал гостей — тестя Василия Петра Кирилловича Аксенова с его старшим сыном Кириллом.

Глядя на Кирилла Петровича можно было подумать о любом роде его занятий, кроме купеческого: скорее всего военный и в тоже время интеллигент, в лучшем смысле этого слова. Но точно не хрестоматийный русский купец.

Кирилл был правой рукой своего отца и по мнению Яна последний год стремительно выходит в первую пятерку кяхтинских купцов, существенно укрепив позиции своего отца.

Секрет его успеха для всех был в удачном браке младшей сестры. Хотя Государь и запретил мне вмешиваться в кяхтинские дела, но купцы сами не дураки и быстро поняли кто теперь в доме хозяин и кто такие молодые отставные гвардейцы.

Но восхождение Кирилла к вершинам кяхтинской торговли началась немного раньше и её причиной были дружеские отношения сложившиеся с одним молодым человеком с противоположной стороны границы.

Когда еще старший Аксенов служил на таможне, Кирилл подружился с сыном такого же таможенника с другой стороны. Детско-юношеская дружба оказалась очень крепкой и не забылась обоими.

Друга Кирилла вырос и уехал в Пекин, но два года назад вернулся и стал, как и его отец когда-то, начальником китайской таможни.

Вот тогда-то Кирилл и резко пошел в гору в купеческих делах.

Загрузка...