Олигарх 6

Глава 16

Наш отряд весьма внушителен. Все, кроме двух инженеров, оставшихся в Черемхово, идут со мной. Кроме них, в отряде десяток отобранных кандидатов в пластуны, Лев Иванович, восемнадцать человек, набранных им в Иркутске для Урюмской экспедиции, и полковник Осипов со своими людьми.

Несколько дней, вынужденно проведенных в Иркутске, я использовал с большой пользой.

Первое, что я сделал, — это познакомился с казаками и офицерами Иркутского полка, находящимися в городе. Командир полка откровенно попросился на покой, и Владимир Ильич среди других офицеров отобрал четырех человек, которые будут проводить реформирование Иркутского полка.

Кто-то из этой четверки станет как минимум новым командиром полка, и полковник сразу же сказал, что прежние заслуги и чины будут играть далеко не первую роль.

Кроме этого, он выбрал среди офицеров полка пару, которая будет сопровождать его в Забайкалье.

Генерала Антонова я попросил присматривать за реформированием Иркутского полка и выделить полковнику Осипову временно одного из офицеров, прибывших с ним.

Так как наша задача — как можно скорее оказаться в Сретенске. Все едут верхом, а казаки еще ведут два десятка сменных лошадей.

Отставать имеют право только медики и полковник Осипов с казаками, если на то будет служебная необходимость. Инженеры и сотрудники будущей экспедициитакойпривелегии не имеют.

Первые сто верст от Иркутска до Култука желательно преодолеть за сутки. Это вполне реально.

Люди и лошади все свежи, как молоденькие огурчики, дорога — загляденье. Только знай лошадку пришпоривай.

Дорога Черемхово–Иркутск–Култук–рудник «Первенец» — наша стройка номер один и сейчас главная забота и головная боль Яна.

По ней с рудника сплошным потоком идут обозы с железной рудой и малейший сбой может привести к остановке металлургического завода. Здесь уже построены все мосты и полотно готово для укладки железной дороги.

Её полотно стахановскими темпами начали укладывать со стороны Черемхово на второй день после появления новых господ инженеров. Подготовительные работы, проведенные Иваном и Яном, получили их высочайшую оценку, и они, посовещавшись, решили не тянуть резину и начать строительство собственно железной дороги. Все недоделки подвижного состава будут устранять уже в процессе.

Ширину колеи выбрали брюнелевскую — семь футов и четверть дюйма, в переводе на метрическую систему — 2140-ок миллиметров.

Такая ширина колеи меня сильно озадачила. Это намного шире не только будущей стандартной европейской, так называемой «стефенсоновской» колеи в 1435-ть миллиметров, но и шире знакомой мне советской колеи в 1520-ть миллиметров.

Аргументы господ инженеров были слово в слово аргументами нашего дорогого и уважаемого Изамбарда Кингдома Брюнеля. Этого же мнения придерживались братья Петровы и отец с сыном Черепановы.

Наша дорога — первая в России, и когда мы доведем её до Европы, она все равно будет законодателем мод в нашей стране. А что там Англия и прочие Европы решат, нам должно быть до будущей электрической лампочки.

При наших расстояниях выгоды широкой колеи, а точнее её возможная более высокая скорость движения и использование более грузоподъемных вагонов, — это ежегодно тысячи, затем сотни тысяч и миллионы рублей экономии.

А больший комфорт будущих пассажирских перевозок будет еще и приятным бонусом.

Как только мы выехали из Иркутска, я увидел, что Ян Карлович превзошел самого себя.

На строящейся дороге был настоящий человеческий муравейник. Ян умудрился чуть ли не вдвое увеличить количество рабочих, и будущая железная дорога еще и еще раз измерялась, укреплялась и выравнивалась. Уже готовые участки производили впечатление идеально ровного полотна.

Такие работы Ян организовал от самого Черемхова до Култука, а затем до рудника и мне после увиденного стали понятны рекордные суточные укладки самого полотна, отчеты о которых приходили в контору компании ежесуточно.

Работы велись непрерывно, день и ночь. В отдельные сутки укладывалось уже по десять верст железнодорожного полотна.

Я даже испытал некоторую досаду, что первый поезд придет в Иркутск без меня. А это явно произойдет еще в этом сентябре.

Как и планировалось, до Култука мы добрались за один дневной переход. Заранее высланные люди приготовили походный лагерь для нашего комфортного размещения. Всех ждали удобные постели и хороший ужин.

Все лошади были тщательно осмотрены, четверых забраковали и тут же привели ремонтных.

Впереди нас ждала самая тяжелая и сложная часть нашего перехода — почти двести пятьдесят верст по вновь проложенной южной части Кругобайкальской дороги.

Исторически в Забайкалье дорога идет по другому маршруту.

От Иркутска вдоль Ангары пятьдесят верст до Листвянки на берегу Байкала, затем вдоль него на северо-восток до Голоустной. Это еще почти пятьдесят верст.

Самая сложная и, что очень важно, опасная часть пути — следующие пятьдесят верст паромной переправы через славное море, священный Байкал, до пристани Посольской, от которой еще семьдесят пять верст до почтовой станции Кабанской.

Всего получается сто двадцать верст. Нам до Кабанской ехать почти триста пятьдесят.

Но это по земле и круглогодично. А переправа через Байкал — это всегда опасно. Не было еще ни одного года, чтобы он не забирал кого-нибудь. Совершенно непредсказуемая байкальская погода, когда сильные штормовые ветра, особенно весной и осенью, налетают внезапно и всегда неожиданно. Знаменитая байкальская сарма — ветер со стороны реки Сарма — вообще страшная штука.

И частенько большому кораблю не хватает суток, чтобы пройти эти пятьдесят верст. А вот небольшие дощаники вполне управляются за летний световой день.

В Иркутске хорошо помнят катастрофу большого бота «Николай», случившуюся пятнадцать лет назад. Большинство пассажиров и моряков спаслись на шлюпке, но все равно пять человек погибло при крушении.

Ледостав осенью, а затем вскрытие озера весной, прерывали всякое сообщение между берегами. Зимой, естественно, прокладывали санный путь. Он тоже был не сахар. Достаточно частые почтовые станции, выставленные на льду, конечно, снижали риски, но внезапные жуткие метели делали свое черное дело и регулярно забирали кого-нибудь. А еще были и настоящие сибирские морозы, которые любое нахождение на улице превращали в подвиг.

Одним словом, я считал традиционный маршрут большим риском, а ненужный риск — дело свинячье. Тем более когда от тебя зависят десятки других жизней.

Кроме этого, мне нужно своими глазами посмотреть и оценить будущую дорогу вокруг Байкала.

Хорошая подготовка, замечательная сама дорога и свежие лошади дали нам возможность в первый день пройти сто верст. Но двести пятьдесят верст вокруг озера до Кабанской мы будем ехать пять суток.

На будущей дороге активно строятся мосты, и уже через каждые двадцать пять верст поставлены стационарные, полностью оборудованные, оснащенные и укомплектованные почтовые станции.

На любой из них мы можем остановиться на отдых и при необходимости поменять лошадей. Наши суточные переходы будут не больше пятидесяти верст, и я лично надеюсь, что мне не придется менять своего скакуна.

Хорошо обученного пятилетнего жеребца новой забайкальской породы, которую уже часто называют амурской, Иван предложил мне в первую поездку в Черемхово.

Серый в яблоках конь по кличке Серко мне сразу же приглянулся. И я ему, похоже, тоже оказался по душе.

Серко повел себя со мной как со старым хорошим знакомым и каждую нашу поездку только радовал меня своей послушностью, хорошим ходом и выносливостью.

Он меня устраивал на все сто и желания менять его на какую-нибудь сменную лошадь у меня не было. Хотя обычно я в этом вопросе не комплексовал, но Серко уж очень оказался мне по душе.

Хорошо отдохнув в Култуке, мы отправились вокруг Байкала, заодно посмотрев на две дороги, ведущие на наш рудник и в Кяхту.

Количество рабочих на Кругобайкальской дороге было несравненно меньше, работа более-менее кипела только на строительстве мостов.

Пока что все встретившиеся мосты были проезжими для верховых и проблем с этим не возникало.

Строящаяся дорога была уже тоже вполне приличной для проезда верховых, а вот повозки и телеги кое-где проезжали не без труда.

Но все равно дорога произвела сильное впечатление на инженеров нашего отряда. Они постоянно переглядывались и часто шептались. Несколько раз я слышал их тихие восторги от увиденного. Плод трудов братьев Петровых их, похоже, сильно впечатлил.

Мне новая дорога тоже понравилась. Увидев её, я окончательно поверил в реальность воплощения наших планов строительства настоящих дорог в глухом Забайкалье.

К моему немалому удивлению, до Кабанской мы добрались, как я и планировал, через пять суток, причем без каких-либо приключений. Даже как-то было от этого не по себе — ехать по совершенно еще диким и необжитым местам вдоль диких берегов Байкала и без приключений.

Такое впечатление, что от Питера до Валдая прокатились. Даже совершенно нечего жене в письме написать.

Молодцы мои друзья детства, на самом деле просто чудо в глухой тайге сотворили.

От Кабанской до Читы — пятьсот пятьдесят с небольшим верст, затем до Нерчинска еще двести пятьдесят и почти сотня до Сретенска. Это почти тысяча верст. Расстояние очень и очень серьезное.

Тем не менее, крайний срок доезда до Сретенска — первое октября. Верст сто нынешнего тракта от реки Уды до Читы — не дорога, а ужас.

Василий молодец, не жалея денег, он параллельно с реконструкцией существующей дороги Верхнеудинск–Чита–Нерчинск прокладывает совершенно новую дорогу.

И, возможно, разумно будет все-таки проложить совершенно новую дорогу южнее, как это было сделано в моем покинутом прошлом.

Правда, там сейчас от Петровского Завода до Читы — совершенно дикий необжитый край, куда даже соваться страшно.

Снаряженные Василием поисковые партии ходятпо тем краям, оценивая различные варианты, тем более что до Петровского Завода дорога по любому нужна. Сейчас это единственный в Забайкалье производитель столь необходимого железа.

На Кабанской меня ждал большой сюрприз — компанейский фельдъегерь из Кяхты.

Путешествие по Сибири меня почти буквально размазало и растоптало. То, что это не легкая прогулка, я, конечно, понимал, но откровенный бардак на порядок усложнивший дорогу… Это было нечто.

Поэтому одна из первых задач, поставленных мною перед Яном, — срочное улучшение почтового и прочего сообщения в наших пределах и по возможности на всем Главном Сибирском почтовом тракте от Челябинска до нас.

Кардинально изменить ситуацию во всей Сибири нам еще не по силам, для этого надо построить новую дорогу, но держать в страхе народ на почтовых станциях я вполне могу.

Но одного кнута, конечно, недостаточно, нужен, естественно и пряник. Причем он должен быть большим и вкусным.

Для стимулирования смотрителей и прочего народа, служащего и кормящегося на тракте, я распорядился регулярно выделять такое количество дензнаков, чтобы наши выплаты, регулярные и премиальные, были самыми значительными в доходах этих людей.

Ну, а в наших пределах я распорядился просто провести тщательную проверку этого дела и создать единую компанейскую почтово-транспортную службу.

И вот в Кабанской я увидел наших фельдъегерей во всей красе.

Господин Го, оказывается, решил ждать моего ответа не в Урге, а в маньчжурском пограничном форте Маймайчэне, построенном специально напротив Кяхты. Туда он приехал под благовидным предлогом, якобы для какой-то проверки.

На мой взгляд, это прокол господина Го. Можно рассказывать любые сказки про проверки, но факт — совершенно другое.

Господину Го договор со мной очень нужен, и время его капитально поджимает.

Василий сразу же после появления в Забайкалье озаботился созданием своей личной разведки и контрразведки. Его тайных людей в Кяхте было уже достаточно, чтобы все там негласно контролировать, и, конечно, были каналы на другой стороне.

Эти-то каналы тут же донесли, что гонец в Пекин умчался еще до того, как наши вернулись в Кяхту с текстом подписанного господином Го договора.

С нашей стороны договор должен подписать Ян Карлович, а подтвердить и удостоверить его полномочия должен генерал-губернатор.

Компанейская контора была не в самой Кяхте, куда мне Государем официально запрещено совать свой нос, а на северной окраине Троицкосавска, городом-спутником которого является сама Кяхта. Буквально в пяти метрах от границы Троицкосавского градоначальства.

Формально запрет Государя мы не нарушили, а по факту он был всем до одного дела, главное, чтобы Кяхта исправно давала плановый доход в казну. Но тем не менее государево слово надо блюсти.

У начальника нашей конторы были четкие инструкции, как действовать, и он тут же послал компанейского фельдъегеря в Кабанскую.

Я еще раз перечитал текст нашего договора. Итак, осталась самая малость — произвести первые положенные платежи, и дело окончательно будет в шляпе.

Платить я решил не из своего кармана, а пригласить поучаствовать в этом деле иркутское и забайкальское купечество.

Дождавшись, когда текст договора прочитает Иван Васильевич, я распорядился:

— Иван Васильевич, когда фельдъегерь отдохнет, прикажите ему не торопясь ехать в Иркутск. Пусть Ян Карлович готовит отправку денег в Китай.

В Кабанскую мы приехали часа в три пополудни и все хорошо отдохнули перед следующим броском до Верхнеудинска, до которого почти сто верст, но бывалые люди на почтовой станции заверили меня, что дорога сейчас ужетакая, что на хороших лошадях верхами вполне реально за день добраться до этого местного центра цивилизации.

Как это ни удивительно, но мы за день действительно доехали до Верхнеудинска, правда, уже было достаточно темно, когда мы въехали во двор компанейского подворья.

Здесь в Забайкалье наши конторы в Верхнеудинске, Чите, Нерчинске и Сретенске называют подворьями. И это, на мой взгляд, правильно. Потому что это большой постоялый двор, приличная гостиница, склады, мастерские, собственно компанейская контора и обязательно вооруженная охрана.

Прибытия отряда светлейшего князя уже ждали и нашим людям не пришлось даже самим расседлывать лошадей. Только санминимум, ужин и на боковую.

Каких-либо дел, требующих моего вмешательства, не оказалось, и я тоже сразу же лег в постель. Сто-километровый марш-бросок в этот раз утомил меня, неожиданно стали болеть раны и места сильных ушибов, полученных во время штормов.

А вот Иван Васильевич, сотник Серов и полковник Осипов со своими офицерами — действительно железные люди. В Култуке, Кабанской и здесь они отдыхали не больше четырех часов, все осматривали и разговаривали с людьми.

Ранним утром тринадцатого сентября я проснулся, наверное, одним из первых, но, выйдя в общую столовую гостиницы, я к своему удивлению обнаружил там Ивана Васильевича и полковника, которые о чем-то тихо разговаривали, сидя в одном из углов за отдельным столиком.

— Надеюсь, господа, вы ночью отдыхали, а не только проводили свои совещания. До Читы путь не близкий, и неизвестно, будет ли возможность где-то полноценно отдохнуть, — своего недовольства я скрывать даже не собирался и сказал это очень раздраженно.

Хотя и отлично знал, что делать замечания на этот счет Ивану Васильевичу — все равно что с каким-нибудь червяком рассуждать о будущих космических полетах. Полковник Осипов, похоже, из таких же упертых служак.

Вид у них, кстати, был свеженький. Оба были, кстати, идеально выбриты.

— Ваша светлость, по нашему мнению, пора начинать практическую работу по созданию казачьих войск, — полковник мое раздражение совершенно проигнорировал и протянул мне два листа бумаги, исписанных мелким, но очень разборчивым почерком.

Дирекция компании и я лично как её руководитель могли издавать постановления, приказы и прочее. Постановления — это что-то типа указов по компании.

Перед отъездом из Иркутска я подписал постановления о создании Байкальского и Амурского казачьих войск.

Они были короткие и лаконичные. Во исполнение повелений и прочего нашего царя-батюшки я, такой-то такой-то, постановляю создать Байкальское и Амурское казачьи войска.

По уже установившейся российской административной традиции, созданные мною казачьи войска будет возглавлять наказной атаман, которым, естественно, стал я. А вот реально руководить казаками будет войсковой атаман.

Полковник Осипов временно будет совмещать должности двух войсковых атаманов. И для реализации постановления я приказал господам Осипову и Тимофееву срочно разработать Положения об этих войсках.

— И надо полагать, что вы, господа, разработали Положения? — я сел за стол и пролистал листы с написанным текстом положений. — Лаконично, однако, получилось и без конкретики.

— Детализировать их с учетом нашей специфики пока нет смысла, ваша светлость, — твердо и решительно заявил полковник. — Поэтомумы использовали проект «Положения об управлении Донского войска». Оно разработано и в ближайшее время будет оглашено на Дону. А затем по его образцу будут положения и о других войсках.