Олигарх 6

Глава 20

— Ты последний отчет читал? — я молча кивнул. — Ничего нового. Выше Сретенска на речке Кокуйка была деревня Кокуй из трех домов. Вот там мы заложили судостроительный завод. В самом Сретенске не было ничего, кроме кучи купцов, как в большинстве городов здесь. Сейчас там уже работает кирпичный завод и множество мелких мастерских. Я пока наблюдаю за ними: у кого получится что-нибудь путное, тем помогу. Но сейчас, кроме этих двух заводов, в Сретенске меня волнует только строительство складов и компанейской слободы.

Василий показал, где уже началось это строительство. Это будет совершенно новый Сретенск, в несколько раз больше нынешнего.

— По моему разумению, Сретенск станет нашим главным опорным пунктом в освоении Приамурья. До него мы без проблем проведем хорошую трактовую дорогу, а затем и железную. Дальше будет очень сложно, поэтому довольно долго на первом месте будет транспортное сообщение по Шилке.

— Это очевидно, — согласился я. — Тут с тобой никто спорить не будет.

— Исходя из этого, я и решил первым делом сделать Сретенск перевалочной базой. Кое-какие склады уже построены, и начали строить элеватор. Проект, естественно, Яна Карловича. Он будет полностью металлическим, поэтому быстро построить не получится.

— А дальше что? Напомни-ка.

— В Шилкинском Заводе еще одна верфь. Но поменьше и, возможно, временная. Там тоже строится своя слобода. Но полагаю, золото надо искать вдоль всей Шилки, да и серебряную фабрику надо возобновить. Только не такой примитив, — честно говоря, меня пока перспективы добычи серебра совершенно не интересовали.

И не потому, что это было невыгодно. Просто нельзя объять необъятное. Тем более что заниматься этим все равно придется. Финансовая система России зависит от серебра, и его огромное количество добывается в Забайкалье. Поэтому все серебряные рудники и фабрики, переданные нашей компании, должны по-прежнему давать царю-батюшке серебро.

— А вот с Горбицей теперь не знаю, как получится. Найденное золото может все планы поменять, — наконец-то Василий начал говорить о самом важном на настоящий момент.

Непроизвольно мы с Иваном Васильевичем встрепенулись. У меня сразу слова Василия вызвали воспоминания о начале добычи золота на Аляске.

— Пока это гипотетическое месторождение, но нам необходимо провести его разведку как можно скорее, потому что оно, возможно, окажется в нынешней пограничной области, — Василий показал на своей карте предполагаемые истоки Горбицы, реку Урум и линию границы. — С Нерчинским горным округом связываться мне не хотелось, и поэтому я решил до прибытия компанейских специалистов просто продвигаться вверх по Горбице, ставя зимовья и прокладывая дорогу к её истоку.

— Ориентировочно где может быть золото? — спросил Иван Васильевич.

Вопрос был задан тоном, не допускающим сомнений. Похоже, Иван Васильевич уверен, что на Горбице или где-то рядом оно есть.

Да, собственно, и я тоже. Одно дело песок, другое дело самородки. По моему мнению, находка даже двух-трех уже говорит, что где-то рядом должна быть россыпь.

Реально признаков нахождения золота вокруг Байкала много, даже уже находили то там, то там его месторождения, некоторые даже пытались разрабатывать, как, например, в окрестностях Баргузина. Но пока это всё не рентабельно.

Когда Василий рассказал о карских находках, я вспомнил о Карийской золотой каторге.

Карийское золото — это уже настоящее месторождение, там его очень много. Я про него слышал, когда был в Забайкалье. Золото здесь высочайшей 95-й пробы. Одно из самых чистых в мире.

А вот река Урум в покинутом мною времени — это Ксеньевский прииск. Про него мне говорили, что это чуть ли не одно из самых богатых месторождений Забайкалья.

— Уверен, что это бассейн реки Урюм. Так утверждает один старый тунгус, которому я верю. По прямой это верст шестьдесят-семьдесят. Двадцать верст вверх по течению Горбицы считай уже прошли, — Василий высказал своё мнение твердо и безапелляционно.

— Это мы, Вася, скоро узнаем, думаю, весной уже все будет ясно. Через несколько дней в Нерчинск приедет Лев Иванович Брусницын с целой экспедицией. Да и большинство горных инженеров и мастеров упраздняемой Нерчинской горной конторы, я думаю, останутся с нами. Их судьба зависит от генерала Антонова. С ним я уже это обсудил, — главное на самом деле для местных специалистов — это их желание.

За красивые глазки я не буду платить ни одному человеку. Кроме отдельных личностей, которых, например, за нашими пределами гарантированно ждет смерть.

И вообще, на самом деле, сейчас для нас главное — дорога.

— Давай, Вася, вернемся к дороге, — решил я переключить тему разговора на более насущное. — Это сейчас главнее всего. Будет хороший тракт, будет и дело.

— Раз ты согласен с моими планами по будущей трассе железной дороги, я считаю правильным следующее решение.

У Василия, вероятно, запершило в горле, и он, сделав паузу, налил себе половину стакана воды.

Выпив его, он кашлянул и продолжил.

— Людей у нас сейчас на реконструкции главного почтового тракта достаточно. До первого снега, я в этом уверен, все работы по улучшению дорожного полотна будут закончены, кроме горного участка, который будем заканчивать следующей весной. За зиму задача — закончить с мостами и подготовить материал для укладки торцевой дороги. Осины для этого здесь достаточно. И конечно поставить все запланированные почтовые станции.

Ширина проезжей части почтового тракта или будущей автодороги у Василия запланирована шесть метров, и везде почти двухметровые обочины. То, что это именно так, я видел собственными глазами. Весной он предлагает пускать движение по обочинам и укладывать торцевое покрытие проезжей части.

Параллельное полотно будущей железной дороги частично готово от Култука до Верхнеудинска и от Читы до Нерчинска.

По мере укладки торцевого полотна рабочие будут переключаться на строительство железнодорожного полотна и на новый участок Верхнеудинск — Петровский Завод — Чита.

Непосредственно на строительстве дорог от Култука до Нерчинска занято двадцать тысяч мужиков. С семьями — около шестидесяти тысяч. Свободной земли в Забайкалье много, и лучше всего будет, если основная масса этих людей останется здесь: строить другие дороги, заселять и окончательно обживать русскую Даурию, в первую очередь левобережное Приаргунье и земли вдоль нынешних и строящихся дорог.

В моих планах здесь должны появиться новые города, та же Чита, и вперед шагнуть всякие Нерчински. Почти пять тысяч мужиков строят трактовую дорогу по левому берегу Шилки: Нерчинск — Сретенск, полотно будущей железной дороги Нерчинск — Сретенск и готовятся к будущему Амурскому походу.

Компанейские фельдъегеря к Василию отправлялись сразу же, как только появлялась какая-нибудь значимая информация, и он был в курсе решений царя-батюшки и результатов переговоров с господином Го.

И мало того, Василий уже начал воплощать в жизнь все мои планы.

Для участия в Амурском походе он планирует привлечь не меньше тысячи мужиков. Среди которых должны преобладать молодые неженатые.

Это те, кто пойдет от Амазара к устью Амура. Для участия в этом сплаве в Сретенске, на Шилкинском Заводе и в Горбице начали строить баркасы, баржи и плоты.

Для того чтобы к весне продвинуться к устью реки Амазар, от которого и должен начаться сплав по Амуру, Василий начал формирование двух отрядов по сто человек из крепких бывалых мужиков, местных и пришедших сюда с момента появления нашей компании в этих краях.

Им предстоит серьезное и сложное дело.

В суровую забайкальскую зиму, а других здесь не бывает, они должны продвинуться от начала Амура до устья Амазара и заложить две станицы.

Первая — в пяти верстах ниже слияния Аргуни и Шилки, являющегося началом собственно Амура. Она должна быть заложена в единственном по-настоящему удобном месте, которое назвали казаки, несущие караул в Усть-Сретенке.

По неизвестной, а вернее уже забытой причине, они это место называют Покровское. Так будет называться и будущая станица.

Место для жизни там по пятибалльной шкале тянет на твердую троечку. Главный минус — близкое соседство с рекой.

Амур — очень коварная река. Одна из его проблем — непредсказуемые наводнения летом и осенью, которые вызывают обильные дожди в бассейнах Шилки и Аргуни.

Когда эта вода доходит до Амура, то в его верховьях случается самый настоящий потоп.

Предлагать людям селиться в возможной зоне затопления — это явно не очень хорошо. Тем более что это будет по сути первая казачья станица будущего Амурского войска. Основным и, возможно, единственным занятием её обитателей будет служба — охрана наших рубежей по Амуру.

А всё остальное — хобби её обитателей.

Это с одной стороны очень плохо: покровских надо будет обеспечивать абсолютно всем. С другой стороны, казаки не будут заморачиваться хозяйственными делами и целиком посвятят себя службе, которая здесь точно будет не сахар.

Поэтому кандидатов в покровцы Василий приказал отбирать очень тщательно: только добровольцы и обязательно его личная беседа. Командира еще нет, хитрец Василий, думаю, в глубине души хочет это дело перекинуть на меня.

Десятка два добровольцев вообще должны быть сверхлюдьми. Им предстоит в тяжелейших условиях зимнего Забайкалья создать верстах в пяти-десяти до устья Амазара еще одну станицу, вернее опорный пункт, без которого нам трудно будет начать первый сплав по Амуру.

Задача второго отряда немного попроще. Они должны в ближайшие дни уйти в Усть-Сретенку, и с их приходом возобновятся все временно остановленные работы и начнутся новые.

Василий склоняется к идее сделать именно Усть-Сретенку главной нашей базой для будущего продвижения по Амуру.

У меня на самом деле по этому поводу вообще не было никакого мнения. Междуречье Аргуни и Шилки в треугольнике Усть-Сретенка — Горбица — Урюпино — настоящий медвежий край, безлюдный и труднодоступный, с очень суровыми условиями для жизни.

Таким он был всегда с момента появления здесь первых русских землепроходцев, и ничего здесь не поменялось все последующие века. В моем покинутом будущем в этих местах по-прежнему такая же глушь и безлюдие. Вопрос освоения этих мест всегда был под большим вопросом, и главное в нем — а стоит ли овчинка выделки.

Но в тот момент, когда Василий рассказывал о своем предложении по Усть-Сретенке, я внезапно решил, что именно так и надо делать.

Странное дело. В моей памяти вдруг всплыли какие-то давно забытые книги, очерки и рассказы об этих суровых краях. Я даже не мог вспомнить, когда это читал или слышал.

Всё пойдет как по маслу, когда нормальная круглогодичная дорога выйдет к истоку Амура, и мы начнем своё продвижение вдоль него. А до этого у нас будет непрерывный подвиг под названием сезонные сплавы по Шилке и Амуру.

Среднее течение Аргуни — это достаточно развитые по местным меркам края, и они должны стать житницей Забайкалья и важной опорой для нашего продвижения на Восток.

Главное условие для нашего продвижения в Приамурье — дороги. И здесь нужно обязательно построить целых три трактовых, а в дальнейшем автомобильных, дороги и одну железную.

Первая — это существующая и сейчас реконструируемая, а частично и строящаяся заново дорога Чита — Нерчинск — Сретенск — Горбица. Она должна идти дальше по правому берегу Шилки до Усть-Сретенки, которую, кстати, надо переименовать в Усть-Сретенск.

Горбица должна будет стать достаточно крупной казачьей станицей и местным центром. При одном, конечно, условии, что будет найдено предполагаемое золото Урюма.

Другая дорога должна будет пройти от Усть-Сретенска по левому берегу Аргуни вдоль российских рубежей в Забайкалье. Её строительство до поворота Аргуни в Китай надо начинать не мешкая. Эта дорога позволит использовать имеющийся огромный потенциал среднего Приаргунья и Нерчинского Завода с его окрестностями.

В будущем, когда дорога дойдет до верховьев Аргуни, по мере возможности надо будет вести её на запад тоже вдоль русской границы: южнее реки Онон до Кяхты.

В Горбице необходимо построить мост через Шилку и от него начать строить дорогу до Аргуни.

А третья дорога — это дело будущего. Она должна пройти так, как её проложили в моем прошлом будущем.

Из Читы почти строго на восток, севернее существующей дороги на Нерчинск, с выходом на реки Урюм и Амазар, а затем на восток, севернее Амура.

Железная дорога должна из Читы дойти до Нерчинска или Сретенска, а затем уйти на север и идти параллельно третьей трактовой на восток.

Эту схему дорог я тут же нарисовал на карте, составленной Василием.

Он несколько минут внимательно разглядывал проложенные мною маршруты, а затем предложил, как это осуществить.

— За пару месяцев разберемся с Нерчинскими заводами, и после этого начнем имеющимися силами сразу же строить дорогу вдоль Аргуни.

Высказав всё предложение, Василий замолчал, ожидая моего решения.

— Хорошо, Василий Алексеевич, согласен.

Одно дело тет-а-тет, например, в кабинете во время задушевной беседы или в чисто домашней обстановке обращаться по имени, как когда-то в детстве, но публично на людях лучше по имени-отчеству.

Поэтому, пару раз споткнувшись, я вернулся к обращению уже привычным образом и стал называть Василия по имени-отчеству. Ему, похоже, так тоже комфортнее.

— А теперь расскажи-ка нам, как решилось всё с купцами Кандинскими.

Про беспредел, устроенный знаменитыми сибирскими бандитами, успевшими стать добропорядочными нерчинскозаводскими купцами, я хорошо знал и еще, когда только собирался отправлять своих друзей детства в эти даля, навел справки.

Все мои предположения подтвердились. Эти господа действительно существуют, и действительно всё Забайкалье погрязло в долгах у них. У них уже обширные связи в российской власти, которая многочисленные жалобы на купеческий произвол игнорируют.

Но реальная картина, которую застал в Забайкалье Василий, оказалась еще ужаснее.

Бандитский клан опутал долговыми сетями половину Забайкалья и контролировал чуть ли не весь бизнес Забайкалья. Нерчинские заводы были вотчиной Кандинских, здесь они были абсолютными хозяевами. Особенно страдали местные охотники, которые вынуждены были брать у них ссуды под завышенный процент. Неустойки были чудовищные, и ценную пушнину Кандинские получали даром.

Местные и многие губернские чиновники были у них на содержании, а многочисленные представители третьего поколения рода успешно начали жениться и выходить замуж за представителей богатых купеческих семей Сибири и уже присматривались к столицам.

Те же декабристы были без ума от этих негодяев, которые постарались устроить им комфортную жизнь на государевой каторге. Это, кстати, еще больше ухудшило мое отношение к обеим сторонам этой истории.

Василий быстро понял, что с этими господами нашей компании и ему лично не по пути, а глава Кандинских, Хрисанф Петрович, однажды предложил моему другу детства во избежание чего-нибудь плохого покинуть Забайкалье.

Василий на рожон не полез и уехал в Иркутск. Торжествующий Кандинский месяц ходил гоголем, всем своим видом и действиями показывая, что он настоящий хозяин Забайкалья.

Но Василий вскоре вернулся с компанией иркутского вице-губернатора и ротой солдат. И в одно прекрасное утро дом главы семейства «1-й гильдии купца и потомственного почетного гражданина города Нерчинска» Хрисанфа Петровича Кандинского в селе Бянкино, около Нерчинска, являвшийся штаб-квартирой Кандинских, был оцеплен солдатами. Ревизоры, получившие строгие инструкции, засели за работу. Штраф Кандинским за укрытие налогов оказался огромен. Следующим шагом было озвученное решение генерал-губернатора «не признавать долги свыше 10 ₽ 50 к., не зафиксированные документально».

Это был хитроумный и очень верный со стороны Василия ход — ни долговых расписок, ни практики письменного оформления взятого кредита в целом Сибирь еще не знала. И в итоге все бесписьменные и явно кабальные сделки Кандинских были объявлены противозаконными.