Охотница (СИ)

Глава 22

— Куда звонишь? — спросила я у Жени, уже в третий раз пытавшейся с кем-то связаться.

— Мелюзине, — она вздохнула. — Ну вот, абонент вне зоны доступа.

— Зачем она тебе понадобилась?

— А помнишь, мы говорили об её знакомом музыканте, когда искали информацию по этому? — она кивнула на переднее сиденье, где рядом с ведущим машину Максом комфортно устроился Бошняк.

— А… Да, кажется, что-то вспоминаю.

— Ну, так если он действительно из его клиентов…

— Женя, — я вздохнула. — Ну, вот узнаешь ты, что его тоже нет в живых. Тебе от этого станет легче?

Она не ответила. Мы возвращались в Беркли, так как именно там, по словам Петра Викторовича, хранилось оборудование, необходимое для освобождения Макса и Жени от подселённых к ним душ. Или, скорее, для освобождения душ от Макса и Жени. Я со стыдом вспомнила, что одной из этих душ была моя близкая подруга-Охотница, о которой я совсем не думала последнее время. Впрочем, что я могла для неё сделать сверх того, что я уже сделала? Ничего.

Остаток пути мы проделали в молчании — терзать смартфон Женя тоже перестала. Наконец мы миновали знакомую Юниверсити-авеню и въехали на засаженную тополями территорию университета. Попетляли по аллеям, подчиняясь указаниям взявшего на себя роль штурмана Петра Викторовича, миновали четырёхугольную башню с часами и остановились у довольно безликого белого шестиэтажного здания.

— Добро пожаловать в мою лабораторию! — повернулся к нам с переднего сиденья Бошняк, и собрался было выйти из машины, но я остановила его:

— Подождите, я сперва проверю, нет ли вокруг чего-либо подозрительного. И нет, Женя, ты останешься здесь. В тебя будут стрелять на поражение, забыла?

В меня, скорее всего, тоже, но об этом я говорить не стала.

Но ничего подозрительного в окрестностях не оказалось. В холле лабораторного корпуса нас уже ждали — Петр Викторович сделал несколько звонков ещё из дома. Я невольно усмехнулась, вспомнив, как вытянулась его физиономия, когда я с милой улыбкой сообщила, что оружием свою новую телохранительницу ему придётся обеспечить самому. Потому что способа перевезти пистолет через границу мы так и не придумали, а здесь его иностранке не продадут. Можно было бы, конечно, как-то исхитрится, купить с рук или на худой конец украсть, но мне было откровенно жаль времени, которого и так было в обрез.

Хорошо конкурентам — таскай через Портал что угодно в каких угодно количествах, надевай Личины местных жителей, и никаких проблем.

Лифт поднял нас на предпоследний этаж. Вид самой лаборатории живо напомнил мне наш недружественный визит на Вятскую, — комната, в которой произошла последняя перестрелка, выглядела похоже. Только тут стены были почище, и линолеум на полу не такой старый. Впрочем, нас быстро, хотя и вежливо выпроводили, попросив посидеть в смежной комнате, попить кофе и полистать журналы, пока оборудование будут готовить к работе. «Сколько на это понадобится времени?» — спросила я, и получила ответ, что около часа.

— И пусть кто-нибудь спустится вниз и встретит мистера Пейджа, — добавил Пётр Викторович. — Он должен привезти оружие.

Я мысленно поморщилась — быстро же к нему вернулись командирские замашки. Но встала:

— Я схожу.

В холле было пусто. У турникета в будочке скучал охранник, пожилая женщина вешала какую-то бумагу на стенд напротив входа. Я села в кресло рядом с высокой вазой с искусственными цветами — отсюда просматривались и выход, и лестница, и лифт. С другой стороны стоял ещё один низенький столик с журналами — в основном, научными, но затесалась и пара глянцевых. Я лениво полистала их, потом отошла к кулёру — кофе я пренебрегла, спустившись раньше, чем его принесли, а пить неожиданно захотелось.

— …мистер Шишкофф? Видите ли, мы были у него дома, и нам сказали, что он здесь…

Так. Я смяла стаканчик и бросила его в урну, оборачиваясь к выходу. Никто, кроме Пейджа и его друга Монагана, не знал, в каком доме обитает Шишкофф. Никто, кроме Пейджа и здешних ассистентов, не знал, что он отправился сюда.

У турникета топтались двое. На вид — ничем не примечательные американцы, парень и девушка. Парень в мотоциклетной форме, со шлемом на сгибе локтя, держал в руках коробку, завёрнутую в белую упаковочную бумагу, девушка в джинсах и куртке, тоже со шлемом — пластиковую доску с зажимом для бумажных листов. К доске зажимом крепилось что-то вроде накладной. Ни дать ни взять — посыльные. У охранника они, во всяком случае, никаких подозрений не вызывали, он лениво ответил, что да, приехал только что, а в чём дело? Злиться на него смысла не было — никто же не потрудился предупредить его, чтобы молчал. Парень начал, как я и думала, объяснять про посылку, настала пора вмешаться.

— Мистер Шишкофф уже ушёл, — громко объявила я, подходя к ним. — У вас к нему дело?

Парочка повернулась ко мне. Я быстро обшарила их глазами, стараясь придать лицу доброжелательное выражение. Если у них и было оружие, то не на виду, однако бросилось в глаза, что коробку парень держит направленной торцом ко мне, хотя это — не самое удобное положение. Скорее всего, они решили проверить лабораторию на всякий случай, и вот — попали в яблочко.

— Мы из фирмы доставки. У нас к нему посылка, — вежливо объяснила девушка.

— Я могу передать ему, когда он вернётся, если дело срочное. Если нет — приходите в другой раз.

— Простите, а вы кто?

— Я — его ассистент, — интересно, как скоро они опознают коллегу?

— Извините, но условие доставки — передача в собственные руки, — сказал парень. — Когда он вернётся?

— Не могу вам сказать. Приходите завтра.

Парочка переглянулась. Не нужно было быть ясновидящей, чтобы понять, что сейчас творится у них в головах. Едва ли они затеют стрельбу прямо здесь, при свидетеле, но кто знает…

— Странно, когда он успел уйти, если охрана говорит, что он — здесь.

— Он вышел через чёрный ход.

— Тогда не могли бы вы ему позвонить? — снова вмешалась девушка. — Посылка срочная.

— Он не взял с собой телефона. Так что нет.

На мгновение повисло напряжённое молчание. Мы глядели друг на друга через турникет, и я бы сказала, что шансы как на то, что они пойдут в атаку, так и на то, что уступят — разумеется, лишь затем, чтобы покараулить Бошняка снаружи — были примерно равными. И тут наружная стеклянная дверь на крыльцо повернулась, и в холл вошёл мистер Пейдж. С большой, явно тяжёлой сумкой через плечо.

— А, мистер Пейдж! — я протянула ему руку. — Мы вас ждём. Вы принесли то, о чём вас просили?

Охотники развернулись к двери, едва она только шелохнулась, и торец коробки вновь оказался направлен на новоприбывшего. Похоже, ею проверяли всех проходящих.

Мистер Пейдж степенно кивнул на мой возглас и с достоинством прошествовал через турникет.

— А вы, собственно, кто? — поинтересовался он.

— Я ассистент мистера Шишкоффа. К сожалению, он недавно вышел и сам вас приветствовать не может. Вы ведь понимаете, он не любит шумиху и внимание людей.

Оставалось надеяться, что этого намёка окажется достаточно. Пейдж всё так же степенно и неторопливо опустил свою сумку на пол и открыл рот, чтобы задать ещё какой-то вопрос… Но его прервал еле слышный гул открывшегося лифта и голос Жени:

— Они там всё наладили, и сказали, можно начи… Ох!

Она вдруг побледнела и пошатнулась, одной рукой схватившись за сердце, а второй цепляясь за косяк. Проклиная про себя всеобщую безалаберность, а в первую очередь свою собственную, я обернулась. Так и есть — парень за турникетом направил свою коробку на Женю. Они оба напряглись, как гончие, почуявшие след, и я поняла, что рассусоливать некогда. Рванувшись к сумке, принесённой Пейджем, я с силой дёрнула молнию. Внутри блеснули рукоятки пистолетов, я схватила один и стремительно выпрямилась, одновременно передёрнув затвор:

— Руки!!

Те двое замерли. Парень, уже начавший расстёгивать курку, медленно опустил руку.

— Прекрасно. А теперь убирайтесь.

— Э-э… — произнёс Пейдж за моей спиной. Краем глаза я видела, как поперхнувшийся охранник несмело протянул руку к пульту.

— Мистер Пейдж, — сквозь зубы процедила я, — объясните охране, что поднимать тревогу не следует. Сами разберёмся.

— Ты и правда готова это сделать? — негромко произнёс Охотник. Я прищурилась без слов, удерживая пистолет обеими руками. Я понятия не имела, заряжен ли он, но если заряжен, то да — я успею всадить по пуле в каждого из них, как бы быстры они ни были, просто потому, что мне повезло выхватить оружие первой.

— Ты отдаёшь себе отчёт, что это — измена?

— На выход, — я едва заметно шевельнула стволом. Ещё пара мгновений игры в гляделки — и я выиграла этот раунд.

— Что ж… — всё так же негромко сказал Охотник. — Свидимся, когда будем провожать тебя на Остров Безмолвия.

Они сделали шаг назад, не рискуя поворачиваться ко мне спиной, так допятились до двери и вышли, развернувшись, только когда оказались снаружи. Сквозь стеклянную дверь было видно, как они уходят куда-то вбок. Я опустила пистолет. Охранник в будочке смотрел на меня круглыми глазами, но тревожная кнопка, кажется, так и осталась не нажатой. Стоявший рядом с будочкой Пейдж молча вынул носовой платок и промокнул им лоб и лысину.

За спиной раздался едва слышный стон. Я обернулась — и бросилась к сидящей на полу Жене. Она не упала совсем только потому, что удачно привалилась к закрывшейся двери лифта.

— Жень?.. Ты в порядке?

Она открыла глаза, глядя на меня затуманенным взглядом, потом прищурилась, как будто вдруг стала плохо видеть:

— Где я?..

— В лаборатории…

— Мне плохо… — шёпотом сказала Женя и взялась за воротник джемпера, словно тот её душил. — Материя… давит…

Меня окатило холодом.

— Дис?.. Дис-со… — звуки имени, такого родного и привычного, никак не хотели ложиться на человеческий язык. — Потерпи. Потерпи, милая, осталось совсем-совсем немного. Скоро ты вернёшься домой, я тебе помогу, — кто-то наклонился рядом, и я бросила, не оборачиваясь: — Принесите воды.

Человек отошёл. Женя зажмурилась, её рука бессильно упала. Мне хотелось её обнять, но я побоялась вызвать у неё ещё более давящее ощущение. Хотя едва ли это от избытка материи, привычной опытной Охотнице не меньше, чем мне. Скорее, дело было в подавленном сознании.

Вернулся мистер Пейдж и протянул мне стакан. К этому времени Женя уже проморгалась, и я поняла, что она снова стала сама собой. Диссос ушла.

— Что это было? — послушно выпив поданную воду, спросила Женя.

— Просто в тебе пробудилось твоё второе «я». Ты понимаешь, о чём я.

Она нахмурилась.

— Моё второе… Ой, — краски, только-только начавшие возвращаться её щекам, снова исчезли. — Так это…

— Да, да, это самое. Ну ничего, раз ты говоришь, что всё готово, скоро вы друг от друга избавитесь.

— Мне было страшно, — кажется, Женя меня не слышала. — Ей было страшно.

— А тебе — нет? — грубо спросила я. — Поднимайся, нам надо возвращаться.

Женя с моей помощью встала и вошла в лифт. Пейдж, подобравший свою сумку, вошёл в кабину с нами. Путь наверх мы проделали в молчании. Только когда дверь уже открылась, Женя спросила:

— А что такое «Остров Безмолвия»?

— Тюрьма, — лаконично ответила я. Надо же, оказывается, она всё слышала.

Когда мы вышли, поднявшийся навстречу нам Макс тут же бросился к Жене, спрашивая, что случилось. Не давая кольнувшей боли от мимолётной ревности отразиться на моём лице, я отозвала Пейджа в сторону.

— Так вы и есть та таинственная помощница Стивена, о которой он упомянул? — спросил миллионер.

— Она самая. И, мистер Пейдж, нам с вами надо серьёзно поговорить.

Операция — или обряд, как его называла та моя часть, что помнила о своём иномирном происхождении и предпочитала пользоваться его терминологией — прошла успешно и как-то очень буднично. Мои страхи, что Бошняк из вредности или по несчастливой случайности причинит Максу с Женей какой-нибудь вред, не сбылись. Соответственно остались невостребованными и намерения в случае чего порезать его в лоскуты, не смущаясь ничьим присутствием. В благополучии же освобождённых душ я смогу убедиться, только когда вернусь в Пустоту. В целом обязательства Бошняка передо мной закончились. А вот мои перед ним — нет.

Сейчас он отдавал последние распоряжения, следил, как свёртывается аппаратура, утрясал какие-то вопросы с Пейджем. Макс и Женя сидели во всё той же приёмной. Женя сосредоточенно копалась в смартфоне, Макс то смотрел в окно, то брал блокнот и принимался что-то рисовать. Рисовал, смотрел, что получилось, вырывал страничку из блокнота, рвал её и начинал всё с начала. Талант ушёл, то, что уже казалось ему неотъемлемой частью, снова стало недоступным, и Макс, похоже, никак не мог заставить себя перестать убеждаться в этом, как человек не может заставить себя перестать трогать языком больной зуб.

Собственно, их дело тут тоже было закончено, и оба могли отправляться куда заблагорассудится — Макс на похороны Любиного мужа, Женя — по-видимому, его сопровождать и знакомиться с будущей роднёй. Но я посоветовала им не торопиться.

Мне было беспокойно, и чем ближе был отъезд Бошняка, тем сильнее становилось беспокойство. Охотники ведь отнюдь не сдались после того, как я выгнала их из холла. Я поговорила с Пейджем, он согласился вызвать ещё людей и расставить их на стоянке и даже на крыше пристройки к зданию лаборатории, такой замечательно плоской, со множеством выходящих на неё окон. Я сама обошла все посты, убедилась, что дверь на чердак заперта, а в коридорах здания нет посторонних. И всё же тревога не отпускала.

Не то чтобы сохранность Бошняка так уж меня заботила. То, что от него требовалось, он сделал, и я едва не поддалась малодушному искушению умыть руки и позволить Охотникам довести их охоту до конца. Но я дала слово… К тому же я вовремя сообразила, что Макс-то с Женей ещё далеко не в безопасности. Да, они перестали быть тюрьмами для чужих душ, и убивать их больше нет нужды, но Охотники-то об этом могут и не догадаться. До тех пор, пока не сообразят проверить потенциальных жертв повторно, или до тех пор, пока с той стороны не поступит отмашка: на этих двоих силы и пули можно уже не тратить.

Так что в ближайшие сутки моим друзьям стоило поберечься.

— Ну что, все готовы? — потиравший руки Пётр Викторович был бодр и свеж, как майский день. — Если да, то можно отправляться.

О визите Охотников я ему не сказала, чтобы не отвлекать занятого человека, и сейчас пожалела об этом. До смерти хотелось стереть это самодовольное выражение с его физии, но… Это было бы слишком мелко.

Макс и Женя послушно поднялись. Было решено, что мы выедем все вместе, и по дороге я послежу, нет ли «хвоста». Если такового не обнаружится, то мои друзья высадятся в Сан-Франциско и заночуют в новой гостинице. Ну а если слежка будет, придётся им вместе со мной проводить Бошняка до аэропорта, а «хвост» попытаемся стряхнуть на обратном пути.

Вся наша компания уже подходила к лифту, когда я вдруг сказала: «Я только проверю ещё раз, подождите в холле», и, не давая им времени переспросить, развернулась обратно. Инстинкт прямо-таки визжал, сигнализируя, что что-то не в порядке, а вот что именно — этого я не могла сказать. Пока не могла.

Так, в коридорах пусто, в приёмной пусто, лаборатория заперта. Нащупав увесисто оттягивающий карман пистолет, я взбежала на последний этаж. Там на первый взгляд тоже было пусто и тихо. Я подняла голову вверх… Так. Замок на чердачной двери был сбит. И когда только успели?

Стараясь двигаться бесшумно, я поднялась по узкой лестнице без перил и резко толкнула дверь. Но прыжок внутрь с кувырком оказались излишней предосторожностью — на чердаке никого не было. Зато глаз сразу выхватил приставную лестницу, ведущую к люку в потолке. Что ж, стоянка находится у самого здания, стрелять придётся под не самым удобным углом, так что выбор крыши, дающей больше простора, чем крошечные чердачные окошки, вполне понятен.

Придерживаясь одной рукой, я влезла по приставной лестнице. В другой всё так же был пистолет. У самого люка я задержалась, прикидывая, с какой стороны здания стоянка. И только после этого откинула крышку.

Я всё рассчитала верно. Стрелок — знакомый парень — был именно с той стороны, с которой я предполагала. Он мгновенно обернулся, хватая пистолет… Но я выстрелила первой. Крутанулась… однако больше на крыше никого не было. Не знаю, куда делась девчонка, но этот Охотник был один.

Я медленно вылезла из люка и подошла к телу. Повезло Калифорнийскому университету — на его территории за одни сутки произошло сразу два убийства, и обоим предстоит остаться нераскрытыми. Хорошо, что у Макса и Жени будет стопроцентное алиби, потому что оба сейчас находятся совсем в другом месте на глазах у многочисленных свидетелей. А я скоро исчезну.

Я подняла снайперскую винтовку — как ни мал был шанс, что, пока я буду спускаться, появится вторая Охотница, лучше его учесть и как можно больше осложнить ей жизнь. Не забыть бы только стереть отпечатки, прежде чем бросить оружие где-нибудь. А можно просто выкинуть с крыши… да, так и сделаю. Свои следы я стерла просто полой куртки. Потом снова посмотрела на труп. Я не убила коллегу — пока Портал открыт, здесь мы бессмертны. Он просто вернулся домой. И всё же… Каждый раз, совершая то, чего я ни в коем случае не должна была совершать, я думала, что вот теперь-то я прошла точку невозврата. К сегодняшнему дню таких точек на моём пути было уже несколько, и каждая невозвратней предыдущей. И если желание вернуться и доделать оставшиеся дела, а также защитить по мере сил тех, к кому успела привязаться во время Охоты, если не судьи, то собратья-Охотники ещё могли понять — они и сами знают, как Личина влияет на личность, и что те, кто живут в других мирах, не так уж и отличаются от нас — то выстрел по своим мне уже не простит никто. Теперь я предательница для всех.

Одному Бошняку повезло, будь он проклят. Надеюсь, те, кто пойдут по стопам этого Охотника, окажутся удачливее.

— Что-то случилось? — спросил меня Пейдж, когда я вышла из здания. Остальные уже расселись по машинам, и только он стоял у распахнутой дверцы. А ведь говорила же дождаться в холле…

— Да, — резко ответила я. — Один из них был здесь. Не удивлюсь, если остальные устроили засаду в аэропорту.

— Что ж, значит хорошо, что мы пойдём не через обычный терминал, — заметил Пейдж, мудро не спрашивая, почему Охотник «был», и что с ним сталось.

— То есть?

— Я договорился с ещё одним своим другом. Мы посадим Стивена на частный самолёт. Подъедем к нему прямо на посадочную полосу.

— Замечательно, — буркнула я.

— И что ты теперь будешь делать? — спросила Женя.

— Вернусь домой.

— Домой? В смысле…

— В смысле — совсем домой. В Пустоту, на Острова.

Всё закончилось благополучно — если считать благополучным то, что преступник ушёл от расплаты, а я активно этому способствовала. Бошняка посадили в самолёт, взявший курс на Нью-Йорк, откуда он улетит из страны, или, путая следы, пересядет на один из внутренних рейсов. Я не интересовалась его дальнейшими намерениями. Пейдж помахал другу вслед и вежливо раскланялся со мной на прощание. И я отправилась в новый отель Жени и Макса — сказать, что Женя может забрать мои вещи из старого отеля, потому что я всё равно не планирую туда возвращаться, ну и «до свидания» тоже сказать. Можно было и вовсе обойтись без мелодраматических прощальных сцен, я могла бы просто исчезнуть, но мне — что греха таить — слишком хотелось ещё разок увидеть Макса.

И вот теперь я топталась посреди номера, а Макс сидел у окна, молча слушая наш разговор.

— А как ты туда попадёшь? — полюбопытствовала Женя. — Ты знаешь, где находится этот ваш Портал?

— Ну, вернуться-то в Пустоту не проблема, — отмахнулась я. — Это оттуда сюда можно выйти лишь Порталом, а отсюда туда можно отправиться из любого места.

То, что для этого нужно убить Личину, я уточнять не стала. Придётся пополнить местную полицейскую статистику ещё и самоубийством. Женя вздохнула, помялась и, наконец, задала вопрос, который, видимо, хотела, но не решалась задать с самого начала:

— И что с тобой теперь будет?

— Ну, что-что, — я с наигранной беспечностью пожала плечами. — Будет суд. И что-то решит.

— И что он решит?

— Поживём — увидим.

Женя оглянулась на опустившего глаза Макса. Потом снова повернулась ко мне.

— Послушай… останься, а?

— Остаться? — переспросила я. — Кем? Вечным двойником?

— Ну почему сразу двойником? Знаешь, я иногда мечтала о сестре. Конечно, маме с папой и нашим знакомым будет трудно объяснить твоё появление, но… У тебя ведь может быть и своя жизнь! Помнишь, как мы с тобой планировали? Пойти работать, снять квартиру… Ты вообще можешь куда-нибудь уехать. Хотя я бы предпочла, чтобы ты осталась.

Я помолчала. Предложение было заманчивым. Очень заманчивым. Я ведь и сама себе его уже успела сделать.

— Ну, предположим. И предположим, что мои соотечественники махнут на меня рукой, отзовут Охотников и захлопнут Портал с той стороны. И что тогда? У нас опять будет целых две Жени Белоусовых, а это, как ты, должно быть, помнишь, не самый комфортный вид существования.

— А мы тебе всё расскажем! Правда, Макс? Да ты и сама говорила, что тебе удалось вспомнить, кто ты такая, когда Портал закрылся этой ночью.

Я вздохнула. Этой ночью… Неужели прошёл всего лишь один день?

Да, можно было бы поступить так, как говорит Женя. Избежать суда, заведомо немилосердного, избежать сурового приговора. Я не буду тосковать по родине, потому что не буду её помнить. Разве что иногда, когда проход между мирами будет приоткрываться. Мы сможем вернуться в Москву тем же способом, что и прибыли сюда, переслав паспорт, а там уж что-нибудь придумать с отсутствующими у меня документами. Сейчас в Москве зима, повсюду лежит снег, если только за время нашего отсутствия не настала одна из столь частых в последние годы оттепелей. Я найду себе работу, а в свободное время буду читать книги и смотреть фильмы, встречаться с людьми, ходить по магазинам, сидеть в полюбившейся кафешке, глядя сквозь огромные окна, как снуют машины и прохожие то по серой, то по залитой весёлым солнцем улице. А потом наступит весна, снегопады сменятся бурными или монотонными дождями, а в мае на Никитском бульваре зацветут каштаны…

Я посмотрела на Макса. Он молчал. Нет, он не возражал против предложения Жени, и я знала, что и не возразит, по крайней мере, вслух. Но он не звал меня. Если бы меня попросил остаться Макс, я бы плюнула на всё и осталась. Даже зная, что он сделал это исключительно из вежливости или благодарности. Но он не просил.

— Спасибо, Жень, — сказала я. — Правда, спасибо. Но птице лучше в гнезде, а рыбе в пруду. Я чужая в этом мире, как ни крути. Я не приживусь здесь.

— Бошняк прижился…

— Бошняк из тех тараканов, которых никаким дихлофосом не выморишь. Едва ли он хороший пример.

Женя шмыгнула носом и неожиданно обняла меня. Я обняла её в ответ. Когда мы разомкнули объятия, Макс поднялся со своего кресла.

— Значит, навсегда? — спросил он, протягивая мне руку.

— Навсегда, — подтвердила я, пожимая её. Потом он всё-таки тоже обнял меня, и я прижалась к нему несколько теснее, чем приличия позволяют прижиматься к чужим женихам. Но ведь на прощание можно, верно?

Не было смысла жаловаться и сетовать на судьбу, так странно и нелепо сложившуюся, и задерживаться смысла тоже не было. Махнув им обоим рукой, я вышла из номера и спустилась к выходу из отеля. Красивый город Сан-Франциско, на время ставший приютом существ из иного мира, продолжал жить своей вечерней жизнью, не замечая, как кто-то приходит, а кто-то прощается, кто на время, а кто и насовсем.