Охотница (СИ)

Глава 12

— Женька, ты гений! — объявила Женя-вторая.

— Да? — скептически переспросила я. — И в чём проявляется моя гениальность?

— Ну, ведь ты же предложила запустить поиск по фотографиям! Вот, смотри!

Она решительно отобрала у меня ай-фон, поколдовала с ним — и с видом триумфатора предъявила мне фотографию. С неё на меня смотрел Пётр Викторович Бошняк. И он был значительно моложе, чем сейчас. Я заинтересованно взяла гаджет в руки. Неужели Женьке и правда удалось нащупать ниточку, ведущую в прошлое этого загадочного субъекта?

— Кто это? — я кивнула на снимок. Бошняк на нём пребывал не в одиночестве. Какой-то человек обнимал его за плечи, улыбаясь во все тридцать два зуба. Они казались ровесниками, может, второй чуть постарше, с густыми бровями, коротким носом и длинным подбородком. И со значительно более спортивной фигурой, которую позволяли оценить лёгкая рубашка с распахнутым воротом и шорты. Сам Пётр Викторович тоже выглядел куда менее формально, чем я привыкла его видеть.

— Это, насколько я понимаю, хозяин инстаграма, в котором я нашла эту фотку. Американец Джон Пейдж, человек не бедный, насколько можно судить по другим фото. Со своим другом Стивеном Шишкоффом, — Женя иронично выделила ударный слог переделанной в иностранную фамилии.

— Ну, Стивен легко превращается в Степана, — пробормотала я.

— Ага. Но главное — он сменил страну и имя! Вот почему мы ничего не могли на него найти. Интересно, в Америке у него тоже секта?

— Может быть, — кивнула я, рассматривая фотографию. Вообще-то эту новость Женя могла бы сообщить мне и по телефону. Но она захотела личной встречи — вероятно, ей было одиноко, да и страшно просто сидеть в гостиничном номере и ждать. И потому я пошла на эту встречу, благо улизнуть из дома под благовидным предлогом осмотра вариантов съёмных квартир труда не составило.

Дом, в котором мы сейчас находились, был довольно новым — этой новостройке на окраине исполнилось лет пять. Плюсом квартиры являлось то, что она была буквально в двух шагах от моей предполагаемой работы в торговом центре. Минусом — то, что жить нам в квартире, если мы выберем её, придётся вместе с соседкой, потому что одна комната была уже занята. Можно конечно, выдать себя за близняшек, да и уменьшение квартплаты стало бы бонусом, вот только кому-то из нас тогда придётся менять имя.

Тем не менее я, просматривая объявления о сдающемся жилье в интересующем меня районе, решила не отвергать с порога никаких вариантов. Родители меня больше не удерживали, даже мама, как мне казалось, после приснопамятного праздника стала поглядывать на меня с чем-то похожим на уважение. И когда Женька позвонила и попросила о встрече, я назначила её в подъезде дома, чтобы после сразу сходить посмотреть на квартиру. Можно даже вместе.

— Нужно будет поискать на него информацию, — озабоченно пробормотала Женя, рассматривая фотографию, как головоломку, которую во что бы то ни стало надо сложить. «Спасибо, кэп», — захотелось съязвить мне, но тут она подняла голову, глянула мне через плечо — и её глаза округлились. А в следующий миг за спиной раздался очень знакомый голос:

— Здравствуй, Женя.

Я открыла рот и по-рыбьи глотнула воздух, чувствуя, как ноги прирастают к полу. Судя по шагам за спиной, Макс подходил всё ближе.

— Откуда ты… здесь взялся? — судя по всему, Женя тоже не сразу собралась с мыслями. В её глазах плескался отголосок моего ужаса.

— Вообще-то, в этом доме есть несколько квартир, чьи хозяева заключили с нами договор на отделку, — спокойно объяснил Макс. — Я приехал с документами. Но я вижу, что я не вовремя? Это — твоя подруга?

Ещё можно было это сделать — убежать прочь, не поворачиваясь к нему, и оставив Женю-вторую объясняться самостоятельно. Это выглядело бы странно, но определённо было бы меньшим из зол. Однако меня словно парализовало. Я могла только беспомощно стоять и ждать, пока Макс обойдёт меня и заглянет мне в лицо. Ну почему, почему из всех домов Москвы Макса угораздило приехать именно в этот?!

Макс смотрел на меня довольно долго. Потом посмотрел на Женю-вторую. Потом снова на меня. Молчание затягивалось.

— Ну, и кто из вас Женя Белоусова? — наконец спросил он.

— Э… Видишь ли… — я лихорадочно пыталась придумать какую-нибудь ложь. О внебрачной дочери нашего отца, как две капли воды похожей на сводную сестру, которая недавно отыскала родственников… Но пока я подбирала слова, Женя вдруг бухнула:

— Мы и сами не знаем.

Макс моргнул. Снова перевёл взгляд с одной из нас на другую.

— В каком смысле?

— В прямом, — обречённо пробормотала я. — Мы раздвоились. В смысле, одна из нас раздвоилась. И теперь нас двое. Вот.

Макс поднял руки, в одной из которых был зажат кожаный портфель.

— Так, давайте по порядку. Кто раздвоился, что всё это значит, и кто из вас, наконец, Женя?

— Мы обе — Жени, — чуть ли не по слогам произнесла мой двойник. Кажется, она начала приходить в себя. — Обе Жени, обе Белоусовы, и помним мы одно и тоже.

— Это розыгрыш? — после ещё одной паузы спросил Макс.

— Если бы, — вздохнула я. Ледяная корка, сковавшая меня, начала трескаться, постепенно возвращая мне свободу движений. В конце концов, это уже произошло. И какие бы последствия оно не имело, отмотать назад было уже невозможно.

— Так, — повторил Макс. — Ну-ка… Когда я впервые повёл Женю в ресторан… Что она заказала?

— Суп из бычьих хвостов, — сказала Женя. — Я его до тех пор не пробовала, мне стало любопытно.

— И креветки в кляре, — добавила я. — Обожаю креветки.

— Макс, — Женя-вторая вздохнула, — мы уже пробовали. Чего мы только не сравнивали — и воспоминания, и родинки, и шрамы… У нас всё совпадает. Судя по всему, до октября мы были единым целым.

— До октября? — в глазах Макса отразилось некое понимание.

— Угу.

— Это случаем…

— Если ты о Петре Викторовиче, то да, — кивнула я. — Это произошло или во время обряда, или незадолго до, или сразу после. Раздвоение, в смысле.

Макс с силой потёр лицо рукой в перчатке. Потом сжал и разжал кулак.

— Так, — в третий раз сказал он. — Давайте сделаем вот что: пойдём куда-нибудь, где можно сесть и поговорить. И вы мне всё расскажете с самого начала.

И мы пошли. Мест, где можно спокойно посидеть зимой, не так уж много, так что мы выбрали кафе на первом этаже всё того же торгового центра. Как-то так получилось, что рассказывать начала я, а Женя-вторая кивала и дополняла. Вот только о покушениях на нас я всё-таки решила не говорить, и она меня не поправила. Макс слушал молча, с каменным лицом.

— Так вы думаете, что это связано с операцией Петра Викторовича, — подытожил он. Мы переглянулись.

— А с чем ещё? — ответила за нас обеих Женя.

— И впрямь, — Макс вздохнул.

— Слушай, — осторожно сказала я, — ты говорил, что его тебе рекомендовал человек, которому ты доверяешь.

— Что? — он посмотрел на меня, явно вырванный из своих мыслей. — А, да.

— Но можешь ты сказать, что это был за человек? Я у тебя спрашивала, но ты почему-то не захотел отвечать.

— Это ты спрашивала? — уточнил он.

— Ну да, именно я.

Макс помолчал, кусая губу.

— Люба, — сказал он наконец. — Она была от него в полном восторге. Я привык верить своей сестре, у меня до сих пор не было оснований сомневаться в её суждениях.

— Ну и зачем было делать из этого тайну? — поинтересовалась Женя.

— Затем, что она меня попросила, — резковато ответил Макс. — Её муж сам прибегал к его услугам, и не хотел, чтобы это стало достоянием гласности.

— А ещё меньше хотел делать достоянием гласности своё прошлое сам Бошняк, — резюмировала я. — Он же Стивен Шишкофф. Кстати, а где работает муж твоей сестры?

— В Калифорнийском университете. Он физик.

— Почтенно, — пробормотала я. Макс покусал губу, после чего решительно ткнул в Женю-вторую пальцем.

— Женя, — палец переместился на меня, — Эжени. И впредь, пожалуйста, потрудитесь сообщать мне при встрече, с кем я имею дело. Если, конечно, это всё не было дурацкой шуткой, в которой вы сейчас захотите признаться.

— Да можешь нас проверить, если хочешь, — Женя пожала плечами. — Задавай любые вопросы. Хочешь, расскажем, каков ты в постели?

— Не хочу.

— Эжени, — я улыбнулась. — Да, мне нравится.

— А ты не мог бы написать своей сестре и спросить, что ей вообще известно про этого субъекта? — поинтересовалась Женя.

— А почему бы вам не спросить у самого субъекта? — ответил вопросом на вопрос Макс.

Я замялась, а Женя посмотрела на меня, явно ожидая, что отвечу я.

— Потому, что у нас есть подозрение, что он ведёт нечестную игру, — наконец ответила я. — И потому, что он любит рассказывать о себе примерно так же, как твоя Люба — о нём. Мы пробовали ему звонить, и приезжали к тому дому, но он никогда не брал трубку, и к себе тоже не пустил.

— Но мы же встречались с ним на той выставке, — напомнил Макс. — Там же была ты, Эжени? Ты могла бы расспросить его, о чём хочешь.

— Извини, но этому несколько мешало твоё присутствие. Надеюсь, ты не будешь меня винить за то, что я не хотела, чтобы ты узнал о нашем раздвоении? По крайней мере, до тех пор, пока мы сами во всём не разберёмся. А потом он быстро смылся. К тому же… Помнишь, разговор тогда зашёл о Володе Смирнове, который, вполне возможно, пострадал из-за него?

— И поэтому вы решили, что Пёрт Викторович и вам не поможет?

— Макс, мы кое что про него узнали. Секта — это серьёзно.

— Да нет у него никакой секты! — Макс вдруг повысил голос, и я предостерегающе зашипела, увидев, что на нас обернулись. — Нет у него никакой секты. Да, я знал, что у него есть ученики и последователи. Но создание научного сообщества, даже неформального, пока ещё преступлением не является.

— Так же как и продажи своих квартир, машин и прочих ценностей перед вступлением в это сообщество. Вот только что-то мне подсказывает, что для занятий наукой это не обязательно. Что? — Женя невинно подняла брови под взглядом Макса. — Мы же говорили, что кое-что про него узнали.

Макс набрал в грудь воздуха, но потом вдруг выдохнул и махнул рукой:

— Ладно. Делайте, что хотите. Я не могу вам этого запретить — никому из вас.

— Только давай договоримся, что ты тоже ничего не будешь предпринимать, не сказав нам, — торопливо добавила я, видя, что он собирается встать. — Нам нужно действовать согласованно, чтобы не наломать дров.

— Да, дров наломать — это всегда пожалуйста… — пробормотал Макс. Вид у него был какой-то больной, и мне мучительно захотелось его обнять. Я бы так и сделала, не смущаясь ничьим присутствием, вот только возникло чёткое ощущение, что сейчас Макс от любой из нас шарахнется, как от чумной. И его нельзя за это винить.

— Портфель, — сказала Женя.

— Что?

— Ты портфель забыл, — она кивнула на стул, с которого Макс поднялся.

— Ах, да…

Я проводила его взглядом. Макс непривычно сутулился, и я с трудом подавила желание встать и выбежать следом.

— Что будем делать? — спросила Женя, облизнув ложку, которой ела десерт.

— В смысле?

— В смысле — с Максом.

— А что мы с ним можем сделать? Будем следовать прежним курсом и надеяться, что он нам не помешает. А может быть, и поможет. Если всё-таки получится раскрутить его на то, чтобы он расспросил своих американских родственников…

Я замолчала, задумавшись. Может, это и не так уж плохо, что Макс всё знает. Да, стресс для него получился нешуточный, но зато теперь в моём — нашем — окружении появился хотя бы один человек, от которого можно не таиться. И от которого, может быть, удастся получить существенную помощь. Макс умный, он может придумать что-нибудь, что нам самим в голову не приходило. А главное — как же тяжело врать тому, кого любишь!

И неопределённость с нашим будущим перестала быть такой неопределённой. Теперь стало можно и пообсуждать это самое будущее с Максом, конечно, выждав, пока он немного успокоиться. А заодно извиниться за своё долгое молчание, не изобретая для него лживых объяснений.

— Так я пробиваю этого, как его, Пейджа?

— Пробивай, — кивнула я. — А заодно, раз уж мы точно знаем, и на Любиного мужа информацию поищи. Не удивлюсь, если замечательная технология Петра Викторовича как раз в Калифорнийском университете и родилась.

Я отодвинулась от компьютера, потянулась и покрутила головой. Мне и раньше доводилось проводить за этой машинкой по многу часов подряд, но в последнее время начала что-то болеть шея. Хотя, скорее всего, меня просто продуло. Я поморгала, прогоняя отпечатавшиеся в глазах полоски — у последнего сайта было крайне неудобное оформление, белый текст на чёрном фоне — и решила, что можно сходить на кухню и сделать себе чаю.

Изучение биографии Джона Пейджа мало что дало — этот миллионер слыл филантропом, причём именно с научным уклоном: подарил двум университетам новые лаборатории, выделял гранты и учредил какую-то там стипендию. В приятелях у него ходили многие светила науки, с которыми он охотно фотографировался, но больше его совместных фото со Стивеном Шишкоффом мы не нашли. Да и вообще с фотографиями нашего загадочного знакомца было не густо — за два дня интенсивных поисков мы обнаружили его на групповом снимке с сайта Калифорнийского университета, запечатлевшем празднование в честь завершения одной из научных программ, причём он даже не было упомянут в списке участников; да ещё в инстаграмме у одного из сотрудников, причём Шишкофф явно попал в кадр случайно, и фото, как и в случае с Пейджем, было давнее. И всё же сомнений не оставалось — Пётр Викторович Бошняк, или Стивен Шишков, действительно пасся в стенах Калифорнийского университета.

Ай-фон замурлыкал как раз когда я вернулась к компьютеру с кружкой. Я, не глядя, протянула руку:

— Алло?

— Евгения Андреевна? — спросил вкрадчивый голос.

— Пётр Викторович? — после небольшого замешательства отозвалась я. Замешательство было вызвано не столько неожиданным звонком, сколько тем, что я до сих пор не слышала его голоса по телефону и потому узнала не сразу.

— Он самый. Надеюсь, вы в добром здравии?

— Разумеется, а вы сомневались?

— Да как вам сказать… — задумчиво протянул Пётр Викторович. — Видите ли, со слов вашего жениха у меня создалось впечатление, что у вас возникли проблемы, скажем так, личного характера. Конечно, его изложение было довольно сумбурным, и во многие вещи, которые он говорил, поверить вообще невозможно. Но, тем не менее, я забеспокоился и решил справиться у вас, всё ли с вами в порядке.

— Моего жениха? Вы имеете в виду Макса? Э, Максима Меркушева?

— Именно его.

Я нахмурилась.

— Макс взялся обсуждать с вами мои проблемы?

— Едва ли это можно было назвать обсуждением. Он буквально вломился ко мне и с порога начал предъявлять какие-то абсурдные требования. Был в ярости, кричал… Мне показалось, что он не в себе. Я даже побоялся отпускать его в таком состоянии.

Я вспомнила дом, окружённый забором. Едва ли в такой можно взять и вломиться без согласия хозяина.

— И что же вы сделали?

— Пришлось его запереть, пока он не успокоится, — вздохнул в трубке Пётр Викторович.

— Что значит — запереть?

— Запереть — значит закрыть на замок, — внятно разъяснил мой собеседник. — Вам известно другое значение этого слова?

— Спасибо, кэп, буду знать, что вы-то точно не подразумеваете никакого иного значения. Но сейчас с ним всё в порядке?

— Возможно.

— То есть? Он либо в порядке, либо нет.

— Боюсь, уважаемая Евгения Андреевна, я не возьмусь оценить его состояние. Быть может вы, как человек, хорошо его знающий, мне поможете? Вы могли бы приехать ко мне, поговорить, и мы бы вместе решили, что делать…

Так, сказала я себе. Приехали.

— К вам — это на Вятскую?

— Совершенно верно.

— Вообще-то, — я развернулась в кресле и бездумно посмотрела в окно, — если у вас есть сомнения в его душевном здравии, то в таких случаях следует обращаться к специалистам.

— Мне не хотелось бы их тревожить. Полагаю, мы вполне может решить это вопрос между собой, частным порядком.

— А вы в курсе, что без санкции компетентных органов то, что вы сделали, называется незаконным лишением свободы и является уголовно наказуемым?

— Евгения Андреевна…

— Что — Евгения Андреевна? Я могу прямо сейчас позвонить в полицию и попросить их проверить местонахождение Макса. Да и моему отцу, полагаю, будет очень интересно узнать, что вам понадобилось от одного из лучших его сотрудников.

— Не стоит тревожить вашего отца или полицию, — в голосе Петра Викторовича прорезалась жёсткая нотка. — Полагаю, это настолько же не в ваших интересах, насколько и не в моих. Но если вы всё-таки попытаетесь… Доказательств, что Максим Меркушев был в моём доме, нет никаких. И не будет. А поскольку решающим доказательством является заявление пострадавшего… Вы понимаете, что это значит?

— То есть вы его убьёте? — в лоб спросила я.

— Иногда с людьми случаются несчастные случаи. Повторяю ещё раз, вы ничего не сможете доказать.

Повисло молчание. Нет, я не была обескуражена, но внутри всё болезненно сжалось. Ох Макс, Макс… Я же просила тебя не пороть горячку.

— В общем, я жду вас, дражайшая Евгения Андреевна, — подытожил Бошняк. — И чем скорее, тем лучше. Ваш жених — беспокойный заключённый, и он может мне надоесть. В любой момент, имейте в виду.

— Надеюсь, что вашего терпения хватит ещё на какое-то время. Мне нужны доказательства, что Макс действительно у вас. А иначе я к вашему дому и близко не подойду.

— Вы испытываете мою доброту.

— А вы — мою. Доказательство — или идите к чёрту.

— Вам настолько безразлична жизнь вашего жениха?

— А вы хотите, чтобы я пришла, или нет? Я не прошу ничего невыполнимого.

Ещё одна пауза. Я вдруг почувствовала, что блузка неприятно липнет к спине.

— Хорошо, — наконец сказал Пётр Викторович. — Вы получите своё доказательство. Но имейте в виду, что с каждым днём ожидания вашему Максу будет становиться всё хуже.

— Значит, жду, — сказала я и нажала на отбой.

Каким-то чудом мне удалось не выронить ай-фон, а аккуратно положить его на стол рядом с компьютером. Потом я не знаю сколько времени тупо таращилась на потемневший экран с пляшущей на нём заставкой. Возможно, завтра мне вручат коробочку с отрезанным пальцем или ухом. И мне придётся жить, зная, что это сделала я.

Я заскрипела зубами — и на смену отупляющему страху пришла спасительная ярость. Ну уж нет, скотина, если с головы Макса упадёт хотя бы волос, ты мне заплатишь. Ты мне в любом случае заплатишь, но за любой вред, ему причинённый, заплатишь дважды и трижды. Ты ещё проклянёшь тот день, когда вообще вздумал со мной связаться!

Я рывком поднялась с кресла и выглянула в окно. Очищенные от снега мостовые чернели среди полосок белых газонов, день был пасмурный и какой-то безрадостный. Я до боли прикусила губу. В серьёзности угроз Петра Викторовича я не сомневалась изначально, требование доказательств мне нужно было только для того, чтобы потянуть время. Время, нужное мне на подготовку. Потому что Бошняк совершенно прав — я не стану тревожить ни полицию, ни отца. Мы действительно решим всё в своём узком кругу — но совсем не так, как этот ядовитый слизняк себе вообразил. Жди меня, Бошняк, я приду к тебе, как ты и хотел, но ты этому совсем не обрадуешься.