Огонь его ладоней

ГЛАВА 6

В полицейском участке я с огромным изумлением встретила Криса. Что, он тоже специалист по археологии? Вопрос вылетел прежде, чем я успела прихлопнуть рот.

— В некотором роде, — да, - хмыкнул Крис. — Специалист…

— ?!

Он улыбнулся, видя мое изумление, и пояснил:

— Эля, не мы первые в Галактике изобрели войну, и даже не Оллирейн*. В Просторе чего только не встретишь. Вот, к примеру, ты просила об Улитке рассказать; расскажу. Еле ноги унесли оттуда. А тоже ведь… археологический артефакт!

Тут он был прав, не поспоришь.

*___________

Самая воинственная раса из ныне действующих на галактической арене.

Чинкре объяснил, что они почти поймали ублюдка, напавшего на меня.

— Почти, — с прискорбием говорил гентбарец, — потому что у парня явно игрушки армейского образца, например, подавители ментального поля — неприятная штука, — он болезненно поморщился.

Я поняла, что он недавно получил, как выражаются его собратья по телепатической паранорме, по мозгам в буквальном смысле слова.

С тех пор, как телепаты вместо чуда инженеров-генетиков стали обыденной реальностью, прошло порядочно лет. И как быть тем, кого природа обделила паранормальными качествами? Правильно, искать инженерные решения проблемы. Всевозможные глушилки, ментальные шокеры, эмпат-вирусы, — народная фантазия не знала предела. Вот только в Федерации исключительным правом на такие штуки обладали лишь военные, полиция и особый отдел. Все прочие рисковали получить черную полосу в айди и право проживания в местах, удаленных от метрополии на парсеки и килопарсеки. Тем не менее, желающих наплевать на закон не становилось меньше. Регулярно кто-нибудь попадался.

— Не надо сочувствия, — отмахнулся Чинкре. — Это — моя работа…

— И вы удивляетесь, почему мы вашего брата не любим, — сказала я неприязненно.

Страшно, когда рядом телепат, да еще перворанговый. Такой все твои извилины наизнанку вывернет и вывесит сушиться на солнышке, а ты ничего не заметишь. Ну, там голова, может, поболит пару дней…

— Не говорите глупостей, доктор Разина, — резко отозвался гентбарец.

— Я не читал вас, без санкции нашей инфосферы и вашего согласия это прямо запрещено. Просто на вашем лице все мысли пишутся сами, крупным шрифтом, еще и с музыкальными сопровождением.

— Может быть, к делу? — предложил Крис.

— Да, — кивнул Чинкре. — Пойдемте.

Артефакты прохиндея, аккуратно разложенные на столике, никаких ассоциаций у меня не вызвали. Даже намека никакого на что-либо нивикийское, о чем я и сказала.

— Зачем он трепал мое имя? — выразила я свое недоумение. — Я — специалист по Нивикии, а здесь Таммееш. Я даже языка не знаю, вот, только знакомиться начала! Какой смысл был моем визире, пусть даже и поддельном?

— Разберемся, — хмуро пообещал полицейский Ланкунпор.

— Да, это, пожалуй, самое странное, — признался гентбарец-телепат. — Посмотрите еще раз, доктор Разина. Тогда, на пляже, ваш взгляд отметил нечто. Я это уловил при скане, но… без деталей.

— Вы предлагаете мне снова? — испугалась я. — Ни за что, хватит первого скана! Я сюда на курорт приехала, на ку-ро-рт!!! Отдыхать! В море купаться, фрукты кушать! А не вот это вот!

Крис взял меня за руку, слегка пожал, шепнул в ухо:

— Эля, не истери.

Его дыхание прошлось по коже горячим, каждый волосок на шее тут же встал дыбом. Я осторожно вытянула руку из его горячих пальцев. Не по себе стало, и крепко не по себе. Это не мой мужчина, и вообще… Кто ему разрешал?!

— Посмотрите еще раз, пожалуйста.

Я посмотрела. Керамические маленькие блюдечки в мелкую синюю звездочку, тамме-оты наливают в них ароматическое масло, и поджигают фитилек. Давняя очень традиция, раньше, в космическую эпоху, таким образом давали понять Владыке Моря, что дом — под защитой Владыки Света, и давай, могучий и грозный, кати-ка свои цунами мимо. От настоящих цунами, конечно же, не помогало, хотя в легендах пара историй о том, как герои/пророки остановили с помощью божественного огня море присутствует.

Впереди, кстати, праздник середины лета, так что легенду мы, если верить навигационному гиду, сто раз и увидим и услышим и даже в ней поучаствуем сами. Одна из завлекалок даже обещала самое настоящее рукотворное цунами на острове Поющих Цветов…

Серебряные ложечки времен правления Узорчатой Башни, новодел, само собой, даже без глубоких познаний в археологии Таммееша понятно. Браслеты на запястье, тоненькие, створчатые, с вязью древнетаммеотского алфавита… Та же ерунда, что и у нас с нивикийским шрифтом, сканер и “Komuna Lingvo” подтверждают.

А вот трубочка из тонкой ткани. Карта, что ли?

Я с согласия полиции, аккуратненько ее развернула.

Обтрепанные края, рисунок — схематично-приблизительный. Похоже, автор карты небрежно нацарапал себе для памяти, не особо заботясь об эстетике и тех, кто через десять тысяч лет попытается разобрать его каракули.

Новодел, наверное. Как все остальное.

Но на краешке, том, что оказывался сверху, когда карту сворачивали в трубочку, небрежные линии рукописного текста складывались в отчетливое слово “нимивита” — простор, пространство, предел, место-в-котором-существуют-живые-разумные.

— А как будет по таммеотски “море”? — спросила я, меня вдруг посетила догадка, настолько дикая, что я даже затаила дыхание: а вдруг угадала?.

— Фатеемави, — сказал Ланкунпор.

— А суша, в смысле, континент?

— Заретан. Не то?

— Не то, — вздохнула я. — Вот это наш друг с собой привез, скорее всего. Вы говорили, он профессиональный ходок по всяким опасным местам. Но такие места есть не только на Таммееше. Если ткань древняя, то есть, это не подделка, то приехала она сюда от нас.

— Зачем? — спросил Крис. — Зачем тащить артефакт из такой дали туда, где на него не будет спроса?

— Может, на удачу, — предположила я. — У черных копателей мозги чем только не поражены, я суеверия всякие имею в виду.

— Это верно, — кивнул Ланкунпор — Ловишь, интересуешься, — такую чушь порой несут… Здравого смысла там камень наплакал…

— Все равно не вяжется, — сказала я беспомощно. — К нам — да, частенько бегут от всяких проблем, наш губернатор кого только ни привечает, лишь бы платили и не особо буянили. Но чтобы к вам сюда от нас…

Со мной согласились, что смысла и впрямь мало. Но опять же, мозги у парня вывернуты, иначе бы закон не нарушал. А ненормальные на то и ненормальные, что с обычной меркой к ним не подступиться.

— Что ж, благодарим за помощь, доктор Разина, — сказал Ланкунпор. — Рекомендую вам пока не покидать планету…

— Это арест? — тут же взбеленилась я.

— Нет, — мягко сказал полицейский. — Даже не ограничение в передвижениях. Просто, пожалуйста, пока оставайтесь на планете. У вас же путевка на тридцать дней? Вот.

— Думаете, за тридцать дней поймаете? — скептически спросила я.

— Почему бы и нет.

Да, в самом деле. Отчего бы и нет.

— А можно карту скопировать? — попросила я. — Любопытно, что там нацарапано. Почитаю на досуге.

— Прежде, чем отправлять ее в репликатор… — Крис повел кистью, и на его ладони вспыхнуло бледное алое пламя.

— Не надо! — воскликнула я. — Это повредит ткань!

— Повредит, — согласился Крис, — немного. Но, поскольку вещь отобрана у человека, мягко говоря, не очень высоких моральных качеств, там что угодно может быть. Например, пропитано особым составом… не вдаваясь в детали, начало первого же цикла репликации вполне может подарить нам великолепный бум. Я думаю, — он кивнул Чинкре и Ланкунпору, — нам этого не надо.

— Знакомы уже с нивикийцами, капитан? — понимающе хмыкнул гентбарец.

— Они в Просторе намусорили порядочно, — отозвался Крис. — Одно Бешеное Солнце чего стоит.

— Одно мне только не понятно никак, — сказала я, наблюдая, как пламя очищающее приводит в порядок карту. — Мы же до сих пор ни одного нивикийского звездолета не нашли! Ни целого, ни разбитого, ни полусобранного. Ни заводов по их изготовлению, ни космодромов, — ничего! Как они по космосу шастали, без звездолетов-то? И у всех дырки эти в черепушках… И все умерли практически в один день. Вот прямо сразу все, во всех мирах, где их кости находят. Как?!

— Это мы у вас должны спрашивать, как, — сварливо пробурчал Чинкре. — Ищите, думайте. Это ваша работа, доктор Разина.

Я кисло посмотрела на него. Уел, молодец. Действительно, работа моя.

— А вы, случаем, не из локали Лиснарива, доктор Чинкре? — спросила я внезапно. — Акцент у вас… похож.

— Допустим, — ответил он, и спросил с подозрением:- В чем подвох?

— На милари говорите? — я задала вопрос именно на милари, том самом диалекте нивикийского, который сохранился у наших насекомых братьев по разуму.

Выучить его было проще, чем чинтсах, гентбарцы, конечно, приспособили язык под свои нужды, но такого четкого и строгого разделения по всем двенадцати гендерам в милари нет, и это явный признак того, что язык занесен извне.

— Нет, — с запинкой ответил Чинкре, даже глаза прикрыл, синхронизируя свое сознание с инфосферой телепатов, — но если надо…

— Не надо, — вздохнула я, переходя на эсперанто. — Ваши телепатические штучки ничем не лучше работы алгоритмов "Komuna lingvo". Вот если бы вы были носителем милари…

— Увы, ничем не могу помочь, — развел ладошками гентбарец.

— А жаль, — вздохнула я, но развивать тему дальше не стала.

Через десять минут мы с Крисом покинули это милое полицейское место. Я уносила в клювике вожделенную копию карты и остро жалела, что невозможно телепортироваться отсюда прямо ко мне в номер, надо идти пешком, прием пешком — аж полчаса целых. И аэротакси не вызовешь — пока закажешь, пока дождешься, пока машина будет согласовывать допуски с полицейскими и с внутренним пространством отеля… Те же самые полчаса, только в профиль. Нет, лучше пешком.

Крис дурачился. Надувал маленькие огненные пузырики — с мини-костра на своей ладони — и пускал их плыть по воздуху, натыкаясь на стены, они забавно лопались, осыпаясь яркими искорками. Повредить такой шарик никому не мог, но Крис все же предусмотрительно задавал им высоту выше человеческих голов. Все, встреченные нами по пути к отелю, дети были в полном восторге.

Это меня всегда удивляло в пирокинетиках. Взрослые мужики, как правило, военные, — они все служат, не в армии Федерации, так хотя бы в планетарной полиции, — а внутри у них сидит проказливый мальчонка, гораздый на безобидные мелкие шалости, да вот хотя бы — на огненные пузыри. Кому бы в голову пришло! Мне бы ни за что не пришло, умей я управляться с огнем так, как Крис.

Но они и живут не больше семидесяти… Расплата за мощь их паранормы. Мне — двадцать семь, и у меня не меньше сотни лет впереди, а Крису… сколько? Двадцать девять — тридцать, и половина активной жизни уже пройдена, и надо не думать о неизбежным, надо просто жить — сколько успеешь.

Генетики Старой Терры хотели создать суперсолдата. Они его создали. А потом пришел Ледяной Век, и планета оказалась в изоляции от галактической жизни. Терру заново открыли лет двести тому назад, не больше. И оказалось, что в ледяном аду смогли выжить лишь носители боевой паранормы…

Со своей собственной, сложившейся за века автономного существования, культурой. Укладом жизни. Философией бытия. Многих очаровывает своей кажущейся простотой, кстати. Надо прожить на Старой Терре не один год, чтобы начать понимать, какой ценой им эта простота дается…

Я думаю, если бы они могли выбирать, то выбрали бы для себя какую-то иную судьбу все же. Хотя ни один из них никогда не скажет подобного.

— Поужинаем? — предложил Крис. — Или, учитывая время, позавтракаем. Заодно расскажу тебе об Улитке.

Я мысленно застонала: карта ждала. Но и Улитка интересовала не меньше! Пришлось согласиться.

Столики самообслуживания на нижней террасе в этот час пустовали. Мы провели полночи в полицейском участке, за это время даже самые стойкие уже упились, объелись и отправились спать. Так что никого почти не было. Пусто, тихо, сумеречные сполохи на небе, фонари на дорожках, тишина, только слабый ветерок шелестит листьями, тихо вздыхает близкое море и где-то далеко, у кого-то на балконе со снятой шумозащитой, кто-то играет на терранской гитаре…

А между пустых столиков важно бродят на толстеньких лапках ушастые зверьки с коротким хвостиком и нежно-сиреневым мехом. Не сказать, чтобы они были очень уж пугливые. Но нас сторонились, не забывая при этом громко и со вкусом шипеть, чтобы мы видели острые, как иголочки, клыки.

— Таавурой, — с усмешкой пояснил Крис. — Безобидные. Животное-компаньон, вроде наших кошек или саламандр.

— Ага, — сказала я, стряхивая с сиденья наглый комок меха: — Ну-ка, животное, брысь давай. Сиреневая толстенькая заднюшка недовольно взбрыкнула лапками, укатываясь в сторону кустов, и уже оттуда, из-под ветвей, донеслось возмущенное шипение.

— Ты как, голодна? Или — просто кофе?

— Ну… к кофе можно что-нибудь посолиднее…

Выскочившее голографическое меню пестрело незнакомыми названиями местных блюд. Вообще, заказывать наобум то, что в глаза никогда не видела, чревато испорченным аппетитом. Кто их знает, тамме-отов, что они едят. Может, личинок толщиной в палец. Живых. Как гентбарская малышня. Нет, видом извивающихся в тарелке опарышей меня не удивишь и не напугаешь, если ты с детства живешь вместе с гентбарцами, то живые червяки, поверьте, далеко не самый страшный удар по аппетиту. Но зачем есть червей, когда их можно не есть?

Я перелистнула меню на стандартные блюда. Крис меня остановил:

— Стоило лететь через пол галактики, чтобы есть стандартное. Я подскажу: смотри — асавеентан, это рыба в растительном соусе, очень вкусно, тебе понравится. Карисой в качестве гарнира — это грибы такие, растут на деревьях, еще сатаам, равешой… и на десерт, римаан.

— И кофе, — быстро сказала я.

Умру без кофе. Вчера не пила, сегодня тоже, так получилось. Безобразие!

Заказанные блюда и впрямь оказались очень вкусными. Пальчики проглотишь, языком закусишь. Я перекинула на терминал страницу меню, чтобы не теряться другой раз.

Крис скомандовал включить приват, и вокруг нашего столика мгновенно развернулся шатер тишины, камуфляж-поле, отсекающее нас от внешнего мира.

Но, прежде чем формирование защитного кокона завершилось, мне показалось, будто на террасе уровнем выше я увидела Татьяну. Она сидела за дальним столиком и смотрела на нас. Хотя не исключено, что это была просто похожая на нее женщина. Таня — не единственный пирокинетик женского пола на Таммееше, я уверена.

Не просить же снимать защиту! Крис еще расспрашивать начнет, что ему сказать, правду? Так мол и так, твоя подруга в нервном раздрае, беги утешать, а про Улитку мне когда-нибудь потом расскажешь…

Локальное пространство Улитка не входит в перечень пригодных для колонизации мест. Звезда — тусклый красный карлик, планет — четыре, холодный газовый гигант и три безатмосферных каменных шарика. Военным кораблям в таких забытых всеми космических углах не нужна полноценная пересадочная станция, достаточно автоматического маяка на периферии планетарной системы. Крейсер, на котором служил Крис, собирался откорректировать курс в соответствии с данными маяка и раствориться в космосе, даже не заходя в систему.

Сигнал бедствия поступил внезапно, от одной из внутренних планет, той, что побольше.

Рутинный патрульный рейс, никакой боевой тревоги, директив явиться в указанное место в срочном порядке и прочего, что заставило бы сбросить координаты поисковикам и пройти мимо. Так что пошли смотреть, кто там сигналит.

Живых не нашли. Не нашли и мертвых. Ничего, кроме источника сигнала — небольшого передатчика на поверхности, автоматического, как и маяк. Но маяк ясно кто ставил и для чего, а кому понадобилась автоматическая станция на мертвой планете, сигналящая на общей волне "Спасите, помогите, умираю?"

— Бешеное Солнце я первым заметил, — рассказывал Крис. — И я же принял решение валить оттуда. Еще немного промедлили бы, и не сидел бы здесь сейчас.

Бешеное Солнце — не совсем точный перевод с нивикийского. Я бы сказала, Безжалостное Солнце. Так наши зеленочерепушечные друзья с дырками в левой височной доле отмечали все свои военные и потенциально опасные объекты. Это их древний сакральный знак, означающий смерть. Кому-то в Галактике Солнце — Матушка, Дарующая Жизнь, у гентбарцев, к примеру, а у нивикийцев издавна это — божество смерти. Причем не сказать, чтобы они вели подземный образ жизни, тогда было бы понятнее, почему. Может, все-таки помнили фейерверк второго компонента своей родной солнечной системы? Когда одна из двух звезд сколлапсировала в черную дыру.

А как они вообще тогда выжили, загадка. Впрочем, следов разумной деятельности старше возраста черной дыры на родной планете нивикийцев мы пока еще не нашли. Я говорю "пока", но это "пока" из разряда "и уже не найдем", а не "дайте нам больше времени, отыщем хоть черта".

Археологические работы на Нивикии ведутся уже вторую сотню лет, давно бы нашли.

Нестандартные возмущения пространства заметили еще на подлете к крейсеру. А потом врубили форсаж и мчались к маяку на всех парах, а вслед за кораблем катились страшные волны искажений континуума. Отработавший артефакт остался в эпицентре, соваться к нему с исследовательской миссией — дураков нет. Теперь там работают санитары пространства — галактические экологи. Заказали работу у лучших, не поскупились. Но возни там, по предварительной оценке, лет на пятьсот…

Крис показывал схему распространения "волн" — действительно, очень похоже на Каменное море, только масштаб в разы больше. Эпицентр, смятое, искореженное пространство на гребнях волн, спокойные области в их основании. На атмосферной планете под волнами образовались озера, в локали Улитки — черттечто, купаться запрещено.

Самое любопытное заключалось в том, что звезда не пострадала. Поле искажений прогнулось, вытянувшись вдоль светила с пяти сторон. Через шестую координату остался коридор свободного пространства, можно спокойно пройти и посмотреть на возникшее безобразие, так сказать, с изнанки.

— Да уж, — сказала я. — Но говорить о контакте таммеотов и нивикийцев на этом основании нельзя. Физические законы одинаковы для всех, если на одном краю Вселенной кто-то придумал дубинку и отоварил ею собрата по башке, то это не значит, что кто-то на другом краю Вселенной, сделавший то же самое, поддерживал тесную связь с первым идиотом.

— Тоже так думаю, — кивнул Крис. — Вот, собственно, и все… Снимаю приват?

— Подожди! А почему засекречено?

— Не знаю, — пожал плечами Крис.

— То есть, ты мне рассказал не все, — поняла я.

Он только улыбнулся, но ничего не сказал. И не скажет. Просить — бесполезно, а приказать… такому прикажешь!

Мы вернулись в отель, когда над морем уже полыхала вовсю заря нового дня. Крис сообщил, что пойдет отсыпаться, а у меня имелся допинг в виде карты и спать я не собиралась, о чем и сообщила. Крис назвал меня трудоголиком, и тут же сотворил из огня вполне себе реалистичную, хоть и полупрозрачную, цепь — намек на рабский труд, я засмеялась. На цепь дунул и она рассыпалась мелкими искрами, и тут я увидела Татьяну.

Она стояла на противоположной от нас стороне фонтана, здесь на каждой террасе был фонтан — камни, чаша, в центре чаши — скульптура, у нас, к примеру, девушка выливала воду из огромного кувшина с традиционным таммеотским узором пятилистника по узкому горлышку. Татьяна нам ничего не сказала, просто стояла и смотрела, сложив могучие руки на груди.

— Я пошла, — сказала я, оценив ситуацию.

Но Крис меня, кажется, уже не услышал.

Очень нехорошо получилось.

Служба Изысканий, она же Звездная Разведка, не располагает к романтике. Молодежь с блажью в башке выгорает быстро, остаются только фанатики, беззаветно преданные делу. Ну, или те, кому возвращаться некуда, сроднились со службой, другой жизни не знают. Вот от вторых-то иной раз беспокойства больше, чем пользы, особенно когда они берутся составлять звездные карты. Благодаря им и появляются в лоциях названия типа Гнилой Желудок, Рыгаловка, Хвост жука-навозника, Пятка Неудачника, Мозоль Укушенного, Язык Повешенного. Юмор такой у народа. Специфический. Улитка в этом перечне — еще очень благопристойно звучит. Гентбарцы, правда, ржут как ненормальные, ведь по странному капризу судьбы человеческое русское слово "улитка" созвучно гентбарскому сленговому названию детородного органа крылатого мужчины. Межъязыковой омоним, что тут сделаешь. И чтобы показать эту часть карты детям, приходится переводить по смыслу: Слизень-с-Ракушкой-на-Спине.

Все навигаторы в курсе проблемы.

Но не все проявляют должное внимание.

А если карту составлял контрабандист, шифруя официальные названия наиболее близкими по духу матерными?

Как соотнести добытую в полицейском участке карту, составленную явно для домашнего пользования, с реальным космосом, вот вопрос. Задачка сама по себе не из легких, а уж учитывая вышесказанное…

Я провозилась с картой до обеда, ничего толкового из нее не выцепила и заснула там, где сидела, башкой в голографический экран собственного терминала.

Я раскрыла глаза, какое-то время таращилась на темное пятно перед носом, затем пятно обрело четкость — морда терранского подледного ползаря. Как я орала, мамочки, как орала, — стены рухнули! Мало того, что морда страшная, как все грехи Галактики, склизкая, с длинными вибриссами и во-от таким клычищами. Так она еще и шевелилась, активно принюхиваясь к моей шее!

Я одурело хватанула первое, что подвернулось под руку — стул-тумбу, швырнула прямо в налитые кровью зенки. Тумба проехалась по столику, снесла с него мой новенький терминал и смачно грохнулась на пол. Голографический экран погас, унося в небытие отвратительную морду зимнего хищника.

— Разина, ты жива? — рядом нарисовалась обеспокоенная Таська.

— Нет, — выдавила я из себя правду, стараясь при том не заикаться. — Чья это была замечательная идея? Тася!

— Ну извини, — сказала подруга, поднимая и ставя стул на место. — Я решила послать тебе что-нибудь для бодрости, ну и вот. Откуда я знала, что ты так отреагируешь… Элька, ты что, спала?!

— Догадалась, — злобно буркнула я, поднимая терминал. — Не прошло и года.

— Работала! — возмутилась Таська. — На курорте! Нет, вы поглядите на нее! Она — работала! В одном из лучших отелей Таммееша! Рядом с морем и тысяча одним удовольствием. Она работала, работала и заснула в процессе работы, молодец! — Таська похлопала в ладоши и шутовски поклонилась. — Умница,

— Кудрявцева, — зашипела я, — убью! У меня из-за тебя инфаркт едва не случился!

— А не спи носом в экране! На курорте!

— Хочу и буду спать носом! — заявила я. — А ты…

Таська кинула в меня тряпичным мячиком, должно быть взяла его в детском уголе в холле:

— Ты водишь!

— Убью! — взбеленилась я и бросилась вперед, растопыривая скрюченные пальцы.

— Ой, боюсь, ой, убивают, — дурашливо заверещала Таська, убегая в двери.

Я кинулась следом. Злости во мне вскипело достаточно, чтобы схватить дорогую подругу за шкирку и… Что "и" я еще не придумала. Придумаю, когда схвачу!

Но коварство Таськи не знало предела: маршрут отступления она продумала заранее. Когда она с визгом влетела в наш бассейн — на каждой террасе здесь располагался свой бассейн, наш был оформлен в виде естественного морского залива, с гранитными камнями-трамплинами, вода стояла вровень с дальним бортиком, за которым был обрыв в уже настоящее море. Меня этот вид, ну, скажем, не пугал, пугал — это громко сказано, но беспокоил. Купаться там, где ты можешь перелиться за край… Ладно, ладно, не можешь, там, внизу, ловушки из силовых полей стоят, администрация отеля не дураки, зачем им разбившиеся постояльцы. Но эффект такой, будто можешь. Легко.

— Тьфу, — плюнула я с досадой.

Месть уплыла в неопределенность. Придумать что-нибудь равнозначное, конечно, было надо. Но если я сразу не дала по ушам, то потом легко могу забыть. Нехорошо, но как уж есть. Вообще, все эти тупые розыгрыши меня бесили, я их в упор не понимала и не любила. Как Таська меня доставала в первый год нашей совместной жизни, кто бы знал!

Я ушла в блок самообслуживания, там организовала себе стандартное: кофе, просто кофе, и булочку, просто булочку. Таммеотские названия по-прежнему вгоняли меня в трепет, экспериментировать не хотелось нисколько. А то, чем меня ночью Крис накормил, надо есть после тяжелых и долгих пеших переходов: слишком сытно.

В гостевой рекреации никого не было, я выбрала столик у края террасы — отличный обзор. Активировала стул, поставила чашку и тарелочку, щелчком пальцем отправила в небытие голографическое меню, высветившееся по центру столешницы. Не надо мне ничего, уже с собой принесла. Цветные волны, цветное небо, белые паруса на волнах, цветные же птицы… Ветерок в лицо и — крепкие соленые запахи моря, аромат цветов местного плюща, обвившего каменную стену, тихое журчание ручейка, сбегающего вниз, в гранитную чашу, а уже из чаши по искусно выложенной камнями дорожки — в узкую речку, далеко внизу. По речке бегали дети, прыгали по камням, плескались в быстрой воде, эхо разбивало их звонкие, счастливые голоса на серебряные колокольчики.

— Элина? На два слова.

Татьяна подняла себе стул и села, не дожидаясь разрешения. Нервным движением убрала выскочившее перед нею меню.

— Прости меня, пожалуйста, — начала Татьяна неприветливо, — но с чего ты решила, будто попытка увести мужчину из отношений — хорошая идея?

Я поперхнулась кофе, вытаращила глаза — она серьезно?! Судя по серьезному лицу без улыбки — да.

— Я ничего не решила, — сказала я, продышавшись. — Глупости какие.

— А что вы делали вместе всю прошлую ночь?

— Это что, допрос?

Нет, спроси она нормальным голосом и в нормальной форме, я бы ответила нормально. Но кому понравится щеткой по металлу против шерсти?

— Понимай, как знаешь, — Татьяна была непреклонна, как гранитная скала.

А ведь бежать мне некуда. Позади обрыв, впереди — она. Космодесантница. С кулаками и паранормой. Нет, не убьет. Но поджарить может. Я, конечно, подам заявление в нейросеть "Арбитраж", ее, конечно, арестуют, обяжут выплатить мне штраф, а городу — компенсацию… не знаю, может даже, со службы выгонят за нападение на гражданское лицо. Но все это будет после. Не сейчас.

— С ума сошла? — спросила я. — Ты что, всерьез считаешь, что я могу увести у кого-то мужчину?

— Ты красивая, — угрюмо сообщила она. — И безмозглая. Мужики таких любят.

Новости! В плане красоты я — обычная, та же Таська куда эффектнее меня, да и сама Татьяна тоже, с ее типичным для пирокинетиков лицом дизайна "северная красота" — белая кожа, густые русые волосы, светло-зеленые глаза, четко очерченные губы, и все это натуральное, благодаря генетике. Что мужики меня любят — вообще какая-то фантастика, так любят, что за десять последних лет ни один сознаться не удосужился. А вот за безмозглую обидно стало! Я — археолог с именем, пусть пока небольшим, но все же, я — доктор наук с официально подтвержденным дипломом, у меня — два лингвистических эксперта, один, между прочим, по самому сложному языку Галактики — гентбарскому чинтсаху, и вдруг — безмозглая?!

— Бред не неси в массы, — предложила я, подумала и добавила:- Пожалуйста.

— А ты к Крису в штаны не лезь, — потребовала она, вставая. — Он — мой. Поняла?

Я пыталась придумать достойный ответ, и, как назло, не могла, вот всегда так, прыгать надо, а я сижу, ушами хлопаю.

— Ты меня поняла, — кивнула Татьяна.

Ушла, а я осталась сидеть. Я лезу к Крису в штаны, ну надо же! Что у нее в голове, жидкий стул?! Настроение пропало окончательно. Сначала Таська со своим придурочным розыгрышем, теперь Татьяна. Пропал вечер. Твою же тухлую печенку!

Но если я думала, что на сегодня все, то глубоко ошибалась.

По пути к нашей террасе я услышала ненавистный голосок Таськиного гентбарца. Встречаться с ними не хотелось вообще, и я юркнула в нишу, оплетенному каким-то лианоподобным растением с огромными зелеными блюдцами цветов. К несчастью, перед нишей, левее от меня, стояла лавочка на трогательно изогнутых ножках. На эту-то лавочку Таська со своим ненаглядным и пристроились, а мне пришлось разучиться дышать. Они же не поверят, что я здесь не нарочно!

— Куда после Таммееша, малинисвипи? — спросил Митирув.

Мне было очень хорошо его видно, в отличие от Таськи. Совершенство профиля, пышное облако сиреневых кудрей, — красив, зараза, как все они. Эти изогнутые ресницы, аккуратный носик, тонкие губы, небрежный шик в движениях и жестах. Гентбарцы любых гендеров — девчоночья погибель, но кисмирув — в особенности. Они ближе всех к человеческому типу внешности, в них легче всего увидеть мужчину. И жестоко попасть на свои же собственные иллюзии. Потому что кисмирув — не мужчины. Потому что они — чертовы антропоиды, которые лишь притворяются людьми, тогда как на деле — бесполые в нашем понимании насекомые. Как рабочие особи в пчелином улье.

Малинисвипи. Так он назвал мою подругу. То есть, попал и сам. Не жалко, но… Будь у него Дом, старшая женщина — Матушка — прочистила бы ему мозги и пристроила бы куда-нибудь вместе с одной из своих сестер, дочерей либо племянниц, на должное место. Малинисвипи — это по-гентбарски любимая. Причем это слово — одно из тех исключений, что не меняются в зависимости от гендера того, кто его произносит, малинисвипи — любимая крылатая женщина, если она не мать, не сестра, не тетка и не хозяйка Дома, в котором приходится по какой-либо причине жить. Ведь в правильном гентбарском Доме все отношения между гендерами строятся исключительно на любви. На деле, как и у людей, здесь немало нюансов, но в данном конкретном случае оно и неважно.

Митирув, паразит такой, влюбился в Таську по уши. На свой манер, разумеется.

— Я вернусь домой ненадолго, — рассказывала Таська о своих планах, — ты можешь полететь со мной? Ненадолго? На семь-восемь дней. Когда твой отпуск заканчивается?

— Я планировал еще посетить Старую Терру, но эти планы можно подвинуть, — отвечал Митирув. — А ты уверена?

— Конечно!

— Думаешь, твои родные не станут возражать?

— Мои родные не станут возражать даже против слизня с сизыми рожками, — решительно заявила Таська, — а ты-то ведь не слизень, Мит!

Он засмеялася, Таська засмеялась тоже. Кажется, в ее семье гентбарцев еще не было, но вряд ли Митируву укажут на дверь, там такая семья, что, действительно, даже слизня с рожками расцелуют, если кто из девчонок его притащит в качестве жениха. Поразительная ксенотерпимость. Мне, к стыду своему, до такого далеко.

— Вот Эля меня беспокоит, — внезапно сказала Таська, и я мгновенно поставила ушки торчком. — Ничего, кроме своей работы, не видит… плохо.

— Ей нужно найти мужчину, — сказал Митирув, и то, как он это сказал, меня взбесило мгновенно.

Как вот люди иной раз говорят: мне надо купить яхту… обновить гардероб… поехать куда-нибудь учиться. Найти мужчину!

— Я пыталась! — воскликнула Таська. — Но ничего не вышло. Она сидит в своей ракушке и нос оттуда не высовывает, разве можно кого-либо заинтересовать таким образом?

— Ты не учитывала особенности ее психопрофиля, малинисвипи, — спокойно сказал Митирув. — Что простительно, ты ведь не психолог.

— А ты — психолог, Мит?

— Я рос с людьми, — объяснил он. — Были… проблемы. Наш школьный психолог посоветовала мне пройти обучающие курсы, чтобы лучше понимать сверстников. Ну… в общем… — он скромно потупил глазки в пол, — у меня — диплом второй степени. Если хочешь, я попробую помочь Элине.

— Как ты ей поможешь, она тебя терпеть ненавидит…

— Да, похоже, детская травма… она ведь росла с детьми моей расы… Что-то такое там было наверняка. Маленькие кисмирув склонны к пакостям…

Детская травма! Он меня еще анатомировать взялся! Я почувствовала себя на раскаленном вулкане, еще немного, и базальтовую пробку сорвет вместе с гвоздями.

— Склонны к пакостям, — повторила Тася задумчиво. — И ты?..

— Нет, — с достоинством возразил Митирув. — Я — нет. Я вырос с людьми…

— Люди, они разные бывают.

— У меня замечательная семья, — я услышала его улыбку прежде, чем увидела. — Ты их тоже полюбишь, вот увидишь. Что до Элины… ей нравятся пирокинетики, можно попробовать с ними…

— Почему так думаешь?

— Я видел ее с Крисом.

— У Криса есть Татьяна.

— Да, но у их союза нет будущего. Они скоро расстанутся.

— Жаль. А точно расстанутся?

— Я уже видел такое несколько раз. Когда из любви уходит доверие — а ревность, это, прежде всего, утрата доверия, — то рано или поздно уходит и любовь. Они расстанутся и тогда можно…

Вот на этом вулкан моего терпения взорвался с оглушающим треском.

— Что тогда можно? — крикнула я, выдираясь из растения, оказавшегося с противными колючками, когда пряталась не обратила внимания, а когда понадобилось срочно выскочить…

— Что можно?! Рассорить их еще больше? Вы, как правильный кисмирув, ведь справитесь, не так ли?

— Эля! — попыталась было урезонить меня Таська, да толку, я впала в такую ярость, что аж в глазах побагровело, свет померк, ничего не видела, кроме ненавистной гентбарской рожи перед собой.

— Харасминипа, — пожал плечами Митирув, обхватывая ладонью левой руки локоть правой. — Дискриминация по гендеру.

— Да называйте как хотите! Вы пытались рассорить Татьяну и Криса? Пытались или нет?

Он совершенно по-человечески пожал плечами:

— А вам нужен мой ответ, Элина?

— Нужен!

— Неправда. Вы меня уже приговорили, расстреляли, выкинули труп в вакуум и отпраздновали казнь. И я не понимаю, почему до сих пор еще не отправил иск в нейросеть "Арбитраж" с многозначной суммой морального ущерба.

— Мит… — Таська осторожно взяла его за локоток. — Ты же этого не сделаешь?

— Не сделаю, если Элина извинится.

— Извиниться? — кажется, взбеситься еще больше, чем раньше, было нельзя, но у меня получилось. — Это вы извиняйтесь! За то, что обсуждали меня как вещь на торгах! Как мне найти мужчину по особенностям моего психопрофиля! С ума сойти, как будто я сама не могу найти себе мужчину!

— Не можете, — спокойно возразил Митирув.

— Могу!

— Без помощи со стороны — не сможете.

Я ему высказала, на чинтсахе-матерном, в двадцать этажей размером, куда ему засунуть свою помощь, что ему потом с ней там делать и, самое главное дело, как.

— Не лезьте в мою жизнь, оба! И Криса с Татьяной в покое оставьте: сами разберутся как-нибудь, без кисмирувьей подмоги! Тьфу, видеть вас не могу, обоих!

Я плюнула и пошла прочь, тянуло побежать, чтобы побыстрей избавиться от мерзкого ощущения взглядов в спину. Но бежать мне только еще не хватало!

Без посторонней помощи не смогу, это надо же.

Но на общей террасе нашего этажа я увидела Антона с какой-то девицей, судя по смуглой, в белую клеточку, таммеотской коже — из местных. Они смеялись, девушка брала с тарелочки какие-то оранжевые ягоды, предлагала Антону, тот аккуратно снимал их с узкой ладошки губами, а потом они целовались.

Нет, он мне ничего не обещал. Миг возможной близости ночью в Каменном море был безвозвратно упущен. Но в сочетании с только что услышанным от Митирува: "Без помощи со стороны найти мужчину не сможешь", получился эффект разорвавшейся бомбы.

Я поспешила убраться в свой номер, там упала на постель и постыдно разрыдалась как маленькая.