Огонь его ладоней

ГЛАВА 3

Лучшее средство от тоски — работа, проверено. Я врылась в сканы, которые следовало разобрать еще позавчера. Нивикийцы оставили по себе слишком много памятников письменной речи. Словно электронный способ хранения и передачи информации ими не был хорошо освоен. Записи на магнитных носителях они, впрочем, уже делали. При этом их следы находят в других планетарных системах, вот же загадка.

Впрочем, чем дальше в туманность, тем больше я утверждалась во мнении, что на планете, которая официально считалась их прародиной, нивикийцы были пришлыми. Отколовшаяся от материнской культуры группа. Это могли быть колонисты, могли быть беженцы, но в любом случае, спустившись на планету и начав на ней обустраиваться, они обречены были на падение уровня технологий. Любая, утратившая связь с метрополией, колония проходит в своем развитии так называемый натуральный век: когда жизнь и быт упрощаются с тем, чтобы просто выжить в непривычных, а то и враждебных условиях. Битва за урожай, животноводство, практическая медицина, заточенная под простые случаи — вывихи, переломы, роды, чисто бытовые проблемы, например, где взять энергию, если корабельный реактор уже не справляется с нуждами возросшей численности населения. При этом оживают давно, казалось бы, забытые и похороненные обряды, культы, суеверия.

Отсюда страсть нивикийцев не просто к печатному слову, но к слову, написанному от руки на материальном носителе. Каллиграфический шрифт, емкие, хлесткие фразы. Они верили, что благословение дарящего живет в его руке, выводящей символы.

Еще мы с профессором Сатувом отрыли великолепнейший справочник сравнительной анатомии. С картинками. Теперь я переписывалась с врачами Номон-Центра, потому что перевести подобное без консультаций медиков просто нереально. А переводить было надо.

Таська злилась.

— Я тебя зачем на свободу вырвала? — возмущалась она. — Чтобы ты глаза ломала в экране с работой?!

— Мы еще не прилетели, — отмахивалась я. — Не лезь.

— Трудоголизм лечится от обратного! — сердито заявляла Таська и смахивала мой экран со стола.

Я восстанавливала голографическую картинку и терпеливо повторяла:

— Отстань! Чем больше я сделаю сейчас, тем меньше мне надо будет сделать потом. — На лайнере дальнего следования полно развлечений! — Таська снова лезла к моему экрану с тем, чтобы от него избавиться. — А ты сидишь в апартаментах своих как сыч, вся жизнь мимо тебя проходит! Элька! Ты в отпуске!

— Отвянь, тебе говорю! — начала я сердиться. — Ты мешаешь. У меня, может, вдохновение! Творческий зуд! Мне из Номон-Центра наконец-то материалы пришли! Отстань! Отдай, зараза!

Таська выхватила у меня мой терминал и победно воздела его над головой:

— И заточено все зло мира в камень непотребный, и отправится сий камень в геенну огненную!

Это она сказку про Владетеля Узорчатой Башни цитирует. Мрачненькая история, уходит корнями в еще более мрачные реальные события. В расшифровку и установление исторической истины Таська как культуролог, внесла немалый вклад — это она первой заметила повторяемость мотива в определенных мифологических циклах нескольких рас.

— Отдай! — крикнула я, свирепея.

— Щас, — Таська сунула мой терминал в пустую ячейку сейфохранилища и приложила ладонь.

Все. Теперь я добуду машинку только после того, как убью эту подругу и приложу к сканеру ее остывающую ладонь.

— Не смешно, — сказала я с раздражением и обидой.

— Пошли гулять и развлекаться, — Таська была непреклонна. — Одевайся. Десять тебе минут.

Я вдруг испытала острое желание швырнуть в нее чем-то ну очень уж тяжелым. Нет, мы ссорились и раньше, но такое темное выплеснулось во мне только сейчас. Самое грустное было в том, что я понимала причину: я не хотела развлекаться, стрелять глазками и флиртовать с парнями, как того добивалась от меня Таська.

Я не могла забыть взгляд Января. Такие глаза у него… сине-зеленые… темные, как омуты в реках на кислородных планетах. Вот летим сейчас на Таммееш, там как раз будут такие реки и такие омуты. Января Горячева только не будет.

Но не рассказывать же о нем Таське?!

— Тася, — сказала я душевно, — я не поддамся на этот гнусный шантаж! Никуда с тобой не пойду.

— И что же будешь делать без своей игрушки? — ехидно спросила она.

— Спать буду, — я демонстративно повалилась на ближайший диван, закрыла глаза и издевательски захрапела.

— Ну, и спи! — вышла из себя Кудрявцева.

Она улетела за дверь, только пятки засверкали. Я тут же села. Отдаст подруга мне мой терминал, куда она денется. Я ее знаю. А пока надо заняться делом.

В каюте — шикарном номере на двоих — был свой собственный стационарный теринал и доступ к облачному хранилищу данных корабля. Захочешь умереть от скуки, ведь не получится.

Отлично.

Прекрасная возможность надиктовать статью, которую я откладывала в долгий ящик добрую половину года.

Таська вернулась, когда я не просто завершила статью, но отредактировала и перевела ее в читаемый формат, а потом начала следующую и добралась примерно до ее половины.

— Эля, ты манипулируешь! — с порога обвинила она меня.

— Я? — изумилась я, мизинцем отключая на голографическом экране запись, — Да ни в жись. Я не умею.

— Эля, прекрати!

— Ты начала первая.

— Я первая?! — Таська аж задохнулась от возмущения. — Да ты сама!

— Отдай терминал, — потребовала я без улыбки.

— А то что? — задиристо спросила Курявцева, усаживаясь — нога на ногу! — в кресло.

Я обернулась к рабочей плоскости корабельной инфосистемы и невозмутимо продолжила статью самым занудным, скучным образом, какой только сумела воспроизвести:

— Таким образом, разница в устроении Северной и Южной Башен поселения Пламя Заревое говорит о…

— Все! — поспешно сказала Таська, поднимая руки. — Сдаюсь! Ты победила. Твоя взяла.

— Терминал! — прошипела я, не дождавшись, когда подруга поднимет свою ленивую заднюшку с мягкой поверхности.

— Да на! — Таська выхватила из сейфа мою машинку. — Подавись! Хоть весь отпуск проработай, я тебя не…

Из кожаного чехла выпала маленькая деревянная штучка. Я сначала даже не поняла, что это, а потом покрылась ледяным потом от макушки до пяток, наблюдая, как Таська наклоняется, подбирает, а потом рассматривает на просвет добычу.

— Оп-па, — сказала она растерянно. — Эля! Что это?!

— Подарок, — угрюмо сообщила я.

Подарок, что же еще. От Поункеваля. И, между прочим, лантарг просил никому не показывать, а я обещала ему не показывать никому, слово дала. И вот.

— Эля! — Таська встревожилась не на шутку. — А ну-ка, рассказывай!

Я замялась, и тогда подруга сказала тихо, но так, что сразу стало ясно: хиханьки и хаханьки закончились, пошла серьезная лента:

— Эля, это — на-тоулем. И получить можно его только в одном случае. Рассказывай!

— Да нечего там рассказывать, — с досадой сказала я. — Он мне его в руки сам сунул. Сказал: без обязательств..

— Еще и без обязательств, — Таська сокрушенно покачала головой. — Эля, ты дура?

Я обдумала ее вопрос. Кудрявцева культуролог и расу Поункеваля хорошо знает, судя по реакции. Причем, опять же, судя по Таськиному испугу, я действительно вляпалась во что-то, не очень хорошее.

— Да, — вздохнула я, признавая очевидное. — Я — дура.

— Теперь скажи, только честно, это очень важно. Ты с ним…

— Нет! — я вскочила, нервно прошлась вдоль дивана. — Я с ним — нет! Ничего не было. И не будет. Вот только не надо мне этих твоих, какой мужик пропадает, хватай его, дура! Тася! — упредила я ее возражение, — ты мне сама сколько раз говорила, что спишь только с теми, в кого влюблена! Так почему мне запрещаешь поступать так же?! Я тоже хочу лечь с мужчиной, в которого влюблюсь, понимаешь? Сама влюблюсь! А не потому, что все вокруг говорят, какой он хороший, и какая из нас будет славная пара. Не люблю я Поункеваля, пойми ты уже наконец! Он хороший. Очень хороший! Спасал меня сколько раз от всяких неприятностей. Но я бы другом его назвала. Братом. Но уж никак не своим мужчиной!

— А это, — Таська повертела в руках Поункевалев подарок, — зачем тогда взяла? Могла ведь не брать.

— Он просил, — объяснила я.

— Просил он, — Таська покачала головой и выдала очень знакомое, практически с теми же самыми интонациями: — Беда…

— Подожди! — начала я. — Погоди! Кудрявцева! Ты с ним разговаривала, что ли?!

— Это он со мной разговаривал, — хмуро объяснила она. — Просил присмотреть за тобой. Говорил, что ты рассеянная и вечно влипаешь в неприятности, а там, куда ты собралась, присмотреть за тобой некому.

Я с размаху упала на диван, поставила локти на колени, обхватила голову руками, простонала:.

— Кошмар какой… А ты?

Таська пожала плечами:

— Что я могла ответить? Что присмотрю… Да с чего хоть все началось?

— Из-за тебя все началось, — с досадой высказалась я.

— А, ну да! — с сарказмом воскликнула Кудрявцева. — За окошком ливень града — во всем Тася виновата!

— Нет, вот здесь конкретно — именно ты виновата! — не согласилась я. — Кто мне советовал, как проводить вечера?! И как одеваться.

— И?

— Я оделась и пошла! — сердито ответила я. — А там ко мне привязались.

— Это ты в посланиях своих слезливых рассказывала сто тысяч раз вперемешку с обидными выражениями в мой адрес, я помню. Ты почему про Поункеваля не рассказала? Он тебя спас, не так ли?

— Спас, — кивнула я. — Но они его… ранили.

— То есть, не просто поцарапали ножиком, а… Рассказывай.

— Дней семь он в реанимации пролежал…

— Ага, ага, — покивала Кудрявцева, — а ты ходила, навещала, держала за руку. А теперь удивляешься, с чего он влюбился. Элька, ты дура, — вынесла она безжалостный вердикт.

— А что, по-твоему, мне не надо было навещать мужика, который из-за меня попал? — разозлилась я. — Он же едва не умер!

— Ой, дура-а… — Таська сморщилась так, словно только что съела под дулом пистолетов упаковку терранских лимонов.

— Хватит обзываться, — я разозлилась еще больше. — Ну, дура. Ты будто умная. Лучше скажи, что с этим делать?

— Он тебе сказал никому не показывать? — Таська перекинула мне на-тоулем, я поймала. — Вот и не показывай никому. И упаси тебя боги всея Галактики потерять! Будет беда.

— Какая беда, хватит нервы мне дергать!

Кудрявцева почесала затылок.

— Как бы тебе покороче да попонятней… У меня младшая сестра такого в семью притащила. Года так два тому назад. Парень — просто кладезь занятной и полезной инфы. И разговорчивый, в отличие от многих своих собратьев. Ну, как разговорчивый… тянешь из него не сантехническими робоклещами, а всего лишь дамскими щипчиками. Но он — планетарный дизайнер, ему простительно. Пошли, организуем скромный тихий ужин. И я тебе расскажу, в чем проблема… А на ночь послушаешь еще сказку.

— Какую еще сказку?

— О Доблестном Воине и Шипоголовой Красавице. Сказка — архетипичная, уверена, что твой Поункеваль в детстве ее слышал, в числе прочих.

— Да не мой он! — взбесилась я.

— Твой, твой, даже не сомневайся. Пошли!

… — На-тоулем, — объясняла Таська, — это символ и ключ к мистической защите, которую предоставляет принявшей его девушке первопредки парня. Не больше, но и не меньше. Полно историй, где девушка теряет, ломает или сжигает этот подарок — по глупости, из-за внешних неодолимых обстоятельств или как-то еще. С ней потом происходят разные неприятности, ведь защиты больше нет. Кроме того, что нет защиты, еще и хранители затаивают обиду, а это куда серьезнее, чем можно подумать вначале. У этого народа нет ярко выраженных паранорм, как у Человечества, но во всем, что касается семейных связей, космической мистики дополна. Документально подтвержденной, имей в виду. Одним словом, берешь эту штучку, надежно защелкиваешь в кулон и не снимаешь даже в душевой. Потому что ты приняла ее.

— Он же сказал — без обязательств… — возразила я.

— Он, наверное, сам не понимает толком, что сказал, — серьезно объяснила Таська. — Оно-то без обязательств, но обязательства у девушки все равно есть. Вот если бы ты отказалась сразу, ничего бы не было. Но ты, дура такая, набитая опилками, взяла.

— Я же не знала!

— Не знала она, — Таська покачала головой. — Не знаешь — не бери. Первое правило культуролога.

— Я — археолог…

— Тем более! Мало вы, друзья, всякой гадости домой натащили, когда регламента еще не было? Дело о Бешеном Солнце помнишь? Вот.

Я помнила. Попытки протащить в метрополию артефакты, не прошедшие контроль и карантин, не прекращались никогда. Но то, что кажется совершенно безобидным, может внезапно превратиться в очень даже обидное. Один из моих коллег привез домой изображение солнца на серебряной пластине…

Надписи только не удосужился прочитать повнимательнее. Или лингвиста пригласить, если уж у самого ума не хватило. А написано там было, красивым витиеватым шрифтом, на который несчастный и польстился: «Не влезай — убьет». Не дословно, но смысл тот же. Пока пластинка стояла на столе у профессора, ничего не происходило. Но когда ее схватил пятилетний внук и попытался пристроить на свой экспериментальный ровер-бурильщик из серии: «Почувствуй себя исследователем неведомых планет», получилось ой. Пацан выжил, — там все почти выжили, эвакуацию организовали быстро и грамотно. Планета не выжила. «Бешеное Солнце» запустило в пробуренной детским роботом скважинке кварковый распад, а кварковый распад, как известно, остановить невозможно. Его можно лишь стабилизировать… относительно. Чтобы дальше не расползался. Но — только после того, как в зоне распада полностью перестанут существовать твердые тела, связанные гравитацией.

Желающие могут слетать посмотреть, кстати. Экскурсия не такая уж и запредельная по времени и финансам. А нас туда на первом курсе бесплатно возили. Чтобы легче потом воспринимали дальнейший материал по дисциплине: «Безопасность работы с неизвестными артефактами в дальнем космосе».

— И что теперь делать? — спросила я.

— Спрятать и всегда носить с собой, — повторила рекомендацию Таська. — А к Поункевалю, если не собираешься за него замуж, проявлять как можно больше уважения. Так орать, как ты на него орешь, теперь нельзя.

— Еще скажи, целоваться с ним, — угрюмо выговорила я.

— Балда, — фыркнула Таська. — Кто же целуется из уважения?!

— Ладно, я поняла, — сказала я, пряча на-тоулем, который вертела в пальцах, во внутренний магнитный кармашек блузки. — Будет ему кулон… а пока там пускай полежит. А сказка?

— О, сказка тебе понравится! — довольно оскалилась Кудрявцева. — Однажды Доблестный Воин увидел у озера (реки, ручья, берега моря — неважно) Красавицу. И так она ему понравилась, так запала в душу и прочие части тела, что пошел он к ее Старшей Матери и попросил дозволения жениться. Старшая Мать велела ему совершить подвиги — ну, это вообще стандарт для всех таких сказок, хочешь жениться, совершай подвиги.

Отправился Доблестный Воин на подвиги. Совершил первый, и Старшая Мать надела на Красавицу венец из благородного золота и вставила в него острый шип. Совершил Долестный Воин еще один подвиг — у Красавицы в венце появился еще один шип. Тридцать девять подвигов было содеяно во славу любимой, тридцать девять шипов выросло на венце Красавицы…

— Старшая Мать — стерва, — задумчиво сообщила я.

— Не стерва, — архетип! — возразила Таська значительно. — Слушай дальше. Вернулся Доблестный Воин, а ему Старшая Мать говорит так: бери Красавицу в жены, но поцеловать ее сможешь только тогда, когда вынешь все шипы из венца ее. Снимать их нужно по одному в один день. Если поторопишься, не миновать беде.

— Он, конечно же, поторопился, — хмыкнула я.

— Разные вариации, — Таська пошевелила пальцами. — Но мне больше нравится та, где мелкие бесы испортили часы, отбивающие полночь, и Доблестный воин, думая, что настал тридцать девятый день, вынул последний шип раньше положенного.

— И что с ним было?

— Умер, что же еще, — пожала плечами Таська и пояснила: — Ужасной смертью.

— А девушка?

— Про девушку ничего не сказано. В ранних, древних версиях, конечно же. Более поздние интерпретации обросли разными вариантами концовок. Ну, это как у нас — спасти принцессу от дракона, спасти дракона от принцессы… На что фантазии хватит.

Я зябко обхватила себя ладонями за плечи. Дурное это дело, детские сказки. Пока маленький, слушаешь, рот раскрыв и фанатея от волшебства, до которого юные умы всегда охочи. А вот во взрослом состоянии сказки способны вызвать оторопь. Сразу видно, что никакие они не детские и даже не добрые, а наоборот.

Шипоголовая Красавица, надо же!

Правильный народ. С фантазией.

— Слушай, Эля! — загорелась Кудрявцева, — а твои нивикийцы ведь тоже рассказывали детям сказки! Не может быть, чтобы не рассказывали! Ты хоть одну пересказать можешь?

— Да я как-то… — растерялась я. — Не попадалось мне как-то. Вот медицинский справочник великолепный попался. Я сейчас с ним вожусь.

— К черным дырам занудные учебники! — вскричала Таська. — Даешь сказки! Ну, или, на худой конец, любовные романы! Не может быть, чтобы они не писали любовных романов! Размножались-то они как все теплокровные, а значит, были у них и принцы и драконы и красавицы с шипами и свадьбы!

Это Таська. Она не отстанет. Тем более, мне самой любопытно стало. В информ выйти получится только на пересадочной станции, а в корабельном облаке навряд ли будет что-то про любовные романы нивикийцев, слишком специфичный материал.

— Да ты глянь, — не унималась Кудрявцева. — Просто посмотри, что тебе стоит! Я бы и сама, но ты быстрее найдешь!

— Ладно, — согласилась я, активируя свой терминал. — Давай посмотрим…

Но в библиотеке корабля не нашлось ничего стоящего. А над любовной развлекалкой, повествующей о бодрых контактах с исчезнувшей расой — в стиле “и вот нашли доблестные первопроходцы планету с застывшим во времени древним городом” — я жестоко насмеялась.

— Отличное начало! — не согласилась со мной Таська, влипая в сцену обнаружения города. — Что тебе не так?! Пилот Красин — отважен и смел, планетарный картограф — умница и красавица..

— Ну да, — я даже не пытались скрыть лютый яд, капавший с клыков, — а на городской арке написано БРДЩПЫШКХГЖ.

— Так красиво же написано! — не унималась Таська.

— Отвратно написано, — возмущалась я. — Сценарист — халтурщик, режиссер — отстой.

— А, ты про смысл, — поняла Таська.

— Конечно, про смысл, про что же еще!

— Ну, им явно не до смысла, — заявила Кудрявцева, глядя, как отважный Красин эротично целует умницу и красавицу планетарного картографа. — Эля, фильм про пори-оки, а не про этот твой смысл!

Руки Красина уже расправились с блузкой дамы и теперь радостно гуляли по пышной голой груди.

— Выключи, — сердито сказала я. — Идиоты.

— Кто?

— Все!

— Ты слишком категорична, мать, — заявила Кудрявцева, отключая экран. — Нельзя предъявлять к легкому жанру в стиле он ее, она его тяжелые требования профессиональной лингвистики. Кстати, как по-нивикийски будет пори-оки?

— Мис-хвис, — угрюмо ответила я. — Но при дамах этого не произносят, учти.

— А что произносят? — с любопытством поинтересовалась Таська.

— Хвисипп. Дословно — сладкое утро. У них традиция была… по утрам… Когда на небе всходит хвостик черной дыры. Мистическая связь с женским началом, то-се… Благоприятно для зачатия.

— Занятники, — хмыкнула Таська и потянулась, резко сменив тему: — Пошли в бассейн. Развлечемся. Может, на хвисипп кого разведем…

— Сама разводи! — огрызнулась я. — Без меня!

— А что, а вот и разведу! А ты сиди, сиди в своих заплесневелых артефактах, гипнотизируй их упорным взглядом. Может, лет через тыщу материализуется из них кто-нибудь статный, голый и с большим пе… Эй! Зачем подушка? Не надо подушку! Диванные, они же тяже… Элька, зараза! Убью!

Есть что-то упоительное в детской войне подушками. Особенно когда ты метка, а подружка твоя — не очень. Я хочу сказать, что взрослые почему-то рады ругать детей за то, чем не прочь бы развлечься и сами. Так что если и когда будут у меня дети, я в них сама кину подушкой! А пока детей нет, сгодится и Таська.

Лайнеры дальнего следования всегда обустраивают с максимальным комфортом для пассажиров. На самом деле, перевозить на межзвездные расстояния выгодно только грузы. Пассажиры — довесок, причем небольшой. Потому что все, кто может позволить себе личные яхты, давно обзавелись личными яхтами, самого разного размера и уровня комфортности. Приобрести яхту — вполне доступно для человека даже с невысоким доходом, я, к примеру, могу, но мне просто не надо. От нее головная боль одна: содержать, парковать, проходить техобслуживание каждый год, учить навигацию с пилотированием самой — и опять же, каждый год квалификационный экзамен, или нанимать лицензированного пилота-навигатора со стороны на каждый чих, какой потребуется…

У Таськи примерно те же соображения. Впрочем, в ее огромной семье полно пилотов, стоит ей заикнуться — очередь выстроится отвезти, увезти, привезти. Это их принцип, Таська и сама никогда не отказывается, если просят помочь уже ее. Просто они все как-то стараются справляться сами и не грузят родню по мелочам, но это уже дело десятое.

Так что место на транспортнике покупают те немногие, у кого личных яхт нет. Или же есть, но блажь в голову стукнула, захотелось романтики общего рейса. А может, яхта куда-нибудь врезалась или как-то еще пропала, а лететь надо.

Это я на нашу губернаторшу смотрю и пытаюсь понять, что она тут потеряла. Вот уж у кого нет недостатка ни в яхтах, ни в пилотах, ни в средствах! Так что причина одна — блажь.

Сама не знаю, зачем я к ней подошла. Мне всегда неловко и не по себе рядом с флиртующей со всем, что шевелится, Таськой. Я так не умею… ладно, ладно, будем честны, да, завидую! Завидую подруге, что сама так не умею, что есть, то есть. Поэтому постаралась тихонько отойти в сторону, никто и не заметил. А кто меня замечать будет, когда рядом Таська в своих трех треугольничках на биоклее вместо нормального купальника? Да, да, проявим честность дальше, и тут я тоже завидую! Моя фигура вовсе не эталон красоты. Уродств никаких нет, но и Таськиного "ух" и "ах" тоже нет. Просто у кого-то натуральная генетика, а у кого-то эмбрион просто приспособили к холодному климату Старой Терры, попутно лишив наследственных заболеваний, а дальше не парились.

У кого-то мама с папой, а кто-то рос в интернате.

Стоп, Элька. Зависть — это нехорошо, все это знают, ты сама это знаешь, и поэтому заткнись!

Но в жизни счастья действительно никакого нет.

Даже Январь остался там, откуда я благополучно улетела.

Тоска.

— А, девушка По, — сказала мне гентбарка невесело. — Рада видеть…

— С вами все в порядке? — спросила я, что-то мне лицо ее не понравилось.

— В порядке, — машинально повторила она, сунула свою лапку в пакет и, отвернувшись, захрустела вкусненьким.

Ну как вкусненьким. Пахло оно… н-да. Гентбарцы, как порядочные насекомые, вечно жрут всякую гадость, желательно, хорошенько перегнившую и, в данном конкретном случае, высушенную. Идиоматическое словосочетание "свежий потрох" — тягчайшее оскорбление, между прочим.

Но дрянь в пакете, если мне не изменяла память и не подводил нюх, была натуральным наркотиком. Вроде алкоголя для людей и с примерно таким же воздействием на нежный организм гентбарской девочки. Обычно крылатые дамы следят за своей красотой и такое не употребляют, это считается дурным тоном, удовольствием низших гендеров вроде тех же чабис. Но губернаторше, видно, было уже все равно. Ишь, глазки как косят… надралась красавица порядочно. Еще не в самый хлам, но близко к тому. И куда благоверный ее смотрит?

— Я боюсь за него, — вдруг сказала она, и взгляд у нее собрался в сплошную боль, перестав быть пьяным. — Боюсь за моего Скива… Он же… Он летает над жерлом вулкана! Что со мной будет, если лава сожжет его? Как мне быть — без него? Я не смогу.

Неожиданно. Я поняла это так, что наш красавец ввязался в очередную смертельную авантюру. Он может, с него станется. Не завидую тем, кто с ним связался. У них нет шансов.

— Все будет хорошо, — тихо сказала я, осторожно касаясь пальцами руки гентбарки.

С пьяными главное не спорить. А то разойдутся, и будет веселье всем.

— Правда? — с детской надеждой спросила она.

— Правда, — кивнула я. — Но вам бы к себе уйти… И отдохнуть.

— Не хочу, — отказалась она, и снова сунулась в пакет.

И уйти бы. Решил человек… то есть, гентбарка… накушаться до синего пульса, не мое дело. Но я обратила внимание на ее потемневшие ладошки, на скрутившиеся спиральками белоснежные волосы и все поняла.

— Ну-ка, дайте сюда эту гадость, — выдернула у нее из рук пакет и кинула в мусорник, тот радостно чавкнул, принимая порцию материи для дезинтеграции с помощью старой доброй формлуы е равно эмце квадрат. — Не ешьте больше эту дрянь!

— С чего это вдруг! — возмутилась губернаторша. — Элинипи, вы с ума сошли!

И выдала фразочку, у меня аж уши свернулись в трубочки. От муженька набралась? Или сама как-то еще до свадьбы прониклась? Отличная элитная парочка, прямо замечательная, два сапога!

А потом ей резко поплохело — надо думать! И она красиво сползла на пол, накрывшись своими чудными крылышками, а меня тут же скрутила ее охрана, решив, что это я их драгоценную хозяйку окормила, отравила и теперь неизвестно что собираюсь над нею творить.

Две чабис с кулаками размером с мою голову, что я против них сделаю, я же не спецназ… как Январь… Пришлось обложить их по всей родословной и пригрозить карой со стороны лантарга Поункеваля.

— Да отпустите вы меня наконец! Хозяйкой своей лучше займитесь! Она беременна.

— Э, — озадаченно выдала одна из них.

— М, — глубокомысленно продолжила другая.

Называть разумом то, чем гентбарцы-чабис в обиходе пользуются, слишком громко. По части сообразительности у них большие проблемы. Но эти две, похоже, немного думать умели. Они отпустили меня, одна сразу вызвала через свой терминал врача и счастливого папашку, вторая попыталась помочь своей госпоже, за что была ею же, пришедшей в себя, и обругана ушескручивающими конструкциями на чинтсахе-матерном. Я как лингвист оценила стиль: безукоризненный.

После чего поспешила смыться с этого праздника жизни как можно быстрее, остро жалея, что вообще связалась.

Надо было оставаться с Таськой!

И не искать себе приключений.

Я вернулась к себе в унылейшей тоске, захотелось напиться, до синих соплей вот прямо, но я мужественно удерживала себя от этакого неразумного порыва. В прошлый раз, поддавшись сплину, я напилась. И чем окончилось? Попыткой исполнить Таськины советы, танцами в питейном заведении, мордобоем и Поункевалем, от которого мне теперь по гроб жизни не отпихнуться. Жаль мужика, но… черт… Может, ему надоест, и он сам отстанет. Но я понимала, что надежда — слабенькая.

Скорее он меня достанет, и я сдамся.

Я как представила себе все это. Всю эту… свадьбу. Поцелуй. И то, что потом. Весь этот хвисипп Сразу захотелось пойти повеситься. Ну, что за жизнь, ну, что я за дура-то такая, ну почему я не могу влюбиться в мужчину, который любит меня?! Подавай мне того, до кого не дотянуться при всем желании.

Январь.

Да, я думала о нем — не сказать, чтобы непрерывно, но постоянно. Как же жалела, что не осталась тогда! Но это только в развлекалках любовных так: увидела, влюбилась, все бросила. Разворачивают яхты, отменяют все встречи, у них пропадают дорогущие билеты, срываются сделки века, даже планеты взрываются без них, а им плевать. Они любимого не отпускают так, как отпустила сглупу я.

Не знаю, сколько времени я ела себя. Долго, наверное. А потом вернулась Таська.

По задумчивому виду, влажно блестящим глазам и блуждающей рассеянной улыбке я поняла, что подружка влюбилась. Опять. И, как всегда у нее, до смерти. До чего же еще-то.

— Пили сюда, — я похлопала по дивану рядом с собой. — Рассказывай.

Таська плюхнулась рядом, сгребла в охапку сразу две диванных подушки и с мечтательным видом начала:

— Он прекрасен!

— Логично, — кивнула я, — когда у тебя другие были.

— Ты не понимаешь, Эля! Он невозможно, невыносимо прекрасен! Второго такого нет на свете.

— Свежо предание, — если Таську в такие моменты не окорачивать и не спускать немного с облака на землю, то унести ее может очень далеко.

— Мы плавали вместе в бассейне. Потом прыгали с вышек. Потом снова плавали. Как он плавает, ты бы видела! Он плавает, как бог.

— Амфибия, что ли? — недоверчиво спросила я.

Амфибии у нас в Федерации были, целых две расы. Но, положа руку на сердце, влюбиться в рыбу, пусть даже разумную и млекопитающую — это чересчур даже для Таськи…

— Да ну тебя, — отмахнулась она. — Никакая не амфибия, вполне сухопутный. Но ве-ли-ко-леп-ный! Веселый. Славный. Замечательный. Знает столько разных смешных историй.

— И? — спросила я. — Вы уже того? Пори-оки?

— Фу, что за пошлость! — обиделась Таська. — Вот так сразу, на первом свидании?!

— Да ты и на половине свидания можешь, — не осталась я в долгу.

Крыть ей было нечем, подобное за ней в паре случаев числилось. Великая любовь, все дела. Которая закономерно окончилась великим крахом. Таська-Таська… Снова ты влипла. Ну, что с тобой делать?

А ее несло дальше:

— У него такие руки! Тонкие, красивые, произведение искусства, а не руки. У него та-акие ресницы! У него такой взгляд. Волосы… — она изобразила руками нечто волнообразное, кудри, должно быть. — И он такой… такой… такой… Ве-ли-ко-леп-ный!

— А имя у него ты спросить не забыла? — осведомилась я.

С Таськи станется забыть поинтересоваться именем. Когда ее накрывает, то мозги улетают напрочь.

— Митя, — мечтательно выдохнула она.

Митя — это от терранского Димитрий. Что, в общем, о месте рождения и расовой принадлежности не говорит ни разу. Выходцы со Старой Терры расселились по всему космосу, это раз. Принятые на Старой Терре имена разошлись по всей Федерации — это два. Разве точно не амфибия, а так-то — кто угодно по расе может быть. А если не делить Таськины излияния на десять, то кто у нас в природе великолепный просто по факту своего существования? У меня нехорошо засосало под ложечкой. Кажется, Таська попала.

— Митирув, — подтвердила она мои подозрения, назвав имя любимого. — На самом деле, длиннее раза в три, но он сказал, что я могу называть его так.

— Сдурела?! — выдохнула я. — Это же гентбарское имя.

— Ну да, и что? Я, в отличие от некоторых, не расистка.

— Да то, что он — насекомое!

— Ну, и что?

— Кисмирув, судя по имени. Бескрылый.

— А, ну да, крылышек нету, ну и что?!

— Таська, не дури! Развлюбливайся срочно!

— Да с чего вдруг!

— С того, что кисмирув — не мужчина!

— А кто, женщина, что ли? Что-то женских признаков у него не заметила! А вот мужские — вполне.

Боже мой! Я схватилась за голову, вскочила, пробежалась по комнате. Таська не понимает! Не понимает, какой обломище ее ждет. Ох, и плохо же ей будет. Ох, и плохо.

— Ты хоть в информе про гентбарцев почитай, — посоветовала я. — В подробностях. Задержи внимание на особенностях их репродуктивной системы. Полезно будет.

— Не хочу, — уперлась Таська. — Пусть врачи про все это читают, и эти… как их там… экзобиологи… я — не хочу. Я хочу, чтобы как в детстве! Прогулки под звездами, рука в руке, поцелуй в щечку… романтика! Он, кстати, тоже с нами к морю, в тот же самый отель, представляешь?!

Я представляла!

— Кстати, завтра я тебя познакомлю с ним. Увидишь, какой он! Только не вздумай влюбиться сама, заревную!

— С ума я, что ли, сошла, влюбляться в гентбарца! — сердито высказалась я. — И ты бы тоже прекращала. Ничего у вас не выйдет.

— Как это не выйдет? — возмутилась Таська. — Когда это у меня что не выходило!

Все. У нее включился этот ее, очень хорошо мне знакомый, режим под девизом "вижу цель — не вижу препятствий". Бесполезно взывать к здравому смыслу. Проще отпустить, а потом уже подставлять плечо, спину и тазик для сбора соплей.

А с другой стороны, этот кисмирув сам подставился. Будет знать другой раз, что такое влюбчивые млекопитающие девчонки. Те, у кого есть мозги, знают это и так. Но некоторым приходится постигать на собственной шкуре. И пусть. И не жалко. Он мне не Таська, чтобы я за него переживала!