Огненное дыхание Земли

Глава 9. Холодная планета

Аэропорт в Льяссе закрыт. Официально — из-за аварии, которая случилась за пару часов до того, как мы должны были там приземлиться.

Однако почти тут же где-то промелькнула новость, что на самом деле потолок в здании аэропорта обрушился не сам собой: якобы имел место террористический акт, есть пострадавшие. Предположительно, дело рук Ордена Змееносцев — достаточно влиятельной экстремистской организации, представители которой относят себя к непризнанному знаку зодиака, за что и преследуются правительствами большинства государств.

То есть преследуют их вовсе не из-за того, что они родились под знаком Змееносца. В понимании традиционной астрологии все они — стрельцы. Просто, многие из тех, кто появился на свет в самом конце ноября или в первой половине декабря, соотносят себя со знаком Змееносца, который некоторыми апокрифами выделяется в независимый тринадцатый знак зодиака. Эта точка зрения не признаётся современной наукой, а змееносцы с этим не согласны. Они считают, что это дискриминация, и борются за свои права. Зачастую методы их негуманны, но куда деваться? В наше время и не такое совершают для того, чтобы привлечь внимание общественности к несправедливости, творящейся в мире.

«Ну да ладно», — подумал я и постарался забыть об этом.

Сказать, что проблема совсем не интересовала, значит — покривить душой. У меня было особое мнение по данному вопросу, но сейчас не хотелось рассуждать на эту тему.

Голова занята другим. Я пытался понять, что же такое происходит со мной в последние дни. Череда неприятных совпадений или же события, которые являются звеньями одной цепи?

«Нет-нет, — говорил себе, — всё это как-то связано между собой». Нужно только ещё раз вспомнить и выявить что-то общее, нечто, объединяющее события вместе.

Об этом я и думал почти всё время полёта.

Однако попытки найти ключ к проблеме неизбежно оборачивались неудачей. Не получалось обнаружить что-то общее между инцидентом с таксистом, столкновением с красным седаном и другими неприятностями последних дней.

«Похоже, всё-таки совпадения», — решил я, когда голова разболелась настолько, что, казалось, готова была лопнуть. Разум отказывался выдёргивать из памяти детали, а внимание совсем расстроилось.

Тем временем, стратолет подкорректировал курс и приземлился в Гампо, городе, расположенном в сотне километров южнее Льяссы. В сравнении с уже проделанной дорогой это расстояние выглядело сущей чепухой. Насколько я знал, между городами проложена монорельсовая трасса. Поезд доставит меня в Льяссу за час или даже меньше, так что особого дискомфорта испытывать не буду.

Гампо встретил снегопадом. Я не спеша брёл по просторным помещениям аэропорта — выходить на морозный воздух совсем не хотелось. Остановившись перед окном, из которого открывалась великолепная панорама заснеженного города, я подумал: вот она, квинтэссенция наших изысканий. Снег в тропиках в сентябре — как символично это выглядит.

Сейчас уже никого не удивляют подобные ненастья. В наши дни даже на экваторе случаются заморозки с минусовой температурой.

Земля замерзает. Не в прямом, конечно, смысле. Не покрывается корочкой льда или что-то в этом роде. Однако за последние несколько десятилетий среднегодовая температура упала на несколько градусов. Тёплые морские течения остывают. Во многих регионах, где ещё лет пятьдесят назад было жарко и сухо, теперь в порядке вещей новогодние вьюги и сугробы. Люди постепенно перебираются в места поближе к экватору. Растительный и животный мир преображается, и не сказать чтобы в хорошую сторону. Маршруты миграций меняются, периодически в умеренных широтах наблюдаются представители арктической и антарктической фауны.

Фразеологический оборот «когда белый медведь встретится с пингвином» вошёл в наш язык. Если раньше он обозначал некое явление, которое никогда не случится, что-то вроде фразы «когда рак на горе свиснет», то теперь так говорят, подразумевая какое-либо неприятное событие, которое обязательно произойдёт в ближайшее время. Иногда к словам добавляют уточнение: «на экваторе». В этом слегка циничном отражении наблюдаемых нами перемен скрывается суровая правда жизни: при современных тенденциях встреча двух обитателей противоположных земных полюсов вполне реальна, причём в недалёком будущем.

Вообще, такое уже было. И скорее всего, неоднократно. Последний раз глобальное похолодание имело место во времена энергетического кризиса и поисков альтернативных источников энергии. К тому моменту стало понятно, что эпоха нефти, угля и газа вот-вот закончится. Активно осваивались запасы ядерного топлива, но уже тогда человечество осознавало, что это ненадолго. Нужно было бережно относиться к этим ресурсам и переходить на что-то другое.

Сбылась мечта экологов: люди выбрали солнечную энергетику. С фанатизмом, свойственным только человеческой расе, Землю покрывали гигантскими полями солнечных батарей. Некоторые фермы имели прямо-таки циклопические размеры — по нескольку сотен тысяч квадратных километров. Поверхность морей и океанов выстилалась многокилометровыми плёнками высокопроизводительных солнечных элементов. Энергетические корпорации разработали проекты по размещению установок на околоземной орбите, были опробованы прототипы этих сооружений, результаты оказались блестящими.

Но как всегда, решение одной проблемы неизменно порождает другую. В год, когда один из солнечных магнатов восторженно рапортовал о том, что новая индустрия обеспечивает энергетические потребности человечества более чем наполовину, прозвучал первый тревожный звонок: летом в пустыне Сахара прошли обильные снегопады.

Дальше — больше: в течение последующих нескольких лет Северный Ледовитый океан не оттаивал даже в самые жаркие месяцы, в Европе температура нередко опускалась ниже сорока градусов по Цельсию, Австралию накрыло страшными тайфунами.

Климатологи и экологи забили тревогу — что-то было не так. Достаточно быстро пришли к неутешительному выводу: поверхность Земли недополучает тепло. В этом-то и вся проблема. Технологии ушли вперёд настолько, что колоссальные поля солнечных батарей, будь то на суше, или того хуже — в океане, пропускали к поверхности всё меньше и меньше энергии, забирая её себе чуть ли не в стопроцентном объёме.

Проснулись представители традиционной энергетики. По их утверждениям, похолодание — следствие того, что человек стал меньше использовать ископаемые виды топлива. Отсутствие продуктов сгорания нефти и газа в атмосфере обусловило развитие эффекта, противоположного парниковому. Ограниченные всевозможными квотами, обедневшие, буквально изголодавшиеся по былому могуществу нефтяные, угольные и газовые короли требовали отмены ограничений и возврата прежних объёмов заготовок и использования продуктов, которые они без преувеличений могут назвать своим хлебом.

Однако независимые исследования, как и изыскания, проведённые по заказу правительств и общественных организаций, не смогли убедительно показать, что сжигание ископаемых видов топлива оказывает на климат Земли влияние, хотя бы сопоставимое по масштабам с влиянием солнечной промышленности. Лоббистам от нефтегазовой и угольной промышленности был дан отпор, а объёмы добычи и использования ископаемого топлива продолжали снижать за счёт новых квот и ограничений.

Решение проблемы похолодания подсказали, как это ни странно, сами корпорации, занимающиеся солнечной энергетикой. Одна из компаний, разрабатывающих комплексы для околоземной орбиты, предложила вариант размещения солнечных батарей на Луне. Кто-кто, а безжизненная каменная глыба не может пожаловаться на нехватку тепла. Грубо говоря, недостаток солнечной энергии никак не сказывается на климате естественного спутника Земли. Атмосферы и гидросферы на Луне нет, так что нечему поглощать солнечную радиацию. Грунт прогревается и охлаждается куда как меньше: если на поверхности суточные перепады температур составляют более двухсот градусов, то на глубине одного или двух метров не ощущаются совсем. Уже существовавшая на тот момент Лунная колония сама целиком и полностью зависела от солнечных батарей, а посему напрямую была заинтересована в развитии этого направления.

Проблема транспортировки добытой энергии с Луны на Землю перед человечеством уже не стояла: первые эксперименты с беспроводной передачей показали блестящие результаты. У разработчиков руки чесались опробовать новую технологию в промышленных масштабах.

В общем, все были довольны, и проекту дали зелёный свет.

В считанные годы на Луну было доставлено необходимое оборудование. Колония существенно разрослась за счёт прибывших поселенцев — ведь установкам необходим обслуживающий персонал. Большую часть земных батарей удалось модернизировать и адаптировать к лунным условиям. Остальные были просто демонтированы и утилизированы. Узконаправленные лучи во время строго регламентированных сеансов доставляли на Землю чудовищные по ёмкости сгустки энергии, которая впоследствии перераспределялась по земной сети.

И это было только начало: после Луны солнечные энергетики взялись за Меркурий и Венеру, которые расположены намного ближе к Солнцу, и, следовательно, подвержены ещё более интенсивному облучению со стороны светила. Собственно, колонизация этих планет во многом была связана с солнечной энергетикой. Эта отрасль стала решающим фактором, движущей силой в деле освоения новых миров.

Но вернёмся к Земле. Действительно, после того, как поля солнечных батарей были вынесены с планеты, климат на Земле вернулся в норму. Произошло это, разумеется, не в одночасье, наличие положительного эффекта было признано учёными лишь через двадцать или тридцать лет. Лет через пятьдесят среднегодовая температура вернулась к исходным показателям, а тайфуны и прочие ненастья превратились в относительно редкие явления — частота их возникновения не превышала среднестатистических показателей. Человек смог вылечить свою мать от простуды, которую сам же на неё навлёк.

Так продолжалось несколько десятилетий.

А потом случилось что-то непонятное.

Земля вдруг снова начала замерзать. Всё повторилось вновь: снегопады в Сахаре и тропиках, тайфуны в Австралии, скованный льдами Северный океан…

Только теперь было совершенно непонятно, почему это происходит. Почти сразу влияние человека и промышленности исключили из этого уравнения с множеством неизвестных. По современным оценкам, с тех пор, как был решён вопрос с солнечными батареями, люди и их промышленность неспособны воздействовать на климат в глобальном масштабе. Но что же тогда является причиной нынешнего похолодания?

Выросло уже второе поколение климатологов, которые бьются над этой проблемой. Ответить на вопрос «почему?» было основной задачей не только нашего института — этот вопрос пытались разрешить все без исключения профильные учреждения, а также часть тех, которые работают в смежных с климатологией областях.

Профессора Тельмана можно было назвать корифеем жанра. Почти вся его научная деятельность связана с глобальным похолоданием. Лет сорок он занимается вопросом, и, пожалуй, равных ему нет. Но даже он вряд ли может сказать что-либо определённое.

Желание разобраться в ситуации, понять, что же всё-таки происходит, привело профессора в горы, где высоко, на безымянном хребте, в нескольких десятках километров от Льяссы — последнего островка цивилизованного мира — располагалась научно-исследовательская станция. На станции специалисты из разных стран и областей науки изучают многовековые ледники и пытаются решить проблемы, главная из которых — глобальное похолодание.

Я смотрел на заснеженные крыши небоскрёбов Гампо и с грустью думал о том, что никогда мы не сможем понять происходящего вокруг. Не понять человеку природы, не сможем мы полноценно общаться с мудрой седой Землёй, если даже из своего прошлого не можем извлечь уроки. Что и говорить, если Гампо, история которого насчитывает несколько тысячелетий, ныне застроен стеклянными и бетонными коробками. Нет никакой преемственности цивилизаций, не знаем мы своего прошлого и не хотим его знать. Какой диалог с Землёй мы хотим вести? Что хотим от неё услышать?

«Мы разговариваем на разных языках», — решил я и развернулся, чтобы идти.

Но тут совершенно неожиданно для себя вспомнил одну деталь. Маленький штришок, с виду, в общем-то, и незначимый, пустяк и не более того. Однако чем-то зацепил он, заставил остановиться как вкопанному.

«Ума не приложу, что на меня нашло», — так, по словам полицейского лейтенанта, отвечал таксист на вопрос о том, зачем напал на меня. Но ведь эта фраза абсолютно точно повторяет слова парня в красном седане, пёс которого спровоцировал аварию на трассе чуть ранее.

Я закрыл глаза, пытаясь представить себе лицо водителя седана. Да-да, вот так: всё в крови, поначалу туповатое, шок ещё не отпустил парня, но потом его речь стала осмысленной, и он сказал: «Ума не приложу, что на него нашло. — Потом он откинул голову на сиденье, помнится, закатил глаза и добавил: — Бросился на меня».

Совпадение? Как знать…

Малоубедительно. Во-первых, я не слышал слов таксиста, мне их пересказал лейтенант. Вполне вероятно, что таксист на самом деле сказал что-то другое, например «понятия не имею, какая муха меня укусила». Во-вторых, выражение достаточно распространённое, мы часто произносим его по поводу и без повода, просто так, чтобы сказать хоть что-нибудь.

Важно другое: оба — таксист и собака — испытывали некое помутнение. Ведь и знакомые таксиста, и хозяин пса охарактеризовали их действия как необычные. И во время этого самого помутнения рассудка оба предприняли некие телодвижения, которые могли мне помешать.

Да чего уж там помешать — угрожали жизни. Ведь врежься седан в мой бок чуть раньше, и чёрт его знает, что за мясорубка могла бы произойти там, на трассе. Таксист… Ну, скажем — что было бы, если бы я не саданул его посильнее? Понятно, что выстрелить из пистолета он бы не смог — пистолет-то игрушечный. А вдруг бы он пришёл в ярость и дал бы мне по башке монтировкой или что там они сейчас с собой возят?

Стало как-то не по себе. Нужно посоветоваться, и я даже знал, с кем.

Однако зал в аэропорту — совсем не подходящее место для подобного звонка, тут слишком много людей, которые могут услышать тайный разговор. Я нашёл глазами туалет и двинулся в его сторону.