Зоя ожила и разомлела. Снежная королева оттаяла, поддалась уговорам и позволила себя осмотреть.
К счастью, травмы оказались не очень серьёзными. Болезненные синяки и ссадины, но без переломов и вывихов. Особенно меня заботил ушиб под левой лопаткой, а также правое колено, однако при должном уходе и это не составило бы проблем.
Я окончательно осмелел и предложил Зое нанести на повреждённые места заживляющий крем. К моему удивлению, она согласилась.
Не могу сказать, что осмотр и последовавшая за этим процедура не доставляли мне удовольствия. Каждое прикосновение к Зоиному телу, к плечам, к спине, к коленям заставляло моё сердце бешено колотиться. Каждое такое касание обжигало мне руки, вызывало дрожь наслаждения и волнующее ожидание чего-то ещё.
Я постарался вместить в свои движения как можно больше нежности. Как мне показалось, Зое это тоже понравилось. Грея руки о кружку, она полупьяным взглядом смотрела на пламя и изредка слегка постанывала от удовольствия.
— Брэд, — шептала она, — ты так и остался ласковым нежным существом… Дамский угодник… Всё ещё помнишь… ключ от меня…
Я пытался сосредоточиться исключительно на медицинском аспекте своих действий, но чем дальше, тем хуже это получалось.
И это было самым сложным испытанием. Я вдруг понял, что всё то, что нам пришлось пережить — несущественно, намного проще, нежели то, с чем столкнулись сейчас. Быть рядом, касаться друг друга, но при этом держать себя в рамках, делать вид, что ничего не происходит, прижиматься друг к другу, но бояться сделать первый шаг — откровенный, не обоснованный насущной необходимостью вроде обработки ссадин или сохранения тепла. А шаг, как тот, самый первый, сделанный Зоей поздним осенним вечером в парке, когда она, привстав на цыпочки, приблизила губы к моим губам…
— Пожалуй, хватит, — сказала Зоя, — а то я уже начинаю подмерзать.
Я встрепенулся и посмотрел в её улыбающиеся довольные глаза. Зоя слегка подрагивала, как утром возле реки, но мне показалось, что сейчас причина дрожи немного в другом.
Я выбрал самые сухие вещи и вновь укутал Зою.
— Спасибо, Брэд, — шепнула она. — Ты — хороший… Мне жаль, что у нас с тобой так всё вышло.
Как всегда в подобных ситуациях, я не нашёл, что ответить, и промолчал.
— Ты будешь смеяться, — грустно сказала Зоя, — но у меня ещё есть, что выпить. Посмотри в рюкзаке, в боковом кармане.
— Может, не стоит?
— Стоит, стоит. Во-первых, после такого сильного переохлаждения нужно выпить. А во-вторых… — Она ещё больше погрустнела. — Во-вторых, завтра, скорее всего, мы найдём отца, наш поход будет окончен. Я тебе стану не нужна, и мы разбежимся. Ты передашь отцу то, что должен, и улетишь домой. А я… Я останусь тут, мы продолжим наши исследования — наверняка отец успел нарыть чего-нибудь интересного…
— Ты хочешь поговорить? — Я поднялся и двинулся к прикрытому рюкзаками выходу.
— Да, если ты не против, — необычайно скромно, может быть, даже жалостливо сказала Зоя.
— Отчего же? — ответил я. — Очень даже хочу. Мне всегда с тобой интересно.
Я снял рюкзак Зои и выглянул наружу — метель и не думала прекращаться. Напротив — мела ещё сильнее, а наступившие сумерки сгущали краски.
— Жуть-то какая, — пробормотал я, нашёл бутылку (это оказалась водка) и водрузил рюкзак на место. — Твой рюкзак — это нечто совершенно невозможное, — пошутил я. — Иногда мне кажется, что он бездонный.
Я вернулся к Зое, присел рядом, распечатал бутылку и первым из неё отхлебнул. Напиток обжог горло и согрел промёрзшие внутренности. Передал бутылку Зое.
— Ты спрашивал, зачем я так много пью, — начала она, тоже выпила и поморщилась. — Ты знаешь, это трудно объяснить…
Зоя подтянула левую ногу к себе, хотела сделать то же с правой, но, слегка согнув больное колено, зашипела от боли и вернула ногу в прежнее положение. Поёжилась от холода и ещё глубже укуталась в одежду. Со стороны она казалась древним человеком: одетым в бесформенные вещи, с растрёпанными волосами, перед огнём в пещере.
«Но даже если она и древний пещерный человек, то самый прекрасный из всех», — решил я.
Зоя положила подбородок на здоровое колено и печально на меня посмотрела.
Показалось, что знаю, что она хотела этим сказать. Говорить об этом сложно не только ей, но и мне, такое тяжело произнести вслух. Некоторое время не решался, но потом всё же тихо спросил:
— Даниэль?
— Да, — кивнула Зоя. — С тех пор, как брата не стало, всё очень сильно поменялось. Во мне что-то надломилось… Ты помнишь его, Брэд?
— Скорее по твоим рассказам и рассказам твоего отца, — учтиво ответил я. — Профессор боготворил Даниэля, он так им восхищался.
— Было за что, — подтвердила Зоя. — В нашей семье Даниэль был лучшим. Я всегда была гадким утёнком, грубая и легкомысленная.
— Ну что ты… — Я осторожно потрепал её по плечу. — Я бы так не сказал. Ты — умная и хорошая, не кори себя.
Зоя посмотрела с благодарностью.
— Спасибо, Брэд. Знаю, что ты говоришь это для того, чтобы поддержать, но ничего не могу с собой поделать: иногда хочется услышать тёплые слова в свой адрес… Раньше отец недолюбливал меня, — продолжила она после некоторого молчания, — мне всегда не хватало его ласки… С тех пор, как не стало Даниэля, всё, разумеется, поменялось.
Зоя опять замолчала. Надолго. Она глядела на пламя, и в её голове бродили какие-то жутко тоскливые мысли. Видно по отрешённому взору, по тому, насколько механически, неосознанно она подняла бутылку и сделала несколько больших глотков водки.
Пауза затягивалась. Нужно что-нибудь сказать, но я никак не мог подобрать подходящую тему для разговора. Всё, что приходило на ум, несло в себе отпечаток грусти, а необходимо что-то весёлое, непринуждённое.
— Мы отговаривали его, — наконец произнесла Зоя. — Когда началась эта заварушка на Меркурии, брат бросил профессиональный спорт, отказался от выгодного продолжения контракта и записался добровольцем в армию. Мы говорили ему, что всё это — чепуха, пропаганда, которая яйца выеденного не стоит, очередная затея сильных мира сего. Но его невозможно было переубедить — мальчишки есть мальчишки. Сказал, что пойдёт защищать Землю и её интересы. Ничего не поделаешь, упёртость — семейная черта Тельманов, этого нам всем хватает: что отцу, что мне, что Даниэлю… Хватало… Он потребовал, чтобы его отправили именно на Меркурий, а они только рады были: Даниэль уже был знаменитостью, лучшим игроком сезона. Они раструбили о его поступке, ставили в пример, мол — верный сын Земли, пренебрёг личным благополучием ради защиты отечества. Этакий образцовый гражданин и солдат.
— Да-да, я видел репортажи.
— Но не тут-то было, — горько усмехнулась Зоя. — Его принципиальность сыграла с ним злую шутку.
— Что ты имеешь в виду? — удивился я.
— Он увидел там то, чего не должен был видеть, всю неблаговидность и подлость происходящего. Точно не знаю, чему именно он стал свидетелем, Даниэль не говорил напрямую, а часть его сообщений и вовсе не доходила до нас. Он обещал, что по возвращении на Землю всё расскажет, что не будет молчать и выведет их на чистую воду. Его пытались подкупить, запугать, однако с его характером это непросто: проблематично задавить профессионального спортсмена… Короче, его убрали…
— Как так?! — Я замер в изумлении.
— А вот так. — Зоя посмотрела на меня в упор, взгляд её стал циничным и грубым. — Сначала нам сказали, что его отряд попал в засаду, якобы их атаковали местные повстанцы.
— Ну да, — согласился я. — Об этом много писали и говорили.
— Лишь через месяц после гибели Даниэля нам рассказали правду: отец воспользовался своими каналами, чтобы надавить на кого-то из военного руководства. В итоге к нам явился полковник из министерства и сказал, что брат погиб по нелепой случайности, якобы под дружественным огнём. Со слов полковника, Даниэль и его сослуживцы оказались рядом с местом, где взорвалась некая бомба, предположительно — заложенная террористами. Находившийся рядом военный патруль в неразберихе принял группу Даниэля за противника и расстрелял их всех…
Не в силах продолжать, Зоя прервалась. Ком подступил к горлу, по её щекам катились слёзы.
Я придвинулся поближе и мягко обнял её за плечи.
— «Такое бывает» — сказал полковник… А ещё через неделю нам сказали, что никакой бомбы не было… Обход, который совершал отряд Даниэля, был внеплановым… В него стреляли со спины, в затылок… С расстояния нескольких метров, почти в упор… — Зоя зарыдала во весь голос. — Я не верю, что это было случайностью…
Мы замолчали. Я был поражён рассказанным, а Зоя плакала, закрыв лицо ладонями. Она поведала мне о своей печали, обнажила болезненную рану, которую хранила глубоко внутри, которая тяготила, снедала, и теперь Зоя не могла сдержаться, чувства взяли верх.
История Даниэля Тельмана навалилась на меня страшным грузом. Брат Зои — сильный, жизнерадостный, молодой парень, спортсмен — погиб от рук своих же? Да ещё и при столь сомнительных, странных обстоятельствах?
Бывают трагичные стечения, роковые ошибки, но не настолько же! Что заставило военных изворачиваться, врать родным Даниэля, искать оправданий в деле, шитом белыми нитками? Неужели прав Терри Клиффорд, утверждавший, что на Меркурии находится некая секретная база правительства, на которой спецслужбы занимаются отвратительными, неблаговидными делами? Не это ли обнаружил Даниэль? Может быть, именно это имел в виду, когда обещал, что не будет молчать?
История, рассказанная Зоей, заставила задуматься над многими вещами, к которым имею непосредственное отношение. Посмотреть на мои действия и убеждения под другим углом.
Здесь точно что-то не так. Биография Даниэля Тельмана, раздутая до неузнаваемости после его смерти. Невероятно глянцевые героические подробности его службы на Меркурии, растиражированные средствами массовой информации. Похороны, устроенные на Земле с необычайной пышностью. Фильмы и передачи, посвящённые его жизни…
Что это? Компенсация за погибшего сына? Попытка навязать свою точку зрения, дабы вытеснить из сознания и стереть из памяти все остальные? Пиар-ход в поддержку патриотических настроений общества?
«Вот чёрт, — подумал я, — как мерзко всё это выглядит».
Зоя успокоилась и теперь лишь изредка всхлипывала. Поймал себя на том, что нежно поглаживаю её обнажённое плечо и спадающие волосы, что говорю ей слова утешения — тихо и ласково.
— Дело тут не в разочаровании, — прошептала Зоя. — Не в том, что мне скучно, и из-за этого я пью. С этим можно жить. Есть то… Точнее — те, без кого жить невозможно…
Я склонился над её лицом и непонимающе заглянул в грустные глаза маленькой несчастной девочки.
— Мне очень не хватает брата. Даниэль ушёл, его не вернуть… Но ты…
Зоя замолчала.
Я ещё ближе приблизил лицо к её лицу, ещё крепче обнял Зою. Осторожно утёр слёзы с её щёк.
Я решился и поцеловал её в губы…