Однажды в Манчинге

Глава 12. Последняя обитель

Пока Унна ехала в Райнд-холл, она одновременно и радовалась, и печалилась.

Печалило ее расставание с нездоровым отцом. Несколько недель назад она обнаружила его поутру с подвязанной щекой, а на все настойчивые просьбы дать посмотреть, приложить крепкий настой гвоздики, позвать лекарку, а то и филидку, отец лишь прикрикнул, что тоже бывало редко. Унна училась быстро и уже считала себя неплохой знахаркой, поэтому получить необоснованный отказ оказалось досадно, будто бы отец до сих пор сомневался в ее мастерстве или считал наивным ребенком. Другие тревожные приметы тоже не добавляли Унне спокойствия. Ел отец мало, пропадал по каким-то загадочным делам часто и надолго, без счета тратил деньги на ее приданое, вечерами, особенно в сумерках, умолкал, печалился о своем, одобрял ее почти решенную свадьбу и, когда Рагнар прислал за Унной, согласился немедля.

Идти против воли отца тут было бы странно, да и нелепо: выгодный брак, давно подготавливаемый, всеми ожидаемый, а больше прочих — самой Унной. Она надеялась, что ее устроенное будущее вернёт отцу немного утраченного спокойствия, что властителем ее дум станет будущий супруг, и собственные волнения о холодности своего сердца тоже улягутся.

Нет, знахаркой Унна была отличной, могла и найти болячку, и вылечить, и утешить хворого беседой, сочувствием или вниманием, но сердечные тревоги, о которых шептались на вечерках, девичниках и праздниках, покуда обходили ее стороной. Кроме некоторого трепета, уважения и восхищения, она к будущему супругу ничего не испытывала. Седрик, вихрастый и лохматый, как беспородный пес, помощник отца, твердил, что так быть не должно, а как — не рассказывал. Иногда Унна сердилась на него и не звала после этаких заявлений ни помогать, ни беседовать по вечерам, ни сама не являлась в приемную судьи, чтобы добровольно помочь закопавшемуся в дела помощнику. Они и познакомились столь близко потому, что Седрик нуждался в помощи кого-то также разумеющего по-инородному, а Унна говорила и писала на нескольких языках.

Временами, особенно когда они с Седриком ссорились, Унна припоминала обстоятельства встречи и на сердце становилось теплее, что всегда помогало, вселяло уверенность и утишало ее тревоги. Тем давним днем, она ждала отца в приемной, как раз решался какой-то важный вопрос, у судьи Алистера было сразу несколько просителей из торговцев, а похожий на дворнягу помощник вдруг перестал бормотать под нос, как делал еще до ее прихода, и ударился головой об стол, сильно и непритворно. Она тогда, конечно, возмутилась подобным небрежением к своему здоровью, он заявил, что истинное небрежение — писать на тарабарском вместо галатского, они поспорили, едва не подрались, но после этого Унна очень хорошо Седрика запомнила. На другой день пришла с пирожками и предложением помощи, а еще потом стала часто вникать в дела отца через его помощника.

В делах наблюдался полный порядок, и Седрик тоже только руками разводил, но им обоим оставалось исполнять те решения, которые принимал судья Алистер. Всенародного объявления о помолвке еще не было, а Унна уже готовилась оказаться под сводами замка жениха, что, разумеется, по всем законам мира галатов было очень рано для визита, тем более визита продолжительного, а то и окончательного. Обратно ее отец не ждал, о чем сказал прямо, пожелав на прощание хранить мужество и во всем поддерживать будущего супруга, за спиной которого «можно пережить любые невзгоды». Сразу стало понятно, что дело тут совсем туманное, да и Седрик распереживался тоже: не названная невестой Унна рисковала, собираясь оставаться до свадьбы в обители будущего мужа. Никакие возражения, догадки или мысли, правда, не могли ничего изменить. Раз отец, главный судья Манчинга, одобрил решение будущего короля галатов, то дочери оставалось лишь подчиниться.

В прошлый раз Унна была у Рагнара давно, отец взял ее тогда как переводчика или так говорил, но и тогда и сейчас она въезжала в замок необъявленного жениха с трепетом.

Пока их мирные лошадки небыстро цокали по мощеному дворику, а за спиной с клацанием опускалась новая решетка, было время оглядеться. Дом Рагнара производил впечатление готовой к обороне крепости, а может быть и находящейся в осаде. Непривычное количество стражников смущало, слуг наоборот видно не было. Хлопотливая суета мирного времени боязливо пряталась где-то внутри, в прочном кольце каменных стен и глубже. Стрелки, стоящие на стенах, не снимали тетивы с луков, конные разъезды сменяли один другого…

Несколько месяцев назад и Рагнар, и отец лишились близкого друга, убитого разбойниками, однако обеспокоенность разбойничьими налетами обычно переходит в частые разъезды стражи по дорогам, городу, ближайшим деревням. Не дело некоронованному королю опасаться каких-то лесных лиходеев и прятаться в собственном доме, будто в ожидании вражеского войска или конца света!

Унна не желала думать о том, что ее суженый — трус, и еще меньше ей хотелось вдруг понять, что он не достоин уважения или почитания, которое оказывает ему добрый галатский народ.

Охраны внутри крепости было так много, а ножей и мечей имелось в таком количестве, что смолчать, притворившись слепой или убогой было бы совсем странно: кого они везут Рагнару — невесту или безглазую бестолочь?

— Скажи, добрый стражник, отчего в крепости так людно? Неужто свадьба уже объявлена, гости приглашены, да обещались прийти с оружием? — Унна подгадала момент, когда страж не мог уйти от ответа, буквально не мог, помогал ей спуститься с лошади, оттолкнув Седрика. — Может быть, и войну новую я за приготовлениями к замужеству проморгала?

— Все может быть, госпожа, — стражник крякнул неодобрительно, но больше Седрику не мешал. — Времена нынче лихие, а гости всякие бывают, невежливые там, глупые или просто незваные. Так вот мы их тут отлавливать приставлены, вдруг нагрянут, чтобы вашеского счастья, значит, не омрачили. Поэтому не переживайте, вам о другом волноваться только и стоит, что вилок или ложек на всех не хватит.

Стражник улыбнулся неискренне, отошел, гаркнул на какого-то пробегающего лучника.

Унна не смогла удержаться и переглянулась с Седриком, надеясь, что подозрения укрепились только в ней, взволнованной невесте с тревогами сразу обо всем. Седрик, однако, не спешил ее утешить, ответил тоже настороженным взглядом из-под своих светлых лохм, сбившихся сейчас на глаза очень сильно.

— Слышал? Надо проверить ложки и вилки! — громким шепотом, чтобы лишние уши отошли подальше.

— Конечно-конечно, госпожа Унна, слышал своими ушами, — Седрик сначала зачастил, а потом произнес совсем тихо. — Но я бы лучше ножи проверил. Знаете, как это место называют? «Последняя обитель». Не нравится мне здесь, госпожа Унна, совсем не нравится!

Новые разговоры Унна заводить опасалась: в замке чувствовалась разлитая в воздухе тревога. Тут происходило что-то, о чем никто говорить не хотел, по крайней мере с ними. Иначе при появлении Унны с Седриком вокруг не стихали бы разговоры.

Посреди солнечного дня Унне показалось бесконечно темно в светлом и просторном замке. Челядь, натянув улыбки на лица, отмалчивалась, Рагнар не появился при встрече и потом, оставив ее обустраиваться, Седрик мрачно хмурился. Едва они остались совсем одни, вышли на балкон проветриться и показать всем: гости тут, все прилично и спокойно.

— Оставь свою мрачность, Седрик, мы прибыли сюда не на похороны, — она улыбалась и подставляла лицо лучам солнца, от камня стен разило холодом.

— Что-то я не уверен, госпожа Унна, — помощник иногда из Седрика был аховый. — Единственное, в чем я уверен: мы скоро узнаем, на чьи. Главное, спокойно, держитесь поближе ко мне, вдруг всеми ожидаемое «что-то» произойдет при нас? Хотелось бы, конечно, чтобы нет, но мы своей судьбе не хозяева, окромя пары мест да удачных решений.

— Вот умеешь ты нагонять тоску, тем более, что от слова «спокойствие» мне дурно делается, то отец заладил, то ты теперь, сговорились? — покосилась на лохматого помощника. — Или ты специально?

— Специально я тут только помогать прибыл, госпожа Унна, не обижайте понапрасну, — Седрик ничуть не обиделся, приложил палец к губам, словно невзначай, словно что-то на лице у него налипло. — Мы верные слуги, госпожа желает жениться, будем жениться, госпожа пожелает иного, будет иное.

Напоминание, конечно, было излишним, но как многое, что делал Седрик, своевременным: Унне все больше хотелось разбить немое напряжение скопившееся в замке, разбить любым способом, закричать или сбросить вниз глиняный кувшин, сорвать гобелен или спустить хоть одну натянутую тетиву в сторону леса.

Едва они вернулись в покои, оказалось, что ее ожидает служка с посланием — господин Рагнар желает видеть свою нареченную со свитой, дабы как полагается приветить ее в своем доме. Унна отогнала мысли о том самом, зачем люди женятся — не будет же он ее таким образом привечать прямо со свитой? Освежила свое платье, переодевшись в другое верхнее и отправилась на встречу с будущим супругом, как на казнь.

Чем дальше, тем больше ей хотелось презреть все договоренности и срочно отбыть обратно, к отцу, туда, где все если не понятно, то хотя бы не пахнет большой кровью.

Рагнар принял ее вежливо, но сухо, отстраненно, и был вовсе не рад нареченной. Словно не к свадьбе готовился, к битве, не будущую жену принимал, а новые невзгоды на своем пути встретил. Унна пожелала себе терпения сейчас и в будущем, ибо дел у короля предвидится еще больше, чем у главы рода. Пока Рагнар не был похож на того, кто разделит с женой власть или тревоги, кому нужна жена-помощница, умница и толмач. Образ его запомнившегося великолепия быстро мерк: у него, конечно, золотые волосы и ярко-голубые глаза, но смотрит он этими глазами сквозь людей, слушать никого не желает и судьбой своей хочет управлять единовластно. У Рагнара всегда было много забот, в прошлый визит, вместе с отцом, Унна видела это, но тогда будущий король, будущий муж не был столь тревожен, был вежлив и заинтересован в людях. Унна постаралась припомнить, за что еще он ей нравится: он самый лучший и самый справедливый, говорит правильные вещи и следует своим словам!

С удручением признала свою прошлую наивность, но постаралась взглянуть на Рагнара снова как прежде. Возможно, изменился не владетельный господин, а она сама, тогда ей нужно было поработать именно над собой.

Богатые покои, в которых разместили Унну, оказались слишком близко от покоев Рагнара, но кто бы посмел сказать слово против? Нареченная невеста? Отец, который сюда не явился? Представитель друидов, всегда живущий в крепости? Разве лохматый Седрик, но никому не интересно мнение добровольного сопровождающего, всего-то помощника судьи.

До свадьбы и даже объявления о ней, однако, дело не дошло ни на первый день, ни на второй, ни на третий. Все много работали, говорили, что готовятся к свадьбе, однако поднятые на стену чаны со смолой, по представлению Унны, слабо были похожи на праздничные заготовки. Какое-то время спустя, когда она надоела жителям крепости с ненужными вопросами, Рагнар снова вызвал ее к себе и приказал, глядя еще более сквозь нее, чем в прошлый раз, что приданого не хватает, для истинно королевской свадьбы все должно быть заготовлено с соблюдением традиций.

Что означало: теперь Унна будет шить и ткать.

К приказу будущего мужа прилагался надзиратель, а потому за старанием Унны, пока она выводила алые и синие цветы и вышивала защитные руны, придирчиво наблюдала старая галатка Виенна, нянчившая еще самого Рагнара. Как быстро выяснилось, говорить о ближайшем и самом благодатном предмете — детстве будущего короля, Виенна отказывалась наотрез, в ответ не спрашивала ни о чем, только поправляла, давала указания по шитью и ругала за недостаточное усердие. Тишина быстро приелась, стала долгой и тягостной, но решение нашел Седрик, приноровившийся развлекать сразу всех чтением «Сказаний о дальних странах».

Унна углядела эту книгу в обозе, приехавшем с востока полгода назад, да так и вцепилась в диковину. Темноволосый мягколицый купец уточнил, знает ли госпожа язык дальних стран. Когда Унна с гордостью сказала, что ее научил отец, главный судья Манчинга, купец улыбнулся чему-то грустно и продал со скидкой, добавив, что купил две, но вторую не для продажи, а для супруги, милой Лейлы, «возлюбленной моего сердца». При этом черные усталые глаза его заискрились. Унна порадовалась чужому счастью и пообещала себе, что будет любить мужа так же сильно, как этот Фелан — свою Лейлу. Книжка казалась Унне залогом неминуемого счастья, и она не пожелала с ней расставаться даже на время. Счастье, конечно, не спешило складываться просто по совокупности удачных примет, да и просто не спешило.

Напряжение нарастало, все ожидали неизвестно чего, то ли огня с небес, то ли воды из-под земли, а может быть, дождя из жаб — старожилы поговаривали, что такое приключалось очень-очень-очень давно. Менестрели затихли, разговоры исчезли, каждый прожитый день был одновременно мукой и наградой, всякий новый становился медленной пыткой дурными предчувствиями. Время растягивалось тягучей патокой, Унне казалось, будто она живет тут с начала эпохи людей, еще до разрушения мира и разделения его на Верхний и Нижний, а злопамятные древние боги наказали ее за неизвестные грехи вечной жизнью в ожидании.

На самом деле прошла едва ли неделя.

Недобрые мысли тому виной, не к месту помянутые древние боги или жалобы на судьбу, но именно сегодня что-то резко поменялось. Внезапный порыв ветра загасил свечи — все до единой. Стало неуютно темно, и Унна лишь сейчас заметила, что небо почернело, как перед грозой. Во дворе забряцало оружие, заржали кони один за другим, отчаянно завыли злобные кобели. В бурых небесах свивался глаз грозы, но слишком быстро для обычной бури. Унна ахнула: кроме облаков, сотни летучих мышей кружились в небе. Раньше ей приходилось видеть летучих мышей, но очень редко и никогда — так много сразу.

Когда Унна оглянулась, дверь захлопывалась и закрывалась на ключ, а Седрик медленно поднимался с пола. Похоже, старая Виенна очень хотела выжить.

— Ты не пострадал? — ощупала висок Седрика, по которому медленно бежала струйка крови. — Чем она тебя ударила? Почему не увернулся?

— Шилом, наверное, не углядел, бешеная бабка, чуть книгу не проткнула! — Седрик бережно закрыл спасенную книгу и спрятал за пазуху. — Да и ничего мне не сделается, сейчас об вас беспокоиться нужно, госпожа Унна!

— В другой раз лучше себя береги, не книжку, — становилось трудно дышать, когда Унна представляла, что удар шилом оказался бы более удачным. — Книжку и другую купить можно!

— Так вы же ей дорожите, значит, и я дорожу, — опять наклонил голову, занавешивая глаза челкой.

Унна хотела поспорить, но Седрик поднял палец, призывая сосредоточиться и насторожиться.

— Смерть пришла… знали же… даже за тройное жалование… — услышала Унна чьи-то испуганные голоса внизу, со двора, и прильнула к окну.

А потом упало небо. Вернее, так показалось, потому что ночные обитатели ринулись вниз. Галаты отмахивались, но лезвия пронзали лишь воздух. Ни одной летучей мыши не лежало под ногами — а исцарапанные воины поднялись не сразу и не все. Лошади ржали и рвались из конюшен, собаки снова завыли протяжно и жутко. Летучие мыши бились и бились в ворота дворовых построек, пока те, искореженные и помятые, не сорвались с петель и не упали на землю. Огромный кулак из множества живых существ, ставших неуязвимыми для человеческого оружия, бил теперь в подворье, в конюшни и в псарни, метался в заколоченные двери, срывал крепления с целых, не давал цели для нападения и одновременно наносил удар за ударом.

Племенные скакуны, подчиняющиеся не каждому конюшему, злобные кобели, выходившие на медведя, выскочили наружу, но бежать было некуда, поэтому сумятица внутри замка стала вовсе невообразимой. Стражники разбегались во все стороны, пытаясь найти спасение на стенах, однако там их с новой силой атаковали мыши. Ослепленные люди, напрасно пытающиеся отмахнуться от летучих животных, падали со стен, крича коротко и страшно оттого, что понятно: каждый такой крик оборвала смерть. Смерть гуляла сейчас во владениях некоронованного короля Рагнара, и Унне было бы интересно, что такого ужасного совершил ее почти состоявшийся супруг, если бы от страха не тряслись колени или хоть чуть-чуть отпустило занемевшую душу.

Она одновременно хотела дышать и страшилась вздохнуть. Прямо перед лицом об стекло шмякнулась мышь, ощерилась, зашипела, но ее товарки не поспешили помочь с разбиванием окна: тут никто не закричал. Седрик не кричал потому, наверное, что был мужчиной. А Унна — потому что зажала себе обеими руками рот.

Вой, стоны людей и зверей смешались в единый гвалт, темное небо насмехалось над ними, не давая светлому Лугу увидеть, что творится на его земле, вверяя своих детей воле темного Ллира. Унна вспомнила старые молитвы, но пуще них ей помогло ощущение близкого присутствия: Седрик, тоже напуганный, потянул ее от окна подальше, вглубь комнаты.

— Вы бы лучше не высовывались, госпожа, чего как маленькая-то? Столько языков знаете, а умишко еще детский совсем, давайте-давайте, ножками-ножками, — ей было все равно, что он говорит, главное, руки у Седрика были теплыми, а голос, несмотря ни на что, не дрожал.

По замку разнесся новый оглушительный грохот. Видимо, летучие мыши нашли новую цель. Унна надеялась только, что это не обвал стены замка.

— Кажется, стучится кто, госпожа Унна, это не очень вежливо, конечно, на стук не открывать, ну так мы тут и не хозяева, поэтому посидим тихонько, переждем, вдруг и минует бедствие, мы и заперты, та бабка ух и вредная! — Седрик по голове гладил, не давал снова к окнам подойти, но она увидела, что там происходит, поняла по направлению криков и мельтешению черных крылышек.

Кулак из летучих мышей с новой силой ударил в каменные ворота замка.

— Он через ворота войдет, Седрик, кто бы ни вошел, он пойдет там, Седрик, — голос срывался, но шептала Унна пока разборчиво.

Эхом удара в ворота стукнула распахнувшаяся дверь в покои.

— Уводите! Уводите ее к Рагнару! — закричал вбежавший стражник, вытирая исцарапанное лицо от крови.

Не успела Унна понять, что происходит и зачем сейчас хоть кому-нибудь к Рагнару, как ее закрыл Седрик.

— Нет! Там опаснее всего!

— Забирай и дворнягу тоже, может, пришлый порвет и от крови успокоится, — произнес Руфус, один из советников Рагнара, самый богатый, и осматривал Унну так, будто решил продать на ближайшем рынке по выгодной цене.

Подоспевшая стража скрутила Седрика быстрее, чем Унна успела возмутиться, ее саму тоже крепко взяли под руки.

— Он успокоится, когда всех нас порвет! — ответил влетевший следом Патрик, второй советник Рагнара, из знатных, он запыхался и постоянно утирал кровь под глазом. — Тащите обоих к лорду…

В коридорах оказалось еще страшнее, чем в запертой комнате, хотя стражников вокруг было много, Унна была уверена — защищать их с Седриком никто не станет. Бросят, едва возникнут сложности, оставят на растерзание.

Из-за каждого угла доносились подозрительные шорохи и звуки. Испуганной девушке казалось, будто по камням пола клацают когти или шуршат крылья взбесившихся животных. Перед поворотами все замирали, сначала выглядывали, проверяли путь, лишь потом поспешая дальше. Седрика не только скрутили, ему заткнули рот, Унне кляпа не досталось, да и тащили почти бережно, но никаких лишних движений делать было нельзя.

Перед покоями жениха оказалась большая часть стражи и наспех сделанные завалы, через которые пробираться было неудобно, вдобавок, из-за ощущения недоброго взгляда в спину. Унна дважды обернулась, но никого заметить в просторных, широких, затененных сейчас коридорах не смогла.

Внутри было ничуть не спокойнее, чем снаружи, наоборот, сейчас Унна почувствовала, где было сердце постоянной тревоги: взъерошенный Рагнар не мог сейчас называться лордом, просто потому, что ничего не контролировал и очень боялся. Если для Унны это было объяснимо, то для властного, влиятельного и опасного господина, примеривающегося быть королем, выглядело странно.

— Рагнар! — она кинулась к жениху, воспользовавшись тем, что хватка на локтях ослабла. — Прикажи отпустить!..

— Тихо! — крикнул на нее и сбросил с рукава, как прицепившегося кота. — Не до тебя сейчас. Ну что там? — обратился он к вошедшим.

— Как и ожидалось, гости с того света! — неуместно и нервно хихикнул Патрик, снова стирая кровь. — Ты не мог добром уговорить его не лезть на рожон? Всего-то и надо было, что повременить. А вот тебе и конец света!

Все затихли, будто Патрик произнес наконец вслух что-то, давно тревожившее каждого из собеседников. Унна шевельнулась, платье зашуршало, все отмерли, за окном сухо громыхнуло.

— Он собирался выступить, — досадливо ответил Рагнар. — А ты знаешь его слово — все слушались беспрекословно.

— Кого «его»? — произнесла Унна, и все повернулись, скрестив на ней взгляды, словно клинки.

— Госпожа Унна, успокойтесь, успокойтесь, не бойтесь! Всего-то и надо, что не бояться, — услышала Унна голос Седрика. — Воды ей дайте, она же сейчас чувств лишится!

Виенна, оказавшаяся рядом, протянула фляжку, и Унна отпила судорожно, от души желая, чтобы все оказалось только сном. Слабая надежда померкла: они все были в замке, где бесновались звери и умирали люди. С другой стороны, Виенна, желавшая жить, тоже была здесь, возможно, тут существовал шанс не сгинуть.

Внезапно ударило откуда-то снизу так, что зашатались стены, заскрипел дощатый потолок и посыпалась краска. Видимый шпиль соседнего здания дрогнул — и медленно, как в дурном сне, начал заваливаться набок. Со двора послышались звон металла, крики.

А затем стало очень тихо.

Не шумели крылья летучих мышей, не выли собаки, не ржали испуганные кони. Ветер замер за окнами, а дыхание остановилось. Стало еще страшнее, хотя казалось, быть не могло.

— Посмотри, что там, — хрипло скомандовал Руфус ближайшему воину. — Кажется, ваша замечательная стража, Патрик, ничего не стоит.

Патрик глянул затравленно, вытер пот со лба, кровь под глазом, раздирая подсохшую ранку, и ничего не ответил. Воин, не получивший отмены приказа, отправился к двери, но почему-то замер. Все затаились и прислушались.

В зловещей тишине раздался скрип двери.

Любой шорох казался лучше глубинного беззвучия, опять затопившего комнату, но ударившие по ушам шаги ужаснули.

Кто-то шел по замку медленно, как хозяин. Он не торопился, ни к чему ему было торопиться, он делал только то, что хотел, и тогда, когда хотел. Сейчас этот пугающий призрак, неизвестный с силами древних богов, направлялся сюда, желая видеть, наверное, Рагнара.

Люди, не сговариваясь, не отрывая взгляда от толстых створок, шагнули назад, прочь от дверей, и пятились, пока не уткнулись в стену. Один из стражников выронил меч, ужасающе прозвеневший по полу, с режущим визгом лезвия о камень.

Звук шагов простучал по коридору, приблизился вплотную и стих.

— Кажется, он прорыл ход внутрь замка. Умная тварь! Сам взгляну. Да не бойтесь вы так откровенно! — произнес Руфус, стараясь вернуть самообладание себе. — Ничего там страшного нет, стражник какой полоумный заблудился или тварь потусторонняя, так на всякого в управу добрый меч найдется!

Руфус расправил плечи, обнажил клинок и вышел прочь. За дверью, как они увидели в приоткрывшуюся щель, никого не оказалось. Все предпочли сделать вид, словно ничего не было, оживились, завздыхали, Седрик подошел ближе к Унне, отобрал фляжку у Виенны и сам подал девушке.

Унна, отпив еще немного, почувствовала себя чуть лучше. Седрик поддерживал ее под локоть, говорил что-то бессвязное, как будто вспоминал старинные молитвы и успокаивал этим.

То, что произошло потом, Унна скорее почувствовала, чем увидела: теплые брызги крови долетели от приоткрытой двери. Она вздрогнула, Седрик тоже, остальные обернулись, не понимая, и тогда звуки снова очнулись — послышался скрип клинков, шорох падающих тел и душераздирающие крики совсем рядом.

— Кто там так кричит, Седрик, кто? — от страха заплетался язык. — Кому это надо, кому по силам?!

Крики стихли, изменились, стали стонами, потом снова воцарилась тишина.

Мягко простучали шаги, будто бы кто-то за дверью наслаждался игрой и призывал присоединиться. Затем дверь вынесло вместе со стеной, и Унна увидела зверя — громадного черного волка с окровавленной мордой и лапами.

— Прости, я не хотел, я не виноват! — кинулся ему в ноги дрожащий Патрик. — Убей тех, кто семья, судья виноват, убей его дочь!

Патрик вытянул руку в сторону Унны, и перед ней тотчас встал Седрик. Волк не повернул голову в их сторону, разглядывая съежившегося Патрика с нехорошим, пугающим, разумным любопытством. Волк взвешивал слова человека, и сейчас, в эту секунду, в этот миг, Унна всей душой уверовала в легенды предков. Они знали, о чем говорили. Может статься, что и древние боги до сих пор ходят по своей земле, уж больно сказочный зверь походил на короля Нижнего мира, того, поминать которого по имени — опасно, а не поминать — опасно вдвойне!

Зверю не было дела до Унны и ее веры, он махнул лапой — легко, мягко, бесшумно — грузный Патрик отлетел прочь и замер у стены. Под телом начала растекаться темная лужа, до того обыденная, что Унна еле сдержала тошноту.

— Убейте его! Убейте! — Рагнар закричал на оставшихся стражников, замерших неестественно. — Что вы стоите!

Толкнул ближайшего в плечо, но тот вместо движения просто упал лицом вниз, как пошатнувшаяся на постаменте статуя! Темное колдовство!

Легенды оживали на глазах, самые страшные, самые непредставимые в доме лорда Манчинга, накануне свадьбы.

Рагнар отбежал назад, дернул за ручку двери позади себя. Как видно, черный ход из покоев или другая комната, более укрепленная, с толстыми стенами. Раз дернул, другой…

— Открой! Открой же, ты обещал!

Но дверь не открывалась, наоборот, будто бы уплотнилась, по косяку проползли веточки омелы, прошуршали и замерли, плавно покачиваясь на упругих стебельках. Рагнар обернулся к волку, как затравленный зверь. Волк подходил не спеша, и Рагнар совершил воистину змеиный бросок, вырывая Унну из рук Седрика, удерживая теперь ее перед собой.

— Смотри, у меня есть добыча получше! По справедливости, волк, возьми ее! Ее! Ее возьми, это она виновата — она дочь Алистера! Это с его разрешения убили Мэрвина! Убей ее — отомстишь за него! Все будет так, как вы, волки, обожаете! Много крови и мести!

Унне показалось, что она умерла уже сейчас: слишком похоже было на правду обвинение Рагнара. Вот почему отец чувствовал себя таким виноватым, почему спешил ее отдать замуж, почему темнел лицом и не позволял себя утешать. Потому что действительно был виноват в смерти своего друга!

— Он предатель, предатель, ты верно чуешь, волк, что в ней тоже бежит кровь предателя! Возьми эту тухлую кровь, пролей и избавь мир от неверной дружбы!

Она застыла, по-новому слыша слова Рагнара, смиряясь с собственной смертью — это оказались ее похороны, кто бы знал! — а глупый Седрик, все еще с сумкой, берегущей книжку, бросился наперерез зверю. И вот его Унна пожалела.

— Нет! Не трогай его! Он вообще ни в чем не виноват! Только в том, что нордские глаголы выучить не может! — топнула по ногу Рагнара, пытаясь вырваться. — Седрик! Седрик!

— Ах ты девка! — Рагнар от неожиданности не удержал ее, а хватать опять означало подставлять открытую шею под дюймовые клыки.

Волк подошел ближе, пугая мордой на уровне их лиц, втянул воздух, сверкнул глазами и оттолкнул лапой Седрика на Унну. Живого!

Они упали и откатились недалеко, так, что тепло животного тела было ощутимо поблизости.

Рагнар, оставшийся перед чудовищным зверем в одиночестве, дрожащими руками выставил сверкающее лезвие ножа.

— Он заговоренный! Дотронься — и погибнешь!

Зверь растянул пасть в оскале. Улыбнулся. Унна боялась отвести от него глаза. Челюсти с хрустом перекусили металл.

Человеческий лорд оказался беззащитным перед тем, кто не ведал жалости и не слушал оправданий. Унна помнила точно, она хорошо знала легенды, хотя и не знала, что некоторые умеют оживать.

Рагнара страх корежил и прижимал к земле, а вот Седрик, тоже трясущийся от ужаса, все же нашел в себе силы закрыть Унну собой.

Очертания зверя с окровавленной мордой поплыли, и Унна уже решила, что теряет сознание, но туманные контуры волка перетекли в очертания человека. Или — не совсем человека, слишком уж он был страшен.

Люди не умеют смотреть в точности как звери, а взгляд волка из Нижнего мира совсем не поменялся.

— Тебя плохо учили, Рагнар, — голос тоже был низким, как рык, чарующим и отталкивающим одновременно. — Поэтому слушай свой последний урок, две твои последние ошибки: Мэрвин и Вейсиль.

Слова фейри дошли до сердца и пронзили холодом. Имена убитых друзей отца и Рагнара, Патрика, Руфуса, показались заклинанием на смерть. Солнце, до неузнаваемости изменившее свет, сверкнуло серебром на двух взметнувшихся клинках, Рагнар пронзительно закричал и сразу захрипел-забулькал. Унна решила, что ее все же убьют, вцепилась в Седрика покрепче и зажмурилась. Открыла глаза от странного мягкого стука, непредставимого здесь, увидела мяч под ногами, осознала, догадавшись по светлым ниткам, похожим на обагренную паклю, что это голова Рагнара, и потеряла сознание.

Мидир оставил дочь Алистера на попечение рыжего мальчишки, ненамного старше Джареда, хотя по человечьим меркам разница у них была заметной — еще мальчишка и почти мужчина. В мире ши они оба считались бы малыми детьми, но дело происходило в мире более жестоком и опасном.

В Верхнем любой неосторожный шаг мог обернуться не милосердной смертью, а вечным рабством, поэтому Мидир очень осторожно вошел туда, куда так рвался Рагнар в ожидании помощи, где полыхала серая аура того, кто соткал паутину для человеческого лорда.

Волчий король удивился, как самонадеянны становятся люди, едва речь заходит о достижении власти или драгоценных тут монет. Не разглядеть под боком настоящего ши из Дома Волка, понадеяться, будто все совершенное останется безнаказанным! Это ли не безумие?

Серая тень сидела в самом дальнем углу комнаты. Манила, дразнила, перебирая в пальцах черные четки.

А потом думать и удивляться стало некогда.

Первая ловушка показала себя на входе. Мидир упал навзничь, решив пропустить стрелы, а не ловить их. На третьем шаге запахло ядом — видимо, сработала опустившаяся доска в полу. Не вдыхать — проще всего, а еще лучше закрыть глаза — и можно легко провалиться в яму, полную зло вытянувшихся в сторону пришельца копий.

Могло бы сработать против обычного, даже самого опытного воина. Мидир метнулся вперед, и копья сомкнулись за спиной двумя рядами громадных зубов.

Потом он почувствовал иные затворы. Круговая защита сдавливала грудь, мешала пройти — очень хорошая магическая препона, рассчитанная на всех ши, кроме короля Нижнего мира.

Решение было таким же простым, как сама магия, работающая здесь тяжеловесно и безотказно, как таран. Разбить нельзя, но можно обойти, если знать, как, и уметь обходить. В облике зверя он будет лишен всяческой магии. Мидир обернулся волком, прыгнул вперед, желая порвать закутавшуюся в серый плащ фигуру… и поймал лишь воздух.

Разочарованно помотал мордой, вынюхивая след.

Затаившийся враг не оставил никакого запаха, в комнате никого не оказалось. Это было странным и неприятным: то создание, что чуть было не убило волка, чей запах ощущался в воздухе, а дух — во всей интриге, то ли пропал, то ли успел удрать.

Зато место эта тварь выбрала идеальное. Последняя ловушка расправилась, зашелестела, ухватила за ноги. Скручивающаяся сила захватила короля Нижнего мира, провалилась с ним вместе в Светлые земли, затем лишь, чтобы вытолкнуть в объятый пламенем дом Лейлы.

— Джаред! — яростно закричал Мидир, не ощущая племянника ни живым ни мертвым.

— Джаред, — жалобно позвала Тикки.

Джаред отложил книгу, гася недовольство. Как бы он ни относился к ней лично, она, как женщина и как человек, заслуживала уважения. Тень отца словно замаячила на краю зрения, не то упрекая, не то предостерегая, но Джаред поморгал, и все оказалось много проще: только-то шевелилась тень от занавески. Дела это не меняло, отец всегда учил его защищать женщин и прислушиваться к ним, продолжательницам жизни, матерям и дочерям, поэтому Джаред не задал и вопроса, что понадобилось несчастной Тикки от него, просто перешагнул через порог своей комнаты.

— Ага! Ты больше не в своем доме, глупый!

Обрадованная Тикки прищурилась совсем не похоже на себя, а потом затараторила быстрее, чем Джаред когда-либо от нее слышал:

— Джаред, сын Мэрвина, внук Джаретта! Подойди ко мне немедля!

Звуки сыпались отточенно-остро, словно град, не оставляя возможности для сопротивления. Джаред попытался отшатнуться внутрь своей комнаты, показавшейся сейчас самым безопасным местом в мире.

— Стой! — голос Тикки хлестнул по ушам, которые сами собой дернулись.

Больше не дернулось и не дрогнуло ничего, отшатнуться не вышло, Джаред словно окаменел.

— А теперь иди за мно-о-ой! — злорадно протянула Тикки.

В ее глазах у девочки плясали злые огоньки, похожие на искры факела или пожара.

— Мидир, — выдавил Джаред.

Мидир просил его остаться, не покидать пределы его комнаты, а он!.. Он сейчас пойдет за этой маленькой врединой! Пойдет неизвестно куда, непонятно зачем! Против воли! Не способный сопротивляться хоть сколько-то, чтобы облегчить дяде задачу!

— Очень хорошо, что Мидир, — пропела девчонка. — Теперь я буду звать всех вас настоящими именами, ши, а вы будете мне служить! Как хорошо иметь настоящего волка на посылках! Чего встал-то? За мной!

Она добавила еще что-то трудноразличимое, словно пение или… наговор!

Джаред с трудом поднял обе руки, пытаясь вцепиться в стены, но его потащило вперед, к Тикки, с такой силой, словно внезапно случился ураган. Ногти ломались, руки не слушались, ноги шли сами. Его магический дар работал против него!

— К-куда мы идем? Я не хочу уходить! Что т-т-ты делаешь, Тикки?

— То, что давно должна была сделать! — обернулась на ходу, а Джаред с ужасом почувствовал острый запах дыма и услышал женские крики. — Плачу за гостеприимство!