Одаренный

Глава 5

За последние два месяца обучения, друзьями я так и не обзавелся, даже несмотря на потенциал развития моего дара. Да, задевать стали гораздо меньше, но заводить дружеские отношения с простолюдином никто не желал. Даже дети купцов и чиновников, которые сами не блистали титулами, все равно морщили носик при моем появлении. Может быть, поэтому я и сам не стремился без острой необходимости находиться в чьем-то обществе, предпочитая все время сидеть за учебниками в своей комнате или библиотеке.

Учиться в Академии мне не нравилось. Если честно, то мне вообще не нравилось учиться нигде, даже школу в Речном я посещал с большой неохотой. Разве что, на математику ходил всегда. Нравилась она мне.

В любой в учебной аудитории мое место определялось само собой — последняя парта, в гордом одиночестве. Как же проще было находиться среди равных себе, и как тяжело здесь. Честно говоря, такое положение дел начинало меня немножко выбивать из колеи. Я человек неконфликтный и очень терпеливый, но всему должен быть предел.

Большинство преподавателей не сильно отставали от учеников. Вызывали меня к доске редко, но, когда это случалось, моя фамилия произносилась без скрытого пренебрежения. По имени же меня вообще никто не называл, оно отчего-то резало слух всем, кто был хоть сколь высокороднее меня. А таковые были почти все.

Единственными людьми кто относился ко мне по-человечески были Троицкая Галина Афанасьевна, и комендант общежития — Аглая Федоровна по прозвищу Оглобля.

Кстати, о прозвищах — мне его тоже дали. С подачи того белобрысого паренька из параллельного курса.

— Холоп-магистр — я все чаще слышал перешептывания, стоило мне только появиться в столовой или других общественных местах. В Академии я был популярен, но кому сдалась такая популярность? Оставалось только терпеть, но давалось мне это с каждым днем все труднее и труднее.

Несказанно обрадовало, что от теоретических знаний, мы наконец перешли к практике управления стихией и тут я снова неприятно удивил моих завистников. Формулы заклинаний, или по-научному — Схематические Конструкты, давались мне просто и непринужденно. Особенно те, которые относились к магии Воды, но не все было так гладко.

Преподаватели, кстати, не любили, когда использовали такие слова как — магия, чародейство и заклинания. По их мнению, магия — это что-то полумистическое и необъяснимое. А в Академии преподавали сугубо научный и точный предмет, который вписывался в логическую базу. Тем не менее, все закрывали глаза, если использовались эти термины, особенно со стороны простолюдинов.

Прежде чем мы перешли к практически занятиям использования дара, нам около недели вдалбливали простейшие, по мнению преподавателя истины. Мы изучали устройство Схематических Конструктов, самых базовых. К примеру — для огненного шара, надо было мысленно собрать в голове конструкцию из нескольких параметров — размера, формы и даже цвета. Самые искушенные одарённые и вовсе изгалялись как хотели — «фаерборлл» в виде летящего сокола — пожалуйста. Воздушный таран в форме огромного кулака — нет проблем. Рациональность такого использования, конечно, была низкой — затрачивалось больше времени на создание магического конструкта и расходовалось слишком много энергии. Но выглядело чертовски эффектно. Говорили, что особо впечатлительные барышни от восторга даже теряли сознание.

С Водой и Землей все было совсем по-другому, гораздо сложнее. Если ты, конечно, не Аквакитнетик или Геокинетик. Человек совместивший в себе два дара — стихийный и Телекинез. Встречалось такое явление крайне редко, но все же было. Этим одаренным были не нужны зубодробительные магические конструкты, достаточно простейших. Поднял булыжник в воздух — и тут же запустил его телекинезом со скоростью снаряда. Для сравнения — обычному Геоманту приходилось тратить не один десяток лет жизни чтобы просто заставить левитировать камень. Взорвать его он мог за долю секунды, но на земле. А вот заставить взлететь… тут была нужна прорва силы и очень сложная магическая формула. Все эти линии, кружочки, символы… перепутал хоть что-то и тогда сила пропадет впустую, или эффект будет совсем не тот. Иногда даже со смертельным исходом для одаренного.

Но самыми страшными были Аэрокинетики. То, что они вытворяли с потоками воздуха, не поддавалось никакому сравнению. Слава Богу, что «дуалисты» — люди с двумя дарами, редко когда достигали невероятных высот хотя бы в одном из них. Почти никогда. Почти…

В моем же случае все было и просто и сложно одновременно. С формулами я разобрался еще месяц назад, когда изучал учебные пособия в библиотеке вне школьной программы. Но вот работать они у меня отчего-то совсем не желали. Чтобы перекачать жидкость из одного сосуда в другой, надо было учесть несколько точных параметров. И вроде я учел их всех. Схематический Конструкт в моей голове был выстроен идеально, но почему-то не работал, мать его так, причем сколько силы в него не вкачивай. Не работает!

— Глядите, холоп-магистр сейчас кажись надорвется — видя мои потуги один из однокурсников тут же решил съязвить. Аудитория разразилась смехом.

Гнев хороший помощник… или все же нет? Струя воды из колбы ударила в потолок с такой силой, что мгновенно оставила глубокую выбоину в межэтажном перекрытии. Еще чуть-чуть и, наверное, я бы соорудил незапланированный проход с первого этажа на второй, минуя лестницу.

От разлетевшегося во все стороны бетонного крошева завизжали девчонки. Удивлено крякнул преподаватель, а мальчишки мгновенно перестали смеяться.

— Следующий раз я направлю струю в самого большого шутника. — не без чувства гордости предупредил я.

— Дубравин! К директору! — опомнился учитель.

Толстячок-ректор даже ругаться не стал. Пропищал мне устное предупреждение и отпустил. Никаких тебе нотаций, никаких санкций. Чудеса. Или видать не по рангу ему — целому виконту, отчитывать простолюдина более чем полминуты.

Заснуть в ту ночь мне никак не удавалось. В голове всплывала та простейшая формула, которая должна была переместить воду из сосуда в сосуд, но отчего то этого не происходило, хотя другие ученики, с более слабым даром, справлялись с легкостью. Я встал и включил настольную лампу. На вырванном из тетради листике начертил тот Схематический Конструкт. Он напоминал собой Треугольник, в вершинах которого находились символы-ключи — стихийный знак Воды, руны направления и перемещения. В центре треугольника находился ровный круг со знаком Активации. Именно через этот знак передавалась сила одаренного, заставляя работать всю схему. Я расчертил схему, которую знал назубок и взглянув на графин с водой активировал чары.

Нет, никакого результата. Поверхность поды даже не шелохнулась. Я переписал формулу поменяв корневые символы, но тоже безуспешно. Вспомнив по памяти другие ключи, я стал экспериментировать. Около двух часов провозился, но ничегошеньки не происходило. Вода не отзывалась.

— Ну что же тебе сука еще надо? — бросил я злой взгляд на графин с водой.

И о чудо! Поверхность воды поддалась рябью. Возмутилась матерному слову? Быть этого не может… или все же может?

Я обхватил сосуд ладонями и закрыл глаза. Потянувшись сознанием к жидкости, через секунду я уже что-то почувствовал. Не так как при медитациях на берегу Енисея, но что-то похожее, едва уловимое и родное.

— Водоворот — мысленно произнес я, забыв про существование всех Схематических Конструктов, геометрических фигур и символов-ключей.

Вода повиновалась. Медленно, словно с неохотой, в центре графина начала образовываться вращающаяся воронка. С каждой секундой она набирала силу.

Предел моих магических резервов мне до конца не был известен, но на автомате я перепроверил свои ощущения. Они не изменились. Самочувствие тоже, значит я практически не потратил силы на активацию водоворота. А если еще поднажать?

Графин задребезжал, а еще через мгновение разлетелся стеклянным крошевом. Руку, лицо и грудь тут же обожгло. Больше всего испугали торчащие из моих ладоней стеклянные осколки, измазанные в крови. Я закричал больше от испуга нежели от боли. На звук бьющегося стекла и крика, тут же прибежали дежурные по этажу. Открыв дверь мастер-ключом, двое взрослых ворвались в комнату.

Уже позже, в лазарете, я представил себе картину, которая, наверное, должна была повернуть в шок любого, кто вошел бы в мою комнату после того, как взорвался графин — окровавленный я, с кучей осколков в теле. Окна, кстати, разбились. Так же требовался ремонт стен и замена настольной лампы. — ее сильно покорежило.

Посекло меня осколками основательно. Ладони, грудь, живот, но обиднее всего было за лицо. Я хоть и не считал себя красавчиком, но становиться уродцем со шрамами на лице не очень хотелось. Но после обследование местным целителем понял, что не все так страшно. Да, шрам останется, прямо на правой надбровной дуге и мочке уха, которую лишь чудом не отсекло совсем. Хуже всего обстояло дело с руками, но как заверил меня наш штатный лекарь — Фридрих Евгеньевич Эльцман, завтра с утра он пригласит одаренного целителя, который оказывается имелся при Академии.

Действительно, такой целитель имелся, и он явился на следующий день в лазарет, но был огромный нюанс. Геннадий Аркадиевич был преподавателем старших курсов соответствующего предмета. Поэтому привел с собой весь свой выводок учеников — «на практические занятия», как он выразился. Узнав, кто его пациент целитель отчего-то сильно обрадовался и уже через полчаса я понял почему.

С каким-нибудь дворянином, даже самого мелкого пошива, такой номер наверное бы не прошел, но со мной — простолюдином, вполне. Меня скорее не лечили, а ставили эксперименты. То один, то другой старшекурсник тренировали свои навыки исцеления на моих покорёженных руках. Было не столько больно, сколько обидно.

К счастью, целители-одаренные вреда нанести мне не могли, но вот срастить неправильно кожу и сухожилия запросто, что в принципе и происходило. Все это время преподаватель держал на контроле «анестезирующую формулу», чтобы я не тронулся умом от болевого шока. Хотя тут рехнуться можно было просто от вида во что они превращают мои любимые конечности. Терпел только потому что руки мне были нужны, нет, не в чародейском искусстве, там можно вообще обойтись без конечностей. А потому что оставаться инвалидом с неправильно сросшимися сухожилиями… ну такое себе.

Мои руки «пересобирали» ровно девять раз — по количеству практикантов. От конечного результата работы некоторых псевдоцелителей хотелось упасть в обморок.

Десятая попытка стала последней, после которой Геннадий Аркадиевич лично продемонстрировал все свои навыки, и они впечатлили. Я даже простил ему недавнее массовое издевательство над моими ладонями.

О недавних чудовищных ранах напоминали только белесые рубцы. Такие же рубцы остались после исцеления самых сильных ран на груди и животе. Он даже за секунду срастил порез мочки уха, но вот бровь трогать не стал.

— Это благородный шрам. — выдал он напоследок прежде чем оставить меня одного. — Он тебя только украсит.