Глава 25. Ягодка созрела

- Я что думаю, Михалыч, - нарушил молчание Андрей. Он говорил и одновременно жевал, отчего слова растягивались, мялись, наскакивали друг на друга, - совсем не дурно, если мы потусуемся в штабе. Мэрия теперь штаб обороны. Надо держать руку на пульсе и быть рядом с Яковлевичем, чтобы в удачную минуту напомнить о нашем плане. А она, поверь мне, настанет. Скоро. Конечно, не все идет по задуманному, к этому надо быть готовым, но в целом мы движемся верным путем. Трудности нас только укрепляют. Верно, Михалыч?

- Закаляют.

- А то, - Андрей подмигнул, но не улыбнулся, как обычно. И этот мимический пас, получился без подоплеки, все равно, что пошевелил пальцем или зевнул. В последние дни он все меньше улыбался, выглядел усталым и озабоченным. Даже цвет лица стал темнее, к загару примешалась какая-то нездоровая серость. .

- Удивляюсь тебе, как ты все запоминаешь? - заговорил я. - Даже слова мэра, насколько могу судить, насчет оружия повторил точь-в-точь. Да и вообще столько всего помнишь. Взять те же координаты в Ливии, полки′, аэродромы, Балтимор там…, разные самолеты, роботы…

- Ничего сложного, - Андрей провел языком по зубам. - Если память тренировать, она и не такое сможет. В авиаполку были обязательные курсы по расширению сознания и развитию памяти. У меня и так она была неплохая. Все дело в методике и тренировке. Мозги, как мускулы, их надо качать, давать нагрузку. До контузии этих мускулов у меня было поболее.

- На войне?

Андрей помолчал, взял со стола зубочистку, принялся ковырять в зубах.

- Да.

- Что случилось? - я приготовился слушать захватывающий рассказ о геройских подвигах, об ужасах и боли, о всем том, чего не показывают по телеку.

- Ничего особенного, - начал Андрей без энтузиазма, - меня сбили, попал в плен, бежал.

Андрей замолчал, я ждал продолжения, но его не последовало. Он посмотрел на часы.

- Пора укладываться, Михалыч, завтра вставать рано. Мэр нас ждет в половине седьмого. Да и день длинным выдался. - Андрей встал, вышел в коридор.

Я еще посидел минут пять. Хотелось курить, но не так сильно, как раньше. Достал пачку с оставшейся единственной сигаретой, посмотрел, смял и без сожаления выбросил в мусорное ведро, после чего тоже пошел укладываться.

Будильник поднял нас в шесть часов. По дороге в штаб Андрей распорядился, чтобы я после обеда сходил на аэродром и пригнал внедорожник, если он все еще на месте, к нашему убежищу. Затем из-под сиденья достал автомат и спрятал на чердаке за трубой. Складная лестница лежит за кроватью в детской, в квартире напротив.

Без пятнадцати семь мы были у штаба ополчения. Несмотря на ранний час, возле школы толпилось много народа. На стадионе стоял целый парк различного транспорта. По анклаву разносился гул двигателей. Беженцев все прибывало. Среди них выделялась группа фермеров. Они отличались от остальных крепостью тел, здоровым цветом кожи и молодостью. Среди них было четверо совсем юных парнишек и девушка лет восемнадцати, что большая редкость. На ребят оборачивались и провожали изумленными взглядами. Подростки казались напуганными, затравленно озирались по сторонам, держались кучкой под присмотром верзилы с красными щеками и с глазами навыкате.

Потом узнал: ребят нашли в брошенной психбольнице. По всей видимости, ее бывшие пациенты, абсолютно не приспособленные к самостоятельной жизни, правда, девушка оказалась беременной. Они ловили и ели крыс, хотя в подвале камбуза холодильник был забит консервами.

Фермеры приехали на своих машинах: автобус, четыре полных заправщика, самосвал с картошкой и крытый ЗИЛ. С их слов: они из поселка Иловля, что в ста пятидесяти километрах на юго-запад от Волгограда. Много добра бросили, собирались в спешке.

В штабе ополчения я оказался не у дел, и мне ничего не оставалось, как выполнить поручение Андрея. Но прежде поинтересовался у него, можно ли поусердствовать прямо сейчас или дождаться условленного часа? Он отвел меня в сторону, сказал, что можно, если, не привлекать внимания. Для пущей верности посоветовал пошататься по анклаву, посмотреть и позапоминать, что вокруг творится. Сказал, если замечу слежку, сразу возвращаться. Отдал мне свой пистолет. Я с трепетом принял оружие, убрал увесистый, холодящий ладонь ТТ в карман, и мои треники с растянутой резинкой сползли с правого бедра. Андрей вытащил из шорт ремень, протянул мне. Опоясавшись, я сунул пистолет за ремень под рубаху, как это делал он.

Шел по улицам и чувствовал спиной твердость стали. Осознавал свою убийственную силу и стал дольше обычного, даже дерзко задерживать взгляд на полицейских. Один даже не выдержал моего натиска, отвел глаза. Я шел уверенной походкой, задирая подбородок, пока меня не остановили два дедка в синих бейсболках, при оружие и не спросили, к какому отряду я приписан, и почему шатаюсь без дела.

- А в чем, собственно, проблема? - возмутился я. - Я из штаба и у меня специальное, - не успел договорить «задание», как почувствовал, что пистолет выпал из-под ремня, заскользил по ноге и вывалился из брючины. С глухим железным бряцаньем он ударился об асфальт. Все посмотрели на него. Со стороны могло показаться, что я описался, и мы втроем рассматриваем конфуз. Полицейский, который обращался ко мне, прыснул в кулак. Второй улыбнулся и отвел взгляд. Сгорая со стыда, чувствуя, как лицо заливает краска, я быстро наклонился и поднял ТТ. Сунул его в карман и держал в руке, чтобы он не оттягивал штаны.

- В общем, сбор перед школой в девять ровно, потом стрельбы за станцией. Мы вас предупредили, гражданин.

Говоривший козырнул мне двумя пальцами, стукнул каблуками, после чего, улыбаясь и переглядываясь, они пошли дальше по улице. С пылающими ушами я заскочил в ближайший подъезд. Затянул ремень, так, что не вздохнуть и с усилием просунул под него ТТ. Попрыгал. Пистолет держался крепко.

Как сказал Андрей, некоторое время я кружил по анклаву, путал следы. Ближе к периферии людей встречалось все меньше. Но все равно, по сравнению с обычным течением жизни, когда на улице в полуденный зной даже в центре редко кого увидишь, попавшихся на глаза несколько человек сегодня на окраинах, можно назвать столпотворением.

Постепенно, закоулками, пустырями, огородами я подошел к бетонному забору. Взглянув на часы, понял, что еще есть время, зашел в ближайшее здание. Им оказалась ветеринарная лечебница. Здесь, как и везде, царили разруха и запустение. Пахло лекарствами, на полу валялись пожелтевшие бланки, шприцы в упаковках, россыпь таблеток, кластеры, много пакетов из тонкого картона с отрезанным краем.

Я осторожно перешагивал через поваленные стойки капельниц, обходил перевернутые стулья, под ногами хрустело битое стекло. Минуя распахнутую дверь, заглянул в кабинет с белыми стенами, с разводами, с плесенью над зарешеченным окном. У стеклянного шкафа на кафельном полу валялись медикаменты. Много пузырьков и ампул было разбито, словно их специально давили. Жидкости испарились, оставив на белой плитке желтые, коричневые и зеленоватые подтеки. Предположил, что среди хлама можно отыскать зеленку или йод. Подошел к шкафу и стал рассматривать уцелевшие на полках склянки. Времени было предостаточно, я не спеша, брал их в руку, читал названия, отставлял и брал следующий.

Поднес к глазам очередной флакон, прочел на этикетке: «Caps farm», что-то шевельнулось в памяти. Где-то я встречал подобное название. «Caps»…, я стал разбирать мелкий шрифт. «Состав: ортофосфорная кислота, серная кислота, вода». Сразу вспомнил. Точно, этой отравой старик на ферме пытался нас опоить. «Кислотное моющее средство, для стерилизации емкостей, молочной посуды, помещений, наружных поверхностей оборудования», - прочитал я ниже.

- Что же это? - спросил я у тишины. «Никакая не отрава? Старик просто дезинфицировал чашки? А испугался он за трупы, что в ванной в сарае. Сам не стал пить потому…, потому, что не понял требования, не понял слов. Он испугался пистолета и побежал... Черт». Мои ладони вспотели. Медицинский запах, царивший внутри ветлечебницы, вдруг показался тяжелым и удушливым, я поставил раствор на место и поспешил к выходу. Получалось, мы убили невиновного человека из-за дурацкого недоразумения. От этой мысли меня бросило в жар. Желая избавиться от гнетущих мыслей, широким шагом, едва не бегом, я направился к забору, огораживающему анклав по периметру.

С горем пополам перелез через бетонную секцию. Чтобы пистолет снова не вывалился, предусмотрительно переложил его в карман. Остальной путь через частный сектор и взлетное поле преодолел без приключений. В северной оконечности аэродрома на опушке леса по куче сухих веток и колее в высокой траве сориентировался. Метрах в ста глубже в ельник нашел внедорожник. Под водительским сиденьем, как и должно, обнаружился автомат. Доставать его не стал. Замкнул проводки под рулевой колонкой, как учил Андрей, завел двигатель, после чего выехал на бетонное полотно.

Еще издали заметил две светлые точки, двигающиеся в мою сторону. Я остановил машину, открыл дверь и чтобы лучше разглядеть, встал на порог. По взлетке на скутерах ехали два человека. Тревожная мысль забилась в голове. «Знать, по мою душу! Заметили, что нет в штабе, кинулись искать, заломили Андрею руки, приперли к стенке, начали пытать, понятное дело, он им ничего не сказал, ему ввели сыворотку правды и вытянули необходимую информацию». Приложив ко лбу руку козырьком, еще минуту вглядывался в приближающиеся фигуры. Убедившись, что они никуда не сворачивают и едут прямо ко мне, быстро залез в машину, захлопнул дверь, дрожащей рукой врубил передачу и утопил педаль газа в пол. Резко крутанул руль. Подпрыгивая на неровностях, внедорожник помчался наискосок через заросшее поле. Высокая трава шуршала под днищем, хлестала по бамперу, радиаторной решетке, сплошной размытой полосой проносилась мимо окон. Машина ревела и мчалась напролом, оставалась за собой широкую колею.

Через метров триста я выскочил на смежную полосу. В мгновение пересек ее и опять нырнул в заросли. За высокой травой не видел своих преследователей, остановиться и осмотреться не было времени. Жуть, как боялся оказаться в лапах охранки. Я летел сломя голову, пока не выскочил на третью - запасную полосу. С визгом резины о бетон вырулил на бетонное покрытие и в следующую секунду уже мчался все набирая скорость.

На лбу выступила испарина, сердце молотило отбойником, я громко сопел и кидал затравленный взгляд на зеркала заднего вида. Все ждал, когда же из зарослей появятся мотоциклисты. Мчался, пока не закончилась полоса, а преследователи так и не показались. Немного успокоившись, скинул газ, и переосмыслил ситуацию. «Блин горелый, они ехали не за мной». Оторвал от руля окостенелые руки, поднес к лицу. Пальцы мелко дрожали. Я улыбнулся своей паранойи, выдохнул, аккуратно свернул на грунтовую дорогу. Ехал через частный сектор к поселению, вспугивая ревом мотора ворон, хозяйничающую на заросших огородах, и все думал о происшедшем.

Ворота КПП были нараспашку. На перекрестке едва не врезался, в самоходку на гусеничном ходу. Я был ошарашен. То малолитражку днем с огнем не встретишь, то чуть ли не танк, раскатывает по улицам. Восседающий на башне старик в танкистском шлеме с голым торсом, весь перепачканный то ли в саже, то ли в масле, погрозил мне кулаком.

Соблюдая правила и не разгоняясь свыше сорока километров, я, наконец, подогнал внедорожник к кирпичному дому. Заглушил мотор, осмотрелся, убедившись, что поблизости никого нет, вытащил из-под сиденья автомат. Вылез из машины и шмыгнул в подъезд. Вбежал по скрипучим ступеням на второй этаж, из-под кровати в детской достал раздвижную алюминиевую лестницу. Тут же с подушки сдернул наволочку, скомкал, сунул в карман. По лестнице, через люк забрался на чердак. В полумраке, наклоняясь под стропилами, перешагивая через балки, добрался до трубы. Раскопал в опилках небольшое углубление, вытащил из кармана наволочку, завернул автомат, положил его в ямку и засыпал, тщательно замаскировав место. Под крышей было жарко и душно. Чувствуя, как на потное лицо налипает пыль, поспешил обратно к люку.

В штаб вернулся к половине второго, рассчитывая пообедать с Андреем. От охранника узнал, что Андрей с мэром и еще несколькими советниками уехали на аэродром. Пришлось идти в столовую одному.

Свернув за угол, я остолбенел. Длинная очередь тянулась вдоль витражных окон общепита и дальше вдоль домов еще метров двести. В основном она состояла из беженцев. Грязные, в пыльных одеждах, усталые они разительно отличались от местных пенсионеров. Голодные люди то и дело высовывались из вереницы посмотреть, как близко продвинулись к входу, из которого доносился аромат еды и звон ложек о железные миски.

Мимо проехал армейский тентовый грузовик, извергая облака дыма. Кругом были люди. Они напомнили мне прошлые времена. Я закрыл глаза, прислушиваясь к шуму многолюдного города. Постоял так несколько минут, пытаясь воскресить в памяти, картины былого. Ничего не вышло, груз проблем, и тревожные мысли не позволили занырнуть за реальность. Я развернулся и побрел по улице, не имея конкретно цели. Рассматривал прохожих, удивлялся, насколько изменился анклав. Он словно ожил, как пересохшая канава по весне забурлила талой водой.

Будучи уже дома, сидя на табурете за столом, подносил ко рту кусок консервированного цыпленка, когда с улицы раздались выстрелы. Я закрыл рот, положил еду обратно на тарелку, подошел к окну, распахнул фрамугу. Резкие, громкие, раскатистые звуки доносились со стороны станции, а спустя несколько минут прогремел взрыв. Стекла задребезжали. Как предупреждали полицейские, на пустыре за железнодорожной станцией проводились учебные стрельбы.

Без четверти семь пришел Андрей. Пока он умывался, я открыл его любимые маринованные огурцы, вскрыл последнюю упаковку с беконом, достал банку пива. Все думал, стоит ли рассказывать об открывшихся обстоятельствах по убийству старика фермера? Взглянув в усталые глаза Андрея, равнодушно взирающие на день и меня в нем, решил повременить.

Он отказался от моих угощений, на стол водрузил пакет, как выразился с «пайкой». В целлофановом мешке оказались свежие огурцы, помидоры, пучок укропа, с десяток яиц и вяленое мясо оленины, а еще там была бутылка «столичной». Водку я не пил уже года три. Она стала таким же дефицитом, как оружие и бензин.

- Мэр любит своих подданных, - Андрей криво усмехнулся. Сел на стул, выдернул из пучка укропа веточку, сунул в рот. Пережевывая зеленушку, сказал.

- Летали на юг. Эти твари уже под Харьковом, - лицо его стало серьезным и мрачным. - За двое суток прошли почти сто семьдесят километров. Это значит, они будут здесь через пятьдесят семь часов, плюс минус четыре часа. Идут прямо на нас, по следам беженцев. Кстати, за штурвалом был наш общий знакомый - Шурум. Неплохо так рулит. Мэр мне, - Андрей стукнул кулаком в ладонь и усмехнулся, - пистон вставил за выброшенные сиденья. Представляешь, жопу его прихвостням опустить видите ли некуда. Говорю - на пол садитесь, господа, не провалится. Так вот, пролетели низко, разглядели этих безголовых уродов…

- И как они? - вырвалось у меня нетерпеливо и громко.

- Жуть. Размером, где-то с ротвейлера. На огурец похожи, бегают на четвереньках и прыгают, скажу тебе, не кисло. Кидались на самолет, отрывались от земли метров на пять. Пасти на все брюхо. Глаз не видно, но двигаются, как зрячие. Без хвостов, хребет сильно выпирает. Шурум посадил самолет позади потока, у поселка, который только что выжрали. Слили с Лашки немного бензина, заправили бортовой «фиат», который нашли там же в гараже. Догнали хвост. Парнишка со снайперки ранил одну тварь в ногу. Как она завертелась, ты бы видел - юлой. Вцепилась себе в ляжку и давай рвать. Кровища, какая-то черная, во все стороны хлещет, а она, словно боли и не чувствует, рвет мышцы, сухожилья... Мы подъехали, она к нам на крышу запрыгнула, пришлось ее сбросить и немного придавить. Тварина и тогда не успокоилась. Ползет к нам, зубами клацает, щупальца вокруг пасти, как черви на крючке извиваются. Кожа тонкая, в жилах, в стяжках, в узлах, местами клоками слезает, то ли линяет, то ли содрала и вся в какой-то слизи. Так живой в руки и не далась. Да… Пришлось ее изрешетить, чтобы успокоить. Ладно, давай Михалыч, выпьем. Как вспомню, мороз по коже.

Загрузка...