Обреченные на вымирание

Глава 13. Неблагодарные гости 3

Дождь заметно стих, раскаты грома казались далекими и совсем негрозными. «Можно было догадаться, что ферма обитаемая, - размышлял я, - по соломенной подстилке и корыту. Только почему собаки сразу на нас не набросились, когда мы только приземлились, ведь моторы у Лашки работают ого – го, как громко. Может, хозяин уходил с ними куда-то, скажем, на пастбище и вернулся, опасаясь грозы. А может, выпустил специально? Что-то он не проявил особого рвения в усмирении своры, а зашевелился лишь после того, как над ухом просвистела пуля. Да уж, мутный этот страшила - сторожила, надо с ним повнимательнее».

Мы шли за скрюченным низкорослым дедом, пока не уперлись в торцевую стену. С протяжным звуком растягивающейся пружины он открыл дверь. Перешагнув порог, мы очутились в светлой комнате. Пахло, как и в коровнике: дерьмом и медикаментами. Два больших окна, забранных решеткой, располагались слева и прямо. Небрежно окрашенные белилами стены были утыканы гвоздями. На них висела всякая всячина: провода, веревки, проволока, шланги, кожаные ремни, уздечка, велосипедные камеры, колесо от стиральной машинки, серый заляпанный бурым халат, деревянный стульчак, одежда и еще много прочего барахла. В углу стопкой стояли оцинкованные ведра, рядом несколько бидонов, стеклянная фляга с желтой прозрачной жидкостью. Паутина в углах от пыли стала махровой. Возле вешалки с одеждой обнаружилась дверь во двор. За серым пыльным окном виднелся ржавый трактор, куча щебня, проросшая сорняком, правее - деревянный покосившийся сарай.

Следуя за стариком, по деревянному полу, покрытому слоем утрамбованной глины, пришлось нагнуться, даже мне с моим метр семьдесят, а Андрею еще и присесть, чтобы войти через низкий проем в смежную комнату. Здесь было не в пример чище и аккуратнее. Большое место занимала печь. Железная труба через отверстие в стене выходила на улицу. На беленой стене висели в рамках фотографии. На одном снимке старик почетно восседал на стуле впереди группы примерно из пятнадцати человек.

Сам же оригинал сейчас стоял у печи, зыркал на нас из-под густых ершистых бровей, что-то шамкал и указывал сухим узловатым пальцем с черным ободком под ногтем на стол, заставленный грязной посудой, мол, присаживайтесь, сейчас угощать буду. Затем полез за печь, загромыхал кастрюлями. Скоро появился, держа в руке две алюминиевые миски.

Я заметил на них кусочки засохшей пищи. Раскачиваясь, дед подошел к столу и с грохотом поставил посуду, при этом задел тарелку с остатками зеленовато-бурой похлебки. Расплескивая содержимое, та кувыркнулась и упала на пол. Ругаясь и кряхтя, старик нагнулся, поднял тарелку. Мы с Андреем переглянулись. Ни грамма не смутившись, запихнул ее за печь.

Стол оказался низким. Присмотревшись, я заметил, что все в комнате было укорочено, подогнано под рост деда. Стулья, стол, топчан, тумба, все с подпиленными ножками. Полки прибиты в метре от пола. Только печь была высокой. Поэтому к чугунной плите вели две широкие зашарканные ступени.

Мы уселись за стол. Ни слова, не говоря в полной тишине, под звуки дождевого шелеста за окном, старик, беспрестанно шамкая сморщенными губами, вернулся к столу. Половником зачерпнул из чугунка и плеснул в тарелки похлебку. Что-то проговорил скрипучим тонким голосом, указал кривым пальцем на угощение, мол, налетай.

Мы сидели и не двигались.

- Послушай, дед, - начал Андрей, - спасибо тебе, конечно, за щедрость и все такое, но мы это не едим. Если хочешь угостить, то дай консервы. Консервы? А? Понимаешь, кон-сер-вы, - проговорил Андрей отчетливо по слогам, глядя в поблескивающие бусины. Старик, непонимающим взглядом смотрел на Андрея, шевеля нижней челюстью, словно жевал язык.

- Понимаешь, дедунь, кон-сер-вы, - в подтверждение своих слов Андрей пальцами изобразил круг размером с консервную банку. Потом для пущей ясности, жестами показал, как бы ставит эту банку на стол, втыкает в крышку консервный нож и вскрывает. Старик внимательно просмотрел мимикрию. С минуту молчал, потом недовольно заверещал, вскинул руки вверх, мол, ахренеть с ваших запросов, и, перекатываясь на кривых ножках, скрылся за все той же печкой. Распахнул ранее незаметную дверь и шмыгнул в соседнюю комнату. Андрей вытянул шею, заглянул в щель меду полотном и косяком, потом посмотрел на меня:

- Что-то, Михалыч, в последнее время нам попадаются одни чеканашки?

- А ты чего ожидал? Самые умные и здоровые тю-тю.

В карликовой комнатушке с низкими потолками и игрушечными стульями я чувствовал себя неуютно. История с собаками давила на меня, ощущалась враждебность деда, желание избавиться от нашего тягостного присутствия читалось в каждом его жесте. На душе было муторно, не хватало свежего воздуха. Я прошелся взглядом по окнам, все фрамуги были плотно заперты.

Старик вернулся с двумя плоскими банками консервов без этикеток, поставил на стол.

- Во, то, что надо, - Андрей звонко хлопнул себя по ляжкам и осклабился, - вот спасибо, старичок, уважил. - Он взял банку, повертел в руке, потряс у уха. - А ножик имеется? Ну, чем банку открыть, - изобразил процесс. Старик крякнул, двинул рукой и выдвинул из стола ящик. Погремел железом, выудил консервный нож с деревянной, перемотанной изолентой рукояткой.

- Совсем молодца, кощейчик, - Андрей взял консервооткрывалку и коротким резким ударом пробил крышку. Ловкими ритмичными движениями вскрыл банку, понюхал, протянул мне.

- Держи, Михалыч, вроде не тухлая.

Затем вскрыл вторую. Алюминиевую вилку, долго обтирал о край футболки. Наконец, пожелал приятного аппетита и в полной тишине приступил к поеданию паштета. Все время цокал языком, хвалил угощение, показывал старику, притихшему на топчане, большой палец.

- А ты чего, Михалыч, постишься?

- Да чего-то не лезет.

- Тогда я и твою, того, срубаю. Не против?

Я закивал головой.

- Да, пожалуйста.

В комнате повисла неуютная тишина, разбавляемая чавканьем Андрея и его блаженным мычанием. Старик вдруг соскочил с топчана, поднялся по ступеням к печи, схватил с плиты чайник и прошатался в соседнюю комнату. Послышался звон металла о металл, плеск воды. На минуту за дверью воцарилась тишина. Затем раздалось звяканье склянок, журчание, и скоро на пороге появился хозяин, неся перед собой чайник. Поставил его на стол, снова полез за печку.

- Я сейчас, буквально на минутку, - Андрей встал и направился к комнате, откуда минутой раньше вышел старик, - отолью. У тебя ведь есть здесь выход на улицу?

Старик резко обернулся, в его глазах промелькнул испуг. Он скатился со ступеней, торопливо поставил чашки на стол, заверещал писклявым голоском, замахал руками, мол, нельзя.

- Пи-пи, - Андрей уже стоял у порога, широко улыбался своей обезоруживающей улыбкой, пальцем показывал на причинное место. Он словно не понимал деда, не замечал его запрещающих жестов, распахнул дверь, пригнулся и скользнул в соседнюю комнату.

Старик стоял, словно в ступоре и хлопал глазами. Через минуту зашевелился, забормотал, что-то недовольное, беспричинно задвигал на столе посуду и все оборачивался на дверь. Его поведение мне было понятно: кому понравится, если гость полезет к тебе без разрешения на задний двор, или в кладовку. Бестактность Андрея заставляла меня краснеть.

Дед занервничал сильнее, когда Андрей промелькнул в окне. С чайником в руке он замер провожая взглядом наглеца. Разливая воду по кружкам, он продолжал бубнить. Одну пододвинул мне, жестами показал, чтобы я пил. Пить не хотелось, но стараясь угодить хозяину и как-то загладить вину, я взял посуду, поднес к губам.

От удара дверь распахнулась, с грохотом врезалась в стену и, приплясывая, пошла обратно. Андрей появился совершенно с другим лицом, нежели с которым нас оставил и с пистолетом. От улыбки не осталось и следа. Влетел в комнату стремительно, на ходу передернул затворную раму.

- Не пей, - сухо кинул мне через плечо. Ничего не понимая, я поставил кружку с водой на стол.

- Уже пил? - резко спросил он. Я покачал головой. Опешивший старик отступил от стола, не сводя взгляда с оружия.

- Пей! - громко сказал Андрей, - я снова потянулся к кружке. - Не ты. Он. Пей! - дулом пистолета Андрей указал старику на кружку. Тот что-то заблеял, затряс головой, в его глазах стоял страх.

- Пей!! - гаркнул Андрей, - ну, - прицелился в голову. Дед рванулся и шустро так побежал к двери в предбанник. Выстрел настиг его у порога. Старика кинуло на дверь, под тяжестью она распахнулась. Мертвый карлик рухнул на пол. Я увидел в почерневших досках пулевое отверстие, окаймленное светлыми выщерблинами, похожее на миниатюрный кратер.

- Вот, урод, - зло прошипел Андрей, направляясь к бездыханному телу, - он нас отравить хотел, Михалыч. Представляешь? У него в той комнате куча склянок со всякой борматой. Ты видел, как он не хотел пить? Он в чайник что-то подмешал. Поэтому и драпанул. Сука, - Андрей сплюнул на мертвеца. - Я еще не сразу сообразил. Пошел в комнату, думал там, кто-то прячется, или ружьишко на стене висит.

Я сидел окостеневший, не в силах сложить, казалось бы, простые вещи. Все случилось стремительно и неожиданно, в ушах звенел грохот от выстрела. Не нашел ничего лучшего, как взять кружку с отравленной водой и понюхать. Мне и правда, показалось, что она пахнет чем-то медицинским.

- Пойдем, глянем, что у него в закромах.

Андрей убрал ПМ, двинулся к двери у печки. Проходя мимо стола, сильно пихнул его бедром. Котелок с похлебкой, миски, ложки, кружки, банки посыпались на пол. Андрей прошел в соседнюю комнату, я помедлил, обернулся, посмотрел на бездыханное тело. Стало жалко старика, даже не смотря на то, что он пытался нас убить. Вот так, жил себе сто лет, работал, наверное, много опасностей и трудностей перенес, а тут прилетели два русских и списали его раньше срока. Я не стал развивать эту мысль и проследовал за Андреем.

Полки, прибитые вдоль стены, прогибались под тяжестью пыльных бутылей, мензурок, пузырьков, баночек. Пахло всякой всячиной, но сильнее всех выделялся запах ихтиолки. На подоконнике стояла склянка с желтой прозрачной жидкостью. Пробка была наспех заткнута, перекошена и едва держалась, жидкость внутри еще колыхалась. Андрей осторожно взял бутыль за горлышко двумя пальцами, приподнял и посмотрел на просвет. Его лицо искривила брезгливая гримаса. Приклеенная этикетка истрепалась, пожелтела, по краям скрутилась. На бумажке что-то было нацарапано ручкой то ли на латыни, то ли на английском, но в том и другом случае, из-за потертости, трудно было разобрать. Более - менее, виднелась часть надписи: Caps f…, снизу тем же почерком едва читалось: H3PO4+H2SO4.

- Сюда зырь, - Андрей подчеркивал ногтем химическую формулу, - а это ведь кислоты, первая не знаю, что за хрень, а вот вторая еще со школы помню - серная. Между прочим, токсичная и очень ядовитая. Так, что с тебя, Михалыч, фафарь. Можно сказать, от смерти спас.

- Что такое фафарь? - спросил я, вглядываясь в надпись на этикетки. Я тоже помнил формулу серной кислоты, и она писалась именно так.

- Фафарь, это значит бимбара, пузырь, бутылка водки или коньяка, - Андрей так же аккуратно, как и взял, поставил стеклянную емкость на место. Затем, через пыльное окно взглянул на небо. Дождь все еще накрапывал.

- Скоро кончится, - со знанием сказал Андрей и принялся обыскивать комнату, приподнимать крышки и открывать дверца. Я стал делать тоже самое. Мне было неприятно заниматься этим, но так же претило стоять, сложа рука, когда Андрей старался для нас. Вспомнил, как он отзывался о Гжегоше, подумал, если буду нахлебничать, тоже получу под зад коленом.

Переворачивал старые, с запахом плесени тряпки и тут поймал себя на мысли, что с самого начала стараюсь понравиться Андрею. Может оно и так. «Но как я жил до встречи с ним? - Пытался рассуждать я, - спивался, бездарно прожигал жизнь, слонялся по анклаву в поисках жратвы, таскал из брошенных квартир хлам, проминал чреслам диван, листая журналы выпуска прошлых лет, курил, как паровоз и медленно загибался. Он стал для меня флагом, что ли, маяком на пути к спасению. Я ему должен быть благодарен. Вполне нормально, что хочу быть полезным. И у нас есть план. План, который тоже придумал он. Для его реализации уже много сделано. Андрей главный, локомотив, толкач, так сказать, а я его помощник, мы в сцепке».

Мы нашли два тайника, один под половицей, другой в стене за стеллажом. После пересчета наше богатство составляло тридцать две банки.

- Ну вот, - радовался Андрей, - с паршивой овцы хоть шерсти клок. Ты давай еще здесь пошукай, а я в сарай загляну, - проговорил он, направляясь к входной двери.

Через пыльное окно я видел, как пригибаясь, прыгая через лужи, он перебежал двор, и прижался к серой, почти черной стене, укрываясь от струй дождя, сбегающих с крыши. Повернул вертушку, осторожно открыл дверь, заглянул, затем скользнул внутрь. Я не стал ничего «шукать». Мне было жутковато оставаться с трупом в одном доме. Помимо воли прислушивался к звукам за дверью. Вдруг Андрей его только ранил, и он приползет сюда. Но нет, все было тихо, где-то далеко завыла собака. Дождь монотонно шуршал по крыше, крупные капли стекали по наличнику и тоскливо барабанили по жестяному подоконнику.

Распахнулась дверь, зашел Андрей.

- Пошли, Михалыч, что покажу. Только в обморок не грохнись. У тебя как с этим?

От предупреждения мне уже стало не по себе. Я пожал плечами и приготовился к чему-то запредельно жуткому.

- Иди за мной, - проговорил Андрей и скрылся за дверью.

Мы пересекли двор. С все ускоряющимся сердцебиением я зашел за Андреем в сарай. В нос ударил знакомый медикаментозный запах, здесь он был концентрированным и даже едким.

Глаза не сразу привыкли к темноте. У дальней стены, куда мы прошли, мимо штабелей из досок, разобранных загонов и стальных клетей, стояли две чугунные ванны. Рядом лежала гора тряпья, среди которого я рассмотрел армейскую форму. В нескольких метрах правее валялась дюжина грубых ботинок с высоким верхом.

Чем ближе подходили к ванным, тем сильнее сквозь дезинфицирующий запах проступал другой - тонкий и противный, щекотящий ноздри и подтягивающий живот. Сердце забарабанило в ребра, словно перепуганный ребенок в запертую дверь. «Тухлятина!!! Нет, нет, нет!!!». Разрывая связь между одеждой и запахом, цепляясь за паутины прочих догадок, я предположил, что в ваннах вымачивается пропавшее мясо коров. Это же ферма. Здесь разводили коров. Я собственными глазами видел одну. От возникшего в голове образа стало только хуже.

Луч фонаря остановился на свесившейся через край человеческой кисти. Я не смог сдержать стона. Тошнота подкатила к горлу. Я прохрипел:

- Господи Иисусе…

Луч сместился левее, осветил возвышающуюся над темно-бурой маслянистой жидкостью, наполняющей ванну почти до краев, обгорелую безволосую почти черную голову с полопавшейся кожей. Больше я не мог выдержать.

- Вот это старичок, - зло проговорил Андрей, закрывая за собой дверь. Я уже с минуту стоял снаружи и жадно хватал ртом свежий воздух. Там, у ванн подумалось, что задохнусь. Пулей вылетел на улицу и у входа стошнил.

- В ванных четыре трупа не меньше. Он их маринует что ли? Вот же тварь. Может, похлебка была из человеченки? А, Михалыч? Как ты думаешь, для нас место в ванночке нашлось бы?

Я не отвечал. Трясущимися руками достал из нагрудного кармана мятую пачку и вытащил сигарету. Сейчас мне было все ровно, что скажет Андрей. Жутко хотелось курить, успокоить нервы и желудок. Судорожно зашарил по карманам в поисках зажигалки. Сигарета выпала изо рта, упала на сырую землю и тут же намокла. Я быстро подобрал ее. Мы стояли под выступающим козырьком. Вода ручейками стекала по желобкам и брызгами разлеталась у наших ног, проделывая в земле лунки.