Глава 11. Неблагодарные гости

Проснулся я от мягкого толчка в плечо.

- Михалыч, поднимайся.

Я протер глаза, осмотрелся. За стеклом было пасмурно. Судя по серым тучам, намечался дождь. Прильнув к колпаку, я посмотрел вниз. Под нами простиралась бескрайняя водная гладь. «Наверное, Черное море», - предположил я. Часы, встроенные в приборную панель, показывали половину десятого. Получалось, проспал почти четыре часа. «Ужасно длинный день, столько всего произошло, а ему все нет конца».

- Пить будешь? - Андрей протянул мне пластиковую бутылку. Я сел удобнее, взял ее, свинтил крышку и присосался к горлышку. Хотя вода оказалась теплой, пил с жадностью.

- Возьми штурвал, я за ужином. - Андрей ушел в салон, скоро вернулся с провизией. Мы перекусили шпротами и гречкой с мясом.

- Как не верти, надо сажать птичку. Скоро ночь, мы не сможем садиться в темноте. Думаю, приводнимся за Турцией где-нибудь в прибрежной зоне. Эгейское море спокойное.

Мы пересекли Черное море и углубились в воздушное пространство республики. Пересекли сушу, миновали россыпь мелких островов, заметно стемнело, а Андрей все не сажал машину. Я начал волноваться, сможет ли он приводниться в таких условиях. Не умоляя его опыта и умения, засомневался. Есть разница сажать самолет на подготовленный аэродром при хорошей освещенности, под зорким оком диспетчера и на воду в полумраке да еще впервые.

Наконец, линия горизонта сдвинулась. Андрей начал снижаться, и тут я увидел прямо по курсу на черной глади моря тусклый отблеск какого-то судна.

- Михалыч, ты это видишь?

- Вижу. Наверное, какой-нибудь сухогруз. Большой сухогруз.

Нам и раньше попадались суда-призраки, сорванные с якорей и унесенные в море. Они неприкаянно блуждали по заметно расширившимся водным просторам без команд, без рулевых, повинуясь течениям и ветрам. Андрей правил самолет к кораблю. Чем ближе подлетали, тем больше тот становился - вытягивался, раздувался и вырастал. Мы гадали, что же это может быть? Сгустившаяся темнота, размытые очертания усложняли нашу задачу. Но когда Андрей прошелся на бреющем, сразу стало понятно, что это авианосец. На длинной палубе с загнутым, как лыжа носом, стояли, уцелевшие два самолета.

- Сушки! Наш авианосец! На нем заночуем! - с энтузиазмом воскликнул Андрей, - давно мечтал на таком побывать.

- Посадить сможешь? Темно… - зароптал я.

- Без проблем. Смотри, какая длиннющая палуба. Как пить дать метров триста, если не больше.

- Может, не стоит рисковать?

- Почему рисковать? На самом деле ничего сложного. Заодно головку на гайки нароем, и, вообще, пошаримся. Он ведь теперь ничейный, - Андрей заложил вираж и пошел на второй круг. Выровнял самолет и начал плавное снижение. Корабль черной громадой высился над темной водой, казался угрюмым призраком, с трюмами набитыми монстрами.

Колеса мягко коснулись палубы. Я с облегчением выдохнул, но радость оказалась преждевременной. Палуба стремительно заканчивалась, уже был виден ее приподнятый нос-трамплин. «Поздно зашел на посадку», вспыхнула в голове пугающая мысль. Я вцепился в подлокотники, весь напрягся. Но нет, метров за пятьдесят до края, скорость резко снизилась. Лашка немного закатилась на трамплин и остановилась. Я шумно выдохнул, покосился на Андрея. Глядя на него, казалось, что он озадачен, не напуган, а именно озадачен.

- Ну, вот, а ты боялся. - Складки на его лбу разгладились, он подмигнул мне, но как-то устало и безрадостно. Затем ослабил тормоз, и мы медленно скатились назад. Андрей взял из сумки фонарь себе и для меня, мы вылезли из самолета. Ноги, спина затекли, в ягодицах и бедрах покалывало, направились к палубной постройке. Долго шли по идеально гладкой огромной, как футбольное поле, а может и два - палубе. Толстый металл не замечал наших ног. Гулкого эха, которое можно слышать, прохаживаясь по барже, или буксиру, здесь не получалось. Заметив эту особенность, я подпрыгнул и обеими ногами ударил по палубе - все ровно, что по асфальтированной дороге.

- Ну и бандура, - Андрей свернул и подошел к краю, посветил вниз. - Воды не видно, только плеск слышится. - Он слился с темнотой, и его не было видно. - Вот это громада, как-то жутко становится. - Его голос приближался. - Может, вернемся? А? Михалыч?

«Да, конечно», - готово было сорваться с моих губ, но я уловил в голосе Андрея провокационные нотки и утомленно через губу вывалил.

- Все пучком, солдатик, держись меня и не пропадешь.

Андрей засмеялся.

- А ты, старичок, быстро учишься. Давай веди.

- Нет уж, после вас, мистер. У кого пекаль, тот и рулит.

Андрей усмехнулся, повернул рукоятку, потянул дверь на себя. Железное полотно даже не шелохнулось. Он попытался резче и сильнее - тщетно. Бросивбестолковое занятие, отошел на несколько шагов и посветил на стальную надстройку. Метра на четыре высилась гладкая вертикальная стена, выше - разного рода выпуклости, впадины, множество мелких деталей. На самой вершине лес из антенн, локаторов и радаров. Справа выступала лестничная площадка, виднелся край лестницы.

- Попробую сверху пробраться. Жди здесь. И это…, - он посмотрел на меня серьезно и тревожно, словно намеревался сказать нечто важное, как человек сомневающийся, что вернется. Я смотрел на него, готовый обняться на прощание.

- Ты, это, Михалыч…, не бздехай, - сказал он скорбно, а через мгновение засмеялся противным скрипучим смехом. Потом развернулся и размашистым матросским шагом пошел к лестнице, насвистывая многими забытую и давно не популярную «Траву у дома». Несколько секунд я в недоумении смотрел ему в спину. Он, наверное, на это и рассчитывал: шокировать, облапошить и посмеяться. Пересмешник чертов. Я представил свое лицо, сцену со стороны в целом и улыбнулся. Темный силуэт растаял в ночи, только луч фонаря скользил по громадине надстройки.

Через несколько минут до меня донесся гулкий звук ударов подошв по железной лестнице. Звук стих у двери, через секунду с той стороны что-то заскрежетало, щелкнуло и дверь распахнулась. По глазам ударил свет. Я прищурился и закрылся рукой.

- Михалыч, - послышался хриплый, деланный под морского волка голос, -заваливайся. Чувствуй себя, как в кубрике, якорь мне в трещину.

Светя себе фонарем, я последовал за Андреем. Нас окружала мрачная темнота. Она расступалась перед клиньями желтого света, словно толпа перед опасным зверем и жалась к стенам. Звук шагов глухим эхом раскатывался в мертвой тишине, разлетался по коридорам и блуждал призраком по глухим лабиринтам авианосца. Мне стало жутко. Из кромешного мрака нам навстречу выплывали двери, углы, трубы, стены. Казалось, мы плаваем в этой черноте, подобно дайверам в катакомбах затонувшего судна.

Чудилось, что из темноты вот - вот появится полусгнивший труп матроса в истлевшей тельняшке, с распахнутыми челюстями и дырявыми глазами. Жуть зябкими пальцами сжимала мое трепещущее сердце. А когда-то здесь суетились матросы, командиры отдавали приказы, все здесь чему-то служило, для чего-то предназначалось. Чувствовалось, что жизнь оставила его давно. Корабль остыл, запахи выветрились, звуки стихли.

Я налетел на Андрея и ойкнул.

- Михалыч, держи себя в руках, - проговорил Андрей.

- Прости, - прошептал я и отступил. Мы поднялись на два уровня выше и оказались на капитанском мостике - застекленное с трех сторон помещение, пульты утыканные датчиками, тумблерами, кнопками, широкие мониторы, микрофоны, несколько кресел.

Я посветил через стекло на палубу. На носу едва различался серый силуэт нашего крохотного самолетика.

- Вот это монстра, - выдохнул я.

- Не хило, не хило, - с уважением проговорил Андрей. - Надо попробовать, может аварийный свет удастся включить.

Зашарили лучами по стенам. Ничего похожего на рубильник не нашлось. Тогда Андрей шагнул к приборной панели и принялся щелкать, нажимать на все кнопки, что попадались под руку.

- Мертвяк, - констатировал Андрей через некоторое время. Свет его фонаря снова заскользил по рубке и остановился на стальной двери в торцевой стене, - ну -ка, а что там? - проговорил он не громко. Мы подошли к проему. Андрей надавил на рукоятку, открыл полотно. Нам навстречу ринулась темнота. Прорезая ее, как нож масло, желтые кругляки заскользили по помещению. Все стены были увешаны мониторами, под ними размещались столы с клавиатурами и мышками. Слева на полке ровным рядом стояли скоросшиватели, некоторые валялись на полу.

- Надо думать, это бошка, - произнес Андрей. - Заходим, Михалыч.

Подсвечивая себе фонарем, Андрей принялся собирать папки с пола и выпавшие листы. Я прошелся вдоль столов, нажимая все кнопки подряд. Бес толку. Помог Андрею собрать папки, после чего сгребли с полок остальные и перенесли все на мостик.

- Так, - тяжко выдохнул Андрей, - сколько времени? - посветил себе на часы, - десять минут двенадцатого. - Посмотрел на меня. - Сможешь сам найти инструмент?

Бродить одному в брюхе железного монстра было страшновато, я неуверенно кивнул. Еще несколько секунд стоял не двигаясь, надеясь, что Андрей уловит мое настроение и мероприятие перенесет на завтра.

- Чего менжуешься, старичок? Никто тебя там не съест. Давай чеши по холодку, - подмигнул мне, как показалось, злорадно.

- Да я не менжуюсь, - проговорил я не особенно бодро, развернулся и пошел на выход.

Я крался вдоль стен, озирался, дергал фонарем, стараясь осветить все углы разом. Сердце стучало во все барабаны, и не было сил его усмирить. Казалось, гулкие его удары разносятся по кораблю приманивая ко мне всю нечисть. Почувствовал, что пол под ногами едва колышется. В такт переваливаниям авианосца на волнах тоненько и тоскливо поскрипывало что-то глубоко внизу.

Обмирая от страха, я спустился еще на два уровня. Здесь кроме явного скрипа, который по мере моего приближения усилился, слышались металлическое звяканье, как будто подвешенных цепей, гулкое перекатывание по полу чего-то тяжелого и цилиндрического, глухое перестукивание, похожее на резиновые молоточки. И еще… улавливалось среди этой мертвецкой какофонии неразборчивое бормотание и шорохи.

Казалось, судно живет своей загробной жизнью, стало вместилищем неприкаянных душ умерших матросов и мичманов, которые вселились в его механизмы. Боксы, рубки, трюм, каюты, разнообразные приборы, устройства переговариваются, перешептываются между собой, вспоминают.

По коже пошел мороз. Воображение с каким-то зловредным ехидством подкидывало один образ страшнее другого.

Я спустился еще на ярус и все… идти ниже не мог себя заставить. Казалось, темнота с каждым метром становилась чернее, плотнее, душнее и обитаемее. Долго осматривался, не в силах оторвать ноги от пола, все мерещились притаившиеся твари, слышались странные шорохи. Наконец, отколовшись, как айсберг от ледника, я отпустил перила и задрейфовал по узкому коридору вправо. Осторожно открыл дверь. Она поддалась тяжело. С замиранием сердца ждал скрежета, от которого, казалось, лопнут барабанные перепонки. Сантиметр за сантиметром я отодвигал железное полотно и протиснулся в щель, едва это стало возможным.

Луч фонаря вспорол застоялую черноту и растаял вдали мутным пятном. Проскользил в пустоте, чиркнул по чему-то серебристому. Я вернул свет. Метрах в тридцати от меня стоял одинокий, позабытый всеми самолет. Казалось, он спит летаргическим сном. Я поспешил отвести свет, опасаясь, что таким образом разбужу его, и он зашевелится, разворачиваясь ко мне на шасси. Что будет потом уже не узнаю - сердце мое взорвется еще до того как он откроет глаза.

Прислушиваясь к спящему самолету и мраку в целом, я медленно вел светом по стенам ангара. С неприязнью отмечал заметную дрожь луча. «Раз самолет здесь, возможно, здесь и мастерские», старался я отвлечься от мрачных картин. Очень хотелось в это верить. Опасаясь потеряться в безбрежной темноте, двинулся вдоль стены. Придавленный масштабами чувствовал себя тараканом в кладовке великана.

Шел неимоверно долго, начал опасаться, что никогда не достигну торцевой стены, что она вообще не существует, а сам я брожу в лабиринтах своего сна. Эта безумная, пугающая мысль с каждым шагом все сильнее укоренялась в моем сознании.

Уже готов был повернуть назад, когда луч уперся в металлическую плиту. Я с облегчением выдохнул. Достиг угла и снова шел. Шел долго, может, потому так выходило, что переставлял ноги лилипутскими шагами на полстопы? Может и так, но эта была та скорость при которой я мог осмотреться и оценить угрозы. Наконец, наткнулся на проклепанную дверь. За ней на стеллажах лежали различные агрегаты, узлы, запасные детали для самолетов. Я проследовал вдоль механистического разнообразия до торцевой стены, где обнаружил еще одну дверь. За ней вторую, и третью, и четвертую. За последней нашел, что искал. Кроме набора головок с трещеткой, я прихватил разнообразного железа, которое, по моему мнению, могло бы пригодиться в дальнейшем для ремонта лашки.

Обратный путь был еще ужаснее. Все время казалось, что кто-то за мной крадется, а когда я резко оборачивался и светил, то этот некто в последний момент успевал спрятаться то за перегородку, то за выступ, при этом я замечал остаточное движение.

Последние лестничные пролеты я преодолевал вскачь. Несся во весь опор, теряя инструмент, который с металлическим лязгом ударялся об элементы конструкции и с грохотом пропадал в глубокой темноте. Дребезжащее эхо разлеталось стаей летучих мышей по чертогам корабля, тормоша оцепеневших призраков.

Луч фонаря, словно сумасшедший, носился по стенам и переборкам, выхватывая детали стального монстра, которые вдруг оживали и делали короткие движения мне навстречу. Казалось, они хотели прыгнуть, но попав в свет, замирали. Весь корабль будто ожил.

Запыхавшись, сжимая в руке то немногое, что удалось сохранить, я выскочил на палубу. Прохладный ветер овеял мое лицо, сдул наваждение. Свежий воздух живительной струей хлынул в легкие.

Я шел к нашему самолетику, где-то там, застывшему букашкой на кончике ногтя стального гиганта. Подрагивающими пальцами достал сигарету. Чтобы огонек не было видно из рубки, прикурил, когда оказался за лашкой. Окурок щелчком отстрелил за борт. Затем забрался в самолет и, подсвечивая фонарем, принялся раскручивать болты, крепящие сиденья к полу. Из шести кресел оставил два раскладывающихся в самом конце салона. Прилег на одно испытать и уже не встал. Усталость и сон навалились разом.

- Михалыч, хорош дрыхнуть. Вставай, мне нужна твоя помощь, - слышался из-за гор чей-то голос.

Яркий луч света сквозь веки резанул по глазам. Я просыпался медленно и мучительно. Вязкое сонное болото не отпускало меня. В самолете было душно, кожа на сгибах в локтях, под коленями, на шее, противно слипалась, лоб покрылся испариной. Я полз по салону, как сонная муха. Наконец, выбрался из самолета. Рассвет едва брезжил. Горизонт очертился светлой полосой, предвещая ясный день. Дул теплый бриз.

С канистрой бензина мы поднялись на капитанский мостик. В коридоре у двери лежали две пухлые папки. Остальные образовывали кучу посреди рубки. Приборная панель и несколько обзорных стекол были разбиты. У стены стояло орудие погрома - длинный пожарный топор. С канистрой Андрей прошел в помещение вычислительного центра. Через несколько секунд послышалось шипение и металлическое бряцанье, затем забулькало. Скоро появился Андрей, пятясь, он лил на пол бензин. Окропил приборные панели, с особой щедростью смочил кучу документов. После чего мы покинули рубку.

Из остатков Андрей пролил дорожку по коридору, откинул пустую канистру. Ни слова не говоря, протянул мне раскрытую ладонь. Я понял жест и суетливо зашарил по карманам. Нащупал в нагрудном зажигалку, вложил ему в руку.

Загрузка...