Братство. Новое дело

Глава 6

Я позвонил в дверь, но её не открывали долго. Скорее всего, мать Пашки Самовара ушла. Деда тоже нет или он мог не услышать звонок — глухой. Но сам Паха должен быть дома — раз уж его невеста в таком виде выскочила из подъезда, значит, они говорили и между ними что-то произошло.

Надавил на кнопку звонка ещё раз. Наконец, услышал грохот где-то внутри.

— Да чего тебе надо? — донёсся приглушённый голос Пашки.

Конечно, если он лежит, попасть к нему домой не выйдет, сам-то он с одной рукой в кресло не залезет. Но всё же вскоре через дверь послышался шум в прихожей, а затем щёлкнул замок.

— Это ты, Старый? — удивился Пашка.

Он сидел в своём новом инвалидном кресле, в одной майке и шортах. Повреждённое плечо уже не перемотано, просто торчала культя. Лицо красное, взмокшее от натуги.

— Руками катил? — спросил я.

— Аккумулятор что-то барахлит, — он махнул здоровой рукой. — Зарядить не успели, а с разряженным едва едет. Пришлось одной рукой по очереди колёса катить. А тут ещё эта хрень.

Самовар показал назад. Пока он ехал, случайно опрокинул тумбочку, на которой стояла обувь — всё развалилось, мешая проезжать. Я помог ему проехать и прибрался немного. Тумбочка совсем покосилась, починить некому, я быстро её подсобрал, насколько мог без инструментов. Потом надо сходить и сделать всё основательно.

На самом деле, в этом деле можно было обойтись и без Самовара, но я не хотел, чтобы он оставался в одиночестве. Пусть почувствует себя полезным. То, что мы его всегда зовём по любому поводу, ему помогает. Он уже не такой мрачный, каким был всего несколько недель.

Раз я у него дома, то сам поставил на зарядку аккумулятор кресла. Здесь неудобная система, ведь заряжать его надо было не через розетку — приходилось вытаскивать тяжёлую штуковину и ставить на специальную подставку с разъёмами. Сам аккумулятор достаточно тяжёлый, и подставка тоже не подарок, ещё и с нестандарными вилками, вот и приходилось ставить переходники.

Но зато коляска в сборе давала Самовару какую-никакую мобильность. Надо бы второй аккумулятор ему купить, чтобы не оставался неподвижным, пока один заряжается. А лучше — что-нибудь поудобнее.

Телевизор в комнате включён — на экране кривлялся Филимонов из «Джентльмен-шоу» в чёрном пиджаке и белом шарфе. Звук убавлен почти до нуля.

На столе лежали книги и какие-то тетрадки. Среди них англо-русский словарь и толстый технический журнал про компьютеры, тоже на английском. Прислали знакомые Славы Халявы из-за бугра, и это нам пригодится для изучения.

Там были схемы джамперов и всё прочее, что могло нам пригодиться в сборке, включая сеть-коаксилку, ещё один сложный момент в будущем деле. Компы уже вот-вот должны были поступить, а Самовар заинтересовался всем этим и хотел разобраться.

И там же на столе лежала открытка. Уже помята, со следами от грязных пальцев, но я её узнал.

— О, я её помню, — сказал я. — Тебе её тогда прислали, как-то доставили.

— Старый, не трогай, — тут же отозвался Пашка.

А я взял и открыл. Картонная открытка, на которой было написано «С днём рождения!». Открываешь — играет простенькая мелодия. Внутри поздравление, рисунки цветов и кошек. И крошечная круглая батарейка, питающая маленький динамик.

Помнил её.

— Чё это пищит? — недовольно спросил Шустрый. — Выключи, Самовар!

— Иди нафиг, — отозвался тот. — От невесты пришло.

— Вот звук какой противный, мляха. Выруби.

— Снаряды из миномёта хуже пищат, — заметил Царевич.

С потолка посыпалась пыль. Раненый Кардан проснулся и попросил пить. Ему не дали. Нельзя. Ранение в живот, Аверин запретил. Шопен только промачивал ему губы мокрой тряпкой. А Кардан просил воды и просил, пока не умер.

Снова раздался визг миномётных снарядов, а следом взрывы. Наши или чужие — неизвестно, да и какая разница? Убивают-то одинаково.

Кто-то из раненых снова попросил пить, а мы ждали, когда полезут «духи». Уже с обречённым чувством, что и пусть лезут. Кто-то говорил, что хуже уже не будет.

Хотя мы знали, что бывает намного хуже. Что подтвердят наши пацаны, которых мы видели в окнах Совмина.

Но сейчас крики, стоны и бормотания неслышно. Я просто сидел вплотную с Самоваром, слушая мелодию открытки. И думал, что это прислали мне. Это успокаивало.

«С Днём Рождения, Паша. Возвращайся скорее. Маша» — гласила аккуратная красивая надпись.

Самовар смотрел туда с грустным видом, но улыбался, я слушал мелодию. Будто это кусочек какой-то другой жизни, которая иногда вспоминалась в этом бесконечном аду. В котором мы будто находились вечно.

— Убери, прошу, — повторил Самовар сквозь зубы.

Я закрыл открытку, и воспоминание ушло. Не было холодно, не хотелось есть, не взрывались снаряды миномётов и не бормотали раненые. Всё позади, а чтобы не повторилось, мне надо поработать.

— Да вот, смотри, Паха…

Он напрягся, решив, что я сейчас буду говорить о его девушке.

Но вместо этого я начал рассказывать о последних встречах с каждым из нашей группы. Что решили, что обсудили, что должен был сделать каждый из нас. И чем мог помочь лично он, Самовар. А он мог. Советом, идеей, свежим взглядом и своей умной башкой.

Самовар слушал внимательно. Что-то отмечал, что-то переспрашивал. Потом выдал вердикт:

— Рискованно.

— Знаю, — сказал я. — Но другого варианта не вижу. Потому что если нас впихнут в одну из разборок между этими двумя товарищами, выхода из неё не будет. Суть в этом, Паха, ни в чём другом.

— Ну да, — согласился он.

Я подкатил его к окну, раз аккумулятор ещё не работал, и он посмотрел во двор. Видно было, как по грязной детской площадке бегала чёрно-белая кошка, а дети играли в снежки. Потом начали играть в войнушку.

Я снова посмотрел на открытку, не удержался и открыл. Подумать только, как в армии хотелось такую же, аж мочи не было. Но хотелось не просто открытку, а чтобы её кто-то прислал. Я её закрыл, чтобы не садить батарейку.

А для чего Самовар её достал? Хотелось вспомнить? Девушка же так к нему и ходит, но скоро её терпению точно придёт конец.

— Да что у тебя с ней такое? — спросил я. — Ты же дни там считал до встречи, планы на свадьбу строил. А она же про тебя не забыла, и здесь до сих пор ходит. Да и знаешь, найти ту, кто понимает, совсем непросто. Так что стряслось?

Да, нам найти подходящую совсем непросто, мало кто нас понимает. За всю первую жизнь я так и не смог, хотя браки были, но неудачные. А надо было тогда поискать дома, ведь кое-кто искал меня.

В этот раз я взялся за такого человека крепко. А вот Самовар, несмотря на весь свой ум, понимать эту вещь отказывался и вредничал.

— Знаешь, Старый… — его благостное настроение тут же ушло. — Если честно, это не твоё дело. Не Шопена, не Шустрого, не твоё. А моё. Давай без этого. Не я ей нужен, а тот, кем я был когда-то. Вот и пусть валит, а не меня тревожит.

Он мрачно насупился и с трудом отвернул кресло.

— Так в чём дело? — спросил я.

— Да она из-за этих боевых выплат… — неуверенно сказал Самовар.

— Тебе их так никто и не выплатил. А пока заплатят, знаешь, времени пройдёт куча. Да и не такая там большая сумма, сам знаешь. Думаешь, это такой меркантильный интерес из-за копеек? Ладно бы там тебя трёхкомнатная квартира в центре Москвы полагалась — ещё можно было бы так думать.

Я снова открыл открытку, и он неловко развернул кресло ко мне.

— Закрой, Старый. Иди уже, куда шёл, — грубо, но неохотно добавил Пашка. — Пока не разругались.

— Да ты погоди. Я вот просто хочу понять…

— Да чё тут понимать? — воскликнул он.

И тут Самовар начал говорить громко, почти кричать:

— Ты на меня посмотри! Видишь? Я ей жизнь портить не хочу, как вы этого не поймёте? Не со мной ей надо быть,инвалидом, безногим, безруким!

Произнёс он это громче, чем хотел, и тут же осёкся. Потом устало закрыл глаза и откинулся на кресло. Молчал, наверное, минуту, а я ждал.

— Вот так-то, — устало продолжил он. — Что тут ещё говорить? Сам понимаешь, да?

— Не особо, Паха.

Я подтащил стул к нему и сел напротив. Он отводил взгляд и хотел отъехать, но в кресле не было аккумулятора, так что никуда ему не деться.

— Что она говорит? — спросил я.

— Да что ты хочешь от меня? Ничего не говорит. А всё равно ходит. Жизнь себе гробит. Найти никого не может, получше?

— Как ты тогда говорил? Вот в армейке когда с тобой познакомились. Что веришь ей, да? И вот, ждала тебя два года, не вышла замуж, никого не нашла. Вот, не зря ей верил. Куда теперь?

— Так, блин, нашла бы уже кого-нибудь, — сказал он устало. — Было бы спокойнее. И ей, и мне.

— И найдёт, однажды надоест. И прикинь, кого? Бандита какого-нибудь. Алкаша. Нарика. А ты сам видишь, какая она. Добрая. Найдёт на свою голову хмыря с руками и ногами, но у кого башки нет. Будет потом ходить в тюрьму, передачки носить. Или деньги искать, чтобы ему было на что бухать…

— Да ты не дави на меня, Старый, — попросил он.

— Так ты подумай, Самовар. Раз уж, несмотря на всё это, она так и стремится к тебе, может, так и надо? И жизнь ты ей тогда не испортишь, как и она — тебе. Подумай.

Он молчал, глядя куда-то перед собой.

Я же прошёл на кухню, включил чайник. К чаю ничего особо не было — только хлеб и масло в морозилке, которое замёрзло, и его не намажешь.

Когда чайник вскипел, я налил чай в две кружки и прикатил Самовара на кухню.

— Помнишь, — спросил я, — что ты не верил, что человек может спать стоя или прямо на ходу? А потом сам вырубился, пока шли. Идёшь и спишь.

— Помню, — усмехнулся он. — А ты-то спал прямо в бэтэре. Движок орёт, а ты дрыхнешь. Э, блин. Ну ты умеешь переходить с темы на тему, Старый.

— Суть-то не в этом, Паха. Что решил?

— Подумаю.

Он посмотрел на меня снизу вверх.

— Точно подумаю. А тебе какое вообще дело до всего этого? У нас столько головняка, а ты со мной возишься.

— Потому что там решили друг друга прикрывать. Поэтому и вернулись, и здесь живы. Решать надо все проблемы. Неважных нет. Просто есть срочные, есть несрочные.

Про себя же думал: а как ещё?

Да, окажись я раньше, смог бы спасти его от ранения, но работать приходится с тем, что есть, и остальное — в моих силах.

В той, первой жизни, он спился, когда остался один. Мать у него потом умерла, дед тоже. И кому он стал потом нужен? Никому, вот и спился. Но сейчас… сейчас всё может быть иначе.

Не всех нужно спасать от пуль, аварий или взрывов. Некоторым просто нужна поддержка в нужный момент. Вот только увидеть это бывает непросто. Мне вот понадобилось умереть и появиться здесь вновь, чтобы понять такую вещь.

Я ушёл, когда Самовар сдался и перестал капризничать, решил, что я прав, и набрал её номер. Правда, сначала он сказал, что не помнит, но я не поверил. Он знал этот номер наизусть, и даже код города и всего остального. Тогда же набрал через ту спутниковую трубку.

Позвонил и поговорил, а я буду посматривать за этим дальше.

В целом план начинал действовать. И теперь нужно было время, чтобы всё сошлось, как надо.

От Самовара я отправился домой, раздумывая над последними приготовлениями. Думал, как избегая одного, не влезть в другое. Ведь с каждым днём всё становилось сложнее.

Порой интересно было — и не только мне — а что бы сделал Аверин на моём месте? Думаю, у меня было перед ним преимущество, потому что Аверину было тридцать пять, а мне внутри уже под полтинник.

Я прожил дольше. Он не видел ничего, кроме армии и войны, а мне же повезло увидеть и испытать всякое.

Шёл мимо общаги Шопена, но с другой стороны, мимо подвала, на котором висел плакат, сделанный от руки. «Секция Карате. Киокушинкай. Набор». Там стояли разгорячённые тренировками пацаны и курили, со смехом что-то обсуждая.

Подумал, не зайти ли снова к Шопену, и обошёл здание вокруг. И там, у входа, увидел серый УАЗик с синей полосой, стоящий у входа. Милиция приехала снова.

Сам Шопен стоял рядом, а на него орали два ППСника, один аж раскраснелся.

Я ускорил шаг, чтобы успеть, пока его не загребли. Что им опять от него надо? Наверняка подошли к нему из-за какой-то ерунды. Постоянно же к нему ходят.

Но не влез ли он куда-нибудь, пока мы не видим?

— Да что я вам сделал-то⁈ — кричал Шопен в своей манере. — Что я вам сделал-то?

— Поехали!

Один из ППСников — усатый, широкий, сильный — подтащил его к задней части УАЗика, где был закрытый отсек, в котором перевозили задержанных.

— Да что случилось? — спросил я, подходя ближе.

— А тебе чё надо? — грубо спросил второй, помоложе.