Братство. Новое дело

Глава 10

В местном отделении ФСБ до этого дня я не был никогда. Внутри оно почти ничем не отличалось от любой другой бюрократической конторы. Та же мебель, те же столы, такие же цветы в горшках. Словно пришёл в городскую администрацию девяностых.

В отделении работало не так много народу: начальство, делопроизводитель и всего три оперативника на весь город и окружающий район.

Один из них, майор Климов, недавно был сослан в глушь за свой косяк, но уже готовился идти на пенсию. Не без нашей подачи его выслали, но он чуть не стал виновником смерти Славика, так что ещё легко отделался.

Все оперативники работали в одном кабинете, но сейчас там находился только один человек. Внутри стояло три стола, заваленных бесчисленными кипами бумаг, и один стол, на котором пили чай. В целом ничего особенного. Один из шкафчиков приоткрыт, внутри постелена газета, на которой лежала порезанная булка хлеба и новая банка шпротов.

Закусывали прямо на рабочем месте, и выпивали тоже. Но это же девяностые, сейчас к этому относятся намного проще, и на работе вполне могли набухаться. В милиции уж точно, это я знал на сто процентов. И чекисты, скорее всего, не отказывали себе в этом.

Единственная разница: на стене висел портрет пожилого мужика в костюме. Это директор спецслужбы Ковалёв. Но через полтора года на его месте будет висеть другой портрет, более всем знакомый и привычный.

Мой знакомый Олег Громов что-то писал в разлинованном журнале. Пиджак висел на спинке стула, на плечах видна кобура с табельным ПМ.

Молодой чекист меня узнал, кивнул и показал на стул перед своим столом, мол, располагайся. Работы у него прибавилось, и он сидел на майорской должности, хотя был старшим лейтенантом. Но в ФСБ, как и у ментов, к званиям относятся не так, как у военных. Через полтора года директором вообще станет подполковник, у которого будут в подчинении генералы.

Громов неплохо помог нам тогда, когда наёмники пытались вывезти Славу Халяву с подачи майора Климова, шефа Громова.

Впрочем, помог не просто так. Олег Громов бывал в командировках в Чечне, прямо в разгар боевых действий. Характер у него твёрдый, но упрямый, и начальство его не любило. Вот и мотается по командировкам. Но он видел, что там было, и ещё не забронзовел окончательно, мог прикрыть, даже если такое нарушает их правила. Главное, чтобы сам считал себя правым.

Хоть друзьями или даже приятелями мы не стали, но отношения у нас сложились вполне нормальные. И я хотел воспользоваться его возможностями ещё раз.

Мы продолжаем бомбить бандитов, и нужно подключать артиллерию побольше.

— Андрей, вот как раз про тебя вспоминал, — сказал Громов, поднимая голову, но продолжая записи.

— Когда про тебя вспоминают товарищи чекисты, это вызывает опасение, — я усмехнулся.

Громов хмыкнул.

— А что, есть повод для таких опасений? Шучу.

— И почему вспоминал?

— Да тут, смотри, какое дело, — он отложил ручку. — Есть парень, один из ваших, служил в Чечне, во внутренних войсках. Демобилизовался весной.

— И что с ним?

— Да, тут такая история, — Олег достал сигареты из ящика стола. — Короче, он приехал в Тихоборск на похороны, ну и хотел остаться, работу поискать. У него батя здесь жил, но он помер. А у бати уже вторая семья была, парня пожить не пустили, и он после похорон на вокзал ушёл, чтобы переночевать.

— Сослуживцев не было? — уточнил я.

— Может, и были, да он не знал.

— И что дальше?

Он закурил, а я смотрел на него, думая, для чего он мне это рассказывает.

— Купил билет на последние деньги, а он только завтра. Жрать нечего, сидит. И тут к нему подошла местная шпана.

— Хотели наехать? — спросил я.

— Не. Эти хитрые оказались. Подошли, познакомились, за жизнь поговорили, всё нормально, вежливо. Блатные так умеют, когда надо, а он деревенский, доверчивый. Говорит, что без денег, ждёт поезда, жрать охота. Они ему раз — и дают сто тысяч одной купюрой, и пожрать предлагают купить.

— Не просто так, — сказал я, задумавшись об этом.

— Я бы тоже им не поверил, — Громов кивнул и стряхнул пепел в стеклянную банку, выполнявшую роль пепельницы. — Но сначала говорят, что ничего им не надо. Типа ты в беде, а люди должны друг другу помогать, особенно тем, кто нуждается. Тем более ты, вон, войну прошёл, не сдрейфил, пацан нормальный. Разговорили, накормили, водочки плеснули, дали денежку, а парень-то благодарностью преисполнился. Спросил: «Может, чем помочь?»

— Вот это было зря.

Я уже начал догадываться, что будет дальше.

— Вот именно. Они пошли взламывать продуктовый склад, и его взяли с собой, чтобы на шухере постоял, ну а ему сказали, мол, свисти, если чё, мы тут просто своё заберём. А за этой бандой РУОП уже давно следил, ждали их. Но они скрылись, а парень убежать не успел.

— И что с ним будет?

— Дурак он. За то, что дурак, не садят, а вот что на шухере стоял — это уже повод серьёзный. Но он сразу весь расклад выдал, даже не понял, что они на дело пошли. Майор из РУОПа ещё думал, что тот под дурачка косит, да я вот вижу, что парень честный, как раз там был. Поговорили, решили, короче, не оформлять его. Дать ему шанс, чтобы не уехал на зону.

Как интересно. Не то чтобы Громов сильно переживал за парня, скорее его зацепило, что он был в Чечне. А вообще, такие случаи каждый день происходят. И блатные — далеко не дураки, и знают, как можно завербовать человека для своих целей.

Но познакомиться с ним стоило. Раз пацану повезло, и он нарвался на тех, кто не горит желанием немедленно отправить его в тюрьму, чтобы сделать палку. Такое бывает редко, но как бы во второй раз не угодил в неприятности, если никто не подскажет, что делать дальше. Тем более, он один, когда мы держимся группой.

— Так понимаю, ты хочешь познакомить его с нами?

— Присмотрись, — Громов кивнул и затушил сигарету. — Не говорю, что прям надо к себе брать, но хотя бы показать, что можно как-то в жизни зацепиться. Хотя методы у тебя своеобразные. Я же наводил справки, в курсе уже, как вступаешься за таких. Из-за парня, которого попрошайкой сделали. Ещё с какими-то гопниками подрались, которые боевые у человека отобрали.

— Много чего знаешь. Да вот не всё. Слышал, как на нас наехал Гарик, а потом Налим? Ещё братан Гарика, покойный Фидель, хотел что-нибудь с нас поиметь.

Громов напрягся.

— А в чём, собственно, соль?

Я вкратце рассказал ему о конфликте с Кислым, с которого всё и пошло. Затем о том разговоре с Гариком в ресторане, который прервался по инициативе Налима, и о том, что происходило дальше. Ну и о том, что оба пахана между собой конфликтуют.

Но о нашей роли в этом я умолчал.

— Короче, бандиты хотят заманить нас к себе, — заключил я. — Вопрос теперь стоит так: если не заманят к себе, то будут уничтожать.

— В милицию-то ходил? — спросил Громов.

— У милиции с братвой особо разобраться не выходит уже сколько лет, а нас потом за это могут достать.

— А РУОП?

— Из РУОП я никого не знаю. Зато знаю тебя.

Он задумался, потирая подбородок, иногда глядя на меня задумчивым взглядом.

— Так, а что от меня-то ты хочешь? — спросил чекист. — Сам же знаешь, что мы с отдельными бандами не работаем. У нас другой уровень, глобальнее, свои задачи. Банды — это менты и РУОП.

— Да и не надо тебе самому работать. Смотри, у них сейчас проблемы. Они друг на друга покушения устраивают.

Я посмотрел на его реакцию. Понимает, о чём я говорю, уже в курсе.

— Сейчас они будут заманивать нас активнее или угрожать проблемами, если не пойдём к ним. И вот если бы вы им сейчас немножко пёрышки потрепали, им точно не до нас станет. Они даже голову поднять побоятся. Да и в городе поспокойнее было бы. Какие разборки, когда ФСБ следит? Всё будут делать аккуратно, не отсвечивая.

— И как ты это предлагаешь сделать? — недоумевал он. — Что, мне самому идти, жучки ставить и слежку организовывать? Без указаний от начальства? Ты или Корецкого с Леоновым перечитал, или…

— Это же можно и не делать, — тихо, но спокойно сказал я. — Можно изобразить, что хочешь это сделать.

Олег сощурил глаза, пытаясь понять, к чему я веду.

— У вас людей мало, — продолжал я, — и вы подключаете ментов, РУОП, прочих. Вот и сейчас можно так же сделать, вернее, сделать вид, что хочешь. Сам же, знаешь, что там есть люди, которые о любом шаге доносят Налиму или Гарику, за бабки. И любой интерес к этим товарищам не останется без внимания. А как всё пойдёт — уже неважно.

— И что с этого тебе? — Громов нахмурился.

— А нам это будет на руку. Пока они друг с другом возятся, им точно не до нас. Всем не до нас, кроме этих бандитов, вот и надо крутиться, чтобы потом на нары не угодить. И крутимся. А потом, глядишь, что-нибудь изменится.

— Что-нибудь изменится… — повторил за мной Олег.

Он поднялся и подошёл к окну. Оттуда как раз было видно клуб, и как курили наши пацаны. Видно, что Шустрый, стоящий там в одной тельняшке, достаёт Халяву в очередной раз.

— Я подумаю, — сказал Громов. — Оно и нам нежелательно, если эта банда вдруг станет слишком сильной, если у них всё получится.

— В Чечне так и было, — я откинулся на спинку стула. — Им дали время, они стали сильными, и всё пошло наперекосяк.

— Угу, — он потёр затылок. — Как раз скоро туда в командировку отправляют. Не именно туда, в Ингушетию. Но хрен редьки не слаще. Ладно, подумаю, что успею. Но ты же понимаешь, что в ближайшем будущем ничего не изменится.

— Мало ли, — я хмыкнул.

— Но тебе лучше держаться от них подальше.

— Мы и так стараемся.

— Ага, стараетесь, — усмехнулся он. — Но вот они-то от вас не отстают.

— Поэтому и пришёл.

— Ладно, я что-нибудь придумаю, — Громов отошёл от окна. — Посмотрим. А насчёт того парня с вокзала. Познакомлю потом вас? Присмотрись, не надо возиться, как с маленьким, но вдруг, чем полезен будет.

— Договорились.

Я вышел из здания ФСБ и призадумался.

В голове проматывались варианты развития событий. Бандиты — это не боевики и не военные. У них другие методы, другая логика.

У них много возможностей и много знакомых.

И они тоже строят какие-то планы. А эти планы до сих пор были для нас как в тумане. Можно предполагать, как сам бы поступил на их месте. Но мы-то мыслим как военные, а они — как бандиты. Совсем иначе.

Вернулся к клубу. Царевич как раз заводил свою «Ниву». У него сегодня ночная смена, но отправляться отдыхать перед ней он пока не собирался.

— Руся, увезёшь?

— Запрыгивай.

Бродяга вёл себя как заправский диверсант. Я до сих пор не знал, где его можно найти, и вряд ли хоть одна живая душа об этом знала. Он как будто собирался объявить войну всем, кто против него.

Только моё слово, что у меня всё под контролем, а его действия могут только навредить, пока останавливало Бродягу.

Зато я знал, где найти его парней: Сегу и двух братьев — Петруху и Миху. Они крепко сдружились при штурме Бамута и после армии решили держаться вместе, и с Бродягой связались.

Мы с ними договаривались, что они помогут, когда я скажу им, что именно делать. Все трое жили на квартире у покойной бабки Сеги, а он называл мне адрес.

Ехать было недалеко, туда впустили сразу, и я представил всем Царевича, которого они не знали.

Квартира маленькая, однокомнатная, в ней душно и влажно из-за работающей стиралки. Само собой, стиралка — не автомат, а обычная советская стиральная машина, дребезжащая так, будто кто-то перемешивал в ней куски кирпичей и бетона.

В прихожей под ногами лежал паркет ёлочкой, старый, но ещё в приличном состоянии. При мне под шкаф забежал таракан, хотя в целом в квартире было чисто, насколько могло быть чисто у кучки молодых парней, живущих в одной жилплощади. Видно, что иногда приходили девушки, какой-то уют наведён. Хотя всё равно эта квартира больше напоминала казарму.

Они втроём сидели на тесной кухне. На столе стояла початая бутылка водки. Рядом простая закуска из хлеба и банки армейского колбасного фарша, в глубокой тарелке лежали варёные яйца. Среди еды — полароидный снимок с военными.

Пьют они часто. Мы всемером как-то негласно договорились, что бухать надо реже и не до потери пульса, ну и я за этим присматривал. А тут у пацанов не было никого, кто мог бы послужить им примером или направлять в нужную сторону. А Бродяга был таким же пацаном, просто старше раза в два.

Вот они и бухали. Лица у пацанов приличные, но взгляд у всех серьёзный, тяжёлый и холодный для любого, кто не один из них. Но мы-то были своими.

— Наливаю? — спросил Сега, взяв бутылку.

— Нет, мне свежая голова нужна, — сказал я.

— А я за рулём, — отозвался Царевич и добавил: — Сами понимаете.

— Да ладно, — Сега попытался налить.

— Нет, — твёрдо сказал Руслан. Не спорил, не убеждал, просто отрезал.

— Нет так нет, — парень плеснул себе половину заляпанного стакана.

Сега был коротко пострижен под ноль, вернее, отросла щетина на бритой голове.

Братья, Петруха и Миха, друг на друга совсем не походили. Петруха — плотный, с круглым лицом, низкорослый. А Миха, наоборот, очень тощий и высокий. Ещё и причёску носил, такую, будто хотел отращивать волосы.

Все сидели в майках, поэтому видны татуировки. У Михи на плече был скорпион, у Петрухи — горы, у Сеги — орёл. Наколок больше, чем у нас, и сделаны лучше. Этому они у себя явно уделяли больше внимания.

Да и они действовали в других местах, у них другой опыт, хотя война была та же самая. Они даже называли противника не «духами», а «чехами» или «чичами».

— Да тут пацанов вспоминаем, — сказал Сега. — Как раз у нас был один — Бабай. Он каждый день брился, а всё равно к обеду щетина, как у «чеха».

Они все засмеялись таким мелким, но добродушным пацанским смехом.

— Он сам волосатый, как Гарри Снежный Человек, руки и ноги мохнатые, но хуже всего борода росла. Вот на него офицеры орали, типа, чё не бреешься? А он: «А что я могу поделать? Только что брился!». А капитан ему: «*** брился! Иди ещё раз!».

Парни захохотали, но Миха вдруг стал серьёзнее.

— К мамке тогда его приходил, — произнёс парень. — Уже после дембеля. Письма его принёс, какие он писал, — он взял стакан и покрутил в руках. — Фотки его, какие у меня были. Она посмотрела их и мне говорит: «лучше бы ты сдох, а не он». А я тогда подумал, что правда, лучше бы он вернулся, а я там остался.

— Да ты чё так говоришь? — спросил Петруха.

Миха взял снимок со стола и показал нам.

— Вот он на фотке, — Миха показал пальцем с аккуратно постриженным ногтем. — Нас в Бамуте тогда щёлкнули.

Кто-то снял их на фоне кирпичной стены полуразрушенного дома, где большой белой краской было написано «Развалинами Бамута удовлетворены». Все военные — молодые парни с ещё детскими лицами, но взрослыми взглядами.

Миха назвал нам всех. Делился самым дорогим — воспоминаниями, признавая в нас своих.

— Вот Бабай, Бабкин у него фамилия была. Вот два брата, близнецы Бондаренко, Полтава и Стёпа Бандера. Вот Женя, вот Матюха, вот Костя Питерский, вот Муха, дагестанец он. Он тогда ящик спирта нашёл, везде его находил, будто нюхом чуял.

— А мы тогда дом зачищали в Шали, — начал я, — и нашли там на пятом этаже три ящика тушёнки…

Я рассказал нашу любимую байку, как танк по ошибке уничтожил нашу находку. После рассказал, как через наш блокпост пытался проехать наёмник под видом офицера, а Самовар его обнаружил.

Они смеялись, смотрели на меня, контакт налаживался.

У меня было своеобразное ощущение. Я привык к своим пацанам, они снова мне родные, как тогда, в ту первую жизнь. А эти казались мне диковатыми, как молодые волки. У них и шутки позлее, и сами чаще идут на конфликты.

Но всё же, они были такими же, как мы. Просто присматривать за ними некому, и они идут по той же дорожке, что и многие ветераны.

Но у меня была для них задачка. Да и хотелось подтянуть к себе серьёзнее.

Я начал было говорить, но тут зазвонила мобила. Я достал её и тут же вызвал восхищённые взгляды.

— О, сотовый! — произнёс Петруха. — А сколько стоит?

— Штуку баксов. Это для работы. Я вам потом ещё о работе расскажу.

— Офигеете, — добавил Царевич.

Я вышел из кухни в комнату. Там стояла простая железная кровать, заваленная брошенными на неё вещами, продавленный диван, на котором спал кто-то из братьев, и раскладушка у стены.

Все трое жили на этой квартире. В тесноте, да не в обиде. Да и им привычнее. Как рассказывал Шопен, многие детдомовские, после того как покидали привычные места, так и жили коммунами, как привыкли.

Я ответил на вызов:

— Слушаю.

— Зря ты так делаешь, — раздался незнакомый голос. — Чё-то ты мутишь, ко всяким ментам ходишь, к чекистам.

— Ты кто такой?

— Так я тебе и ответил, — голос усмехнулся. — Друг я твой. Корефан. И по-дружески хочу предупредить, что зря ты всё это начал.

— И что за друг, который скрывается? — спросил я. — Скажи, кто такой, или никакой ты мне не друг.

— Я говорил Фиделю, что он зря к тебе так нагло полез. Но он не послушался, вот и сдох. И я в курсе, что ты там был.

Я точно знал, что в курсе этого как минимум двое кроме наших: Бродяга и Сега. Сега был на кухне. Голос был не Бродяги. Выдали? Нет, скорее видел кто-то ещё или знал о планах Фиделя.

Это позвонил чекист? Или кто-то по его указке? Нет, точно нет. Кто-то другой.

— Короче, Старицкий, — продолжил голос. — Или тебе придётся делать, как говорю я, или у тебя начнутся большие проблемы.

— Давай скажу честно, — произнёс я. — Эти твои угрозы и понты не работают. Хочешь о чём-то конкретно говорить, так давай поговорим лично. Ты назовёшься, и мы с тобой встретимся и поговорим. Или по телефону, если так хочешь. Только недолго. У меня входящие платные.

— Ладно. До встречи. Я тебя предупредил. Если сделаешь выводы, то вечером поступишь правильно. Если нет, то тебе же хуже.

— Давай без угроз. Если вычислю, сам потом не рад будешь.

— Не вычислишь.

Он отключился.

Кто это такой? Не Налим, и не Гарик. И он ни слова не сказал о фиктивных покушениях, но в курсе про чекиста. Громов что-то мутит? Не думаю, но кто-то мог видеть или передать.

И всё же, мысли у меня были, насчёт человека, которого мы выпустили из вида, но который мог влиять на происходящее больше, чем все думали. Как Фидель, про которого все думали, что он нарик, а он оказался крутым.

Вот только Фиделя больше нет, а вот этот товарищ всё ещё живой.