Пока Виктор Павлович звонил, я времени зря не терял и присматривался к нему. Опаснее всего в его руке казался нож, а не «наган». Но нож он пока отложил, когда достал телефон, а револьвер был направлен чуть в сторону.
А у меня в кармане было кое-что. Одна вещь, которую подобрал Шустрый в тот день, когда на нас напали наёмники, что хотели увезти Славу Халяву. ПМ со спиленными номерами сегодня пригодится.
— Да чё за… — проговорил Шутник, когда вызов сбросился.
Я упёр этот пистолет Виктору Палычу в бок и нажал на спусковой крючок самовзводом.
Казалось, что свободный ход у спускового крючка слишком долгий, но выстрел всё же, наконец, прозвучал, очень глухо. Шутник вздрогнул, а я нажал ещё три раза, чтобы наверняка.
Телефон выпал из его ослабевшей руки.
А на улице всем уже было не до меня. Где-то рядом раздался резкий, как звук плётки, щелчок. Упал один бандит, затем второй. Третий заозирался, но кто-то начал стрелять одиночными с другой стороны из автомата.
Это то самое место, о котором мы условились с Газоном и Царевичем на случай таких проблем. Я приехал именно туда, куда нужно.
Многое надо было предусмотреть. Многое зависело от того, как поведут себя бандиты.
У нас были резервные планы на разные случаи. Если бы Шутник позвонил не Налиму, а кому-то другому, или что-то ещё бы произошло — всё равно взрыв должен произойти в том месте, где собрались паханы и где нет посторонних.
Телефон Налима был включён перед самым звонком. Если бы Шутник не позвонил, набрал бы кто-то другой.
В любом случае с бандитами разобрались бы сегодня так, как мне было нужно.
Шутник смотрел на меня, скаля зубы. Стальные вставные тускло блестели.
— Не вышло, — сказал я. — Не с теми ты связался. Это тебе не барыг стричь.
Он не ответил — уже не мог, взгляд затуманился и он помер. Я открыл дверь и выпихнул его тело наружу, пока не натекла кровь. Остальные братки лежали тихо и не дёргались.
Из темноты вышел Газон, держа в руках укороченный «Калаш». Он сразу подошёл к багажнику и достал оттуда свёрнутый ковёр. Через минуту со стороны водонапорной башни пришёл Царевич.
На плече у него висела СВД, старая модификация, но бьёт точно. Всё это из бандитских тайников, которыми пользовался Газон. Он же занимался оружием в бригаде.
Среди всех наших я взял только этих двоих — самых крепких и стойких. Они лучше всех готовы к такой драке.
Нам троим пришлось повоевать ещё, чтобы не втянуть в большую войну остальных.
— Надо ускоряться, — бросил я.
— А на нас кто-нибудь потом не наедет из-за этого? — спросил Царевич, но без особого беспокойства. У него такой вид, мол, всё равно отобьёмся. — Сам понимаешь, дело такое.
— Все будут думать на Графа. Но всё равно поймут, что с нами не совладать, что отпор мы дадим кому угодно. Этих бешеных собак мы к себе не пустим. Куда их, Саня? — я кивнул на Шутника.
Газон как раз развернул ковёр, что лежал в багажнике. Ковёр-то хороший, с тремя богатырями, правда, одного будет мало.
— Портовые увезут, — хрипло сказал он. — Они на этом руку набили. Если от кого-то избавиться надо, то они сделают лучше всех. И берут недорого.
Это мы и порешали. Но оставался ещё один момент.
О взрыве в ресторане говорили по радио ночью. Правда, не по городскому, а по областному.
Мы, конечно, туда не поехали, там же вся милиция и их начальство. Вместо этого мы направились в гаражи. Рядом с ними были двое, один сидел, держась за бок, а второй ему помогал.
— Ну что ж, Штирлиц, всех обманул? — приветствовал я Сегу.
— Ты только пацанам скажи, что всё продумано было, а то подумают, что это я на вас настучал, — тут же проговорил он. — Я же всё так, как с тобой договорились, сделал.
— Скажем, не переживай, — я отмахнулся. — А с тобой что?
— Да зацепило.
Бродяга тяжело дышал. Кровь пропитала куртку внизу. В руке он держал пистолет АПБ с навинченным глушителем. Значит, прикрывал Сегу при отходе.
— Пока Сега уходил, — прохрипел он, — налетели гады, зацепили.
— Тебя видели? — спросил я.
— Нет, да и похрен, — Бродяга поморщился. — Отвоевал я своё. Хана, в цинк пора ложиться.
Он посмотрел на меня, на пацанов и на Сегу.
— Не место мне здесь, на гражданке. А вам — место. Вот и хана мне пришла.
— Тебе в больницу надо, — Царевич полез в машину и достал оттуда белые тряпки. — Давай перевяжу.
— Зато повоевал ещё раз, напоследок, — не успокаивался спецназовец. — Зато прикрыл.
Рана серьёзная, мы такое видели. И зная манеру Бродяги — наверняка сильно рисковал и полез куда не нужно.
— Ты главное… — голос его слабел, — за пацанами присмотри. С остальным разберётесь, ты вроде понимаешь. А если какая падла ещё наедет — разберитесь. Вот бы там этих боевиков… там, между собой бы их…
— Мы все сработали, Дима. И ты тоже. А получилось, потому что были заодно. Царевич, перевяжи. И повезли его. Есть подходящий доктор? — спросил я у Газона. — А то в обычную больницу нельзя.
— Есть такой. Ветеринар, правда. Но для такой собаки кого ещё надо? — Газон усмехнулся.
— Саня, — укоризненно произнёс Царевич.
— Шутник хренов, — пробормотал Бродяга и прерывисто вздохнул. — Дали бы лучше сдохнуть.
— Раз помог — теперь от нас не отделаешься, — сказал я. — С того света вытянем, если надо. Поехали.
Некоторое время спустя…
31 декабря 1996 года
Сегодня я проснулся рано. Всю ночь спалось спокойно, а под утро приснились ребята. Мы будто сидели с ними в палатке, вспоминали разные случаи с войны, а я рассказывал о новом деле на гражданке. Они хвалили идею и жалели, что не с нами.
Там был капитан Аверин, был тот лысый мужик со шрамами, который во сне назвался Петром, были пацаны из нашего взвода, кого не стало в первые дни штурма.
Были другие парни, с кем я пересекался. Обычная пехота, морпехи, десантники, танкисты — все, кто был в Грозном и в Чечне. Никто из них не осуждал, что мы выбрались. Наоборот даже, радовались, что всё получается.
Но я проснулся с мыслью, что мне пора к живым.
Эти сны снились мне и в первой жизни. Но тогда в них было намного больше людей, и говорили они другое. Так что кое-что изменить я смог, и здесь был спокоен.
Телевизор в комнате был включен, там показывали «Иван Васильевич меняет профессию».
Батя сидел на диване и смотрел кино. Его пишущая машинка сиротливо стояла на столе.
Я натянул майку и сел на диван рядом, держа в руках носки. Сегодня много дел, надо к многим заехать, выглядеть надо прилично.
На экране «царь» принимал шведского посла, который требовал Кермску волость. Батя смотрел с улыбкой, хотя видел этот фильм, наверное, раз триста.
— Выходной взял? Не печатаешь? — я показал на стол.
— Не то всё, — отмахнулся он. — Иначе надо было делать. Вот с тобой поговорил… — голос его стал оживлённее, теплее. — Может быть, что-то другое напишу. Получше.
— А вдруг нормально получалось? Ты же никому не показываешь.
— Для себя понял, что не то. Да и с тобой поговорил, переобдумал всё, — отец призадумался. — Что-то вот кумекаю сижу. Когда-то там был, я всё смотрел новости, думал: наверняка врут. А как на деле — я не знаю.
— Мы тоже так думали, что врут, — я усмехнулся, натянув носок на левую ногу. — Да и суть-то вот в чём. Все, кто там кроме нас — они приходили со стороны, снимали, а потом уходили, когда материал был. А мы оставались там, нам уйти было нельзя. Поэтому со стороны такое разглядеть сложно, не поймёшь тех, кто должен там остаться, пока всё не закончилось.
Да и мы остаёмся там, даже когда всё закончилось. Как говорил Шопен, что к этому привыкаешь и без этого не можешь. И очень сложно перестроиться потом.
— Ну и как там ваше новое дело? — спросил отец. — Хочу зайти посмотреть.
— Зайди. Все праздники будем работать. Полгорода собирается, места не хватает.
Первый день все были на нервах, парни боялись, что в клуб никто не придёт. Большинство же видело компьютеры только в фильмах, где за ними просто печатали.
Но здесь подключили Шопена, как я и планировал изначально, а он — своих знакомых детдомовских ребят. Те сразу включили «сарафанное» радио, говоря по всему городу, насколько у нас круто — взамен на пару часов поиграть, горячий чай и бутерброды. Так что к открытию выстроилась целая очередь. Даже пришлось заводить тетрадку, где расписывали, кто в какое время придёт поиграть, иначе там было не протолкнуться.
Само собой, интернет мы ещё не подключили, не было пока технической возможности, но на следующий год всё выйдет. Запустили только восемь машин, ведь работа с джамперами при сборке компьютера — это не так-то просто даже когда умеешь. Но оставшиеся два скоро подключим.
Зато скоро пойдут компьютеры, где всё легко и просто — вставил плату, и заработало сразу.
Обо всём я рассказывал отцу, и он пообещал, что обязательно явится посмотреть на большое дело сына.
После я отправился к дому Царевича, но пока не к нему самому, а зашёл в магазин в его дворе.
— Что, сегодня работаете допоздна? — спросил я, спускаясь по крутой лестнице.
Даша при виде меня улыбнулась.
— Шеф требует.
— Да уходи уже отсюда, — предложил я. — Нам как раз там помощь понадобится в нашем деле. Одного клуба нам точно не хватит, будем открывать ещё.
— Всё так хорошо идёт? — она приподняла бровь.
— Ещё бы! — я улыбнулся. — Афганцы приходили, посмотрели, решили вкинуться с нами в доле. Да и батя Славика посмотрел, говорит, что может выделить ещё, перспективное дело. Так что пару залов откроем в городе и поедем покорять область, а потом и дальше. Так что… зачем тебе эта торговля? — показал я на прилавок. — У нас будет чем заняться.
— А я тебе, Старицкий, не как секретарша нужна, случаем? — пошутила она.
— Не только, — отозвался я, проходя к ней за кассу. — И секретарша, и как кое-кто ещё.
Вошли посетители, поэтому наедине с ней долго оставаться не мог, но вечером обязательно за ней зайду и заберу к нам.
После зашёл к Царевичу. Он был дома с братом. Перед ними лежала книжка, какое-то учебное пособие по снайперскому делу, и Руслан терпеливо объяснял Тимуру, что и как делать. Телевизор выключен, на кухне играл магнитофон — песня группы «Любэ» про комбата.
Царевич сидел в майке, поэтому на правом плече видно синяк. Он в последнее время часто и помногу показывал брату на практике, как стрелять из карабина.
— Скоро буду готов, Андрюха, — пообещал Царевич.
В его царских хоромах всё чистенько, сразу чувствуется женская рука.
— Тебя увезти, может? — спросил он. — Буду машину заводить.
— Лучше сразу к клубу подъезжай. Пока соберу всех, кого можно. Как там твои родственники? — спросил я у Тимура.
— Ничего, приглашают всех на праздник.
— Не, мы тут сами, знаешь.
Нам лучше лишний раз не пересекаться, особенно на Новый год. Но, как ни странно, с местной чеченской диаспорой мы жили в полном нейтралитете. Я думал, у нас сразу будет тлеть вражда, ведь и нам было что вспомнить, и им.
Но, похоже, то, что Султан вмешался в дело тех наёмников, немного подточило его позиции на Кавказе. И учитывая, какая там идёт резня за власть между старой элитой и ваххабитами, диаспора в городе заняла выжидательную позицию.
Нам это на руку. И раз они не работают с ними, то не отсылают им деньги. Так что лишний раз не пересекаемся, только Руслану приходится из-за брата, и мне, потому что он всегда просит меня поехать с ним.
Я хотел уходить, но Царевич предложил покурить на кухне, с намёком глядя на меня. Хочет поговорить о чём-то важном, я его уже хорошо знаю.
— Да вот хотел поболтать, — немного со смущением сказал он, прислонившись к стене. — Помнишь, мы тогда с опером Семёновым говорили, когда следак нас прессовал?
— Помню, — я кивнул, садясь рядом с ним. — Он тогда снайпера-киллера искал, и ты ему про войну рассказывал.
— Ага. И вот всё думаю. Рассказывал ему, и сам вспоминаю. Вы тогда, в первые дни, зачищали дом, а я там парня увидел и стрельнул. Один из тех «индейцев», кто мирными притворялся. Автомат выкинул — и сразу гражданский.
— Помню, — я снова кивнул.
— Да я вот думаю, — Царевич затянулся. — А вдруг он и правда мирный был? И вот сейчас объясняю Тимке, и там картинка с прицелом, и в ней человек, а в памяти сразу всплывает. И всё кажется, что автомата у него не было. И порой как подумаешь, так сразу голова болит.
Он посмотрел на меня очень внимательно, ожидая ответа.
— Руся, — я наклонился к нему и сказал тихо: — Давай честно. Сколько там мирняка погибло — ты сам видел. Слишком много, так нельзя. Но тот случай я помню. Был у него автомат. В тайнике был. Он его достать хотел, а потом снова спрятать. Веришь?
— Был? — с надеждой спросил он.
— Был — сто пудов, зуб даю, — я постучал по зубу ногтем. — А ты нас прикрыл. И тогда прикрывал, и недавно прикрывал. И ещё прикроешь. Потому что мы все в тебя верим, снайпер ты наш царский, — я похлопал ему по плечу и сжал.
— Не подведу. Просто хотел спросить.
— Ну а я ответил. Не забивай голову. Вспоминай лучше, скольких прикрыл.
Похоже, давно его это тревожило, но не решался спросить, боялся ответа. Он не боится боя, не боится встрять за друзей, а вот узнать ответ на этот вопрос боялся. Вдруг автомата не было?
И всё же, спросил меня, ведь хотел узнать моё мнение, потому что доверял и знал, что ему я скажу честно. И этот ответ его приободрил, я снова увидел взгляд надёжного боевого товарища, с которым мы прошли всё.
Быть может, так и голова перестанет болеть.
Царевич скоро приедет в клуб, а я пошёл до общаги Шопена пешком.
Во дворе перед ней сильно пахло порохом, запах мне знакомый, напоминавший о былом. Скорее всего, кто-то жёг китайские хлопушки, да и в снегу видны разорванные красные цилиндрики, целые кучи. Судя по всему, это была целая лента из хлопушек, соединённая общим пороховым фитилём. Подожжёшь, и она будет хлопать, как пулемёт.
Китайцы особо не парились — в эти дешёвые фейерверки они насыпали настоящий порох, поэтому хлопало всё громко, будь здоров. Настолько мощный заряд, что каждый год ходили страшилки об оторванных пальцах тех, кто не успел отбросить зажжённую хлопушку подальше.
Дверь не заперта, Шопен сидел на полу у кровати, гладя собаку, которая уткнулась ему в ноги, громко скуля. Пёс посмотрел на меня, единственный глаз у него был мутный от страха.
— Хлопушек напугался твой Бобик? — спросил я.
— А? Ага, — Шопен закивал. — Достали. Я сам-то взд’агиваю до сих по', а он так и не п’ивык.
— Ничего, Толик, — сел я рядом с ним и его собакой прямо на холодный пол. Погладил пса, и тот облизал мне руку. — Со временем уйдёт. Мне уже намного проще.
— Пе’вый Новый год у него, — он усмехнулся. — А мы на тот Новый год капитально попали, да, Ста’ый? По нам как начали тогда cт’елять, я думал, что обос’усь.
— Не гони, Толик, ты там самый храбрый был, — я пихнул его в плечо. — Аверин нас поднимал, и ты тоже. И Халява не оплошал.
— Халява вообще молоток.
— Я как раз к нему поеду, — я начал вставать. — Давай, тоже собирайся, бери своего друга и дуй в клуб. И вечером жду.
— Само собой, — он кивнул. — Только, знаешь, п’аздновать не хочется совсем.
— А мы и не только праздновать. Вспомним пацанов, посидим, всё хорошо будет.
Славу Халяву я встретил в центре. Человек он обеспеченный, поэтому мог обедать в ресторанах хоть каждый день. Но сейчас БМВ его бати стоял у кабака, а сам Славик торчал через дорогу, у дома культуры, где на лавочке, несмотря на мороз, собрались пацаны. Они пили пивко и орали песни под гитару, старые и новые.
А Славик замер у столба и слушал новую:
— Там лишь взрывы, да крики, красные блики, команда «Вперёд!»
Взвод, как в братской могиле, в тесной машине, ушёл в Новый год.
Он не шевелился, просто слушал. На нём вечные тёмные очки. Он заметил меня, вздрогнул и потёр пальцами под линзами.
— Здорово, Старый, — голос чуть дрогнул.
Я это заметил, подошёл ближе.
— Да ладно, Славик. Нормально всё.
— Да я знаю, — глухо проговорил он и снова потёр пальцем под очками. — Но не могу. Как вспомню, так сразу, блин…
Я положил ему руку на плечо, и мы так постояли немного. После пошли к его машине. Он залез внутрь и вытер нос.
— Сон сегодня снился. Пацаны наши, кто там остался. Сидят в кузове, в «кунге», дверь открыта, на меня смотрят. Пятачок там был, Кардан, Валерка, Саня Большой. Все с нашего взвода.
— И что? — спросил я.
— И там место есть. Я туда к ним полез, а они меня отгоняют, отпихивают. И смеются, типа, ты чё, Халява, дурак? Куда ты к нам полез? Тебе с нами больше не по пути. Я говорю: пацаны, я же с вами должен был уехать, вы же меня ждёте!
— И почему ты так кричал? — я внимательно посмотрел на него.
— Не знаю, Старый. Во сне же. А они говорят: а для тебя места больше нет. Ни для кого больше нет. Оставайтесь, типа. Закрыли дверь и уехали.
Он замолчал ненадолго и снова вытер глаза.
— Проснулся, слёзы бегут, а на душе так спокойно, радостно. И они улыбались, прикинь. Типа, хорошо, что остались.
— Всё хорошо, Славик, — спокойно сказал я. — Мы вернулись. И они хотели вернуться, но не удалось. Зато рады, что у нас всё выходит.
— Да, да, — он оживился. — Ты что, к пацанам заезжал?
— К Газону ещё надо и к Самовару.
— Погнали, довезу.
Газон сейчас ездил на новенькой «девятке». Банда его не тащила назад к себе. Банде вообще стало не до этого. Банда слишком ослабела, чтобы напоминать ему о прошлом. У них хватало своих проблем. Новый пахан, Граф, не мог их решить, и группировку мотало. Былого влияния уже не осталось. Ну а мы следим, чтобы новые, кто поднимался, к нам не лезли.
Конечно, теперь старые друзья сторонились Газона, но его это не смущало, мы-то же рядом. В последнее время он оживился, стал спокойнее. На своём месте.
— Короче, Старый, — он пожал мне руку. — Чё-то не знаю, чё ты недавно про тот склад у железки спрашивал, — Саня усмехнулся, — но туда вчера менты нагрянули.
— О как, — я усмехнулся. — И что, увидели, что всё украдено?
— Видать, — Газон кивнул. — Недостачи там будет — во! Налим бы точно его приказал сжечь, чтобы скрыть. А то проблемы не разгрёб, отвечаю.
— Опасное дело, — сказал я. — Там же железка, цистерны с аммиаком ездят. Прикинь, если бы загорелась.
— Не, — он замотал головой и вздрогнул. — Там бы всему городу кабздец пришёл. Ладно чё, теперь жечь некому, — Саня хмыкнул. — А у нас всё прёт.
Он три раза сплюнул через левое плечо и постучал три раза по своему лбу с хитрым видом.
— Ещё в область выйдем, — пообещал я.
— Там братва пожёстче, — Газон нахмурился.
— Так и нас побольше будет. Сколько там наших пацанов без дела сидит. Свяжемся, будем подключать. С местными афганцами тоже закорешимся. Всё путём будет, Саня. Мы же все друг друга понимаем.
— Ты всех понимаешь, Андрюха. Ладно, заеду за Пахой скоро, — он махнул рукой на прощание.
После заехал к Самовару. Он читал книжку, сидя у окна. Его девушка что-то зашивала из вещей Пахи. Теперь он относился к ней намного спокойнее, и они нашли общий язык. Можно было только за них порадоваться.
— Увезёте в клуб, пацаны? — спросил Самовар достаточно бодрым голосом.
Посмотришь ему на лицо — парень двадцать шести лет, а не мрачный сорокалетний мужик, каким он казался совсем недавно.
— Без базара увезём, — сказал я. — Газон подъедет, погрузим тебя. Где кент твой, кстати?
— А домой ушёл. Котелок-то у него ещё варит, а вот координация пока не очень.
Самовар в последнее время общался с Лёшей Коробочкой. Парень тоже неглупый, ведь учился на оператора-наводчика танкового орудия и сам командовал танком, пусть и недолго.
Ему нужна реабилитация, Лёше своя, а вот Самовару — совсем другая. Какие-то бабки мы смогли отжать у братков, и я всё смотрел в сторону протезов для него.
Конечно, дело это не дешёвое, и в нашей стране их пока ещё делать не умели. Надо будет отправлять Самовара куда-нибудь в Германию, но это возможно, когда будут деньги.
Да и с этим мог хорошо помочь Гриша Верхушин, однорукий десантник, который был пробивным мужиком. Он в последнее время уехал в область, жил там, где связался с другими инвалидами войны.
Они объединялись в сообщество ветеранов боевых действий, вроде афганских. Конечно, афганские более влиятельные, потому что существуют дольше, но и здесь хватало тех, кто мог помочь.
Конечно, мы с ними сотрудничали очень тесно. Хотелось, чтобы не только те немногие, кто жил в нашем городе, нашли себе дорогу в жизни, но и кто-нибудь ещё.
Заехал ещё в пару мест, а Халяве позвонил отец — хотел забрать БМВ назад. Пока Славик будет ездить, я решил направиться в клуб.
А по пути встретил такси, новенькую вишнёвую «девятку», ещё блестящую. Окно приоткрыто, слышно песню «Сектора Газа», Юра Хой медленно распевал:
— Сколько жил и сколько в жизни ты своей потерял? Этого никогда я не знал.
Водитель, парень с большим горбатым носом и зачёсанными назад прилизанными волосами, связанными на затылке в хвостик, опустил окно, широко улыбаясь.
— Ну чё, командир, подбросить? — спросил он. — Успевай. После обеда, знаешь, какой ценник будет?
— Для тебя сейчас золотая пора, — заметил я.
— Не то слово. Но это ладно. Вот помню, два года назад чё творилось! Народу было — кучи, замучался всех перевозить. Но в этом году будет спокойнее.
Он завёл двигатель, когда я сел на переднее сиденье.
Это был Вова Харитонов, тот самый таксист, который когда-то вёз меня из аэропорта в город. В ту, мою первую жизнь, он был пожилым, а сейчас снова молод. И в эту вторую жизнь я очнулся в его такси, когда он привёз меня на вокзал. От смерти к новой жизни. А сейчас куда?
Странно, но я никогда не видел его в другие дни, хотя он говорил, что всегда жил в этом городе.
— А ты, я слышал, дело новое открыл? — спросил он.
— А ты меня знаешь?
— Тебя? Да вас все знают, — засмеялся он. — Ещё бы. Группа «чеченцев», бизнес открыли, братву отогнали. Теперь оставшиеся банды с вами связываться не хотят. Даже за крышу вы не платите, и братки не лезут.
— Они сделали правильные выводы.
— Тут ты прав.
Он улыбался, уверенно ведя машину. Ехал в сторону центра, мимо пустыря, где не так давно нашёл свой конец Шутник. Мимо кафе, в котором взорвались Налим и Гарик. По дороге, где сбили Фиделя.
— А город преображается, — заметил таксист.
— Много чего поменялось, — сказал я. — И много чего поменяется.
Не всегда, правда, к лучшему, и не для всех. Но зная о грядущем, можно будет постелить себе соломки.
Первый этап удался, самый сложный. Тот, о котором я когда-то даже помыслить не мог. Выйдет и всё остальное.
— Дай то Бог, — сказал Харитонов. — Интересно же, что будет. Тебе сюда?
«Девятка» остановилась у клуба.
— Да. Сколько с меня? — полез я в кошелёк.
— Знаешь, — он заулыбался и замотал головой. — А давай бесплатно. А то один Новый год у вас не задался, а ваших пацанов всегда подвезу куда нужно.
— Хоть кто-то понимает, — пробормотал я.
— А кому ещё понимать, как не мне? Увидимся, — Харитонов посмотрел на меня. — Когда-нибудь в другой раз, не знаю когда. Увидимся обязательно, но не скоро.
Он уехал, оставив меня в недоумении от своей странной речи. «Девятка» завернула за угол, и песня «Сектора Газа» стихла.
А в клубе не протолкнуться. Помещение забито целиком, кто-то играл, кто-то смотрел. Но дежуривший сегодня Шустрый особо не церемонился и мог прогнать какого-нибудь наглого гопника, кто пытался отобрать деньги или самому сесть за комп. Если надо — тумаком или пинком под зад.
Он много ругался, но отпускал свои прибаутки, и пацанам, игравшим в зале, Борька нравился больше всех остальных.
— Всё, хорош, — выгонял он засидевшегося парня, у которого кончилось время. — Другие тоже хотят, в натуре. Уступи место.
— Так ещё время осталось! — возмущался парень.
— У меня всё записано, мляха! Иди уже домой, мамке помогай картошку чистить!
Системы за контролем времени у нас не было, поэтому пока всех записывали в тетрадку.
Шустрому помогала девушка, с которой он познакомился недавно. Она работала учителем в местном УПК — учебно-производственном комбинате, но его закрыли на зиму, потому что не было отопления.
Она подрабатывала здесь на полставки, но только в смену Шустрого и помогала ему вести учёт. Он был доволен.
— Всё нормально, Борька? — спросил я.
— Да, там сетка опять с утра отвалилась, — пожаловался Шустрый. — Долбанная коаксиалка, один кабель выдернули, а всё развалилось. А просто вставить мало, не работает нихрена.
— Но ты починил, — я посмотрел на экраны компьютеров в одном ряду.
— Да эти пацаны больше меня разбираются! — воскликнул он. — Один книжку притащил, сами назад воткнули, сами настроили. Немного только помог, рыжему звонил, да Самовару, справились. Поиграть-то в «Кваку» им охота!
— А кто кабель вырвал?
— Так уборщица. Как обычно.
Шустрый вернулся на место. Сидел он на возвышении, как царь, только в тельняшке под курткой, и зорко следил, чтобы никто не баловался и не мухлевал. Работа эта ему нравилась.
А в зале кипела жизнь.
У нас работало восемь компьютеров. Четыре из них были объединены в локальную сеть, и там играли в Quake. Графика была хуже некуда, иногда подтормаживало, потому что не все компьютеры хорошо вывозили такую новую игру.
Но пацаны всё равно играли в обычный дефматч на одной карте и очень веселились, а Шустрый следил, чтобы никто не подрался в процессе.
Остальные машины тоже заняты. На одном компе играли в новинку — «Герои 2». На другом — в Heretic, на третьем — в Need for Speed 1. Туда тоже всегда была очередь. И на четвёртом играли в «Цивилизацию».
Были и другие игры, но фаворитом всё же оставался сетевой Quake. Это хит и будет таким, пока не выйдет Counter-Strike.
У Шустрого на столе также стояла касса, куда он складывал денежку, в основном мятые купюры мелких номиналов. Посетители в основном школьники и студенты, потому что начались каникулы. Они часто просились остаться на ночь, но у нас ещё не было ночных сеансов, хотя мы об этом думали.
Сегодня работаем долго, день не сокращённый, но закроемся в обычное время, а то родители заигравшихся детей объявят нам войну и запретят им сюда ходить.
Дело кипело, Слава Халява принялся помогать Шустрому, заодно, как один из немногих владельцев компьютеров в городе, решал мелкие проблемы с компами и программами. Он тоже особо не церемонился, но пацаны не обижались, ведь он, да и все мы, в городе считались крутыми.
Убедившись, что всё хорошо, я прошёл во второй зал, который мы хотели сделать помещением для магазина.
Здесь уже поставили прилавки, стояло несколько. На одном были видеокассеты — это Славик успел съездить в Москву, на Горбушку, купил там игр и фильмы по списку, который я ему давал.
В основном на кассетах проверенная классика 90-х и новинки, про которые я знал, что выстрелят у любителей посмотреть кино на видике. Фильмы вроде «Крика», «От заката до рассвета» и «Чокнутого профессора».
Их мы перезаписывали вручную, через видеомагнитофоны. Пиратские, но сейчас на это вообще не обращают внимания.
Был стенд с компакт-дисками, популярные группы этого времени или набирающие популярность. Конечно, диски пока будут покупать редко, мало подходящей техники, но со временем распробуют, а когда появятся DVD, то мы будем первыми.
Были также компьютерные комплектующие, но до них пока не дошло.
Сам магазин пока ещё не открывали, потому что требовалось прояснить и решить ещё кучу вопросов, но зал подготовили.
А пока здесь собрались наши друзья для короткой встречи.
Тут был афганец Антон, владелец компьютерного магазина. С ним за столом сидел приехавший вчера вечером Маугли. Напротив него расположился бывший десантник Вася Моржов, ныне опер Уголовного розыска. На Новый год он будет дежурить, чем был очень не рад.
Было ещё несколько парней: танкист Федин, разведчик Сунцов, Сега и братья Миха с Петрухой, морпех Алексей, и некоторые другие парни, кого мы знали давно или с кем познакомились недавно.
А в уголке приютился Дима Бродяга. Он ходил с трудом, до сих пор сильно бледный. Ещё бы, жизнь висела на волоске, но на нём всё заживает, как на собаке. Куда ему податься, он не знал, но мы держали его при себе. А куда его? Он помогал, он из наших, так что от нашей компании не отделается.
— Что, уже квасите? — спросил я с усмешкой. — Ладно, сегодня можно.
— Не ругайся, — афганец Антон засмеялся. — Мы тут недолго, просто решили отметить быстренько. Присоединяйся.
— У меня ещё дела есть. Повидаться надо с разными людьми, — я остановился рядом с Маугли. — Ну, что, Ильдар, решился пока с нами? Рад, что ты здесь.
— Рапорт написал, — твёрдо сказал он. — Но если что-то начнётся, я обязательно вернусь. Слова дал.
Да, я знал, что начнётся, и что кто-то ещё может поехать на Вторую Чеченскую, чтобы прикрыть пацанов, кто там впервые.
Но это потом, пока нам есть чем заняться. И кто знает, быть может, выйдет изменить что-нибудь ещё.
Они тут сидели давно, и уже был третий тост. Который всегда пили молча и вспоминали тех, кого нет с нами.
В ту свою первую жизнь у меня всегда екало сердце, когда я об этом думал. Но сейчас таких меньше, ведь некоторые оказались живы.
В ту свою первую жизнь что-то я делал неправильно, не знал много, не хватало опыта. Хотя как сказать, опыта-то хватало, многое из того, что я знаю, я узнал именно тогда, в те два года своей службы.
Просто не хватало умения, чтобы этот свой опыт увязать. И знания людей не доставало. И не видел, кто рядом, хотя знал это всегда, что рядом были те, кто прикроет и поможет.
У меня была целая жизнь, чтобы это понять. И раз я получил свой второй шанс на это повлиять, то воспользовался им. Сразу занялся тем, чем надо, и уже видел, что первый этап пройден успешно.
А дальше всё так и зависит от меня. И пусть некоторым было сложно, свою дорогу мы нашли, и она вела не в пропасть.
Просто некоторые из нас её не видели, ведь некому было её указать. Чем я и занимался последние месяцы.
В зал заходили остальные. Приехал Царевич, Газон привёз Самовара. Славик и Шустрый остались на рабочем месте, но иногда заглядывали к нам.
Пришёл Шопен с собакой, к нему тут же подбежали местные детдомовские пацаны, кто здесь крутился, и он сразу начал с ними возиться — слушал, дал советы. Он для них был авторитетом, и его слово было для них важно. И не потому, что он был старшим, и не потому, что вернулся домой с войны — он за них болел, но нашёл дорогу в жизни, а таким, как эти детдомовские пацаны, это удавалось редко, как и нам.
31 декабря 1996 года я сидел в зале и смотрел на всех. И внутри было тепло, ведь эта встреча — моя заслуга. Я заслужил порадоваться, и остальные тоже.
Знаю, что когда доживу до того года, когда закончилась та моя первая жизнь, я буду вспоминать о многом. О чём-то с печалью и грустью, но о чём-то с ностальгией и чувством гордости, потому что понимал, что, несмотря на всё, главный свой бой я выиграл.
И не только сам выплыл, но и наше братство потянул за собой и вытянул. Вытащил и восстановил таким же, каким мы были когда. И мы даже стали крепче, и нас самих теперь больше.
И теперь все дороги лежат перед нами.
Конец книги
Посвящается всем участникам Первой и Второй Чеченской войны
Другие мои книги
https://author.today/u/nkirov92/works