Нить в прошлое

Глава 24

— Значит — у нас три года, чтобы построить паровые корабли и отстоять Крым? Считайте, что я согласен.

— Э-э-э, давайте, Константин Николаевич, отделим мух от котлет. Корабли — отдельно, а Крым отдельно. Вам теперь в Чёрное море проход закрыт. Как вы туда собираетесь корабли паровые заводить? Никак. Строить верфь? В Крыму теперь нужно строить укрепления для обороны Севастополя с суши. Ни одно из укреплений сухопутной стороны не вооружено, а на береговых батареях количество орудий меньше установленного проектом. У вас бастионы не достроены и останутся такими к началу войны. Не везите орудия на Дальний Восток, везите их в Крым. практически все пути сообщения в Крыму представляли собой грунтовые дороги.

— А дороги? — продолжал обвинять Санька. — Сообщение между Севастополем и остальными частями полуострова осуществляется по дороге через Бахчисарай до Симферополя (Ак-Мечети). Дорога эта находится в очень плохом состоянии и пролегает то по каменистой горной, то по глинистой местности, то по болотистым низменностям.

— А как вы будете снабжать войска пропитанием. Морской путь будет перекрыт, а сухопутные пути труднодоступны. Англо-французы высадятся в Евпатории и захватят склады с пшеницей, чем обеспечат себя провизией на четыре месяца.

Санька вздохнул и тяжело выдохнул.

— Многое предстоит сделать и в Крыму, и на Балтике, но делать это необходимо. А с кораблями, я вам, так и быть, помогу определиться, какие делать и как. Даже, наверное, специалистов получится пригласить. Хотя… У вас же есть в Санкт-Петербурге завод Эммануила Нобеля. Он уже сейчас делает неплохие паровые движетели, котлы. Правда к пятьдесят девятому году обанкротится за неимением заказов. А до этого сконструирует и построит более пятидесяти пароходов для частной компании «Кавказ и Меркурий».

— Почему обанкротится? — удивился князь.

— Не будет нужен вашему правительству, уважаемый Константин Николаевич. А инженер очень способный. Выкупит патент на первый дизельный двигатель и доведя его до ума, изготовит первый судовой двигатель.

— Что такое «дизельный двигатель»?

— Германский изобретатель по фамилии «Дизель» придумает двигатель, работающий на нефти. Это основные судовые двигатели двадцатого века. Вот к чему надо стремиться промышленности России уже сейчас. Мы с вами запустим производство таких двигателей немного раньше, чем это должно произойти в истории.

— Намного раньше? — с явным интересом спросил князь.

— Лет на пятьдесят,

— Ого-го! — воскликнул, не удержавшись от восторга, князь. — Ваш корабль тоже работает на дизельных двигателях?

— Да. Причём на Российского производства.

Санька не стал рассказывать князю, что ещё недавно военные корабли собирали с иностранными двигателями и иным, тоже иностранным оборудованием. Не было бы счастье, да несчастье помогло. Весь мир ввёл против России санкции и ограничил импорт-экспорт. Промышленности пришлось разрабатывать и производить необходимое самостоятельно. И этот сторожевой корабль был изготовлен целиком из «русских» элементов. Даже дизеля, которые ранее работали на тепловозах, переделали и адаптировали к морю. Получился очень неплохой экономичный и производительный двигатель. Да и дальность хода двенадцать тысяч миль на двадцати узлах, ото вам не кот наплакал.

Но Санька этого не сказал. Хотя можно было бы. В такой же заднице сидела Россия после перестройки, решив, что самой делать ничего не надо. Всё, де, можно купить за нефтедоллары. Ан, нет… Как война, так все «благодетели» перекрывают кислород везде, где только можно.

Об этом Санька и сказал князю, что все стратегические производства должны быть аккумулированы в России. И лучше, где-нибудь на Урале. И даже на Польшу с её богатыми ресурсами железной руды и каменного угля, рассчитывать нельзя. Ибо грядёт восстание.

— Какое восстание? — удивился князь. — Мы же им столько свобод прописали. Полная автономия!

— Свободу надо прописывать по рецепту, — пошутил Санька. — В гомеопатических дозах. Иначе иезуиты и масоны растлят умы граждан газетами и листовками. В моём мире а царя Александра, вашего брата, будет совершено шесть покушений. Седьмое увенчается гибелью императора. И это его будут считать царём-освободителем народа ок крепостнического гнёта и отцом русской демократии.

Князь молчал, удивлённо глядя на Саньку, потом тихо произнёс:

— Сашку? Убьют? Как убьют? Когда?

— Взорвут бомбисты, — пожал плечами Санька. — В восемьдесят первом.

— Он ведь, ты сказал, царь⁈ Помазанник божий⁈ Как можно? Постой! А наш батюшка? Он когда уйдёт?

— В пятьдесят пятом. Отравится после сдачи Севастополя.

— Как отравится? — оторопело отшатнулся князь. — Это же грех! Это не возможно!

— Так и будет, если сейчас не предпринять необходимые для обороны Крыма меры.

— Какие⁈ — донельзя расстроенным голосом произнёс Константин Николаевич.

— Это мы ещё с вами обсудим. Пока, думаю, следует увеличить производство морских гальванических мин и сухопутных с проводным подрывом, производство пушек, снарядов и всего остального, что я сказал.

— В казне нет денег! — простонал князь. — Если только Аляску продать? Говорил батюшке про неё. Висит, как ядро на ноге. А толку на грош. Всё равно не удержим. Флота, ведь, нет!

— Аляску? Продать? Неплохое решение! Я выкуплю. И цену дам хорошую. Продадите мне, обзаведётесь хорошим союзником. Заодно я вашу Камчатку прикрою своими кораблями и китобоев-рыбаков американских от ваших берегов отгоню.

— Купите? — удивился князь. — У вас есть миллион рублей злотом?

— Ну… Столько вам никто не даст. Тем более деньгами. Товаром расплатятся… Паровозами какими-нибудь. Вам ведь нужны паровозы? Транссибирская магистраль, то, сё…

— Паровозы нам нужны, но ещё больше нам нужны деньги.

— Которые вы, добросовестно растрынькаете. А половину этих денег у вас сопрут ваши эффективные менеджеры. Так ведь? Воруют? Ха-ха…

Саньку почему-то этот разговор развеселил. А князь, наоборот, нахмурился.

— Воруют-воруют. Интендантские генералы и адмиралы жируют на поставках для армии и флота. Да и чиновники пониже и пожиже воруют. Воруют все. Ха-ха…

— Зря вы так, Александр Викторович. Не все воруют. Кто-то и свои деньги вкладывает. Вон, государь из своих порой жалование гвардии платит.

Санька отмахнулся.

— Ой, только не надо. Доходы нужно увеличивать! Такая страна! Столько ресурсов! Про уголь я уже сказал. Сейчас нефть будет востребована. И прежде всего вашими кораблями. Нужно срочно решать с откупом и разрешать частную нефтедобычу. Тем же Нобелям предложить. Они предприниматели хваткие. Если позволите, я сам с ними могу поговорить. Покажу чертежи дизельного двигателя, расскажу про Бакинскую нефть. Главное — не бить их по рукам и дать развернуться.

— Вы меня просто шокировали своим рассказом про батюшку и братца. Не верится, честно сказать.

— Про себя, — Санька коварно улыбнулся и чуть прищурил левый глаз, — не хотите услышать?

— Увольте-увольте! — замахал руками князь. — Мне достаточно услышанного про винтовые корабли.

— Ну, как знаете, — хмыкнул Санька.

— Только не послушается вас батюшка, — вздохнул князь. — И про крестьян не пслушается. Мы с Сашкой говорили ему, да и третье отделение писало, что крестьянские бунты, пока подавляемые, могут перейти в более серьёзное противодействие. Особенно, если начнётся война. Крестьяне ослеплены желанием «свободы». Вроде уже и не притесняет их никто, а всё равно. Требуют отмены крепостничества. А государь не решается.

— Вот и доведёт страну до цугундера. Если сейчас не сделаете то в шестьдесят первом голу будет уже поздно. Хотя… Поздно уже сейчас. Хоть государственных крестьян перестали отдавать помещикам вместе с землями. А! Ладно! Моё дело маленькое! Думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь.

— Что иметь? — не понял Санькиного юмора Константин Николаевич.

— Державу и самодержавие. Я, короче, вам дам книжек, атласов. Изучайте свою историю и решайте сами, как вам жить дальше. Я, наверное, на обратный путь лягу, а вы пообщайтесь с императором, братом… Глядишь, что-нибудь и надумаете. Но на Дальний Восток, мой совет, пока не лезьте. И казаков с Сибири пока не переселяйте. Току от них, как с козла молока. Крестьян туда надо, Которые землю обрабатывать будут. А пока крепостничество не отмените, никто туда не поедет.

— Да, как помещиков без крестьян оставить?

— И ты, Брут? — вздохнул Санька.

Остаться на Балтике Великий князь Саньку «уговорил» и обещал приложить максимум усилий, чтобы убедить отца-самодержца в необходимости отмены крепостничества и других реформ. На что Санька пожал плечами, чуть дёрнул уголком губ и рекомендовал не тянуть с поездкой в Питер, «а то у меня китайцы расшалились не на шутку».

В Китай Санька периодически отлучался и особой нужды в его присутствии там не было, но придать себе значимости в глазах второго сына Российского Императора было необходимо. Тем более, что всё равно сказанное будет записано в дневнике, потом переложено в форму отчёта и доложено «наверх». Имеется у царствующих особ сейчас такая привычка, — фиксировать для потомков сколько ворон настелено за день.

Однако, Санька сразу предупредил князя, что дальше Кронштадта он и «шагу не ступит» ибо не хочет «куковать» во льдах до мая. Санька не стал сообщать князю, что его корабль имел возможность «ледового хода» при толщине льдов до восьмидесяти сантиметров. Зачем кому-то знать характеристики его боевого корабля? Что знают двое — знает и свинья.

Князь сначала даже обиделся тому, что Санька не горит желанием встретиться аж с целым императором Российской Империи, но Саньке, действительно, было фиолетово на чужие регалии. Он уже, честно говоря, был не рад, что выбрал это время и то место, а так же то, что был вынужден ввязаться в политику. Сидел бы сейчас на бережку того же Сучана, но в веке десятом, и не думал бы ни о какой России с её самодержцами и британо-французами.

Как не опасался Санька всевозможных инсинуаций со стороны вспыльчивого самодержца, но таких не последовало. Царь и император всея Руси скромно поднялся по трапу и принял как должное выстроенных в его честь офицеров, одетых в парадные шинели, опоясанные жёлтыми офицерскими ремнями с кортиками.

Царь был в шубе, уже морозило до минус двадцати, в шубах были и сопровождавшие его сыновья. Кроме трёх высших особ царствующего дома Санька никого на корабль не приглашал и был доволен тем, что его условий придерживались.

— Стол накрыли у него в каюте и стол не ради чревоугодия, а ради разговора. Из напитков присутствовали: коньяк, водка, виски, кофе и чай, из снеди: несколько видов сыров, колбасные нарезки, оливки, шоколад, сушки-бублики, разных видов роллы с имбирём и соевым соусом. Лежали палочки для еды расписанные иероглифами. На них сразу было обращено внимание и царь спросил.

— Вы, Александр Викторович, действительно выгнали голландцев из Нагасаки?

— Действительно выгнал, Николай Павлович. И не просто выгнал, а уничтожил их торговую факторию вместе с её обитателями.

— Вы такой жестокий? — усмехнулся государь. — Вам их не жалко? Они же простые торговцы.

— Эти простые торговцы вывели под ноль коренное население островов Пряностей. Слышали про такие?

— Про острова Пряностей? Слышал. Это на востоке от Индии.

— Совершенно верно. А как англичане поступают с индусами и китайцами? А французы? Сейчас они собираются угрожать Японии. Им всем нужны Японские порты.

Николай Павлович переглянулся с сыновьями и кашлянул в кулак.

— Мы, собственно, тоже интересуемся портами на Японских островах, особенно тех, что не замерзают. Сейчас там должны развиваться основные события.

— Они и будут развиваться, но без вас, Николай Павлович. Без Российской империи. Пока. Дет эдак двадцать-тридцать-сорок…

— По чему так? — спросил император. — И кто так решил?

— Решил так я. Почему? Потому, что знаю, чем это могло для вашей империи закончится.

— И чем же? — лицо царя посерело, хотя ни губы, ни брови не дрогнули.

— Выдержанный дядька, — подумал Санька.

— Позорным поражением в русско-японской войне и революцией, приведшей к краху самодержавия и расстрелу царской семьи. А до этого к поражению в Крымской войне, приведшему к вашему самоубийству, и убийству вашего сына Александра, ставшего царем-освободителем крестьян от крепостничества.

— Вы безжалостны, — сказал, покачав головой государь.

— А почему я должен кого-то жалеть? Тем более вас? Вы, своей нерешительностью, смешанным с либерализмом, довели страну до «цугундера». Это ведь вы сказали на заседании Государственного совета: «Нет сомнения, что крепостное право, в нынешнем его положении у нас, есть зло, для всех ощутительное и очевидное, но прикасаться к оному теперь было бы бы злом, конечно, ещё более гибельным… Покойный император Александр в начале своего царствования имел намерение дать крепостным людям свободу, но потом сам отклонился от своей мысли, как совершенно ещё преждевременной и невозможной в исполнении. Я также никогда на это не решусь, считая, что время, когда можно будет приступить к такой мере, вообще очень ещё далеко… Но нельзя скрывать от себя, что теперь мысли уже не те, какие бывали прежде, и всякому благоразумному наблюдателю ясно, что нынешнее положение не может продолжаться навсегда».

Император побледнел ещё больше.

— Ну, Александр Викторович! Вы сейчас доведёте папа до удара.

— Ничего, я ему не дам умереть, — с какой-то почти зловещей улыбкой произнёс Санька. — Я мертвецов из могил поднимал, а тут… делов-то.

Санька хмыкнул.

— Да, кстати. У вас, Николай Павлович, отбиты лёгкие, поражена селезёнка и язва желудка. Вы в тридцать шестом году попадали в происшествие на дороге и отбили себе внутренности. Но теперь вы здоровы и свалить своё самоубийство на воспаление лёгких вам не удастся. Не позволю. Пахать на благо государства будете всем семейством, как рабы на галерах. Это я вам обещаю.

— Вы кто? — прохрипел государь, глубоко вдохнул и с силой выдохнул, чувствуя, как его лёгкие заработали как кузнечные меха. Постоянно ноющая боль в левом подреберье прошла, как и постоянно преследовавшая до этого момента изжога и тошнота

— Я ваш спаситель, — спокойно сказал Санька. — Но не Христос, не надейтесь. Это с ним вы сразу в царствие небесное отправитесь. А со мной это царствие надо будет заработать.