Глава 20

Указ императора об отделении Уссурийского края в самостоятельное государство, новой границе и приграничной торговле Китая и Уссурийского королевства разошёлся по городам и весям Китая и не вызвал никакой реакции у тех городов, что поменяли юрисдикцию. Надо, так надо, подумали там и стали ждать указания от новых властей «куда слать деньги».

Низовья Сунгари были равнинны и плодородны. Почти половина провинции Хэйлунцзян отошло Саньке по подписанному с императором договору. Вообще-то, это были земли, нанайцев, которые кроме как на Сунгари проживали на всём течении Уссури, в среднем и нижнем течении Амура. Ни китайцы, ни маньчжуры с нанайцев ясак не брали. Саньке тоже ясак был не нужен. Ему и земли-то эти нужны были только для того, чтобы российского Императора направить на «путь истинный», то есть на Камчатку и на Русскую Америку. Не закрыть одной рукой и голову, и задницу, а русские властители пытались. Да-а-а… Ещё и воровали безбожно. Школы бы лучше открывали народные. Кхе-кхе…

В России ни в начале двадцатого, ни, тем более, в конце девятнадцатого столетия не было введено всеобщее обязательное образование — не только среднее, но даже начальное. Планы по его введению разрабатывались и многократно обсуждались, но так и не воплотились в жизнь. Даже в 1913 году грамотностью могло похвастаться лишь около 40% населения России, а в некоторых регионах и того меньше. Саньку, когда он задумывался над этим, подбешивало. С кем, млять, тут мир строить?

Прежде чем строить, надо ликвидировать безграмотность, чем и занимались большевики до самого «сорок первого года». Да и в послевоенное время тоже ещё много оставалось неграмотных людей. Однако выросло уже грамотное поколение с которым и был построен СССР. А сейчас и здесь? Как поднимать родное народное хозяйство?

Хотя подвижки в индустриализации России были. Многие отрасли развивались: Нефтяная, машиностроение… Но Аляску продали фактически за американские паровозы.

— Да, продайте её мне, — думал Санька, — я вам и паровозов американских и даже тепловозы «подгоню».

Он ждал не мог дождаться приезда Муравьёва — пока ещё не Амурского. Доложен он будет приехать, если, конечно не решит, что Невельской спятил. Для этого Санька попросил Екатерину Ивановну подписать в конце послания мужа, что оно написано в здравом уме и твёрдой памяти.

Пока же, дабы включить восточные китайские территории в структуру своего проекта, Санька загнал в устье реки Туманной дно углубительную машину и расширял и углублял бухту, куда впадала Туманная. Тут надо отметить, что основное русло в этом времени пролегало значительно западнее, чем в будущем. Похоже, корейцы засыпали со своей стороны рукава дельты и сдвинули основной фарватер на четыре километра в сторону восточного соседа.

Тумэн по-корейски переводится — «чистый». Вот и река в верхнем и среднем течении была чиста, как капля дождя. Там на территории Кореи и город такой имелся — Тумэн. Так, что это речка была не Туманной, а Чистой. Но кого это волнует в будущем? В будущем всех волнуют границы, вот теперь Санька и «восстанавливал» справедливость, так, как он её понимал.

Вот по краю бухты с её западной стороны и была сейчас проведена граница. Там тоже протекал небольшой рукав устья Туманной, его-то Санька и углублял в первую очередь, оставляя за собой всю бухту.

Да, на месте будущей дельты сейчас имелась удобная, но сильно обмелевшая бухта. Слишком много река Туманная несла ила. В самом широком месте бухта расходилась до двенадцати километров, а почти в её центре стоял небольшой вытянутый в сторону моря и туда же расширяющийся, островок.

На треугольном острове, с мористой стороны, имеющим ширину около трёх километров и вытянутом на пятнадцать километров, Санька надумал поставить свой крайний западный логистический терминал, который связывал бы его с северным Китаем по рекам и дорогам, и по морю с южным Китаем и Юго-восточной Азией. Причём остров великолепно защищал бухту от волн и ветров, только его нужно было укрепить. Но, вообще-то, Санька помыслил левый рукав Туманной засыпать совсем, оставив небольшой водовод для подпитки озёр. Чтобы не было в дальнейшем от Корейцев претензий по поводу фарватера.

Охота на птицу тут, конечно была и в его, Санькином, мире, отменная. Большое количество озёр привлекало различных водоплавающих от уток до лебедей и Санька теперь, находясь в этом птичьем раю, таял от переполнявших его чувств.

Уже была середина сентября, но здесь на Хасане стояло лето. Экипажи и команды судов и кораблей, установив на правом южном, более гористом, берегу модульные домики пограничного поста, выбрав для этого перешеек небольшого полуострова, отдыхали. Тут можно было и поохотиться в лимане и покупаться в тёплом чистом море.

Дальше по берегу в сторону Кореи располагалась небольшой рыбачий посёлок, из которого сразу прибыли его любопытные жители на своих парусно-вёсельных джонках и предложили купить у них рыбу. В основном — морского леща, который был и не лещом, а окунем. Но это знал только Санька, а остальным, и корейцам и моряка, было наплевать на название рыбы. Главное, как и любой окунь, эта рыба была вкусной.

За рыбу расплатились просом, коего на всех Санькиных кораблях имелось с запасом. Манзы Сучана теперь работали только на него, на «Горного демона». Китайские торговцы были изгнаны из Сучанской долины, а их земли перераспределены по манзовским общинам. Теперь и пушнину, и золото, и другие результаты сельскохозяйственного труда и охоты у манз покупали представители Находкинской администрации, открыв пиёмо-сдаточные конторы. Скупали даже «рога и копыта». Хе-хе… На эту тему жители Находки с удовольствием шутили, называя начальника «Рогов и копыт» зицпредседателем Фунтом[1]. Тот не обижался. Однако, рога и копыта хорошо продавались в Китае, а охотились и манзы, и Санькины переселенцы много. На острове Аскольд организовали ещё одну оленью ферму и в мясе никто нужду не терпел.

Нет, Санька не создал «коммунизм» в отдельно взятом городе. Переселенцы платили за всё, что брали в магазинах, а так же за «столовские» обеды, ужины и завтраки. Даже проживание в общежитиях было «условно-бесплатным». Смена белья, аренда бытовой техники, кабельное телевидение, интернет, — всё имело свою, хоть и условную, цену.

Совсем китайских торговцев не выгоняли. Они могли приобретать товар в тех же приёмо-сдаточных конторах. И они его приобретали. Однако были ограничены в перемещении по земле территорией экспортной зоны, огороженной высоким металлическим сплошным забором.

Имелись попытки проникновения на побережье для сбора морской капусты и разведывательной информации, которые Санькиными пограничниками, взятыми из семидесятых и знавших сию службу очень хорошо, так как вся зона Приморского края была пограничным районом, пресекались жёстко и успешно. С такой-то техникой. Беспилотные дроны с тепловизорами в круглосуточном режиме патрулировали приграничную акваторию Японского моря.

Санька не заморачивался тем, что его переселенцы были из разных временных периодов и соприкасались с техникой из будущего, а также, общаясь между собой, узнавали самое будущее. Как эти знания повлияют на те миры из которых он приглашал на «работу» людей, в основном боевых офицеров', его не беспокоило. А ведь многие из них приходили из «доперестроечного» периода СССР. И Саньке, наверное, стоило об этом задуматься поосновательнее.

Но у него и так матрица работала на износ. В том мире, где он приобрёл силу ему помогали иные сущности, взявшие у него эту энергию для подпитки, но эксплуатировавших свои матрицы. Здесь он матрицы людей задействовать боялся, так как помнил, что его опыт использовать их был не очень удачным. Люди переставали быть людьми и становились похожими на биороботов, в полном смысле этого слова, выполняя задачи, поставленные его, Санькиной, матрицей.

Матрица не имела души. Это была логическая субстанция, получавшая задания от Саньки и обрабатывавшая их теми ресурсами, которые были в её распоряжении. Нежить, которой в том мире было хоть отбавляй, и которая была, по сути, продолжением матриц более высших тёмных энергетических созданий (не будем поминать их всуе), принимала команды Санькиной матрицы как должное. Люди, имевшие своё мнение, душу и матрицу разума, вступали в конфликт с внешним воздействием и проигрывали. Это если они сами не желали, чтобы их матрицами пользовался Санька. Но и те, кто добровольно отдавал свой разум, вскоре теряли над ним контроль.

В этом мире энергетические сущности присутствовали, но от Саньки шарахались, как от огня, чем по сути и был его дух. А ему они и не были, по сути, нужны. Не нужны были ему те потоки информации, коими он обладал в том мире. Его разум не справился бы с его обработкой. Да и чтобы задействовать этих энергетических монстров, кои имели большую силу, нежели бывшие Санькины слуги, было гораздо сложнее.

Санька не хотел вступать с ними в конфронтацию, так как не знал, чем может обернуться его экспансия на матрицы присутствующей в этом мире нежити. Да и не знал он, справится ли он с ними, если они вдруг объединяться против него.

Санька не хотел вступать с ними в конфронтацию, так как не знал, чем может обернуться его экспансия на матрицы присутствующей в этом мире нежити. Да и не знал он, справится ли он с ними, если они вдруг объединяться против него.

Да и не нужны были те потоки информации, с помощью которых он пытался править тем миром. Что они ему дали? Знания? Но, многие знания — многие печали. Не знал бы он про предстоящее нашествие на Русь тёмных сил, может и не наделал того, что наделал… А с другой стороны переделывать тёмные силы в светлые он начал раньше… Может это и привело к противодействию этих сил ему Саньке на тонком уровне. Может быть если бы он не переполнил нежить светом, то ему не пришлось бы из того мира бежать? Да-а-а… Вполне возможно.

Вот и сидел он тут, в этом мире, перенасыщенном тонкой энергией, на «попе ровно», задействуя только свои почти материальные способности по переносу материальных ценностей в материальные миры.

Зато он научился открывать множество одновременно действующих порталов из мира в мир и это было очень полезно. Так сейчас действовало аж пять порталов, связывающих первый Санькин мир с этим в разных точках пространства и этот мир с иными мирами. И тоже с каждым в нескольких пространственных точках.

Любой простой человек уже давно бы запутался, но Санькина матрица, натренированная им в прошлом мире, пока справлялась, но перенапрягалась. Она давно сигнализировала ему, что задач уже хватит. И Санька боялся, что его «компьютер» в голове «перегорит». Или вдруг перезагрузится… Ведь у него нет даже копии той системы, что он создал. Накройся сейчас матрица «медным тазом» и тысячи людей останутся в чужих мирах без помощи и поддержки. Как-то Санька пытался перенести структуру «его» миров, связанную нитями его разума на обычный компьютер, но утомился и вскоре забыл про неё. Вспомнил и снова забыл. И у него самого было столько забот и хлопот, что дня не хватало.

Сейчас он нежился в лучах сентябрьского солнца на песчаном побережье Японского моря и ему было хорошо. Рядом так же в плавках отдыхала его персональная охрана, офицеры кораблей и другие моряки. Жарилось мясо, пили лёгкие спиртные напитки типа пива, сидра и сухого вина. Крепкие спиртные напитки во время боевых дежурств были категорически запрещены.

Они отдыхали на Хасане около месяца, разъезжая по болотам и озёрам. Санька «вызвал» своих «партнёров по проекту» и откликнулись на вызов все, так как на Хасане ни в прошлом, ни в будущем никто из них не охотился. Был один неудачный случай охоты, когда Михаил вывез Лучегорских охотников на весеннюю утиную охоту, а привёз на выгоревшее от палов озеро без единой сухой травинки и покрытое чёрным пепелищем. Про эту «охоту» мужики то и дело и вспоминали, незлобливо насмехаясь над Мишаней и Выходцевым, который ту охоту и организовывал.

Сейчас здесь было просто какое-то птичье царство водоплавающих. Новейшие снегоболотоходы имели комфортные условия и для проживания, и для транспортировки. Вот ими охотники и пользовались, стреляя, порой, прямо с машины, укрытой маскировочной сетью. Тишина, звуки перемещения и призыва друг друга пернатых, солнышко и приятная беседа. Мишаня, оказывается неплохо пользовался гитарой и имел приятный тембр голоса. Только песни у него были в основном лирическо-патриотические: из Любэ, из советских кинофильмов. Но с другой стороны, что ещё нужно, когда песня звучит фоном, так же фоном трещит костёр и, под тихий разговор, ходит по кругу очередная бутылка кристально чистой прохладной водки?

Николай Николаевич Муравьёв прибыл в Охотск, как говорится, «первыми попутными собаками». Едва в Якутске выпал первый снег, а это случилось двадцатого сентября, губернатор Сибири и Дальнего востока, тронулся в путь. В Якутске его ждало ещё одно сообщение от Невельского, что экспедиция по изучению Сахалинского Лимана продолжается успешно.

К отчёту прилагались карты, карандашные зарисовки бухт и фотографии. Фотографии хоть и маленькие, но дающие представление и о тех местах, которые на них сфотографированы, и о техническом совершенстве пришельцев. На фотографиях очень часто были запечатлены и Невельской со своей женой Екатериной, оба радостные и, можно сказать, счастливые.

Путь до Охотска нарты «пролетели» за две недели. Просто реки ещё не встали и кое-где приходилось пробираться в обход по тундре.

В Охотске Муравьёва встретил жизнерадостный Невельской и его красавица жена. Геннадий Иванович дышал глубоко и глаза его искрились победой.

— Предлагаю, Николай Николаевич, прямо завтра же, отправиться навстречу Уссурийскому правителю.

— Какому Уссурийскому правителю, голубчик? Ну, откуда ему тут было взяться? Ведь наши разведчики сообщали, что по речке Уссурке китайских поселений нет. Одни Нанайцы с которых никто ясак не берёт и которые ни о каких китайцах не знают.

— Это сложная история, и мне не хотелось бы забегать вперёд и пересказывать то, что я сам не совсем понял. Однако, ясно одно, что у него имеется договор с императором Китая о передаче ему всех восточных земель империи в вечное владение. Наша разведка в Китае донесла, что ходят слухи, что этот Александр является каким-то дальним родственником императора. И сейчас этот Александр помогает готовить императорскую армию по новому образцу. Не сам, конечно, а его офицеры. Там сейчас разрастается восстание. Уже были первые стычки императорских подразделений с повстанцами. Эффект, как говорят, потрясающий. Убито около тысячи человек. Со стороны императорских войск потерь нет. На них надеты какие-то лёгкие панцири, защищающие имперских воинов от пуль новейших английских ружей.

— Англичане поддерживают восставших и поставляют повстанцам оружие? — удивился Муравьёв.

— Официально — нет. Но их торговцы — да. Однако, говорят, что император собирается закрыть порты для иностранных судов. Все порты.

— Хм! Чем это? У них разве есть флот, готовый противостоять британскому?

— Есть, — хмыкнул Невельской. — И на одном из таких кораблей я проводил экспедицию. Вы удивитесь, Николай Николаевич, когда увидите этот корабль. А ещё больше удивитесь его вооружению и тому что у него внутри.

— Вы намекали, что это пришельцы из иного мира… Кхм-кхм… Но возможно ли это? Я, естественно, хода в столицу, вашему, э-э-э, письму не дал. Сами понимаете, реакция могла бы быть разрушительной. И приехал сюда не только по вашей просьбе, но и по велению собственного разума. Разобраться на месте, так сказать.

— Всё понимаю, ваше превосходительство…

— Ах, оставьте, Геннадий Иванович, эти условности, — отмахнулся, морщась, Муравьёв. — Тут такие дела, что не до церемоний и титулов. Извините. Я перебил. Продолжайте, пожалуйста.

— Да-а-а… Так вот… Потому и предлагаю. Завтра прямо с утра подойдёт их корабль — я его вызову сегодня — и мы отправимся на встречу с… Ну, сами увидите с кем.

— Как это «вызовите»? Флажками?

— Нет. У нас имеется радиосвязь.

— Что-такое радиосвязь? — нахмурился Муравьёв.

— Это вот такая штука, в моём находится ретранслятор, а на крыше дома антенна. Корабль стоит мористее. Примерно в двадцати милях от берега. Их тут не один корабль. Они курсируют от Камчатки до города Хасан, что находится на юго-западной оконечности Уссурийского края. Ах какие там места!

Невельской закатил глаза и зацокал языком.

— Да… Места… Однако места занятые уже. С таким правителем, как вы его описываете, нам не справиться.

— Хм!

Невельской улыбнулся.

— Эти земли он взял у китайцев для нас. Он русский. Правда у него свои планы и видение мировой политики… Но, в основном, он за то, чтобы на Дальнем востоке жили русские.

— В основном? Что за оговорка?

— Он вам всё расскажет сам. Не хочу забегать вперёд. Да и, что вполне возможно, у него снова поменялись планы.

— В смысле?

— Ну… Раньше, во время нашей первой встречи, он говорил о землях с границей по Уссури. Теперь же он говорит о своих землях за Уссури и по реке Сунгари.

— Как Сунгари. Там же Маньчжурия!

Невельской развёл руки и пожал плечами.

— Так вот. Я видел договор. Китайский язык я не знаю, но карту разбираю. Граница его Уссурийского края проходит гораздо западнее реки Уссури

* * *

[1] Зицпредседатель Фунт — один из второстепенных персонажей романа «Золотой телёнок».

Профессия Фунта с дореволюционных времен — номинальный руководитель фирм-однодневок, создаваемых ради финансовых махинаций. Обязанность Фунта — вместо подлинного махинатора попасть под суд и в тюрьму, во время отсидки ему полагается двойной оклад. В этом смысле фамилия «Фунт» после публикации романа стала в русской речи синонимом подставного лица.

Неологизм «зицпредседатель» образован от игры слов «вицепредседатель» и «зицредактор». Выражение зиц-редактор (нем. sitzredaktor), то есть редактор «для отсидки» на случай репрессий против печатного издания, появилось в 1880-х годах в Германии, а потом перекочевало в Россию.

Загрузка...