Он его поймал. Белый, влажный от росы футбольный мяч. Мяч блестел и переливался в свете утреннего солнца, был скользким и холодным, противным...
Еще противнее была ухмылка мальчишки, что стоял перед Марком. Глаза пацана светились красным демоническим огнем. Он с интересом и легкой ухмылкой смотрел на чужака.
— Можно мне мой мяч? — спросил мальчишка, переступив с пятки на носок.
Марк скривился, протянул мячик и, обогнув парнишку, отправился к главному входу школы.
Как же он не любил детей! А еще больше не любил это место. Нет, сами уроки когда-то вызывали у него дикий восторг. Марк всегда был отличником и впитывал знания как губка, но перемены, внеклассные занятия и игры... Это был его личный ад. Его не принимали, его не воспринимали, его боялись. Еще бы! Марк даже в детстве прекрасно управлялся с сущностью, мастерски ее контролировал, чувствовал так, как не умели остальные.
И вот он снова здесь. В месте, куда, думал, никогда не вернётся. А игры у мальчишек-акудзин все те же. Это не просто футбол. Это соревнование сущностей — кто ловчее схватит щупальцами силы мяч и отправит его в ворота.
Школа имени Дмитрия Ивановича Менделеева расположилась подальше от людских глаз. В пригороде, в лесной глуши, да еще за шестиметровым забором, где маленькие акудзины жили и учились пять дней в неделю. В понедельник родители перемещались вместе с ними на территорию школы, а в пятницу так же ее покидали.
Марк и сам сейчас переместился на специальную площадку из собственной кухни. С площадки открывался вид на дворец с колоннадой и двумя не столь помпезными жилыми корпусами. Он там бывал, но хвала родителям, они не настаивали на том, чтобы он жил в школе, и каждый вечер забирали его домой.
Размышляя о бренности бытия, начальнике-самодуре, и о возможном возвращении к археологии Марк вошел в главный холл школы, где его тут же оглушили крики и визги сотен маленьких демонов.
— Голицын! Рад снова тебя видеть в этих стенах! Надо признаться, я скучал! — лавируя между носящихся туда-сюда детей, к нему навстречу шел директор этого ада.
Лев Ларионович Житников был бессменным директором школы вот уже полсотни лет. Выглядел, однако, на сорок пять, но до жути напоминал своего тезку Льва Толстого. Такая же борода, строгий взгляд, высокий рост и косая сажень в плечах.
Житников хлопнул бывшего ученика по плечу так, что Марк чуть не согнулся пополам, и громогласно заявил:
— Молодец! Хвалю! Нет, ну надо же достать Хроники, а потом уйти в Седьмой отдел обычным опером!
— Я следователь, — словно оправдываясь поправил Марк.
— Тем более! А как же наука? Ты археолог, фольклорист. Куда тебя понесло? — покачал головой Житников.
— Куда надо, — невежливо отвечал Марк, от чего Житников опешил, но ничего не ответил и повел бывшего ученика на второй этаж по широкой парадной лестнице.
По дороге Лев Ларионович рассказывал новости школы за последние тринадцать лет, но Марк его не слушал. Ему это было не интересно. Сейчас он мысленно ругал Константинова за то, что тот отправил сюда именно Марка. Он искренне не понимал за что ему такое наказание.
Вчера на утренней планерке начальник приказал провести лекцию выпускникам школы. Лекция, да не совсем, скорее рекламная кампания Седьмого отдела. Красиво рассказать о том, почему работа отдела так важна для акудзин, и почему молодежь должна вступать в ряды доблестных защитников порядка и спокойствия их сообщества.
На резонный вопрос Марка, зачем вчерашним школьникам идти работать туда, где большую часть времени они будут пить кофе и писать сухие отчеты, Константинов не ответил. Только наорал. Впрочем, как и всегда, но все же объяснил, почему именно Марк должен отправиться на столь ответственное задание — Голицын единственная десятка в отделе, герой акудзин, известный всему сообществу, а подросткам нравятся такие, как он.
Какие такие Марк не знал. Это вечером за кружкой пива друзья, подтрунивая, объяснили ему, что он, Марк Голицын, акудзин с сильной сущностью, нашедший главную реликвию их вида, участвовавший в поимке опасного маньяка в прошлом году, да и просто красавчик, от которого пищат все женщины от пяти до ста пятидесяти.
Марк с ними был категорически несогласен. С Константиновым тоже, но приказ есть приказ. Так что он тяжело вздохнул, когда Житников распахнул перед ним дверь в класс, и вошел в помещение.
На него тут же уставилось двадцать пар глаз.
— Доброе утро, — поздоровался Марк и прошел за учительский стол.
Пока он раскладывал на столе свои вещи, Житников расхваливал Марка перед выпускниками, перечисляя все заслуги Голицына перед «отечеством». Сам Марк, сосредоточенный на простых механических движениях, внезапно почувствовал прилив сил и уверенность. Преподавать ему доводилось. Правда в институте, но и тут перед ним не мелкие детишки, а уже вполне взрослые акудзины, которые совсем скоро станут студентами, так что проблем возникнуть не должно.
Тем более Марк по собственным ощущениям был отличным лектором, так что ему предстояло просто на сорок пять минут окунуться в свою стихию, а потом быстро свалить к себе в кабинет в Седьмом отделе и забыть про это утро, как про страшный сон.
— Все-все! Оставляю вас! Марк Юрьевич, заглянете ко мне после лекции на чашку чая? — спросил Лев Ларионович, лучезарно улыбнувшись.
— Боюсь, ничего не выйдет, — так же лучезарно, но более фальшиво улыбнулся Марк. — Работы много.
Нет. Он относился к этому мужчине с уважением, но разговаривать с ним о прошлом не собирался.
— Понимаю. Ну все, оставляю вас. Если что кричите громко!
— Обязательно, — буркнул Марк в спину Житникову и повернулся к классу. — Сразу скажу: я здесь не по своей воле.
Раздались смешки, но он все равно поймал заинтересованный настрой детей и улыбнулся. Это будет легко.
— Что ж... Меня вы знаете, а вас — не хочу показаться хамом — но вас я знать не хочу, все равно больше не увидимся. Если, конечно, кто-то из вас не решит пойти работать в Седьмой отдел. Кто не в курсе, но, наверное, вы все в курсе, Седьмой отдел — отдел по борьбе с преступностью среди акудзин, созданный в середине девятнадцатого века. Однако главная задача отдела вовсе не борьба с преступниками и раскрытие преступлений. А что, как вы думаете?
Подростки ничего не ответили. Они переглядывались между собой и пожимали плечами. Наверняка знали ответ, просто никто не хотел высказываться первым.
— Сохранение тайны нашего существования от людей, — отчеканил Марк и обвел всех взглядом. — Акудзины для людей — мифические существа. Существа страшные, непонятные, враждебные. Мы — демоны. Наши глаза светятся потусторонним огнем, стоит потянуться к сущности. Мы можем убить человека. Мы питаемся их эмоциями, их страхами, ненавистью, болью. Не всегда. Бывает и положительные эмоции могут питать сущность, но это происходит реже. Сущность — энергетический сгусток, живущий внутри нас, дает нам небывалые возможности. Мы умеем перемещаться в пространстве, владеем тем, что люди называют телекинезом, мы можем высосать их досуха, если увлечемся. Так почему же людям лучше не знать о нас?
— А я думаю, что им надо узнать о нас, — заявил рыжеволосый парень, сидящий за последней партой. — Мы в пищевой цепочке стоим выше, пусть знают, на что мы способны.
— А ты будущий клиент Седьмого отдела, — усмехнулся Марк, и другие ученики поддержали его дружным смехом. — Ты не прав. Мир уже переживал охоту на ведьм и ничем хорошим она не закончилась.
— Ага, всех красивых баб сожгли, и теперь европейки такие стремные, что без слез не взглянешь, — выразил кто-то довольно популярное мнение.
— И это тоже, — легко согласился Марк. — Люди боятся того, чего не понимают. Страх — страшная разрушающая сила. Кроме того, не стоит думать, что они глупы. На каждое существо, будь то акудзин, вампир или чупакабра найдется свой осиновый кол. Люди — большинство. Мы под них подстроились, мимикрировали и нам это выгодно.
— Почему?
— Управлять хитростью, а не страхом гораздо проще и менее проблемно.
— А мы разве ими управляем?
— Мы выстроили Корпорацию, на которую работают сотни тысяч людей. Акудзины занимают видные посты в правительстве, влияют на политические и экономические решения. Да, можно сказать, что мы управляем какой-то частью людей. И пока они о нас не знают, нам проще жить. Не думайте, что люди дураки, или что мы дураки. Ведь нас отличает друг от друга только сущность. Это немало, но в основном мы одинаковы.
— Но зачем же мы отправляем акудзин в тюрьму, если они оступились? Людям ведь на это плевать, они не знают о нас.
— Кто оступился, а кто целенаправленно пошел против правил, — резонно заметил Марк. — Маньяки среди нас встречаются чаще, чем среди людей. Акудзины думают, что могут решать кому жить, а кому нет, ставят себя выше других на правах сильного, забывая, что подставляют прочих. Поэтому Седьмой отдел наказывает их, чтобы другие думали, прежде чем открывать смертельную охоту на людей. А потом нам приходится исправлять память свидетелям, которых иногда бывает слишком много. Пока мы справлялись, и уверен, будем справляться и впредь, но чем больше акудзин будут нам в этом способствовать, тем лучше. И вопреки расхожему мнению мы не только выезжаем на поиск домашних питомцев, но и занимаемся кое-чем поинтереснее.
— Переводите бабушек через дорогу? — усмехнулся все тот же рыжий парень, который напомнил Марку лучшего друга — такой же циничный засранец.
— У тебя как с математикой? — спросил Марк, усмехнувшись.
— Нормально, — подозрительно сощурился парень.
— Недавно пришлось решать одну задачу. Сколько мертвых человек можно разместить в багажнике Эскалейда и Хонды CRV, если восемнадцать трупов частично разложились, а остальные в виде костей?
— Интересная у вас работа, — протянул парень и сел за партой ровно.
— Вот и я о том, — прошептал Марк с ноткой горечи в голосе.
К счастью, его никто не услышал.
***
Марк потянулся к сущности. Мир стал серым, монохромным, лица школьников превратились в светлые светящиеся пятна. Помещение исказилось, уменьшилось в размерах, исчезли дети, парты, цветы и школьная доска. Марк оказался у себя в кабинете в Седьмом отделе.
Он устало рухнул в кресло и лениво включил питание компьютера. Сдвинул к краю стола папки с документами и откинулся на спинку, прикрыв глаза. Все прошло лучше, чем он думал. Старшеклассники оказались смышлеными и открытыми детьми, а некоторые и с большим потенциалом. Из этих молодых акудзин выйдет толк, если сосредоточатся на учебе в ближайшие годы.
— Как прошло?
Марк открыл глаза. Перед столом возвышался начальник. Высокий, плотный с ежиком седых волос и щеткой усов над тонкой верхней губой. Олег Дмитриевич Константинов сейчас выглядел веселым, что с ним бывало крайне редко, читай почти никогда. Марк нахмурился, ожидая подвоха, но Константинов ждал ответа с приветливой улыбкой.
— Нормально, — наконец выдавил из себя Марк. — Не знаю, насколько я их заинтересовал, но все прошло нормально.
— Ну и прекрасно! С этого дня все сотрудники Седьмого отдела должны пройти курс контроля над сущностью. Но ты от этого освобожден.
— Э-э-э... Почему? — удивился Марк, хотя в душе был рад.
Последние полгода он с коллегами чем только не занимался в целях «повышения квалификации» — экстремальным вождением, единоборствами, стрельбой и прочими полезными для человека навыками. Вот только в Седьмом отделе люди не работали.
— Потому что ты и так прекрасно ей управляешь. А остальным надо поучиться тянуться к ней, использовать ее так, чтобы не пугать людей красными глазами. А то будут орать: «А-а-а, демоны, спасите-помогите!»
Марк еле сдержался, чтобы не улыбнуться. Уж больно комично выглядело начальство, пародируя страх и ужас людей.
— А кто будет их обучать? — с опаской спросил Марк. — Я только двоих таких особенных знаю.
— Вот второй и будет! — бросил Константинов и растворился в воздухе.
Марк тут же вскочил и направился в соседний кабинет, где обитал его друг и коллега Кирилл Калинин по прозвищу Ищейка.
Едва открыл дверь, как увидел улыбающегося Воронова, вальяжно устроившегося на диване.
— Здорово, Демон! Как детишки? — спросил Иван.
— Живы, — бросил Марк и повернулся к Кириллу, который сидел за столом, уткнувшись лбом в столешницу. — Что это с ним?
— Зубы, — хохотнул Ворон.
— Болят?
— Режутся, — простонал Кирилл и поднял голову.
Марк улыбнулся. Видок у друга был тот еще: покрасневшие от недосыпа глаза, трехдневная щетина, растрёпанные волосы и бледное лицо, словно он не спал неделю к ряду.
— Сочувствую, — сказал Марк и сел в кресло напротив Ивана.
— Спасибо. Я-то ладно, вот Лене достается. Лина вообще спать перестала.
— Вырастет тоже спать не будешь, — философски заметил Марк.
— Почему?
— От женихов отбоя не будет, — снова хохотнул Иван. — Видишь, Марк, Кирюше плохо, а Константинов нам очередное занятие нашел. Нахрена нам контроль над сущностью, когда у нас есть ты?
— Уволюсь, и что вы будете делать? — ухмыльнулся Марк.
— Куда ты от нас денешься, Демон? Ты ж без маньяков не можешь теперь, я тебя знаю, — подмигнул Иван.
— Одного маньяка поймали и будем теперь гордиться до конца жизни? — фыркнул Марк. — Кто хоть вас учить будет, знаете?
— Ты? — удивился Кирилл.
— Чур меня, — улыбнулся Марк. — Но фамилия у нас одинаковая.
— Неужто Демон-старший? — округлил глаза Иван.
— Не называй так моего отца. Нет, на ваше счастье, это не он.
— Не тяни кота за яйца! — потребовал Ворон. — Выкладывай.
— Виктор Петрович Голицын.
— О-о-о! Знаменитый дядюшка Демона? Какая прелесть! — Иван потер руки, словно предвкушая веселье, а Кирилл снова уронил голову на столешницу.
— Ты бы не радовался раньше времени, — заметил Марк. — Дядюшка строгий учитель. К тому же десятка. Будешь плохо себя вести, согнет в бараний рог.
— Да, блин, что ты нагнетаешь? От Константинова нахватался? — картинно застонал Ворон.
— Почему сразу нагнетаю? — хмыкнул Марк. — Я вот даже не знал, что мой дорогой родственник в городе.
— В каком смысле?
— Он на месте не сидит. Я бы сказал, что дядюшка, очень эксцентричный акудзин, — улыбнулся своим мыслям Марк. — Путешественник, одиночка, но при этом в каждой стране имеет по батальону любовниц и приятелей, с которыми устаивает такие вечеринки, что самые пафосные клубы мира курят в сторонке.
— Это наш акудзин! Думаю, мы подружимся! — улыбнулся Ворон.
— Не хочу вечеринки, хочу спать, — простонал Кирилл.
— Отставить спать! Нас ждет веселье и много всего интересного!
Они и не заметили, как в кабинете появился предмет их обсуждения. Виктор Голицын широко улыбнулся, распахнул руки, будто обнимая все пространство, и картинно поклонился. Он был полной противоположностью строгого и жесткого брата. Иногда Марку казалось, что дядя вообще не из их семьи — настолько разительно он отличался от прочих. Невысокого роста, подтянутый, с легкой сединой в каштановых волосах, он выглядел лет на сорок, хотя ему уже перевалило за сотню. Он улыбался голливудской улыбкой, но в голубых, словно холодные северные воды, глазах, плескалась неведомая бездна. Если кого и можно было справедливо окрестить демоном ужаса, как их нарекли люди, то именно Виктора Голицына.
— Почему ты не сказал, что вернулся? — улыбнулся Марк и обнялся с дорогим родственником.
— Хотел сделать сюрприз, — вернул улыбку Виктор. — Только отцу пока не говори. Я еще не готов к серьезным разговорам без шлюх и бренди.
— Не скажу. И надолго ты тут?
— Пока не знаю. Решил открыть новый клуб, да и Олег Дмитриевич попросил подтянуть молодняк, — Виктор подмигнул Ворону и Кириллу, которые заинтересованно слушали их диалог.
— Ты с ними построже, — ехидно улыбнулся Марк.
— Всенепременно! А ты разве не будешь ходить на занятия? Это будет весело!
— Делать мне больше нечего, — фыркнул Марк.
— Учиться никогда не поздно, — назидательно проговорил Виктор, на миг став серьезным.
— Нет уж — это как-нибудь без меня, — отмахнулся Марк.
— Как хочешь. Тогда приглашаю вечером к себе. Выпьем, поболтаем. Обсудим как ты докатился до такой жизни.
— Непременно буду, — кивнул Марк.
— Тогда, я забираю твоих друзей в актовый зал немедленно! — Виктор поднял руку вверх, словно пират, собравшийся брать судно на абордаж. — Обещаю вернуть в целости и сохранности, но это не точно.
Марк улыбнулся. Он скучал по этому акудзину. Акудзину, который когда-то был ему дороже отца, был самым близким существом на свете.