Ниалл. Возвращение Повелителя Света

Глава 15. Между сердцем и душой

Ниалл очнулся в Небесном Царстве. Сочная зеленая трава приятно щекотала кожу, яркое золотистое солнце слепило глаза. Две голубые бабочки порхали над бархатными бутонами алых роз и нежно касались кровавых лепестков полупрозрачными крылышками. В теплом летнем воздухе витал аромат трав и верескового меда. Бог настороженно огляделся, ведь так пахла любовь всей его жизни. Та, о которой он вмиг позабыл, стоило белокурой владелице Хаоса появиться в его серой жизни.

Позади послышались шаги и Ниалл медленно обернулся. Мать всего сущего, одетая в полупрозрачную белоснежную накидку, не скрывающую наготу, шла по траве. Прохладные капли росы касались ее ног и приятно холодили кожу. Она остановилась в двух шагах от сына и он глубоко поклонился. Вселенная улыбнулась и глаза ее вспыхнули светом.

— Зачем я здесь? — удивился Ниалл.

— Ты не рад быть дома?

Бог поклонился еще раз и только тогда ответил:

— Я люблю бывать дома, но у всего есть цель, верно?

Вселенная кивнула:

— Каково это, Ушакхал, проявить сострадание?

— Сострадание? — переспросил Ниалл.

— Ты спас девочку Хаоса дважды. Не это ли слабость, которую ты презирал?

Сердце Ниалла забилось чаще, ладони вспотели и он сглотнул ставшую вязкой слюну, отвечая:

— Вы ошиблись, Повелительница, я не проявлял сострадания.

— Зачем же укрыл ее от магии Порядка?

Царица наклонила голову набок и усмехнулась. Сердце Ниалла стучало так громко, что ей стало смешно. Он пытается обмануть ее, но разве можно одурачить Вселенную?

— Я не знаю, матар, тело реагировало быстрее мозга.

Царица покачала головой:

— Ты будешь влюбляться в нее все сильнее, мой мальчик. Я не позволю тебе полюбить. Солнечный Бог уже один раз пострадал от рук смертной, и я больше не согласна смотреть как ты рушишь свой мир ради человека, предаешь семью, вырываешь из груди свое хрупкое сердце.

— Разве ты не любишь людей больше, чем кого — либо? — обиженно вопросил Ниалл.

Вселенная улыбнулась краем губ:

— Я люблю каждое свое творение, мое Солнце. Кто эта девушка для тебя?

— Тебе не о чем беспокоиться, матар. Она всего лишь наложница. Разве Богу Света отныне запрещено развлекаться?

— Разве ты не видишь, сын, как меняется твоя душа?

Ниалл отрицательно покачал головой:

— Я не опущусь до чувств к наложнице.

Мир поплыл, лицо матери исказилось и заволокло сизой дымкой.

— Ради наложниц не рискуют собственной вечностью, — горько прошептала создательница мира.

Тело Ниалла замерцало, а затем он распахнул глаза и резко сел на кровати. По лицу тек пот, тонкая майка промокла насквозь, а платиновые локоны прилипли ко лбу. Он стер ладонью остаток сна и грубо откинул от себя одеяло. Не к добру в его сон пришла Царица. Ой как не к добру!

Персефона сидела на подоконнике, свесив левую ногу. Правую же она подтянула к груди и упиралась в колено подбородком. Тоскливый взгляд потухших ледяных глаз безразлично блуждал по саду ирисов Повелителя Тьмы, по резвящихся над цветами насекомых, по слугам, что слонялись туда-сюда. Она в очередной раз тяжело вздохнула и ударила лбом пару раз о колено, мысленно застонав от отчаяния. Ее сердце разрывалось на части, обливалось кровью, взрывалось на тысячи осколков только от одного осознания, что она предает Повелителя Света.

После последней встречи прошел день, а время неумолимо приближало ее к мужчине в капюшоне, которому на днях она должна отдать кристалл. «Неделя» стучало в голове молотком, точно по наковальне. Она искусала все губы в кровь, размышляя как стоит поступить. Как все исправить? Украсть кристалл или пустить свою жизнь на самотек? Ее игра зашла слишком далеко. Персефона хотела только одного: выпутаться из паутины, в которой она и паук и жертва. Сама запутала себя во лжи, не понимая к чему это приведет. Повела себя глупо, помогая незнакомцу. Думала, что ей стоит украсть кристалл? Будет также просто как с ключом, но не заметила как влюбилась в смерть с красивыми лазурными глазами. Каждое его касание вызывало под ее кожей целый пожар, губы зудели до сих пор, а тело требовало продолжить ласки жестокого Повелителя Света.

В голову, точно соленый морской порыв ветра ворвалась мысль: спрятать. Она спрячет мальчика, отдаст ему все накопленные деньги и отправит в другой город, да хоть на самый конец Безграничья, лишь бы мужчина его не нашел. И тогда он не сможет манипулировать ею, Персефона все расскажет Ниаллу, и не нужно будет делать сложный выбор.

Спрыгнув с подоконника, Персефона юркнула под кровать, достала сверток и, развернув его, пересчитала деньги. Здесь должно хватить, чтобы снять жилье на полгода и при этом неплохо питаться. Она копила их, чтобы в будущем купить себе жилье, но сейчас жизнь важного для нее существа находилась в опасности. Его жизнь и ее сердце, что разрывалось на части от одной мысли о предательстве Ниалла. Девушка переоделась и, коснувшись нити Хаоса, растворилась в черной дымке.

Магия выбросила ее в деревню Бога Света. Осмотревшись, Персефона прищурилась от яркого солнечного света, а затем, поправив лямку рюкзака, что сполз с правого плеча, направилась к заброшенному дому, где частенько прятался Майк, в надежде, что парень и сейчас там. Она обогнула колодец, из которого старушка набирала в ведро воды, прошла между высоких розовых кустов, свернула к тропинке и вышла на неприметную полянку с покосившимися от времени домиками. Скрипнула дверь, отворяясь, в нос ударил запах запеченной на солнце пыли и тяжелый аромат железа, что скрутил желудок Персефоны в тугой узел. Девушка закашлялась, в груди похолодело, на лбу выступил холодный пот и она хрипло позвала:

— Майкл!?

Ответом ей была тишина. В комнате послышался шорох и Персефона, зажигая на пальцах магию, прошла вперед. Хаос трещал, обжигающими поцелуями ласкал ее пальцы и уговаривал хозяйку повернуть назад, но она, отогнав негативные мысли, двинулась дальше. Хаос сорвался с пальцев, освещая полумрак. Мыши от света заверещали и разбежались в разные стороны, только смех, что эхом оттолкнулся от стен, накинул на ее шею удавку. Персефона замерла, огонек Хаоса сорвался с пальцев и выстрелил в пустоту. Хохоча, мужчина в капюшоне вышел из-за двери и прижался к ней спиной. Оказавшись в ловушке, девушка дернула рукой и из рукава нырнул клинок с вырезанным знаком луны на рукоятке — подарок Дафны после бала.

— Я буду драться, — предупредила Персефона.

Васильковые глаза призывно сверкнули из-под капюшона, на пальцах заискрилась магия, в ладонь скользнул клинок.

— Кристалл! — воскликнул мужчина.

— Неделя еще не прошла. Где Майкл?

— Ты, видимо, расслабилась, Хаосово отродье! Ну так я помогу тебе поторопиться.

Мужчина взмахнул ладонью и клинок, подхваченный магией, завертелся и со свистом полетел к Персефоне. Она дернулась, уворачиваясь, но острое лезвие коснулось щеки. Алая кровь выступила на нежной фарфоровой коже. Девушка призвала тени, собираясь выпить его целиком. Этот прием был запрещен после возвращения Повелителя Хаоса. Каждый, кто работал на него, получил кольцо, помогающее восстанавливать силу. Персефона рисковала, но собственная жизнь ей была дороже. Раскинув руки в стороны, она вдохнула носом воздух и ничего! Мужчина хрипло рассмеялся, похлопал в ладони и, указывая на неприметную красную нить на запястье, пояснил:

— Хозяин обезопасил меня, чтобы не было подобных осечек от Хаосова отродья. Будем дальше мериться силами или ты отдашь кристалл?

— У меня его нет!

Девушка задрожала. Внутри стало холодно и пусто, а с пальцев уже сорвалась магия, готовая спасти хозяйку. Блеснула нить Хаоса и Персефона вытянула ладонь, только мужчина не дал, разрубил ее мечом Света и покачал головой.

— Не выйдет у тебя ничего! Я не отпущу ни мальчишку, ни тебя, пока ты не достанешь кристалл. Как насчет завтра? Или мой хозяин принесет тебе под дверь посылку с его отрубленной головой.

Персефона вжалась спиной в стену и с вызовом спросила:

— Не боишься, что я все расскажу Повелителям?

Мужчина наклонил голову набок, сверкнув васильковыми глазами и пожал плечами:

— Валяй, только я в таком случае расскажу и даже покажу кто украл ключ из хранилища Хаоса, а еще, — мужчина достал из кармана сверток и Персефона побледнела, — украденное заклинание, способное совместить несколько магических фракций. Как ты думаешь, что тебе за это будет? Повелитель Света изощренный палач, малышка, поверь, тебе будет очень больно.

— Откуда оно у тебя?

— Завтра вечером, — отрезал мужчина. Он пошарил в кармане брюк, выудил полный синий пузырек с мерцающей рубиновой жидкостью, а затем бросил его в Персефону, поясняя: — Это зелье, оно поможет усыпить Бога Света так, чтобы у тебя было несколько часов на кражу его артефакта. До встречи, малышка.

И мужчина растворился в золотистых брызгах, только васильковые глаза еще пару минут зловеще мерцали в полумраке. Персефона сползла по стене, обнимая себя за плечи. На улице было жарко, но ее трясло так, что зубы отстукивали чечетку. Паук сильнее заработал лапками, оборачивая паутину на шее Персефоны. Она зло вытерла кровавую щеку, выровняла частое дыхание и поднялась. Не важно украдет она кристалл или нет, ее все равно ждет смерть, но пока есть шанс спасти невинную жизнь, она им воспользуется.

С серебристого лезвия на пол падали крупные рубиновые капли крови. Они блестели под направленным на них рыжим пламенем свечи. В комнате стоял густой запах железа, смешанный с прекрасным ароматом соленого моря. Ниалл, наклонившись к привязанному к стулу Хонгу, проводил лезвием по его нагому телу и шипел:

— Где кристалл Хаоса?

Лицо Хонга было белее снега. Губа разбита и припухла, под карими глазами фиолетовые кровоподтеки, на правой щеке порез, а с волос на ноги капает холодный пот. Мужчина мученически застонал и улыбнулся, поморщившись от яркой боли в губе. Он слизнул кровь и, сплюнув ее, хрипло ответил:

— Еще раз повторяю, Повелитель, у меня его нет.

— Мразь! — грязно выругался Ниалл и, вложив в кулак силу Света, ударил мужчину в живот. Он охнул, из открытого рта потекла тягучая рубиновая жидкость. Бог схватил его за волосы и грубо дернул. Поднялась голова, губы растянулись в усмешке, карие глаза сверкнули.

— Мне нравится боль. Она напоминает мне кто я. В этом мы и похожи, Повелитель Света, — улыбнулся Хонг. — Ведь ты тоже наслаждаешься болью.

Ниалл промолчал, только сильнее сжал челюсть. Он провел кончиком клинка по рельефному животу заложника и собирался нанести удар, но замер, услышав имя, еще недавно скручивающее его сердце в тугой узел.

— Как быстро ты позабыл кто ты есть, Повелитель Света. Клялся Катрин в вечной любви, а сам забываешься в объятиях Хаосова отродья! — Хонг брезгвительно сплюнул и оскалился. — От тебя за версту разит Хаосом. Вспомни, с каким безразличием в глазах ты убивал этих отродьев Тьмы. Что же случилось?

— Откуда ты обо всем знаешь, находясь в заточении? — рыкнул Ниалл и наотмашь ударил мужчину по лицу. — Еще раз упомянешь ее имя и я тебя задушу голыми руками.

Хонг рассмеялся:

— Слышал выражение: «У стен есть глаза и уши»? Я бы поразвлекался с такой красоткой. Рыженьких у меня еще не было. Жаль только, что она мертва.

Клинок полыхнул рыжим огнем. С острого кончика на пол закапали горящие язычки пламени. Они с шипением плюхались на мрамор, распространяя по комнате аромат соленого моря. Тело Бога охватил яркий свет, а лазурная радужка вспыхнула, подобно звездам на небе. Адриан, доселе молча подпиравший спиной стену, моргнул и, прячась за щитом Хаоса, чтобы не ослепнуть, подскочил к брату. Ниалл замахнулся, целясь Хонгу в горло, но не успел сделать удар. Цепкая ладонь брата вцепилась в его руку. Адриан воскликнул:

— Не смей! Убьешь его — убьешь Селену.

Ниалл грубо выдернул свою руку, швырнул клинок и, бросив солдатам у входа: «В камеру его», коснулся нити Света и исчез. Хонг сидел, улыбаясь. Наклонив голову набок, он цепким взглядом прошелся по Адриану и сказал:

— Ну вот мы и встретились, Адриан. Тебе не долго осталось. Ты будешь первым, чьей кровью я напою своих людей.

Повелитель Хаоса проводил мужчину презрительным взглядом. Никак нельзя допустить, чтобы он завладел тремя фракциями, иначе на земле на самом деле наступит непроглядный Хаос.

Ниаллу нужно было остыть. Слова Хонга задели струны в душе Бога, выворачивая их наизнанку. Он действительно позабыл кто он, сделался слишком чувствительным, позволяя смертной, да еще и владеющей Хаосом, забраться настолько далеко в его сердце. Сначала мать явилась в его сон с предупреждением, теперь проклятый Хонг! Ниаллу нужно было сбросить напряжение, только повести себя как раньше он не мог. Раньше он крушил все вокруг, превращая статуи в мраморные крошки, картины в разодранные куски тканей, стулья в щепки, а свое сердце в ледяные осколки. Он поднимал руку на сестру, слуг или дочь, а позже забывался в объятиях наложниц, иногда сразу нескольких. Сейчас же, он себя не узнавал. Злясь, Бог заходил в свою комнату, ложился на пол, а затем отжимался и качал пресс со всем остервенением, хотя его земному телу не нужен был спорт, чтобы выглядеть безупречно. Мать всего сущего создала Богов идеальными, точно выточенными из мрамора. Обливаясь потом, Ниалл поднимал гантели, считая в уме, заставляя свой мозг опустеть от ненужных мыслей, мешающих ему думать с холодной расчетливостью.

Повелитель Света рывком дернул полы рубашки, от чего алмазные пуговицы разлетелись в разные стороны, ударились о пол и закатились под кровать. Ниалл откинул от себя кусок васильковой тряпки, так подчеркивающей его глаза, подлетел к окну, широко распахивая створки. Сочный аромат роз теплым порывом ветра ударил его в лицо и, вдохнув полной грудью, он опустился на пол. Мышцы перекатывались от движений, на широкой спине, покрытой белесыми полосками шрамов, выступили блестящие капельки пота. Они прокатились вниз, заставляя платиновые локоны волос прилипнуть к ней. Бог отжимался со всем остервенением, пока мышцы на руках не начали гореть и дрожать. Ниалл перевернулся на спину, завел ладони за голову и, оторвав от пола грудную клетку, начал отжиматься. Живот горел, сердце сильно стучало в груди, а по вискам стекали капли пота.

В дверь неожиданно постучали, а затем ручка провернулась. Ниалл думал, Селена пришла, поэтому он схватил рубашку и принялся ей вытирать лицо. Стоило на пороге показаться неожиданной гостье и Бог застыл. Персефона робко поклонилась, щеки вмиг вспыхнули кокетливым румянцем, а глаза опустились в пол. На ней была соблазнительная серая майка на бретельках и короткие песочного цвета шорты. В животе Ниалла разлилось тепло, он инстинктивно облизнул губы и изогнул бровь, приподнимаясь на локтях. Персефона достала из-за спины полную стеклянную бутылку, доверху наполненную рубиновой жидкостью.

— Составишь мне компанию? У меня был не очень хороший день и я решила, что мне хочется с кем-то просто посидеть и выпить вина.

Ниалл поднялся. Персефона проследила как по его груди вниз скатилась капелька пота. Внизу живота разлилось тепло, а руки задрожали от осознания, что ее план мог с треском провалиться, ведь Бог живет не первый день, и почувствовать зелье, которое она собиралась подлить ему сегодня, было для Бога проще простого.

— Какого Хаоса ты здесь забыла? — рыкнул Ниалл.

Он скрестил руки на груди и злобно буравил потемневшим лазурным взглядом Персефону. Девушка опешила, бутылка вина чуть не выпала из озябших пальцев. Ноздри Повелителя трепетали от гнева, а челюсть была крепко сжата.

— Я думала, ты не будешь против, — пролепетала Персефона.

— Я разве звал тебя? Как ты смеешь являться ко мне без позволения? Как смеешь звать меня по имени и не проявлять должного уважения?

Ледяные глаза расширились, ресницы дрогнули, а кожа стала белее снега. Каждое слово, что срывалось с красивых коралловых губ, вгоняло в грудь Персефоны огромный кол. Что могло случиться за пару дней? Или Ниалл снял свою маску и снова стал самим собой? Жестоким тираном. Девушка облизнула сухие губы и выдавила из себя, лишь:

— Я думала, теперь мне не нужно разрешение.

— Хватит! — оборвал Бог. Его сердце стучало в груди так сильно, что ударялось о ребра и пульсировало в горле. Он не хотел быть с ней резким, но Хонг вывел его из себя, задел за живое, тронул те самые тонкие душевные нити. — Надеешься, что раз я проявил слабость, тебе можно являться сюда без приглашения? Ты мерзкое отродье Хаоса! Мне вообще не нужно было тебя касаться.

Он брезгливо скривился и губы его дрогнули в презрительной усмешке. На глаза Персефоны навернулись слезы, в горле встал ком. Ниалл дернулся к ней, схватил за горло и припечатал к стене. Она охнула, с пальцев сорвалось горлышко бутылки и стекло, упав на мраморный пол, разбилось на тысячи осколков. Пара врезалась в ноги девушки и рубиновая кровь потекла по голой лодыжке, смешиваясь с нежно-розовыми брызгами вина. Запахло клубникой и Ниалл сильнее сжал ладонь, а в другой его руке блеснул нож. Он коснулся холодным металлом щеки Персефоны и замер. На нежной фарфоровой коже блестел свежий порез. Девушка задрожала, полные губы дрогнули и она прошептала:

— Не трогай меня. Пожалуйста, не делай мне больно.

Слова ударили Ниалла по лицу. По позвоночнику вниз побежал холодок, стоило увидеть испуганные глаза и почувствовать вибрацию дрожащего тела. Тела, что еще недавно горело под его пальцами. Горячий пыл остудился и ошарашенный Ниалл разжал ладонь и отступил на шаг назад. Персефона вжималась в стену, зубы стучали, а глаза зажмурились. Бог впервые испугался кому-то навредить. Он делал больно всем, кто становился ему дорог, кто оставил след на сердце и поселился в душе. Персефона нравилась ему и он собирался увидеть ее снова, он хотел узнать ее, чего она боится, о чем мечтает и о ком думает перед сном. Только теперь он знает, она боится его. Ему раньше нравилось смотреть в испуганные глаза подданных, наслаждаться болью, которую он причинял. Ему это поднимало настроение. Сейчас же он перешел черту. Персефона — такая хрупкая, как рубиновый бутон розы, только-только распустивший свои лепестки, а он зажал ее меж своих жестоких пальцев и сломал нежный стебель. И впервые Ниалл себя возненавидел. Просто по-другому он пока не умел. Персефона распахнула глаза, но ледяной взгляд не осмелился подняться, а Ниаллу хотелось увидеть в них не испуг, а желание, нежность, страсть, что угодно, да хоть злость и ненависть, но только не страх.

— Посмотри на меня! — потребовал он.

А когда Персефона подняла глаза, Бог пожалел о своем желании. Он увидел в них боль и разочарование. Да какое ему дело, что она о нем думает? Но сердце в груди застучало чаще, он сглотнул и убрал нож в задний карман брюк. Нужно было что-то сказать. Слова не шли, они застряли в горле, царапая кожу. Разочарование на дне ледяных глаз вдруг сменилось гневом. Огонь в них полыхнул и обжигающими язычками ударил Бога по щеке. Голова с копной платиновых змеек дернулась в гордом жесте, губы разомкнулись и она холодно поинтересовалась:

— Я могу идти, Повелитель?

В нос порывом ветра ударил аромат спелой ягоды черники и сквозь ягодный шлейф проникся тяжелый запах крови. Бог опустил глаза и лазурный взгляд наткнулся на стекающую дорожку крови и блестящее в нежной коже стекло.

— Ты ранена, — указал на ногу Ниалл.

— Мне пора, — сказала Персефона.

Отвернувшись, она почти бегом спустилась с лестницы и дверь замка Повелителя Света захлопнулась. Ниалл стоял и смотрел как переливаются от света, что охватил его тело, стеклянные осколки. И в груди его стучало сердце, а в душе вдруг стало пусто. Делая больно другим, он больше не испытывал радости. Мама была права: Ниалл изменился и это ему совсем не понравилось.

Персефону трясло. Сердце стучало в груди подобно загнанной в клетку птицы, в горле стоял ком, а на глаза навернулись слезы. Они порывались соскользнуть с ресниц и хрустальной крошкой рассыпаться по щекам, но она затолкала их назад. Девушка забежала по лестнице замка Повелителя Хаоса. Фанни сидела на скамейке, вдыхая аромат ирисов, и читала книгу. Увидев расстроенную Персефону, девушка поняла: всему виной Ниалл. Она окликнула ее, но та не остановилась. Разъяренной фурией Персефона забежала в свою комнату и сползла по стене, обхватывая ладонями трясущиеся плечи. Слезы как назло побежали по щекам, по пути превращаясь в прекрасные черные жемчужины. Дафна постучала, а затем дверь распахнулась и ошарашенная девушка присела рядом.

— Тише, Персефона, он того не стоит.

Дафна обняла ее, позволяя пальцам вцепиться в ткань ее рубинового платья. Девушка гладила ее по спине, шептала слова утешения и потихоньку плечи Персефоны перестали подрагивать, и она, шмыгнув носом, смахнула последние жемчужины. Это был второй раз, когда из ее глаз текут слезы наивысшей искренности мага.

— Что он сделал? — спросила Дафна, насупив брови.

— Оттолкнул меня. Все было хорошо, но он вдруг вышел из себя и наговорил всего.

— В этом весь Ниалл, — пробубнила Фанни. — Он по-другому не умеет. Ты что, действительно влюбилась? Я думала, это просто увлечение и не больше.

Персефона пожала плечами. Он ей нравился, хотелось лететь к нему куда бы он не позвал, хотелось вновь почувствовать на вкус его губы и сладкую кожу.

— Кажется, он мне нравится, Дафна. Но я не понимаю что я сделала не так.

Дафна задумалась, закусив губу: она поверить не могла, что будет помогать кому-то в отношениях с Ниаллом, которому до сих пор не могла простить ни собственную смерть, ни вред, причиненный Адриану.

— Дело не в тебе. Дело в нем. Ниалл — сплошная загадка. Никогда невозможно предугадать смены его настроения. Могу сказать одно: я не одобряю ваших отношений, потому что он тебя не достоин. Он не достоин ни одной хорошей женщины.

Персефона вздрогнула. Она не хорошая. Она собиралась украсть важнейший артефакт, она убила собственную мать, хоть и не своей рукой, она обманывала Адриана и Дафну. Это она не заслуживала ничего и никого в своей жизни. Фанни поднялась, протянула ладонь и сказала:

— Вставай! Сегодня бал в честь новых наложниц и ты должна выглядеть как главный бриллиант Повелителя Света. Будь неотразимой и гордой. Покажи, что тебе все равно и совсем не обидно. Поверь, он будет думать о тебе весь вечер.

Персефона улыбнулась и вложила в протянутую ладонь свои холодные пальцы. Фанни права: она должна выглядеть как истинная наложница, не стесняясь собственной силы.

— Я хочу выглядеть как Хаос.

На дне дождливых глаз блеснул лукавый огонек и Фанни улыбнулась. Она заставит Ниалла пускать слюни и пусть он пожалеет о своих словах. Девушка распахнула шкаф Персефоны и взгляд серых как тучки глаз наткнулся на длинное черное платье. Лиф его инкрустирован мелкими агатами и в форме буквы «V» спускался на талию и по спине. Кокетливый разрез открывал при движении соблазнительную правую ножку. Фанни выбрала бархатные туфли на высоком каблуке и, закусив губу, она выудила из своей высокой прически шпильки с алыми розами.

— Я сделаю из тебя истинный Хаос.

Девушка зачесала волосы Персефоны наверх, сделав пучок. Пару прядей она выпустила и выпрямила. Макияж в винном оттенке сделал голубые глаза темнее. Сейчас они напоминали лазурный взгляд Повелителя Света, а пухлые губы подкрасила темной помадой. Дафна брызнула на ее шею цитрусовые духи и, удовлетворенная созданным образом, широко улыбнулась.

— Ему понравится. Не думала, что когда-нибудь скажу такое.

Персефона рассмеялась:

— Спасибо, Госпожа!

Фанни обняла девушку за плечи и воскликнула:

— Мы подруги, Персефона! Пора называть меня по имени.

Персефона отвернулась, в горле вмиг встал ком. Она не заслужила никого в своей жизни. Ни Дафну, ни даже жестокого Повелителя Света. От самой себя сделалось мерзко. Где она свернула не туда, принимая абсолютно неправильные решения? Разгладив подол, девушка взяла Дафну за руку и, коснувшись нити Хаоса, они переместились в замок Ниалла. Он обязательно пожалеет о своей грубости.

Ниалл сидел на троне и взгляд его неотрывно следил за Персефоной. Ему было плевать на всех остальных наложниц, что кокетливо взмахивали ресницами, надеясь, что эту ночь Ниалл проведет в их объятиях, ему сейчас хотелось только одну женщину. Ту, что показывает свой гордый характер. Ту, которая стоит в соблазнительном черном платье, кидая вызов этому миру. Крича: «Я Хаос и горжусь этим». Фарфоровые ноги кокетливо выглядывали из-за разреза и этот цвет ей совершенно не шел. Ниалл ловил взглядом ее губы, накрашенные вишневой помадой, что растягивались в улыбке, скользил по шее, которая открывалась его взору, когда она от смеха запрокидывала голову назад. Дафна находилась рядом, словно защищала ее от любого, кто посмеет причинить ей боль. Адриан сидел поодаль и то и дело касался метки, когда Фанни пропадала из поля его зрения. Он выглядел счастливее, чем обычно. Даже Селена смеялась над шутками Хаосова мальчишки и только Ниалл хмуро подпирал кулаком подбородок. Он все пытался поймать ее взгляд, но она упрямо не смотрела в его сторону. Наложницам запрещалось танцевать с кем-то, кроме Бога, разговаривать же разрешалось, и сейчас мальчишка с кудрявыми русыми волосами подошел к Персефоне и, лучисто улыбаясь, оставил на ее руке поцелуй. Ниалл крепко сжал челюсть и отвернулся. Какого Хаоса его это задевает? Взгляд вернулся назад. Брови поползли вверх, а лазурные глаза распахнулись. Девушки нигде не было, мальчишка тоже испарился и внизу живота Ниалла похолодело. Он вскочил с трона, осматриваясь. Адриан усмехнулся и сказал:

— Она на балконе. Одна. — Он поднялся, похлопал брата по плечу, обтянутому в нежно-голубую рубашку, а сам, спустившись с подножия трона, поклонился Дафне и девушка, лучисто улыбнувшись, вложила в его ладонь свои тоненькие пальчики.

Ниалл облизнул губы и, подхватив из ведра шампанское и два фужера, выскользнул на балкон, опечатывая дверь магией. Персефона сидела, свесив ноги вниз и положив голову на раскрытые ладони. Она смотрела на горящую линию горизонта, а теплый летний ветерок развевал змейки волос. Ниалл присел рядом, Персефона на него даже не взглянула. В груди кольнуло и Бог, закусив губу, откупорил пробку и разлил шампанское. Запахло розами и девушка, лениво повернув голову, подхватила фужер и сделала глоток.

— Извинений ждешь? — усмехнулся Ниалл и затаил дыхание, ожидая ответа.

Он должен был извиниться, только гордость не позволит ему раскрыть рта. Персефона медленно покачала головой:

— Как я могу требовать у Повелителя?

Ниалл проглотил гневный ответ. Безразличие и спокойствие в ее голосе выводило его из себя. Он хотел, чтобы она накричала, замахнулась на него, чтобы он заткнул ей рот поцелуем как тогда, когда она запустила в него платьем. Девушка молчала, Ниалл разомкнул губы, собираясь что-то сказать, но она вдруг спросила:

— Какого это?

— Что? — удивленно спросил Бог.

— Причинять боль, — девушка наконец повернулась к нему и продолжила: — Ты чувствуешь при этом что-то?

— Если ты о том, что произошло днем, то я…

— Нет, — перебила Персефона. — Я хочу знать: только я ничего не чувствую, причиняя боль тем, кто меня любит, или мы похожи?

Ниалл сделал глоток. Холодное вино потекло по горлу обжигающей волной. Он тяжело вздохнул и уставился в голубые глаза Персефоны. Он никак не ожидал ее вопроса и тот привел мужчину в замешательство, вмиг остудил горячий пыл и заставил задуматься.

— Я делал ужасные вещи, Персефона. Мои грехи так велики, что, пожалуй, нет мага более порочного, чем я. Я уничтожил народ брата, я без единого сожаления заточил его в камень, я поднимал руку на сестру и дочь. Но я чувствовал, что, делая больно им, хуже становится только мне. Я не заслуживаю Селену, которая всегда меня прощала. Я все еще ненавижу своего брата за то, что он отобрал у меня женщину, но я не заслужил его прощения. Мне жаль, я не хотел напугать тебя сегодня, не собирался делать больно. Просто ты попала под горячую руку.

— Не правда! Ты заслуживаешь больше любви, чем они. Я не обижаюсь на тебя, Повелитель Света. Я благодарна за откровение с обычной смертной.

Персефона протянула ладонь и коснулась горячими пальцами руки Ниалла. Он вздрогнул от робких прикосновений и крепко сжал челюсть. Почему она так говорит? Зачем пытается так глубоко увязнуть в его черной душе? Почему он уже в который раз раскрывает себя и позволяет ей стать ближе? Нельзя позволить ей быть рядом с ним. Слишком далеко зашли их игры, заставляя вновь ожившими чувствами потихоньку таять его заледенелое сердце.

— Смертная жизнь слишком коротка. Тебе нужен тот, кто будет делать тебя счастливой. И это не я, Персефона. Это совсем не я! Мы зашли слишком далеко, переступили черту и должны остановиться, пока все не зашло еще дальше, — покачал головой Ниалл. Он поднялся, чтобы уйти, но девушка схватила его за руку. Ее голос дрожал, а сердце вот-вот выпрыгнуло бы из груди.

— Ты ошибаешься, Повелитель Света! Я бесконечно влюблена в боль. Быть может, я сумасшедшая, но никто, кроме тебя, не разделит это самое сумасшествие. И если ты сейчас вновь уйдешь и оттолкнешь меня, побоявшись чувств, я найду и хладнокровно убью тебя. Ты же видел, я цинично смотрела на смерть близких.

— А я разве тебе близок? — спросил Ниалл.

— Ты моя неожиданная боль, что защемила душу и оставила на ней шрам в виде солнца.

Ниалл поддел подбородок Персефоны пальцем, обводя контур губ и сказал:

— А ты мой обсидиановый клинок, лишивший разума. — Он запустил в ее волосы ладонь и наклонил голову, грубо впиваясь в дымные губы поцелуем. Плевать, что она Хаос. Его тело возбуждалось, стоило почувствовать запах черники. Он знал, что погубит ее, но никому не позволит прикоснуться к его Персефоне. Отныне, она принадлежит только ему. Прижавшись бедрами ближе, Ниалл прорычал:

— Я хочу тебя каждую секунду своей проклятой вечности!

Персефона судорожно вздохнула. Это было больше похоже не всхлип. От рычащих ноток глубокого вибрирующего голоса Ниалла ее тело покрылось мурашками, а внизу живота заныло. Вся обида стерлась от горячих слов. Она перекинула ноги через бедра Бога и села на него сверху, обхватив лицо ладонями. Губы впились в его — сладкие как сахарная вата. Горячий морской выдох растекся на языке пряной свежестью. Персефона спустилась на шею, прикусила нежную кожу, расстегнула пуговицы рубашки, обнажая ключицы. Пальцы Ниалла сильнее впились в ее тонкую талию, а ткань штанов оказалась слишком тесной. Бог поднялся, Персефона обхватила его талию ногами и, развернувшись, Ниалл прижал ее к стене.

— Укуси меня еще раз, цветочек! — горячо прошептал он и впился в пепельные губы жестким, лишенным нежности поцелуем. Таким, что у нее разом стерлись все мысли, а тело целиком покрылось мурашками, от кончиков пальцев до затылка.

Девушка зарылась пальцами в платиновые локоны и, оттянув их назад, открыла своему взору пульсирующую жилку на шее Повелителя Света. Он застонал, почуяв легкую боль, а потом она наклонилась, прикусила алебастровую кожу и тут же поцеловала место укуса. Гости танцевали, наложницы искали Ниалла взглядом, а он плавился в руках Персефоны, наслаждался грубостью, сжимал в ладонях ее бедра до красных на нежной коже следах. Тело засветилось, низ живота пульсировал. Пальцы Бога спустились ниже и коснулись влажной кожи.

— Жестокая маленькая смертная! — ухмыльнулся Бог. Под такое платье не носят белье и это привело Ниалла в восторг. — Такая сладкая. Моя!

Балконная дверь дернулась, но магия не позволила ей распахнуться. Послышался стук и голос брата.

— Ниалл, ты должен представить наложниц.

Персефона вздрогнула, вцепилась пальцами в плечи Ниалла и зажмурилась. Бог шумно выдохнул, обдавая шею Персефоны горячим дыханием. Адриан постучал настойчивее и через щель Бог увидел как на пальцах брата вспыхивает магия. Еще секунда, и он войдет сюда. Резко вытянув руку, он коснулся нити Света и пара ввалилась в комнату Повелителя Света. В ней царил полумрак. Из распахнутого настежь окна тянулся серебристый свет полной луны. Аромат цветущих роз заполнил легкие, оставил на языке приятную сладость, смешанную с соленым морским вкусом кожи Бога. Он бросил Персефону на кровать, схватил ее за лодыжку и притянул ближе, к самому краю. Горячие руки стянули туфли, губы накрыли ступню и обжигающими поцелуями он медленно поднимался выше.

— Что ты делаешь? — ахнула Персефона.

В руке Ниалла блеснул клинок. Девушка задрожала, ледяные глаза расширились от ужаса, но мужчина, облизнув губы, прошептал:

— Тебе не нужно меня бояться. Я не причиню тебе боль, — Ниалл усмехнулся, на дне лазурных глаз вспыхнул лукавый огонек. — Ты мне доверяешь?

Не дожидаясь ответа, острое лезвие взметнулось вверх и с характерным треском порвалась ткань на платье Персефоны. Она ахнула и запрокинула голову назад. Какое-то безумие — возбуждаться от острого клинка, зажатого меж длинных пальцев, от треска ткани и от касания холодного металла к ее горячей кожи. Безумие — быть в одной постели с Повелителем Света, влюбляться в него с каждым касанием, желать только его, хотеть его руки по всему телу. Он порвал ее платье и по телу будто полетели толпы бабочек.

— Этот цвет уродует тебя, цветочек.

Губы Ниалла коснулись лодыжки, сантиметр за сантиметром они поднимались все выше, лаская и дразня. Горячий язык коснулся напряженного живота, зубы сомкнулись на коже, заставляя Персефону прогибаться в спине. Она вскрикнула, когда губы Повелителя коснулись груди. Ногти впились в плечи, платиновые локоны рассыпались по шелковому белью.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептала Персефона.

Ниалл усмехнулся и прохрипел:

— О, еще недостаточно.

Бог завел ладонь за спину Персефоны и, резко дернув ее на себя, перевернул и поставил на колени. Она вскрикнула, когда губы Ниалла скользнули по ее шее вниз, а ладони завели руки Персефоны за спину и крепко держали за запястья. Послышался звук открывающегося замка на брюках и уже через минуту девушка вскрикнула, запрокидывая голову назад. Ниалл двигался быстро, держа ее ладонью за горло, будто говоря: «Ты в моей власти».

— Как же я хотел тебя, Персефона, Хаос тебя раздери!

— Ты только мой, — твердо сказала она, повернув голову. Ниалл усмехнулся впился в ее губы поцелуем, а затем резко отклонился и прохрипел:

— Меня хватит на всех, дорогая.

Дернувшись вперед, Персефона выскользнула из цепкой хватки. Ниалл удивленно распахнул мутные от удовольствия глаза, а она, обхватив ладонью его член, облизнулась и опустилась на колени, смотря на Бога снизу вверх. Он вздрогнул, когда горячий язык скользнул по твердой плоти.

— Что ты творишь? — ахнул Ниалл.

— Ты только мой, — повторила Персефона. — Я не хочу делиться.

— Самовлюбленная, гордая, маленькая смертная! — рассмеялся Ниалл, запрокинув голову. — Я не собираюсь хранить тебе верность, но я готов сделать послабление, пока не наиграюсь.

Персефона крепче обхватила член ладонями и, скользя вверх-вниз, ухмыльнулась:

— Ты хотел сказать: пока не наиграюсь я.

Ниалл рывком поднял ее за локоть и, схватив за шею, притянул для поцелуя. Он кусал ее губы, руки гладили грудь, оставляли на коже красные следы. Оторвавшись от нее, он прорычал:

— Ты сводишь меня с ума своим Хаосовым черничным запахом.

Он сел на кровать и притянул Персефону ближе, рывком посадив на свои колени. Она выгнулась, запрокинула голову назад и заскользила по горячей плоти. Пот стекал по спине, платиновые локоны прилипли к коже. Персефона стянула с Бога рубашку и прижалась к горячей груди, ловя его сладкий выдох. Он хотел только ее. В душе, в кровати, в оранжерее. Ни одна наложница еще так сильно его не возбуждала одним только холодным взглядом и взмахом светлых ресничек. И он ненавидел себя за это. Неосознанно, Бог хранил ей верность, ведь после возвращения из Хрустальной пещеры, он спал только с ней и хотел только ее одну.

Пальцы Персефоны вцепились в голые плечи Бога, рука дернулась, серебряная цепочка оборвалась, кристалл Света рухнул, откатившись подальше. Она ахнула, виновато посмотрела в лазурные глаза, останавливаясь, но Бог прорычал:

— Плевать! Не смей останавливаться.

Чуть позже, они лежали на холодных простынях, помогающих остыть разгоряченным телам. Ветерок из распахнутого окна ласкал кожу, серебристый лунный свет ореолом охватывал Ниалла. Он, закусив губу, смотрел как на потолке играют между собой причудливые тени. Его сердце потихоньку останавливалось после бешеной скачки. Персефона вздохнула и выскользнула из объятий, чтобы подхватить с пола рубашку Бога. Она была такой большой, что можно было несколько раз в ней обернуться и доходила до колен. Сойдет, чтобы вернуться в замок Адриана.

— Куда ты? — спросил Бог.

Персефона наклонилась и страстно поцеловала Ниалла в губы. Он обнял ее и повалил на кровать, зарываясь пальцами в волнистые змейки. Она рассмеялась и погладила большим пальцем острую скулу.

— Мне пора домой. Дафна, наверное, волнуется.

— К Хаосу брата и его подружку! Не хочу в постели слышать их имена. Останься, — попросил Ниалл.

Закусив губу, Персефона помедлила с ответом, но затем кивнула. Удовлетворенный Повелитель откинул одеяло в сторону и плюхнулся, закрывая глаза.

— Ты утомила меня. Ложись, — он похлопал ладонью по кровати.

Персефона легла рядом и перекинула руки через широкую грудь Бога. Он зарылся носом в волосы, так соблазнительно пахнущие черникой и прошептал:

— Пообещай мне.

— Мм?

— Обещай, что не предашь меня. — Персефона резко распахнула глаза и сглотнула. Ниалл горько продолжил: — Я так устал от этого, Персефона. Не предавай меня. Ты обещаешь?

— Обещаю, — тихо прошептала она.

А в груди сильнее застучало сердце. Из глаз на ладонь под щекой потекли слезы. Закусив до боли губу, она пыталась остановить рыдания. Грудь Ниалла мирно вздымалась, дыхание стало ровным, а под ладонью медленно стучало его оттаявшее сердце. Сегодня Бог переступил все свои принципы, потонул в черничном аромате фарфоровой кожи и не заметил как влюбился и шагнул в пропасть Хаоса. Кристалл Света засветился и Персефона, удивленно смотря на него, поднялась. Взглянув на разгладившиеся морщинки на красивом лбу Ниалла, она прошептала:

— Прости меня, — и, коснувшись нити Хаоса, переместила кристалл в свое секретное место. Пусть этот Хаосов манипулятор подавится, заберет артефакт и оставит ее в покое. Завтра она обязательно удостоверится, что Майкл в порядке. Но сейчас ей нужно было ощущать морской аромат Повелителя, что с первой встречи поселился в ее сердце самой острой льдиной, оставляя на ее кончике алую кровь. Она вернулась обратно и легла рядом. Ниалл во сне шевельнулся, притягивая девушку ближе, и сонно прошептал:

— Ты моя.

Девушка, закусив до крови губы, старалась не закричать. Горячие слезы лились на подушку и неприятно щекотали кожу. Сегодня она предала не Ниалла. Сегодня она предала себя. Подавив рыдание, Персефона провалилась в сон, а мужчина в капюшоне сжимал в руке кристалл Света и ветер понес его стальной радостный смех далеко-далеко, чтобы все знали: хозяин скоро вернется.