— Тамтамы? Значит, они дикари? — И Беатрис торопливо перевела дух. — Но что тогда?
— Пока не знаю. Известно наверняка лишь то, что они дикари. Два племени: одно с факелами, другое с барабанами. Два разных народа, как я полагаю. И эти с реки явились, чтобы вести переговоры, или биться, или еще что. Пау-вау[14], да и только. Близится беда, кто бы ни взял верх.
— Для нас?
— Смотря что и как. Может, нам удастся затаиться, пока все это безобразие не кончится. Если нет, да они еще и отрежут нас от воды, тогда… — и, не найдя слов, он промычал. Этот ответ вызвал у Беатрис странное ощущение. Секунду-другую она хранила молчание, затем заметила:
— Они где-то поблизости от Центрального парка, те, с барабанами. Вам не кажется? Как это далеко, по-вашему?
— Почти две мили. Ладно, пошли.
Они в молчании полезли по своей подрагивающей лесенке, добрались до ступеней в башне и спустились, миновав множество этажей, в свое жилище.
И здесь первое, что сделал Стерн, было зажечь свет, который он укрыл в углу за шкурой, натянутой, подобно экрану, от стены к стене. При таком освещении, слабом, но вполне пригодном, Стерн с минуту осматривал все их огнестрельное оружие. Он зарядил все стволы и удостоверился, что все в рабочем состоянии. Затем убедился, что боеприпасы в изобилии. И аккуратно сложил их у окон, выходящих на Мэдисонский лес, у двери, ведущей в анфиладу, и у лестничной площадки, открывающей доступ на пятый этаж. Затем опять задул свет.
— Два револьвера, карабин и дробовик, все на месте, — заметил он. — Все с магазинами. Полагаю, это ненадолго остановит нападающих, если дойдет до столкновения. Как боевой дух, Беатрис?
— Высок, как никогда, — прошептала она из темноты. Он различил неясное бледное пятно в том месте, где должно было находиться ее лицо, и вдруг почувствовал, как оно ему дорого, неизмеримо дороже, нежели он когда-либо подозревал.
— Хорошая девочка, — произнес он, вручая ей карабин. На миг его пальцы коснулись ее ладони. Затем, сделав быстрый вдох, он шагнул в сторону окна и опять прислушался. Она последовала за ним.
— Теперь значительно ближе, — заметил он. — Слышишь?
Они вновь прислушались. Барабаны звучали громче, глухо, зловеще, торопливой дробью, точно отголосок сердца под черепом больного лихорадкой. Смятенный и гневный гул, какой мог бы издавать пчелиный рой, летя по ветру.
— Может, пронесет? — прошептала Беатрис.
Стерн взглянул на нее с непроницаемым лицом, полным суровости и решимости. Губы его шевельнулись, но с них не сорвалось ни звука. Затем совершенно внезапно он испустил безрадостный смех. Он ярко и отчетливо вспомнил кремневый наконечник копья и обглоданную кость, расколотую так, чтобы добраться до мозга, изобилующую следами дикарских зубов. И по его позвоночнику пополз неприятный холодок. Он ощутил покалывание у загривка, волосы там явно встали дыбом. Непроизвольно он потянулся к своему револьверу.
— Итак, — насмешливо заявил он себе, — это нас все-таки настигло? И все мои оценки мира как начисто опустошенного никуда не годятся? Ну что же, это интересно. О, вот оно нагрянуло, так дружно, так обильно и так скоро.
Но Беатрис прервала мрачные мысли своего спутника, стоявшего и напряженно вглядывавшегося во тьму.
— Как великолепно! Как восхитительно! — вскричала она. — Подумать только, мы вот-вот опять увидим людей! Можете себе такое вообразить?
— Едва ли.
— Как? В чем дело? Вы говорите… как если бы это не было спасением!
— Я не это имел в виду. Просто… Полагаю, меня ошеломила неожиданность.
— Ну же! Дадим им знак огнем с вершины башни. Я помогу нести топливо. Или поспешим вниз им навстречу!
Крайне возбужденная, она опять вскочила на ноги и в пылком нетерпении вцепилась в руку инженера.
— Идемте. Идемте немедленно. Сейчас же.
Но он удержал ее.
— Неужели вы и впрямь думаете, что это было бы благоразумно? — спросил он. — Не лучше ли выждать?
— Но почему?
— А вы не понимаете? Мы… видите ли, я не знаю, как объяснить.
— Но они пришли, чтобы спасти нас, разве вы не видите? Каким-то образом и где-то они поймали наш сигнал. А мы станем ждать, и, возможно, они нас просто-напросто потеряют!
— Разумеется нет. Но сперва мы… нам нужно удостовериться, что все в порядке, сами понимаете. Что они и впрямь цивилизованные.
— Но так и должно быть, раз они поймали радиосообщение.
— О, так вы из этого исходите? Это лишь зыбкое предположение. Оно не доказано. Нет, нам не стоит торопиться ввязываться в игру. Надо ждать. Ждать и наблюдать. И хранить спокойствие.
Он пытался говорить твердо и бесстрастно, но чуткие уши Беатрис уловили тревогу в его голосе. С минуту Беатрис хранила молчание. А тем временем дрожащие огоньки плыли вперед и вперед медленно, но верно, точно огромная стая светлячков в ночи.
— Почему вы не возьмете телескоп? — спросила Беатрис наконец.
— Бесполезно. Это не прибор ночного видения. Через него мне их не разглядеть.
— Но так или иначе эти огоньки означают, что идут люди?
— Естественно. Но пока мы не узнаем, каковы они, лучше оставаться здесь. Я охотно поприветствую гостя, если он пришел с миром. А если нет, то для него приготовлены порох и пули, кипяток, камни и все прочее!
Она уставилась на инженера, переваривая его слова.
— Вы… уж не имеете ли вы в виду, — с запинкой произнесла она, — что это могут быть дикари?
Он вздрогнул.
— С чего вы так подумали? — спросил он, ища, как бы избавить ее от ненужной тревоги. Она сосредоточилась на своих мыслях. Огненные точки, подобно могучему течению Млечного Пути, медленно приближались по манхэттенскому берегу.
— Скажите мне, они дикари?
— Откуда я знаю?
— Достаточно легко понять, что у вас есть об этом свое мнение. Вы считаете их дикарями, не правда ли?
— Я думаю, что это весьма возможно.
— И если так… что тогда?
— Что тогда? Ну, если они только не милы и не кротки, этот старый город ждет жаркое время, вот и все. И кому-то сделают больно. Хорошо бы, чтобы не нам.
Больше Беатрис не спрашивала ни о чем минуты две. Но инженер чувствовал, как ее пальцы вцепились ему в руку.
— Я буду с вами до конца, — прошептала она.
Новое глубокое молчание. Ночной ветер стал играть с ее волосами и донес до его ноздрей теплый аромат женственности. Стерн глубоко вдохнул. Некоего рода головокружение, вроде того, что вызывает бокал вина натощак, накатило на него. Зов женственности манил его, но он стряхнул с себя его чары. И, наблюдая за ползущими огоньками, Стерн заговорил, больше для того, чтобы не думать слишком много:
— Так вот куда они идут, в Мэдисонский лес. Видите? — И указал на запад.
Там, далеко, по заросшей Четырнадцатой улице, среди деревьев вдруг полыхнул свет, исчез, появился вновь, к нему присоединилось два огонька, десять, сотня. И теперь на подступах к Мэдисонскому лесу несколько улиц сплошь засияли блуждающими огоньками, которые, колыхаясь и мерцая, приближались к площади. Здесь, там и везде сквозь густые массы листвы наблюдателю уже была видна неясная движущаяся масса, озаренная факелами, которые то горели ровно, то вздрагивали и едва не гасли от порывов ночного ветра.
— Словно чудовищные светляки ползут по деревьям! — воскликнула Беатрис. — Мы отсюда уже могли бы косить их! Боже, сделай так, чтобы нам не пришлось биться!
— Тсс. Подождем и посмотрим.
Теперь с севера, откуда шло второе воинство, еще громче раздались звуки, выражающие готовность к бою. Ритм ударов в тамтамы участился, оставаясь таким же печальным, гулким и недобрым. А затем вдруг тамтамы полностью умолкли. В ночном воздухе проплыл напев, вой, который взлетел и стал затихать, пока не прекратился, раздался опять, опять заглох и вновь зазвучал, но теперь к нему присоединилось много новых голосов. А с площади внизу ответил пронзительный, высокий, полузвериный крик. У инженера по спине пуще прежнего побежали мурашки.
«Что мне нужно теперь, — подумал он, — так это около ста фунтов качественного динамита. Или галлон нитроглицерина. А еще лучше десяток капсул моего изобретения, “пульверита”. Пожалуй, это весьма быстро решило бы дело. Стало бы джокером в игре. Гм, а почему бы не изготовить? У меня остались реактивы, разве я не состряпаю полпинты? В стеклянных фляжках. Полагаю, это было бы здорово».
— Они на вид черные, — внезапно ворвался в его мысли голос Беатрис. — Вон там. И там.
Она указала в сторону источника. Стерн увидал движущиеся тени. Затем в проеме веток обозначилась рука, держащая факел. Тело получеловеческое. Видение пропало. Но он видел достаточно.
— Черные, да. Иссиня-черные. Так, по крайней мере, кажется. И вы видели, какого они роста? Не крупнее обезьян. О господи!
Он невольно содрогнулся. Ибо теперь существа, точно орава отвратительных призраков из недоброго сна, рассыпались по всему лесу у подножия Метрополитен. Толпа распространилась за ручей и далее до Пятой авеню. Там гуще, здесь реже, без какого-либо порядка или последовательности, перемещающаяся, ропщущая, бесформенная, кажется не имеющая никакого плана по причине своего животного состояния. Здесь и там, где раздавались на миг ветви деревьев, колышущиеся огни позволяли увидеть часть большой массы. Нигде ни пятнышка белизны. Всюду темно и неясно. Точно в колеблющемся видении проступают на миг там и сям темные головы. На миг красноватое свечение выхватит нагую руку, и вновь та пропадет. Где-то обозначится блестящая спина, где-то выставленная вперед нога, небольшая, кривая. До отвращения обезьянья. И вновь инженер увидел уродливую руку, длинную, худую, жилистую, сжимающую копье. Но едва увидел, та уже пропала, как не бывало.
— Кажется, эти уродливые человекообразные, черные и дикие, возникли в жутком калейдоскопе, который вертит безумец, — прошептал Стерн. Беатрис ничего не ответила, захваченная жутким зрелищем.
И опять до наблюдателей донесся нарастающий грозный гул с севера. И все громче, все отчетливей звучала боевая песнь. Опять вступили барабаны. Пронзительный смех вызвал эхо и угас среди лесов за руинами Двадцать восьмой улицы. Но на западных подступах к площади возникало все больше и больше огней. Толпа делалась все гуще и гуще. Теперь свет факелов стал достаточно ярким, чтобы мрачные отблески упали на стены с провалами на месте окон и дверей, подобные разбитым черепам давно не существующей цивилизации. До ноздрей мужчины и женщины донесся едкий, густой запах вара. Птицы, разбуженные шумом, заметались в воздухе бесцельными зигзагами, испуганно вскрикивая. Одна даже ударилась о стену здания и упала, трепещущая, наземь.
Стерн, выразив в кратком слове жгучий гнев, поднял револьвер, но Беатрис положила руку ему на плечо.
— Рано, — напомнила она. Он оглянулся на нее. Она стояла рядом в пустом оконном проеме. Неясный свет с обширного и пустого свода небес, усеянного россыпью звезд, явил ему очертания ее лица. Она была бледна и задумчива, но держалась бодро. В Стерне всколыхнулась внезапная нежность. Он обвил ее рукой, на миг ее голова склонилась ему на грудь. Но лишь на миг.
Ибо вдруг свирепый рев пронесся по лесу и с севера нахлынули приливом факелоносцы, тут же началось общее смятение с криками, визгом, воем, глухими ударами и невнятным бормотаньем. Там внизу, в лесной тьме, завязался бой меж двумя странными огромными силами.