Незанятый мир

Глава 10 УЖАС

Полдень застал их изрядно продвинувшимися в нелегких трудах. Совместная работа, уверенная и дружная, когда прошлое на время забылось, а будущее еще не обозначилось, укрепила их дружбу. Эти несколько часов явственно доказали, что если только не случится что-нибудь неожиданное и неблагоприятное, у них есть более чем верный шанс победить.

Для начала они убедились, что их обиталище на сорок восьмом этаже весьма непрактично, ведь это означало каждый раз тратить уйму времени и сил на подъемы и спуски по захламленным лестницам, и они поспешили найти себе другой лагерь. Для этого вполне годилась анфилада служебных помещений на пятом этаже, выходящая прямо на прекрасные зеленые кроны Мэдисонского леса. Примерно за час они изгнали всех пауков и летучих мышей, убрали мусор и пыль и придали этому месту вполне пристойный вид.

— Что же, для начала неплохо, — заметил инженер, отступив и придирчиво оглядев работу. — Не вижу, почему бы нам не устроить себе здесь вполне уютную квартиру. Не слишком высоко, чтобы сюда возвращаться, но достаточно высоко для безопасности, сюда вряд ли заберутся медведи и волки, да и… кто угодно еще, кто шастает по ночам. — Он рассмеялся, но воспоминания о каменном наконечнике окрасили его веселье некоторой тревогой. — Через день-два я сооружу что-нибудь вроде наружной двери. Или баррикаду. Но сперва мне нужен топор и кое-что еще. Обойдетесь без меня ненадолго?

— Я предпочла бы пойти с вами, — задумчиво ответила она с подоконника, где присела отдохнуть.

— О нет, прошу вас, не теперь, — взмолился он. — Первое: мне надо залезть наверх и принести химический набор и все прочее. Затем я пойду на охоту за посудой, лампой, маслом и всяким прочим. А вы поберегите силы. Побудьте здесь, позаботьтесь о нашем новом доме.

— Так и быть, — уступила она, немного печально улыбнувшись. — Но я и в самом деле вполне в состоянии идти.

— Позднее, пожалуй, но не сейчас. Пока. — И он направился к двери. Тут его поразила новая мысль. Он вернулся.

— Кстати, — сказал он, — неплохо бы изготовить что-нибудь вроде кобуры для револьвера. — Он кивнул на гладстоновский портфель. — Из лучшего куска этой кожи мы сможем сделать что-нибудь мало-мальски годное.

Они обсудили этот проект, он вырезал заготовку ножом, а она изготовила тонкие кожаные тесемки, чтобы нести чехол. Вскоре изделие было готово. Как и ремень, на котором кобура вешалась у талии. Грубое и нехитрое, но вполне подходящее для своих целей.

— Сделаете такую же для себя к моему возвращению, — предложил он, подхватив оружие и пригоршню боеприпасов. Он проворно наполнил магазин. Патроны позеленели от времени. Множество ржавых пятен обезобразили былой блеск оружия. Стерн подошел к окну, прицелился и спустил курок. Тут же раздался знакомый резкий звук. Несколько листьев отлетели от дуба в лесу и зигзагом поплыли вниз в ярком и теплом солнечном свете.

— Похоже, револьвер в порядке! — рассмеялся инженер, отправляя старое оружие в новую кобуру. — Вот видите, порох и капсюль запечатаны в патроны и практически не пострадали. А теперь давайте-ка зарядим и ваш. Если хотите чем-то заняться, можете поупражняться на вон том мертвом сучке. И не бойтесь тратить боеприпасы. В этом древнем городище должны сохраниться миллионы патронов. Миллионы. И все наши. — Он опять рассмеялся и, вручив ей другой револьвер, удалился. Прежде чем одолеть сто футов вверх по башенной лестнице, он услышал приглушенные хлопки и с удовлетворением понял, что Беатрис уже учится стрельбе из револьвера.

«И ей это тоже может пригодиться. Нам обоим. Еще как. И не угадаешь когда», — подумал он, нахмурившись и продолжая путь. Эта мысль так неприятно давила на него из-за кремневой находки, что он придумал в тот день новый повод, позволивший ему не брать Беатрис в лес в исследовательскую вылазку. Повод был тем более убедителен, что Стерн оставил ей дома достаточно работы: изготовить для них обоих какую-нибудь одежду и сандалии. Теперь, когда Беатрис заполучила ножницы, такая задача не была невыполнима. Стерн принес большие охапки мехов из магазина в аркаде и оставил ее, счастливую и поглощенную делом.

Он провел остаток дня в разведке окрестностей от Шестой авеню до Третьей на восток и от Двадцать седьмой улицы на юг до Юнион-сквер. С револьвером в левой руке и ножом в правой, обрубая мешавшие проходу кусты, лозы и колючие побеги, он медленно двигался вперед и внимательно высматривал крупную дичь. Но, хотя ему и удалось отыскать лосиные следы на углу Бродвея и Девятнадцатой, он не нашел ничего крупней рыси, которая зарычала на него с дерева, нависавшего над горестными руинами памятника Фаррагату[12]. После одного выстрела рысь, скача и вопя от боли, умчалась прочь. Стерн с удовлетворением заметил, что остался кровавый след.

— А я все-таки не разучился стрелять за все эти годы! — обронил он, склонившись и рассматривая пятна крови. — Это еще может здорово пригодиться.

Затем, по-прежнему бдительный и настороженный, продолжил разведку.

Он установил, что город, как таковой, полностью прекратил существование.

— Ничего, кроме следов улиц и беспорядочно нагроможденных руин, — подвел он итоги, — и повсюду лес и разнообразная дикая растительность. Деревянные строения исчезли полностью. Кирпичные и каменные почти рассыпались. Держится только сталь, и ту тронула ржавчина. Ничто не осталось неповрежденным, разве кое-какие бетонные сооружения. — Ха-ха! — язвительно рассмеялся он. — Если бы строители двадцатого века могли предвидеть подобное, не стали бы так заноситься. И они еще болтали об инженерии!

И, как ни бесполезно это было, он испытал известную гордость, заметив, что одно здание на Семнадцатой улице сохранилось несколько лучше, чем большинство других.

— Моя работа, — изрек он, кивнув с мрачным удовлетворением. И двинулся дальше. Он проник в подземку на Восемнадцатой улице, с большим трудом сойдя по лестнице, пробиваясь через кусты и массы обломков, свалившихся с крыши. Огромная труба, которую он увидел, была почти закупорена мусором. В ней было скользко и влажно, в нос било ядовитыми испарениями, пространство меж древних рельс изобиловало отвратительными лужами. Сами рельсы местами начисто отсутствовали, в других местах сохранились лишь их ржавые куски. Пучеглазая жаба бесстыдно воззрилась на человека из длинной гряды покореженных обломков, оставшихся от поезда и теперь нагроможденных здесь, словно памятник торжеству смерти. Сквозь проломы сводов потолка бессчетные дожди и бури обрушивались вниз, и буйная трава разрослась там и тут, куда только проникал свет солнца. Здесь отсутствовали холмики людского праха, в отличие от аркады. Их давным-давно стерло время. Стерн содрогнулся, более подавленный здешним зрелищем, нежели в каком-либо ином месте, которое успел посетить.

— А их прямо распирало от гордости за свою работу, — прошептал он, пораженный ужасом. — Их распирало не меньше, чем финансистов, церковников, торгашей. И всех прочих. От напыщенной гордости за свои учреждения, свой город, свою страну. Ну и вот…

Он не замедлил выбраться наружу, чудовищно подавленный тем, что увидел. И занялся добычей новых припасов из развалин магазинов. Теперь, когда его изумление почти улеглось, он начал испытывать страх одиночества.

— Ни одной живой души. Не с кем словом перемолвиться. Кроме Беатрис! — воскликнул он вслух, и его собственный голос так пугающе прозвучал в этом лесу смерти. — Все сгинули! Никого и ничего! О Господи, а если бы у меня и ее не было? Как долго я выдержал бы один и не лишился разума?

Эта мысль обожгла его страхом. Он решительно отбросил ее и приступил к работе. Натыкаясь на что-нибудь ценное, он с жадностью подхватывал это. Труд, как он заметил, удерживал его от неосознанной боязни того, что могло случиться с Беатрис или с ним, если вдруг что-то пойдет не так. Последствия гибели любого из них двоих, как он понимал, будут поистине чудовищны.

Пробираясь по Бродвею, он много чего нашел. И собрал находки в полу своей медвежьей шкуры. Ему попались вещицы самого разного рода и назначения. Он отыскал глиняную трубку, все деревянные давно канули в небытие. И стеклянную банку табака. Он взял их как бесценные сокровища. А еще ему попались новые банки со съестным. И запас редких вин. Кофе. Соль. В маленькой французской лавочке медных товаров напротив Флэтриона ему попалось немало чашек и тарелок и вполне годная лампа. Как ни странно, в ней даже сохранился керосин. Герметически запечатанный, он не смог испариться.

Наконец, когда удлиняющиеся тени Мэдисонского леса предостерегли Стерна, что день близится к концу, он подался, тяжело нагруженный, обратно мимо источника и далее по тропе, которая уже сделалась заметной, в их убежище в Метрополитен.

«То-то она удивится, — думал он, с усилиями взбираясь по лестнице, отягощенный своей ношей. — Хотел бы я знать, что она скажет, когда увидит все эти бесценные для домашнего хозяйства сокровища?» И он радостно поспешил вперед. Но не успел добраться до третьего этажа, как услыхал сверху крик. Затем несколько раз прогремел револьвер. Стерн остановился, прислушиваясь в тревоге.

— Беатрис! О, Беатрис! — возопил он, голос его поник и заглох в разрушенных проходах. Новый выстрел.

— Откликнись! — взмолился Стерн. — Что случилось? — Он поспешно избавился от своей ноши и, подгоняемый великим страхом, рванулся по разбитой лестнице. Он мчался в их убежище, в их дом, выкликая ее имя. Ответа не последовало. Он замер как вкопанный. Лицо его посерело.

— Милосердные небеса! — пролепетал он. Беатрис исчезла.