Невеста фараона

Глава 18. Танеферт

Машина подъехала к большим серым воротам, Саша нажал на кнопку на маленькой коробочке, и они медленно поехали в сторону. В этом мире полно магии, или как тут говорят техники, но я никак не могу привыкнуть к бесконечным чудесам вокруг меня. На днях в гостиной нашей квартиры я обнаружила… ладно, я сдаюсь. В моей стране аналогов этому нет. Поэтому назову так, как это здесь называется — телевизор. В интернете тоже есть рилсы, и видосики, но чтобы вот так, на всю стену, чтобы можно было, тыкая в кнопки на пульте, переноситься из леса в пустыню, из лета в зиму, из прошлого в будущее… И только я смирилась, что надо променять телевизор на свидание с Романовым, вот опять. Теперь стены двигаются. Что дальше? Летающие дворцы?

Машина заехала во двор и остановилась перед домом. Странным как по мне. Не таким большим как дворец, по размерам, так скорее поместье аристократа средней руки. Представителя обедневшего рода. Но возможно, тут ценность строения измерялась не в размере. Во всяком случае дом этот отличался оригинальностью. Какой-то несуразный, словно собранный из разномастных стеклянных коробок, накрытых плоской крышей. Да-да-да, почти все стены дома были из прозрачного стекла. Где-то занавешенные плотными гардинами, а где-то и нет. И удивительно яркие для поздней московской осени солнечные лучи высвечивали внутренность дома золотистыми кляксами: высокий стол с табуретами на хромированных ножках в одной комнате, и мягкий белый диван с желтыми подушками и картиной на стене непонятного содержания в другой.

— Как тебе? — Саша раскинул руки в стороны.

Я пожала плечами. Что тут скажешь? Я не смогла бы тут жить, если он хочет знать мое мнение. Я привыкла к толстым стенам и маленьким окошкам под потолком. А вот так, у всех на виду… Ну, ладно, вокруг дома забор и высокие ели, но все равно. Мне было бы неуютно.

— Ты позвал меня в аквапарк, — я показательно потрясла рюкзаком с купальником и полотенцем.

Он опять покраснел. За три дня наших отношений я уже поняла, если он краснеет, жди сюрприза. То, что аквапарк отменяется, я уже поняла. Мог бы и не краснеть даже. Но щадить я его не стала. Пусть объяснится.

— Я подумал, что могу предложить тебе кое-что получше.

— И что же?

— Бассейн у меня дома, — он кивнул на стеклянные коробки.

— Ты тут живешь?! Кошмар!

— Не нравится?

— Саша, как такое может понравиться? Это как… как… — я поискала в памяти Даши что-то подходящее и, наконец, выдала, — Как на витрине! Романов потер переносицу, усмехнулся:

— Забавно! Мама тоже так возмущалась, когда папа показал ей проект. Они столько скандалили. Она даже пообещала с ним развестись.

— Но папа оказался истинным сыном Гора?(Гор — древнеегипетский бог, герой и воин)

— Чего?!

Демоны Дуата! Опять я прокололась. Люди давным-давно забыли наших богов.

— Не сдался, да? — Я кивнула на дом, — Он же его построил.

— Папа ведущих архитектор Москвы. У него своя строительная фирма. Он не привык пасовать перед некомпетентными заказчиками. В конце концов, маме дом понравился. Она сказала, что он построен из застывшего дневного света.

А в этом что-то есть. Я представила, как жить в доме, где стены из лучей самого бога Ра.

— Идем, — он потянул меня к двери.

— А где все?

В доме было светло, тепло и тихо. Так тихо, словно тут кроме нас никого не было. Странное чувство. В моем дворце в Инбу Хенж всегда толклось человек сто если не больше. А посетителей с утра до вечера набиралось в разы больше. Иногда в залах и коридорах люди прямо-таки толпились. В квартире Даши тоже всегда кто-то был: мама, бабушка, дедушка, дядя, а то и все вместе.

— Родители улетели в Сочи до понедельника. У нас целые выходные, если ты захочешь.

Я оглянулась. Ну да, опять стоит и светит красными щеками. Усмехнулась ему.

— Даже не думай, Романов, что я тут с тобой на двое суток останусь.

— Не говори гоп, — он тоже ухмыльнулся.

И вот что это значит?

Бассейн в доме находился глубоко внизу. Отец Романова действительно известный архитектор? Кто же прячет гордость в подвал? Вода — это красота, жизнь и богатство. Ее не скрывают, а выставляют напоказ. Заключают в чаши из дорогого мрамора, обрамляют цветущими растениями в больших горшках и располагают так, чтобы в ней купались лучи солнечного света. Чтобы посетители наслаждались видом и завидовали.

А тут небольшая чаша локтей сорок в длину(около 20 м)под темными сводами. Стены, пол и потолок темно-синие.

— А так? — Саша включил подсветку, вода заискрилась разноцветными огоньками.

Красиво, но пугающе. Я поежилась. Он открыл боковую дверь:

— Это комната отдыха. Переоденься тут.

И закатив глаза, добавил:

— Я не собираюсь к тебе хм… приставать. Расслабься.

Уж лучше бы приставал, чем тащил в воду! Раздеваясь, я давила в себе желание выйти к Романову без купальника. В конце концов, пусть он лучше лишит Дашу девственности, чем жизни. То что я смогу пережить близость с мужчиной я не сомневалась, а вот смогу ли я пережить близость с водой?

Трясясь и от холода, и от нервного напряжения я вышла из комнаты отдыха. Романов ждал меня по пояс в воде. Я невольно залюбовалась его натренированным телом. Почти таким же как у Ахмеса. Он вытянул ко мне руки:

— Прыгай, Даша.

О, нет! Прыгай! Я попятилась назад.

— Ладно. Подойди ближе.

Я робко шагнула к нему, напомнив себе, что должна ему верить. Потому что пока он ничего плохого мне не сделал.

— Сядь на бортик и опусти ножки в воду.

Я заставила себя послушаться. Изида заступница! Ну, почему нельзя прожить без плаванья! Мои зубы выбивали барабанную дробь. Такую, как рыночный музыкант, привлекающий внимание к своей партнерше танцовщице.

— Закрой глаза.

— Если сдернешь меня в воду, я тебя прокляну, — предупредила я, уточнив, — И это не фигура речи.

Наложница Олеся постаралась, чтобы в институте все узнали о силе моего проклятия. Так что меня теперь побаивались, считая Романова камикадзе. Сам же он делал вид, что слухи о моих способностях сильно преувеличенны. Но в общем-то старался мне не перечить. На всякий случай.

— Не собираюсь я насильно стаскивать тебя в воду, ведьмочка, — он подошел и положил теплые ладони, на мои дрожащие колени.

А потом, раздвинув их, вдруг оказался так близко, что мне стало жарко. Так жарко, что прошиб озноб. Руки его медленно заскользили вверх, а дыхание согрело там, где бьется сердце. И я не выдержала.

— Видишь, как легко тебя заставить соскочить с бортика, — выдохнул он мне в ухо.

Мы точно сюда плавать пришли?

— Все еще боишься? — Я цеплялась за его плечи, а он крепко держал меня за талию.

Вместо ответа я лишь сильнее к нему прижалась. И плевать, что тело пошло вразнос. И трясется, и плавится одновременно.

— Давай все-таки поплаваем, — голос его низкий и хриплый. А жестокие руки отцепили меня от устойчивого тела и положили на зыбкую воду.

— Не бойся, закрой глаза.

Животом я чувствовала его ладони. И это немного успокаивало. Хотя и они слегка подрагивали. Кто из нас больше боится? Наверное, он не уверен, что я смогу. Лучше не думать об этом. Иначе точно пойду ко дну, как брошенный хопеш.

— Вспоминай, — голос его дрожал, срываясь — Руки, ноги, дыхание…

Мне ничего не осталось, как обратиться к Ка Даши. Он должен помнить. Даша хороша в брасе. Рука описывает полукруг, входит в воду, еще полукруг, поворот головы, глоток воздуха, поворот в обратном направлении, выдох в воду. Ноги работают от бедра, ритмично и быстро. Нырок, разворот под водой, толчок от бортика, и снова в том же ритме, полукруг над водой, выдох, полукруг под водой, вдох…

— А говорила, что у тебя блок.

И когда это Романов успел вылезти из воды и расположиться в кресле с бокалом чего-то там в руке. Ополовиненным.

— Ты плаваешь уже минут 20. Решил тебе не мешать.

Не может быть!

— Ну, раз ты уже освоилась. То плави, Даша, — он поднялся, поставил бокал на столик и шагнул к бортику, — Плави. Потому что если я тебя догоню, уже не отпущу.

— Эй, так не честно! — я чуть не захлебнулась, — Я же устала!

— В этом и смысл! Ты слишком хороша в воде. Свеженькую, могу и не догнать.

Я нырнула, чувствуя за спиной плеск. Лукавил, гад! Его мощное тело устремилось за мной, с каждым гребком сокращая между нами расстояние. А еще он очень хотел меня догнать. И я уж не знаю, зачем. Наверное, чтобы сделать такое, чего раньше не делал. Иначе чего так напрягаться. Но тут он, конечно, не просчитал. У бортика я подскочила и опершись на руки, вылетела из воды. И понеслась к комнате отдыха.

— Так не честно! — в свою очередь возмутился Романов и с силой шлепнул ладонью по воде.

А кто сказал, что мы два наивных дурака, которые всегда играют по правилам?

— Не знаю, что ты любишь, поэтому заказал всего понемногу, — перекусить мы решили в комнате, которую Романов назвал кинотеатром.

Несколько диванов, кресел и низких столиков. Походит на комнату для приемов в моем мире, только в центре нет колонны. В наших домах она всегда есть. Главный столп дома, опора семьи и украшение, конечно. В богатых жилищах она похожа на огромный лотос, поднявшийся из воды к солнцу. В домах попроще — это бревно, выкрашенное в красный цвет. У бедняков так и вовсе тонкая сухая палка. А тут обошлись без колонны. Отец Саши точно архитектор? Продолжаю сомневаться.

На низком столике с десяток тарелок с едой. На соседнем кресле две плоские квадратные коробки с пиццей.

Позер. Мог бы просто спросить, чего мне хочется. А не заказывать все подряд. Хотя откуда мне знать, что я люблю в этом мире. Я его почти не знаю. И еда в нем мне кажется странной. Слишком разной. От знакомых сладких булочек до чужих маленьких рулетов из странной крупы и рыбы, которые тут называют суши.

— Садись! — Романов дернул меня за руку и приземлил на диван рядом с собой, — Сегодня у нас в программе кино. Мумию видела?

Они смотрят на мумию. Чтобы это не значило! Ладно…

Я пожала плечами.

— Дашка! Ты с луны упала? Это кино наших родителей!

И что? Я обязана это смотреть по праву наследства? Что он имеет в виду?

Вообще, кино и телек я полюбила. И если мне придется вернуться в мой мир, то о них я буду особенно скучать. Ну и по интернету, конечно. Жизнь на экране, жизнь, победившая время, — это настоящее чудо. Не из тех простеньких чудес, которые практикуют жрецы, и даже не из тех грандиозных, которые давным-давно творили древние маги, построившие огромные Мер возле моего родного города.(Речь идет о знаменитых пирамидах на плато Гиза, которые были построены рядом с Древним египетским городом Мемфис или Инбу Хенж по древнеегипетки. Теперь это пригород Каира.)Никому из моих предков не удалось совершить чудо достойное богов. Потому что только боги умеют останавливать змея времени Мехен. А кино или его застывшая форма фотография как раз это и делают. Ты можешь увидеть то, что произошло задолго до твоего рождения. Или даже то, что может стать будущим. Люди, давно ушедшие за горизонт улыбаются тебе с экрана, шутят, смеются, поют и танцуют. И ты уже точно не понимаешь, это сами люди или их Ка, ожившие в потоке магии кино. Я смотрю на это другими глазами. Не как местные. Мне кажется, что с экрана со мной говорит само время. Всесильный и самый справедливый судья, кто властен даже над богами. Вот почему я уверена, что нельзя засорять кино и фотографию всякими, как теперь принято выражаться, фейками. Это преступление против истины Маат. Если показать неправильную правду о прошлом, исказить будущее, или даже настоящее — это значит изменить Маат и поставить на ее священный пьедестал кривду Исафет. А каждая такая замена пробивает трещину между мирами, в которую течет злая энергия нижнего Дуата. Оттуда приходят демоны, разрушающие наш мир, приносящие болезни и страдания не только врунам, но и всем людям. Вот почему важно поддерживать Маат в чистоте. Вот почему важно заботиться о том, чтобы никто и никогда не подменял истину кривдой. Не искажал правду и не подкраивал ее под свои нужды, словно подшивая платье по размеру. Потому что чем больше ложь, тем хуже будет всем людям. Но в мире Романова кривды очень много. Всякой — и большой, и малой. От этого страдают все вокруг. Вот почему фильм Мумия мне сразу не понравился. Еще одна кривда. Мерзкая, отвратительная ложь. Конечно, фильм этот художественный, который можно отнести к развлечениям, подобным нашим представлениям на площадях для необразованных простолюдинов. И все же даже в развлечениях нельзя переходить черту. Мое терпение испарилось почти сразу после начала истории:

— Все было совсем не так! — крикнула я не в силах больше выносить эту пытку.

Романов нажал на кнопку на пульте, и кино замерло в разгар какой-то очередной погони. Он посмотрел на меня с интересом:

— А как было?

— Наложница царя, да и вообще, любой другой человек ни за что не убьет себя, пронзив тело кинжалом. Это отвратительное злодейство, которое применяют только к самым лютым врагам. Нельзя портить свое тело, потому что оно должно оставаться целым. От этого зависит, сможет ли ба человека достичь суда истины в Дуате. А жреца так и вовсе убивать нельзя. Это против законов истины Маат. Каждое нарушение такого закона провоцирует трещину между мирами. Через которую к нам лезут беды и болезни. Ни один царь не решится пойти против законов Маат, потому что это навлечет несчастье на его землю и на его народ.

— А что же делать с таким жрецом? Он же посягнул на наложницу царя! — Романов усмехнулся.

— Жреца, преступившего закон, изменившего царю или храму могут выслать из страны. И это ведь самое ужасное наказание. Куда хуже, чем смерть. Отлучить человека от его земли, от его корней, от возможности уйти за горизонт в чертогах родины и быть погребенным по всем правилам.

— Действительно ужасно, — он покраснел от натуги, сдерживая в себе хохот.

Ну да, в его мире люди не придают большого значения жизни вечной. Она кажется им чем-то придуманным. Они живут здесь и сейчас, как принято выражаться, в моменте. За прошедшие тысячелетия люди растеряли уверенность в существовании Дуата. Они научились делать замечательные вещи, совершили много открытий в науке. Их жизни не зависят ни от разлива Реки, ни от эпидемий. И поэтому они думают, что земное существование — это все, что у них есть. Они и не подозревают, что это лишь малая часть пути, о которой многие из них может и не вспомнят спустя сотни миров, в которых побывают после. Если бы люди современные Романову познали истину человеческого бытия, они бы жили совсем по-другому. Но они ни о чем таком не догадываются. И объяснять им бесполезно. Да и стоит ли. В конечном итоге все дойдут до горизонта. И вот там, на границе миров им придется принять истину как она есть. И сильно удивиться.

Я вздохнула и обреченно уставилась на экран.

— Откуда ты так хорошо знаешь о жизни древнеегипетских жрецов, а, Даша?

Сашка оказался слишком близко, и горячо выдохнул мне вопрос в шею. Я вздрогнула. Пожала плечами.

— Об этом много написано, — я не покривила перед правдой. Последние дни я много прочла всего, что написано по истории моей страны. В основном печальные нас ждут времена. Оказывается, я жила на самом пике величия своей страны. Мне, можно сказать, повезло. Дальше же мою землю ждет тысяча лет постепенного распада. Обидно. Хотя за плечами моего народа поистине великое прошлое.

— Даш, с чего ты так увлеклась древностью? Да еще такой. Я бы понял, если бы ты «Ромео и Джульетту» на староанглийском цитировала. Тут хоть по теме. У вас спектакль. Но Древний Египет…

Его пальцы недвусмысленно вцепились в мое тело. Чуть повыше талии. И вот чего он добивался? Откровенности? В каком смысле?

Попыталась высвободиться, потому что от близости с ним сердце наполнялось туманом. Мысли в нем терялись, хотелось расслабиться и отдаться чувствам. А ведь разговор-то важный. Или мне только так кажется?

Он меня не пустил, сцепил клешни и только прижал к себе сильнее. Задышал в рот, защекотал губы губами.

— Самое ужасное между людьми это ложь, — его шепот проникал в меня с горячим дыханием, — Ложь разъедает любовь как ржавчина. Я хочу, чтобы мы говорили друг другу только правду.

Я кивнула. Простые слова и такие правильные. Только вот, к сожалению, моя правда слишком странная даже для этого мира, пропитанного кривдой.

— Почему тебя так тянет туда, в Древний Египет, Даша? Что там тебя волнует? Почему ты так много думаешь о нем?

Его губы скользили по шее, вниз к ключицам, отдаляя шепот, превращая его в чувственное наслаждение.

— Что там? Что тебя влечет? — доносилось до меня все тише и тише, а поцелуи спускались все ниже и ниже, заставляя дрожать тело, проникали внутрь, рвались из горла стонами.

— Ах… мес…

Я замерла, распахнула глаза, уставилась в темный потолок. К моему ужасу, Романов тоже замер. Прямо с моим соском в зубах. Ну как с моим. С Дашиным, конечно. Временно мною оккупированным. Демоны! Возможно, она бы в ужас пришла, вернувшись в свое тело в это самое мгновение. И мне было бы стыдно за свою слабость. И за Ахмеса этого еще больше стыдно. Перед всеми сразу. Перед Романовым, который, наконец, отцепился от моей груди и теперь медленно возвращался к лицу. Наверняка, чтобы как следует посмотреть мне в глаза. Перед Дашей, за вот это вот все. Перед всеми, кого я оставила в своей далекой родине. Даже перед самим Ахмесом. А главное, перед собой! Неужели единственный, кто связывает меня с домом, кто держит меня, не давая навсегда покинуть свой собственный Ка и забыть свое истинное имя Рен, это подлец Ахмес? Человек, который убил моего отца?! Которого я должна ненавидеть и презирать? Да, как так-то?

— Ахмес? — Романов все-таки добрался до моего лица и, как ожидалось, уперся в меня требовательным, тяжелым взглядом, — Это еще кто?

— Э… — я пыталась придумать хоть что-то похожее на правду.

Да, врать плохо. Это разрушает границы миров. Это позволяет демонам портить нам жизнь. Но, кажется, мой случай исключение из общего правила. Моя правда разрушит больше, чем моя ложь. Это я не только понимала. Я это чувствовала.

— Даша! — вот чего он так нервничает? Подумаешь незнакомое имя. Древнее кстати. Раздражался тут пальцами как истеричка, виски сдавил!

Я замотала головой.

— Отпусти! Что тебя так напрягло?

— Что? Или кто?

— Это персонаж. Из игры!

— Какой еще игры? — он отстранился. Наверное, чтобы удобнее было сверлить меня взглядом.

Но я уже облегченно выдохнула. Потому что нащупала тропинку, по которой могла двигаться вполне уверенно.

— Я же тебе говорила про Клуб романтики. Пашка хочет сделать курсовую по мотивам одной из их историй. Про Древний Египет.

Теперь каким-то образом нужно донести до Пашки свою идею. Надеюсь, ему она понравится.

— Эта хрень, на которую все девчонки нашего института подсели? Хотя, чего еще от Пашки ожидать! То же мне тема!

— Завидуешь, потому что тебе самому это в голову не пришло! Клуб романтики — офигенно популярная игра. А какой там мерчандайзинг! Весь Wildberries завален. Вот увидишь, мы с нашим проектом еще вашу мажорско-режиссерскую группу победим.

— Погоди, мне все это не нравится. Дважды! — Он даже отсел от меня на полметра, настолько ему все не нравилось, — Первое: ты участвуешь в Пашкиной постановке параллельно с моим проектом?

— И что? — я передернула плечами, — Я же актриса. Я могу играть сразу в нескольких спектаклях. Что в этом такого?

— Пообещай, что в моем будешь больше стараться, — ревниво потребовал мой парень. Режиссер по совместительству. Ох уж эти творческие личности.

Ничего такого я ему обещать не собиралась. Актриса везде должна преуспеть. И отношения тут ни при чем.

— Это бизнес, детка, — я похлопала его по колену.

Но Романов и не думал расслабляться. Как раз наоборот. Напрягся нехорошо, недобро сверкнул глазами. И вот почему, оказалось:

— И второе… уж не тот ли Ахмес стоит в твоей комнате рядом с кроватью?

Я сглотнула. Что тут скажешь. Я была на грани провала. Спасло меня только чудо.

— Да, — будь что будет.

Романов поджал губы, и глаза прищурил. И выглядел сейчас таким злющим Чингисханом из учебника истории. Я видела на днях. Еще и ноздри свирепо раздул. А потом прошипел ядовитой змеей:

— Ты сейчас на моем месте представляла этого самого картонного Ахмеса?

Приехали! Он ревнует меня к ростовой фигуре. К нарисованному персонажу из телефона. Но чего я хотела, собственно? Он же мужчина, хоть и молодой. А я в пылу любовных утех прошептала имя другого, пусть и вымышленного парня. Хорошо хоть, он не знает всей правды.

— Извини, случайно получилось. Я вовсе не представляла никого. Ну… кроме тебя, конечно. Но ты требовал ответа. Я просто не знаю, как вырвалось.

— А этот Ахмес в твоей комнате разве древний египтянин?

Ну почему мне достался не дурак?! Я чуть глаза не закатила. Вместо этого изобразила невинность:

— А что не так?

— По мне так он больше на средневекового араба похож.

Думаю, Даша пришла бы ярость от того, что ее любимчика индийского принца посчитали представителем арабского халифата. Но мне было все равно.

— Это же игра. Там не все соответствует исторической действительности, — терпеливо врала я.

— Даш… — он снова подвинулся и, схватив меня за руку, потянул на себя. Лишь пристроив меня виском на своей груди, в которой бухало с надрывом огромное сердце, он прошептал, — Ты ведь выкинешь его из комнаты? Ради нас, а?

Конечно, я пообещала Романову избавиться от персонажа своих девичьих грез. Через пару сотен поцелуев я согласилась и на то, чтобы удалить Клуб романтики из памяти телефона. Но вот Пашкину постановку изъять из моей жизни Сашке не удалось. Как он не старался. Наш вечер был долгим и прекрасным. И я уже готова была отдать этому нежному парню свой первый раз. Остановило меня то, что Сашка был моим парнем. А первый раз все-таки Дашиным. И по отношению к ней я посчитала это нечестным. Романов не торопил. Он понял мои сомнения по-своему и сказал, что впереди у нас целая жизнь. И он готов ждать столько, сколько мне потребуется. Вот так замечательно закончился наш волшебный вечер. Кто же знал, что он будет у нас последним…