Несомненная реальность

8 октября 1905 г. Санкт-Петербург

Разбудил его стук в дверь. Олег едва ли не подпрыгнул на кровати, обнаружив, что все еще сжимает в руке лист бумаги, покрытый ровными рядами мелкого текста. Ночью, прочитав и перечитав текст Джао, он прилег на кровать, чтобы поразмыслить над ним, и неожиданно провалился в глубокий сон, на сей раз безо всяких сновидений.

Стук повторился.

— Семь часов! — донесся голос коридорного. — Семь часов, милостивый государь! Пора вставать!

— Встаю, встаю… — хриплым голосом откликнулся Олег. Он отложил лист в сторону и сел прямо, протирая слипающиеся глаза. Под веками зудело. Оторванные ночью от сна полтора часа рисковали обернуться необоримой дневной сонливостью. Интересно, подают ли здесь ужасный на вкус напиток, называемый «кофе»? Кем-то из коллег утверждалось, что он обладает бодрящим действием. По первому опыту Олег такого не заметил, но не станут же зря болтать…

За водой для мыльной пены пришлось топать в уборную на этаже. В очередной раз проклиная местную промышленность, не додумавшейся до такой простой и удобной электрической (на худой конец – механической) бритвы, Олег ободрал себе щеки и подбородок щербатым лезвием, больше смахивающим на кухонный инструмент или орудие убийцы. Припрятав листки с текстом в саквояж, он спустился в общую ресторанную залу гостиницы, где уже сидел Крупецкий, задумчиво пережевывая яичницу с сосисками и перелистывая свежую утреннюю газету. Обратив на своего подопечного меланхоличный взгляд, филер молча кивнул и вернулся к своему занятию.

Завтрак прошел в безмолвии. Поручик явно увлекся газетой, а Олег обдумывал прочитанное ночью. Он не понимал, что такое «вихревые поля» и прочая научная белиберда, но суть случившегося, как ему казалось, ухватил. Ему было жутко интересно, как чувствует себя человек, лишенный вещественного тела. Он решил задать вопрос Джао или Робину, кто подвернется первым, при следующей встрече, но потом одумался. Демиург хотя и обмолвился, что в белковом теле жил двадцать пять лет, но как давно? Спрашивать его о нынешних ощущениях все равно, что разговаривать с рыбой о воде. Координатор же вообще никогда не являлся человеком, так что интересоваться у него изначально бессмысленно.

Интересно, вдруг пришло ему в голову, а как они размножаются, Демиурги? Если они существуют в электрическом виде, но изначально родятся в белковом теле, то следует предположить, что тела создаются каким-то искусственным образом. Каким? Мифическое – то есть в реальности Олега мифическое – клонирование, о котором уже несколько лет говорят биологи? Или как-то иначе? А откуда берутся яйцеклетки?..

— Пан закончил кушать? — осведомился у него Крупецкий, решительно сворачивая газету и бросая ее на стол. — Тогда едем.

Хотя в извозчичьем ландолете мысли Олега все так же витали в облаках, что-то беспокоило его. Краешком сознания он отслеживал, однако, что они едут по какому-то широкому проспекту, несмотря на ранний час, запруженному пешеходами, извозчиками, ломовиками и прочим обычным народом. Вот они свернули направо, и минуту спустя за ними повернула еще одна пролетка.

Олег встрепенулся. Он вспомнил чувство, возникшее при первой встрече с Чумашкиным. Слежка, разумеется. Он ткнул Крупецкого локтем, и мотнул назад головой:

— Господин Герасимов нам не доверяет? Или просто охрана?

— Все-то вы видите, все замечаете, — от досады Крупецкий аж перекосился. — Охрана. По моей просьбе, если вам интересно.

— Интересно, — сухо кивнул Олег. — Вообще-то мне казалось, пан Крупецкий, что вы всего лишь меня сопровождаете. Что за самодеятельность без моего ведома?

— Я не сопровождаю вас, — буркнул филер, — а обеспечиваю вашу безопасность. Всеми необходимыми, на мой взгляд, средствами. На сей счет у меня явные и недвусмысленные указания начальства. Я не говорю вам, куда ехать, даже если я считаю ваши намерения глупостью. Но как охранять вас, позвольте мне решать самому.

Олег сжал губы в тонкую линию, но ничего не ответил. На самом деле он не сердился на спутника за самодеятельность. Охраняют, и ладно. Может, и в самом деле пригодятся. Однако как-то сомнительно, что в случае чего люди с извозчика, плетущегося в полусотне метров позади, успеют прийти им на помощь. Ну да черт с ними, пусть себе забавляются как умеют.

Особняк Витте располагался в самом начале Каменноостровского проспекта. Отделенный от проезжей части узеньким, шагов в десять, парком, засаженным высокими деревьями, трехэтажный особняк с фасадом в десяток окон на фоне окружающих деревянных домов выглядел вполне внушительно. Однако Олег опять ощутил разочарование – от резиденции Председателя кабинета министров он ожидал много большего.

На противоположной стороне проспекта стояла пролетка. Извозчик в зипуне и метущий неподалеку тротуар дворник усиленно притворялись, что совсем не шпионят то ли за особняком, то ли за Олегом. Но что они шпионили – сомнений не оставалось: исходящие от них незримые флюиды так же явно выдавали в них наблюдателей, как и в тех двоих, что ехали позади. Олег почувствовал мимолетную досаду. Основательность Герасимова начинала его раздражать.

Большие ворота стояли открытыми, и в них как раз втягивался мини-обоз, состоящий из телег ломовиков с наваленными мешками и бочонками. По всей видимости, телеги намеревались обогнуть дом сзади, чтобы подъехать к черному входу. Олег со спутником спрыгнули на тротуар. Пролетка охранцев проехала мимо них и остановилась у тротуара метрах в ста далее. Когда она проезжали мимо, Олег не удержался и подмигнул одному из седоков, однако тот сделал вид, что не заметил, и отвернулся.

Короткую дорожку от калитки до больших массивных дверей сверху закрывала плоская крыша. У входа уже стоял, ожидая их, высокий представительный старик в изукрашенном мундире.

— Это кто, Витте? — тихо спросил Олег филера. Тот фыркнул.

— Станет вам граф сам гостей встречать! Мажордом, — пояснил он. — Главный над слугами. Любезный, — громко обратился он к старику, — у нас назначена встреча с графом на десять утра.

— Господин Кислицын, надо полагать? — величественно осведомился старик. — Я вас ждал. Пройдемте.

— Кислицын – он, — пояснил филер, кивая на Олега. — Я секретарь.

Едва удержавшись от удивленного хмыканья, Олег последовал за мажордомом. Тот неторопливо провел их через большой зал, начинающийся сразу за входными дверьми, в маленькую приемную. Здесь мажордом развернулся и пояснил:

— Его светлость просили сообщить, что неотложные дела заставили его перенести встречу на половину одиннадцатого. Сегодня рано утром они уехали по неотложному делу. Они передают свои самые искренние извинения и просят подождать здесь.

Олег выматерился про себя. Большие круглые часы на стене показывали без двадцати десять. Почти час ожидания? С ума сойти…

Крупецкий, очевидно, испытал похожие чувства.

— Позволено ли нам прогуляться по парку на свежем воздухе? — холодно спросил он. — Или мы обязаны ждать здесь?

— Его светлость не давали никаких указаний, — задумчиво ответил мажордом. — Я полагаю, они не стали бы возражать. В парк позади дома идет аллея, там имеется живописная беседка. Однако, милостивые государи, я бы попросил вас явиться сюда по крайней мере за пятнадцать минут до назначенного срока.

— Уж явимся, — буркнул Олег, и мажордом, важно поклонившись, вышел.

Пытаясь подавить раздражение, Олег решил еще раз подумать, что он может сказать графу. Отечество в опасности? Нужно срочно что-то делать? Ну да, если он хочет сходу вылететь отсюда, заодно напрочь испортив репутацию Зубатова, то можно начать и так. Он вдруг сообразил, что Зубатов, похоже, весьма ему доверяет, раз даже не попытался удержать от поездки. Или же полностью находится под его, Олега, влиянием. В любом варианте ситуация налагает на него определенную ответственность. Охо-хонюшки… На виске забился маленький, но чувствительный пульс.

— Давайте, действительно, Болеслав Пшемыслович, прогуляемся, — сердито сказал он. Времени еще куча… — Он достал из жилетного кармана фальшиво-золотые часы, щелкнул крышкой и вгляделся в циферблат. Они отставали от висящих на стене на четыре минуты. — Пойдемте. Заодно и местность посмотрим. Когда еще в Петербург выберемся, а?

Аллея действительно уходила в глубину небольшого, но густого и еще не до конца облетевшего парка. Вначале она шла вдоль бокового, очевидно хозяйственного, пристроя, где разгружались давешние телеги. Взгляд Олега зацепился за рябого малого лет двадцати с небольшим, который шустро таскал в подвал мешки с мукой. Его движения, несмотря на вес мешков, никак не меньший ста фунтов, казались плавными и грациозными, словно у танцора. За две минуты, которые Олег с филером неспешно шествовали мимо, он успел утащить не менее трех мешков, обогнав прочих грузчиков. Что-то в нем резало Олегу глаз, но совсем не так, как наружное наблюдение. Что-то привлекало его, не давая покоя. И уже когда они миновали стоящие телеги и ушли за пологий поворот, он внезапно встал как вкопанный, потом резко дернул спутника за рукав, спрыгнув с дорожки и укрываясь за деревьями.

— Что вы… — недоуменно начал филер, но осекся, когда Олег вскинул вверх руку с выставленным указательным пальцем.

— Ти-хо! — раздельно проговорил Олег. — Справочник, который давеча от Герасимова прислали, у вас с собой?

— Да, — озадаченно покрутил головой филер. — Я намеревался посмотреть его, пока вы с графом…

— Дайте сюда. Да быстрей же!

Выхватив из рук филера книжицу, Олег быстро перелистал ее.

— Вот, — он ткнул пальцем в фотографию, — то-то парень мне показался знакомым.

«Парецкий Иван Кузьмич», — гласила подпись под фотографией. — «Год рождения – 1880…»

Крупецкий вгляделся в фотографию.

— Какой-то новый, — проворчал он. — Не видел раньше. И что?

— Телеги, мешки, — нетерпеливо сказал Олег. — Только что прошли. Ну?

Филер задумался, потом его глаза сузились.

— Курва… — пробормотал он. — Действительно, он. Рябой. Ну и память у вас на лица, Олег Захарович! И что дальше? Если возьмем, ваша аудиенция сорвется.

— К черту аудиенцию! — зло огрызнулся Олег. — Что в мешках?

— Мука, видимо…

— Да хрена с два там мука! — почти в голос рявкнул Олег. — Они вымазаны мукой снаружи, а что внутри? Почему он их таскает, как хрустальные вазы? Так взрывчатку таскают, а не муку! У вас еще ни у кого дом не подрывали? Ну так похоже, что наш любезный граф станет первым. У вас оружие с собой?

— Браунинг, — коротко ответил филер. Его взгляд стал отсутствующим. — Надо подумать…

— Некогда думать, — отрезал Олег. — Сейчас медленно и неторопливо идем вдоль дома назад, не вызывая подозрений. Входим в дом, ставим на уши слуг, перехватываем его в погребе…

— А если он не один? — осведомился Крупецкий. — Пан осознает, что террористы могут подорвать адскую машину, даже если сами рискуют погибнуть?

— Неважно, — отмахнулся Олег. — В любом случае нам нужно в дом, предупредить людей. Только бы панику не подняли… За мной!

Он вышел обратно на дорожку, пару раз глубоко вздохнул, чтобы восстановить тяжелое от волнения дыхание, и неторопливым прогулочным шагом двинулся назад, не обращая внимания, движется ли за ним филер. Через несколько шагов он вновь оказался в виду обоза. Телеги стояли уже почти пустыми и явно готовились отправиться восвояси. Тщательно избегая смотреть в ту сторону, Олег одну за другой переставлял негнущиеся ноги. Сердце бухало. Как там говорил Джао… или Робин, неважно? Случайно, значит, со мной ничего не произойдет? Интересно, а если я окажусь в заминированном доме, зная о его заминированности, это в категорию случайностей попадает?

Он уже почти миновал обоз, когда словно против своей воли повернул голову и уперся взглядом в террориста, снимавшего с телеги последний мешок. Тот замер, насторожившись, как кролик перед лисицей. Олег отчаянно приказал себе отвернуться, но его словно что-то удерживало. Террорист встретился с ним взглядом и, внезапно что-то выкрикнув во все горло и выпустив мешок, бросился бежать по дорожке к углу здания. За ним бросился еще один грузчик, здоровый угрюмый детина.

— Держи! — завопил Олег, бросаясь за ним. — Хватай бандитов!

Сзади глухо стукнул выстрел, потом еще один. Детина, словно за что-то запнувшись, с размаху рухнул на землю. Его грязно-серая, выпачканная в муке штанина быстро темнела над коленом. Перепрыгнув через него, Олег бросился за рябым, успевшим оторваться минимум на двадцать метров. Сзади стукнуло еще два выстрела, стороной свистнули пули.

— Уйдет, сволочь! — прорычал Олег, хватая ртом воздух. — Стой, скотина! Убью! — несколько нелогично гаркнул он во все горло.

Его словно окутал горячечный туман. Сейчас ему хотелось только одного – догнать, повалить, растоптать. Он через силу прибавил скорость, и спина рябого начала потихоньку приближаться. Мимо мелькнули чугунные ворота, где-то в стороне бежали две фигуры, размахивая в воздухе табельными браунингами, свистел городовой, а кучер-шпион внезапно вскочил на козлах, перегнулся в пассажирское отделение, выхватил из-под сиденья продолговатый цилиндр и, неловко размахнувшись, бросил его в сторону Олега. Тот уже вытянул руку вперед, чтобы вцепиться в почти пойманного рябого… и тут грубая рука огромного великана ухватила его за шиворот и бросила вперед, а великанья нога отвесила ему чудовищной силы пинок. Его бросило в воздух и закружило, и потом на удивленные дома по ту сторону мостовой опустилась кромешная тьма.

Сознание возвращалось медленно, как бы нехотя.

— Убили! — причитала неподалеку какая-то женщина. — Ой, убили, люди добрые!..

Вокруг, судя по голосам, собралась небольшая толпа, словно сгустившаяся из воздуха. Свистели городовые, кричали мальчишки, что-то грозно рычали суровые мужские голоса. Он лежал на чем-то жестком и страшно неудобном, хотя под головой чувствовалось мягкое.

Олег с трудом приоткрыл левый глаз, который оказался не таким упрямым, как его правый собрат. Вокруг метались неясные тени. Он попытался сфокусировать взгляд, и в поле зрения вплыло озабоченное лицо склонившегося Крупецкого.

— Очнулся барин, слава богу, — облегченно всхлипнул кто-то рядом сострадательным бабьим голосом. — Ой, слава те господи…

Олег закрыл глаз. Страшно захотелось спать.

— Пан Кислицын! — настойчиво потормошил его филер. — Пан Кислицын! Как вы себя чувствуете? Пан Кислицын! Пан…

Голос уплыл вдаль, и на Олега снова накатилась темнота.

Крупецкий все еще в отчаянии тормошил своего потерявшего сознание подопечного, когда рядом затих цокот копыт четверки запряженных в карету лошадей и строгий голос спросил:

— Что тут происходит? Городовой!

Крупецкий отпустил плечи Олега, удостоверившись, что окровавленная голова контуженного аккуратно покоится на свернутом пиджаке, и распрямился, оборачиваясь. Высокий представительный мужчина шел к нему через расступавшуюся толпу, а почтительно склонившийся к нему полицейский растолковывал быстрой скороговоркой:

— … и вот тут, значится, как шарахнет, как шарахнет, ажно стекла в доме вылетели!..

— Добрый день, выше высокопревосходительство. Я сотрудник Московского охранного отделения, — устало произнес филер. — Сегодня утром вы назначили нам встречу. Вы отсутствовали, и во время прогулки по парку мой товарищ заметил террористов и попытался их обезвредить. Один их них успел бросить бомбу, предназначавшуюся, по всей видимости, вам.

— Вот как? — удивленно поднял бровь Витте. — Вы, надо полагать, господин Кислицын?

— Он – Кислицын, прошу прощения, — филер мотнул головой на лежащего в беспамятстве Олега. — За него, ваша светлость, вам свечку в церкви ставить нужно. Только, видите, без сознания он. Доктора бы…

— Ах, да, что же я! — спохватился граф. — Егор! — махнул он рукой выглядывавшему с запяток кареты лакею. — Тотчас же беги в усадьбу и пошли слуг, чтобы перенесли пострадавшего в дом. Пусть приготовят постель и позвонят доктору Довлатову. И сразу же, не медля, вышлите за доктором коляску!

Крупецкий кивнул ему в знак признательности и обернулся к двум понуро стоящим рядом агентам уголовного розыска, приставленным следить за Олегом. Один из них зажимал носовым платком кровоточащую бровь, рассеченную осколком камня.

— Растяпы! — прошипел филер. — Руки оборвать! Что с террористами?

— Осмелюсь доложить, бомбист мертв, — угрюмо сообщил тот, что с рассеченной бровью. — Лошадь испугалась близкого взрыва и понесла. Он вывалился из пролетки и башкой о булыжники, а потом еще и колесом переехало…

— Рябой где?

— В околоток городовые увели в наручниках. Кажется, он руку сломал и башкой о землю приложился, когда падал, так что слегка не в себе.

— Курва… — выдохнул филер. — Поделом ему. Жаль, я до него не добрался, он бы еще и не так башкой приложился. А тот, которого я подстрелил?

— Его, кажись, слуги повязали, — откликнулся второй агент.

— Кажись?.. — рассвирепел филер. — Ах ты, собачий сын, почему сам не проверил? Уйдет – шкуру спущу. Помощнички… Ты! — он ткнул пальцем в раненого. — Быстро в околоток, и следи за рябым, как за собственной женой в гусарской казарме! Ты, — он повернулся ко второму, — возьми пару этих бездельников, — он ткнул пальцем в растерянно топтавшихся на месте городовых, — и быстро в дом. Найди второго, надень наручники и тоже в околоток. Он ходить еще долго не сможет, так что пошлешь кого-нибудь из слуг за «ванькой». Ну, что уставились? Выполнять!

Агентов словно ветром сдуло. Крупецкий проследил за тем, что побежал к особняку Витте, и с удовлетворением заметил, как навстречу спешит группа слуг, возглавляемая давешним лакеем, а за ними, чуть приотстав, топочут сапогами двое в голубой форме – жандармская охрана особняка. Он повернулся и обнаружил, что граф все еще стоит рядом, с напряженным интересом рассматривая сцену. Еще пара лакеев безуспешно пыталась оттеснить в сторону толпу зевак.

— Ваша светлость, — обратился к нему филер, — вы позволите мне воспользоваться телефоном в вашем доме? Следует уведомить пана Герасимова о произошедшем.

В следующий раз Олег пришел в себя в мягкой, пахнущей свежестью постели от того, что ему прохладной влажной тряпицей обтирали лицо. Он облизнул пересохшие губы.

— Оксана… — с трудом прошептал он.

— Лежите смирно, барин, — произнес грудной женский голос. — Сейчас я ужо доктора позову.

Разлепив не желающие открываться глаза, Олег успел уловить выплывающий из комнаты полный женский силуэт.

Он лежал в небольшой спальне, и полуденное солнце било в тюлевые шторы, почти полностью закрывающие окно. С потолка – чудо из чудес! — на витом шнуре свисала хрустальная люстра с тремя электрическими лампочками. Помимо кровати в комнате наблюдались невысокий журнальный столик, прикроватная тумбочка, пара полумягких стульев и кресло. У кровати стояла табуретка. В кресле сидел, вытянув скрещенные ноги, Крупецкий с газетой в руке.

— Очнулись? — сурово спросил он. — Смерти моей хотите, да? Если бы вы померли, пан Зубатов бы из меня душу вынул. Ну какого ляда вы…

Он осекся. В коридоре послышались торопливые шаги, и в комнату вбежала давешняя тетка в белом халате и в шапочке сестры милосердия. За ней колобком вкатился невысокий полный дядька с небольшим саквояжем в руках и длинными залысинами. По пятам следовала личность, которую Олег почти уверенно опознал как графа Витте. Граф слегка походил на свои газетные фотографии и казался взволнованным.

— Ага, вот вы и очнулись, голубчик, — весело заявил дядька с саквояжем, бухаясь на табуретку и сходу вытаскивая большую слуховую трубку. — Ну-ка, дайте-ка мы вас послушаем.

Он ловко сдернул с Олега одеяло и распахнул у него на груди неведомо откуда взявшуюся ночную рубаху.

— Дышите… — приказал врач. — Глубже… Ага. Ну что же, голубчик, грудь вы себе не отбили, кровотечения в легких нет, хотя ребра наверняка будут побаливать еще долго. Царапины на голове – просто царапины, да и прочее все несерьезно. Небольшая контузия, даже сотрясения мозга не случилось. Сегодня-завтра вам еще требуется покой, но послезавтра уже можете встать и свободно ходить. Вы, сударь мой, буквально в рубашке родились. Такими бомбами людей на куски разрывает, а вы просто синяками отделались.

— Ну что же, хорошо, — с облегчением вздохнул Витте. Он подошел к Олегу и потрепал его по плечу. — Ну что же, сударь, судя по всему, я должен поблагодарить вас за спасение своей жизни. Что-то подсказывает мне, что если бы ту бомбу метнули в мою карету, я бы так легко не отделался.

— Не стоит благодарности, — Олег сделал попытку сесть, но охнул от неожиданной боли в ребрах.

— Лежите-лежите, — успокоил его Витте. — Пока вы не выздоровеете, я вас никуда не отпущу. Что же до того дела…

Неслышной тенью в комнату скользнул слуга. Он наклонился к уху хозяина и что-то тихо ему прошептал.

— Вот как? — удивился тот. — Ну что же, веди его сюда. Господин Герасимов приехал, — пояснил он остальным. — Надо же, ведь предупреждал он меня, что сегодня никто не может чувствовать себя в безопасности, но вот я как-то… — Он беспомощно развел руками.

Герасимов вошел в комнату широким, едва ли не строевым шагом. Он по-прежнему оставался в штатском, но военная выправка все так же чувствовалась за версту.

— Как вы себя чувствуете? — первым делом осведомился он у Олега.

— Спасибо, ничего, — хрипло ответил тот. Язык все еще слушался его не очень хорошо. — Бывало и хуже.

— Отлично, — кивнул полковник. — Я сообщу в Москву Сергею Васильевичу о вашем героизме. Попозже подумаем, как вас наградить, а сейчас позвольте мне выразить вам официальную благодарность. Сергей Юльевич, — обернулся он к хозяину, — а ведь я же вас предупреждал! Надеюсь, теперь вы не станете протестовать против… более тщательного присмотра за вашим домом? Определенно, двоих жандармов слишком мало.

— Теперь не стану, — кивнул тот.

— Вот и хорошо, — кивнул директор Охранного отделения. — Мои агенты уже осмотрели мешки, которые привезла телега с террористом. Несмотря на ваши опасения, Олег Захарович, там не оказалось ни динамита, ни иных взрывчатых веществ. Обычная мука. Парецкий уже признался, что террористы планировали покушение на вас уже две недели. Если бы сегодня вы не уехали спозаранку, вас взорвали бы на выезде из ворот…

— Зачем тогда Парецкий разгружал муку? — перебил его Олег. — Что он делал на территории?

— В последний момент внесенные в план изменения, — неодобрительно взглянул на него Герасимов, — предусматривали, что если бомба по какой-то причине не взорвется или же если Сергей Юльевич выживет, Парецкий должен застрелить его из обнаруженного при нем револьвера. Скажите спасибо Всевышнему, что у парня сдали нервы и он не выстрелил в вас вместо того, чтобы убегать.

— Что его сообщник? Которого подстрелил Болеслав Пшемыслович? — Олег кивнул на Крупецкого, который после появления Герасимова вскочил из кресла и встал едва ли не по стойке смирно.

Герасимову явно не понравился взятый Олегом требовательный тон, но, взглянув на Витте, он сухо ответил:

— Тоже арестован. Но он простой ломовик и, судя по всему, просто оказался втянут в заговор, не зная того. Он подозревал, что дело нечисто, когда Парецкий навязался к нему в качестве грузчика, потому и побежал. Похоже, он думал, что боевик собирается что-нибудь украсть из дома. Но он божится, что ничего не знал о покушении, и я склонен ему верить.

— Понятно. Теперь те двое, что находились у ворот. Переодетый извозчиком, что кидал в меня бомбу, переодетый дворником?

— Бомбометатель погиб, — нахмурился Герасимов. — Лошадь понесла, и он неудачно вывалился из пролетки. А что за второй? Какой еще дворник?

— Ага. Дворник, значит, ушел, — вздохнул Олег. — Ладно, выпытывайте у вашего Парецкого, кто он такой.

— Постойте, господин Кислицын! — в голосе Герасимова прорезались железные нотки. — Откуда вы вообще знаете о том, что дворник являлся сообщником?

— Господа, господа! — встрял в разговор доктор. — Напоминаю, что у моего пациента контузия, и он…

— Да все в порядке, — прервал его Олег. — Голова у меня пока соображает. Видите ли, господин Герасимов, уже когда мы подъезжали к воротам, я обнаружил за нами слежку. Двое ехали в пролетке, и еще двое изображали из себя извозчика и дворника возле ворот. Про первых двух Болеслав Пшемыслович пояснил мне, что они агенты уголовного розыска, приставленные к нам по его просьбе. Насчет второй пары я уточнять не стал. Поскольку вы знали, куда и когда мы едем сегодня, я решил, что они тоже ваши люди.

— И каким же образом, позвольте вас спросить, вы обнаружили слежку? — деланно-равнодушно осведомился Герасимов.

— Не знаю, — Олег пожал плечами, насколько позволили подушка и отбитые ребра. — Я отчетливо чувствую, когда за мной исподтишка наблюдают. Только не спрашивайте, как. Просто чувствую, и все.

— И все? — подозрительно спросил директор Охранного отделения. — Только-то? Уважаемый доктор, а что наука может сказать про подобную чувствительность?

— Наука, — возвел очи к небу доктор, — ничего не может сказать по такому поводу. Однако достоверно известны удивительные чудеса животного магнетизма, которые демонстрировал, например, Вольф Мессмер. В мире много сокрыто тайн…

— Все ясно, что ничего не ясно, — недовольно резюмировал Герасимов. — Ну что же, могу только желать, чтобы мои люди выработали в себе такие же способности. Господин Кислицын, имеете ли вы сказать что-то еще по поводу террористов? Еще что-то подозрительное, что вы… гм, почувствовали по ходу дела?

— Нет, — вяло шевельнул головой Олег. Неожиданно ему страшно захотелось пить. Он облизнул пересохшие губы и бессильно откинулся на подушку. Доктор бросил на него понимающий взгляд и поднялся с табуретки.

— Господа, — внушительно заявил он, — моему пациенту требуется отдых. Разговоры вполне могут подождать и до завтра.

— Хорошо, — кивнул Герасимов, — тем более, что мы по большей части все выяснили. Однако, господин Кислицын, мы еще поговорим с вами на предмет вашего необычного дара. Сергей Юльевич, мои люди уже взяли дом под наблюдение. Если террористы предпримут повторную попытку, мы сумеем их обезвредить. А теперь, господа, я откланиваюсь. У меня неотложные дела.

— Разумеется, — кивнул хозяин дома. — Однако же не откажите заглянуть как-нибудь вечерком на чашечку чая.

— Обязательно, — Герасимов по-военному четко кивнул и вышел. Двинувшегося за ним Крупецкого перехватил Витте.

— Погодите-ка, любезнейший, — сказал он. — У меня к вам есть небольшой разговор.

— Да, ваше высокопревосходительство, — кивнул тот.

— А вы, господин Кислицын, отдыхайте, — повернулся Витте к Олегу. — Ваше дело, я уверен, подождет и до завтра. Если вам что-то потребуется, слуги обеспечат всем необходимым, — он кивнул на прощание и вышел, увлекая за собой Крупецкого. — Вот что, господин Крупецкий, я бы попросил вас временно перебраться ко мне вместе с вещами. Господину Кислицыну я, разумеется, не позволю лежать больному в какой-то грязной гостинице, да и ваше присутствие представляется мне весьма не лишним…

Голос графа затих, когда сиделка закрыла дверь в коридор. Доктор склонился над Олегом и озабоченно пощупал его лоб.

— Ну вот что, голубчик, — сердито произнес он, — когда я говорю «полный покой», это значит именно «полный покой», а отнюдь не светские разговоры вести. Сейчас сиделка даст вам успокаивающего отвара из трав. Постарайтесь заснуть и ни в коем случае не вставайте, даже на горшок. Сиделка даст вам утку, когда потребуется, и не вздумайте смущаться и проявлять самостоятельность. Договорились?

Олег сонно кивнул. Комната начала потихоньку кружиться вокруг него. Он ощутил на своих губах влагу и автоматически сделал несколько глотков. Затем он снова провалился в глубокий сон.