Несомненная реальность

25 ноября 1585 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

— Ну, сучьи дети! — Олег щелкнул ногтем по газете, пробив в ней дырку. — Ты только прочитай вот этот пассаж!

Бегемот протянул руку, взял газету и уставился на пострадавшее место.

«…Думаю, сколь ни была бы противоречива и сложна та или иная фигура ростанийской истории, ее подлинная роль в строительстве и защите Пути Справедливости рано или поздно получит свою объективную и однозначную оценку. Разумеется, однозначную не в смысле одностороннюю, обеляющую или эклектически суммирующую противоречивые явления, что позволяет с оговорочками творить любой субъективизм, „прощать или не прощать“, „выбрасывать или оставлять“ в истории.

Однозначную – значит, прежде всего конкретно-историческую, внеконъюнктурную оценку, в которой проявится – по историческому результату! — диалектика соответствия деятельности личности основным законам развития общества. В нашей стране эти законы были связаны с решением вопроса „кто – кого?“ во внутреннем и международном аспектах. Если следовать желвачевской методологии исторического исследования, то прежде всего, по словам А. В. Треморова, надо ярко показать, как жили, как трудились, во что верили миллионы людей, как соединялись победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм масс и нарушения народной законности, а подчас и преступления.

Недавно одна моя студентка озадачила меня откровением, что-де классовая борьба – устаревшее понятие, как и руководящая роль пролетариата. Ладно бы такое утверждала одна она. Яростный спор, например, вызвало недавнее утверждение уважаемого академика о том, что-де нынешние отношения государств двух различных социально-экономических систем лишены классового содержания.

Допускаю, что академик не счел нужным объяснить, почему он несколько десятилетий писал о прямо противоположном – о том, что мирное сосуществование есть не что иное, как форма классовой борьбы на международной арене. Выходит, теперь философ отказался от этого. Что ж, взгляды, бывает, меняются. Однако, как мне представляется, долг ведущего философа все же повелевает ему объяснить хотя бы тем, кто учился и учится по его книгам: что, разве сегодня международный рабочий класс уже не противостоит мировому капиталу в лице своих государственных и политических органов?..»

— Да здесь еще ладно, — хмыкнул Олег, — ты дальше читай. Там про космополитизм пассаж парой абзацев ниже.

— Где? А, вижу…

«Тревожит меня и вот что: с воинствующим космополитизмом связана ныне практика „отказничества“ от народной справедливости. К сожалению, мы спохватились лишь тогда, когда его неофиты своими бесчинствами мозолят глаза перед самыми святыми историческими памятниками. Более того, нас как-то исподволь приучают видеть в названном явлении некую почти безобидную смену „местожительства“, а не классовую и национальную измену лиц, большинство которых на наши же общенародные средства окончили вузы и аспирантуры. Вообще некоторые склонны смотреть на „отказничество“ как на некое проявление „демократии“ и „прав человека“, талантам которого помешала расцвести „застойная справедливость“. Ну а если и там, в „свободном мире“, не оценят кипучую предприимчивость и „гениальность“ и торг совестью не представит интереса для спецслужб, можно возвратиться назад…»

Олег выхватил «Народную Ростанию» из рук начальника Канцелярии и потряс ей в воздухе, потом небрежно бросил на стол. Листы газеты разлетелись по ковру. Народный Председатель принялся возбужденно ходить из угла в угол.

— Ну и чего ты раздухарился? — лениво спросил Бирон. — Можно подумать, не я, а ты у нас немец. Подумаешь, еще одна преподша научных основ Пути Справедливости. Ей такую фигню всю жизнь в башку вбивали. Ты-то чем удивлен? Институт забыл? Или в первый раз эту газетенку в руки взял, что ли? Там же все такие, на голову ушибленные.

— Если не считать той мелочи, что статья вышла через три дня после моего интервью в «Новостях», я ничему не удивлен, — зло буркнул Олег. — Первозванова – наверняка мелкая сошка, пустое место. Мне не интересно, что она вбивает в головы несчастным студентам. Мне интересно, какой хрен с горы дал указание поставить писульку в номер.

— А при чем здесь твое интервью? — насторожился Бирон.

— Ты его вообще читал? — Олег обошел стол и бухнулся в жалобно скрипнувшее кресло.

— Нет. Зачем? — начальник Канцелярии пожал плечами и сдержанно зевнул. — Мы же обговаривали содержание. А мелочи контролировать – на то у меня специальные люди есть.

— Содержание мы обговаривали. А вот детали ты не знаешь. А у меня там как раз есть пара фраз насчет «космополитизма». И о том, что пора пересматривать наши отношения с Сахарой в контексте изменившейся международной политической ситуации.

— Так, — Бирон насторожился. — Под рукой есть?

— Есть. Обрати внимание на пятый вопрос.

Олег выдернул из-под кипы бумаг помятый номер «Новостей» и кинул ему. Начальник Канцелярии на лету подхватил газетную тетрадку и зачитал вслух:

— «…современная Сахара разительно отличается от той, что была полвека назад. Классовая борьба пролетариата сделала свое дело: владельцы заводов и фабрик поняли, что им выгоднее жить в мире со своими работниками, чем постоянно бороться с демонстрациями и забастовками. Современное капиталистическое производство учитывает интересы не только собственников, но и наемных рабочих. Профсоюзы защищают права пролетариата настолько эффективно, что даже забастовки в настоящее время достаточно редки. Фактически капитализм мирно, эволюционным путем, инкорпорировал в себя многие идеалы Пути Справедливости. Полагаю, в относительно недалекой исторической перспективе можно говорить о конвергенции двух политико-экономических формаций, их схождении к одной исторической сущности, гармонично включающей в себя элементы обеих систем. Разумеется, и для народной экономики Ростании необходимо задействовать многое из южного опыта. Очень аккуратно, с учетом исторических реалий и далеко не все, но, тем не менее, задействовать.

Интеграция в мировую экономику на современном этапе чрезвычайно важна для нас. Закрывать глаза на то, что мир меняется, чрезвычайно опасно, и многое из ранее называвшегося „космополитизмом“, на самом деле требует переосмысления с современных позиций…»

— Ну ты даешь, фокусник, — усмехнулся Павел. — Разумеется, на тебя сейчас всех собак спустят. Ты-то на что рассчитывал после таких заявлений? Думаешь, Нарпред – и все, твори что хочешь? Знаешь, сколько по стране первозвановых? Сидящих на тепленьких местечках преподавателей политэкономии, инструкторов, профоргов, общественников и на прочих непыльных должностях? Десятки, а то и сотни тысяч, целая армия! Они в жизни полезным трудом не занимались, только другим рассказывали, как хорошо простому человеку жить у нас и как плохо – у них. А ты под них копаешь, почву из-под ног выбиваешь. Куда они пойдут в случае чего? Да они тебя в клочья порвут за свои зарплаты.

— Пашенька, — Олег наклонился вперед, губы искривила злая улыбка, — я не младенец. Я знаю все как минимум не хуже тебя. Надутого болвана, что у нас на истфаке на четвертом курсе научную философию преподавал, я до сих пор помню. И именно его я держал в голове, когда продумывал, что говорить нужно.

— Ну и что тебе не нравится? — осведомился Бирон. — Я так понимаю, именно такой реакции ты и ожидал, провокатор. От меня-то чего хочешь?

— Ожидал, — согласился Народный Председатель. — Да только не через три дня и не в центральной газете. Так что от тебя, друг мой любезный, мне нужна информация. Напряги оперативный отдел, пусть выяснит, кто на самом деле госпожа Первозванова, кто за ней стоит, кто дал указание напечатать письмо… Понял? А потом… — Он сделал движение, словно скручивал голову курице. — Если они хотят открытой войны, они ее получат. Устал я от подковерных игр. В конце концов, меня всенародным голосованием выбрали…

— При помощи Хранителей, — хладнокровно уточнил Бегемот. — Точнее, того кадра, который тебе в том мире явился. Жа… Жабо?

— Джао, — внезапно Олег как-то погас. Он откинулся на спинку кресла, его взгляд сделался сонным, напряжение сошло с лица. — Да, Джао. И Робин.

Бирон внимательно посмотрел на Кислицына.

— Все еще не отошел? — сочувственно спросил он.

— Да какое там отошел… — махнул Олег рукой. — Все думаю, может, еще раз у врача своими мозгами поинтересоваться. Не у Келукайне, а у кого еще. Может, я все-таки свихнулся, а? Инопланетяне, модели, эталоны…

— Я тебе одно повторить могу, что уже тысячу раз говорил, — Бирон скривился. — Если бы я своими глазами не видел Хранителей, если бы не просмотрел десяток кинушек из закрытых архивов на предмет их возможностей, я бы, возможно, и решил, что ты крышей поехал. А после кинушек… Короче, расслабься и выжидай. Только поаккуратнее с «такуналом». Еще подсядешь на колеса – вот подарочек выйдет Ведерникову сотоварищи! Нарпред-торчок – классный повод свернуть все реформы.

— С «такуналом» я завязал, — рассеянно сообщил Олег. — Думать мешает. Я другого понять не могу – как время в том мире и у нас соотносится? Сначала вроде бы один к одному шло, если по первым сливам памяти судить. А теперь, выходит, у нас быстрее? Вот блин! И сколько мне очередной серии ждать?

— Расслабься, — посоветовал Бирон. — Вообще не думай о них. Воспринимай как кино. А хочешь, я тебе настоящих фильмов подкину? Фантастических, сахарских? Там такие спецэффекты – жуть, на компьютерах рисуют. Там тебе не модельки на ниточках, как у нас. Ребята из первого отдела из загранкомандировки притаранили штук тридцать кассет на пятерых. Не нелегалы, мать их за ногу, а фарцовщики какие-то! Надо?

— Потом, — Олег встряхнулся. — Ладно, если у тебя дела, можешь топать. Не забудь, о чем я просил. Только потише там, неофициально выясняй. Может, Шварцмана подключить, а то он только зря казенные фонды проедает.

— Заметано, — кивнул начальник Канцелярии. — Сделаем клиента без шума и пыли. Кстати, читал отчет о вчерашнем митинге под Варежкой?

— Где? — озадаченно спросил Олег.

— Не знаешь? — поразился начальник Канцелярии. — Ну ты даешь, абориген хренов. Ну, как его, памятник сталеварам и танкистам у Северного вокзала, там еще мужик стоит с вытянутой вперед рукой, — он вытянул руку, изображая позу чугунного мужика.

— И что?

— А на руке – варежка, — терпеливо пояснил Бирон. — Защитная, сталеварская.

— Да я не про варежку, — мотнул головой Народный Председатель. — Что там с митингом?

— Ничего особенного. Неформалы опять толкуют про реформы, про ускорение… Ну, в общем, некоторые твои речи пересказывают.

— Замечательно. Всю жизнь мечтал о такой популярности. И что? Надеюсь, не разгоняли водометами?

— Да нет, там всего человек полста тусовалось. Приехал патруль УОД, настучал паре особо неформалистых и крикливых электродубинками по рогам, остальные сами разошлись. Даже не арестовали никого. Я как отчет одэшников прочитал, с самим Голосуповым связался. Тот, говорит, специально дал директиву не зверствовать особенно, если митинги, пусть и несанкционированные, в твою поддержку.

— Смотри-ка, у него даже мозги какие-никакие имеются, — хмыкнул Олег. — Знаешь что, друг ситный, сделай-ка ты мне вот что. Собери информацию о настроение в обществе на предмет поддержки подобной галиматьи. Ну, там перестройка, ускорение, все такое. А я дам задание Голосупову. Интересно мне сравнить твои отчеты и СОД.

— Сделаю, — Павел вытащил записную книжку и поставил пометку. — Не доверяешь, значит…

— Да, не доверяю, — задумчиво согласился Олег. — Не нравится мне Голосупов в последнее время. Печенкой чую – что-то с ним не так. Скользкий какой-то стал, взгляд уклончивый. Наш ли он все еще человек, вот вопрос.

— Да куда он денется, — Бирон махнул рукой. — Знает же – если ты слетишь, то и он ласточкой за тобой отправится. Даже в свою дыру выдринскую простым опером – и то вряд ли.

— С того момента, как я его из Выдринского управления вытащил, почти год прошел. Люди меняются, да и времени, чтобы осмотреться и мостики навести, достаточно имелось. Нет, ничего конкретного сказать не могу, но вот что-то в нем…

— Ладно, тебе виднее. Телепатом у нас всегда ты работал, — Бегемот серьезно кивнул. — Пригляжусь получше.

— Приглядись. И вот еще что. Ты ведь досье на меня ведешь?

Павел дернулся в своем кресле, и Олег поморщился.

— Ладно, не ври. По глазам вижу, что ведешь. И правильно делаешь. Нужно вот что. Пришли мне диктофон и кассет к нему. Я хочу надиктовать на него все, что помню из «той» жизни. За неделю, думаю, управлюсь. Потом отдашь доверенной машинистке для расшифровки и приложишь к делу. Если я все-таки свихнусь от раздвоения личности, должны остаться полные материалы. Параллельно расконсервируешь рабочую группу – или что там имелось в Канцелярии – по Хранителям. Прошерстишь еще раз особо тщательно на предмет допуска и начнешь заново расследовать все, что о Хранителях известно. Все, до последних мелочей. Все артефакты, живые или действующие – пофиг, свидетельские показания – все, что можно. Еще раз попытайся хоть кого-то из их экспертов найти, вдруг да получится. Они бы очень нам сейчас пригодились Мои воспоминания в общую кучу положишь, пусть твои спецы думают, как они в общую картину укладываются. Надеюсь, я в том мире не слишком поглупел и догадаюсь вытянуть из Джао и Робина что-то еще. Ясно?

— Ясно. Сегодня вторник… Ага, до конца недели группу сформировать успеем… — Бирон снова черкнул в своей книжке.

— Замечательно. Что там с Оксаной?

— Наружка приставлена, люди самые опытные. Ни один волосок с головы не упадет за пределами парикмахерской, — Бирон жизнерадостно гыгыкнул. — Слушай, что ты мучаешься? Девочка – класс, перевези ее к себе и наслаждайся еще и в этой жизни. А то ведь найдет себе кавалера, и что делать станешь? От ревности сохнуть?

— Успеется с перевозкой, — сквозь зубы проговорил Олег. Внезапное ему захотелось как следует врезать старому приятелю по зубам. — Охранять как сейфы Госфонда, и не более того, — он резко выдохнул. — Ладно. Ты когда в кабинет заходил, не видел, сидит там этакий хмырь в больших очках и с усами?

— Сидит, — подтвердил начальник Канцелярии. — Я еще подумал, что рожа больно знакомая. Кто такой?

— Ну как же, — усмехнулся Олег. — Директор Мусельского автомобилестроительного, некто Краличка Герман… как там его… Иосифович. Напросился на прием пару дней назад. Втолковывал что-то насчет нереальных планов, что Пряхин посоветовал обратиться лично ко мне… Да из твоего же отдела мне его дело доставили.

— Издалека как-то раз видел, — Бирон пожал плечами, — а вживую не общался. Запомню. Позвать, когда мимо пойду?

— Сделай милость.

Бирон легко выбросил тело из кресла и смачно потянулся.

— Ладно, борись тут. А у меня еще дел невпроворот, — он развернулся к двери.

— Типа строительство своей дачки проинспектировать? — ехидно спросил его Олег в спину.

Начальник Канцелярии замер и медленно повернулся к Народному Председателю.

— Не сомневайся, в курсе, — уверил его Олег. — И не только дачки. Пашенька, родной, я же тебя с детства знаю. Кто у меня в третьем классе морскую раковину из шкафа увел? То-то же. Зарываться начал, дружище, ох, зарываться. Взятки берешь, да?

Физиономия Бирона медленно наливалась краской.

— Расслабься, родной, — ласково сказал ему Олег. — За раковину я уже давно зла не держу. У всех свои слабости. Но сейчас ты, Пашенька, постарайся себя в рамках держать, ага? Неприятно получится, если начнут гулять слухи, что начальник нарпредовской Канцелярии на лапу берет. Эй, слышь, Бегемот, выдыхай!

Павел часто и тяжело задышал.

— Голосупов заложил, да? — осведомился он. — Или Безобразов? Вот суки, и дачка-то всего на два этажа, не чета шиммелевской или ведерниковской, а все уже стучат как дятлы.

— Может, Голосупов, — согласился Олег. — Может, Безобразов. А может, и кто-то из твоих. Паша, — он посерьезнел, — пойми: Народный Председатель не может зависеть от одного источника информации, пусть даже от своего лучшего друга. Альтернатива твоим отчетам у меня всегда будет. Не обижайся, жизнь такая, паскудная. Что же до дачи, то я в курсе ее размеров, как и размеров поместий прочих министров. Ничего против не имею, только… не зарывайся, ага?

— Уговорил, — вздохнул Бегемот. — По крайней мере, за лучшего друга спасибо. Ну, я пошел.

Покачав головой, он повернулся и вышел. Впрочем, когда он переступал порог кабинета, его походка стала обычно-жизнерадостной. Олег улыбнулся краем рта. У воды да не замочиться невозможно. Главное – чтобы чувства безнаказанности не появилось. Особенно у Бегемота. Чувствуется в нем в последнее время… как бы сформулировать… самоуверенность? Нет. Бесшабашность? Нет. В общем, что-то такое…

— Можно? — дверь приоткрылась, и в щель просунулся длинный нос господина Кралички. — Павел Оттович сказал, что…

— Проходите, Герман Иосифович, — пригласил его Олег, стараясь, чтобы голос звучал как можно более радушно. Директор МАЗа почему-то внушал ему инстинктивное отвращение. Может, из-за бегающего взгляда или из-за вороватых повадок. Или из-за чего-то еще?

Гость, озираясь по сторонам, осторожно прокрался по ковру и аккуратно присел на краешек кресла. Похоже, что в столь высоком кабинете ему довелось оказаться впервые.

— Итак, Герман Иосифович… — Олег сделал вид, что роется в бумагах, разыскивая документ. На самом деле письмо Кралички он заранее положил на удобное место, но не следовало показывать этому уроду, что его воспринимают слишком серьезно. — Да где же оно?.. А, вот! По случайному совпадению вместе с вашей просьбой о встрече мне в руки попала копия вашей же докладной записки в канцелярию Комитета легкого машиностроения. Посмотрите, пожалуйста, вы писали?

Он протянул бумагу в сторону Кралички. Тот, вглядевшись, часто и мелко закивал. Интересно, соглашается он или же просто трясется от страха? Ладно, предположим, что молчание в любом случае является знаком согласия.

— Прекрасно. Значит, вы пишете, что – цитирую – «проблемы с качеством выпускаемых нами легковых автомобилей серий „Росомаха“ и „Ласточка“ обусловлены временными трудностями с поставками запчастей от смежников, а также с падающим качеством комплектующих». И именно потому вы не способны выполнять план. Так?

Директор Мусельского автозавода снова мелко закивал. Олегу стало немного жаль его. Крупный, с благородной сединой в волосах мужчина наверняка сам умеет орать на подчиненных так, что стекла в окнах дребезжат. Но процедура получения пистона от вышестоящего начальника по канонам бюрократических игр предписывала полную покорность независимо от степени вины. И именно покорность гость сейчас так старательно демонстрировал.

— Понятно. А вот у меня есть еще одна статистика, — Олег потряс в воздухе другой бумажкой. — Отделения моей Канцелярии в пятидесяти крупных городах нашей необъятной Родины запросили информацию у государственных автомобильных мастерских на предмет причин поломок ваших автомобилей. Запросить информацию у тьмы мелких частников, подрабатывающих тем же, по понятным причинам нам не удалось, ну да нам хватит и официальных данных.

Он придал голосу вкрадчивости.

— Смотрите, что получается. Если свести воедино и обобщить, то примерно семьдесят процентов всех поломок обусловлены именно некачественной заводской работой. Например, проблемы с технологическими допусками, отклонения в рамках которых у вас почему-то накапливаются так однонаправленно, что винты в совмещенные отверстия приходится забивать молотками, а подвеска выходит из строя уже через пару месяцев эксплуатации. Скверная сборка – те же гайки просто не затягивают до конца, если вообще удосуживаются их накрутить. Банальное воровство комплектующих, в конце концов, — значительную часть машин владельцам приходится доукомплектовывать самостоятельно, покупая украденные запчасти на черном рынке, куда они попадают прямиком с вашего завода!

Олег многозначительно наклонился вперед.

— Откуда на черном рынке берутся запчасти, кстати, — зловеще проговорил он, — отдельный вопрос, которым еще займутся компетентные органы. И, сдается мне, Герман Иосифович, вы знаете о нем куда больше, чем изображаете. Но пока отставим его в сторону. Сейчас меня больше волнует, почему наши отечественные автомобили, в первую очередь вашего производства, — слово «вашего» он произнес с нажимом, — в народе не называют иначе, чем «ведра с болтами»?

Директор МАЗа вытер вспотевший лоб рукавом пиджака.

— Это… это преувеличение… — быстро забормотал он. — Издержки технологического процесса… Мы только пять лет как закончили перевод конвейеров на сборку гравишасси…

— Только? — гаркнул Олег во все горло. Краличка испуганно отпрянул и сжался в своем кресле. — Только пять лет? А что вы занимались переводом еще десять лет до того, вы забыли? А что до перевода к вашим машинам относились точно так же, уже из головы вылетело? Почему когда на ваших заводах работали иностранные инженеры, их построившие, с машинами все было в порядке, а после того, как они уехали, качество пошло в жопу? Вы станете мне рассказывать, что самовольное изменение техпроцесса, подмена одних материалов другими, подешевле, раздолбайство рабочих на производстве вплоть до неприкрытого пьянства на рабочем месте – из-за того, что вы не успели толком внедрить новые технологии? Не рассказывайте мне сказки!

Он грохнул кулаком по столу.

— Переваливать свою вину на других все мастера! А вот как самим что-то правильно сделать…

— Но наше конструкторское бюро… — испуганно пискнул Краличка.

— Ах, ваше конструкторское бюро? — зловеще протянул Олег. — Сейчас вы расскажете мне, как они доказали обоснованность замены материалов? Что тридцатипроцентный разброс мощности гравиэмиттеров в рамках одной матрицы – в допустимых рамках? Что развал эмиттеров, в течение первого месяца эксплуатации матрицы увеличивающийся на семь-десять градусов, вполне нормален? Что треть ДТП, причиной которых являются неисправности системы управления – такая херня, на которую можно наплевать с высокой башни? Что через пень-колоду оцинковка корпусов, из-за которой они через год сгнивают, в пределах допусков? Оч-чень интересно. Знаете что, Герман Иосифович, мне тут в голову пришла одна небольшая идейка. Знаете, какая?

Он посмотрел на директора немигающим взглядом, словно удав на кролика. Потом медленно протянул руку к телефону, не отрывая от директора взгляда, снял трубку и нажал на кнопку вызова Безобразова. После нескольких гудков в динамике щелкнуло.

— Да, Олег Захарович? — осведомился без пяти минут генерал.

— Жоэль Иванович, тут у меня возникло желание проветриться, — спокойным тоном произнес Народный Председатель. — Нет, недалеко – в область. В Мусельск. Да, на автозавод. Обеспечьте машину с двумя охранниками к третьему подъезду. Серую. Да, прямо сейчас. Спасибо.

Он аккуратно положил трубку и растянул губы в ледяной улыбке, больше смахивающей на оскал.

— Сейчас, Герман Иосифович, мы с вами просто проедем на вверенное вашим заботам предприятие и посмотрим, как там обстоят дела на самом деле. В том числе и в вашем хваленом КБ.

Когда Краличка увидел, на чем им предстоит ехать, у него округлились глаза. Кажется, даже коленки от изумления трястись перестали. Кодовое слово «серая», мимоходом брошенное в разговоре, означало вовсе не цвет машины. Когда в свое время Олег настаивал, чтобы ему оставили возможность передвигаться незаметно, не в огромном официозном гробу с эскортом и музыкой, а на одиноком авто, он довел Безобразова чуть ли не до инфаркта. Начальник охраны выдал продолжительную речь на тему, что не видит возможности обеспечивать безопасность высшего лица государства в таких обстоятельствах. Заткнулся он лишь после того, как Олег мягко намекнул ему, что здесь никого насильно не держат. Месяц после разговора Безобразов ходил мрачнее тучи, пока Канцелярия, наконец, не получила переделанный по спецзаказу подходящий автомобиль.

Невзрачная «Ладога-22», более подходящая какому-нибудь чиновнику средней руки, на деле представляла собой шедевр автомобильных технологий. Фактически внутри не осталось ничего от оригинальной начинки. Стандартную маломощную гравитационную подушку заменили на комбинированную колесно-гравитационную схему: пойдя на повышение, Безобразов скорешился с Полозковым, и тот слил ему данные о новейших сахарских разработках, позволявших с помощью дистанционно наведенных флуктуаций в гравиподушке делать автомобиль совершенно неуправляемым. И на колесах, и в парении двигатель мог работать и от аккумуляторов, и на дизельном топливе, и в любом варианте разгонялся на шоссе до ста пятидесяти за восемь секунд. И это несмотря на корпус и стекла, которые не пробивались пулей из тяжелого армейского пулемета даже с расстояния в три метра. В качестве довеска механики спецмастерской умудрились увеличить объем внутреннего пространства, так что пять человек там теперь помещались с относительным комфортом. Олег, впрочем, ездил на переднем сиденье, рядом с шофером, и о том, как широкоплечие охранники помещаются сзади втроем, предпочитал не задумываться.

Разумеется, даже такой машине Безобразов жизнь Нарпреда полностью не доверял. Где-то глубоко в ее потрохах жил своей автономной жизнью радиомаяк, а на расстоянии примерно в километр всегда держались две или три машины сопровождения, готовые прибыть на сигнал бедствия в течение минуты. Но такая схема давала относительную иллюзию свободы и позволяла Олегу наносить внезапные визиты туда, где его совсем не ждали. В самом начале своего нарпредства он довольно часто использовал чудо-машину для нанесения таких визитов, но со временем забава поднадоела. И вот теперь автомобиль снова пригодился.

Пока выбирались из города, Олег задумчиво смотрел по сторонам, не обращая внимание на вздохи директора, зажатого на заднем сиденье между двумя амбалами. Ехать в собственном автомобиле Олег ему не позволил – наверняка там стоит радиотелефон, и к его приезду на заводе устроят стандартное представление из серии «добро пожаловать, высокий гость», чего Народному Председателю хотелось в последнюю очередь.

Старые, облупленные «памятники архитектуры», заполонявшие центральную часть столицы и наверняка доставлявшие кучу мучений своим обитателям, постепенно пропадали. Сначала появились массивы пяти- и семиэтажек четвертьвековой давности, построенные, когда народное правительство приняло решение полностью ликвидировать бараки и коммуналки. Запал быстро прошел, да и вкладываться в жилищное строительство, когда на те же деньги можно построить пару лишних танковых заводов, оказалось неинтересно. Примерно половину официально существующих бараков расселить удалось, в значительной степени ликвидировали и неофициальную ведомственную рухлядь, но в целом программу реализовали ни шатко ни валко. Бараков стало заметно меньше, но до полной их ликвидации и сейчас оставалось семь верст, и все лесом.

«Новые» дома тоже успели обветшать до невозможности. По отзывам, там уже напрочь прогнили водопровод с канализацией, зимой постоянно размораживало отопление, лестничные клетки не ремонтировались со времен постройки, а в небольших комнатах с чуть ли не картонными стенами не было житья от малейшего шума у соседей. Отсутствие лифтов, особенно в семиэтажках, при обмене квартир окончательно относило эти дома к разряду самых непрестижных. Олег еще по прошлой скромной жизни знал случай, когда семья из четырех человек обменяла трешку в пятиэтажке на полуторку меньшей площади в доме поновее, причем относила сделку к разряду удачных.

Далее пошли массивы многоэтажек новых серий. Они возвышались на двадцать, а некоторые – и на двадцать пять этажей. По престижности они далеко отставали от старых высоток в центре, на набережных, но уже представляли из себя более-менее приличное жилье. Если попадались хорошие соседи, не имеющие привычки громко врубать музыку и буйствовать в два часа ночи, то здесь люди устраивались с относительным комфортом. Проблема заключалась в том, что их строительство обходилось куда дороже, чем в старых сериях, так что в эксплуатацию их вводили в существенно меньших количествах.

Олег вздохнул. Не далее чем три недели назад он долго общался с Елькиным, директором Комитета капитального строительства. Елькина сослали туда еще при Треморове – он то ли неудачно поучаствовал в подковерных играх на стороне проигравшей партии, то ли высказывался о чем-то не так, как положено. Олег несколько раз видел его издалека, еще когда работал в Комкапстрое снабженцем. После разговора Олег, скорее, склонялся к последней версии: директор, крупный седовласый мужик с тяжелым взглядом, в молодости долго проработавший прорабом на стройке, в ответ на обвинения в некомпетентности так обложил Народного Председателя матом, что тот на пару минут потерял дар речи и только хлопал глазами, медленно наливаясь краской. Однако после того, как собеседники немного успокоились, выяснилось, что Елькин неплохой собеседник и довольно грамотный специалист. По его словам выходило, что выйти на приемлемые темпы сдачи нового жилья удастся, если увеличить вложения в отрасль раз в пять. Требовалось не только отводить место под новые дома и закупать строительную технику – не хватало заводов по производству железобетонных панелей, цемента, квалифицированных рабочих и тому подобной совершенно необходимой сопутствующей фигни. Если запускать строительство новых заводов прямо сейчас, увеличить набор на строительные специальности и в вузах, и в техникумах, начать производить или закупать за рубежом современную строительную технику, то лет через пять отрасль выйдет на новые темпы. А при нынешнем положении вещей…

Олег хмыкнул. Где взять средства для развития жилищной отрасли, он решительно не понимал. Впрочем, он вообще не понимал, что делать с разваливающейся на глазах экономикой даже в случае удачи «Ночного танцора». Ему пришлось санкционировать продолжение тихушечной распродажи золотого резерва страны, начатое еще при Треморове, и запас таял, как брусок льда в кипятке. Еще год-другой, и… Народному Председателю боялся думать, что произойдет, когда золото кончится. Еще пять лет назад запас составлял около пяти тысяч тонн. Сейчас он не превосходил трех тысяч, и из-за снижения валютных поступлений от нефти скорость растраты росла прямо на глазах. Надежды на банковские кредиты Южного блока тоже оказались призрачными: их почти перестали давать еще старому Нарпреду и совсем не желали давать новому.

Усилием воли Олег отогнал тоску. Сейчас ему требовалась здоровая злость. Разумеется, толку от его визита не выйдет никакого, но хоть разворошить немного сонное царство…

Спецмашина летела по лесному шоссе. Директорский автомобиль, пытавшийся держаться рядом, уже давно безнадежно отстал. Вскоре впереди замелькали окраинные пятиэтажки Мусельска, мирно соседствующие с покосившимися одноэтажными деревянными домиками. Из-за рощицы вынырнули дымящие заводские трубы. С хмурого осеннего неба начали падать редкие снежинки. Свернувшаяся возле калитки собака встрепенулась, раздумывая, стоит ли облаивать проезжающий экипаж, но лишь индифферентно зевнула и снова спрятала нос под пушистым хвостом.

— Объясняйте, как ехать, — приказал Олег, не оборачиваясь.

Облупившаяся штукатурка длинного трехэтажного здания заводоуправления навела на него тоску. В памяти внезапно всплыла контора на заводе Гакенталя… там, в другой жизни. Она казалась такой же обшарпанной и невзрачной, но каким-то шестым чувством чуялось, что внутри кипит жизнь. Здесь же – болото с почти явственным гнилостным запахом тоски и безысходности. Народный Председатель выбрался из машины и подождал, пока вслед за охранником из нее с трудом вылезет директор.

— Слушайте меня внимательно, Герман Иосифович, — холодно произнес он. — Сейчас мы просто прогуляемся по заводоуправлению. Я хочу посмотреть, что и как. Не пытайтесь послать людей для срочного наведения порядка. Называйте меня по имени-отчеству. Опознают ваши сотрудники Народного Председателя – прекрасно. Не опознают – еще лучше. Почести мне нужны в самую последнюю очередь. Все понятно?

Директор судорожно кивнул. Кажется, он искренне жалел, что когда-то вообще согласился занять нынешнюю должность.

На проходной хмурый вахтер открыл рот, чтобы остановить Олега, бесцеремонно перепрыгнувшего через оградку рядом с вертушкой, но директор замахал на него руками.

— Он со мной, — просипел он. — Все в порядке, — он протиснулся сквозь лязгнувшую вертушку и мелко засеменил впереди. Олег, сопровождаемый так же перепрыгнувшими через оградку охранниками, двинулся за ним.

Вахтер недоуменно почесал в затылке. Ему показалось, что он определенно где-то уже видел прыткого во всех смыслах гостя, но где – так и не вспомнил. По правде говоря, сейчас его куда больше занимал выцарапанный на два дня у племянника сахарский детектив о репортере Хуаве, купленный за макулатурные талоны. Отважный репортер как раз вплотную приблизился к разоблачению заговора очередного воротилы-кровопийцы, и отрываться от чтения совершенно не хотелось. Прошли и прошли. Чай, директор сам знает, кого можно проводить, а кого нет.

Свернув за угол, где их уже не мог видеть вахтер, Олег обогнал директора.

— Где ваше КБ? — осведомился он. — Этаж, номер комнаты, направление?..

— Второй этаж, от лестницы налево. Кабинет заведующего в конце коридора, номер двести сорок.

— Заведующего… — пробормотал Народный Председатель. — Заведующий – это хорошо.

Прыгая через две ступеньки, он взбежал на второй этаж. Он почувствовал знакомое возбуждение, всегда охватывающее его во время безрассудных авантюр. С чувством легкой вины он вспомнил, что на сегодня у него еще назначена встреча с группой чиновников из Минобра, требующих отменить призыв студентов на действительную воинскую. Встреча, на которую к запланированному сроку он совершенно определенно не успеет, даже если поедет прямо сейчас. Ладно, переживут образованцы. Перенесут им встречу с подобающими извинениями. В конце концов, может Нарпред отвлечься на внезапные дела государственной важности или нет? Или банальным поносом заболеть неожиданно?..

По сторонам мрачного коридора тянулись обитые унылым темно-коричневым гранитолем двери с табличками. Олег на секунду притормозил, задумался, потом решительно ткнул пальцем:

— Нам сюда.

— Кабинет заведующего… — попытался возразить Краличка, но Олег оборвал его:

— Меня не интересует заведующий. Меня интересует, что думают простые сотрудники. Полагаю, люди за этой дверью ничем не хуже остальных.

Он решительно дернул на себя ручку и вошел в длинную комнату, освещенную лампами дневного света.

— Здравствуйте, господа и дамы, — негромко проговорил он. — Можно вас отвлечь на несколько минут?

В комнате наступила мертвая тишина.

— Мать моя женщина… — пробормотал кто-то в дальнем углу. — Народный Председатель!

Сотрудники в белых халатах застыли за кульманами словно изваяния. С тихим шорохом скользнула по чертежу отпущенная рейсшина. У кого-то выпал из руки и покатился по полу карандаш. Три тетушки в углу сделали слабую попытку прикрыть листом ватмана следы чаепития, но, как кролики перед удавом, замерли под взором Олега.

— До сего момента мне казалось, что гипнотическим взглядом я не обладаю, — насмешливо сказал Олег. — Граждане, вы тут конструкторское бюро или мастерская лепки гипсовых статуй с натуры? Ну да, я Народный Председатель. Всенародно избранный, между прочим. И я не кусаюсь.

Никто не пошевелился.

— Ну ладно, — вздохнул Олег. — Граждане мои дорогие, я все-таки отниму у вас полчаса драгоценного времени. Разговор есть. Вы бы подсели поближе, а то через всю комнату кричать неудобно. Да и ходить все время – ноги о ваши противовесы переломаешь. Как вы сами тут протискиваетесь? Ну давайте, давайте, подтягивайтесь!..

Несколько секунд ничего не происходило. Потом люди начали неуверенно выбираться из-за кульманов и еще менее уверенно приближаться, с опаской поглядывая на директора завода.

— Олег Захарович, — встрял Краличка, — а может, соберем коллектив в актовом зале? Здесь тесно, неудобно, даже присесть толком некуда…

— Нет, — качнул головой Олег. — Мне даром не нужно стандартное мероприятие. Я с людьми поговорить хочу, а не речи послушать. Тем более что не готовы у вас речи. Знаете что, Герман Иосифович, ваш кабинет где-то неподалеку? У вас наверняка есть срочные дела. Ваше присутствие здесь обязательным не является, так что вы пока можете заняться своими делами. Иоганн, — он повернулся к телохранителю, — будь другом, сопроводи господина директора до рабочего места. И проследи, чтобы лишнего шума не возникло.

Охранник чуть заметно кивнул. Он неоднократно сопровождал Олега раньше, и Народный Председатель успел оценить сообразительность парня. Несмотря на внешность уличного бандита и посверкивающую в углу рта фиксу, телохранитель не уступал умом и начитанностью многим знакомым интеллигентам Олега. Можно надеяться, что лишнего трезвона по всем телефонным аппаратам он не допустит.

Иоганн развернулся и выразительно уставился на Краличку. На лице директора возникло страдальческое выражение, но он медленно повернулся и покинул комнату, напоследок окинув сотрудников КБ грозным взглядом. Кажется, страдал он вполне искренне – независимо от его личного отношения к Олегу. Народный Председатель являлся высшим начальством, и нарушение привычного бюрократического этикета с ковровыми дорожками, торжественными заседаниями и показательной экскурсией уязвляло директора в самое сердце.

Когда за Иоганном закрылась дверь, Олег взял ближайший свободный стул, оседлал его – хлипкая деревянная конструкция жалобно скрипнула под его весом – и вздохнул.

— Граждане, — печально сказал он, — мы одни. Совсем одни. Сергея, — он мотнул головой в сторону второго охранника, подпирающего стену у двери, — можно не считать. Я хочу с вами поговорить. Честно скажу – мне все равно, с кем говорить, лишь бы не с начальством. С начальством я уже натолковался вдоволь, а проку никакого. Вы бы устраивались поудобнее. У меня есть полчаса времени, а навытяжку стоять не слишком удобно. Да расслабьтесь же вы, блин!

Народ задвигался. На поверхностный взгляд в комнате обитало человек двадцать, половина – тетушки в возрасте далеко за сорок, человек шесть-семь мужчин возраста, колеблющегося от двадцати до шестидесяти, и пара молодых девиц, одна из которых вполне ничего себе и даже еще без обручального кольца. В ответ на оценивающий взгляд Олега она смущенно склонила голову и зарделась.

Через минуту-другую коллектив дисциплинированно расселся на подтащенные стулья за столами и в проходе.

— Итак, господа, — Олег обвел всех взглядом. — Я даже не стану спрашивать, чем вы тут занимаетесь. Образование у меня такое, что все равно не пойму. Меня волнует другое. Скажите, вот вы здесь все специалисты, занимающиеся автомобилями. Наверное, вполне квалифицированные специалисты. И наверняка можете объяснить мне, почему наши машины такие хреновые. Скажите, ну почему мы десятилетиями боремся за качество, а все равно с конвейера сходят ржавые корыта?

— Наш трудовой коллектив делает все, чтобы повысить качество, господин Кислицын! — прорезалась тетушка лет пятидесяти, в которой по повадкам и интонации явно проглядывала общественная деятельница. Одна из тех особ, что во время появления Олега в комнате гоняли чаи. — Несмотря на постоянные сложности…

— Стоп! — оборвал ее Олег. — Вот такие слова мне говорить не нужно. Я сам их могу наговорить столько, сколько потребуется.

Он повнимательнее оглядел окружающих. Наверное, тот паренек у третьего в ряду кульмана – на вид лет двадцать шесть-двадцать восемь, держится в тени, но взгляд не отводит. Как раз тот возраст, когда мозги уже работают на полную катушку, а уважение к авторитетам в кровь еще не въелось. Интересно, скажет что-то путное?

— Вот вас как зовут? — спросил он парня.

— Кирилл, господин Народный Председатель. Зайтман Кирилл Гершевич.

— Скажите, Кирилл, что вы думаете по сути проблемы? Почему у нас такое низкое качество продукции?

Все головы повернулись к парню, но тот и не подумал стушеваться.

— Вам как, честно сказать, Олег Захарович? — спросил он. Тетушка-общественница раскрыла рот, но осеклась под прищуренным взглядом Олега.

— Насколько вы можете себе позволить, — ответил он.

Паренек хмыкнул.

— Ладно, скажу. Все плохо, потому что иначе и быть не может.

Народный Председатель приподнял бровь.

— Интересный ответ. Не расшифруете?

— Да легко, — пожал тот плечами. — Все равно я свои три года по распределению отработал, уже и заявление по собственному подал, так что терять мне нечего. Смотрите сами, господин Народный Председатель…

— Лучше по имени-отчеству, — негромко вставил Олег. Кирилл слегка кивнул.

— Смотрите сами, Олег Захарович. Все нынешние модели автомобилей безнадежно устарели. Они базируются на дизайнах колесных шасси, разработанных за рубежом двадцать лет назад для производства на примитивной технологической базе. Основными требованиями тогда являлись простота сборки и ремонта. Первые модели не только удовлетворяли им, но и сами по себе являлись весьма надежными. Но затем иностранные инженеры, запускавшие конвейер, уехали, и в целях экономии производство начали удешевлять. Меняли одни материалы на другие, упрощали конструкцию уже далеко за рамками разумного…

Зайтман возбужденно взмахнул руками.

— Вот возьмите такую простую вещь, как окраску кузовов. У меня знакомый год назад взял «копейку» двадцатилетней давности. Руки у него как надо вставлены, так что движок там перебрать или еще что – не проблема, потому и взял музейный экспонат. Рассказывает – загнал я его на яму, залез под днище, думаю, сейчас обдеру брюхо как следует, ржавчину сниму, загрунтую, покрашу – авось и проживет еще сколько-то времени. Шкрябнул несколько раз – а оно не обдирается. Там такая грунтовка и такая краска, что за все время только в паре мест и поцарапалось, и то не до металла. Машина оказалась из той серии, что еще под контролем иностранных инженеров выпускалась, даже на головках некоторых болтов клеймо «Таифа» имеется. А что сейчас? Грунтовка в целях экономии вообще не кладется, краска абы какая, одним слоем, лупится и обдирается от любого чиха, год-другой – и кузов сгнивает до дыр. И оно все так – упрощение и нарушение техпроцесса ради бездумного удешевления. А что? И так возьмут, машины-то в дефиците! Да помножьте на разгильдяйство рабочих, которые и изувеченный техпроцесс не соблюдают… — Парень махнул рукой.

— Клевета! — возмущенно заявила общественница. — Трудовой коллектив завода неоднократно получал премии…

— Тихо! — оборвал ее Олег. — Продолжайте, — кивнул он Кириллу. Тот слегка усмехнулся.

— Плюс к тому перевод завода на производство антиграв-шасси явно ситуацию не улучшило. По-хорошему, требовалось создавать полностью новую базу, изначально спроектированную под новую технологию. Но ведь тогда потребовалась бы переделка конвейеров! А как же план? И у нас пошли иным путем – подгонкой существующих моделей путем замены карбюраторов и колесной опоры на генераторы и антигравы. А в старых шасси антигравные матрицы толком не разместить. Результат – абы как подогнанные детали, рабочие, чуть ли не кувалдами собирающие машины, и никакое качество. Все, собственно.

— Хм… — Олег покачался на стуле. — А что, если приступить к разработке новых моделей прямо сейчас?

— Без толку, — пожал плечами парень. — Полный цикл разработки, включая разработку и монтаж новых поточных линий, займет несколько лет. К тому времени…

— Да?

— К тому времени новые машины уже никому не потребуются, — твердо закончил Кирилл. — Когда жрать нечего, о машинах думать сложно.

Испуганный шепоток пролетел по комнате. Олег мысленно улыбнулся. Да уж, заявить такое в лицо Народному Председателю… И за меньшее можно попасть под колпак общаков с далеко идущими последствиями. То ли парень чокнутый, то ли действительно его все задрало по самое не могу.

— Логично, — кивнул Олег. — Но, я надеюсь, насчет пожрать мы все-таки что-нибудь придумаем. Я в курсе насчет того, что в магазинах творится, но мы над этим работаем. И все-таки, можем ли мы разработать и с нуля внедрить новые модели машин? С одновременным повышением качества?

— Сомневаюсь, — Кирилл опять пожал плечами. — Понимаете, Олег Захарович, автомобильный завод – не вещь в себе. Он завязан на смежников, обеспечивающих нас солидной номенклатурой комплектующих. Даже для того, чтобы по-другому отверстия в простейших крепежных плашках расположить, нужно неделю с Тумарским метизным заводом по телефону общаться, да еще и самому туда ездить, чтобы проверить результат. А сколько согласований потребуется, чтобы полностью новые комплектующие получать! На каждом заводе план на несколько лет вперед формируется, и вставить в него что-то новое очень тяжко.

— Так, понятно. А если смежников в стороне оставить и только сам завод рассматривать?

— Завод большой, подразделений много, и все разные. Я могу только за КБ говорить. А у нас здесь проблема со специалистами…

— Ну, понеслось… — проворчал кто-то в задних рядах.

— Да, проблема со специалистами, — упрямо продолжил парень. — Я знаю – я всем плешь проел со своей библиотекой. Знаете, Олег Захарович, у нас на удивление неплохая библиотека. Она даже выписывает южные журналы на автомобильную тему типа «Комбан но курума». Ну да, они на яркси, но его же все в школе и в институте учили! С горем пополам разобрать текст каждый может. Да только не хотят. Я, кажется, в читалку в одиночку хожу. Прочие туда десятилетиями ни ногой.

— Молодой ты еще, — беззлобно сказал кто-то еще. — Семьи нет, питаешься лапшой да яичницей… Пришлось бы в магазин после работы бегать – не так бы заговорил.

— Нехватка времени не оправдание для специалиста! — горячо воскликнул парень. — Да, семья, дети, очереди – все верно. Но профессионал не может в течение десятилетий довольствоваться только теми знаниями, что ему вбили в голову в институте! И на практике далеко не всему можно научиться! Единственный способ поддерживать и наращивать квалификацию – читать. И кто здесь на чтение время тратит? Петр Генрихович, помните, мы с вами дискутировали о том, как лучше эмиттеры эм двадцать пятые располагать в матрице? Вы еще мне заявили, что так ничего и никогда работать не станет. А я вчера вечером нашел в журнале статью о триматричном методе Ханто-восемь, и там написано почти слово в слово то, что я вам говорил. А шасси по такому методу, между прочим, в Сахаре восемь лет как выпускают! Получается, я убил два месяца на расчеты схемы, уже восемь лет как изобретенной и реализованной в железе. Представляете, сколько сил и времени можно сэкономить, если бы все регулярно занимались изучением новой литературы? Да, я понимаю, что дети, очереди, низкая зарплата…

— Кстати, о зарплате, — перебил его Олег. — Я как-то не в курсе, кто сколько получает. Просветите, пожалуйста, у вас сколько?

— О, больная тема, — горько усмехнулся Кирилл. — Я молодой специалист, у меня – сто двадцать в месяц, но я-то еще ладно. Семьи нет, а мне одному много не надо, так что хватает. Но вы знаете, что инженер в месяц сто пятьдесят получает, ведущий специалист, которых на отдел двое, — сто восемьдесят, у начальника отдела – двести двадцать, а у мастера на участке – двести с копейками? А работяга у станка полторы сотни сразу после техникума имеет, а более-менее опытный – двести тридцать – двести пятьдесят. Некоторые, сверхурочно оставаясь, триста-триста пятьдесят зарабатывают. Я одного токаря знаю, так тот хвалился, что у него иногда и по семьсот выходит. Получается, я, десять лет в школе отучившись и пять в институте отпахав, на сто двадцать прихожу, с перспективой в сто пятьдесят, а слесарь после восьми лет школы и двух техникума те же сто пятьдесят сходу имеет, и потолок у него в два раза выше, чем у меня. А мастер? У него ведь ответственность куда больше, чем у простого работяги, и образование минимум десять плюс три, а иногда и институт, а зарплата ниже. Как думаете, много молодых на такие ставки позарятся? Девчонки вроде Маши, — он кивнул на симпатичную девицу, — к нам еще идут, но они замуж надеются, а потом муж зарабатывать должен. А парни? Они как семью кормить станут?

Он возбужденно передернул плечами.

— Современное производство требует квалифицированных кадров. И ИТР, и рабочих. А вся система стимуляции повернута так, что поощряет низкую квалификацию. Сколько у нас в стране вообще после институтов работают по специальности? Хорошо, если половина, а то ведь, может, не больше трети. Да еще очереди… Думаете, я не понимаю, что такое очереди? — обратился он к аудитории. — Да прекрасно понимаю. И понимаю, что если бы зарплату нам в два раза поднять, то иногда и на рынке вырезку по семь форинтов за кило купить можно, а не давиться два часа за суповыми наборами по фор-семьдесят!

— Если нам зарплату поднимут, — вздохнула одна из тетушек, — то и цены на рынке в два раза вырастут.

Кирилл на мгновение смутился.

— Ну, не знаю, — отмахнулся он. — Я не экономист. Знаю только, что в рамках нынешней системы менять что-то бессмысленно.

— Даже перетряска отделов технического контроля не поможет? — в упор спросил Олег.

— Нет, разумеется, — фыркнул парень. — Дохлой кобыле кнут не указ. Нет, все полностью ломать надо и с нуля строить. Тут в последнее время по телевизору очень модно про самоокупаемость говорить. Олег Захарович, да какая самоокупаемость? Если все за живые деньги покупать-продавать, да еще и смежников выбирать самостоятельно, половина заводов в стране встанет намертво. А может, и все.

— Да уж… — Олег побарабанил пальцами по столу. — Господа, а что, возразить никто не хочет? Может, господин… м-м-м, Зайтман преувеличивает? Горячится?

— Конечно, преувеличивает! — громко воскликнула тетушка-общественница. — Молодой он еще, неопытный. Вы, господин Народный Председатель, не обращайте на него внимания, чего только сгоряча да по молодости не наговоришь! Наш дружный коллектив…

— Стоп! — Олег поморщился. — Видите ли, уважаемая госпожа, такие речи мне не интересны. Официальная точка зрения мне прекрасно известна и так. И мы ее намерены менять, давно назрело. Если бы люди честно говорили, что думают, и не только говорили, а еще и предлагали что-то, глядишь, и не оказались бы мы сейчас в такой заднице.

Краем глаза он поймал чью-то скептическую полуухмылку.

— Ну да, — кивнул он, — раньше не очень-то поощрялась откровенность, понимаю. Но времена меняются, господа. Может, кто-то еще хочет возразить вашему коллеге? По существу?

Он обвел людей взглядом. Те мялись и отводили глаза. Высказаться больше не захотел никто. Олег хмыкнул про себя. Действительно, а чего он ожидал? Что кто-то в толпе начнет резать правду-матку Нарпреду в лицо? Даже если Нарпред не решит, что за нахальство следует наказать, обязательно кто-то из своих стукнет начальству. Та же тетушка-общественница, например, точно стукнет. Народ давно отучили говорить прямо, и повезло, что нашелся молодой да неопытный, которого жизнь еще не била. И дважды повезло, что он увольняется и дирекции больше не боится. А если бы не увольнялся, рискнул бы на такую откровенность? Ох, сомнительно. Надо бы прикрыть парня, а то Общественные Дела враз в бараний рог его скрутят. Ладно, пометили, теперь не забыть бы. Кстати, а зачем забывать? Можно ведь вот так…

Народный Председатель поднялся со стула и кивнул:

— Всем спасибо за содержательную беседу. Не хочу больше отвлекать. Кто-нибудь, подскажите телефон директора, окажите любезность.

Сразу трое или четверо зашелестели страницами телефонного справочника. Но победила в негласном соревновании общественница.

— Тридцать два девяносто восемь! — гордо сообщила она по памяти.

— Спасибо… — Олег подхватил трубку ближайшего телефона и набрал номер. — Герман Иосифович? Кислицын говорит. Спуститесь, пожалуйста, в КБ, я вас жду.

Он брякнул трубку на рычаг.

— До свидания, господа, — он подошел к двери и взялся за ручку, но обернулся. — Кирилл, можно вас на минутку пошептаться?

Он выпустил парня в коридор, вышел за ним и подождал, пока телохранитель плотно прикроет дверь, сквозь которую тут же прорвался возбужденный гул голосов. Затем он увлек Кирилла в конец коридора, к подоконнику. Там он вытащил из кармана блокнот, вырвал страницу и набросал номер телефона.

— Вот, — протянул он бумажку. — Отдел Канцелярии по работе с гражданами. Как получите на руки трудовую, позвоните и представьтесь, вас проинструктируют, что дальше. Сколько вам осталось здесь работать?

— До конца недели. Сегодня вторник, значит, еще три с половиной дня.

— Прекрасно. Значит, в понедельник… или даже в субботу сразу же звоните. У вас какое образование? И, кстати, у вас имелись какие-то планы на будущее, от которых нельзя отказаться?

— Ну… — Кирилл потер лоб. — Я вообще-то из Воралтая. В Моколе закончил Прикус… извиняюсь, Прикладные курсы по факультету тяжелых машин и оборудования. Думал вернуться домой, там хоть квартира есть. Лучше в двушке с родителями, чем здесь по общагам мотаться. Там устроюсь в какой-нибудь институт или КБ, лет через десять, глядишь, даже квартиру дадут. Здесь, в Мусельске, на жилье шансов никаких, разве что брать в кассе ссуду да деревянный дом строить. В Моколе – тем более без шансов.

— С жильем мы порешаем, — отмахнулся Олег. — Позвоните по телефону, вас вызовут на собеседование. Нам нужны молодые и энергичные специалисты, хотя синекуры не обещаю, да и высоких зарплат – тоже. Придется вкалывать. Согласны?

Парень некоторое время недоверчиво разглядывал бумажку. Потом он открыл рот, но в этот момент в дальнем конце коридора показался Краличка, спешащий под конвоем Иоганна.

— В общем, если согласны, звоните по телефону, — нетерпеливо сказал Олег. — Начальства за сегодняшнее не бойтесь – я прикрою. Если общаки прессовать начнут, тоже звоните немедленно.

Он повернулся к запыхавшемуся Краличке.

— Интересную я беседу поимел сейчас с вашим специалистом, — холодно произнес Народный Председатель. — Очень интересную. Думаю, содержание вам передадут без меня, пока же хотелось бы предупредить, что если в его адрес последуют какие-то санкции, вам, господин директор, сильно поплохеет. Подчеркиваю, вам лично. Канцелярия проконтролирует ситуацию, — он посмотрел на директора тяжелым взглядом, и тот мелко закивал. — Кроме того, у меня еще вот какой вопрос.

Ухватив за плечо, он подвел директора к окну и ткнул пальцем в несколько стоящих в ряд под открытым небом ящиков. Дерево обшивки по большей части сгнило и рассыпалось (или было выломано), и из потемневшей деревянной стружки проглядывали ржавые металлические части.

— Что за контейнеры? — осведомился Народный Председатель.

— Там? — директора заметно пробрала дрожь. — Там… станки… Новые. Недавно пришли. Еще не успели поставить в цеха…

Олег повернулся к Кириллу и приподнял бровь.

— Токарные станки с ЧПУ. С числовым программным управлением, — пояснил тот. — Кажется, сахарские. Надписи, во всяком случае, на яркси. Третий год так стоят, с них уже утянули все, что только можно. Теперь только в металлолом.

Директор бросил на молодого специалиста полный ненависти взгляд, но тут же съежился под напором исходящей от Олега ярости.

— Вот, значит, как вы обращаетесь с дорогостоящим оборудованием? — с металлическими нотками в голосе спросил Народный Председатель. — Господин Краличка, а не следует ли вычесть стоимость станков из вашей личной зарплаты? Хотя бы по официальному курсу? Вы хоть представляете, каково сейчас в стране с твердой валютой?

Директор побагровел и начал хватать воздух ртом. Олег даже слегка испугался. Хватит сейчас мужика удар, и что с ним делать? Нового директора искать? Ага, поставить директором Зайтмана – вот смеху-то будет! Он подавил кривую ухмылку.

— За разгильдяйство вам выговор, — заявил Народный Председатель. — Кроме того, можете в ближайшее время ожидать комиссию, которая как следует проверит состояние дел на заводе. И имейте в виду – не вашу министерскую комиссию, которой лишь бы галочку поставить и на банкете нажраться, а настоящую, которая весь завод кверх тормашками перевернет. Настоятельно рекомендую начать готовиться уже сейчас. А теперь я позволю себе откланяться. Время, знаете ли, поджимает.

Он повернулся и зашагал по коридору, чувствуя спиной два взгляда – веселый, принадлежащий Кириллу Зайтману, и беспомощно-ненавидящий – директора. Охранники топали следом. Он быстро сбежал по лестнице, опять перепрыгнул через заборчик у вертушки и с разбегу нырнул в дверцу плавно подкатившего спецавтомобиля. Спустя пару секунд за телохранителями захлопнулись задние двери, и машина, уже на гравиподушке, резко сорвалась с места.

Не обращая более внимания на окружающий пейзаж, Олег задумался. Ему не давала покоя брошенная вскользь фраза того парня. Если перевести заводы на самоокупаемость, половина намертво встанет. Или все. Неужели правда? Нужно стрясти с Полозкова аналитическую записку на сей счет. Но если правда, что делать с намеченными реформами? Ну и перспективочка наклевывается – остановить экономику приказом сверху или дожидаться, пока она встанет самостоятельно…

Усилием воли он выкинул мысль из головы. Незачем бередить язву пустыми сомнениями. Придет Федот – отворим ворота. Пока что «Ночной танцор» идет по плану, да вообще неплохо бы поспать. Кто знает, может, ему опять покажут кино из той, чужой, жизни. Там, по крайней мере, на нем не лежит такой ответственности…