Ненормальный практик 6

Глава 8

Утро выдалось серым. Особенно серым. То ли предзнаменование громкой новости. То ли Петербург попросту грустил. Вообще, город он довольно капризный, хмурый, но ведь за всем этим фасадом таится нечто сильное. Могучее. И невероятно гордое. Сегодня снег в очередной раз засыпал крупными хлопьями всё вокруг — улицы, крыши, мостовые. Народ медленно просыпался, а вот мальчишки-разносчики газет надрывали связки с половины седьмого, выкрикивая заголовки, услышав кои прохожие приостанавливались посреди тротуаров, дабы прикупить свежайший выпуск.

«Столичный вестник» кричал крупными буквами на первой странице: «ТРАГЕДИЯ НА ВАСИЛЬЕВСКОМ! Герой фронта барон Волков погиб в огне!»

«Петербургская газета» выбрала другой тон: «БРИТАНСКИЕ УБИЙЦЫ НАСТИГЛИ НЕНОРМАЛЬНОГО ПРАКТИКА! Особняк уничтожен вместе с владельцем!»

Даже «Правительственный вестник», сдержанный в формулировках, сегодня посвятил целую полосу: «ПОДПОЛКОВНИК БАРОН А. Н. ВОЛКОВ ПОЖЕРТВОВАЛ ЖИЗНЬЮ, УНИЧТОЖИВ СЕМЬДЕСЯТ ВРАЖЕСКИХ АГЕНТОВ».

К восьми утра весь город говорил об одном. О том, как нечто подобное могло произойти в столице и кто за это понесёт ответственность?

…

Архимагистр Воронцов держал остывшую чашку кофе. На столике лежали три газеты, рядом донесение из Тайной канцелярии и личное письмо от капитана Долгорукова, коий наблюдал взрыв особняка Волкова.

Григорий перечитывал письмо второй раз, пытаясь найти в строках то, чего там не было. Но увы. Никаких намёков на то, что мальчишка мог выжить.

«…барьер активировался за десять секунд. Затем взрыв и столб пламени. Температура в эпицентре — расчётно выше трёх тысяч градусов. На месте особняка воронка глубиной восемь метров, диаметром тридцать семь метров. Края оплавлены. Тел не обнаружено — только пепел и шлак. По предварительным оценкам, погибло от шестидесяти пяти до семидесяти пяти человек. Подтверждённых останков нет. Информация только со слов агента-наблюдателя…»

Воронцов отложил письмо и потёр уголки глаз. Отчего-то ощущалась странная тяжесть всех своих шестидесяти двух лет. Почему-то вспомнился турнир. Выступление юного Волкова. Гениальное без прикрас. У него не было соперников, даже среди элит империи. Затем старик вспомнил разговор после бала, когда мальчишка спокойно отказался от его покровительства. Не дерзко, не вызывающе. Совсем нет. Просто отказался. В тот момент он такой молодой выглядел, как человек, точно знающий, чего хочет.

«Такие рождаются раз в поколение. И я упустил его. Оттолкнул собственными руками.»

Нет, малец не был пешкой, абсолютно. Скорее королём в партии, и Воронцов понял это слишком поздно. Он поднялся и подошёл к шахматной доске, стоявшей на боковом столике. Белый король находился в центре, окружённый фигурами. Воронцов взял фигуру и медленно положил её набок.

Мат.

Конец.

За дверью послышались шаги, но Григорий не обернулся. Продолжал смотреть на поверженного короля и думал о том, что империя только что потеряла человека, который, возможно, мог бы изменить её судьбу.

— Какая бессмысленная трата, — произнёс он с горечью.

Городская Военная Академия Практической Эфирологии

Новость застала Викторию на совещании. Как раз когда она рассказывала о проведении весеннего турнира, в кабинет ворвалась запыхавшаяся секретарь со стопкой газет.

— Что такое, Оксана Юрьевна? — спросила Вика у той. Ещё и приподняв бровь, как бы говоря, чтобы та присмотрелась к своему поведению.

— Виктория Александровна! Прошу прощения! Но это касательно нашего отчисленного курсанта, Александра Волкова!

Преподаватели переглянулись, конечно все знали кто он. После того, как Ненормальный Практик стал восходящей звездой среди юных практиков, в Городскую Военную Академию Практической Эфирологии хлынули заявки на поступление. Очень много заявок. От богачей, промышленников, торговцев, чиновников. Сразу объявились спонсоры и предложения об участии в турнирах. Иными словами — дела пошли в гору. Виктория молча развернула «Столичный вестник» и вслух прочитала заголовок:

— Трагедия на Васильевском. Герой фронта барон Волков погиб в огне…

Первая мысль: это ошибка.

Вторая: или… или же правда?

И больше вообще ничего. Пустота. Озноб, расползающийся внутри.

— Совещание окончено, — произнесла Виктория ровным голосом. — Все свободны.

Преподаватели что-то говорили, сожалели, тихо спорили. Но ректор не слышала. Когда последний человек вышел, опустилась в кресло. Газета всё ещё в её руке. Она читала статью, не вникая в слова. Буквы расплывались. Перед глазами их последний разговор на балконе. Его улыбка. Она же предупредила его о врагах!

ПРЕДУПРЕЖДАЛА!

ПОЧЕМУ ОН⁈

Почему…

Она не плакала. Нет. Но впервые за свои недолгие тридцать пять пожалела о несостоявшемся будущем.

О том, что всё ещё могло бы быть у них, но теперь не будет.

Никогда.

В одном из многочисленных кабинетов Зимнего дворца пахло дорогущим чаем и табаком. Принц Виктор восседал в любимом кресле, держа газету и покусывая мундштук трубки.

Министр двора граф Нессельроде сидел у камина, изучая какой-то документ. Газеты он прочитал ещё ранним утром.

— Семьдесят отбросов, — проговорил принц, перечитывая статью. — Британские псы. Все мертвы.

— Все до единого, Ваше Высочество, — подтвердил Нессельроде.

— И Волков вместе с ними.

— Тело не найдено, но температура в эпицентре… сами понимаете.

— Да, от них всех не осталось даже костей. — Виктор отложил газету и затянулся трубкой. Помолчал, выпустил дым тонкой струйкой. По правде говоря, он ожидал, что испытает удовлетворение. Ненормальный гадёныш был занозой, раздражителем, неприятным напоминанием о том, что низкорождённые могут подняться слишком высоко. И, как ни странно, его смерть решала проблему, которую Виктор не знал, как решить иначе.

Но…

Удовлетворения не было.

Наоборот.

Будто кто-то закончил игру раньше положенного.

А принцу так хотелось сделать равновесный ход.

И теперь, его лишили данной возможности.

Неприятно.

— Устроим мемориальную службу, — произнёс принц наконец. — Скромную, но достойную. Пусть народ знает, что мы чтим выдающихся практиков, независимо от происхождения.

— Мудрое решение, Ваше Высочество. — кивнул граф, при этом не стал подстрекать Виктора, мол разве своими словами тот только что не признал Ненормального Практика — выдающимся?

— И найди полную информацию о том, что произошло. Кто организовал охоту, кто финансировал, кто стоял за этим. Я хочу знать всё.

Нессельроде в очередной раз склонил голову и вышел, оставив принца наедине с собственными мыслями.

Принцесса узнала новость за завтраком. Камеристка принесла газеты вместе с планом на сегодняшний день. Евдокия читала слишком быстро, так что увидела заголовок раньше, чем успела сделать первый глоток. Чашка замерла на пути к губам.

Она медленно опустила её на блюдце и развернула газету. Прочитала статью от начала до конца, не отрываясь. Потом сложила газету обратно, отодвинула завтрак и поднялась из-за стола.

— Ваше высочество? — начала камеристка, но Евдокия вышла.

После поднялась в свои покои и рухнула на кровать.

— Он не мог проиграть… — простонала она в подушку. Хотелось плакать. Конечно не из-за разбитого сердца. Дело в другом. Ей было жаль. Жаль, что они больше никогда не сразятся. Жаль, что единственный, кто увидел в ней не принцессу, не девушку, а бойца, ушёл. Его больше нет. Ненормальный Практик, так ярко ворвавшийся в её мир, потух, как мёртвая звезда.

«Семьдесят человек… — думала она, сжимая подушку. — Он убил семьдесят наёмников. Один. Один против всех. Он всегда был один. Всегда. Одинокий Ненормальный Практик…»

Елизавета читала трактат о защитных контурах, когда Екатерина вошла с газетой в руках и лицом цвета мела.

— Катя? Что случилось?

Та молча протянула газету.

Лиза прочитала заголовок. Потом статью. Потом снова заголовок, будто ожидая, что слова изменятся.

— Это… это не может быть правдой, — прошептала она.

Катя опустилась на стул напротив.

— Если бы…

— Но он… он же… Не может быть, чтобы он погиб…

— Там было семьдесят человек, Лиз. Семьдесят убийц.

Софья Вишневская узнала последней. На самом деле она, вообще, не читала газеты. Вся политическая возня была для неё неинтересна. Так что по сути новость принесла её камеристка.

— Госпожа, вы слышали? Подполковник Волков погиб. Он же был вашим одногруппником?

Софья остановилась причёсывать гребнем волосы.

— Что?

— В газетах так пишут. Говорят на него напали наёмные убийцы и он подорвал их вместе с собой, в своём особняке…

Софья перестала слушать. В ушах шумело.

Как так…

Ещё вчера на балу был жив. Ещё вчера она столько готовилась. Выбирала платье. Репетировала перед зеркалом слова признания. Представляла его реакцию. Да, она изначально планировала подойти к нему. Никаких спонтанных решений. Собиралась сказать, что их странная вражда была ошибкой, что она готова начать заново. Что её интерес к нему — больше, чем просто девичье любопытство.

Но…

На балу всё пошло не так.

Он опоздал, при этом держался так, будто всё вокруг ему было безразлично. Гордый. Одинокий. Холодный. Она видела, как другие подходили к нему. Видела, как он танцевал с барышней Засецкой. А после — скандал с Карагиным.

И когда, наконец, решилась подойти, готовая сказать всё, что репетировала… он просто прошёл мимо.

«Здравствуй, Софья.», — сказал он, даже не остановившись.

Так формально. Так просто. И так пусто.

После чего прошёл мимо, будто она была частью декораций. Никем по сути.

Она тогда застыла посреди зала, чувствуя, как жар заливал щёки. Вокруг шептались, кто-то прятал улыбки. Унижение было полным.

И теперь его нет.

Софья опустила гребень на туалетный столик. Посмотрела на отражение в зеркале. Ну что не так? Красивое лицо, идеальные черты, прекрасные глаза. А какая фигура!

«Но всё это было ему безразлично…» — поняла она вдруг.

Не была она для Александра Волкова ни объектом желания, ни восхищения. Всего лишь ещё одно лицо в толпе.

И теперь…

Теперь она никогда не узнает, могла ли изменить его мнение?

— Госпожа? — позвала её камеристка. — Вы не закончили причёску…

— Уйди, — тихо сказала Софья.

— Но, госпожа, ваш отец сказал…

— Уйди!

Камеристка поспешно ретировалась, прикрыв за собой дверь.

Софья осталась одна, всё также глядя в зеркало. Медленно провела пальцами по волосам, которые так и не были уложены.

Она не плакала. Но в юной груди поселилась тяжесть. Взрослая, странная, которой раньше не было. Тяжесть упущенного шанса то была, либо тяжесть незаконченного разговора? Кто знает. Но одно ей стало понятно — то его слово «здравствуй», прозвучало вчера как прощание. Будто он знал, что вскоре умрёт.

Графиня Наталья Романова-Распутина пила утренний шоколад и перебирала письма. Секретарь принёс газету, извинился за беспокойство и вышел, оставив её наедине.

Наталья прочитала заголовок. Статью. Отложила газету. Сделала глоток всё ещё тёплого шоколада. Поставила чашку обратно.

Посмотрела в окно на падающий снег. Снова взяла газету.

«…подполковник барон Александр Николаевич Волков погиб этой ночью…»

Щенок. Выскочка. Недостойный её дочери. Именно так она называла его на балу. Предлагала деньги за разрыв помолвки.

Он отказался.

Вместо этого предложил пари. Безумное, дерзкое.

И поцеловал её.

Наталья провела пальцами по губам. Странно. Его поцелуй был такой глубокий, такой страстный… и совершенно неприемлемый. Это что-то подковырнуло в ней. Заставило сердце стучать быстрее. Почувствовать тепло внизу. Заставило горло пересохнуть, а глаза заблестеть. Если подумать об этом рассудительно, то как он посмел? Её? Архимагистра второй ступени, графиню древнейшего рода?

Безумец.

Он и правда ненормальный.

Но ведь она ответила на поцелуй. Всего мгновение. Но этого хватило, чтобы почувствовать силу в его руках, его уверенность, его огонь, который давно выгорел в её собственной жизни.

Наталья опустила газету. Двойственное чувство внутри. Вроде бы и облегчение, ведь проблема решена, Корнелии больше не грозит мезальянс. Но была на душе и странная, необъяснимая утрата. Чем бы закончилось то пари? Была ли Корнелия готова отречься от рода ради него? Хватило ли бы у этого мальчишки наглости жениться на дочери графини, несмотря на все препятствия? Что ж. Теперь это навсегда останется загадкой.

Наталья взяла перо и приступила к написанию письма дочери в Морозный Клык. Корнелия всё равно узнает. Будет горе, слёзы, возможно истерика. Или чего похуже. Но графиня знала свою дочь — та переживёт. Пусть с трудом. Но переживёт.

ДЕСЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ

Письмо прибыло в Морозный Клык на десятый день. Когда солнце уже клонилось к закату. Город ещё бодрствовал. Валил дым из труб таверн, звенели кузницы, разносился гвалт на вечернем рынке. Курьер доставил письмо во временную резиденцию наследницы Романовых-Распутиных. Передал горничной, поклонился и ушёл.

Элизабет — одна из слуг Корнелии, поднялась по лестнице с конвертом. Печать на том была цвета запекшейся крови. Девушка знала от кого оно. Самой графини. Сердце ёкало. Наверняка глава не в себе от ярости и призывает дочь вернуться в столицу. Что ещё могла графиня написать? Явно не спросить «как дела?». Не её стиль.

Служанка постучала в дверь покоев госпожи.

— Войдите, — послышался довольный голос, что для Корнелии было той ещё редкостью.

Она сидела у камина с книгой на коленях. Чёрные волосы идеально уложены. В свете огней они смотрелись как медные. Фиолетовые глаза блестели. Да, она точно в прекрасном настроении. Причина тому — полученное письмо от одного из торговцев, что согласился найти редкие южные специи для свадебного пира. Свадьбы, что ОБЯЗАНА состоятся после битвы с британцами! Так сказал её жених. И даже если весь мир будет против! Они сделают это! Поженятся! И будут любить друг друга до самой смерти!

— Госпожа, — Элизабет протянула конверт, — от графини.

Корнелия, мягко сказать, удивилась. Взяла письмо, вскрыла печать и, развернув, принялась читать.

Элизабет видела, как менялось лицо госпожи. Всё началось с недоумения. Следом непонимание. Потом… потом будто падение в пропасть. И наконец — крах. Пустошь. В фиолетовых глазах, которые минуту назад сияли счастьем, показалась страшная, зияющая пустота.

Письмо выпало из рук Корнелии и упало на пол. Она продолжала сидеть неподвижно, глядя в одну точку.

— Госпожа? — прошептала Элизабет.

Корнелия не ответила.

Неподвижно сидела, как сломанная.

С каждой секундой воздух в комнате становился тяжелее.

Эфир сгущался, реагируя на её эмоции. Температура повышалась. Служанка закрылась ладонями от жара.

— Г-госпожа…

Корнелия повернула голову. Медленно, как во сне. В фиолетовых глазах плясало что-то, от чего хотелось бежать и не останавливаться. Безумная тварь.

Элизабет затряслась. Конечно знала о тёмной стороне наследницы. И понимала, что сейчас её жизнь зависла на волоске.

— Выйди, — произнесла Корнелия шёпотом.

Та выскочила из комнаты и захлопнула дверь.

И раздался девичий крик. Крик боли, безумия, безысходности. Будто небо и земля схлопнулись, а весь мир стал клеткой. Не хотелось дышать. Не хотелось ощущать жизнь. Она готова была сорваться за ним в пропасть. Готова была сгореть вместе с ним. Взорваться в том особняке. Сражаться на смерть против армии. Против всех. Лишь бы с ним.

Но.

Это всё.

Конец.

Корнелия не помнила, что делала следующие десять минут. Только обрывки. Зеркало, разбивающееся под её кулаком. Стол, раскалывающийся пополам. Стены в трещинах. Собственный голос, орущий бессвязно.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

НЕТ.

НЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!

Она разрушала всё, до чего дотягивалась. Бушевал эфир. Выло девичье сердце.

Когда в гостиную ворвались её телохранители, Корнелия развернулась к ним. Трое магистров первой ступени застыли на пороге, увидев хозяйку. Та стояла среди обломков, в разорванном платье, с разбитыми руками и лицом, на коем не осталось ничего человеческого.

— Вон… пошли все вон… — выдохнула она, и те свалили, не споря.

Дверь захлопнулась.

Корнелия осталась одна.

Ярость выгорела. Теперь в груди только дыра. Огромная, как чёрная бездна.

Она опустилась на пол посреди разрушенной оплавленной мебели. Взгляд зацепился за письмо от матери, которое каким-то чудом уцелело после всего этого адского разрушения. Взяла его, перечитала.

'Дорогая дочь. Мне тяжело писать эти строки, но ты должна знать. Александр Волков погиб…

Их было слишком много…

Крепись. И возвращайся домой…

Когда будешь готова…'

Корнелия сжала бумагу. Не рвала, не бросала — просто держала в кулаке, будто это было последнее, что связывало её с ним.

Время текло странно. Она не знала, сколько просидела на полу. Минуту? Час? За окном уже было темно. Но продолжала сидеть в темноте среди обломков. Обломков своей комнаты и своей жизни.

В какой-то момент тихо приоткрылась дверь. Вошла Элизабет со свечой. Осторожно, готовая в любой момент бежать. Поставила свечку на уцелевшую тумбочку. Принесла одеяло, накинула на плечи Корнелии.

Та не шевельнулась.

— Госпожа, — прошептала служанка. — Вам нужно поесть. Или хотя бы попить воды.

Тишина.

— Госпожа, пожалуйста…

— Уйди, — прошептала Корнелия. — И скажи Сергею, чтобы пришёл завтра утром.

— Как прикажете. Что-то ещё, госпожа?

— Передай ему, у меня есть задание. Мне нужно знать, кто виновен. Кто организовал охоту. Кто заплатил британским выродкам. Кто стоял за всем этим.

— Передам, госпожа…

— Я найду их, — продолжила Корнелия монотонным тихим голосом. — Найду каждого, кто причастен. И убью. Медленно. Они будут умирать долгие дни, недели, месяцы. Годы. Я научу их тому, что такое настоящая боль. Что такое настоящее отчаяние.

Бледная Элизабет сглотнула, слушая этот спокойный, мёртвый и чертовски ужасающий голос.

— Я выполню вашу волю, госпожа.

После чего вышла, прикрыв за собой дверь.

Корнелия осталась одна в полутьме, укрытая одеялом.

Ей не было холодно. Не хотелось есть. Не хотелось пить. Ни спать. Даже шевелиться.

Хотелось только одного.

Чтобы время повернулось вспять. Чтобы он был жив. Чтобы она могла снова увидеть его насмешливую улыбку, услышать голос, почувствовать прикосновение.

Но время никому не подвластно.

Торговец рассказывал о петербургских событиях, пока северяне выбирали соль и муку. Говорил громко, чтобы все слышали, ведь драматические истории всегда привлекали народ.

— А ещё в столице был та-а-акой взрыв! Дом не кого-то там, а целого барона взлетел на воздух! При чём вместе с хозяином…

Фрея стояла у прилавка с мешком соли, прислушиваясь вполуха. Взрывы в Петербурге её не касались.

— И какого барона? — поинтересовался один из горожан.

— Любопытно-то как! Рассказывай давай!

— Да-а! Рассказывай! — поддержали другие.

— Ну что ж! Слушайте, люди добрые! Звать того барона — Волков! — торговец сиял. — Молодой совсем был. А кличили его немного-немало Ненормальным Практиком!

Мешок выскользнул из рук Фреи и глухо стукнулся об пол. Несколько человек обернулись.

— Волков? — переспросила она охрипшим голосом. — Александр Волков?

Торговец оживлённо закивал.

— А вы знали его, что ли? Да, тот самый! Подполковник Александр Волков, барон. Говорят, он…

— Погоди, — перебил его северянин постарше, хмурясь. — Ты про нашего Волкова? То есть прямо нашего Ненормального Практика? Что форт Дредноут брал?

— А разве их много? — торговец развёл руками. — Да, про того самого парнишку. Бывший штрафник из «Чёрного Лебедя», потом офицером стал. Ну так вот, его неделю назад британцы того…

— Врёшь! — резко бросил северянин.

— Вот-вот! Зачем языком молоть⁈ — подключился и другой неверящий.

— Да не вру я! — торгаш даже обиделся. — Все газеты об этом пишут! Семьдесят британских наёмников на него напали, прямо в его доме! Он их всех перебил, но и сам погиб. Слушайте, я не выдумываю! Вот, у меня «Столичный вестник» есть, могу показать!

И полез в котомку, достал помятую газету. Фрея вырвала её из рук, развернула. Прочитала заголовок из крупных букв: «ТРАГЕДИЯ НА ВАСИЛЬЕВСКОМ! Герой фронта барон Волков погиб в огне!»

Но всё ещё не верила. Пробежала глазами по тексту. Имя. Звание. Описание произошедшего.

«…подполковник барон Александр Николаевич Волков, более известный как Ненормальный Практик, геройски погиб, защищая свой дом от британских убийц…»

— Вот видите? — торговец оправдывался перед остальными северянами. — Я правду говорю! Тут всё написано, чёрным по белому. Про того самого знаменитого штрафника, который…

Дальше Фрея не слушала. Медленно сложила газету, положила на прилавок. Развернулась и вышла из лавки, оставив мешок соли валяться на полу.

Никто не окликнул её. Северяне умели читать лица своих, и то, что они увидели на лице советницы, заставило даже самых любопытных промолчать. Знали про её роман с юным имперцем. И большинство не было против. Воином он был достойным, раз сам Свартбьёрн признал.

Фрея медленно шла по улицам Морозного Клыка, не замечая окружающих. Миновала рынок, свернула к северным воротам и вышла за город. Дошла до небольшой рощи со старыми соснами. Тихое место, где можно остаться наедине с мыслями и северными духами. Она остановилась посреди деревьев, по коленки в снегу. И впервые за много лет не знала, что делать.

Сорок три года. Прожить сорок три года… Видеть смерть сотни раз. Схоронить друзей, соратников, родичей. Смерть… Она ведь была частью жизни северян. Они рождались, сражались, умирали. Таков путь.

Но почему сейчас это ощущалось как нечто другое?

Неправильное.

Слишком больное.

Фрея опустилась на колени прямо в снег. Раскопала его, добравшись до мёрзлой земли. Достала из-за пояса нож. Прижала лезвие к ладони и провела. Выступила красной линией кровь на бледной коже. Она сжала кулак над землёй, позволяя каплям капать на промёрзший грунт. Старый обряд. Северяне верили, что кровь живого может помочь душе мёртвого найти дорогу к предкам. Пусть Фрея никогда не верила в это, но делала всё правильно, как учила её бабка.

— Ты, наверняка, сражался хорошо, милый, — произнесла она тихо, глядя на красные капли, что впитывались в землю. — Ты всегда бился умело. И умер… — она запнулась. — Умер, как подобает воину. В бою. Защищая свой дом.

И пусть эти слова звучали правильно, но в её груди становилось только больнее.

Сколько слёз было в её последующем молчании, когда она шла обратно к городу. Сколь тяжёлыми были её шаги. И теперь ей нужно рассказать Ингрид о его смерти. А потом она выпьет. Много. Чтобы как-то облегчить всепоглощающую боль утраты.

Вскоре Фрея вошла в комнату гостиницы и села напротив Ингрид.

— Ты где была, Фрея? — вскинула та бровь. А потом сузила глаза. — Погоди-ка, что с тобой? Расстроилась, что мы не сходили в ту таверну?

Советница же просто сказала.

— Александр мёртв. Убит в Петербурге ещё десять дней назад.

Ингрид поняла не сразу.

— Что… О чём ты…

— Британские наёмники. Семьдесят практиков. В газетах пишут, что среди них были магистры и мастера. Все разом напали на его дом. Он убил их всех, но ценой стала его собственная жизнь.

Всё это Фрея произнесла ровно, без эмоций. От чего Ингрид сразу поняла — это не злая шутка. Всё правда.

— Не может быть, — сглотнула она. — Он… он же…

Чудовище. Монстр. Крутились в её голове эти слова.

— Ингрид, — тихо сказала Фрея. — Даже самые сильные умирают. Против такой группы ни у кого не было бы и шанса.

Ингрид поджала губы и в одной кофте и штанах выскочила из комнаты, не говоря ни слова. Фрея не стала останавливать её.

Дочь Хальвдана бежала, не разбирая дороги. Мимо таверн, гостиниц, домов. Кто-то окликнул, но она не ответила. Просто побежала в темноту, потому что внутри было слишком тесно, слишком душно, слишком больно.

Нет.

Нет.

Этого не может быть.

Как он мог погибнуть⁈

Почему она так поздно поняла, что отец был прав⁈

Он мог бы стать хорошим мужем. Если не лучшим для неё. Она же уже стала считать его достойным. Стала уважать его силу. И даже больше…

Ингрид остановилась посреди снежного поля. Дышала тяжело, прерывисто. Пар вырывался изо рта белыми облаками. А вокруг — темнота и тишина. Над головой звёздное небо, под ногами бесконечный снег.

Она безвольно рухнула на колени и ударила в землю. Ещё раз. Ещё. И ещё. Разлетался снег вместе с камнями и грунтом. Саднили костяшки. Но она продолжала бить, выплёскивая ярость.

Семьдесят тварей. Он убил их всех, но погиб.

— Идиот! Проклятый идиот! Дурак! Зачем ты вернулся в Петербург⁈ — ревела она во весь голос. — ПОЧЕМУ НЕ ОСТАЛСЯ ЗДЕСЬ⁈ На севере, где был так нужен⁈ Где мог бы… мог бы…

Она не закончила мысль. Руки болели, дыхание полностью сбилось. Упала лицом в снег и лежала неподвижно, чувствуя, как холод проникает сквозь одежду.

"Я не плачу! — думала она яростно, заливая слезами щёки и сотрясая плечи. — Северяне не плачут по мёртвым! Мы чтим их! Помним! Но не плачем!

А слёзы всё текли. Предательски горячие, предательски любовные.

Магистр Абызова работала в форте. Совершала финальную проверку работы главного барьера. Собственно, сегодня был её последний день. Дело сделано. Теперь за работой будут следить младшие специалисты — сама же Ольга уже следующим утром отправится подготавливать военный лагерь перед битвой в долине.

Один из подчинённых ей офицеров зашёл с донесением и, как бы между делом, озвучил последнюю новость:

— Кстати, магистр, вы слышали весть из столицы? Подполковник Волков погиб. Тот самый, что помогал вам с генератором. Говорят, британцы напали на его дом. Все погибли, включая него.

Абызова продолжала отслеживать работу контура, не поднимая головы. Проверила узел. Поставила метку.

— Понятно, — ответила она ровно. — Благодарю за информацию.

— Если распоряжений больше нет, с вашего позволения пойду на ужин.

Видя, что магистр слишком увлечена работой, лейтенант козырнул и ушёл.

Абызова осталась одна у генератора.

Медленно опустила руку с чертежом.

Погиб.

Одно слово. Короткое, жестокое, окончательное.

Она сняла перчатки. Аккуратно сложила на стол. И сняла шлем. Глаза помокрели. Но слёз не было. Выпила из фляги воды. Взглянула на генератор. Сколько внутри всего. Сколько эмоций. Мужчина, что первым взломал контур её сердца, умер. Его больше нет. Ольга сделала ещё глоток. Замкнула дверь, чтобы никто не вошёл, и продолжила работать. Необходимо завершить начатое. Чтобы не происходило в жизни. Чтобы не происходило с ней самой. Форт должен быть защищён. Империя нуждается в ней, в её знаниях, в её руках. Особенно сейчас, после того как гениальный контурщик был убит.

Работа продолжалась.

А слёзы в женских хмурых глазах — высыхали.

Генерал-майор Разин уже был в курсе. Налил себе очередной стакан водки. Выпил залпом. Поставил тот и вновь посмотрел на карту Северного фронта, развёрнутую на столе.

Провёл ладонью по лицу. Да, он видел достаточно смертей за свою карьеру, чтобы не горевать по каждой. Война — это мясорубка, перемалывающая людей. Выживают далеко не самые сильные, а лишь тот, кому повезло.

Но Волков…

Чёрт побери, этот мальчишка был другим.

Чего стоил один их поединок у озера. Целых десять секунд восемнадцатилетний малец противостоял архимагистру. Не просто противостоял! Доминировал. Уклонялся от атак, разрушал эфирные конструкции, находил слабые места в техниках.

«Он мог стать архимагистром, — подумал Разин. — Не в пятьдесят, как я. В тридцать. Или даже раньше…»

А теперь его нет.

Конечно, грядущая битва заберёт множество жизней.

Но Волков должен был быть там. И расцвести как молодое дерево в бою. Ненормальный Практик обязан был стать грозой! Известным всей Европе! О, у Разина были великие планы на этого парня!

И вопреки этим планам, мальчишка погиб. Как герой, несомненно. Но попусту. Ни за что. Ещё и в своём доме. Подобное удар не только для Чёрного Лебедя, но и по престижу спецслужб всей империи. Разгильдяйство будет наказано, тут бесспорно. Но пацана больше не вернуть.

Разин налил ещё один стакан. Не стал пить сразу, а держал, глядя куда-то сквозь.

— За тебя, мальчишка, — произнёс он тихо, с горечью.

…

Через полчаса Разин вызвал капитана Куваеву в штаб и передал новость.

Та стояла по стойке смирно, слушая. Когда генерал закончил, кивнула.

— Поняла, генерал…

Тот кивнул в ответ:

— Можешь идти. И это… — Разин помолчал. — Собери роту своих штрафников. Объяви. Пусть знают, за кого будут драться в следующем бою.

— Будет исполнено.

Галина вышла из кабинета, прошла через штабные коридоры и вышла к плацу. Приказала дежурному сержанту собрать всю её роту на построение.

И вот, через десять минут перед ней выстроились сто тридцать человек. И старички и пополнение, прибывшее неделю назад.

Хмурая Куваева прошлась вдоль строя. Старослужащие стояли напряжённо — чувствовали, что у той нет настроения. Новобранцы, пока не улавливающие атмосферу, просто ждали, не понимая, что происходит.

Капитан остановилась и заговорила громко, чётко.

— Есть новость из столицы. Десять дней назад в Петербурге погиб подполковник Александр Волков. Для тех, кто не служил с ним — это был штрафник «Чёрного Лебедя» с прозвищем Ненормальный Практик. Пришёл сюда после ареста в столице. За три недели дослужился до звания капитана. За месяц стал подполковником и бароном. Был контурщиком уровня, которого я не видела ни у кого, кроме магистров. В одиночку уничтожил шестьдесят всадников ледяных кланов на озере, создав контур размером с дом. При штурме Дредноута отключил главный барьер форта, что позволило нам взять его с минимальными потерями.

Она сделала паузу, дав словам о столь выдающемся человеке осесть.

— В Петербурге на него напали семьдесят британских наёмников. Подмастерья, мастера, магистры. Он убил их всех. И погиб сам.

По строю прошёл гул.

— Семьдесят практиков…

— Ещё и магистры…

— Точно Ненормальный Практик…

— Он был невероятен…

— Я знал его… с одного взвода…

— И я…

— Минута молчания по погибшему товарищу. — скомандовала Куваева.

Рота штрафников замерла. Сто тридцать человек стояли неподвижно под падающим снегом. Ветер трепал полы шинелей, но никто не шелохнулся. Старослужащие молчали, вспоминая мальчишку, который изначально казался им обычным пацаном. Новобранцы молчали, чувствуя вес имени, о котором успели уже узнать.

Куваева молча стояла перед строем и думала о том, что Волков стал живой легендой «Чёрного Лебедя» ещё при жизни. Штрафник, ставший офицером. Неофит, побеждавший мастеров.

Теперь он станет историей, которую будут рассказывать новобранцам у костров. Именем, которое не забудут, даже когда кончится война.

Минута истекла.

— Вольно! — приказала Куваева. — Завтра мы выступаем в долину Мёртвых Костей. Это будет тяжёлый бой. Многие не вернутся. И когда поймёте, что сил сражаться больше нет, вспомните Ненормального Практика. Как бывший штрафник противостоял семидесяти врагам. Уверена, ему было сложнее, чем будет нам. Но он справился. Пусть и погиб сам. Однако, это то, чему учит всех штрафбат. Не сдаваться. Не отступать. И биться до последнего вздоха.

Она обвела взглядом строй.

— А ещё! Помните! Вы — штрафники «Чёрного Лебедя»! Да, вы искупаете вину кровью! Но вы не рабы и не пушечное мясо! Вы солдаты Империи! Волков показал вам, что каждый может пройти эту дорогу! Теперь ваш черёд, воины!

— Да, капитан! — рявкнул строй.

— По местам! Готовьте снаряжение! Проверяйте оружие! Отдыхайте, пока можете! Скоро мы похороним британцев в долине мёртвых костей!

— ДАААААААА!

— Рота! Разойтись!

Солдаты покинули плац.

И Куваева осталась одна. Подкурила сигарету. И подумала о том, что через несколько дней поведёт свою роту в бой. Сколько же смертей впереди. Наверняка погибнет половина. Может, больше. Но таков долг солдата. Она и сама уже многое потеряла. Но всё ещё жива. А вот Волков… Какое будущее его ждало… Стать генералом ни много ни мало. Но увы.

Так или иначе, в грядущей битве она постарается убить как можно больше британцев в память о нём. Жаль она так и не отплатила ему за всё. А значит расплатится британской кровью.

Два дня спустя.

Земли Нью-Норфолка. Город Стальной рубеж

Донесение прибыло в штаб ранним утром. Посыльный передал запечатанный пакет дежурному офицеру, тот отнёс его прямиком в кабинет генерала.

Аннабель, не спавшая всю ночь, стояла, оперевшись на широкий стол, и изучала карты долины, где вскоре развернётся сражение. Рядом лежали схемы расположения войск, донесения разведки, очередные расчёты. Её холодные голубые глаза скользили по бумагам с вниманием учёного, изучающего мельчайшую деталь грядущей стратегии.

— Донесение из Петербурга, генерал, — капитан положил пакет на край стола и замер в ожидании.

Аннабель даже не подняла головы.

— Молодец, теперь выйди и не дыши тут своим мерзким ртом.

— Есть!

Офицер исчез так быстро, как только позволяли все его физические способности. Умные люди, вообще, не задерживались в кабинете Стальной Розы дольше необходимого. Без приказа. Ведь в любую секунду можешь оказаться игрушкой, которую вероломно сломают и выбросят.

Генерал поставила пометку карандашом на участке карты и только после взяла пакет. Вскрыла печать, развернула и пробежалась глазами по тексту.

«…операция по захвату подполковника Александра Волкова завершилась провалом. Цель уничтожена вместе с семьюдесятью наёмниками. Потери среди нападавших: двадцать адептов, тридцать подмастерьев, двадцать мастеров, трое магистров: Стилвелл, О'Коннор, Браун. Выживших нет…»

Аннабель отложила донесение. Постучала пальцами по столу.

Семьдесят человек. Три магистра среди них. Двадцать мастеров. Все мертвы.

От рук восемнадцатилетнего мальчишки.

Она вспомнила досье, которое изучала совсем недавно. Александр Волков. На бумаге он выглядел как самое слабое звено среди тех, кто участвовал в операции. Именно поэтому она и выбрала его, дабы взять живым, допросить, выяснить, что случилось с шестью магистрами Ордена, которые пропали в ту ночь.

Что ж, теперь узнает нескоро.

Конечно, это раздражало.

Как целая боевая группа могла исчезнуть? Без следа. Без свидетелей.

Мальчишка наверняка мог быть в курсе, куда те делись и были ли вообще при штурме форта? Может, сбежали ещё до? В любом случае, она ещё доберётся до сути. Рано или поздно. Что же до мальца, то даже немного жаль. Она бы с удовольствием поиграла с ним. Приручать подобных зверьков — одно удовольствие.

— Бедняжка. Один против семидесяти, — вздохнула она, прикусив нижнюю губу. — Ты, наверное, был так сильно напуган… Жаль, я не видела тебя в тот момент…

Аннабель смяла донесение и бросила в камин. Бумага вспыхнула, почернела и превратилась в пепел. Не до Волкова ей сейчас. Впереди важное сражение. Даже не так. САМОЕ ВАЖНОЕ ДЛЯ ВСЕЙ БРИТАНИИ. Это битва за престиж. И проиграть её равно смерти.

Так что некогда сожалеть о несостоявшихся удовольствиях…

Целая вереница повозок тряслись на колдобинах северной дороги. В одной из них, ни чем особо не отличавшейся от других, шестеро мужчин сидели на соломе, покачиваясь в такт движению. Обычные вольные наёмники, ехавшие сейчас на север, дабы поучаствовать в грядущей битве в долине Мёртвых Костей.

— Слыхал я, за головы офицеров будут платить по полтора косарей, — проговорил Гриша. Коренастый мужичара лет сорока с выбитым передним зубом. Он жевал вяленое мясо, то и дело запивая дешёвым пивом из фляги. — По полторы, прикиньте, ребзя! За мастера вообще пять штук обещают!

— Ага, мечтай, — хмыкнул Боря, долговязая шпала с редкой бородкой. — Знаешь, сколько желающих на таких офицеров? Вся гильдия «Шторм» уже нацелилась. Слышал, они специально под это дело собрали отряд из тридцати человек. Одни мастера. Будут целенаправленно охотиться на командиров.

— Вот суки, — сплюнул Гриша. — Всё лучшее себе гребут!

— А ты что хотел? — Боря развёл руками. — Мы вольные наёмники. Нам офицеры не светят. Дай бог сержанта завалить, лейтенанта конечно получше. А так — пехота британская, обычные солдафоны. За них по пятьдесят платят. Может, повезёт и сотню дадут с каждого. Если раскошелятся наши. Хотя, и сам знаешь, обсчитают падлы.

— Пятьдесят за башку… — задумчиво протянул Степан, пожилой ветеран с седыми висками и шрамом через всю морду. — Двадцать британцев убьёшь — это тысяча получается. Неплохо так-то. В моё время по червонцу платили.

— Ага, если ещё выживешь, — добавил Ванька, молодой парень не старше двадцати пяти. — Говорят, британцев тысяч сорок будет. А нас только тридцать.

— И чё? — уверенно фыркнул Гриша. — У нас контурщики лучше. Да и генерал Разин не дурак. Не поведёт на убой.

— Дай-то бог, — Ванька перекрестился.

— Да и если их больше, значит и заработаем поболя, — хмыкнул Боря и указал на ветерана. — Вон Степан Андреич двадцатерых убить собрался. Представь, это ж всем бриташек не хватит!

И все загоготали.

Все, кроме одного юноши, что сидел в сторонке и большую часть времени молчал.

Повозка подпрыгнула на кочке. Все качнулись, ругнулись. А юнец даже не шевельнулся, ведь его центр тяжести был настолько стабилен, что никакая тряска не имела значения. Однако, он нарочно качнулся, чтобы слишком не выделяться.

Забавно, но именно наёмник Косой, прозванный так из-за кривого левого глаза, заметил это и хмыкнул.

— Устойчивый ты, Санька. Дед так научил равновесие держать?

— Да, — коротко ответил юноша.

Услышав, что малец снова заговорил, а подобное за прошедшие дни путешествия было лишь дважды, ветеран Степан решился побеседовать. Уж больно паренёк занятный был, особенно его деревянная маска с ликом птицы.

— А где ты, говоришь, вырос? В Сибири?

— В лесах за Байкалом. Жил там с дедом в общине. Старообрядцы мы.

Косой вдруг наклонился вперёд, разглядывая маску пристально.

— Старообрядцы, говоришь? — произнёс он задумчиво. — До сих пор не могу поверить, что встретил реального язычника. Слышать про вас слышал, конечно. Что духов леса почитаете, обряды проводите. Но чтобы вот так маски носить… — и протянул руку, почти коснулся лика воробья, однако что-то его остановило в сантиметре. Чутьё то было или уважение к человеку, скрывающему лицо, кто знает. Но руку он убрал и произнёс всё также задумчиво. — Это правда традиция у вас такая? Носить маски?

Юноша кивнул.

Знали бы они, кто он есть на самом деле. Однако сейчас это было неважно. Сейчас он просто Сашка из язычников-старообрядцев. Даже маску изготовил. Деревянную, выкрашенную под коричневую голову воробья. Простая, грубо вырезанная, с прорезями для глаз. И ведь не придумал это сам. Язычники действительно носили их, хотя стоит признать, их осталось так мало, что большинство имперцев считали их байкой. Ну есть они где-то там и есть. Аборигены нынешнего времени так сказать.

— Правда. — кивнул Сашка. — Маска — это лицо духа-покровителя. Каждый выбирает своего, когда становится взрослым.

— Но почему воробей? — поинтересовался уже Борис. — Не орёл какой-нибудь гордый, не волк. А воробей…

На это юноша ответил довольно остроумно:

— Воробей — птица хоть и простая, но её не так-то просто поймать.

Мужики понимающе кивнули.

— А снять её можно? — полюбопытствовал Ванька, глядя с явным любопытством.

— Можно. Но только в кругу семьи. При чужих нельзя. Духи обидятся, — пожал Сашка плечами.

— Понятно, — Ванька покачал головой. — А сколько вас, язычников-то, ещё осталось? Я думал, вы все давно вымерли или в христианство перешли.

— Немного. В лесах встречал несколько общин. Человек по двадцать, тридцать. Когда-то нас были тысячи. Но ты прав — христианство вытеснило. Кто принял веру, кто ушёл глубже в леса, кто умер. Мы — последние.

— Грустно, — неожиданно тихо сказал Степан.

В повозке повисла задумчивая тишина. Потом Косой шумно сглотнул пиво из фляги и ухмыльнулся.

— Ладно, хватит печальных историй. Мы тут не философией заниматься собрались, а деньги зарабатывать. — Он кивнул на арбалет, лежащий рядом с юнцом. — Кстати, Сашка, ты как с этой штуковиной обращаешься-то? Модель явно не для новичков. Это же «Охотник-IV» серии, если не ошибаюсь?

— Верно, — кивнул «Воробей». — Обращаюсь неплохо.

Борис впервые за всё время посмотрел на оружие мальца повнимательнее и присвистнул.

— Охренеть! Точняк, «Охотник»! Такие тысячи три стоят, не меньше… Механизм натяжения сложный, прицельная планка регулируемая… Откуда у тебя такое богатство, друг?

— Дед оставил, — ответил тот без лишних эмоций.

Степан прищурился:

— Парень, я бы на твоём месте был поаккуратнее. С такой штукой слишком не светись. Не то найдётся кто посильнее, решит отобрать. Знаешь, сколько в лагере будет головорезов, что за полцены от такого арбалета глотку перережут?

Юноша повернул голову, и теперь маска воробья посмотрела на Степана пустыми прорезями. Странно. То ли глаза закрывала тёмная ткань. То ли они сами по себе были чернее чёрного. Конечно же, логично предположить первый вариант, но жути это не убавило.

— Пусть пробуют. Мне не впервой, — произнёс юноша абсолютно ровным голосом.

Гриша, хлопнув себя по бедру, гулко расхохотался.

— Вот это по-нашему! А паренёк-то хоть и тихоня, но с характером!

Косой прищурил свой кривой глаз и задумчиво почесал небритую щеку.

— Погоди-ка, Сашка, — протянул он как обычно задумчиво. — А ты, вообще, какого ранга будешь? Мы с тобой как-то не обсуждали это. Если отбиваться от бандюков смог, значит не совсем уж зелёный новичок, верно?

— Инициированный второй ступени, — ответил тот спокойно.

В повозке снова воцарилась тишина. Боря присвистнул, при том с явным удивлением и уважением.

— Ничего себе… — пробормотал он. — Сколько тебе, восемнадцать говоришь? И уже инициированный второй ступени? Не знаю в курсе ли ты, брат, но это серьёзное достижение для твоего возраста.

— Да уж, — кивнул и Косой, по новой переоценивая попутчика. — Я сам вот инициированный третьей ступени, а мне сорок один стукнуло. Понимаешь, какой у тебя потенциал, парень? К тридцати годам подмастерьем станешь, не меньше. А может, и мастером, если повезёт и не загнёшься раньше времени.

— Вот это да-а-а, — Ванька тоже смотрел на мальца с восхищением. — Дед-то твой, видать, правда крут был, если так тебя натаскал. И арбалет такой оставил, и до второй ступени довёл…

— Без него меня бы тут не было, — согласился юноша. — Ещё он постоянно твердил, что сила без навыка её использовать, что меч в руках младенца. Бесполезна и опасна для самого же владельца.

— Мудрые слова, — одобрительно кивнул Степан. — Редко встретишь молодого практика, который это понимает. Большинство, как силу почувствуют, сразу нос задирают и лезут куда не просят. А потом удивляются, почему их кто-то покрепче быстро на место ставит.

— Или убивает, — добавил Борис. — Видел я таких горячих голов. Не доживают до седин обычно.

— Ладно, оставьте парня в покое, — Косой махнул, прерывая разговор. — Не наседайте на него. Он итак уже доказал, что не промах. Инициированный второй ступени в его годы — не шутки. Ещё многим аристократам нос утрёт на поле боя.

— Верно. Кстати, когда кормёжка-то будет? Что-то жрать охота…

Сашка же прикрыл глаза и прислонился к деревянному борту повозки. Легенда работала идеально во всех деталях. Язычник из сибирских лесов с маской воробья. Инициированный второй ступени с дорогим арбалетом от деда. В купе всё это создавало образ конечно экзотичный, но правдоподобный. При том, достаточно интересный, чтобы объяснить его необычность, но не настолько выдающийся, чтобы привлекать лишнее внимание. Эфирный ранг вызывал уважение среди простых наёмников, но не казался чем-то невероятным. Идеальный баланс для того, кто хочет остаться в тени. А то, что его истинный ранг в данный момент магистр третьей ступени… что ж, об этом узнают только те, кому суждено умереть от его руки. Да и то, когда придёт время.

Через несколько часов повозка замедлилась. Снаружи послышались голоса, лязг оружия, команды.

— Контрольно-пропускной пункт! — объявил возница. — Конечная остановка: Долина Мёртвых Костей, господа наёмники! Приготовьте документы!

Все зашевелились, доставая бумаги из карманов и заплечных мешков. Сашка достал свои — контракт вольного наёмника на имя Александра Северова, полученный в одной из приграничных деревень, где был мобилизационный пункт. Восемнадцать лет, уроженец сибирских лесов, культурная принадлежность — старообрядцы-язычники. Документ был поддельным, со всеми нужными печатями. Где он его достал оставалось загадкой. Может, Хромой помог. А может кто-то из советников. Кто знает. Но помимо этих документов, у него были десятки других.

Брезент повозки откинулся. В проём заглянул имперский офицер — довольно возрастной лейтенант. Явно уставший, ещё и с равнодушным взглядом трудяги, который уже сотни раз проверял таких же наёмников. За его спиной виднелись деревянные стены КПП, флаги Империи, трепещущие на ветру, патрульные, готовые к любому раскладу.

— Документы! — коротко бросил лейтенант.

Наёмники принялись передавать бумаги. Тот пробегал глазами по каждому листку, сверяя информацию с лицами владельцев. Дошла очередь до юноши. Он передал свой контракт.

— Северов Александр? — прочитал лейтенант и поднял взгляд на его маску. — Старообрядец из сибирских лесов?

— Да, офицер, — ответил тот почтительно, слегка склонив голову.

Лейтенант несколько секунд молча разглядывал маску воробья, потом хмыкнул с лёгким удивлением.

— Ну и дела. У нас конечно хватает чудаков в масках. Пара сотен набралось в этот раз. Вон и эти, уралки в своих шлемах. Но язычник? Думал, вы все уже вымерли. — и вернул документ юноше. — Проезжайте. Лагерь наёмников на восточной окраине. Спросите у дежурных, они проводят к месту.

— Спасибо, начальник! — бросил Гриша.

Брезент прикрылся. Повозка тронулась, колёса снова заскрипели по мёрзлой, укатанной дороге. Наёмники расслабились, убирая бумаги и переглядываясь с облегчением.

— Ну вот и добрались, — Борис потянулся, хрустнув суставами. — Долина Мёртвых Костей. Слыхал, тут неплохо так кормить будут. После того, как разберёмся с лагерем, можно где-нибудь и пивка хлебнуть нормального.

Воробей же повернул голову к заднему борту повозки. Через щели виднелись очертания наскоро возведённого КПП и холмы долины, где вот-вот произойдёт побоище тысяч практиков.

«Я здесь, — подумал он, глядя на такой знакомый север. — Я вернулся. И готов исполнить данные обещания…»