Ненормальный практик 6

Глава 5

Александр двинулся в зал. Странно, но большую часть людей занимало — куда же именно он направится? К военным? К аристократам? А может, к молодым барышням?

Он решил остаться в одиночестве и двинулся вдоль стены зала, рассматривая развешанные картины. Остановился у большого полотна, изображающего взятие Измаила. И стоял спиной к залу. Не было в нем ни напряжения, ни ожидания — просто искренне рассматривал произведение искусства.

Отчего-то его непринужденная отчужденность вызвала эффект. Гости, ожидая, что молодой подполковник может поспешно присоединиться к группе военных например, дабы не ощущать себя белой вороной — наоборот, наслаждался одиночеством. Многие начали перешёптываться, бросая на него косые взгляды. Интересен ли он им был? Конечно. А после его столь яркого появления — вдвойне. Вот только, здесь, на публике, каждый твой шаг, каждое решение имело последствие для большинства присутствующих. Нельзя было просто подойти первым к Ненормальному Практику и начать разговор — ведь это означало признать его значимость. Не подойти — тоже выбор, значащий пренебрежение, которое после его военных заслуг, тем более в данный вечер, приуроченный взятию Дредноута, выглядело ещё более острым. Забавно, что никого из тех, кто брал форт тут и не присутствовало, лишь Александр. Да и тот, не будь в Петербурге, был бы и не в курсе, что в столице проводят празднество по данному поводу. Подумаешь, взяли форт. В любом случае, юный Волков своим решением абстрагироваться создал элегантный выбор для гостей. Хочешь узнать Ненормального Практика. Понять, что он из себя представляет? Приложи к этому хотя бы какие-то усилия. Десяток шагов к месту, где он смотрит на картину. Большая ли цена? Для кого как.

Принц Виктор, наблюдая за ним со стороны, хмыкнул. Решил, что «подполковник» сам загнал себя в ловушку. И скорей всего, просто не знает как вести светских бесед, вот и строит из себя не пойми что.

Однако, среди множества гостей были двое, кто плевал на условности и просто хотел поболтать. Михаил Наумов и Николай Молотов. За прошедший месяц оба достигли ранга адепта. После марафона изнурительных тренировок, подстёгнутых желанием взять реванш конечно.

И вот он здесь.

Но.

Всё изменилось.

Кардинально.

— Чувствуешь? — тихо спросил Наумов, в его голосе не было обычного высокомерия.

Молотов кивнул:

— Мастер. Минимум первой ступени. Значит, это правда. Он действительно достиг таких высот.

— Как такое возможно… — терялся в догадках гений контуров.

Оба курсанта понимали, что означает разница между адептами и мастером — это как если бы пятилетние дети выступили против взрослого воина. Выходит все их тренировки, все подготовки стали бессмысленными? Нет. Они продолжат! И возможно когда-то дадут ему равный бой. В боевых искусствах главное — системность, дисциплина. Если развиваться, развиваться, развиваться и развиваться — в один прекрасный момент совершишь такой грандиозный скачок, что уже твоим оппонентам придется догонять тебя.

— Идём, — сказал Молотов.

— Куда? — удивлённо посмотрел на него Наумов.

— Поздороваемся. Мы можем стоять тут как ущербные, злясь на то, что он сильнее. Или можем подойти и попытаться понять, как он этого достиг.

Наумов помолчал, борясь с гордостью. Потом выпрямился и кивнул:

— Ты прав. Да и победил он нас честно. Злиться нужно только на себя, могли бы тренироваться ещё больше…

Они двинулись через зал. Что не могло не привлечь внимание — два молодых аристократа, известные своими выдающимися способностями практиков, к тому же оба не из самых последних семей шли целенаправленно к одиноко стоящему Волкову.

Александр слышал как они подошли. Но продолжал изучать картину. Однако первым завёл беседу:

— Прекрасная работа, господа, не находите?

Молотов и Наумов улыбнулись. Никакой заносчивости от Волкова, ещё и показал открытость к диалогу.

— Подполковник Волков, — Наумов первым взял инициативу. — Рад видеть вас в добром здравии.

Манеры, куда ж без них. Они не были друзьями, так что он начал разговор с формальностей.

Александр повернулся. В тёмных глазах не было ни высокомерия победителя, учитывая их прошлую встречу, но и никакой фальшивой скромности. Абсолютно спокойный, оценивающий взгляд.

Он кивнул обоим:

— Господа, Наумов, Молотов. Вижу, вы оба достигли ранга адепта. Поздравляю. Стоит признать, довольно быстрое развитие, впечатляет.

Комплимент был искренним, без снисхождения. Ведь если не учитывать развитие самого Волкова — оба аристократа совершили грандиозный скачок по местным меркам. Можно только представить сколько усилий было приложено.

Молотов невольно расправил плечи. Адские усердия были признаны его соперником, значит оно, всё же стоило того:

— Твой пример мотивировал, Александр, — да, гора мышц решил не церемониться и отбросил все формальности. — После нашего боя я понял, как много чего ещё нужно натренировать. Давай как-нибудь смахнемся ещё, что скажешь? — и ухмыльнулся широкой, но дружелюбной улыбкой.

Юный Волков ухмыльнулся в ответ. Да, ещё в тот день турнира он понял, что здоровяк — занятный парень, с такими всегда просто. Прямые, как брёвна, а главное — искренние.

— Если будет вино, женщины и жаренное мясо, то с удовольствием.

— Будут, — хохотнул тот, принимая условия.

— Прошлый приём с разрушением узла, — втиснулся Наумов, преодолев гордость, — Покажешь его ещё раз? Я принесу лучшего вина. Конечно, когда у тебя будет время.

Александр взглянул на него и улыбнулся:

— Идёт. Однако, достигнув ранга мастера, ты и сам поймёшь в чём суть. Будешь ощущать наиболее плотные границы эфира в конструкции. Обычно там и скрывается формирующий узел односложных контуров.

Михаил кивнул. Ненормальный Практик абсолютно прав — ведь тоже самое говорили учителя. Но тогда как тот почувствовал это скопление эфира будучи на ранге неофита? Вот что его интересовало.

— Но каким образом ты ощутил это на турнире? — всё-таки гений не выдержал и спросил, желая узнать.

Волков понимающе улыбнулся. Такими и должны быть практики — фанатами своего дела. Именно из подобных и вырастают магистры и выше.

— Всё дело в цвете. Сражались бы мы в помещении — из-за отсутствия дневного света я вряд ли бы определил по прозрачности конструкции плотность, — пояснил Александр. — Однако, дневной свет отлично показывал разницу оттенков.

Глаза Михаила расширились. Вот оно! Вот, где скрывалась тайна! Боже… дневной свет? Такая мелочь помогла разрушить его идеальный контур. Обидно? Немного. Однако он посмотрел на своего бывшего оппонента с ещё большим уважением. Использовать подобное в бою? Это насколько нужно было всё контролировать? Гений. Он гений во плоти. Даже не то, что добился ужасающих результатов, став мастером. НЕТ! Его подход выходит за рамки понимания. По крайней мере для низших и средних рангов практиков. Наверняка магистры и уж тем более архимагистры куда более изощрённые в бою. Но каким чудовищем станет Волков, дойдя до соответствующих рангов? Наумов с опаской сглотнул. Отчего-то эта мысль оказалась пугающей. Кто сможет его остановить?

Весь зал теперь наблюдал за их разговором. Двое известных молодых аристократа из престижных академий общаются с «выскочкой» как с равным. Более того — как с превосходящим, чью силу они открыто признают.

Принц Виктор раздражённо цыкнул. Что ж, вечер только начинается.

К группе Волкова, Молотова и Наумова начали подтягиваться и другие. Молодые офицеры, заинтересованные поболтать с Ненормальным Практиком вживую. Курсанты академий, надеющиеся услышать от него парочку советов, как стать сильнее. Аккуратно приблизились даже несколько барышень, делавших вид, что рассматривают соседние картины. Любопытные девицы были во все времена. Особенно к столь противоречивым фигурам, как печально известный Ненормальный Практик.

В итоге юный подполковник оказался в очаге внимания, разрастающемся всё шире. Для аристократического общества это был мощный сигнал. Его признают.

Пока в их компании шёл разговор о боевых техниках, в зал вошли двое мужчин. Их фамилии не озвучивал церемониймейстер, так как они прибыли ещё ранее, и всё это время разговаривали тет-а-тет в соседнем кабинете. При появлении данных двух персон атмосфера зала мгновенно изменилась. Оно и понятно. Один из них был архимагистр Григорий Воронцов. Он шёл через толпу неторопливо, явно чувствуя себя всевластным. Неважно сколько лет он в столице, не имеет значения сколько лет работает в министерстве — его военная осанка всё также идеальна, как и в годы военной службы.

Рядом с ним шёл министр военных поставок князь Самойлов — толстый, потный, очевидно нервничающий после сложного разговора.

За ними, на положенных трёх шагах, следовала капитан Остроухина. О, она была прекрасна. Блондинка с длиннющими ногами, жаль те скрывало белоснежное платье в пол. При этом, девушка двигалась не так фривольно как её начальник. Напряжены были и плечи, да и сам взгляд не особо радужный, будто прошлые сутки не смыкала глаз. Работала? Или ублажала? Хотя было ли у Воронцова к ней влечение? Очень сомнительно. Годы уже не те. Да и, слишком много забот.

Архимагистр окинул гостей цепким взглядом старого хищника, оценивающего территорию. Вскользь взглянул по отдельным группам молодёжи у картин и на мгновение задержался на юном Александре. Он что-то тихо сказал Остроухиной, не поворачивая головы. Та кивнула и направилась через зал к группе. Настолько прямо и целенаправленно, что не было никаких сомнений — к кому именно она взяла курс.

Капитан остановилась в двух шагах от Александра:

— Подполковник Волков, архимагистр Воронцов желает побеседовать с вами.

Вот она — идеально выбранная формулировка. Не «просит» — что подразумевало бы возможность отказа. Не «приказывает» — что было бы грубостью, ещё и на светском приёме. «Желает» — золотая середина между вежливостью и неизбежностью.

Александр выдержал паузу, достаточную, дабы показать, что он не прислуга, бегущая по первому зову, но и не перегнул, чтобы не проявить неуважения.

— Благодарю, капитан. Буду счастлив засвидетельствовать почтение архимагистру.

После чего повернулся к Молотову и Наумову:

— Господа, надеюсь, мы продолжим нашу беседу позже.

Молотов и Наумов понимающе кивнули.

Волков последовал за Остроухиной через зал, чувствуя лёгкое раздражение. Воронцов. Старый манипулятор, который месяц назад умыл руки, когда его отправляли в штрафбат. Ни слова в защиту, ни попытки вмешаться, учитывая, что Скворцов был его человеком. Лишь холодный расчёт, дескать пусть мальчишка или докажет свою ценность на Севере или сдохнет. Всё просто. Конечно Александр это осознавал, а потому и не питал восторженных чувств ко всеобщему любимчику — архимагистру.

Старик Воронцов стоял у камина спиной к залу, но ясное дело контролировал чувством эфира все передвижения гостей позади. И ощущал приближение Александра. Министр финансов, стоявший рядом, увлечённо рассказывал о новых налогах, но Григорий слушал вполуха.

— Архимагистр, — Александр остановился в трёх шагах. Формальное приветствие, без намёка хоть на какое-то тепло.

Воронцов медленно обернулся. В серых глазах читалось любопытство. О, он внимательно просканировал эфирную ауру юноши, удостоверившись, что тот действительно стал мастером.

— Волков, — он растянул фамилию нарочито официально. — Или теперь следует говорить подполковник барон Волков? Столько титулов за такое короткое время. Вы удивляете.

Тон хоть и нейтральный, но подтекст очевиден — «посмотрите, как высоко взлетел мальчишка, которого я отправил умирать».

— Титулы даются и отнимаются, архимагистр, — Александр спокойно держал его взгляд. — Как и всё остальное.

Вот и первый ответный укол. «Как и всё остальное» — в эту фразу можно было вместить всё — и доверие, и покровительство, и уважение, и ещё множество чего. Министр финансов закашлялся, шкурой ощущая напряжение, и поспешно отошёл. Остальные тоже инстинктивно отдалялись, создав вокруг них пустырь.

Воронцов прищурился:

— Вы злитесь на меня за штрафбат?

Старый лис ударил в лоб. Откровенность вопроса вышла неожиданной. Александр позволил себе холодно улыбнуться:

— Злиться, архимагистр? На что? На то, что ваш протеже Скворцов оказался британским шпионом множество лет под вашим носом? Или на то, что когда я по чистой случайности помог ему сбежать, вы не пошевелили пальцем, дабы объяснить это трибуналу?

— Я не мог вмешиваться в дела военной юстиции, — Воронцов говорил ровно. — Это подорвало бы доверие к системе.

— Конечно, — Александр кивнул с «пониманием». — Система важнее людей. Особенно когда эти люди уже выполнили свою функцию. Я выиграл для вас турнир, создал прецедент «народного героя», так что пришло время отправиться в утиль.

Несколько человек, всё ещё стоявших достаточно близко, чтобы слышать разговор, переглянулись. Открытый конфликт между архимагистром и Ненормальным Практиком? Это была сенсация.

Воронцов хмыкнул, и произнёс тише, но жёстче:

— Мальчишка… думаешь, что понимаешь, как устроен мир? Что знаешь о настоящей игре? Да, я не вмешался. Потому что знал — либо ты сдохнешь на Севере как слабак, и туда тебе дорога. Либо выживешь и станешь тем, кем стал. Оружием.

Александр хмыкнул в ответ и тоже понизил голос:

— Советую отбросить мысли о своей причастности к моему пути на Севере, архимагистр. Это вас никоим образом не касается. Да и, чьим же оружием вы меня сочли? Империи или своим личным?

— А есть разница? — Воронцов усмехнулся. — Я служу империи пятьдесят лет. Мои интересы — это её интересы.

— Как удобно, — в голосе Александра открытый сарказм. — Вот только сдаётся мне, что вы были давно в курсе, что ваш «верный помощник» Скворцов играют за другую сторону. Так что не уверен, что могу ассоциировать вас со всей империей.

Воронцов нахмурился. На миг даже показались желваки.

— Осторожнее, мальчик, — в его голосе проскрежетала сталь. — Ты играешь с силами, которых не понимаешь.

Александр приподнял бровь:

— Уверены? Знаете, в чём ваша проблема, архимагистр? Вы всё время пытались сыграть мной. И даже сейчас всё ещё играете. Пытаетесь использовать. В этот раз, как вашего личного болванчика, которого якобы именно вы «открыли» и «закалили». Однако, вы заблуждаетесь.

Воронцов смотрел на него как на действительно интересный экспонат. Как может мальчишка вести беседу с ним в таком тоне. При том без оскорблений, без эмоций. Ему точно восемнадцать лет? Откуда такая выдержка?

— И что ты намерен делать? — прохрипел он. — Публично отречься от меня? Не удивляйся, многие считают — ты мой человек. Так что, подумай, прежде чем разрушить собственную карьеру.

— Карьеру? — Александр рассмеялся, коротко и искренне. — Архимагистр, вы правда думаете, что меня волнует карьера?

Он наклонился ближе, так, что следующие слова были слышны только Воронцову:

— Я пришёл на этот бал не ради карьеры. И не ради вас. Я пришёл попрощаться с иллюзиями. В том числе с иллюзией, что вы были моим благодетелем.

После чего отступил на шаг, и произнёс уже громче:

— Благодарю за приглашение побеседовать, архимагистр. Но, с вашего позволения, вернусь к более искренней компании.

И, не дожидаясь разрешения, развернулся и пошёл прочь. Неслыханная дерзость, конечно, уйти от архимагистра без позволения. Но никто не знал — спрашивал ли об этом Волков. Только Воронцов, проглотивший эту дерзость юнца, смотрел ему вслед со странным выражением. Злость? Уважение? А может, сожаление… Одному только архимагистру было понятно, что он чувствовал.

Принц Виктор отошёл от группы министров и направился к племяннице. Евдокия в окружении фрейлин вела обсуждение о последней театральной постановке, однако по напряжению в плечах было видно — узрела не самую дружелюбную беседу Александра с Воронцовым. Хоть и краем глаза, но и этого было достаточно, чтобы понять — не склеилось. Воронцов не смог повлиять на Волкова и забрать его к себе в коалицию. По крайней мере, сегодня.

— Евдокия, — принц наклонился к её уху, и произнёс сладко как патока и ядовито как мышьяк, — сейчас я объявлю открывающий танец вечера. И предложу нашему герою-подполковнику станцевать с тобой. Публично. При всех.

Принцесса резко взглянула на него, в юных голубых глазах вспыхнул гнев:

— Ты не посмеешь так поступить, дядя.

— А что такого? — принц изобразил невинное удивление, растягивая губы в улыбке. — У него не хватит духа отказать императорской дочери. А ты сможешь отомстить за то унижение на турнире. Поставить выскочку на место публичным отказом. Отличный план, подумай.

Евдокия мысленно выругалась. Виктор, как всегда, видел только то, что хотел видеть. Он не понимал, что никакого унижения не было — Александр спас её честь, предложив ничью. Но для принца любой результат, кроме полной победы члена императорской семьи, уже был унижением.

— Постой, — она схватила его незаметно за рукав, когда тот разворачивался.

— Что? — он обернулся, приподняв бровь.

— Я не буду этого делать.

Виктор пожал плечами, и во взгляде показалась нечто опасное:

— Как хочешь. Тогда я разберусь сам. Впрочем, так даже интересней. Наслаждайся зрелищем, милая…

Он отошёл от неё и направился к церемониймейстеру. Тот склонился, выслушивая инструкции. Евдокия видела, как старый граф удивлённо приподнял брови, но кивнул.

И через пару минут церемониймейстер ударил жезлом о пол три раза, привлекая внимание:

— Дамы и господа! Его высочество принц Виктор объявляет белый открывающий танец! Прекрасные дамы получают право выбора партнёра для следующего вальса!

По залу прокатился оживлённый шёпот. Белый танец — когда дамы приглашают кавалеров, что редкость на открытиях официальных приёмов. Обычно его объявляли ближе к концу вечера, когда атмосфера становилась менее формальной.

Принц, заняв своё место на возвышении, посмотрел прямо на Александра с ухмылкой кота, загнавшего добычу. О, у него было множество идей и стратегий. Во-первых, Волкова никто не пригласит, и тот будет стоять как дурак посреди зала, что станет поводом для насмешек. А во-вторых, помимо этого есть куда более интересный способ позабавиться…

Александр находился у колонны, наблюдая за суетой. Дамы тихо переговаривались, бросая взгляды на потенциальных партнёров. Несколько смелых уже двинулись к своим избранникам. Юноша видел, как Виктория собиралась сделать шаг в его сторону, затем остановилась. Передумала.

Екатерина Чернышевская тоже украдкой взглянула на него, в её взгляде вопрос. Но из-за Елизаветы, что-то шептавшей ей на ухо, момент был упущен.

Прошла минута. Две. Волков продолжал стоять один. По сути, для него это даже не было проблемой, но в подобном высшем обществе — такое сразу вызывало определённую реакцию, например тихие усмешки у части гостей. Кажется, они поистине получали удовлетворение от подобных мелочей. Это как блюдо для гурманов-извращенцев. Надо же было уметь получать наслаждение от такой чуши. Сам принц на своём месте едва сдерживал торжествующую улыбку, скрывая за бокалом. Он наслаждался. Медленно, как изысканным вином.

И тут…

— Какая скука, — раздался звонкий голос совсем рядом с Волковым. — Все эти павлины распускают хвосты, а самый интересный экземпляр стоит в одиночестве. Вселенская несправедливость. И я намерена её разрешить.

Александр повернул голову. Сбоку стояла молодая барышня лет двадцати двух в тёмно-бордовом платье, подчёркивающем рыжие волосы, собранные в причёску с жемчужными шпильками. Зелёные глаза смотрели с озорством, мол посмотри, я бросила вызов всему светскому обществу и стою сейчас перед тобой, парень.

— Графиня Ирина Засецкая, — она присела в изящном реверансе. — Только что вернулась из Парижа, так что мы не могли встречаться раньше. Но о вас, подполковник Волков, я наслышана. «Ненормальный практик». Какое интригующее прозвище.

Её голос был игривым, с лёгким французским акцентом.

— К сожалению, не хочу разочаровывать вас, графиня, — ответил Александр с вежливой улыбкой. — Я довольно скучный собеседник. И не расположен к светским беседам.

— О, значит мы похожи. Я тоже не ищу светских бесед, — она наклонила голову, и рыжий локон выскользнул из причёски, упав на обнажённое плечо. Слишком соблазнительна, слишком хороша, — Я ищу танец с человеком, который не боится быть настоящим. Или вы из тех мужчин, что отказывают дамам?

Изящно. Отказать после такого вызова означало признать себя либо трусом, либо грубияном. К тому же, весь зал уже наблюдал за ними — единственной парой, ещё не определившейся с танцем.

— Что ж, графиня, — он предложил ей руку с безупречным поклоном, — было бы невежливо отказать столь очаровательной даме. Особенно когда, приглашением на танец, она рискует своей репутацией.

— Я люблю риск, — она вложила свою руку в его, — это делает жизнь пикантной.

Они двинулись к центру танцпола. Оркестр, получив знак, заиграл вальс — медленный, тягучий, создающий сказочную атмосферу.

Александр положил руку ей на талию. Графиня ему на плечо. И они закружились в танце.

Пока юноша кружил графиню Засецкую, принц Виктор самодовольно повернулся к группе молодых аристократок, окружавших его.

— Ирина справится, — произнёс он небрежно, но с каким предвкушением, сам ведь проинструктировал её ещё утром. — Она в таких делах мастерица.

— О, ваше высочество, — захихикала одна из фрейлин, веер порхал в её взволнованных руках как крылья птицы, — Ирина может сыграть что угодно! Помните, как она на прошлом балу разыграла обморок прямо в объятиях того румынского посла?

— Бедняга потом месяц извинялся перед всем светом, думая, что как-то её оскорбил, — добавила другая.

Принц перевёл взгляд на стоящую поодаль брюнетку в небесно-голубом платье — Варвару Трубецкую, известную своей красотой вкупе с острым языком.

— Когда наш герой будет облит грязью с головы до ног, — принц сделал паузу, смакуя момент, будто визуализируя, — ты утешишь его, Варенька. Покажешь, что благородные дамы могут быть милосердны даже к неудачникам.

Варвара медленно улыбнулась, и в этой прекрасной улыбке скрывалась бессердечная тварь:

— Сделаю всё по высшему разряду, мой принц. Бедный мальчик даже заплакать в жилетку не сможет — придётся плакать в моё декольте.

Все рассмеялись — злобно, предвкушающе.

— Глупый мальчишка, — принц усмехнулся, наблюдая, как пара кружит в центре зала, — даже не подозревает, что уже в ловушке. Ирина разыграет оскорблённую невинность так убедительно, что даже его покровители не смогут защитить. Боже, это прекрасно.

На танцполе всё набирало обороты. Юный Александр вёл в танце Засецкую так нежно и уверенно одновременно, что вызывало лишь восхищение. Та смотрела на него с кокетливой улыбкой.

— Вы превосходно танцуете, подполковник, — промурлыкала она, прижимаясь чуть ближе, чем позволял этикет. — Где научились?

— На войне, — ответил Александр нейтрально, сохранив положенную дистанцию. — Там же научился читать намерения людей.

Нечто в его тоне заставило её на мгновение напрячься. Но Ирина была опытной интриганкой. Она рассмеялась, откидывая голову назад так, что обнажила белую шею:

— Неужели вы видите во мне врага? Я всего лишь женщина, очарованная загадочным мужчиной.

Александр холодно улыбнулся в ответ.

— Да неужели?

— Говорила же вам, — та продолжала свою игру, уже шепча ему на ухо, — слышала, что вы совершали невероятные подвиги. Расскажите… как это — убивать врагов голыми руками?

— Разве убийства — подобающая тема для бальной залы, графиня, — ответил он скучающе. — Если вас интересуют подробности службы, прочтите официальные отчёты военного министерства.

— О, но официальные отчёты такие скучные, — она прижалась ближе, её рука скользнула с его плеча на шею. — А вы… такой живой. Настоящий.

Несколько пар, танцуя по соседству, наблюдали за ними. Всё происходящее было слишком откровенно для публичного танца. Ирина играла роль увлечённой дамы, заходящей слишком далеко.

И тут произошло то, ради чего был весь этот спектакль.

Музыка достигла момента, когда партнёрша должна была сделать поворот под рукой кавалера. Стандартное движение вальса, ничего такого. И когда Александр поднял руку для данного действа, Засецкая сделала вид, что запуталась в подоле. Вполне отрепетированное движение, что должно было выглядеть как попытка Александра задрать ей юбку.

Но тот, неожиданно для неё, да и наблюдавшего за сием принца, среагировал. Его свободная рука подхватила её за талию прежде, чем она успела «упасть», а другая — придержала подол платья, не дав тому задраться. Со стороны всё выглядело как галантное спасение дамы от неловкости.

— Осторожнее, графиня, — произнёс юный Волков громко и отчётливо. — Паркет здесь отполирован до опасного блеска, можно вступить не туда и поскользнуться. Позвольте проводить вас к стулу — вы выглядите утомлённой.

Ирина была в ступоре. Что за чёрт⁈ Как ему удалось⁈ И теперь, она оказалась в ловушке собственной игры. Отказаться — значило признать, что падение было фальшивым. Согласиться — провалить план принца.

Она выбрала третий вариант, что работает всегда и всюду. Эскалацию.

— Утомлённой⁈ — её голос раздражённо взвизгнул. — Как вы смеете! Вы… вы только что коснулись меня неподобающим образом!

Музыка резко оборвалась.

Все взгляды гостей тут же обратились к их паре.

Александр отпустил её руку и сделал шаг назад. На лице — маска спокойствия. Абсолютного:

— Прошу прощения, графиня, если моя попытка удержать вас от падения была воспринята иначе. Полагаю, множество свидетелей подтвердят, что я действовал исключительно из желания предотвратить вашу травму.

И тут в дело вступил второй акт плана принца…

Виктор наблюдал за разворачивающейся сценой с самодовольным видом. Наклонился к фрейлинам, и произнёс едва слышно за веерами и шёпотом:

— А теперь выход нашего благородного рыцаря. Магистр Карагин не подведёт.

Те хихикнули, расхваливая великого стратега империи.

И как по сигналу, из толпы выступил мужчина лет тридцати пяти в красном мундире лейб-гвардии. Магистр первой ступени Сергей Карагин. Черноволосый красавец с точёным профилем и цепкими серыми глазами, известный своим мастерством фехтования и репутацией дуэлянта.

— Как вы посмели! — его праведный голос прокатился по залу подобно грому. — Оскорбить невинную девушку! Запятнать честь благородной дамы своими солдатскими повадками!

Карагин стремительно пересёк танцпол. Под взглядом четырёх сотен гостей он остановился в пяти шагах от Александра, и с однозначным жестом сорвал белую перчатку с левой руки.

— Барон Волков! — выплюнул он титул как оскорбление, — я требую сатисфакции за поруганную честь графини Засецкой!

Перчатка полетела к ботинкам Александра и упала на натёртый паркет с мягким шлепком.

По залу прокатился шёпот:

— Дуэль…

— Карагин вызвал его на дуэль…

— Прямо здесь, при всех…

— Магистр против мастера, будет бойня…

Графиня Наталья Романова-Распутина наблюдала за данной сценой с выражением брезгливости, однако и интереса. Произнесла стоящей рядом фрейлине:

— Предсказуемо. Принц разыгрывает спектакль с грацией провинциального режиссёра. Карагин — верный его цепной пёс, только и ждал, когда дадут команду «фас». А этот мальчишка Волков… — она прищурилась, изучая его реакцию. — Он совершенно не понимает, что происходит.

Но дальше не закончила фразу, в её фиолетовых глазах мелькнуло нечто. Осознание? Это явно было похожее на переоценку ситуации: «Нет. Не может же быть. Сначала подумала, что Волков полностью дезориентирован, но… это не растерянность… Это спокойствие. Он абсолютно спокоен. Что происходит? Как человек, стоящий лицом к лицу с одним из лучших дуэлянтов империи, может выглядеть так расслабленно, — она медленно ухмыльнулась. — Интересно… Откуда в тебе такая уверенность, мальчик…»

Принцесса Евдокия, казалось, прожгла фигуру Александра. Сердце билось с набатом. Это случилось. Он попал в ловушку принца. Как быть? Стоит ли ей вмешаться? Он же наколет дров!

— Ваше высочество, — прошептала одна из фрейлин, — неужели дуэль будет прямо здесь?

— Боюсь, что так, — ответила Евдокия тихо.

Внутри неё переполох. Как бы не был силён Ненормальный Практик, ему ни за что не справиться с магистром Карагином. Тот был опасен не только как дуэлянт — он был любимцем гвардии. Отказаться от его вызова означало потерять уважение всего офицерского корпуса.

Виктория молча сжимала бокал. Как ей помочь ему? В такой-то ситуации.

— Виктория Александровна, — спросила заворожённая Катя, — они же не могут драться прямо здесь?

— Не могут, — ответила та механически.

Лиза нервно теребила кружевной рукав:

— Но если он откажется, его назовут трусом.

— Он не откажется, — Виктория сказала это с такой уверенностью, что обе девушки посмотрели на неё. — Но и драться не будет. По крайней мере, не так, как ожидает Карагин.

Наумов и Молотов также наблюдали за разворачивающейся драмой.

— Карагин его уничтожит, — пробормотал кто-то из гвардейцев рядом. — Лучший клинок в первом отряде гвардии против недоучки.

Молотов покачал массивной башкой:

— Вы не видели, как дерётся Волков. Я видел. Дважды. Бой не будет в одни ворота.

Наумов повернулся к нему:

— Думаешь, у него есть шанс против магистра?

Молотов долго молчал и наконец ответил:

— Не знаю. Думаю, никто этого не знает. Но все хотят.

Александр всё ещё не поднял перчатку. Стоял, глядя на неё, затем медленно, с сожалением, посмотрел на Карагина. Покачал головой и заговорил — громко, чётко, что в тишине слышал весь зал:

— Магистр Карагин, я глубоко разочарован. Офицер лейб-гвардии и допускаете такую непростительную ошибку.

Карагин моргнул, не ожидая именного такого ответа:

— Что? Какую ошибку? Я защищаю честь дамы от вашего хамства!

— Моего «предполагаемого» хамства, — поправил Александр, — Которое, кстати, не было установлено и подтверждено. Но это мелочи по сравнению с тем, что вы только что сделали.

Он сделал паузу, обвёл взглядом гостей, убеждаясь, что все слушают, и приступил к расправе:

— Согласно сто сорок седьмой статье Императорского Кодекса Чести, редакции одна тысяча восемьсот девяносто первого года, вызов на дуэль в присутствии члена императорской семьи является оскорблением Высочайшей особы. Статья сто сорок восемь, параграф третий, уточняет — бросание перчатки в доме, где присутствует член императорской семьи, приравнивается к демонстрации неуважения к хозяину дома.

По залу прокатился шок. Несколько юристов и знатоков этикета закивали — он был прав. Абсолютно.

Александр продолжил, куда жёстче:

— Более того, согласно Указу Его Императорского Величества от двенадцатого марта одна тысяча восемьсот девяносто четвёртого года, любая дуэль между офицерами действующей армии в военное время карается разжалованием и каторгой. Мы находимся в состоянии войны с Британской империей, магистр. Или вы не в курсе?

Карагин побледнел.

Принц на своём возвышении напрягся.

Наталья Романова-Распутина очень странно улыбнулась.

— Но самое интересное, — Александр неспешно подошёл вплотную к Карагину, и теперь они стояли лицом к лицу, — согласно древнему правилу дуэльного кодекса, только равный может вызвать равного. К тому же, магистр Карагин, вы представились защитником чести графини Засецкой. Но я не вижу здесь графа Засецкого, её отца или брата, который имел бы право требовать сатисфакции от имени семьи.

После чего он повернулся к Ирине, которая стояла бледная как молоко:

— Более того, сама дама не обратилась с формальной жалобой к хозяину дома — его высочеству принцу Виктору. Без такой жалобы, засвидетельствованной тремя незаинтересованными свидетелями благородного происхождения, ваш вызов, магистр Карагин, является не защитой чести, а ничем иным, как личным оскорблением.

Он снова повернулся к офицеру, в глазах полная доминация. Надменность, которую гвардеец не видел даже у членов императорской семьи:

— Получается интересная ситуация. Вы оскорбили принца, нарушив этикет его дома. Нарушили военный закон, вызвав на дуэль офицера в военное время. Нарушили древний этикет, решив сразиться не по рангу. И оскорбили меня безосновательным обвинением. Согласно тому же кодексу чести, теперь я имею право выбора.

Зал не дышал.

Что это…

Как мальчишка из низшей дворянской семьи способен на нечто подобное⁈

Юный Волков же закончил мысль:

— Я могу поднять вашу перчатку и принять вызов. Но тогда мы оба предстанем перед военным трибуналом. Второй вариант — могу потребовать от вас публичных извинений за необоснованное оскорбление. Ну и, третий…

Он наклонился и поднял перчатку. Но вместо того чтобы бросить её обратно в лицо Карагину или принять вызов, сделал нечто, что точно никто и никогда бы не ожидал. Тщательно отряхнул её от пыли и протянул обратно магистру:

— Могу вернуть вам вашу собственность и предложить забыть этот неприятный инцидент. Всё-таки, все мы можем ошибаться в пылу момента. Особенно когда нас направляют не те люди.

При последних словах его взгляд скользнул к возвышению, где сидел принц.

Намёк был понятен всем.

Это было уничтожение.

Во всех смыслах. На всех слоях. На всех уровнях.

Карагин стоял, краснее рака. Взять перчатку — равно признать поражение. Не взять — продолжать конфликт, который он уже проиграл не только юридически, но и во всех смыслах.

В зале висела мёртвая тишина.

Все ждали, что будет дальше.

Ох, принц…

Принц был в экстазе, только наоборот. Он был раздавлен. Свержен. Прижат каблуком сапога Ненормального Практика. Прекрасное лицо проходило через целый спектр эмоций, меняя выражения. Сначала недоумение — что происходит? Почему Карагин стоит как идиот? Затем пришло понимание всего услышанного. И с ним пришла ярость. Тонкие нежные пальцы впились в ткань камзола. Этот! Этот выскочка только что использовал против него его же собственное оружие — правила высшего света! Но как⁈ Откуда сын захудалых дворян знает параграфы Императорского Кодекса Чести⁈ Откуда ему известны тонкости указов двадцатилетней давности⁈

«Паршивец! Ничтожество! Обманщик! Бестолочь! Как он провёл меня⁈» — мысль обжигала до боли. — Он знал. Знал, что я планирую, и подготовился! Но как? Кто его предупредил⁈ Кто учил⁈"

Фрейлины рядом замерли, боясь даже дышать. Видели, как их покровитель буквально трясётся от сдерживаемой ярости. Варвара Трубецкая, что должна была «утешить» поверженного Волкова, сглотнула. Похоже, её роль в спектакле отменяется.

Графиня Романова-Распутина же медленно опустила бокал с шампанским, даже не заметив, что держала его на полпути ко рту последние три минуты. Ядовитые фиолетовые глаза горели интеллектуальным возбуждением охотницы, обнаружившей уникальную добычу.

«Это не просто везение,» — думала она, наблюдая за юным Александром. — «Он цитирует параграфы, о которых наверняка и половина юристов империи не вспомнит. Указ тысяча восемьсот девяносто четвёртого? Ненормальный Практик… Ты, оказывается, не так-то и прост. Ха… Надо же. Кто ты на самом деле, мальчик? Любопытно. Очень любопытно. Кажется, моя Корнелия не такая дура, как я думала. В нём определённо что-то есть. Что-то… опасное.»

Принцесса стояла, не скрывая восторга. Голубые глаза сияли. Она даже улыбалась. Фрейлины смотрели на неё с неким недоумением, но она не замечала их вопросительных взглядов, даже не сдержалась и прокомментировала:

— Вы видели? Это было идеально. Совершенная техника боя. Он использовал действие противника против него самого. Карагин бросился в атаку, не разведав позиции, и попал в ловушку из собственной агрессии.

Одна из фрейлин робко спросила:

— Но ваше высочество, Ненормальный Практик же просто процитировал законы?

— Просто? — Евдокия рассмеялась, а как искренне. — Он за тридцать секунд уничтожил одного из лучших дуэлянтов империи, не обнажив меча. Заставил выглядеть невежественным дураком. И самое прекрасное — дал при этом шанс Карагину отступить с честью, вернув перчатку. Это не просто победа. Это урок милосердия.

Она смотрела на Александра с восхищением:

— Вот с кем я хочу сразиться. По-настоящему. Не в бою на турнире, а в серьёзном поединке…

Сердце Виктории колотилось как безумное, в голове вихрь мыслей и чувств. Гордость. Трепет. Наслаждение. Даже, простите небеса, удовлетворение. Она ощущала всё. Это был визуальный оргазм. Только что её бывший… курсант, конечно курсант и никто более, которого все считали неудачником, только что преподал урок ВСЕЙ аристократии. Наблюдая, как он методично уничтожает противника словами, естественно, она не могла не думать о их несостоявшемся свидании.

— Виктория Александровна, вы в порядке? — Екатерина осторожно тронула её за руку.

— Да… да, конечно, — та кивнула. — Просто… не ожидала такого поворота.

Елизавета с другой стороны шепнула:

— Он был великолепен, правда? Как он их всех…

— Поставил на место, — закончила Екатерина. — Но вы видели лицо принца? Теперь Волкову не поздоровится. Принц не простит такого унижения.

Девушки были правы. Александр только что нажил себе смертельного врага в лице принца. Но почему-то Виктории казалось, что его это совершенно не волнует. Будто даже гнев принца был для него неважным.

Наумов стоял с открытым ртом, забыв о приличиях. Его аристократическое воспитание боролось с восхищением воина, и восхищение побеждало:

— Ты видел? Он же… он же просто уничтожил Карагина. Словами.

Молотов медленно кивнул:

— Жуть.

Карагин смотрел на протянутую перчатку. Под кожей играли желваки. Секунды тянулись. Все ждали его решения.

И в этот момент из группы высших сановников отделилась фигура. Министр двора граф Нессельроде. Сухой старик с лицом пергамента, переживший трёх императоров и десяток дворцовых заговоров. Он двинулся к эпицентру конфликта с неторопливостью, точно зная, что его слово будет последним.

— Господа, — прозвучал его старческий голос на весь зал. — Позвольте старому слуге империи вмешаться в это недоразумение.

Он встал между Александром и Карагиным, и хотя был на голову ниже обоих, его присутствие нельзя было не ощутить.

— Магистр Карагин, — старик взглянул на офицера. — Ваше рвение защитить дамскую честь похвально, но, боюсь, несколько преждевременно. Как справедливо заметил барон Волков, процедура не была соблюдена. В моём присутствии, как министра двора, не было подано формальной жалобы от пострадавшей стороны.

Карагин открыл рот, чтобы возразить, но Нессельроде поднял сухую ладонь, заставив того замолчать:

— Более того, вы поставили его высочество принца Виктора в крайне неловкое положение. Представьте, в его доме, на его приёме происходит нарушение императорских указов. Это могло бы бросить тень на репутацию принца как человека, не способного поддерживать порядок в собственном дворце.

Дипломатия во всей красе. Нессельроде было плевать на сам конфликт, он лишь защищал принца от «позора».

— Полагаю, — продолжил министр, — благоразумнее всего будет считать этот инцидент результатом избытка эмоций. Магистр Карагин, заберите вашу перчатку. Подполковник Волков великодушно предлагает забыть недоразумение. Графиня Засецкая, — он повернулся к Ирине, и та вздрогнула от одного его взгляда, — уверен, она согласится, что инцидент был неверно истолкован в пылу танца.

Как же та закивала! Столь энергично, что застучали жемчуга в причёске:

— Да, да, конечно! Это было чистое недоразумение! Я просто… споткнулась, а господин подполковник пытался помочь!

Карагин сопел, багровый от унижения, но деваться было некуда. Министр двора фактически приказал закрыть инцидент. Он резко забрал перчатку и, не говоря ни слова, развернулся на каблуках, направившись прочь.

— Инцидент исчерпан, — объявил Нессельроде тоном, не терпящим возражений. — Музыканты, продолжайте играть. Дамы и господа, прошу, не позволяйте мелкому недоразумению испортить прекрасный вечер.

Оркестр заиграл вальс. Пары медленно начали возвращаться на танцпол.

Зал постепенно вернулся к обычному ритму светского вечера. Пары кружились в танце, группы гостей обсуждали произошедшее. Тихо естественно, чтобы никто не слышал.

Александр стоял в стороне, пил шампанское и наблюдал за всем происходящим отстранённо, будто уже не был частью сиего празднества. Потерял интерес. И поистине скучал. Взглядом скользнул по залу и заметил движение у балконных дверей. Виктория, стараясь не привлекать внимания, выскользнула на свежий воздух.

Юноша хмыкнул и двинулся следом.

Но не успел пройти и тридцати шагов, как ему преградили путь две девицы в белых платьях.

— Александр! — Екатерина и Елизавета показались перед ним, как два распустившихся бутона. Два прекрасных цветка, чьи глаза пылали радостью от встречи и надеждами.

— Барышни, — он учтиво поклонился.

— Как ты поживаешь? — Лиза сразу перешла к сути, забыв об условностях высшего света. — Мы так переживали! Вся академия стояла на ушах, когда узнали про штрафбат. А потом эти слухи с фронта…

— И почему не заглянул в академию, когда вернулся в Петербург? — добавила Катя, всеми фибрами тела пытаясь поймать его взгляд. — Виктория Александровна сказала, что ты в городе уже два дня.

Он посмотрел на них обеих. Молодые, красивые, умные, из хороших семей. В иной жизни, будучи другим человеком, он наверняка мог бы заинтересоваться одной из них. Но в этой они казались ему девицами из чужой пьесы. Милыми конечно, но абсолютно неважными для него.

— Всё в порядке. Благодарю за беспокойство, — ответил он вежливо, его же голос был абсолютно не заинтересован и пуст. — Дела не позволили навестить академию. Сами понимаете.

— Но ведь ты в отпуске? — Лиза не сдавалась, шагнув ближе. — Мы думали…

— О чём именно, барышня Румянцева? — теперь он не скрывал нот усталости. Не от них конкретно, а от необходимости играть роль, поддерживать иллюзии.

Лиза покраснела, отступила.

Катя попыталась спасти ситуацию:

— Мы просто хотели поблагодарить тебя. За всё. И узнать, как ты после всего произошедшего… И никогда не забудем, что ты нас спас тем вечером.

Да, она решила признаться, что в курсе того, что это был именно он.

Лиза бросила не неё взгляд, мол ты чего так разоткровенничалась. И вообще, решила использовать этот козырь в такой НЕПОДХОДЯЩИЙ МОМЕНТ!

Александр же посмотрел на них усталым взглядом. Эта тайна больше не имеет смысла. Если тогда для него могли быть определённые последствия, то теперь эти оба последствия — Кривой и Хромой работают на него. Такие вот дела. Да, пусть Катерина и Елизавета знают, что именно он спас их той ночью. Но благодарность за спасение жизни и романтический интерес — разные вещи. Не нужно путать одно с другим.

— Я жив и здоров, как видите. А благодарность… — он пожал плечами. — Любой мужчина, увидев дам в опасности, поступил бы также. Теперь, если позволите, мне нужно поговорить с ректором по старым вопросам.

Он поклонился и обошёл их, направившись к балкону.

Девушки остались стоять, глядя ему вслед.

Лиза взяла с подноса проходящего лакея бокал шампанского и залпом выпила:

— Ох… он всё такой же холодный. Будто мы для него просто мебель.

Катя взяла свой бокал, но не стала пить, просто крутила пальцами ножку:

— Похоже, он никогда не испытывал ни к одной из нас настоящего интереса.

— А вот к ней… — Лиза кивнула в сторону балкона, куда направился Александр вслед за Викторией.

Екатерина проследила за её взглядом.

— Да, — тихо согласилась она. — С ней у него что-то настоящее.

Юноша продолжал свой путь. До балкона оставалось не так много, как перед ним возникла ещё одна девушка. Не менее прекрасная, чем обе предыдущие.

Софья Вишневская.

Прекрасная как рябина в снегу. Идеальное белоснежное платье. Причёска. Соблазнительный взгляд. Пожалуй, она могла потягаться красотой с принцессой Евдокией. Бывает же в жизни. Их отношения с юным Волковым проделали короткий, но яркий путь. Вечные споры. Словесные дуэли. Она была одной из главных аристократок в группе, кто открыто выражал презрение к нему, но он всегда отвечал ей с тем ещё сарказмом и ставил на место. И под этими ссорами образовался другой слой — искры, что высекались при столкновении двух сильных характеров. Тот вид флирта, который маскируется под враждебность. Чем не росток большой и грандиозной любви? И вот, благодаря прошедшему турниру этот росток окреп. Софья стала смотреть на него иначе — с уважением, и чем-то бОльшим. Она собиралась поговорить с ним. Нормально. И признаться, что кажется влюбилась. Но увы. Его забрали в штрафбат. Судьба-злодейка. Но теперь он здесь! А значит — это шанс! Шанс наконец сказать ему всё, что столько теплилось на её сердце.

И вот сейчас стоит перед ним, в глазах то, чего раньше не было — неуверенность.

— Александр, — произнесла она его имя без титула, что для неё было почти признанием. — Здравствуй.

Она явно ждала. Может быть, комплимента её платью. Или саркастичного замечания в его старом стиле. Или хотя бы вопроса о том, как у неё дела. Чего угодно, что показало бы, что между ними всё ещё есть та странная связь из споров и скрытого притяжения.

Александр на секунду взглянул на неё.

— Здравствуй, Софья.

И прошёл мимо.

Софья застыла. Щёки начали гореть от унижения. Она — Софья Вишневская, которую добивалась половина золотой молодёжи Петербурга — только что была проигнорирована как пустое место⁈ Вздор… Что за вздор… Как он посмел…

Оглянувшись, она увидела Катю и Лизу, стоявших неподалёку. Их взгляды встретились — три отвергнутые девушки, каждая по-своему пытавшаяся достучаться до человека, которому они были абсолютно безразличны.

Вишневская подошла к ним.

Катерина протянула ей с подноса бокал шампанского:

— Тоже пыталась заговорить с ним?

Та просто кивнула.

Трое девиц стояли и смотрели, как Александр выходит на балкон к Виктории. И поняли простую истину — можно восхищаться Ненормальным Практиком, можно даже влюбиться в него, но невозможно заставить его каменное сердце биться для тебя. Впрочем, у них были на это все шансы. Но увы. Теперь слишком поздно.

…

Зимний мороз освежающе щекотнул лицо после душного зала, стоило только выйти на балкон. Виктория устроилась у мраморных перил и смотрела на заснеженный сад. Обнажённые плечи покрылись мурашками от холода. Но она не замечала.

— Не знал, что ректоры сбегают с императорских приёмов подышать воздухом, — произнёс юный Александр, подойдя ближе.

Виктория не обернулась, но улыбнулась:

— А я не думала, что солдаты устраивают публичные уроки юриспруденции на балах.

— Туше.

Он встал рядом, оставив между ними дистанцию приличия.

— В зале хоть и душно, но я вышел не только из-за этого.

— Нет?

— Нет. Просто не смог проигнорировать тебя в таком платье. Решила соблазнить принца? Или всю империю?

Виктория фыркнула с улыбкой. Комплименты. Снова его комплименты. Она повернулась к нему, строго приподняла бровь:

— Александр Волков, вы что, пытаетесь флиртовать со мной? После всего?

— А что, разве бывшим курсантам запрещено восхищаться красотой бывших ректоров? — он откровенным взглядом скользнул по её фигуре. — Или вы, Виктория Александровна, предпочитаете, чтобы я притворялся, что не замечаю, как это платье подчёркивает вашу талию? А изумруды в декольте привлекают взгляд к определённым местам?

— Александр, прекратите.

— Как скажете, — он опёрся о перила, глядя на неё уже серьёзно. — Но если уж быть до конца честным, я хотел поблагодарить вас.

— За что?

— За то время в академии. За то, что не выгнали после всех моих выходок. За то, что приехали в тюрьму, когда меня арестовали. Да, знаю, вы делали это ради турнира и репутации академии, но всё равно. Это было приятно.

Виктория отвернулась обратно к саду. Затем медленно и тихо произнесла:

— Вы снова изменились. После Севера.

— Повзрослел?

— Слишком быстро, — кивнула она. — Но ума так и не набрались. После сегодняшнего вечера у вас будет ещё больше врагов. Принц не простит публичного унижения. Карагин будет искать возможность отомстить. Даже Воронцов теперь видит в вас проблему.

— Понимаю.

— Понимаете? — она резко повернулась к нему. — Вы понимаете, что наживаете врагов быстрее, чем любой разумный человек? Что ведёте себя так, будто вам всё равно, что будет завтра?

Александр молчал, глядя на падающий снег. Как же она была права. Видела прям суть.

Виктория же безотрывно смотрела на него такого повзрослевшего. Боже, как же он хорош. Она сглотнула. Отвернулась и спросила:

— Вы вернётесь на фронт?

— Скорее всего.

— Когда?

— Скоро.

Она покачала головой:

— Вы невозможны. Только вернулись, и снова рвётесь в пекло.

— А где ещё место таким, как я? — он усмехнулся, но без веселья. — В бальных залах? За письменным столом? Мы оба знаем, что я создан для другого.

Она не могла возразить. Сама ведь видела его в деле на турнире. Этот человек создан для сражений. Будто сами небеса отправили его на землю биться.

Молчание. Падал снег. Из зала приглушенно доносилась музыка. И ей на плечи лёг его мундир.

— Не стоит, — посмотрела она на него.

— Согреешься и вернёшь. Не переживай. Это всего лишь манеры.

Она кивнула, поправила его мундир, придвинув на плечи плотнее. Почувствовала его запах. Вдохнула ещё раз. Сглотнула. Боже, как же ей непросто. И всё же она решила поговорить о том, о чём собиралась:

— Знаешь, я думала о нашем пари. И о твоём отъезде.

— Виктория…

— Нет, дай договорить. Я не жалею, что ничего не произошло. Правда. Потому что теперь вижу — ты уже тогда прощался. Уже тогда знал, что не вернёшься тем же мальчишкой. Или не вернёшься вообще.

— Верно, — кивнул он. — Рад, что ты поняла.

Она ещё раз незаметно и глубоко вдохнула запах его мундира, а после сняла и передала:

— Нам пора, — отступила она от перил.

— Да. — согласился он.

— И Александр… — смотрела ему в глаза Вика, — будь осторожен. Что бы ты ни задумал.

— Буду, — он предложил ей руку, чтобы проводить обратно в зал.

Она приняла её, и на мгновение они встали так близко, слишком близко. Что, казалось, может произойти нечто… Виктория смотрела ему в глаза, ища что-то.

Но.

Там было пусто.

— Прощайте, Александр, — сказала она очень тихо.

— Прощай, Виктория.

После возвращения с балкона юный Волков намеревался затеряться в толпе гостей, направляющихся на перерыв, но для начала сходить в туалетную комнату. Умыться. Разговор с Викой-Викторией конечно не прошёл бесследно. Но не стоит морочить ей голову. В ближайшие годы он будет на острие ножа. Безопасней для неё будет находиться от него как можно дальше. Максимально. Пусть живёт нормальную жизнь. Порой нужно уметь поставить точку. Для этого, конечно, нужен стержень, каменное сердце, опыт. Но всё равно, после — всегда паршиво на душе. Разрывы неприятны. Но, что есть — то есть. Жизнь продолжается. Умыться холодной водой и можно закончить этот вечер как ни в чём ни бывало.

Вот только стоило ему подойти к туалетным комнатам, как заметил фигуру в тёмно-фиолетовом платье, явно поджидающую кого-то. Графиня Романова-Распутина.

Она жестом указала на дверь:

— Нам нужно поговорить. Наедине.

— В дамской комнате? — Александр приподнял бровь.

— Входите, — это был приказ, а не предложение.

Тот пожал плечами и вошёл. Его встретила роскошная комната с венецианскими зеркалами и зелёными бархатными диванчиками. У двери встала фрейлина графини, преграждая вход.

Юноша же хмыкнул, глядя в глаза Наталье:

— Итак. Слушаю. О чём же вы хотели поговорить?

Графиня смотрела на него долгим взглядом. Теперь он так близко. Надо же. Вблизи даже лучше. Парадокс. Затем произнесла:

— И что, даже не поздороваешься как подобает с матерью своей невесты?

Тот сразу всё понял. Отвесил безупречный придворный поклон и с самой наглой улыбкой произнёс:

— Здравствуйте, маменька. Так вы уже в курсе? Корнелия написала? Или сами догадались?

Романова-Распутина на мгновение потеряла дар речи. Что это за вульгарство и наглость? Затем, почему-то, рассмеялась. Коротко и резко:

— Так вот ты какой, дерзкий щенок. Корнелия не преувеличивала. Ты поистине не знаешь границ.

— Знаю, — возразил юный подполковник, садясь на диванчик и закидывая ногу на ногу. — Просто предпочитаю их игнорировать. Экономит время.

— На чём, интересно?

— На ваших светских плясках вокруг очевидного. Будем откровенны. Вы, мамуля, хотите понять, достоин ли я вашей дочери. Я, в свою очередь, придётся ли мне иметь дело с враждебной роднёй. Давайте сразу к сути.

Графиня с усмешкой села напротив:

— Хорошо. К сути. Что ты чувствуешь к моей дочери?

— Восхищение, — ответил тот без колебаний. — Она единственная женщина, которая пыталась меня убить, а потом решила выйти замуж. Это требует особого склада ума.

— Так ты знаешь о её особенностях?

— Что она безумна? Склонна к насилию? И одержима до нездоровой степени? — юноша перечислял как достоинства. — Да, в курсе. Собственно, поэтому и не убегаю с криками.

— И тебя это не пугает?

— Графиня, — он наклонился вперёд, и произнёс уже серьёзно, — я был там, где люди умирают сотнями. Тысячами. Лично свернул шеи десяткам. После этого экстравагантность Корнелии кажется вполне себе освежающей.

Графиня долго смотрела ему в глаза. Затем отвернулась. Поправила складки платья и снова посмотрев на него, произнесла:

— Давай говорить прямо, мальчик. Романовы-Распутины — один из четырёх великих родов империи. Мы ведём родословную от Рюрика. А ты? Из рода захудалых дворян, последние сто лет балансирующих на грани нищеты. Ты не ровня моей дочери.

— И?

— И поэтому этого брака не будет. Ты можешь быть умным, везучим, даже гением. Но так и останешься никем по меркам нашего круга.

— Понятно, — кивнул юноша. — Что ж, вам остаётся только донести это до Корнелии. Уверен, она оценит материнскую заботу о чистоте крови.

Графиня прищурилась:

— О нет, милый мой. Это сделаешь ты. Лично.

— Не думаю, — он покачал головой. — Не хочу портить себе настроение.

— Пятьдесят тысяч рублей, — она произнесла это как нечто само собой разумеющееся. — За разрыв помолвки.

Тот рассмеялся. Искренне, весело:

— Пятьдесят тысяч? Графиня, вы совсем не цените свою дочь, раз предлагаете такие копейки за избавление от неё.

В фиолетовых глазах вспыхнул гнев, но голос остался сдержанно ровным:

— Дерзкий щенок. Сто тысяч.

— О, уже теплее! — он театрально приложил руку к сердцу. — Теперь чувствуется капелька материнской любви. Но всё ещё маловато. Корнелия обидится, узнав, что мама оценила её всего в сто тысяч. Хотите расстроить дочь?

— Двести тысяч, это последнее предложение.

Александр перестал улыбаться. Взгляд похолодел.

— А теперь шутки в сторону, графиня. Меня не интересуют деньги. Как и положение в обществе. Что до Корнелии… я обещал на ней жениться, будучи пьян. Но если вы, маменька, действительно против, что ж… Тогда придётся Корнелии решать самой.

— Решать что? — та нахмурилась.

— Выходить ей из вашего рода или нет.

Тишина.

Наталья медленно подняла брови:

— Что ты несёшь, наглец?

— Всего лишь доношу до вас логику. Если великий род Романовых-Распутиных не принимает выбор Корнелии, она может отречься от него и выйти за меня как простая дворянка. Без титула, без состояния, без связей. Только Корнелия и Александр. Прекрасная пара…

— Она не посмеет…

— Думаете? — юный Волков задумчиво потёр подбородок. — Если признаться, я тоже так считаю. Но давайте проверим? Насколько она решительно настроена стать моей женой.

— Корнелия не бросит мне вызов и не отречётся от рода. Этому не бывать. Никогда.

Юноша протянул раскрытую ладонь:

— Тогда пари? Если она не готова отречься, я оставлю её в покое. Если готова — вы как минимум не будете пытаться меня убить, а как максимум не станете вмешиваться в нашу жизнь.

Графиня резко оттолкнула его руку:

— Какая дерзость. Ты слишком самоуверен, мальчик. Моя дочь останется в семье, можешь не сомневаться.

— Уверены?

Та промычала что-то. Он же явно брал её на слабо. При чём так открыто. Конечно она понимала это. И взыграла гордость:

— Пари принимается. Но… — её губы изогнулись в пугающей улыбке, — если Корнелия не выйдет из семьи, то в качестве платы ты станешь моим слугой на два года. — её улыбка стала шире, точь у чудовища: — Личным слугой. И будешь выполнять любые мои… поручения.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.

А потом…

Потом юноша медленно положил ладонь на бархатный воротник её платья.

И нагло притянул её к себе, накрыв её губы своими.

ЧТОООООООООООО⁈ — распахнулись глаза графини.

Это не был быстрый, формальный поцелуй. О, нет. Настоящий, глубокий. Его язык скользнул между её приоткрывшихся от шока губ. И стал хозяйничать в её рту. Она застыла. Разум отказывался обрабатывать происходящее. Восемнадцатилетний мальчишка, жених её дочери, целовал её, графиню Романову-Распутину, личного лекаря императрицы, как…

Как мужчина целует желанную женщину.

Она должна была оттолкнуть его.

Ударить.

Убить на месте за такую дерзость.

Только вот…

Вместо всего этого её тело предало её. На долю секунды, всего на миг, она ответила на поцелуй, прежде чем разум взял верх.

И тут же резко отстранилась. Отшатнулась, даже чуть не упала на диванчик. Красивое бледнокожее лицо сейчас пылало, губы горели. В груди всё переполняло. Всё кипело. Она не могла выдавить ни слова.

Юный Ненормальный Практик, как его называют, облизнул губы, глядя на неё со своей фирменной спокойной уверенностью:

— Пари заключено, маменька. Скрепили поцелуем, как в старые добрые. Увидимся ещё.

Он развернулся и просто вышел, оставив её посреди дамской комнаты в полном шоке.

Фрейлина у двери смотрела на свою госпожу с ужасом и восхищением одновременно:

— Ваша светлость… он… вы…

— Молчать! — голос графини дрогнул. — Ни слова об этом. Никому. Никогда.

А сама непроизвольно коснулась своих губ, всё ещё чувствуя вкус дерзкого мальчишки, который только что переиграл её. И самое ужасное — часть её хотела, чтобы поцелуй продлился дольше…

Церемониймейстер в очередной раз ударил жезлом о паркет:

— Дамы и господа! Его высочество принц Виктор объявляет прощальный танец вечера! Последний вальс!

По залу прокатилось оживление. Прощальный танец был традицией. Последняя возможность для галантных жестов, невысказанных признаний и светских интриг перед тем, как разъехаться по домам.

Слуги начали приглушать канделябры, оставляя только свет центральных люстр. Последний танец пройдёт в полумраке.

Александр, выпивая очередной бокал, наблюдал, как начинают формироваться пары. Кавалеры спешили к избранницам, дамы искали взглядами мужей или давних поклонников. Это был момент, когда правила становились чуть мягче — можно было пригласить даму, с которой не был официально представлен, если та не возражала.

Он видел, как к Виктории подошёл полковник из Генерального штаба. Она приняла приглашение, но прежде чем идти на танцпол, бросила взгляд в его сторону. Он отвернулся. И увидел принцессу Евдокию, что кружил в танце австриец. Когда они проплывали, она на мгновение повернула голову в его сторону. Их глаза встретились на секунду, не больше. Затем австриец увлёк её в поворот, и принцесса потеряла Волкова из виду. Он будто исчез.

Всё так. Он использовал всеобщий вальс и полумрак, дабы незаметно отступить к выходу. Никто не обратил внимания — все поглощены танцем или наблюдением за танцующими. Ещё немного, и он оказался в дверном проёме.

Последний взгляд на зал. Кружащиеся пары в полумраке выглядели как прекрасные призраки — неясные, эфемерные, и, кажется будто принадлежащие прошлому.

Всё.

Он развернулся и вышел в коридор.

— Покидаете нас так рано, Волков?

Александр не вздрогнул. Учуял присутствие ещё до того, как услышал голос. Архимагистр Воронцов стоял в нише у окна, практически невидимый в темноте коридора.

— Бал вот-вот закончится, архимагистр.

— Но ещё не закончен. Уходить до официального завершения — дурной тон. Особенно после того представления, что вы устроили.

Старик Воронцов вышел из тени.

— Завтра в десять утра вы явитесь ко мне. Отведу вас к принцу для извинений. Если правильно сыграете покаяние, инцидент с Карагиным можно будет считать исчерпанным.

Волков покачал головой:

— Боюсь, у меня не будет на это времени, архимагистр.

Тот прищурился:

— Не глупите. Я даю вам совет как старший и более опытный. Вы наделали достаточно врагов за один вечер.

— Понимаю, вы хотите исправить ситуацию. Не только с принцем, но и нашу, так сказать, — юноша подбирал слова. — Вот только, архимагистр, поймите меня правильно — момент упущен. — он сделал паузу, глядя старику прямо в глаза. — Говоря честно, я не ищу с вами вражды. Ситуация со Скворцовым… в ней я сам виноват, что решил помочь. Не знал, что он — шпион, что поделать, — и пожал плечами. — Натура у меня такая — спасать людей. Иногда это выходит боком.

Воронцов слушал молча, не перебивал.

— И то, что вы, архимагистр, здраво оценили ситуацию, решив не вписываться за мальчишку, дабы ненароком не прихватило и вас самого из-за предателя-подчинённого, вполне логичный ход. Я понимаю такую позицию. Политика требует жертв, и вы выбрали сохранить более ценные фигуры.

— Но? — Воронцов услышал невысказанное. То, что прямо сейчас звучало между строк.

— Но работать с вами я желанием не горю. Это не высокомерие, архимагистр. Личный выбор. И ничто иначе.

Они молча смотрели друг на друга. Молодой практик, спокойно отказывающийся от покровительства одного из самых влиятельных людей империи. И старый интриган, впервые за долгие годы встретивший человека, которого не смог ни купить, ни запугать, ни соблазнить властью.

— Вы совершаете ошибку, Волков, — наконец произнёс Воронцов.

— Возможно. Но она будет МОЯ. И я приму все её последствия.

Он поклонился. Формально, без подобострастия:

— Всего доброго, архимагистр. Искренне надеюсь, что наши пути больше не пересекутся. Для блага нас обоих.

После чего развернулся и ушёл.

Навстречу своей смерти. Ведь его, наверняка уже заждались, охотники…

Примечание: юху-ху) вот такой вот вышел бал))))) Надеюсь, вы получили столько же эмоций сколько и я, а может и больше! ^_^

Следующая глава будет около 40−50к. Через 2–3 дня:) ПРИМЕРНО: D