Ненаместные

Глава 3

В детстве в Жаннэй крепко вдолбили в голову одну мысль: если ты думаешь, что что-то случилось абсолютно безо всяких причин, то ты, скорее всего, крупно ошибаешься. Не бывает беспричинных случайностей. Даже пресловутый кирпич кто-то когда-то криво закрепил.

Отсюда маленькая Жаннэй уже сама для себя вывела вторую: если что-то сделаешь, то будут последствия. У нее не было дара прогнозиста, позволявшего интуитивно определять наиболее вероятные исходы событий, но он ей и не был нужен — она просчитывала действия.

Простая математика: если неизвестных два, то как не корячься, придется составлять систему. Мир для Жаннэй и был такой бесконечной системой из сплошных неизвестных. Иногда она застывала в задумчивости, позволяя ему гудеть где-нибудь подальше от нее — думала, как лучше поступить.

Зять, застав однажды Жаннэй в подобном ступоре, назвал ее киборгом. Для него, живущего интуицией и сиюминутными решениями, долгие размышления о связях между вещами были чужды — как и сама Жаннэй.

Иногда Жаннэй ему завидовала: для того, чтобы понять, кто в компании главный, ему достаточно было там появиться и секунду постоять. Ему ничего не стоило стать душой любой компании. А Жаннэй наблюдала, наблюдала, наблюдала… Сложно стать чей-то душой, когда ты всего лишь сторонний наблюдатель.

Она была им с самого детства: рассматривала жадно в воде ли, в стеклах, в зеркалах, в стеклянных шарах — отражения людей и зверей, лесов, рек, кипящей, интересной жизни, которой ее лишили. И когда она решилась перейти от наблюдений к действиям, этого никто бы не заметил, не попадись на ее пути наблюдатель поопытнее.

Дар во многом предопределяет судьбу человека, формирует характер, взгляды на жизнь.

Потому так опасны новые, едва открывшиеся дары. Это не то, от чего человек может отказаться, но и не то, чем так легко сразу овладеть. Кризис — это борьба с даром, в которой все проигрывают, это ломка личности и рост из обломков личности новой. Только-только оправишься, покажется, что вот теперь-то заживешь себе спокойно и безмятежно, что теперь-то даром владеешь, а не дар владеет…

Случается что-то — и по новой.

На уроках биологии говорят — генетический мусор. Накопившиеся за миллионы лет разнообразнейшие мутации, двигатель эволюционного процесса. На одну удачную — миллиарды бесполезных, множество вредных, страшное число смертельных.

Только вот Жаннэй перестала ходить в школу в седьмом классе, а дома ей плохо объясняли генетику, все больше учили служению. Потом, конечно, Жаннэй восполнила пробелы в образовании и старательно забыла все, чему ее учили дома. Но иногда прорывался из закоулков подсознания горячечный, молитвенный шепот ее ненавистной учительницы — старенькой жрицы храма Лаллей.

Лаллей не дает людям покоя, связывает судьбы как попало, подражая матери-Живице, и смеется, когда получается. Она так-то хорошая, только вот бестолковая богиня, глупая. И жриц ее первым делом тому и учат: распутывать то, что богиня наворотить изволила.

И никуда Жаннэй не могла деться, когда начинала шептать в ухо поганая старуха, никуда не могла спрятаться от навязанного в детстве служения.

Распутывала.

Протягивала руку помощи и вытаскивала идиота за идиотом. Лаллей виновата? Генетика? Ха! Сами дураки, должны же понимать: ничего не случается без причины.

Жаннэй никогда такого не говорила.

Она завидовала тем, кто способен был не думать о последствиях. Но она не хотела в этом признаваться — ни себе, ни кому-либо еще.

Герка все так же сидел на кровати и все так же всхлипывал — совсем по девчачьи. Было что-то в позе, в развороте плеч, в напряженно прямой спине, в испуганном взгляде, что буквально вопило: «Лиль я! Правда Лиль! Самая что ни на есть девушка!» Но Жаннэй все же решила проверить.

Она достала из переднего кармана сумочки небольшой стеклянный шарик, из тех, что продаются в автоматах на выходе из магазина. Кажется, дети их используют для какой-то игры, но Жаннэй так и не удосужилась выяснить правила.

Они идеально подходили, чтобы тренировать концентрацию: попробуй, удержи в воздухе несколько таких вот шариков. Рекорд Жаннэй был десять штук и пять минут.

Она его просто кинула без предупреждения, целясь в узкую переносицу. Хотела ускорить, но потом решила — Лиль (если, все-таки, Лиль) слишком много плакала, может не справиться даже так.

Но девочка (теперь-то точно Лиль) справилась: задержала шарик у самого лица и плавно опустила на смятое одеяло. Он тут же затерялся в складках, Жаннэй и не подумала возвращать. Ерунда!

Лиль прижала ко рту чужую ладонь, закусив костяшку. Вдохнула глубоко сквозь зубы, вынуждая себя успокоиться.

Жаннэй присела на стул, специально поставленный для многочисленных посетителей, прислушалась — нет, никакого дыхания за дверью. Зверозыки дышат часто, шумно, сердца у них бьются чаще. И когда они подкрадываются, затаив дыхание, мягко переступая чудовищно деформированными в трансформации ногами, тогда их выдает сердце. Не всем — но нет на свете людей с более чутким слухом, чем у людей дара воздуха.

Подслушивающих устройств никто вроде не устанавливал, не за те трое суток, что Жаннэй провела в поезде за чашкой порядком остывшего чая. То ли не догадались, то ли дороговаты они в этой глуши. Просто не сочли нужным? Все равно, не стоит болтать лишнего.

А придется. Жаль, нельзя увести в более уютное место такого пациента, его же ноги не держат, вон, как колотит… Ее. Пусть Жаннэй собственными глазами видит растрепанного мальчишку в больничной пижаме не по размеру, это Лиль дрожит крупной дрожью, не в силах успокоиться. Ну, хоть слезы ненадолго течь перестали. Кажется, успокоилась…

Любой наблюдатель знает: глаза врут куда чаще, чем кажется.

— Телекинез — пси-дар, — объяснила Жаннэй, предвосхищая вопрос, — Так что если имело место переселение душ, то он должен был сохраниться… сохранился.

— Вы… Мне верите? — Столько было надежды в этих огромных глазах, что Жаннэй поморщилась.

— Не забывай, что носишь мужское тело. — Посоветовала она. — Что тебе его еще возвращать — вместе с репутацией. С его-то внешностью лучше быть осторожной… Давай начистоту: какие отношения связывали тебя с Геркой Ваар?

— Не было никаких отношений, — Хрипло сказала Лиль, — Какие еще отношения? Он жаба, я — кошкина невеста…

— Но, тем не менее, ты знаешь, что он жаба?

— Хорошо! В школе пересекались.

Ге… Лиль потянулась рукой к волосам — наверное, у нее была привычка перекидывать их с плеча на плечо. Рука нащупала воздух. Лиль раздраженно взъерошила короткий ежик светлых волос.

— Пересекались, да… Однажды шарики в одном актовом зале надували, представляете? Для капустника. Классе в восьмом я тогда была. Тогда и пересеклись. Все.

Жаннэй недоверчиво покачала головой.

— Не стоит так агрессивно реагировать. Лиль, пойми ситуацию: ты же не хочешь застрять в этом теле?

Кивок. Глаза у Лиль опять наполнились слезами, широкий рот искривился было, но она-он глубоко вздохнула, шмыгнула носом и вытерла слезы рукавом больничной пижамы.

— Так говорите, как будто каждый день такое. — Попыталась она пошутить.

Жаннэй не улыбнулась.

— Дары многообразны. Нет на свете двух воздушников, который одинаково общались бы с воздухом, а ведь что может быть проще стихийного дара? — Она пожала плечами, — Ты и твой… приятель — не самое удивительное на свете. Но если хочется — можешь считать себя самой особенной и самой несчастной.

— Вы злитесь? Я что-то не то сказала? — испугалась Лиль.

— Нет, я просто предложила. Не хочешь? Жаль, тебе так было бы легче справиться с ситуацией. Так почему, ты думаешь, Герка это сделал?

— Странное у вас чувство юмора… Что?

— Пришел в больницу. Поменялся телами с коматозницей, с которой, по твоим словам, всего лишь шарики в восьмом классе надувал. Герку… то есть, конечно, тебя нашли лежащей поверх твоего тела. Просто пересекались в школе? Уверена?

— Ну, может, сох он по мне. — Буркнула Лиль, — По мне много кто сохнет. Не зря я кошкина невеста… Но я-то тут при чем? Я с ним не общалась, сох и сох на расстоянии, за измену не считается. У меня жених есть, зачем мне это… — Она брезгливо уставилась на короткие, но все же заметные перепонки на руках, — Недоразумение? Что я его, по-вашему, из комы соблазняла?

Девчонка удивительно спокойно отреагировала на известие о состоянии собственного тела. Хотя Жаннэй подозревала, что это потому, что она еще не до конца осознала…

— Ладно. Но когда захочешь сказать правду — звони.

Она протянула Лиль визитку. Та повертела ее в руках и сунула в карман пижамы.

— Угу.

— Жених кто?

Жаннэй догадывалась, но прямой ответ всегда лучше пустых догадок.

— Ким рода Пашт. Это договорной брак. — Отчеканила Лиль, — Так что когда Герка очнется, он сразу вернет мое тело, да еще приплатит, чтобы забрала: не думаю, что он выдержит общение с мамашкой Кима. А от него не отвертеться, — Она скривилась, — Яйла меня чуть не удушила этой своей забо-о-отой, подсовывала недавно витаминки для беременных, хотя еще даже помолвки официальной не было, представляете? Мудрая Жаннэй, с этим можно что-то сделать?

— С беременностью? — Натянуто улыбнулась Жаннэй.

— Со свадьбой. Думаю, вам я могу сказать, раз уж вы из Тьена: я просто не имела возможности отказаться от этого всего, понимаете? Думаете, я согласилась, потому что очень статуса хочу и особнячок на главной? Да сдалось оно мне… — Протянула Лиль тоскливо.

— Так почему же ты согласилась? — Спросила Жаннэй осторожно.

— Мы еще не до конца выплатили кредит за дом. А еще… мама хочет взять приемного ребенка, уже почти оформила документы, но вы же знаете, как это сложно. Особенно когда малыш — хвостатый зверозык, ей уже несколько раз отказывали, потому что ну, воспитать… Сейчас не то время, когда можно быть проблемой, нужно приобретать связи, а не терять их. — Лиль выпрямилась, глядя прямо перед собой. — Они волнуются? Они навещают мое тело, да? Как я впала в кому? Почему Ким мне не говорит, что со мной?

Голос ее снова зазвенел.

Похоже, на сегодня допрос окончен. Родственников Герки она вряд ли об этом спрашивала… А выяснять, как с Геркой связан Ким — явно некстати.

— Был пожар. — Коротко сказала Жаннэй, доставая из сумочки платок и бутылку воды, — Теперь дома нет. Страховка покрыла остаток кредита и твое лечение… Остальные Фанки числятся пропавшими без вести.

Потом она еще долго сидела рядом со скрючившейся Лиль. Та даже не плакала, просто скрипела зубами, иногда протягивала руку — Жаннэй подавала ей бутылку.

Она не умела утешать, чувствовала себя лишней. Стоило оставить девочку одну, чтобы она как-то это пережила. У нее достаточно ответственности, чтобы не калечить чужое тело, так что тут Жаннэй может быть спокойна…

Эта ответственность Лиль поможет куда лучше, чем Жаннэй.

— Напоследок, — как могла мягко сказала она, — тебе лучше никому не болтать, что ты Лиль. Даже другим сотрудникам ведомства. Ылли скажи, что ты просто запуталась, была в кризисе, поймала чужие бредовые предсмертные видения… слышишь? Все, кому надо, те знают и верят. Будешь много болтать, себе же навредишь, пойми… а Герке — ему еще больше.

Лиль не ответила.

Жаннэй вздохнула. Дурацкая ошибка, с этого надо было начинать разговор! Она искренне надеялась, что была услышана.

Она поставила воду на тумбочку, похлопала Лиль по узковатой для мальчишки спине и покинула палату, аккуратно прикрыв дверь. Платок она оставила — будет повод вернуться, если вдруг неожиданно что-то случится, и ее отстранят.

В коридоре никого не было, только спешила вдалеке по своим делам медсестра, толкая перед собой пустую каталку. Слишком далеко и не слишком-то деловито — скорее всего, и правда, медсестра.

Жаннэй прищурилась.

Все-таки, хорошее можно найти в любой ситуации: например, теперь она сможет выхлопотать для Кима просто шикарную повестку.

Когда к дому подъехала знакомая машина, Герке на краткий миг захотелось бросить коляску и малодушно смотаться куда подальше. Дангу Ким позавчера вернул в целости и сохранности, но отчитал так, что у мелкого до сих пор кулаки сжимались.

Если кошак думал, что таким образом защитит братишку от посягательств инфернального Данги, то, похоже, возвращение Умарса из школы немного поколебало эту уверенность. Настолько, что Ким пошел разбираться к старшим Ваарам.

Герка не знал точно, что именно в школе произошло, но подозревал, что домой Умарс вернулся слегка помятым. Потому что Данга за ужином был в прекрасном расположении духа, несмотря мамину головомойку из-за двойки по географии. Не иначе как отыгрался.

В дом Кима сейчас не пустят, отец в нынешнем состоянии редко принимает даже бизнес-партнеров, что уж говорить о каком-то коте-недоростке. И мама в это время уже спит… Сразу пошлют наследника Паштов к наследнику Вааров, который только-только укачал сестер и сам думал немножко подремать на свежем воздухе.

Будь проклято это воспитание! Во всех нормальных родах нанимали няньку, а не гоняли с колясками старших сыновей. Но тут сговорились и отец, и мама: «Свои будут — пригодится». И все. Можно было даже и не пытаться спорить, вечерние прогулки тяжким грузом повисли на Геркиных плечах.

Захрустел гравий дорожки: похоже, Ким рассчитывал, что Ваары его примут как главу Ведомства, не иначе, так что сейчас топал шумно, раздраженно. Герка прикрыл глаза. Парк, разбитый перед его родовым домом, был совсем маленький, но холмистый, скорее сквер, чем парк, с бестолково насаженными тут и там кустами и деревьями.

Дорожек было много, только вот половина никуда не вела, а половина оставшейся половины вела в кусты. Геркина скамеечка стояла на очень удобном холме, отсюда было видно и подъездную дорогу, и дом, а вот из парка Герку увидеть было сложно. Этому немало способствовали густые кусты сирени, опутанные какой-то вьющейся травой для пущей непроходимости.

Помогать Киму он совершенно не собирался. Приехал? Ищи.

— Герка-а-а! — Заорал вдруг этот… этот… беспросветнейший идиот с другой стороны сиреневых кустов, — Герка-а-а рода Ва-а-а-а-а-ар!

Варика, всегда спавшая беспокойнее сестренки, заворочалась, сморщила личико. Герка качнул коляску и рявкнул шепотом:

— Потише! Тут дети спят!

— Ага, вот ты где спрятался! — Ликующим шепотом выдал Ким и… ломанулся через кусты.

После получаса блуждания по местным дорожкам такое проделывали частенько. Выкатывались из парка исцарапанные, злые, но счастливые — выбрались! Некоторые потом целовали асфальт парковки или брусчатку перед домом, смотря куда умудрялись выбраться.

Парк уже несколько лет как планировали переделать, но все как-то было недосуг. То кризис в стране, то кризис в аквапарковом бизнесе, то просто лень, то, вот, тройняшки родились…

Ким вылез из кустов, очень по-кошачьи отряхнул ногу от прицепившегося стебля, и плюхнулся на скамейку рядом с Геркой.

— Поздравляю с рождением э-э-э…

— Сестер и брата.

— А который тут брат? — С живым любопытством спросил Ким, — и почему тут только двое?

Герка аккуратно откатил коляску подальше от его загребущих рук. Внезапная фамильярность настораживала.

При первой встрече Ким вел себя не так.

— Чецка у отца. — Коротко объяснил Герка то, что и так не являлось секретом, — Вам должны были сказать, почему он сейчас не принимает.

— Давай на ты, какие между нами, наследниками, могут быть ссоры! — Отмахнулся Ким, — Выясним одно недоразумение и все… Кстати, что значит «донашивает»?

— Вы действительно хотите узнать о тонкостях родового дара Вааров, или это праздное любопытство?

Герка вспомнил, как на подобный вопрос недавно отреагировала тетушка, и скопировал и ответ, и ледяную интонацию.

Ким пожал плечами.

— К делу, так к делу. — Как-то сразу подобрался, из голоса напрочь исчезли панибратские нотки, — Повлияй на Дангу. Уму сегодня накладывали швы…

— Мне тоже в его возрасте частенько накладывали швы. — Герка качнул коляску, — Бывает. Умарсу повезло, он легко может это прекратить.

— Данга сильнее и, насколько я понял, они бьют скопом…

— Слушай. — Устало сказал Герка, — Я с тобой сейчас это обсуждаю только потому, что немного сочувствую твоему Умарсу. Любой нормальный человек тебе скажет: не может жаба травить кота. Данга — жаба. Умарс — кот. Нет никакой травли. Она невозможна. Твой брат неудачно упал. Все.

— Я не подключал Яйлу, потому что думал, что ты — разумный парень, и мы сможем найти общий язык, но…

— Яйла Пашт-Кеес-Фелх, председатель родительского комитета, верно? Ну, попробуй, объясни ей, что ее сына, кота по рождению, травит какая-то жаба. — Герка ухмыльнулся. — Даже если она поверит, ты только сделаешь Умарсу хуже. Думаешь, почему он не жалуется? Потому что это позор. Он — позорище своего рода, и понимает это. И он им и будет, пока не намотает сопли на кулак и не сколотит собственную кодлу.

— Что за бред? Почему нельзя решить это… цивилизованно?

— Ты учился в Тьенской школе-интернате? Тогда не поймешь. — Безразлично сказал Герка, — Тьмаверсткая школа, со всеми ее корпусами — это просто чуть более честное место, чем сам Тьмаверст. А центральный корпус — самое честное. Главный урок, который там преподают — знай свое место. Твой Умарс не хочет бороться за то место, что принадлежит ему по праву. Причем здесь Данга? Он просто цепляется за свое.

— За счет слабого?

— За счет кота, который не хочет быть котом. За счет позорища. — Герка впервые прямо посмотрел Киму в лицо. — Ты чего, хочешь, чтобы я посочувствовал? Слишком много швов мне накладывали, у меня почти что жабья кожа. Я хорошо помню каждый. — Он постучал себе по лбу. — Я горжусь Дангой.

— Как можно гордиться… этим? — Зашипел Ким.

Впервые с начала разговора уши его заострились, а зрачки сверкнули в сгущающихся сумерках зеленым. Герка встал и пошел по знакомой дорожке в сторону дома, толкая коляску перед собой и то и дело оглядываясь на Кима. Мало ли, кто знает, учат ли в Тьене правильному обращению с трансформацией?

Ким хорошо запер своего кота, и тот вырывался наружу только в движении. Но сейчас, похоже, начал отвоевывать тело.

Ким нагнал его всего несколькими пружинистыми шагами.

— Я спрашиваю! — Сграбастал за ворот.

— Детей разбудишь. — Спокойно сказал Герка. — Угомонись.

То есть надеялся, что спокойно. На лбу выступила испарина, а для того, чтобы коленный сустав не перестроился, приходилось концентрироваться. Не будь с ним громоздкой коляски, он давно бы несся к дому, перепрыгивая через сиреневые кусты и прочие насаждения. А так… На то, чтобы выдрать сестренок из громоздкого кома комбинезончиков, пледиков, ремешков и прочих одеялец, которые и предназначены-то для того, чтобы ребенок не вывалился, потребуется слишком много времени.

К счастью, Ким смог взять себя в руки. Ну, хотя бы выпустил Герку.

— Ты прав. — Сказал он тихо. — Я из Тьена, и ничего здесь не понимаю. Не город, а цирк какой-то! С конями… — Осекся и снова начал шепотом, — Ты, кажется, хорошо в этом разбираешься. Я хочу брать у тебя уроки.

— Может, у сестры спросишь? Мрыкла неплохо устроилась, — хмыкнул Герка, — Ты меня только раз грязью окатил и за ворот сгреб, почему я должен что-то тебе объяснять? Ты вообще кто?

— Наследник рода Пашт? — предположил Ким без особой уверенности.

— Официально объявленный? — переспросил Герка, уцепившись за эту неуверенность, — или так, старший сын?

— Я буду платить, — сдался Ким. — Тысяча в час, пару часов по выходным, пойдет?

— Через три недели осенние попрыгушки, а я помогаю организовывать. — Развел руками Герка, — Лучше иди к сестре, а не к едва знакомому жабу, а?

Герка упрямо толкал коляску вперед, и до выхода из парка осталось совсем чуть-чуть. Потом пробежать под аркой, и можно будет захлопнуть калитку под самым носом этого настырного кота.

— Сестра занята. — Фыркнул Ким. — Обихаживает мою невесту. — Вспомнив о невесте, он вдруг перекривился, как от зубной боли и зашептал горячо, — Герка, пожалуйста, есть у тебя хоть капля мужской солидарности?

Герка даже уловить не успел, как разговор успел переключиться на мужскую солидарность.

— Нет?

— Две тысячи.

Калитка уже рядом. Немного осталось.

Ким ухватился за ручку коляски.

— Помогу покатить… Три. Я не могу обратиться к семье за объяснениями, пойми же ты!

— Причем тут я? — Удивился Герка и вдруг понял, — У тебя вообще, что ли, знакомых в городе нет?

— Только по работе… — Развел руками Ким, — Не успел обжиться.

— Ты окатил меня грязью, оскорбил моего брата, хватал меня за воротник, а теперь помнишь об услуге?

— Дружба, начавшаяся с битых морд — лучшая дружба. Так классик сказал. Я тебя не бил, так что мне нужен только совет. И я готов платить. И я не отстану.

— Какой еще классик?

— Ну ладно, я сказал. — Ким протянул руку. — Договорились?

Герка сдался. С такой настырностью Ким мог бы уговорить стену подвинуться.

— Договорились.

Но руку не пожал. Вкатил коляску и с превеликим удовольствием захлопнул у Кима под носом калитку.

Он наконец-то связал между собой занятую невестой Мрыклу и невозможность Кима поговорить с семьей.

— Хорошего договорного свидания! — Медовым голосом пожелал он Киму, — Через Умарса передам время и место встречи.

— Спасибо. — Искренне сказал Ким.

— Да тебе спасибо! Получать четыре тысячи в час за болтовню, которая все равно тебе не поможет — почти что моя мечта.

Ким поперхнулся, видимо, наконец прикинул бюджет, а Герка покатил себе коляску. Девчонки, к счастью, спали крепко — видимо, начались трансформационные перестройки, когда дети только и делают, что дрыхнут, даже молоко пьют не просыпаясь.

Мама обрадуется, наконец-то ей удастся выспаться.

Да и вырваться из дома на выходные под благовидным предлогом теперь будет сложновато, но не невозможно, и не придется опять сидеть на осеннем дубаке с коляской целый день.

А услуга коту лишней никогда не бывает.

Вся сущность традиций в том, что стоит тебе попасть в струю и получить собственное название и место, типа «договорная невеста», «невестка» или «чистая кровь», и тебе можно лечь, закрыть глаза и перестать трепыхаться. От тебя уже все равно ничего не зависит, поток вынесет куда надо, как не барахтайся.

Можешь поплакать, но легче не станет. Можешь покивать, так легче поверить, что от твоего одобрения зависит хотя бы цвет свадебного платья. Можешь лечь на спину и скрестить на груди руки, у каждого есть право на предсвадебные капризы. Привычные ко всему тетушки, бабушки и нянюшки только покачают головами и, если будет нужно, и за ручку отведут, и на коляске прикатят.

Лиль спрятала руки за спину и выпрямилась: в последнее время она бунтарски плевала на методичку. Никакой «демонстрации пустых ладоней» и «покажите, что вы ниже, слабее и беззащитнее собеседника». Если Мрыкла хочет быть выше Лиль — пусть поищет сорокасантиметровую шпильку.

К сожалению, Мрыкла не замечала ее бунта.

— Классные туфли. — Сказала она, — А почему раньше не носила? Тебе идет.

Они натирали, были не слишком-то устойчивы и в школе был запрещен каблук выше пяти сантиметров… Уйма причин.

— Да вот как-то не додумалась раньше.

— Зря. У тебя сразу такие ноги… Киму нравятся длинноногие. — Мрыкла подмигнула. — Кстати, насчет этого… думаю, тебе стоит позвонить ему, верно?

— Мне? — Удивилась Лиль, — Мне казалось, что ты собиралась договориться…

— Ну-ну, кто здесь главный? — Мурлыкнула Мрыкла, — Это же твое свидание, и ты можешь устроить его, когда тебе будет удобно. Звони.

— Сейчас? — Лиль уцепилась за слова подруги, как за последнюю ниточку, — Это мое свидание, и мне надо подумать, когда я смогу на него прийти, разве не так? До урока десять минут, я лучше отложу до большой перемены.

Мрыкла пожала плечами.

— Как хочешь. Он сегодня оформляет документы, сидит в очередях; вряд ли будет сильно занят. Звони, когда тебе будет удобно.

Лиль захотелось вцепиться в ее идеально уложенную сложную косу, чтобы Мрыкла хоть немножко… ожила. Вернулась к привычной роли стервы, которая диктует условия и не позволяет подругам распускаться; иначе Лиль казалось, что ее жалеют.

И это было невыносимо.

Она отсидела в прострации четыре урока. Вертела в пальцах ручку, на что-то отвечала.

На большой перемене вышла в коридор, достала телефон… и побрела неведомо куда, подальше от столовой, куда сейчас стекалась толпа голодных школьников. В голове билась мысль, что стоит найти тихое место; а как только она такое найдет, то позвонит, позвонит обязательно.

Когда навстречу ей вылетел Умарс, она почти не удивилась. Она помнила, что, кажется, прошла пару стеклянных переходов между корпусами, а чего удивительного в том, что она встретила Умараса в его корпусе средней школы?

Лиль знала его не слишком хорошо. Мрыкла всегда прогоняла брата, ему было не место на женских посиделках, поэтому Лиль узнала мальчишку только тогда, когда он на полной скорости уцепился за ее руку, сделал плавный разворот и спрятался за ее спину.

Очень знакомо спрятался.

Точно так же он прятался от сестры: за диван, за шкаф и пару раз за Лиль. Лиль никогда его не защищала, но и не прогоняла оттуда ни разу, предпочитая разыгрывать роль шкафа.

Следом за Умарсом из-за угла ленивыми прыжками вылетел совершенно не знакомый Лиль мальчишка. Он быстро оценил обстановку и улыбнулся Лиль открыто и непринужденно.

Клыков не было, значит, не хищник.

Почему Умарс так трясется?

— Здрасте. А че вы в нашем корпусе делаете? Заблудились?

Лиль зачарованно смотрела, как его ноги переламываются в коленях, укорачиваются и становятся вполне нормальными человеческими ногами. Она еще не видела такой трансформации.

— Лиль Фанк, невеста брата Умарса. — Мягко пропела она, — Зашла вот навестить.

— Данга рода Ваар, друг Умарса.

Тон мальчишки сразу изменился, хотя слово «друг» все равно вышло каким-то не слишком-то дружелюбным.

— О. — Вежливо сказала Лиль, — Приятно познакомиться. Умарс, у тебя есть сейчас какие-то дела?

— Не… — Мотнул головой Умарс.

— У меня есть. — Перебил Данга.

Он вразвалочку подошел к Умарсу и что-то сунул ему в руку.

— Вот, брат просил передать твоему старшему. Понятия не имею, зачем, телефон будто не для него изобретали. — Данга посмотрел на Лиль искренне-недоумевающе и тут же шагнул назад, поднимая пустые ладони (Лиль очень старалась не смотреть на перепонки между пальцами слишком пристально), — Поговорите с Умкой, нельзя же ненавидеть лучших друзей за маленькие ошибочки в прошлом, а? А у вас красивые глаза, Лиль, и вообще.

В нем не осталось ни следа той ленивой вальяжности, с которой он гнался за Умарсом. Теперь он был само очарование, так и хотелось ущипнуть за щечку или взъерошить такие мягкие на вид золотистые кудряшки.

Вырастет опасным типом.

Лиль улыбнулась — опасным типам стоит улыбаться.

— Обязательно.

Умарс за ее спиной обиженно засопел. Данга склонил голову на бок, удивленно вскинул брови.

— Ну что я такого сделал, что ты не хочешь со мной дружить? — Патетически возопил он.

— Да пошел ты. — Тихо буркнул Умарс, даже Лиль едва-едва это расслышала.

— Что? — Спросил Данга насмешливо, — завидую твоим ушам, Умка, ты же знаешь, мы, жабы, немного туговато слышим. Погромче повторишь?

— П-по… передам. — Вздохнул Умарс.

— Так-то лучше… — Данга, видимо, вспомнил про Лиль и добавил, — гораздо лучше слышно.

Лиль кивнула, завершая разговор. Взяла Умарса за плечо и повела — сначала к лестнице, потом по лестнице вниз, через черный ход, на улицу, отдышаться.

Плечо под пальцами было горячее, мышцы каменные, напряженные. Лиль скосила глаза: так и есть, уши не человечьи, кошачьи. Не выдержал — поднял-таки уши.

Мало кто из зверозыков может сдержать эту трансформацию. Возбуждение, страх, сильная эмоция и все, щеголяй со звериными ушами.

Некоторые из-за этого их и не опускали, так и ходили. Пусть сразу видно, что зверозык, зато можно притвориться спокойным. Уши-то уже подняты.

Они дошли до скамеечки. Было прохладно, Лиль пожалела, что не взяла курку. Кто знал, что придется выходить!

Лиль села, похлопала по скамейке рядом. Умарс спорить не стал.

— Ну, рассказывай, — предложила Лиль, — Пока мы тут оба не простудились.

— Что рассказывать? — буркнул Умарс, комкая в руках злосчастную бумажку. — Друг. Ага.

Лиль с обреченным вздохом бумажку отобрала.

— Как хочешь. Мне стоит говорить Мрыкле?

— Сестре все равно.

— Киму?

— А что он сделает? — вздохнул Умарс.

Лиль пожала плечами.

— Я не знаю, — и в приступе внезапной откровенности добавила, — Я ничего о нем не знаю. Фотку видела и все.

— Он хороший, но бестолковый. — Резюмировал Умарс после долгих раздумий, — Ничего не понимает. Пошел к Ваарам разбираться, а мне теперь в два раза быстрее бегать.

— Тут написано, — Лиль развернула бумажку, — «Кафе Ласточка, тринадцатое девятого месяца, полдень». — Хихикнула нервно, — Старший Данги…

— Герка.

— Да, Герка, он Киму что, свиданку назначает?

Умарс пожал плечами, но не выдержал, тоже фыркнул.

— А ты назначила? — Тут он смешался, — То есть… Вы назначили?

Человеческие уши у этого котенка торчали лопухами. Он был маленьким, тоненьким и сутулым. Каштановые волосы взъерошены, торчат во все стороны. Один глаз прикрыт белой повязкой, второй — огромный, зеленущий, когда-нибудь девчонки будут млеть от одного взгляда, смотрел внимательно, испытующе.

— А что я сделаю? Сейчас и назначу. — Кивнула Лиль.

— Думаю… — Осторожно сказал Умарс, — Стоит в «Ласточке», часов на одиннадцать, и на полчаса опоздать. Вот. Тринадцатого…

— Я не…

— Если я скажу, что Киму Герка интереснее, ты обрадуешься?

Лиль могла соврать, но Умарсу врать почему-то совершенно не хотелось.

— Да.

— Жалко. — Вздохнул Умарс. — А еще жалко, что это все, что я могу для тебя сделать. — Он забрал бумажку. — Я передам. Пойду, не буду мешать.

И ушел — слишком серьезный для своих одиннадцати лет, слишком умный. Он старался держать спину ровно, но то и дело забывался, горбился — а потом снова выпрямлялся.

Не сильный, не пробивной, не наследник, он тянулся за любым теплом. Лиль даже стало стыдно, что она никогда не уделяла ему больше внимания, чем того требовала вежливость. Разве что сегодня, да и то по случайности.

А ему даже этого хватило, чтобы захотеть помочь. Идея была… детской, неуклюжей, глупой. В конце концов, что помешает Киму вспомнить про существование телефона и просто позвонить и перенести с Геркой встречу? А может, он вообще занят тринадцатого…

Ничего не помешает, кроме единственной мелочи: Ким вряд ли сам горит желанием общаться с совершенно незнакомой школьницей больше получаса.

И в этом случае даже такая ерунда может стать замечательным предлогом разбежаться поскорее.

Лиль глубоко вздохнула и начала набирать номер.