Нелюбимая жена-попаданка для герцога

24.

Леди Эванна всегда действовала не лобовой атакой — она предпочитала яд, капающий по капле, в чай, в ухо, в души. Изящно, в перчатках, с улыбкой. Сначала исчезла горничная Эмма — та самая, что всегда приносила мне чай и передавала новости с кухни. Просто не вышла на смену. Потом в моей аптекарской лавке вдруг нашлась тряпичная кукла, искусно сшитая, с моим именем, аккуратно вышитым по подолу, и иглой, вонзённой точно в область груди. Совпадение? Как скажет любой опытный терапевт: симптомы — это ещё не диагноз, но если к ним добавляется высокая температура в виде Эванны — жди осложнений.

Я подцепила куклу щипцами, завернула в тряпку и сжигала в камине с видом патологоанатома, у которого больше нет сил удивляться.

Следующим утром в замке случилось откровение. Причём, конечно же «случайное». В одной из кладовок, где хранились мои медицинские записи и рецепты, кто-то оставил дверцу открытой. «Слуги перепутали», ага. А вторая горничная, охая и ломая руки, принесла мне мои же тетради — исписанные, исцарапанные, а внизу каждой страницы размашисто приписано чужой рукой “Чернила ведьмы. Осторожно.”

Даже Василиус, обычно немногословный, сидел в углу с выражением: «Что за мракобесие началось?»

И я знала — это ещё только начало. Потому что Эванна не просто шептала за спинами — она ткала сеть. Аккуратно. Уверенно. По всем канонам высшего светского змеиного клуба. И если я не найду, как перерезать нити... в следующий раз найдут уже не куклу, а костёр.

Я стояла у камина, наблюдая, как пылает тряпичная кукла с моим именем, и размышляла, сколько же времени понадобилось леди Эванне, чтобы организовать этот балаган с театральной точностью. Спичечная магия для туповатых зрителей.

Но реакция у зала будет. Не сомневаюсь.

В этот момент с подоконника раздалось глубокое, хрипловатое и недовольное:

— Ты понимаешь, да, что они тебя скоро поджарят не в переносном, а в самом прямом смысле?

Я не вздрогнула. Удивительно, как быстро человек привыкает к тому, что кот разговаривает Особенно если этот кот всё время прав, ворчит как пожилой профессор биохимии и по ночам любит составлять загадки из трав.

— Приятно, что ты волнуешься, — бросила я, продолжая глядеть в огонь. — Но не ты ли мне говорил, что “люди туповаты, склонны к панике и ведут себя хуже голубей на площади”?

— Я думал, ты просто меня послушаешь и сбежишь в горы, — фыркнул Василиус.

— Или хотя бы замуж за травника выйдешь. Но нет. Тебе же надо было полезть в самую вонючую королевскую паутину. С мылом и пинцетом.

— Я её чищу, — пробормотала я. — Как умею.

Кот спрыгнул с подоконника, прошёлся по комнате, обнюхал ещё не сгоревшие клочья тряпки, брезгливо пофыркал.

— Надеюсь, ты понимаешь, что если эти идиоты решат, что ты ведьма, я не смогу тебя защитить. Я кот. Не дракон. Максимум — когтями в лицо. А у них факелы.

— Значит, будем драться вместе, — усмехнулась я. — Ты — когтями. Я — здравым смыслом.

— Ха. Вот и посмотрим, что сгорит быстрее.

Он запрыгнул обратно на подоконник, свернулся калачиком и, как всегда, бросил напоследок:

— Только не вздумай умереть. У меня на тебя планы.

И знаете что? Это было... чертовски приятно. Даже если эти планы — разлизывать мою душу по кусочкам, пока я снова не соберусь в герцогиню.

Вначале это были просто взгляды. Те самые скользкие, будто кто-то облил тебя липким сиропом и ждет, пока мухи прилетят. Я ловила их каждый раз, как выходила из аптекарского кабинета: один — от кухарки, у которой вчера ещё язык чесался без умолку, а сегодня она замолкала при виде меня, будто глотала кастрюлю. Второй —от мальчишки-посыльного, который раньше бегал за мной, как хвост за котом, а теперь при виде меня жался к стенке, как мышь к погребу. А третий... третий был от Агнессы. Не недоверие — страх. Настоящий, плотный, со складками между бровей.

Я чувствовала, как стены замка начинают дышать не со мной, а против меня. Слуги отворачивались, недоговаривали, наклонялись шептать — и замирали, когда я приближалась. Где-то за спиной мелькали обрывки слов: "ночью свет у неё в окне", "травы сушит, как ведьма", "а я слышала, она с котом разговаривает". Угу. А кот, между прочим, красноречивей половины местной знати. И, в отличие от них, не прячется за фартуками и глупыми домыслами.

Я старалась держаться. Спина — прямая. Шаг — уверенный. Взгляд — прямой, как у терапевта на приёме, когда перед тобой мужчина, у которого в карточке "просто голова побаливает", а у самого давление как у чайника перед свистом. Но внутри…внутри шевелилось нехорошее. Чувство, что по замку ползёт не просто слух, а змея. Ядовитая. Хитрая. С лицом, очень напоминающим леди Эванну.

Райнар, конечно, заметил. Его нельзя было упрекнуть в слепоте. Но он был напряжён. Словно натянутая струна, готовая лопнуть при первом неверном движении. Утром он задержался в моем кабинете на целых семь секунд, посмотрел на меня с прищуром, словно хотел что-то сказать, но вместо этого буркнул:

— Будь осторожна.

— С чашками? — невинно уточнила я, поставив заварочный чайник на огонь.

Он не ответил. Лишь взял письмо, запечатанное черной восковой печатью —королевской — и резко вышел, на ходу уже отдавая приказы. Король болен.

Срочно. Всё, что могло отвлечь его от происходящего — теперь исчезло за пределами замка.

А я осталась. С одиночеством. С Василиусом. И с шепотом, который с каждым днём звучал всё громче.

Я только-только взялась за свежий перечень трав для весенней сушки — зверобой, мята, чабрец — когда дверь распахнулась с таким пафосом, будто за ней скрывались триумф и катастрофа в одном лице. Нет, не Райнар. Было бы слишком просто. Это был гонец, весь в пыли, с лицом человека, который то ли проглотил шмеля, то ли вот-вот сам кого-нибудь ужалит.

— Его Величество повелевает... — начал он с придыханием и пафосом, достойным театральной постановки "Месть графа подагры"

— Только не говорите, что срочно нужен компресс, — буркнула я, ставя чашку. «Или клизма» - подумала про себя.

Он вытянул руку. На пергаменте — черная печать с гербом. Королевская.

"Герцогине Вайнерис. Срочно. Состояние Его Величества крайне тяжелое. Требуется помощь."

Я медленно подняла глаза, прикусила щеку и вспух сказала:

— Ну наконец-то. Хоть кто-то признал, что я тут не просто красивая мебель.

Конечно, на пороге тут же вырос Райнар. С военной осанкой, с тенью гнева в глазах и с видом человека, который вот-вот начнёт запрещать всё — от трав до вдохов.

— Ты туда не поедешь.

— Я уже еду, — отрезала я, не поворачивая головы, завязывая шнуровку плаща. —Или ты хочешь лично объяснить королю, почему его личный врачебный резерв остался в спальне, потому что муж — упрямый ледышка с комплексом контроля?

— Это опасно, — отрывисто выдал он.

— Всё опасно. Особенно жить. Но, как видишь, пока справляюсь.

Он подошёл ближе, остановился в опасной близости.

— Я не позволю тебе.

— Райнар. — Я подняла на него взгляд. Ровный, спокойный, но с той стальной ноткой, которую не сбить ни титулом, ни короной. — Если я не поеду, король может умереть. А если он умрёт, ты получишь новую войну, новые интриги, и новую "невесту", подобранную леди Эванной. Хочешь?

Молчание. Явное напряжение. Челюсть Райнара напряглась, пальцы сжались в кулак.

— Возьми охрану, — сквозь зубы выдохнул он наконец.

— Василиус уже в корзине, — невинно улыбнулась я. — Остальные пусть не мешают.

Он смотрел на меня ещё секунду. Потом отвернулся, резко махнул рукой — мол, делай, что хочешь. И ушёл, не сказав больше ни слова.

А я уже шагнула в карету. В голове — тревога, в груди — злость, а на лице —улыбка. Спасать короля. Ну что ж... очередной пациент без карточки.

Дорога к столице была... длинной. В смысле, физически — не очень. Но морально — километры мерялись не колёсами, а мыслями. А их в голове моей крутилось, как в котле ведьмы (ну раз уж меня и так обвиняют — пусть будет образ соответствующий).

Карета тряслась на каждой кочке, как старческий коленный сустав на метео-шторме. Василиус уютно устроился у меня на коленях, подложив лапу под морду и тихо мурлыча. В нормальной реальности это бы действовало успокаивающе. В этой — больше напоминало: «Ты, хозяйка, сама вляпалась, теперь сиди и лечи».

— Серьёзно, — буркнула я ему. — Почему нельзя было в этой жизни родиться чем-то попроще. Скажем... булкой. На рынке. Всё понятно. Всё ясно. Пока не съели —ты на своём месте.

Василиус не ответил. Только фыркнул. Мол, не ной. Ты — герцогиня. Ты же хотела быть нужной? Ну вот. Получай.

Я отвела занавеску и выглянула в окно. За стеклом пролетали поля, редкие деревушки, весенние ручьи, капающие с подтаявших крыш. Небо было серым, как настроение Райнара, и, похоже, тоже собиралось выдать грозу. Очень символично.

И в тему.

Перед глазами всплыла сцена прощания: он стоит в коридоре, как изваяние из мрамора и командных комплексов. «Не поедешь». Ха. «Я не позволю». Ага.

Смешной он у меня. Мог бы уже понять, что Вайнерис, если решила, то даже факелом не остановишь.

Но всё равно... было немного тревожно. Не из-за короля. Из-за ловушки. Вся эта срочность, королевские печати, приглашение "именно меня" — всё это пахло так, как пахнет травяной сбор, если в него подсыпать капельку белладонны. Вроде знакомо... а на вкус — смерть.

Я вздохнула, придвинула к себе кожаный свёрток с лекарствами — на всякий случай — и посмотрела вперёд. Столица приближалась. В ней — дворец. А в нём — старый, больной, подозрительный король, леди Эванна и полный комплект весеннего безумия.

А Я? Я — просто женщина в карете. С котом, ящиком трав и нехилой способностью портить планы врагам.

Пусть попробуют.

— И всё-таки, — раздалось снизу, где распластался Василиус, делая вид, что он декоративная подушка с характером. — Ты идиотка.

— Очень приятно, Вайнерис. У тебя тоже выдающийся словарный запас для подушки с усами, — буркнула я, откидываясь на спинку и прижимая к виску пальцы .

Голова начинала гудеть, как самовар на ярмарке.

— Серьёзно. Ты едешь во дворец, либо притворяется, что умирает, либо действительно умирает, но только чтобы успеть обвинить тебя в ереси.

— Прямо утренний оптимизм. Ты на завтрак ел совесть?

— Я ел панику, приправленную здравым смыслом. Попробуй. Полезно для выживания.

— Ой, хватит. Меня официально вызвали. Королевская печать. Пергамент. Этикет.

Всё как ты любишь.

— Ага. До того момента, как ты подойдёшь к кровати Его Величества, а он вцепится в твою руку и зашепчет: «А-а-а, ведьма, убейте её настоем мандариновой корки»

— Василиус перекатился на бок, зевнул и добавил: — Или хуже: назовёт тебя лекаркой без диплома.

— Я тебе этот диплом покажу! — возмущённо прошипела я. — Если, конечно, когда-нибудь найду пергамент и время, чтобы его себе нарисовать.

— Вот именно. У тебя даже лицензии нет. Ты самозванка. Романовская Елизавета среди антисептиков.

Я прищурилась.

— Хочешь, я оставлю тебя в следующей деревне? Скажу, что ты говорящий демон.

Пусть попробуют тебя освятить.

— С моей харизмой? Они мне ещё и торт принесут:

— Да уж. Торт из чеснока и святой воды.

Василиус, довольный, снова улёгся.

— Только не говори, что у тебя нет страха. Я же тебя насквозь вижу. Глаза у тебя как у кошки, которую ведут к ветеринару.

Я вздохнула. Долго. Глубоко. Глаза прикрыла.

— У меня нет времени на страх, Вась. Он — как горячка: если поддаться, сожжёт всё к чёртовой матери. А если сжать зубы и лечить — может и выживешь:

— НУ. — лениво протянул кот, — тогда, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Всегда. — Я снова глянула в окно. Столица была всё ближе. — Или хотя бы делаю вид.

— Вот этого я и боюсь.