Нелицеприятный. Том 1

Глава 6

— Нет, — заключает мама и я вижу на её лице ужас и тоску, — не справедливо это, — добавляет она, — ведь может быть, этот юный парень мог своей магией выращивать поля пшеницы за несколько минут, а они его скинули с самолёта! Как он мог спастись при помощи такой магии?!

— Если она у него вообще была, — добавляю я.

— Так вот именно! Почему они не могут придумать что-нибудь безопаснее? Зачем так по-варварски то? — мама бьёт ладонью по столу, — ай, — тихо протягивает она.

Я понимаю её. Её беспокоит, что методы проявления магии слишком суровы. Но что тут сделаешь, если таков этот мир? Наверное, если так не поступать, то магический дар вообще не будет проявляться до конца жизни и маги перестанут существовать, вместе со знатными родами. А этого никто допустить не может.

Мне вдруг приходит в голову ужасающая мысль. А что, если и меня вот так скинут с самолёта, а я окажусь… ну не знаю… целителем магическим каким-нибудь? Что тогда? Как вообще выбирается метод выявления дара?

— Мам, — я беру её за руку, которой она только что ударилась, — всё будет хорошо. Я сделаю всё, что от меня зависит. Постарайся думать о хорошем.

Я как могу, подбадриваю её, а у самого желудок сводит от страха. Ещё один день и я пойду на инициацию. Пойду туда, откуда, возможно, не вернусь. Мама останется без сына, род окончательно придёт в упадок, а Пётр так и останется сидеть в тюрьме до конца своего срока. Всё это сильно удручает меня.

Хватит. Прочь такие мысли. Я всё смогу. Выкручусь как-нибудь, обязательно выкручусь.

Мама обнимает меня очень крепко и целует в щёку.

— Мальчик мой, я так за тебя боюсь. На твою долю выпала не лёгкая судьба, — говорит она.

— Я это понимаю, — я тоже обнимаю её и чувствую её искреннее тепло и заботу.

Я не должен её подвести. Если отец когда-то сломался и пришёл в себя только с маминой помощью, то что будет, если у неё не станет меня? Единственного сына, которого она так любит.

Мама отпрянула от меня и я увидел на её глазах слёзы. Они отдались болью у меня в сердце. Я не хочу видеть эти слёзы, не хочу, чтобы она когда-нибудь снова заплакала. Только если от счастья. Слезы матери угнетают сильнее чем предстоящее испытание.

— Отец ещё, — добавляет она, вытирая слёзы ладонью, — давит так на тебя. Да, он раньше командовал девизией, а сейчас взводом. Ну и что? Да, мы живём в старом доме, в котором уже ни одну сотню лет жили наши предки. Ну и что? Да, мы потеряли влияние и кучу всего ещё. Ну и что? Да, мы раньше жили на широкую ногу и ни в чём себе не отказывали, а теперь почти бедняки. Ну и что? Для него это проблема, — она хлопает руками по бёдрам, — а для меня нет. Это не проблема по сравнению с возможной потерей сына. Я готова ютиться где угодно, но для него статус и род - прежде всего. Да, я женщина и у меня совершенно другие заботы и проблемы, я всё понимаю. Но всё же. И сказать что-то против своему мужу я не могу, — вздыхает она, — правила… как же они надоели.

Я понимаю отца. Может быть не совсем принимаю, но мы мужчины, мы так мыслим. Женщинам трудно понять наши мотивы.

— Отец говорил, чтобы я никогда не оправдывался, — я смотрю на мамино поникшее лицо и продолжаю, — и признавал свои ошибки сразу же. Наверное, по такой логике, я бы ещё добавил, что не нужно давать обещаний, которых не можешь выполнить. Поэтому я не буду тебе обещать, что всё будет точно так, как хочешь ты, — мама продолжает внимательно меня слушать, — но я могу тебе пообещать, что я сделаю всё, что в моих силах. Это всё, что я сейчас могу. Наверное, тебе этого не достаточно, но...

— Мне достаточно, сынок, — мама слегка улыбается, сквозь переживания и берёт меня за руку, — ты у меня такой доблестный и храбрый. Я тобой всегда гордилась, горжусь и буду гордиться, — она кладёт мою ладонь между своими и крепко сжимает, — прости материнское сердце за излишние переживания.

— Всё хорошо, мам, — второй ладонью я накрываю её руки, — я тебя понимаю.

— Ну что вы там так долго? — на кухню внезапно заходит отец и видит нас, — всё время так долго кушаете.

Мама быстро отпускает мои руки и делает шаг назад. Отец недовольно смотрит на нас.

— Мы уже закончили, — говорю я.

— Опять ты с ним сюсюкаешься? — грозно спрашивает отец, — ему не пять лет, Кать.

Мама молчаливо отводит глаза в пол. Я следую её примеру. Она уважает отца и дорожит им, хоть и не понимает порой его принципов.

— Пошли, — он зовёт маму, — поговорить надо.

Она молчаливо уходит за ним и я остаюсь наедине с собой на кухне. Сейчас два часа дня и я совершенно не знаю, чем себя занять оставшуюся часть дня.

Внезапно, на кухню заходит тётя Клава.

— Илюша, ты поел? Вкусно было? — слегка улыбаясь, спрашивает старушка.

— Да, спасибо большое, — я искренне благодарю её.

Я хочу выйти из кухни и наконец, полностью осмотреть дом. Ведь мама сказала, что это очень старый дом наших предков. Но тётя Клава меня останавливает.

— Вот и хорошо. Я думаю, пора тебе бинты поменять, — она проходит к раковине и набирает воду, — обработать ожоги.

Ожоги? Ах да, отец ведь сказал, что на мне загорелись доспехи в прошлый раз. Вот почему руки так сильно болят.

— Хорошо, — соглашаюсь я, — где это лучше делать?

— Пройти в свою комнату, пожалуйста, — отвечает женщина, — я сейчас приду к тебе.

Я делаю, как она говорит. Захожу в комнату и ложусь на кровать. От расслабления мышц всего организма они начинают жутко ныть. Я тыкаю пальцем в мышцы ноги, руки и груди. Они будто каменные. Мышцы настолько забиты, что вообще не расслабляются. Сколько же я тренировался практически до потери сознания, чтобы они стали такими? И что я вообще делал помимо тренировок? Ведь вероятно, что я только и делал, что тренировался и отдыхал.

В комнату, с тазиком воды наперевес и со свежими бинтами за пазухой, входит тётя Клава. Она ставит тазик возле моих ног и сама садится на край кровати.

— Сейчас будет больно, — говорит она и приступает снимать с меня бинты.

Верхний слой снимается без проблем, а вот дальше… бинт прилип к коже и отрывается очень больно. Я кривлю лицо от боли, а тётя Клава пытается всё делать как можно мягче, но мне от этого не легче.

Я смотрю на свои руки, которые обожжены чуть ниже плеча и до самого запястья. Кожа изуродованна и очень сильно болит. Особенно сейчас, когда вместе с бинтами снимается слой только что еле-еле зажившей кожи.

Бабуля кидает бинты на пол, аккуратно обтирает меня губкой с тёплой водой, а затем наносит заживляющую мазь на все поражённые участки кожи. Мазь отдаёт холодком и уравновешивает жгучую боль. Становится легче.

Далее она хорошо забинтовывает всё обратно, как было и улыбаясь, смотрит на меня.

— Вот так намного лучше, — говорит она, — скоро ты поправишься.

— Спасибо, тёть Клав, — не двигаясь из лежачего положения, я благодарю её.

Женщина медленно сгибается, подбирает старые бинты, складывает их и кладёт в карман. Затем, берёт тазик и не спеша выходит из комнаты. Но ко мне в голову приходит хорошая идея.

— Тёть Клав, — останавливаю её.

Женщина оборачивается и смотрит на меня.

— Что такое, Илюш? — нежно протягивает она.

— А может, вы мне дом покажете и расскажете чего-нибудь интересного о нём? Если я вам не мешаю и у вас других дел нет, конечно.

— Хм, — женщина задумывается на секунду, — думаю, у меня есть минут пятнадцать свободных. Пошли, — она ставит тазик на пол моей комнаты и зовёт меня жестом.

Я встаю с кровати, надеваю футболку и иду за ней.

— Я так понимаю, что с холом и кухней ты уже знаком, — посмеивается она.

— Это да, — я поддерживаю её смех.

— Тогда, пойдём в те комнаты, где ты не был, — она ведёт меня по коридору, который я раньше не замечал.

Коридор начинается из кухни и ведёт куда-то вниз. Метров через десять начинаются ступеньки. Мы спускаемся вниз на несколько метров. Перед нами оказывается дверь. Тётя Клава бойко толкает её бедром и та, со скрипом, открывается.

Запах сырости ударяет мне в нос. По всей видимости, это подвал. Но когда тётя Клава включает свет, я охаю от удивления.

По периметру комнаты и в середине её расставлены мечи, щиты, кольчуга, пережившие сотни и тысячи битв. Некоторые из них почти рассыпаются от старости, а некоторыми ещё можно пользоваться. Они покрыты таким слоем пыли, что некогда сияющая кольчуга сейчас выглядит, как очень толстая, сера паутина.

— Это склад старинных вещей всех предков рода Гончаровых, — бабуля представляет мне жестом комнату, — это всё по наследству твоё, — добавляет она и мило улыбается.

— Потрясающе, — я действительно, искренне удивляюсь.

Тут не меньше тысячи единиц различного антиквариата. Я подхожу ближе и рассматриваю их беглым взглядом. Глаз сразу цепляется за отполированный донельзя шар, фиолетового цвета.

— А это что такое? — спрашиваю у экономки.

— Ах это, — она подходит ближе ко мне, — это шар одного из твоих предков. Я не помню точно, кого именно, но когда-то слышала мельком, что в этот шар, один из твоих предков заточил страшное чудовище и тем самым, уберёг империю от больших проблем, — рассказывает тётя Клава.

— Чудовище? Что ещё за чудовище? — удивляюсь я и беру шар в руки.

— Да бог его знает, Илюша, — пожимает плечами бабуля, — было это лет тысячу назад. Уже давно никто не знает, как им пользоваться. Вот и стоит без дела.

Я смахиваю с шара пыль и пытаюсь рассмотреть его по-лучше. Сотни тёмных прожилок исходят от его центра и заканчиваются у стенок. В прочем, ничего не обычного. Просто очень красивый антикварный шар.

Но как только я собираюсь положить его на место, он начинает слегка светиться в самом своём центре.

— Вау, — тихо удивляюсь я.

Глаза тёти Клавы расширяются и она не может отвести взгляд.

Но что делать дальше? И как он вообще работает? От чего он светится? От прикосновения? От моей жизненной энергии? Или монстр внутри него активизировался и хочет наружу?

Я кладу его обратно на полку и через несколько секунд шар гаснет.

— Пошли отсюда, пока что-нибудь по незнанию не натворили, — говорит тётя Клава и идёт к выходу.

Он права. Мало ли, чего я могу с дуру натворить. Уже один раз облажался. Второй раз не хочу. Я следую за ней.

Бабуля выключает свет, когда я выхожу из подвала, а затем, с силой закрывает дверь. В этой женщине намного больше силы, чем она это показывает.

Мы поднимается и тётя Клава ведёт меня наверх. Как я понимаю, на первом этаже дома я всё видел. Здесь только прихожая, кухня и моя спальня.

Мы поднимается по большой, массивной деревянной лестнице, которая характерно скрипит каждой ступенькой, когда идёшь по ней. Наверху оказываются всего три комнаты.

— Это игровая детская комната, это комната для гостей, а это спальня твоих родителей, — говорит тётя Клава.

Спальня родителей закрыта, в отличие от остальных двух комнат. Я слышу, как из спальни доносятся голоса родителей. Они о чём то разговаривают, но я не могу отчётливо расслышать, о чём именно.

Только когда экономка ведёт меня снова на первый этаж, отчётливо слышу голос мамы: «Но твой сын же не…».

И чего мама хотела сказать? Снова наверное обсуждают мои тренировки и то, кем я должен стать. Отец гнёт свою линию, а мама мягко говорит ему, что переживает за меня. Мама есть мама. Тут не добавить и не убавить. Этим словом сказано абсолютно все.

— Ну вот и всё, Илюша, — говорит тётя Клава, деля шаг с последней ступеньки, пока я спускаюсь сзади, — теперь ты знаешь всё в этом доме, — она оборачивается ко мне, — ничего не вспомнил? Не помогла я тебе?

— К сожалению, нет, тёть Клав, — мотаю головой, — не вспомнил. Но было очень интересно. Спасибо, что уделили мне время, — я благодарно улыбаюсь ей.

— Если что ещё нужно будет, зови меня. Я всегда на службе, — задорно произносит она и уходит, но оборачивается в последний момент, — кстати, забыла тебе прачечную показать, но она ведь тебе не интересна будет. Это только моё пристанище. Туда даже твоя мама не заходит. Это через коридор на улицу, справа от двери.

И правда, наверняка, мне не интересна эта комната. Я киваю тёте Клаве и отпускаю её делать свою работу. Тем не менее, это было полезно. По крайней мере, я увидел подвал с антиквариатом. Может быть, там есть какие-нибудь ещё магические вещи, типа этого фиолетового шара, которые могут мне пригодиться? Нужно будет спросить об этом отца.

Остаток дня я провожу в своей комнате. Я нахожу в шкафу полку с книгами и начинаю их усердно читать. Там нет ничего интересного. Одни лишь кодексы аристократических семей и законы империи. Но одну интересную книгу я всё таки нахожу. Она датируется тысяча девятьсот пятьдесят восьмым годом. Это бестиарий Российской Империи.

Она завлекает с первых же строк. Вот о каких монстрах говорила тётя Клава. Теперь я всё понимаю. В этом мире полно опасных существ, которых нужно истреблять. Идёт война, не прекращеяся ни на минуту, война за выживание человеческого рода.

Каждый монстр здесь показан рисунком, а рядом краткое описание. Чем опасен, чего боится, как победить. А под некоторыми рисунками есть примечание: «простолюдинам в открытый бой не вступать».

Это что же получается? Если простые люди не могут одолеть такого зверя, значит, на него отправляют мага? Так вот значит почему маги так важны для империи. Они элементарно уравнивают баланс сил. Если не будет магов, то не станет и Империи? Неужели до сих пор не найдено никакого средства? Судя по тому, что я уже увидел, магов строго ограниченное количество и это количество может сокращаться. Магов нельзя масштабировать, не собрать одну огромную армию чтобы уничтожить тварей.

Мой отец из-за этого хотел стать магом? Чтобы убивать этих тварей и защищать обычных людей? И даже после того, как дар обошёл его стороной, он посвятил свою жизнь военному делу, не отступая от своих идей и убеждений? Видимо, мама права и он действительно очень хороший человек, просто слишком жёсткий из-за своей работы и принципов. Но убеждения у него очень правильные и я их вполне разделяю.

До этого я думал, что он кичится только о былом величии рода. Но по всей видимости, сила рода определяет силу твоей власти и силу армии, которая тебе подчиняется. Чем сильнее род, тем больше ты можешь помогать империи и тем самым, защищать простых людей. Эта мысль ошеломляет меня. Ещё один повод следовать наказам отца.

Я отрубаюсь за чтением книг и просыпаюсь от стука дверь и громогласного, командного рыка отца.

— Подъём, боец!!! — он заходит ко мне в комнату и с удивлением смотрит на меня, спящего в одежде на кровати с кучей книг, — ты чего это тут, библиотеку устроил?

А сегодня уже что, новый день? Меня даже на ужин не разбудили?

— Да я просто нашёл тут… интересно было почитать, — я встаю и потягиваюсь.

— Ладно, надеюсь ты почерпнул чего-нибудь полезного из них и сегодня проявишь себя по полной! — отец сжимает кулак в победном жесте, поднимая его перед собой.

И чего он такой весёлый с утра?

— Ага, — киваю я и потираю глаза, — я сейчас выйду. Мы же опять на тренировку?

— А ты сообразительный! Не задерживайся! Жду! — отец выходит, захлопнув за собой дверь, но внезапно возвращается и добавляет, — надень то, что тебе мама приготовила. Спросишь у неё.

Он что, сейчас пошутил? Реально? Мой отец - хмурый, суровый мужик отпускает весёлую шуточку о моей сообразительности? Это его необычное поведение полностью отбивает мой сон и я загораюсь любопытством. Что же меня ждёт сегодня? И почему я должен надеть то, что приготовила мама?

Я поднимаюсь на второй этаж и стучусь в родительскую спальню. Дверь открывает мама. На её лице лёгкая улыбка. Как я понимаю, обычно она так рано не встаёт, поэтому слегка растрёпанна. Одетая в пижаму, она смотрит на меня сонными глазами.

— Ильюша, погоди, — она уходит в глубину комнаты и выносит мне одежду, — удачи, — говорит она, целует меня в щёку и захлопывает дверь.

Что всё это значит?

Я стою перед родительской спальней с тремпелем в руке, на котором висит одежда в чехле. Что же там? Я быстро спускаюсь в свою комнату, кладу чехол на кровать и открываю его.

Меня встречают белая рубашка, красный галстук, чёрные лакированные туфли, чёрный пиджак с красной окантовкой воротника с такими же красными пуговицами и чёрные брюки.

Первая же мысль - это что такое? Я на тренировку иду или на балл? Или в академию поступаю? Или на собеседование иду? Вопросов больше, чем ответов.

Тем не менее, я быстро одеваюсь и смотрюсь в зеркало, стоящее в углу комнаты. А я очень даже неплохо смотрюсь в таком костюме. Покрутившись, я вспоминаю, что отец не любит ждать и я реально задерживаюсь.

Я уже одет, так что медлить нет смысла. Я быстро умываюсь и выбегаю на улицу. Отец уже ждёт меня, подперев калитку своей спиной.

— Раз-два, раз-два, — он озвучивает мои шаги.

— Пап, ты что такой весёлый? — подходя к нему, спрашиваю.

— Увидишь, увидишь, сынок, — он хлопает меня своей тяжёлой рукой по спине, когда я прохожу мимо него через калитку.

Ну что за интригант? Что вчера ничего не говорил, что сегодня, молчит, как удав.

Когда я выхожу со двора дома, то на дороге вижу машину. Это такси. И куда же мы отправляемся? На какой такой приём?

— Садись, — говорит отец.

Он обходит машину и садится на заднее сидение с правой стороны. Я открываю дверь слева и сажусь за водителем.

— Ты знаешь куда нужно ехать, — не приветствуя, говорит он водителю.

Тот лишь слегка кивает и сразу трогается с места.

— Пап, куда мы…

— Тшшш, — отец приставляет указательный палец к губам и я понимаю, что сейчас не время для вопросов.

Ну что ж, путь в неизвестность, как и всегда. Ничего удивительного. Надеюсь сюрприз будет не из неприятных.