— Мы ещё встретимся!
Шипящий тихий голос ещё звенит в ушах, а я уже открываю глаза и прихожу в сознание.
Голова раскалывается, а мир перед глазами двоится.
Ошарашено мотая головой, пытаюсь прийти в себя. Где я?
От резкого движения все тело пронзает боль, которая начинается от рук и молнией проносится по всему телу.
Стараясь не двигаться, я медленно прихожу в себя. Неожиданно в голове возникает тревожная мысль, постепенно перерастающая в панику.
А кто я то такой? Ладно где… но кто? Мурашки пробегают по телу, а голова с ещё большей болью начинает звенеть. Твою то...
Что за голос это был? Обещание встретиться явно была угрозой.
Лежу на кровати. Немного успокоившись, я все же нахожу в себе силы оглядеться.
В противоположном углу комнаты массивный гардеробный шкаф, почти от потолка до пола, на нарезных ножках. Рядом с кроватью, с двух сторон стоят прикроватные тумбочки.
Накатывает слабость и я откидываюсь обратно на подушку.
Уперев взгляд в потолок, в странном медитативном состоянии, я рассматриваю его.
Массивная люстра, подвешенная в центре комнаты. Половина лампочек в ней не горят и от их тусклого света я всё глубже погружаюсь в бездумное созерцание этой самой люстры.
Я встряхиваюсь. Откуда-то в голове появляется навязчивая мысль, что нельзя снова терять сознание.
Чтобы хоть как-то отвлечься, я поднимаю взгляд и запрокидываю голову. Сзади меня окно, на нём толстые шторы, которые почти не пропускают дневной свет.
Я в каком-то коттедже. Тут же ловлю себя на мысли, что не знаю значения этого слова. И снова меня захватывает непонятная паника.
Сморщившись от головной боли, я опускаю глаза вниз и присматриваюсь к своим рукам, которые продолжают болеть. Еле поднимаю правую. Она вся в бинтах. Смотрю на левую. Картина не меняется.
Кто я черт подери такой? И что со мной вообще?
Мои мысли прерывает внезапный стук в дверь.
— Илья, наконец то! — нежный женский голос доносится из распахнутой двери.
Я автоматически мгновенно оцениваю её, осматривая с головы до ног.
Статная женщина, лет сорока, но выглядит на все тридцать. Лишь морщинки вокруг глаз выдают её возраст. Но в остальном, подтянутое лицо, хорошая фигура и ни грамма макияжа. Волосы чуть ниже плеч. Черные. Шелковистые. Они слегка отражают тусклый искусственный комнатный свет. Голубые глаза, цвета чистого океана поблёскивают где-то в глубине. Одежда домашняя, очень простая. Белые тапочки и скромный чёрный халат с пуговицами.
Кто она? Моя жена? Сестра? Мать? Если мать, то сколько мне лет? Сколько же у меня вопросов...
Голова снова разрывается болью от потока мыслей и совершено невольно я издаю почти заериный рык.
— Аарххх!
— Больно? Больно, мой хороший? — женщина быстро подходит к моей кровати и садится на её край, — что у тебя болит, Илюша?
Илюша. Меня так зовут? Илья?
— А вы, — я делаю паузу, превозмогая снова накатывающую боль во всём теле, — простите, кто?
Глаза женщины округляются и она начинает учащённо хлопать ресницами от удивления. Она меня точно знает и очень хорошо, раз так реагирует.
— Илья, — произносит она более строгим, теперь уже не таким мягким, как раньше, голосом, — не пугай меня.
— Извините, но я ничего не помню, — я прямо отвечаю ей.
Да и как солгать? Я даже придумать ничего не могу в таком состоянии. Понимаю, что это может быть какая-то западня. Возможно, меня похитили, огрели чем-то, что-то вкололи для амнезии и вот, я тут. Лежу и страдаю от боли. Только кто похитил и зачем?
От этих мыслей как будто бы организм мобилизуется, словно готовясь к драке. Боль немного уходит на задний план.
— Ох, — женщина протяжно охает и встаёт с кровати, — я сейчас, — быстрыми шагами она уходит из комнаты и закрывает за собой дверь.
Замок двери не щёлкает. Значит, она не закрыла её на замок. Да и когда заходила, я не услышал, что замок проворачивался. Выходит, я здесь точно не пленник?
— Дима! Дима!
По ту сторону двери я слышу голос этой женщины, которая зовет какого-то Диму, пытаясь делать это одновременно и тихо и громко. Я сразу напрягаюсь.
— Ну что там, мать? — еле слышно доносится голос где-то вдалеке, — чего ты так? Что с твоим лицом? Ты словно смерть увидела!
Голос Димы приближается и я всё чётче слышу его слова.
— Да если бы! Хуже! — голос женщины дрогнул и я услышал, как она чуть не заплакала, — иди к нему!
— Да что такое-то? Сдурела совсем? — голос вплотную приблизился к двери и большой, массивный человек, распахнул её, — что тут такое?
Мужчина выглядит так, будто только недавно пришёл с улицы и не успел переодеться. Тёмно-синее лёгкое пальто, серые брюки. Чёрная футболка выглядывает из под верхней одежды. Только тапочки домашние у него такие же белые, как у его… жены?
Головная боль практически сходит на нет и я наконец начинаю нормально анализировать обстановку.
На вид он чуть старше её. Под метр восемьдесят ростом и весом под сто килограмм. Кареглазый, коротко стриженный брюнет. Его лицо украшают большие, массивные, коричневые усы.
— Илья, что ты мать пугаешь? — мужчина бросает в меня ошеломляющий вопрос.
Мать? Она моя мама? Ничего не помню. Ни единого воспоминания.
— Извините, — я сильно напрягаюсь, чтобы говорить громче, — но я не понимаю. Вы что, мои родители?
Брови мужчины улетают на лоб. Он бросает вопросительный взгляд на свою жену, а она почти плачет, прикрыв рот ладонью. Затем, он подходит к окну и распахивает шторы.
Солнечный свет больно бьёт мне в глаза и я жмурюсь от боли.
— Так, если ты сейчас же не признаешься в том, что ты нас разыгрываешь, я тебе обещаю, тебе не поздоровится, парень! — Дима бросает в меня угрозу.
Ну нет. Так не пойдёт. Нужно заставить их в это поверить.
— Слушайте, — я изо всех сил борюсь с болью, приподнимаю корпус и смотрю в глаза этому мужчине, — я вас не знаю! Я вообще ничего не знаю! — последнюю фразу я выбрасываю очень громко и после этого в глазах темнеет. Зря я перенапрягся.
Всё тело пронзает вспышка боли и я отключаюсь.
Мне снится сон.
За мной идёт погоня. Я точно знаю, что попадать в руки врагам нельзя. И дело вовсе не в моей смерти. Если я попаду в плен, то случится нечто страшное, такое, чего нельзя допустить ни при каких обстоятельствах.
Бег по непонятной пересеченной местности, вокруг меня неестественно мечутся тени.
Вдруг, впереди появляется тусклый источник света.
Я приближаюсь к нему и вдруг дорога обрывается. Передо мной обрыв. Дальше пути нет. Толпа сзади почти приблизилась ко мне. Я слышу их странное рычание, вой, выкрики на непонятном языке. Чувствую их ярость.
Ну уж нет! Никогда! Мне нельзя попадать к ним.
Я делаю шаг вперед и падаю в бездну.
От ощущения свободного падения я прихожу в сознание. Не думая ни о чем и все ещё находясь во сне, я вскакиваю с кровати.
Всё тело пронзает болью. Но не такой сильной, как когда я очнулся в прошлый раз. Сейчас это произошло, скорее, от слишком резкого сокращения мышц всего тела.
Тело внезапно начинает неметь и я мешком падаю на пол.
Не знаю сколько я так провалялся, несколько раз сознание угасало. Но в периоды просветления я полз в сторону кровати.
В какой-то момент я осознаю, что уже сижу на кровати, весь в поту и тяжело дышу. Делаю глубокий вдох и выдох. Затем ещё.
Что же происходит?
Снова осматриваю себя. Вертеть головой уже не так больно и голова не болит от каждой мысли. Что ж, хоть порассуждать я могу без особых страданий. Уже прогресс. Руки всё также в бинтах от кончиков пальцев до самых плеч. Но бинты новые. Будто их перебинтовывали совсем недавно.
Как странно. Ведь когда я проснулся в прошлый раз, я точно видел, что бинты уже слегка посерели. Выходит, что кто-то мне их точно перебинтовал. А если это так, то напрашивается следующий вопрос. Сколько я здесь пролежал?
Опускаю голову вниз и вижу впалый живот. Будто я не ел неделю. На грудине выступают кости. Я явно не тяжеловес и явно не на массе.
Я встаю с кровати и раздвигаю шторы. В глаза бьёт тяжёлый для не привыкших глаз, яркий солнечный свет. Я щурюсь и прикрываю глаза ладонью.
Закрываю глаза и сквозь закрытые веки привыкаю к солнечному свету. Спустя минуту я открываю глаза практически без боли. Откуда я вообще знаю, что так нужно делать, чтобы привыкнуть к свету после долгой темноты? Наверное, рефлексы. Мышечная память. Или работа подсознания. И я также не знаю, откуда в моём мозге эта информация.
Странно, что я не помню абсолютно ничего, но действую инстинктивно правильно, будто точно знаю, как нужно действовать. Очень странное ощущение. Но значит ли это, что где-то глубоко в моём мозгу спрятана вся потерянная информация, но я пока не могу её достать? Кто бы знал…
Я подхожу и рассматриваю картины, висящие повсюду в комнате. Замечаю, что на каждой из них написана фамилия «Гончаров», только имена и даты разные. Выходит, это предки семьи Гончаровых, на много веков назад? Странно, читать я умею, а как меня зовут, забыл.
Муром Гончаров (1120-1288) - написано на одной из картин. Статный мужчина запечатлён на картине лет в сорок. Шикарные усы, квадратный подбородок, зачёсанные на бок короткие волосы, голубые глаза. Взгляд хищный такой.
Иду дальше и хочу найти самую древнюю картину. Нахожу её через несколько минут.
Илья Гончаров (25 д.п. - 125 п.п.) - гласит надпись. Картина вся настолько выцветшая, что черты лица человека, изображённого на ней, еле видны. Краска отслаивается кусками.
Интересно, а какой сейчас год? И что значат эти буквы в его датах рождения и смерти? Д.П. и П.П. Что это? Нужно будет спросить у кого-нибудь.
Иду дальше и ищу самую свежую картину. Павел Гончаров (2222 - 2295). Хм. Если это самая свежая картина, значит сейчас где-то 2300-ый год. Плюс минус.
Ладно, нужно выйти из этой комнаты и разузнать, что к чему. Нет смысла просто сидеть здесь и медленно сходить с ума.
Я отпираю ручку двери. Она со скрипом открывается. Я медленно шагаю, слегка прихрамывая и осматриваюсь. Тёмный дом, посередине большая кухня, коридор налево, справа явно коридор на выход. Ещё лестница на второй этаж начинается с угла комнаты.
Я не успеваю пройти дальше, как слышу, что по лестнице кто-то медленно спускается.
Моему взору потихоньку открывается картина спускающейся женщины преклонных лет. Это ещё кто? Моя бабушка? Женщина переставляет только одну ногу, когда спускается, а на вторую она только опирается, всем своим весом. Чёрное платье клёш, низкие каблуки на замшевых туфлях, седые волосы, собранные в пучок и толстенные линзы на очках. Она держит в руках серую тряпочку и медленно, по мере своего продвижения вниз по лестнице, вытирает пыль с поручня.
Она чуть ли не взвизгивает, когда видит меня.
— Илья! — тряпочка падает у неё из рук, — ой…
— Я подниму, — в любом случае, я дойду быстрее, чем эта пожилая женщина доковыляет до низа.
Подхожу к нижней ступеньке, рядом с которой упала тряпка и поднимаю её, через боль, пронзающую мою поясницу. Думаю, что подниму взгляд наверх и увижу, как бабуля ковыляет вниз, крехтя и вздыхая, но нет. Она уже на второй снизу ступеньке, почти напротив моего лица. Я чуть не испугался. Как это она так?
— Э… — я не нашёл слов от удивления и только передал ей тряпку, без слов.
— Илюша, тут меня все напугали, что ты память потерял, — женщина проводит своей шершавой рукой по моей щеке.
В её глазах я вижу искренние переживания и любовь. Она любит меня. Неужели и правда, моя бабушка?
— Вам правильно сказали, я полагаю… — я мешкаюсь и не знаю, как обращаться к ней.
— Клавдия Анатольевна, — она разочарованно качает головой, поняв по моему взгляду, что я не помню её, — но для тебя я всегда была тётей Клавой, — поясняет она.
— Тётя? — я повторяю за ней и хмурюсь, ничего не понимая.
Старовата она для моей тётки.
— Ну, я не настоящая тётя тебе, — она кладёт ладонь на моё плечо, — давай я чаю заварю нам, мы посидим и я чего-нибудь тебе расскажу интересного? М? — женщина улыбается.
— Ну… давайте, — я соглашаюсь.
Эта старушка такая добрая, словно божий одуванчик. Мне было неудобно ей отказать. Да и информацию она мне может рассказать очень полезную. Хотя совершенно любая информация для меня сейчас полезна.
— А можно я тебя обниму для начала? Я так переживала за тебя… — на глазах женщины наворачиваются слёзы.
Я киваю. Пусть обнимет, раз так хочет.
Женщина крепко обнимает меня. Так крепко, что я даже не сразу понимаю её силу. Да и откуда в старушке столько сил? Но мне становится больно от травм, которые я, по всей видимости, получил накануне. Тело реагирует на боль и напрягается, совсем немного, но старушка реагирует.
— Больно? — она перестаёт обнимать меня, — извини, я что-то совсем забылась. Ты ведь так пострадал после тренировки… Ну, пошли.
Так, вот об этом я у неё сейчас и спрошу. Что за тренировка такая?
Мы проходим на кухню, я сажусь за стол. Тело болит, а живот настолько сводит, что желудок урчит на весь дом.
Клавдия Николаевна сразу же это замечает.
— Илюш, ты же наверное голодный как волк? Может кушать, а потом чай? — спрашивает она.
— Если можно… — я покачиваю головой и пожимаю плечами.
— Ну конечно! Ты же без пяти минут рыцарь, как никак! — восклицает бабушка и поднимает ладони к небу, — сын рода Гончаровых!
Опа. Вот оно что. Значит все те картины в комнате это, действительно, мои предки. Я так и думал. А что значит рыцарь? Надо спросить.
Бабушка начинает суетиться, достаёт из холодильника бекон и начинает жарить его. От запаха еды у меня ещё больше сводит живот.
— Сейчас, сейчас, Илюша, — приговаривает тётя Клава.
— А можно спросить, что значит без пяти минут рыцарь? — я отвлекаю её от готовки, но мне очень интересно.
— А это… — она отвечает мне, стоя в пол оборота, не отрываясь от жарки бекона, — титул такой. Он ведь всем одарённым магией даётся, — заявляет Клавдия Анатольевна.
Ничего не понимаю. Одарённым магией? Как это? Только я хочу спросить об этом бабулю, как в комнату заходит женщина, которую я видел в самый первый раз, когда очнулся.
— Илюша! — закричала она и бросилась ко мне.
Женщина подбежала и начала меня расцеловывать в щёки и крепко обнимать.
— Сыночек! Ты очнулся! Всё хорошо! Ура! — восклицает она.
И тут же останавливается и отстраняется.
— Ох! — сокрушается женщина, — прости меня, сынок! — она поднесла руки к губам, чувствуя за собой вину передо мной, — я совершенно не подумала, что тебе ещё больно.
— Ничего… — протягиваю я и киваю ей, — может поговорим? — спрашиваю, вздёрнув бровь.
— Конечно, — соглашается она и садится рядом со мной, сбоку, а затем, обращается к тёте Клаве, — Клавдия Николаевна, я же вас просила позвать меня, как только Илюша очнётся! — она произносит это довольно грубо.
Видимо, для неё это было очень важно, а тётя Клава, в силу своего возраста, забыла об этом.
Меня посещает дежавю. Будто всё это уже было. Я вдруг погружаюсь в какой-то ступор.
— Извините, Екатерина Платоновна, — виноватым голосом отвечала бабуля.
Её голос звучит приглушённым фоном.
— Ладно, я понимаю, ты тоже нервничаешь,— откликается, вроде как, моя мама.
Ощущение дежавю прекращается одним рывком, оставив после себя лишь странное ощущение пустоты и бесполезности всего, что происходит вокруг.
— Так вы… моя мама? — спрашиваю я, внимательно изучая её лицо.
Она не выглядит на свой возраст. Да и сколько ей? Поверить, что она имеет взрослого ребёнка вообще невозможно. Сейчас, рассмотрев её получше, я думаю, что на вид ей и тридцати лет нет. А мне… ну не знаю. Лет двадцать точно есть, я думаю. Не могла же она меня в десять лет родить.
— Да, Илюша, — подтверждает она, — я твоя мама. Ты совсем ничего не помнишь? Не вспомнил до сих пор? — она проводит нежными пальчиками руки по моему уху.
— Не помню, — мотаю головой, тяжело вздохнув.
— Ну ничего, поправишься, — мягко говорит она, — сейчас позавтракать нужно и сразу почувствуешь себя лучше.
Тёте Клава, между тем, закончив с готовкой, ставит на стол несколько тарелок, графин с каким-то напитком и стаканы. Затем, старушка кивает и что-то нашептывая, уходит.
— М-да, — протягивает мама и смотрит ей в след, а затем, оборачивается на меня, — Старовата уже. Жаль, что у старушки детей нет, — вздыхает она, — она тоже очень переживает за тебя. Таких верных слуг, как она, не найти нигде и ни за какие деньги. Она давно уже часть семьи.
— Слуга? — я переспрашиваю, заглатывая одну ложку за другой.
— Ну да, — кивает мама, — гувернантка она у нас. Живёт с нами всю жизнь, с молодости. Ещё за отцом твоего отца ухаживала. Я даже не могу представить, сколько ей лет.
Гувернантка? Так это что значит, я родился в богатой семье? Если в доме есть прислуга, это показатель достатка. По крайней мере, я так думаю.
— Она хорошая, — констатирую я.
— Не спорю, — соглашается мама.
Она улыбается и снова поглаживает меня по уху.
Её прикосновения не отдают теплом у меня в душе. Сейчас она для меня чужой человек. Родных и близких для меня словно вообще не существует. Будто мне это понятие совершенно не близко.
Я вообще думаю, что возможно, всё это дурной сон. Я вот-вот проснусь в своей постели, зная кто я и где нахожусь. А это всё не правда.
Но моё тело твердит мне, что это не сон. Оно ноет и болит. Не может так быть во сне.
— Мам, — я решаю обратиться к ней именно так, как она явно того очень хочет, — а что за рыцарский титул? Мне тётя Клава сказала, что мне он вот-вот достанется.
Она улыбается, услышав моё обращение к ней. В её светящихся от радости глазах, будто танцуют тёмные искры.
— Ох уж эта тётя Клава… — снова качает головой мама, — что она тебе успела рассказать? — женщина наклоняет голову в бок, но в её голосе не слышится претенциозность.
Она скорее спрашивает это из любопытства и нисколько не злится на тётю Клаву. Скорее, она своим интересным тоном имеет ввиду, что-то типа «да что с этих стариков взять?».
— Совсем ничего, — я пожимаю плечами, доедая последние кусочки еды, — не успела.
— Вот и хорошо, что не успела, — мама одобрительно хлопает глазами, — тебе обо всём этом лучше папа расскажет,— говорит она.
Я киваю, поняв её открытый посыл. Наверное, тут так принято. Ладно, но что-нибудь ведь она может рассказать?
— Мам, а расскажи обо мне. Кто я такой? И что у нас за семья? И что за страна, в которой мы живём? — я засыпал её вопросами, авось на что-то она сможет ответить. Что нибудь, что подстегнет мою память и я начну вспоминать всё.
— Ну, это я могу тебе легко рассказать, — она ёрзает на стуле несколько секунд, пока не устраивается удобнее и продолжает, — ты мой сын, Илья Гончаров. Тебе двадцать пять лет, почти. Ты учился в частной школе, кстати довольно хорошо. А когда тебе исполнилось десять, твой отец сказал, что тебе суждено стать магом и вернуть роду силу… бесконечные тренировки все последние пятнадцать лет тебе устраивал в свободное от учёбы время.
— Погоди, мам, — я перебиваю её, — с чего он взял это? Почему я, по его мнению, должен стать… — я делаю паузу, понимая, что я ничего не знаю о том, кто такие маги, — магом?
— Я не могу тебе ничего сказать, сын, я же не знаю, это тайна отца и … — мама осекается, почти сказав что-то важное, но в последний момент закрывает рот ладонью, понимая, что сейчас взболтнёт лишнее, — не важно, в общем. Он расскажет тебе все сам, — она пожимает плечами.
Мама явно не договаривает самое важное.
Из-за переполненного живота, меня начинает клонить в сон. Так быстро, что я засыпаю буквально на ходу.
Я пытаюсь встать, опираясь о стол, но рука вдруг подламывается и я со всей силой бьюсь головой об угол стола.
В глазах вспыхивает свет, но затем, я резко проваливаюсь во тьму.