Нелицеприятный. Том 1

Глава 2

Я стою один посреди каменного плато на вершине горы. Вокруг тьма в которой мечутся неясные тени. А снизу слышится гул толпы.

«Предатель!»

«Предатель!»

«Предатель!»

Я не чувствую себя сейчас слабым пацаном, скорее наоборот, я олицетворяю собой настоящую мощь. Я чувствую в своём теле силу, уверенность в том, что практически непобедим.

Я порываюсь сделать шаг к пропасти и тут же всё исчезает.

Перед моими глазами снова потолок и люстра по центру комнаты. Что это было? Уже второй раз меня посещают странные видения. И снова когда я теряю сознание.

Как я попал в кровать? Кажется, последним был стол о который я и ударился головой. Моей голове опять досталось. Как будто мало мне проблем с памятью и головной болью.

Но нужно вставать и идти находить ответы на свои вопросы. Сколько прошло времени? Не успеваю я обдумать эту мысль, как открывается дверь и в комнату входит мама. У неё в руках пакет со льдом. Для меня видимо принесла.

— Ты уже пришёл в себя? — она подходит ближе, — приложи, — протягивает мне лед.

— Спасибо, — беру из её рук лёд и благодарю.

— Ты такой же крепкий, как твой отец, — заметив мой вопросительный взгляд, она поясняет, — быстро в себя пришел. Я верю в его слова, ты будешь магом. Для отца важно возрождение рода, но для меня, в первую очередь, важен ты сам. Я верю в тебя, сын.

— Спасибо, мам, — благодарю её ещё раз.

Она молодец. И я бы с удовольствием ещё побыл с ней, но мне нужно узнать, кто я и чего мне ждать. Какое-то необъяснимое чувство внутри требует, чтобы я выяснил, кто я. Будто если я не пойму это, то случится что-то страшное. И для меня и для мамы и для отца.

А ещё, как только я пытаюсь вспомнить что-то сам, сразу же подкатывает паника. Этот совершенно неконтролируемый процесс меня сильно нервирует. Поэтому, как можно скорее, мне нужно получить хоть какую-то информацию о себе.

И начать можно с разговора с отцом.

— Мама. Я пойду к отцу, — я встаю с кровати.

— Может потом? Отдохни, сын, ты ещё не восстановился, — произносит она и по её тону я слышу, что она и сама не верит, что я лягу обратно, — он на улице, — увидев, что меня уговаривать бесполезно, вздыхает она, — решил поработать топором. Это у него уже практически традиция. Вместо медитации, он колет дрова, — поясняет мама, — выход направо от твоей комнаты, через коридор пройдёшь и иди на задний двор. Отец должен быть там.

— Спасибо, — встав с кровати, благодарю её и иду к выходу.

Сквозь довольно тёмный коридор, я выхожу на улицу. После темноты коридора, глаза снова привыкают к яркому свету. Я слышу звуки вздохов и разлетающихся от топора дров.

Иду на звук. Он слышится с заднего двора. Заворачиваю за угол и вижу отца, усердно рубящего кочерыжки, как и сказала мама. Подхожу ближе.

— Отец, — обращаюсь к нему, отвлекая его внимание на себя.

— О, Илья, — удивляется он, — очухался? Работать можешь? — отец переходит сразу к делу, без лишних слов.

Отец сдержан, не проявляет никаких чувств, но все же я слышу толику заботы, может и выраженной совсем не в виде объятий и тому подобного.

— Не знаю, всё тело болит, но думаю, справлюсь, — я пожимаю плечами.

— Ну это нормально! — он усмехается, — болит - значит живой! На-ка, — он втыкает топор в пенек, подходит ко мне и указывает на то место, где сам только что стоял, — давай. Просто коли дрова, ни о чем не думай, позволь телу сделать все самостоятельно. А я посмотрю как ты работаешь и в каком ты состоянии. Сможешь ли восстановится к началу инициации.

Инициация? Что это?

Я подхожу к пеньку, хватаю топор одной рукой и вытаскиваю его остриё из пенька. Боль в теле никуда не уходит, но я не обращаю на неё внимания. Беру один пенёк и ставлю его на другой.

Отец смотрит на меня оценивающим взглядом и ждёт моего замаха.

Я, растягиваю уголки губ в лёгкой улыбке, размахиваюсь и бью. С первого же удара верхний пенёк распадается на две части, которые отлетают в разные стороны. Я аж опешил от того, на что способно моё измученное тело. А на что же я способен, когда свеж и бодр?

— Нормально, — скромно оценивает отец, — но можно и лучше, — добавляет он.

— Пап, давай я пока дрова порублю, а ты мне расскажешь всё, о чём я забыл? — спрашиваю его.

Ну что ж, придётся поработать, чтобы получить нужную информацию. За одно разомнусь.

— Хорошо, — недовольно отвечает отец.

Он, по всей видимости, очень не доволен, что я потерял память и сам не свой.

Я беру очередной пенек и перед тем, как разрубить его, замираю и смотрю на отца, который, почему-то, всё ещё не начал говорить.

— С чего начать-то… — бубнит отец и чешет голову.

— Начни с того, кто такие маги и что они делают? — я разрубаю пенек и его части с характерным звуком падают на землю.

— А… ну, маги это такие люди, обладающие магической силой, некими способностями, которых нет у обычных людей. Я вот не маг, а жаль… — отец вздыхает, — а ты… вот ты маг, да.

— И в чём же проявляется моя магия? — спрашиваю его, не отвлекаясь от дров.

Отец начинает медленно ходить из стороны в сторону, переминаясь с ноги на ногу и продолжает.

— Пока ни в чём, — неожиданно для меня, заявляет он, — но после обряда инициации, мы узнаем.

— Что это за обряд? — интересуюсь я и даже останавливаюсь колоть дрова.

— Узнаешь, когда он произойдёт, — отец внимательно смотрит на меня, затем будто отбрасывает какие то мысли в сторону и встряхивается, — ты не останавливайся там, — он указывает жестом на гору дров, лежащих неподалёку.

Видимо, мне нужно наколоть их все. Ну и ладно, я вроде чувствую себя нормально, хотя совсем недавно лежал без сознания.

— Так вот, о чём это я? Ах да… — продолжает отец, — в общем, во время обряда мы и узнаем, какой именно у тебя дар.

— А почему я маг, как ты говоришь, а ты нет? — я иду к горе дров и беру одну кочерыжку, — это должно как-то по наследству передаваться?

— Тут ты почти прав, — кивает отец, — по наследству, но не просто у кого-то там. А только у избранных сорока восьми родов. Сорок восемь фамилий. Сорок восемь семей, если тебе так понятней. И только первенцам, наследникам.

Только первенцам? Выходит, если отец утверждает, что я маг, то я тоже первенец? Ну да, братьев и сестёр своих я в доме не видел.

— Не особо, — признаюсь я, занося топор над кочерыжкой, — почему именно сорок восемь?

— Потому что в момент рождения императора Николая, рядом были приближённые его отца, императора на тот момент. Ровно сорок восемь мужчин. После прихода императора Николая в этот мир, у каждого из сорока возьми мужчин родилось по сыну, которые и стали первыми магами на земле. Он их так благословил своим рождением, — поясняет отец.

— Погоди, а он сам тоже маг? — я останавливаюсь, чтобы передохнуть.

— Кто? Император? — усмехается отец.

— Ага, — киваю я.

— Нет, сын, — мотает головой отец, — император намного сильнее всех магов вместе взятых. Он бессмертен и правит нашей страной уже больше двух тысяч лет.

— Вот это да, — удивляюсь я, — а как его увидеть можно?

Хотел бы я посмотреть на этого дряхлого старикашку.

— Только по его личному приглашению, — отвечает отец, — либо за какие-то невероятные заслуги, либо для получения высокого титула. В прочем, титулы как раз и дают за что-то грандиозное. Так что, можно сказать, что повод, всё таки, только один.

Интересно конечно это всё. Но…

— Отец, я видел картины в комнате, в которой я проснулся… — я не успеваю договорить, потому что отец перебивает меня.

— Это всё твои предки, — говорит он.

— Это я уже понял, — констатирую я, — я хотел спросить на счёт одной картины… Илья Гончаров…

— Это наш, тот самый предок, приближённый императора. Благословленный им, — отец поднимает руки к небу.

— Там дата очень странная у него… — добавляю я, — что значит «25 д.п. - 125 п.п.»?

— А, ну это очень просто. Летоисчисление у нас идёт от рождения Императора, — поясняет он, — когда Илье было двадцать пять лет, родился Император. Поэтому дата его рождения это двадцать пятый год до прихода Императора, и сто двадцать пятый год после прихода Императора в этот мир. Всё просто.

— Вау, — я удивляюсь тому, как это интересно, — А Илья что, сто пятьдесят лет прожил?

— Да, — кивает отец, — он не обладал даром, но так как находился рядом в этот знаменательный день рождения нашего Императора, он одарил его очень крепким здоровьем и долголетием. Они все долго прожили. Все, кто находился рядом в тот день.

Ну хорошо. Вроде бы всё логично. Несостыковок не вижу в его словах.

— Так значит, мы один из сорока восьми избранных родов? И что это нам даёт? — я задаю максимально логичный вопрос.

— Это нам даёт власть… — отец делает паузу и тяжело вздыхает, — которую мы потеряли.

Я не решаюсь переспросить его, потому что на его лице читаются лютая тоска и разочарование. Я просто продолжаю колоть дрова.

Отец потирает ладонью лицо. Проводит ею от лба до подбородка, а затем, продолжает.

— Илья, тебе уготовлено великое будущее. Ты должен будешь поднять наш род! — заявляет отец, грозно смотря на меня, — поднять обратно наверх, откуда мы упали…

— О чём ты, отец? — я вгоняю топор в пенёк и подхожу к папе.

— Я стал первым первенцем в нашем роду, кто не унаследовал дар, — он обречённо вздыхает.

— Выходит, что и я могу им не обладать? Раз у тебя его нет… — я заинтересованно смотрю на отца.

— Нет!!! — он выкрикивает так сильно, что у меня уши болят в моменте, — ты будешь обладать даром!!! Ты будешь!!! — отец подходит ближе ко мне и трясёт за плечи, — даже не говори о таком!!!

— Хорошо, хорошо! — я повышаю тон, чтобы успокоить его, — я понял. Я маг. Хорошо, отец.

И чего он так сильно переживает из-за этого? Мы что, плохо живём? Вроде бы и дом не плохой и прислуга есть. Чего же он хочет? Каких высот? Как высоко был род раньше, что он так остро реагирует?

Отец успокаивается и делает длительную паузу, отвернувшись от меня и смотрит куда-то перед собой, в пустоту.

— А есть ещё рода, в которых также не родился маг? — я нарушаю повисшую тишину.

— Да, — отвечает отец, стоя ко мне спиной, — их много. Они находятся на четвёртой ступени власти и не имеют своих вассальных домов. Сейчас и мы в их числе.

— А что значит вассальных домов? — я переспрашиваю и обхожу отца, чтобы видеть его лицо.

— Это значит, что чем выше ты в иерархии, чем ближе к императору, тем больше у тебя родов в подчинении. Твоих вассальных домов. Они находятся под твоим личным патронажем. И маги, которые принадлежат этим домам, тоже подчиняются тебе. А ты подчиняешься только императору. Такая иерархия. Тот кто стоит на первой ступени, имеет три вассальных дома. Тот, кто на второй - два, тот кто на третьей - один. А тот кто на четвёртой… — он снова вздыхает.

— Тот кто на четвёртой… — я повторяю его предложение и отец, наконец, перестаёт смотреть в пустоту и замечает меня.

— Тот в полном подчинении всем вышестоящим родам и не имеет никакой власти, — он заканчивает свою недосказанную ранее мысль.

Отец разворачивается, идёт к горе дров и берёт охапку.

— Отец, ты сказал, что мы потеряли власть. Скатились в самый низ. Но почему? — Я подхожу ближе к нему.

— Из-за меня! — он со злостью разрубает кочерыжку, — потому что я уродился таким. И мой отец ушёл из жизни, не дождавшись, когда проявится твой дар. Вот если бы он дожил до этого дня… — на щеках отца бегают желваки, — он умер, когда тебе было двадцать лет. Всего пяти лет нам хватило, чтобы нас подвинули со второй ступени, на четвёртую. Мы вообще рискуем потерять статус дворянского рода, если ты не… — он осекается и продолжает со злостью рубить дрова.

Если я окажусь не магом? Наверное, именно это он и хотел сказать.

— Дожил до моего двадцатипятилетия? — уточняю я.

— Да… — отец тяжело дышит, разрубив без остановки около двадцати кочерыжек, — дар проявляется в двадцать пять лет. Не сам, конечно. Только во время обряда инициации. Ты бы знал, как я ждал свои двадцать пять лет… И как же я разочаровался…

Ну, да, я понимаю его. Он ждал этого всю жизнь и когда время пришло, оказалось, что мечта несбыточна. Теперь он изо всех сил верит, что дар достался мне. Угораздило же меня… Интересно, что я думал об этом всём, до потери памяти? Был ли я таким же идейно заряженным человеком, как он? Потому что сейчас меня не особо привлекает идея быть «спасителем рода». Это тонны ответственности. И нужно полностью посвятить свою жизнь этому, как я понимаю. Не прельщает меня такой расклад.

Ну ладно, поживём - увидим. Может я никакой не маг вовсе и мне не придётся всем этим заниматься.

— Понимаю… — говорю я, чтобы успокоить отца.

На самом деле, я сейчас мало чего понимаю. Мне ещё столько всего нужно узнать…

— Пойдём в дом, — отец оставляет топор и проходит мимо меня, — обед скоро, — добавляет он и жестом зовёт меня за собой.

Когда мы входим в дом, в нём пахнет пирожками. У меня снова сводит живот. Всё таки не есть неделю это такое себе удовольствие. Ладно хоть, я спал и не чувствовал этого. А сейчас прям помираю, как есть хочу. Постоянно. Я даже после плотного завтрака чувствовал себя голодным, а сейчас, поработав и проведя время на улице, тем более.

— Клавдия Анатольевна! — громко произнёс отец, только-только войдя в дом, — чем вы нас сегодня порадуете? — его тон был неестественно весел, после такого серьёзного разговора на улице.

Я сразу подумал, чего это он? Наверное, на мужчин еда так всегда влияет. Какое бы ни было настроение, перед приёмом пищи оно обязательно поднимается.

— Дмитрий Павлович, — бабуля бросает взгляд на отца, не отходя от плиты, — вы уже на обед пожаловали? Сейчас, пару минут и будет готово! — суетливо произносит седовласая женщина.

— Отлично! А то мы голодные, как волки! — отец тыкает мне в рёбра локтем, — да, сынок? — с улыбкой спрашивает он.

— Да, — спокойно произношу я.

Мы садимся за стол и тётя Клава накрывает на стол. Перед нами запечёная в духовке индейка, салат из свежих овощей и рис с подливом. Выглядит аппетитно, а запах просто божественный. Мы с отцом сразу же накидываемся на еду, но я замечаю, что тётя Клава сразу же уходит из кухни.

— А вы не будете? — я обращаюсь к ней.

— Осади, парень, — отец останавливает меня жестом и замолкает.

Тётя Клава, останавливается на секунду, услышав мой вопрос, но после слов отца, быстро выходит из комнаты.

Я вопросительно смотрю на отца.

— Так не принято, — поясняет он, откусывая кусок индейки и интенсивно его пережёвывая, — прислуга ест отдельно. Она нам не ровня. С нами могут сидеть за столом либо равные нам, либо те, кто выше нас по статусу, но тут есть один нюанс…

— И какой же? — я вздёргиваю бровь.

— Мы должны быть ими приглашены, — отвечает отец, — в ином случае, мы тоже не можем сидеть с ними за одним столом. Такие правила.

— Правила чего? — я проглатываю кусок мяса и не решаюсь откусить следующий, не услышав ответа на свой вопрос.

— Правила аристократических семейств. Они, знаешь ли, тысячелетиями вырабатывались. Нарушать их мы не можем. Если кто-то узнает, что ты обедал за одним столом с кем-то, ниже тебя статусом, могут лишить звания, титула, наложить штрафы и ограничения. Ты тем самым порочишь статус дворянской семьи. Так делать ни в коем случае нельзя. Понял? — отец грозно смотрит на меня.

— Понял, — я киваю и продолжаю трапезу.

Не знаю. Не по мне это как-то. Кто-то выше, кто-то ниже. Это ладно, но нельзя приглашать, допустим, своего друга, который не из знатного рода и обедать с ним? А если он мой лучший друг? И кстати, есть ли у меня вообще друзья?

Через несколько минут молчания я решаюсь спросить ещё кое-что, что интересует меня.

— А что за тренировки у меня были? Откуда… это? — я киваю на бинты, намекая на то, что хочу знать, каким образом я получил свои ранения.

— Это… — отец отодвигает от себя тарелку и наваливается локтями на стол, присев чуть ближе ко мне, — это несчастный случай. Не переживай. До этого никогда такого не случалось. Ты просто… не успел среагировать на пропитанную горючим стрелу, которая вонзилась в доспех.

— В руку? — уточняю я.

— Да, — подтверждает мои догадки отец, — подклад загорелся и когда ты пытался его снять второй рукой, то и вторая рука загорелась. После того, как ты загорелся, лошадь взбрыкнулась и ты упал на землю.

— И после этого я не приходил в сознание? — догадываюсь я.

— Да, сын, — холодно отвечает отец, — мы тебя потушили, отвезли к лекарю, а затем, домой. Так ты и пролежал неделю. Клавдия Анатольевна перебинтовывала тебя каждый день.

Ах вот почему я увидел новые бинты. Так ведь я и думал, что кто-то перебинтовал меня, но не знал, кто. Добрейшей души женщина. Я в ней не ошибся, когда увидел в первый раз. Как она производит впечатление хорошего человека, так таковым и является.

— Надо её как-то отблагодарить… — говорю в слух свои мысли.

— Не надо, — грозно произносит отец, — она наша прислуга в третьем поколении. Это её работа.

Я не сильно согласен со словами отца, поэтому ничего не отвечаю и просто киваю.

— Ладно, так уж и быть, отдохни сегодня, а завтра… — он делает драматическую паузу, — а завтра мы идём продолжать тренировки. Инициация уже через пару дней.