Нелегкая служба

Глава 6

Наконец Мертвые холмы скрылись из виду. Отряд медленно, но уверенно продвигался все дальше по краю леса, слегка заворачивая на север. Густав, сидя в своей крытой бричке, постоянно сверялся с каким-то непонятным хитрым прибором, который, как он говорил, показывал направление маршрута. Но ни сколько до этих врат Нави, ни как они выглядят, Редька сказать не мог. В эти места никто старался не заходить. Поэтому и на карте все это было одним пустым белым пятном с пометкой “Здесь Мертвые холмы”, да рядом было нарисовано какое-то неясное чудо-юдо – похожее на кабана чудище с крыльями и огромными, завернутыми назад клыками. Что только писцы не выдумают… Местность вокруг становилась все более темная и унылая, будто теряла краски жизни. Животных попадалось все меньше, да и выглядели они как-то странно, с мелкими, но явственными изьянами. Одна белка чего стоит. А ехавший рядом с боярином Щепа даже заметил шмыгнувшего в лес барсука и клялся всеми богами, что у зверя на голове проступали чешуйки, как у змеи, а хвост был чуть не длиннее тела. Крики птиц раздавались все реже и стали все больше походить на громкое пронзительное карканье. Да и самих пичуг видно не было. Один только раз, сразу за холмами, боярин увидел парящего высоко в облаках ястреба. Даже мошкары и то стало меньше. Как-то под вечер, люди увидели глубокие следы огромных лап, похожие на волчьи, но размером с огромного медведя. Следы вели из леса и терялись где-то в степном мареве. Всеволок приказал усилить разъезды и быть всегда на виду. Все спали в ту ночь тревожно.

Все больше попадалось мертвых, засохших деревьев, скрюченными силуэтами выглядывающих из лесной чащобы. Маленькие холмики с голыми макушками встречались уже на каждом шагу. Наваливалась хандра. Стрельцы не переговаривались и не ржали над шутками, вышагивая в полной тишине, монотонно переставляя ноги. Даже животные стали понурыми и медлительными. Возницам приходилось все чаще покрикивать на волов, чтобы заставить их выдерживать темп.

На горизонте показались клубы пыли. К авангарду отряда галопом неслись два казака – посланный вперед разъезд.

– Боярин!!! – один из казаков осадил лошадь так, что она встала на дыбы. – Степняки!!! Тьма!!!

Всеволок лихорадочно решал, что делать. Сидящий рядом на коне, Фролка чуть наклонился к боярину и зашептал: – Может в лес рванем? Там и обороняться проще.

– Тихо сиди. Сам знаю. – негромко ответил Кручина. Затем развернулся и зычно заорал. – Сворачиваем к лесу!!! На опушке ставим гуляйку*!!! Обоз внутрь!!! Казаки в лес!!! Полуха, два десятка на щиты!!! Остальных телеги протаскивать!!! Пушку расчехляем и к гуляйке!!! И быстрей, сучье отродье!!!

Все забегали, как будто кто-то кинул людям под ноги полное осиное гнездо. Встреча со степной ордой никого не прельщала. Стрельцы повернули к лесу, а возницы суетливо стали орать на волов, пытаясь ускорить их неспешный шаг. Щелканье кнутов перешло в стаккато. Отряд неторопливо стал втягиваться в, изуродованную колдовством, чащобу. Два десятка воинов, похватав топоры, ломанулись в лес – расчищать дорогу телегам. Они еле успели поставить между деревьев стены гуляй-города, когда на расстоянии полета стрелы появились первые наездники – чуть меньше десятка вооруженных всадников галопом пронеслись вдоль кромки леса, свистя и улюлюкая. А затем из клубов пыли появился и весь отряд – десятки здоровенных широких степных повозок, влекомых четверками волов, а с ними две, а то и три сотни всадников. На некоторых, особенно больших повозках с огромными колесами, стояли целые юрты. Их тащили уже по восемь а то и по двенадцать волов, подгоняемые, сидящими верхом, возницами. Над юртами реяли разноцветные бунчуки, увенчанные, оправленными в золото, человеческими черепами. Между возами неторопливые верблюды тащили тюки с поклажей.

Всеволок похолодел. Бродобой предупреждал о сильном враге из степи, но чтобы настолько сильном. В лесу-то может еще и можно отбиться, но вот в степи… И как с подводами по такому густому лесу – тоже проблема.

Стоя за стенкой гуляй-города, Кручина в подзорную трубу разглядывал орду. Похоже было, что это кочующий на новые места целый улус. Но сейчас не время для кочевья. Может набег? Неее… Зачем тогда юрты и женщины? Скарба всякого тоже многовато. Да и молодняка в табунах полно. Может беглецы? Их согнали с насиженного места сильные враги? Для среднего степного улуса их слишком мало. Непонятно.

“Чтобы степняки по своей воле пришли в Мертвые земли – совсем непонятно. Даже если их согнал со своего места сильный враг, то улус никогда бы не пошел сюда. Степняки этих мест боятся.” – думалось Всеволоку. Боярин в тревожной задумчивости шевелил желваками. Тем временем кочевники остановились. Их повозки встали версты за полторы от яровитов. Прошло еще долгих десяток минут и от стана степняков отделился отряд – сабель, наверное, в сотню, может чуть больше. Конники, наращивая темп, понеслись прямо на стрельцов. Лошади перешли в галоп. Всадники кричали и завывали, точно волки. Теперь Всеволок смог хорошенько их разглядеть. Это были обычные дети степей – кряжистые и широкоплечие. В подбитых мехом халатах и подвернутых конусообразных шапках. У каждого в руках были луки и тяжелые сабли у пояса. К седлу были приторочены по полному колчану стрел с каждой стороны. У скачущего в первых рядах воина, на задней луке седла был закреплен бунчук с разноцветным конским волосом. Этот бунчук венчал человеческий череп, украшенный золотым ободком с короткой бармицей из золотых колечек. Скорей всего, это джегун – сотник степного отряда. Подобного знака боярин никогда не видел.

Не доезжая сотни шагов до опушки, степняки стали поворачивать коней, уходя вдоль кромки леса, одновременно натянув луки. Почти синхронно спустились сотня тетив и на стрельцов обрушился ливень стрел. Боярин пригнулся за щитом гуляйки. Гулкие удары пришлись на защитные стенки и деревья. Один из стрельцов вскрикнул, наконечник пробил дубоый щит гуляй-поля и тюкнул парня в плечо, которым тот со страху вжался в щит. Хорошо еще, что степные народы не сильно любят огнестрельное оружие, привыкнув с малолетства к своим тугим коротким лукам. Да и не выкуешь особо себе ружьишко в голой степи. Были бы у них стрелялки какие – дырок в гуляй-поле появилось бы значительно больше.

– Горыныч, пли!!! – заорал боярин. Гулко громыхнула пушка, посылая град картечи. Крупные чугунные пули пошли хорошим настилом. Нескольких степняков смело вместе со своими конями, как пушинки одуванчика под напором сильного ветра. Рядом стоящий Полуха, тоже скомандовал стрельцам стрелять. Те дали нестройный залп.

– Молодцы, ребятушки! – подбадривал Всеволок своих ратников. Прикрывавший боярина, Щепа выглянул из-за дубовых досок гуляйки, и чуть не схлопотал в глаз длинную стрелу с тяжелым каленым наконечником. Сбив с любопытного холопа шапку, она глухо вошла в дерево.

Кочевники, потеряв несколько человек, повернули к своим повозкам, и весь их отряд через мгновение вышел из под обстрела яровитов. Больше степняки к отряду не приближались, изредка обстреливая стрельцов небольшими отрядами, проносясь мимо баррикады на полном скаку.

Подводы расставили на большой поляне, шагах в пятиста от опушки. Сермяга с волхвом загнали повозки насколько возможно подальше. В центре, между телегами и мерно жующими лесную подстилку волами, совещались Всеволок и все подчиненные ему командиры отрядов, а также жрец и даже Хлюзырь. Боярин напряженно думал, зло теребя бороду. Степняки заперли их в лесу и стали лагерем в поле. Пока они в чащобу не совались, конным здесь особо не разгуляться, проехать то можно, но в лавину не попрешь. Поэтому кочевники пока просто гоняли разъезды вдоль кромки леса, не давая яровитам высунуться. Но долго так продолжаться не могло. Ночью они точно попробуют оборону яровитов на зуб. Ежели спешиться, да через лес со всех сторон, то зажать небольшой отряд в лесу, да такой ордой – как репы напарить. Дожидаться этого было смерти подобно. Боярин пытался решить, что делать дальше. В стороне степи слышались редкие выстрелы пищалей и изредка громыхала пушка.

– Кто нибудь улус узнал? – поинтересовался боярин.

– Вроде берендеи. А какие, неизвестно. – ответил Полуха. – Не встречал таких.

Остальные молча покачали головами. В степь ходили только сам Всеволок, да стрельцы.

– Че делать будем? Дельные предложения есть? – в который раз задал вопрос боярин, сделав интонацию на слове “дельные”.

Все стояли молча, с напряженными лицами. Ситуация складывалась аховая. Во-первых – экспедицию поджимали сроки, во-вторых – в степи бесновались кочевники. А надо было дойти до нужного места, которое Редька должен еще найти. Потом нужно делать укрепленный острог – без него не выстоять. И потом еще в нем продержаться. Хорошо, что у берендеев пушек нет и ружей единицы.

– Да не будут они стоять и нас ждать… – уверенно заявил Сермяга, тоже, похоже не в первый раз. – Попрыгают да и дальше пойдут. Че с нас брать-то? Только что дулю свинцовую. Переждем и тронемся.

– А ежели будут. Пока они в лес не лезут, а потом полезут. Обойдут со всех сторон, и задавят. – в тон казаку ответил боярин. – Их вон сколько. Почем знать, что они не по нашу душу идут.

– Ведун с ними идет – сильный. – вклинился Бродобой, до этого задумчиво молчавший. – Чую его. Темное нутро у него. Беды нужно ждать.

– Надо уходить. – после слов волхва, определился Всеволок. Стоящие рядом казачий атаман и опричный с волхвом тревожно переглянулись. Полуха понимающе покивал. Наконец боярина осенило и он решительно стал раздавать указания, подкрепляя свои слова рубящими движениями ладони: – Значит так. Основной отряд уходит сейчас. Двигаем в лес, ищем проходы, чтобы телега пролезала – это главное. За деревьями отобьемся. Как стемнеет, разжигаем побольше костров.

Палец боярина уперся в грудь казака: – Полуха, пусть стрельцы сверлят пушки из дерева. Порохом, да камнями пусть набьют. Ну, ты знаешь. Десятку оставь. Как сделают, ноги в руки и пусть нас догоняют. Сермяга, ты оставь пяток своих помоложе, да дай им коней заводных резвых, пущай ночью побузят, песни поорут. Голову собакам степным подурят, сколько можно. Когда берендеи сунуться, пусть постреляют и по нашим следам уходят. Из пушек деревянных один раз бахнут и пусть уходят сразу. И чеснока между деревьями чтоб накидали. Ты! – боярин посмотрел на волхва. – Оставь с казаками леших. Если берендеи за ними увяжутся, пусть лешаки их путают. Могут они у тебя?

– Запутать-то они могут, но ведуна не обманут. Видимо силен, если по нашу душу привел. Прямо нам в лоб вышли. – Бродобой, которому, видимо пришлось не по нраву, что им командуют, скрестил руки. – Это, конечно, если нас искали…

– Ну они ж ведь не колдуна этого запутывать будут, а лазутчиков их. Он сам, думаю, в лес не сунется. Лес для них чужой, недобрый. Не любят степные лесов. Да, и если бы он знал, куда мы идем, нас бы там скорей ждали… – боярин говорил отрывисто и деловито.

– Так может и ждут… – осторожно протянул Хлюзырь.

– С таким обозом мы их надолго не одурачим. – сурово вымолвил ведун. – И лешаки не особо помогут…

– Может и ждут. – почесал в затылке боярин, движением этим сдвинув свою невысокую бобровую шапку с железным чепцом себе на лоб. – Не… не ждут. Чтобы им тогда нас тут ловить? А вот, ежели, мы их опередим хоть на несколько дней, так успеем какой никакой острожец соорудить, а там нас не так просто взять будет.

– В осаду возьмут… – со вздохом протянул Сермяга. – Да передушат ею…

– Нехай берут. – Всеволок вдруг весело оскалил белые зубы. – Нам же только до Полевицина дня продержаться. Часть волов забьем на прокорм. Нам на обратный путь уже столько возов не нужно будет. А коней спрячем. Подальше в леса куда нить отгоним. Уж как нить упремся и простоим. Как только Редька своими склянками отгремит, так мы им без интересу будем. Он говорит, что потом смысла нету, врата Нави, говорит, пропадут и непонятно, где потом откроются. И когда – тоже непонятно. Но все это, если им именно Редька нужен. Просто так они за нами гоняться не будут. Эх, нам бы уйти…

– И вправду! – хохотнул Бродобой. И уважительно добавил: – А мудер ты, боярин!

– Волы, чай казенные. – неуместно вклинился Хлюзырь.

Полуха только покачал головой: – Не о том думаешь, десятник. Самим бы уцелеть.

К совещающимся подошёл Фролка, с натугой волоча завернутый в рогожу сверток.

– Боярин, смотри что Ипатич сделал! Я в Черноборах негодные стволы забрал, думал, а как пригодятся. И пригодились. – Фрол развернул рогожу. Ипатич, взятый в в порубежной крепости, казенный оброчный кузнец – широкоплечий невысокий увалень с постоянно красным лицом и тихим голосом, целыми днями что-то мастерил, или бердыши с саблями правил. На руках холопа лежала пищаль с шестью короткими, расположенными по два в ряд стволами и грубым самодельным ложем. Фролка с натугой отжал какую-то железку. – Вот так затворы отмыкаешь, патроны в стволы вставляешь, и за один присест все выпаливаешь.

– Молодец твой Ипатич! Голова! – Всеволок повертел тяжелый механизм в руках. Затем повернулся к опричному. – Хлюзырь, у тебя там в кибитке, вроде, сзади оконце есть? На вот тебе, в хвосте пойдете. Если что, будет чем отбиться. Да не робей! – боярин увидев, что лицо опричного приобрело выражение обиженного ребенка, похлопал его по плечу. – Отобьешься!

Сотник расстроенно взял тяжелое оружие. Ехать последним ему было страшновато. Не для того царь опричных выучивал, чтобы в реальную сечу посылать. А напоследок ему Фролка еще и полную суму патронов бумажных насыпал.

…

Семеро казаков, всю ночь изображавшие бурную деятельность и поддерживая десяток горящих костров в лагере яровитов, сидели за деревьями, готовясь встретить атаку степняков. Что она будет, никто уже не сомневался, больно шустро, перед рассветом, в лагере берендеев, на фоне затухающих очагов, замелькали человеческие тени. Поэтому десятник Буян постоянно умывался холодной водой, чтобы не уснуть, и внимательно вглядывался в суету в лагере кочевников. В кустах шуршали лешии, не любившие человеческого внимания, нервные от близости чужих злых воинов и нехорошей магии искореженного леса. Наконец, Буян увидел, как тонкая цепочка пеших берендеев крадется к засеке, стараясь обойти заслон с боков. Наверняка сейчас еще с боков лезут. Но по таким дебрям тихо не пройти, да еще в темноте. Пригнувшись и прикрываясь тяжелыми круглыми щитами, степняки довольно споро приближались.

По заранее готовому сценарию, казаки подняли многоголосый хай.

– Заряжай!!! Товсь!!! – орал высунувшийся из-за дерева десятник, и остальные вопили что-то похожее, звеня саблями.

Когда берендеи поняли, что таится уже не имеет смысла, с воплями кинулись на засеку. Засвистели стрелы. Со стороны яровитов загрохотали выстрелы. Казаки огрызались выстрелами из пищалей и пистолей. Подождав, пока степняки окажуться шагах в пятидесяти от границы леса, Буян громко свистнул и хлопцы стали дергать за приготовленные заранее бечевки, привязанные к старым кремневым замкам самодельных деревянных пушек, которые стрельцы понаделали к ночи. Просверленные и обмотанные веревками бревна, набитые порохом, громыхнули огнем, дымом и мелкими камнями. Одно с громовым раскатом просто разорвало и щепки полетели во все стороны. Оборону казаков заволокло дымом. Что происходило со степняками, от которых слышались только вопли боли и ругань, Буян не видел, да и времени интересоваться не было. Десятник второй раз громко свистнул, и, уже через несколько секунд верховые казаки скрылись в темноте леса, сопровождаемые шустрыми мелкими существами с маленькими злобными лицами.

*) Гуляй-город