Крепость Черноборы стояла на невысоком, почти округлом широком холме на самой границе леса и степи. Как ощетинившимся пушками проездом в засечной черте, что окаймляла большую часть государства Яровитого. Небольшая – на полсотни дворов, она была обнесена крепкой деревянной стеной в два ряда бревен, с насыпанными между ними землей и камнями. Утыканный кольями ров разевал свою глубокую пасть вокруг крепости. Через равные промежутки в стене были невысокие башни, рубленые на шесть углов, темные и узкие бойницы которых щедро украшались подпалинами и светлыми сколами от пуль и стрел. Неспокойное место, отметил про себя Всеволок.
Подъезжали к городу уже в полутьме, поэтому, вышедший к ним начальник караула – высоченный стрелецкий детина в панцирной кольчуге, надетой на красный потрепанный кафтан, долго и дотошно допытывался, кто, да по какому делу. И придирчиво вглядывался в подорожную, что прислали вместе с указом. Сама крепость, как заметил боярин, содержалась в должном порядке. Проходы широкие и чистые, дома опрятные. Окна только узкие, как бойницы, узорными решетками поверх стекла забранные. Праздных пьяниц не видно. На стене дежурят часовые. Горят фонари, заправленные топленым жиром, освещая подступы к стенам. Выглядывающие в бойницах башен, пушки, были прикрыты от непогоды просмоленной рогожей. Одно слово – сильный рубежный город.
– Хорош тут воевода… – вполголоса сказал боярин, уважительно покачав головой.
Фрол только одобрительно крякнул.
Казенный дом, в котором располагались все приказы, стоял на главной площади, как раз напротив дома местного воеводы. К нему надо было обязательно сделать визит вежливости, иначе обида и мысли темные. Но изначально проследить – чтобы дело делалось и причем споро, а не как обычно – после крика жареного кочета.
Переночевав в гостевой избе, и утром, наскоро перекусив, Всеволок разложил на столе в чистом обеденном зале, заранее составленный список необходимого, и еще раз пробежался глазами по всем пунктам. Затем посмотрел на, стоящего рядом, Фролку и протянул ему оба свитка, и списочный и из царского приказа. Вытащил из-за пояса небольшой упругий кошель и также отдал слуге.
– Ну, ты знаешь все. – сурово, но тихо сказал боярин, когда холоп взял свитки. – Главное, не забудь на стрелецком подворье сарай какой на время взять и Емку с Щепой к нему приставь. А то поворуют еще. Я потом подойду, и порешим там все с нашим интересом.
Фролка понимающе кивнул, и уже через пару секунд был на улице. Подозвав обоих парней, да наказав им захватить с собой пищали, он протянул им берестяную котомку с грибными пирогами и рыбными растягаями, что подавали в таверне. Не голодными же им там службу бдить. Предстояло работы много – припасы и оружие для целой экспедиции почитай на полгода – не шутка. Да все проверить надо…
…
Дом воеводы Чернобора, Севыча Гнистого, был невелик, но уютен. Сам Севыч – невысокий кряжистым мужчина, с тронутой проседью кустистой бородой и сабельным шрамом на щеке, Всеволоку сразу понравился. Радушный и крепкий хозяин. Рядом с Севычем исходила любопытством его жена – дородная и румяная Паранья. Судя по ее широко раскрытым глазам, не так часто в эти края заезжали гости, а потому на моложавого боярина сбежалось поглядеть все женское население дома.
– Проходи, боярин, здрав будь. – Гнистый радушно развел руками. Тут же вперед выскочила худенькая молоденькая девчонка и, с поклоном, протянула Всеволоку поднос с кубком. Гость залпом выпил сладкое, чуть крепковатое вино и поклонился хозяевам дома.
– Благодарствуйте. – степенно поблагодарил он.
– Знаю, вчера прибыл. – продолжил хозяин, внимательно рассматривая гостя и жестами приглашая за уже накрытый стол. – Как тебя в наши края занесло? Куда путь держишь?
Всеволок смахнул с бороды капли, достал царскую бумагу и стал неторопливо рассказывать…
Воевода только кивал и неожиданно понимающе, даже с сожалением смотрел на Кручину.
– На юг, говоришь, тебе надо? Еще и за Мертвые холмы? Да еще и с иноземцем? Далеко. Тяжко тебе там будет. – Севыч участливо посмотрел на Кручину. – Степняки-то, вроде, спокойные сейчас, но там твари пострашней водяться. Чего там только не встретишь… И места там гиблые, неспокойные. В случае чего, не выручит никто. Ну, да что сделаешь, на все воля царская… Ну, а че там в столице слышно? Ты ж мимо должен быть проезжать...
Через пару часов Всеволок откланялся – надо было присмотреть за сборами.
...
В комнате Оружейного приказа, куда Всеволок затем отправился, было пыльно и сильно пахло мышами. Морща лоб и шевеля губами, боярин вчитывался в густо исписанный свиток, иногда сверяясь с толстой амбарной книгой, что была раскрыта перед ним на столе. Клубы пыли, подгоняемые легчайшим сквозняком, искристо сверкали в лучах дневного солнышка.
– Фролка!!! – вдруг заорал он в открытое, по случаю весеннего тепла, оконце. Приказчик, маленький и щуплый старичок, с куцей козлиной бородкой и смазанными маслом пегими волосами, в полинялом сером кафтане и дешевыми очками на носу, даже подпрыгнул на своем табурете от неожиданности.
Меньше чем через полминуты стукнула тяжелая дубовая дверь и в контору вошел высокий Фрол. В, испачканных оружейным маслом, руках он держал свою замызганную собачью шапку. Боярин исподлобья взглянул на вошедшего.
– Порох проверил? – сурово спросил он.
– Проверил, боярин. – с поклоном ответил Фролка. – Хорош порох. И вдосталь. А вот свинец странный у них тут.
При этих словах, старичок приказчик заерзал на табурете. А Фролка, как будто с удивлением, достал из своего бездонного кармана серый слиток и отдал боярину.
– Ох ты ж! – Всеволок взял тяжелый брусок в руку и надавил. Под крепкими пальцами боярина от бруска стали откалываться части и сыпаться на пол глиняной крошкой, обнажая кусок свинца вполовину меньше, чем положено.
– Пушки нет. – продолжил ябедничать Фролка. – Да сухари с зеленью и мышами погрызены, а полба вся с червем. Вино казенное – жидкое как вода. Пищали ржавь, да и игл к ним мало, так еще и погнутых половина.
– Это что ж ты, мил человек? – через пару мгновений, неожиданно ласковым голосом заговорил Всеволок, повернувшись к приказчику. – Как же у тебя такой непорядок?
– Это Хомка – сучий сын, он же свинец поставил. Вишь обманул. Я то и не проверил все. Стар стал, чушки свинцовые тягать… А уж боярину светлому нашему – Тапышу и писал и челом бил, так где теперь этого Хомку сыскать. – приказчик, как бы виновато, но с хитрым прищуром, смотрел на боярина, пытаясь понять, как себя дальше вести. Либо сразу на лапу дать, либо отбрехаться и отправить к начальнику приказа, столбовому боярину Тапышу. За свою многолетнюю работу старик повидал много всяких знатных, и служивых людей, и особенно не боялся. Мзду все брали. Да, и в случае чего, толстобрюхий Тапыш прикроет, даром, что ли, на службе царской так отъелся и хоромы в три этажа отгрохал.
Но этот боярин повел себя странно – не стал сразу орать и размахивать сабелькой. Густая расчесанная борода Всеволока вдруг разошлась в глумливой улыбке, а в глазах зажглись нехорошие огоньки, и он совсем уж медоточиво проговорил: – Мы сейчас вона как сделаем. У меня в обоз скоро придет кибитка опричная. Так я тебя им сдам. До начальника-то твоего они не дотянуться, а вот тебя хорошо на дыбе обработают. И ты своею ручкою на всех мздоимцев, с кем добро государево делите, кляузу и напишешь. Да и не одну. А там уж как царская дума рассудит… Ну, а начальники твои тебя потом, все одно не пощадят, даже если от опричных целым уйдешь…
И Всеволок очень дружелюбно, и как-то, даже по-отечески, улыбнулся. Эта добрая улыбка произвела на старика поразительный эффект. Приказчик побледнел и несколько секунд сидел, в раздумьях прикусив губу, затем заговорил.
– Ты погоди, боярин. Извини, не понял я, что по государеву делу едете. Слепой стал, грамотку твою не разглядел… – побледневший старик, маслянисто улыбаясь и мелко кланяясь, вдруг лихорадочно засуетился. – Пусть холоп твой со мной идет. Все исправим. А ты пока посиди, медку отведай. Моя Маланья сейчас принесет.
В Ченоборы, где должна была собираться вся экспедиция, Кручина поспел раньше всех. Только через день, с двумя подводами, запряженными волами и заваленными какими-то механизмами, сверкающими стеклом, железом и бронзой из под рогожных одеял, в отапливаемой небольшой бричке приехал тот, кого боярину и требовалось сопровождать и опекать.
Ученый человек был откуда-то из западных земель, потому и имя у него было нелепое и для яровитского уха смешное – Густав Редкарф, но выговаривать такое было сложно, поэтому постепенно трансформировалось в Редька.
За нагруженными подводами вкатилась черная крытая повозка, на которой тускло блестел бронзой, втихаря проклинаемый всею Яровией, знак - две перекрещенные метлы с собачьей головой – царские опричники.
Фролка, стоявший за плечом, вышедшего из гостевой избы Всеволока, шумно выдохнул и зло сплюнул: – От же. Принесла нелегкая…
– Цыц, дубина. – негромко осадил холопа боярин. – Нам еще только этих псов злить не хватало…
Тем временем, из брички резво выпрыгнул, опершись на руку расторопного вихрастого малого, видимо слуги, высокий худой человек с черными, закрученными кверху усиками и маленькой, аккуратно подстриженной, бородкой. На нем была, расшитая красными узорами, приталенная синяя бархатная куртка с широкими рукавами и ярко переливающимися перламутровыми пуговицами, синие панталоны и такого же цвета замысловатый берет с белым пером. Пышный кружевной воротник сиял накрахмаленной белизной. На вытянутом лице человека появилась улыбка, открывая большие лошадиные зубы. Оставшийся возле брички слуга тоже был разодет на западный манер, не смотря на хитрую яровитскую рожу.
– Срамота… – очень тихо прошептал Фрол, увидев приезжего.
Сидевший на козлах брички, суровый, заросший до самых бровей, патлатый мужик в заляпанном казенном кафтане с бляхой Разъездного приказа на груди, неодобрительно сплюнул, поглядев на своего седока. Потом ученый человек, а это был явно он, зачем-то поприседав, вытягивая вперед руки, подошел к встречающим. Мывшие, во дворе гостевой избы, посуду, девки громко прыснули смехом. Фролка, разглядывая нелепо разряженного персонажа, шепотом высказал боярину опасение, что еще придется искать где-то толмача. Но, оказалось, что ученый довольно давно живет в Яровии и неплохо изучил язык, хотя и говорит с акцентом, иногда забавно коверкая некоторые слова.
– Сдраф пють, боярин! Мне написаль твой царь, што тебя совут Крусина! – важно сообщил, раскланиваясь, приезжий. – Я профессор альхимий, мастер магий, член Царский Академий – Густав Редкарф!
– И тебе здравия, Густав. – не понимая, надо ли ему кланяться, как равному, Всеволок просто склонил голову.
В этот же момент, из опричной повозки вышел молодой стройный юноша в темно-сером кафтане и такой же суконной шапке, отороченными волчьим мехом, и довольно развязной походкой направился к Всеволоку. Разговоры на его груди были ярко-красные, а на перевязи болталась неширокая, чуть искривленная льяхетская сабля. За расписным красным кушаком виднелись простой пистоль и кинжал в узорных ножнах. “Доверием царским, поди, пришибленный. Наглый…” – пронеслось в голове товарища воеводы.
– Опричного полку старший десятник Бешка Хлюзырь! – представился он, кривя губы под еще жидкими усами. Синюшные следы от прыщей на его лице задвигались. – Здрав, боярин. Прислан к тебе указом для надзора царского.
– И тебе здрав, опричник. – посмотрев, что из повозки вылазят еще двое, и чуть помедлив, ответил Всеволок.
Хлюзырь напрягся, видимо, усмотрев в приветствии товарища воеводы некую издевку, но смолчал.
Затем, закончив взаимные приветствия, и распив, положенные по обычаю, чарки, Густав, утерев смешные, подкрученные кверху усики, сразу огорошил Всеволока: – Благородный воевода, у нас с вами есть только три с половин лун на этот экпедиция. – с довольно забавным акцентом сообщил он. – Опить должен бить на Половичин день.
Однако, ничего забавного для боярина это не означало. Всеволок нахмурился.
– Полевицын? – переспросил он.
– Да! Так. Плюс два дня. – почему-то занервничав, ответил ученый. Усики его, при этом, забавно встопорщились.
– Можем не успеть. – что-то просчитывая в уме, ответил боярин. – Как говорят, только идти в те края можно два месяца.
– Успевать надо! Опить должен пройти в нужный врэмя! – Густав взмахнул руками, распространяя вокруг себя запах какой-то цветочной парфюмерии.
– Царь строго приказал все сделать, как должно. – вклинился Хлюзырь.
– Ну, значит, успеем… – тяжело вздохнул Кручина.