Настя

ГЛАВА 21

– Опять проспала? – Сказала Полина сразу, как только я открыла глаза.

– Я легла спать после полуночи.

– И чем же вы занимались, позвольте полюбопытствовать?

Всё случившееся со мной вчера напоминало дурной сон. Говорить об этом мне не хотелось. В конце концов, зачем осложнять жизнь моей соседки по комнате своими проблемами?

– В Сети была.

– Вопросы распечатала?

Я молча покачала головой.

Полина фыркнула так, что мне сразу стало понятно, насколько она не одобряет моего поведения.

– Бахмурова, иди умойся, а? На тебя жутко смотреть!

Я поплелась в душевую. По пути успела бросить взгляд на часы. Без четверти девять.

Цейтнот.

По начавшей уже складываться традиции в девять часов утра мы собрались в зале на первом этаже.

– Мы назовём этот зал – актовым, – сказала мне Полина, усаживаясь на сцену, высота которой позволяло применять её край вместо скамейки.

– А почему именно актовым? – Я смахнула с покрашенных облупленных досок далеко не гипотетическую пыль и устроилась рядом.

– Звучит красиво.

Мои губы против воли расползлись в улыбке.

– Ты у меня разрешение спрашиваешь, как этот зал назвать, или ставишь в известность об уже совершившемся факте? Тогда зачем ты это делаешь?

– Бахмурова, с тобой общаться невозможно! – Скривилась Полина. – Как я сразу не разглядела, какая ты вредная!

– Ты здесь главная, в любой момент можешь дать команду – и я поменяюсь местом с тем, кто тебе больше понравится.

– Ну уж нет!

Вот и пойми её логику!

Никита появился самым последним, покрасневший, заспанный, но чем-то очень довольный.

– Так, ребята, – поднялась на сцену Полина, все по привычке замолчали, – с каждым днём жить всё веселее и веселее, – объявила она, губы её скривились в иронической усмешке. – Вчера вечером я была у Красной Шапочки и узнала много всякой информации. Первое и самое главное: во всей "Штуке" только двое взрослых и к нам они не имеют никакого отношения. Вообще. Можно даже сказать, что они напрочь отсутствуют. Обслуживающего персонала тоже нет, так что ухаживать за нами никто не будет. Роботов-уборщиков из здания нашего холла забрал прошлый курс, потому что это они их купили. Не будем наводить порядок – весь холл превратиться в свалку. Деньги на все свои потребности мы тоже должны зарабатывать сами.

– Как? – Спросил кто-то из мальчиков.

– Работать мы будем в Сети – это вне всяких сомнений. Чем именно придётся нам заниматься – этого я пока сказать не могу. Сегодня вечером я перепишу все ваши увлечения, хобби, интересы, кто чем занимался, может кто-нибудь уже работал в Интернете. Только после этого я смогу сказать, в какую область деятельности нам придётся окунуться.

Полина говорила ещё долго, но ничего нового я больше не услышала. Разговор в основном вертелся вокруг организационных проблем, связанных с жизнью в холле.

– Простыни нам тоже самим стирать? – Обескуражено спросила девочка, стоящая рядом со мной.

– Заработаем деньги – купим роботов. А пока придётся всё делать самим.

– А если из дома привезти?

– Для начала можно. Но лично у меня не хватит совести сидеть у папы на шее. Мы уже достаточно взрослые, чтобы заботится о себе сами. Да здесь и не принято это. Всё оборудование, любая вещь длительного пользования – всё это должно приобретаться на общие деньги и принадлежать всему курсу, а не только одному человеку. Навряд ли чьи-нибудь родители согласятся работать на сорок человек.

– И когда нам всё это успеть? И работать, и учиться, и ещё неизвестно, чем заниматься!

– Мы не первые, – ответила Полина так быстро, словно ждала этого вопроса. – Из этой "Штуки" вышло полтора десятка выпусков. Все как-то учились. И мы сможем.

Снова посыпались десятки вопросов. Полина отвечала. На мой взгляд, иногда она молола сущую чепуху, но делала это столько уверенным тоном, что никто не мог заподозрить подвоха.

– А когда можно домой ездить?

– Вообще-то – в любое время.

– Даже сейчас?

– Да. Но не нужно забывать, что каждый месяц – экзамен.

– А отпрашиваться ни у кого не надо?

– Разве что – у меня.

Последнюю фразу Полина мурлыкнула очень мягко, тем не менее, внимательно оглядывая ребят. Я на несколько мгновений почувствовала на себе её цепкий обеспокоенный взгляд. Всё прошло без сучка и задоринки: никто не запротестовал. Полина, похоже, до сих пор не могла привыкнуть к своей должности старосты курса и после очередной опасной фразы ждала, что кто-нибудь возмутиться тем, что она не в меру раскомандовалась.

– Ребята, хватит! – Наконец, попросила она. – Теперь Я вас кое о чём спрошу. Кто-нибудь из вас понимает, зачем все эти сложности?

Никто не ответил.

– А я понимаю, – в полной тишине продолжила девочка. – В политике существует такое понятие как "Навигаторская команда". Если в Сенат приходит новый Навигатор, то он, как правило, за очень короткий срок меняет большинство подчинённых на своих, уже проверенных людей, которых знает ни один год и на которых может положиться как на себя самого. – Она помолчала несколько секунд, собираясь с мыслями. – Из нас пытаются создать такую команду. Если мы будем вместе работать, вместе учиться, вообще – всё делать вместе, то если кто-нибудь из нас придёт к власти… к ОЧЕНЬ большой власти, то он будет иметь возможность выбрать тех, на кого можно положиться. У меня всё.

Полина сошла со сцены. Её место тут же занял Никита. Он без обиняков приступил к делу.

– У нас сегодня намечается заварушка. Кто умеет драться?

Сразу вызвался Рома. Он полез на сцену. Марина попробовала его удержать, но не тут-то было.

– По лицу бил когда-нибудь? – Спросил его Никита.

Рома огорчённо покачал головой.

Мальчик надолго задумался.

– Ладно, оставайся, – наконец, решил он. – Кто ещё?

Ребята принялись переглядываться между собой.

– Я на секцию карате ходила! – Сказала полная русоволосая девочка. Я вспомнила, что она живёт в комнате напротив нашей.

– Имя?

– Катя. Агалакова.

Никита мельком он оглядел крепко сбитую фигуру девочки, и на его лице промелькнула странная гримаса

– Ты не смотри, что я такая толстая, – обиделась Катя,словно прочитав его мысли. – Мне тренер говорил, что это хорошо.

– Чего тут хорошего?

– Если бы я была худой, меня одним пальцем можно было бы с ног свалить. Да и удар у меня сильный. Так наверну, что мало не покажется!

– Охотно верю. Считай, что ты меня уломала. Добро пожаловать в нашу команду. – Это всё? – Осведомился он, обращаясь ко всем присутствующим, потом повернулся к Полине. – Это – те самые двое, о которых мы с тобой говорили вчера.

– Мы с тобой договаривались о двух мальчиках, – сухо напомнила ему Полина. Наверное, ей не очень нравилось, когда кто-нибудь командовал теми людьми, которых она считала "своими".

– Откуда я знал, что всё так повернётся.

– Ладно, бери, что с тобой делать.

– А нас никто не будет спрашивать? – Осведомилась Катя. В её голосе не было ни агрессии, ни возмущения, только любопытство.

Никита вопросительно взглянул на Полину. Та молча покачала головой.

– Нет, никто, – ответил он.

Катя пожала плечами и отошла в сторону, словно узнала всё, что хотела, приняла информацию к сведению – и не больше. Казалось, что услышанное не произвело на неё ровно никакого впечатления.

– Ладно, если больше желающих нет, всех остальных я рекрутирую на одно только сегодняшнее утро. Барышни могут уходить.

Девочки захихикали, я – тоже. Меня ещё никогда не называли барышней.

– И что вы с ними будете делать? – Осведомилась практичная Полина. – Я имею в виду, с теми пацанами, которых вы поймаете?

– Дурное дело нехитрое, – сказал Никита. – По башке – и в кусты, всего делов-то. Пусть лежит, соображает, стоит ли с нами дальше связываться.

– Их нужно допросить.

– Чего? – Изумился Никита. – И что у них спрашивать? Как они докатились до такой жизни?

– Я найду, что спрашивать. Нужно только найти безопасное место, чтобы их свои не отыскали.

– Есть такое место. Тут совсем недалеко заброшенный домик стоит, прямо в лесу, туда и потащим.

– Ты уверен, что он заброшен?

– Там плесени – по колено! Я, когда в первый день приехал, туда заходил.

Это убедило Полину.

Мальчишки оставались в зале минут десять, наконец, вышли и направились к выходу из холла.

Дальнейшие события я могу реставрировать из чужих рассказов. Всё случилось на удивление быстро. Пока Полина раздумывала, стоит ли нам выходить на улицу или лучше остаться в здании, мальчишки всей гурьбой прошли несколько метров и вровень в том самом месте, где это случилось вчера, дорогу им преградили четверо ребят.

– Ну, что, пацаны?… – Едва успел сказать один из них.

Наши мальчишки окружили ребят, а потом принялись молча и сосредоточенно их бить.

Стоя за дверью, мы прислушивались к тому, что происходит на улице, но ничего нельзя было различить.

– Может помочь ребятам? – Тихо спросила Марина.

– Мы им только мешать будем. Сиди! – Не совсем вежливо оборвала её Полина. Она приоткрыла дверь, заглянула в образовавшуюся щелочку, быстро закрыла и шумно перевела дыхание.

– Правильно говорят: ждать и догонять хуже всего, – сказала она.

Вскоре появился запыхавшийся и весёлый Никита.

– Всё, барышни, пойдёмте!

Когда мы появились, связанного обрывками каких-то верёвок щуплого белобрысого мальчишку засовывали в мешок, настолько большой, что он туда мог уместиться не один раз.

– Где вы такой мешок нашли? – Спросила Полина.

– В чьей-то комнате валялся, – отмахнулся Никита, руководящий процессом заталкивания пленника мешок. – Вы совсем идиоты?! – Заорал вдруг он.- Сверху на него мешок оденьте – и всё!

Больше всех в драке досталось Ромке – он сильно хромал, правая бровь у него оказалась рассечена. Увидев это, Марина ойкнула, вытащила свой носовой платок и принялась вытирать ему лицо, что-то укоризненно выговаривая.

– Да ладно тебе! – Слабо отбивался мальчик, которому, похоже, было неловко перед остальными ребятами.

– Не вертись, кому говорю! – Шептала Марина, слюнявя тонкую ткань и вытирая остатки крови. – Вечно тебе больше всех нужно! Зачем ты в драку полез? Будто без тебя не смогли бы обойтись!

Я единственная стояла рядом и всё хорошо слышала. Занятая лечебными процедурами, Марина не обратила на меня никакого внимания.

– Хватит, наверное, сюсюкаться, а? – Бросил Никита, проходя мимо них.

Ромка вспыхнул и отошёл в сторону.

Пленник начал громко мычать.

– Только тявкни! – Хриплым шёпотом предупредил Никита, наклоняясь к мешку.

Связанный несколько раз дёрнулся, потом понял, что это бесполезно, и затих.

– Он не задохнётся? – Озабоченно спросила Марина, которая умудрялась оказываться в центре всех событий. – Наверное у него насморк, что-то больно громко сопит.

– Это он от злости. А ты бы не злилась, если бы тебя вот так вот повязали?

– Я бы ещё и кусаться начала, – вздохнула девочка.

Полина появилась откуда-то сбоку, совсем не оттуда, откуда её ждали.

– Что, уже?

– Клиент готов, – самодовольно доложил Никита.

– А остальные где?

– Разбежались.

– Ха!

– Нам и этого за глаза хватит.

– Смотря с какой стороны посмотреть.

– С какой ни смотри. Главное – выбрать нужный метод воздействия. Я вот, например, слышал, в средние века, чтобы заставить кого-то заговорить…

– Давайте молча. – Попросила Марина. – Не надо заставлять его нервничать, нам ещё с ним работать.

– Добренькая ты наша, – хмыкнул Никита. – По голове мы ему дали, кляп в рот засунули, в мешок запихнули – куда уж больше! Если мы при этом будем молчать – он вообще рехнётся.

– Ты не бойся, – ласково сказала Полина в сторону мешка. – Мы тебя убивать не будем, чуть-чуть помучаем – и всё

Связанный забился с новой силой.

– Хватит над ним издеваться, – снова сказала Марина. – Человек же всё-таки! – её красивое личико омрачилось гримасой страдания, словно только что связали и засунули в мешок не постороннего мальчишку, а её саму.

Ребята тащили извивающийся и мычащий мешок через лес втроём, часто меняясь. Один раз даже удалось несколько шагов протащить мешок мне, пока какой-то мальчишка не оттолкнул меня:

– Куда лезешь?

Я не обиделась.

Со стороны мы, наверное, были похожи на шайку малолетних преступников, стащивших на складе интересный мешок и теперь ищущих место, где его можно растормошить. Только вот этот мешочек время от времени подозрительно дёргался.

Когда остановились передохнуть, Полина сказала, что "клиента" нужно было затащить в корпус, а не таскать по всему лесу.

– В корпусе его сразу найдут, – возразил мальчик. – Кто знает, вдруг их карточки и на наш холл работают?

От быстрой ходьбы у Марека постоянно запотевали очки, поэтому он сильно отставал. Когда он в очередной раз остановился и принялся протирать линзы уголком грубой куртки, я подошла и протянула ему свой носовой платок.

– Думаешь, я буду твои сопли по моим очкам размазывать?

Я уже начала привыкать к постоянной грубости этого парня, поэтому после его слов не испытала особенного потрясения.

– Я этим носовым платком ни разу не пользовалась.

– Тогда ладно.

Он невозмутимо принялся протирать свои очки моим носовым платком, закончив, протянул платок мне.

– Считай, что я тебе его подарила.

– Зачем? И чего ты вообще ко мне привязалась?

– Я думала, что психологи такие вопросы не задают.

– Почему – не задают? – Не понял Марек.

– Слишком уж простенький вопрос. Сам бы мог догадаться.

Впервые я видела озадаченного Марека. Ответить-то он мог, но обнародовать этот ответ – нет. Я его понимала.

Мотивы своего поведения я, само собой, знала. У меня этот толстенький мальчишка с несчастным выражением на лице вызывал острую жалость. Находясь рядом с ним, я испытывала чувство, которые переживает устроенная во всех отношениях взрослая девочка по отношению к своему незадачливому младшему брату. Марек, похоже, тоже это понимал, но ни за что не признался бы в этом.

– А ты вправду психологией увлекаешься? – Спросила я, чтобы прервать это не в меру затянувшееся молчание.

– Я преподавал её.

С моей точки зрения, это было серьёзное заявление. Мне было известно, что способности суперов частенько используют в своих целях вполне серьёзные и солидные учреждения. Даже мне два раза предлагали штатную должность в НИИ биохимии. Папа строго-настрого запретил мне даже думать об этом.

– Котёнок, тебе чего не хватает? Денег? Известности? Чего-то ещё?

Себе я такие вопросы не задавала.

– Нет вроде бы…

– Вот поэтому сиди и не дёргайся. У тебя, Настёна, ещё всё впереди.

Частенько можно было видеть в какой-нибудь конторе или лаборатории пяти – шестилетнего малыша, на которого сначала все бегают смотреть, как на местную достопримечательность, потом привыкают; это не выходит за пределы нормы. Однако супер на преподавательской должности – явление крайне редкое, если не сказать больше. Психологию в школе не изучают, значит Марек преподавал, как минимум, в институте. Неминуемо возникали вопросы, извиняюсь за невольную тавтологию, психологического характера. Мало кто из взрослых согласились бы на то, чтобы их обучал ребёнок, пусть даже очень умный. А вот Мареку удалось пробиться на такую должность. А значит он не так прост, как это кажется на первый взгляд. За его глупенькой и, если совсем уж честно, малосимпатичной внешностью скрывается недюжинный ум. И эти фокусы с браслетом и карточкой не давали покоя, словно больной зуб.

Подружиться с этим парнем на всякий случай, что ли?

– Марек, а покажи какой-нибудь фокус.

– Я что тебе – фокусник?

– Я имею в виду, психологический.

– Нет.

– Ну, пожа-алуйста.

Таким жалобным голосом я могла упросить сделать всё что угодно папу. На Марека это тоже подействовало.

– Отвечай быстро, – сказал он. – Какого цвета холодильник?

– Белого.

– Что пьёт корова?

– Воду.

Марек надолго замолчал.

– И это всё? – С интересом осведомилась я.

– Всё, – мрачно ответил мальчик.

– А в чём соль?

– Ты ответила неправильно.

– Что же, по-твоему, может пить корова?

– Нет, так-то ты ответила правильно, но все обычно отвечают – молоко. А вот это уже неправильно.

Я даже остановилась.

– Ничего не понимаю.

Марек уже сам был не рад, что связался со мной.

– Это называется методом жёстких языковых штампов-ассоциаций. Мозг нормального человека, получив в короткий момент времени сумму ассоциаций "холодильник – белый – корова – пить", не может дать иного ответа, кроме как "молоко".

– Но я же ответила про воду?

– У тебя голова по-другому устроена.

– Теперь всё понятно. – После длительной паузы, чтобы не оказаться совсем уж невежливой, я сказала. – Здорово.

Притвориться у меня не получилось; при этих словах мой голос был такой, словно я думала ровно наоборот. Марек обижено засопел и отстал.

Вот как бывает. Просто так, ни за что ни про что, человека обидела. Тем более, того, с кем собиралась подружиться.

Откуда ему было знать про особенности моего мышления? Я и сама вообще-то про это забыла. Одно время я пыталась разобраться, почему ответы на многие психологические тесты у меня разняться с ответами прочих людей, неважно, суперов или нет. Я чувствовала небольшую разницу в психологических параметрах, но в чём именно состоит отличие – этого я уловить не могла. Перечитав множество литературы, я стала подозревать, что основное отличие моего мозга от мозга других людей – жёсткое структурирование данных. Сейчас я постараюсь объяснить попонятнее.

Как правило, люди, воспринимая информацию, просто "запоминают" её, то есть пытаются сохранить её, "наслаивая" на всё то, что уже имеется в голове. Из-за этого самые различные факты, выводы из них, даты, числа, имена, номера телефонов – всё это смешивается между собой настолько, что срабатывает предохранительный психический клапан: та информация, что была накоплена в период бодрствования, за ночь почти полностью стирается, остаётся только самое необходимое, а, зачастую, что-нибудь глупое и бесполезное. Представьте себе компьютер, все файлы в котором смешаны между собой без всякого подобия структуры. Пользоваться подобным механизмом почти невозможно. Голова среднестатистического человека напоминает именно вот такой горе-компьютер.

Главная особенность моей памяти состоит в том, что я никогда ничего не забываю. С самого детства (хотя, я и сейчас не очень взрослая)… скажу точнее: с того момента, как я себя помню, каждый факт, любую воспринимаемую информацию я оставляю в жёстко структурированной ячейке, включающей заголовок, ключевые слова и список таких же "ячеек", с которыми может быть связана искомая. Например, я узнаю, что Наполеон родился в 1769 году. Я не просто запоминаю данную дату. Я отыскиваю в памяти ячейку с заголовком "Наполеон" (заполненную, кстати сказать, не так полно, как мне этого хотелось бы), и оставляю дату его рождения там. Заодно заношу год в список ключевых слов. Интересно, а что там у нас в ячейке "1769"? О, да тут много всего! Окончание англо-майсурской войны, год рождения Аракчеева, получение Айркрайтом патента на прядильную машину, год рождения немецкого поэта и историка Арндта, первая архипелагская экспедиция русского флота…

Это по алфавиту.

И таких наименований – больше полутора сотен. Каждый факт имеет ссылочку к другой ячейке, там – десятки других подобных ссылок. Иногда, когда мне нечем заняться, я могу просто лежать с закрытыми глазами и путешествовать по памяти словно по Интернету. Иногда я забираюсь в такую глубину, что сама удивляюсь, каким образом, когда и – главное – для чего я всё это запоминала. Впрочем, особенно удивляться тут нечему – на самом деле всё очень просто и логично. Когда любому фактику, даже самому крохотному, отведено отдельное место, как можно его забыть?

Резюме: мало обладать головой, нужно уметь ею пользоваться.

Думаю, уже стало ясно, почему на вопрос Марека я ответила не так, как он этого ожидал. Для меня все перечисленные нашим доморощенным психологом слова лежали в разных семантических "ячейках" памяти, они не пересекались между собой ни в каких областях.

Через несколько минут у меня возникло подозрение, что мы заблудились. Мы шли уже довольно долго, Никита чаще оглядывался назад, чем смотрел вперёд, глаза его начали нехорошо бегать. Мне стало его жалко. Если кто-нибудь из ребят поймёт то же, что и я, парень окажется в луже. Да и мешок тяжёлый, такой лишних пару метров пронести – это уже проблема. А сколько мы зря пробегали?

Только я собралась утвердиться в своих подозрениях, прямо перед нами очутилась крохотная деревянная избушка. Я такие видела только в исторических фильмах. Стены были сложены из толстых, плотно подогнанных друг к другу брёвен, окна закрывались самыми настоящими ставнями, один из которых висел на одной петле. Экстерьер завершала тонкая коричневая от ржавчины труба. Никита, казалось, удивился этой избушке больше, чем все мы вместе взятые.

– Как в сказке! – Восхищённо воскликнула Марина. – Прямо избушка на курьих ножках! – И посмотрела на меня так, словно ожидала, что я вместе с ней разделю её радость.

Внутри оказалось сыро и темно. Единственное окно почти не давало света. Пахло чем-то затхлым. Потемневшие от постоянной сырости полы немилосердно скрипели. В одном углу стояла кровать, в другом – старый колченогий стол, какая-то тумбочка – это была вся обстановка.

Ребята затащили мешок с пленником и бросили около порога.

Никита даже потёр руки от удовольствия.

– Сначала нужно предупредить по поводу очков, – сказала Полина. – Если с меня сейчас эти идиотские баллы будут слетать с такой же скоростью, как и вчера, я до вечера не доучусь.

– Хорошо, – коротко ответил Никита.

Мы сняли с головы мальчишки мешок. Он растерял весь свой гонор, губы у него дрожали, глаза цеплялись за каждое увиденное лицо.

– Привет, котёнок! – Поздоровался Никита, присаживаясь перед ним на корточки. Пленник ничего не ответил, только с испугом уставился на мальчика, угадав в нём главного (по крайней мере, на этом допросе).

– Для начала позвони своим подельникам и объясни, что если с нас слетит хоть один балл, из школы ты вылетишь через десять секунд. Вот твоя смерть, – Никита помахал перед лицом мальчишки его карточкой, которую незаметным движением фокусника извлёк у него из-за пазухи. Карточка была вставлена в пластиковый футляр со шнуром. – Выбросим в окно – и дело с концом, – сообщил Никита, преувеличенно аккуратно снимая с шеи пленника шнурок. – Сколько у тебя тут? Минус сорок? Фу! У меня и то больше. Как же ты так, птенчик, с других очки снимаешь, а со своими разобраться не можешь?

– Дайте рацию, – хрипло сказал мальчик.

Никита, не глядя, протянул руку назад. Андрей вложил ему в ладонь рацию и отступил назад.

– Живут же люди, – сказал Никита, разглядывая диковинный механизм.

Я стояла слишком далеко, поэтому не совсем точно увидела, что же так заинтересовало Никиту. Скорее всего, сам факт того, что есть что-то, что может работать, даже если мобильники оказываются вне зоны действия. Рация, размерами больше похожая на кирпич, чем на средство связи, внушало почтение только одними своими размерами.

– Я тут, у них, – сказал мальчик в микрофон, нажав несколько кнопок.

– Тебя схватили? – Насмешливо поинтересовался голос, настолько высокий, что было непонятно, кому он принадлежит, мальчику или девочке.

– Да.

– Выкручивай сам, Серёга, не надо было тормозить. Скажешь что-нибудь лишнее – пеняй на себя. Удачи!

– Вот сволочь рыжая! – С чувством сказал мальчишка, отключив рацию.

Никита самодовольно хмыкнул.

– Для начала ты нам подаришь рацию, – сказал он. – И объяснишь нам, как она работает.

– Я не знаю. Мы в прошлом году рации у пятого курса купили.

– За что?

– За полторы тысячи очков каждая.

– Ага…, – задумался Никита.

Рядом оказалась Полина, которая с интересом наблюдала за ходом допроса.

– Баллы на карточках – обычная форма расчётов между курсами? – Быстро спросила она.

– Только между старшими, – ответил Сергей, вытаращенными глазами глядя на дочь Сенатора. Судя по всему, её одну сейчас он испугался больше всего того, что происходило с ним до сих пор. – Которые умеют с очками работать.

– Что значит – работать?

– Начислять себе очки и снимать.

– Если они начисляют себе какое-то количество очков…

Полина не договорила. Пленник понял её правильно и закончил:

– Точно такое же количество очков нужно с кого-нибудь снять.

– Например?

– С младшекурсников.

– Разрешение на это даёт Красная Шапочка?

– Нет.

– Как? – Удивилась Полина.

– Это не её компетенция. Если ребята смогут понять, как работает система начисления и снятия баллов, значит им уже можно работать с ними. Если нет…, – он едва заметно шевельнул плечами.

– Когда вы научились работать с баллами?

– Недавно, – опустил глаза Сергей.

– Врёт! – Встрял Никита, всё это время внимательно глядящий на него.

– Не вру!

– Не зли меня, котёнок, – с недоброй ухмылкой произнёс Никита. – Тебе в "Штуке" надоело учиться, да?

– Мне его жалко, – прошептала мне на ухо Мариша, – а если бы Никиту так кто-нибудь поймал – тогда бы что?

– Никита бы не стал разбоем заниматься, – так же шёпотом ответила я ей.

– А если бы стал? – продолжала допытываться моя подруга. – Тебе бы его ни капельки не было жалко?

– Нет! – Мой голос прозвучал, наверное, излишне резко. – Тогда я бы первой его карточку спрятала бы куда-нибудь.

Марина ничего не ответила, но как-то незаметно отстранилась от меня.

Допрос продолжился совсем в другом направлении.

– Кто здесь главный?

– Красная Шапочка! – Быстро ответил мальчик.

– Кроме неё? – Раздражённо осведомилась Полина.

– На каждом курсе свой старший.

– А Михаил Сергеевич?

На сей раз пленник надолго задержался с ответом.

– Я не знаю, чем он занимается.

Я вышла на улицу, заподозрив, что ничего нового больше не услышу.

Какой-то мальчик сидел на корточках, обхватив руками колени. Я подошла к нему, уселась рядом. Он поднял голову.

– Что?

Он оказался мне незнаком. Черноволосый, с короткой стрижкой, узкие, упрямо сжатые губы, внимательные глаза. И, в общем, если совсем уж честно, мог бы быть посимпатичней.

– Ничего, – ответила я. – Просто вижу, ты скучаешь, решила хоть как-нибудь тебя развлечь.

– Не нужно меня развлекать.

Мы замолчали.

– У тебя брат или сестра есть? – Вдруг спросил он.

– Сестра. Санечка.

– Младшая?

Я кивнула.

– Супер?

– Нет.

– Тебе повезло. У меня брат – супер. Старше меня на пять лет. В этом году "Штуку" заканчивает. Сколько раз домой приезжал – и хоть бы слово сказал, что тут творится.

– Он в какой "Штуке" учится, в нашей?

– Нет, в Израиле.

– А-а, – я украдкой взглянула на лицо моего собеседника. Глаза у него были тоскливыми.

– Не знаю, почему тебе так не нравится, что он никому ничего не рассказывает, – продолжила я. – Я, например, дома ни за что не скажу, как тут ко мне относятся. Тем более, Сашке. Думаешь, если они будут знать, как здесь над нами издеваются, нам будет лучше? Или им?

Мальчик вздохнул и отвернулся. Да, сегодня явно не мой день. С Полиной чуть не повздорила из-за сущей ерунды – раз, хотела подружиться с Мареком – не вышло, Маринка из-за меня за что-то надулась, теперь вот этот мальчишка…

– Тебя как зовут?

– Коля, – с неожиданной симпатией отозвался мой спутник. – Я тебе даже фамилию скажу: Белохвостиков, ты только не смейся.

– Чего тут смеяться, очень даже красивая фамилия. – Я вспомнила, что видела её во вчерашнем списке. Только мне казалось, что её обладатель – как минимум блондин. – А меня зовут Настя.

– Ага, – кивнул он, видимо не зная, о чём можно говорить дальше.

Несколько минут мы посидели молча.

– Ты Иванову давно знаешь? – Вдруг спросил он.

– Только вчера познакомились.

– Да? – В голосе Коли послышалось недоверие. – А с этим… как его…

– С Никитой? Я тоже знаю его со вчерашнего утра, как и Полина.

– А чего же вы тогда, – мальчик замолчал, подыскивая слова, – вместе держитесь?

– Так уж получается.

– Сошлись характерами?

– Точно!

– А можно к вам?

Я расхохоталась.

– Раньше в Великобритании существовали закрытые клубы. Думаешь, у нас что-то вроде этого?

Коля смутился и ничего не сказал.

– Добро пожаловать. Ты уже с нами. Расписываться нигде не нужно.

– Да я и так… Не собирался…, – смутился мальчик.

– Считай, что я неудачно пошутила.

– Ты ведь с Ивановой в одной комнате?

– Угадал.

– И как она тебе?

Я задумалась. Полина – это не тот человек, о котором можно болтать с первым встречным.

– Ещё не разобралась. Я её не так давно знаю. На первый взгляд – обычная девчонка. Не представляю, что ещё ты ожидаешь от меня услышать.

– Ничего особенного. – Коля хмыкнул. – Никогда бы не подумал, что когда-нибудь буду учиться в одной школе с дочкой нашего Сенатора.

– Я тоже.

– А у тебя папа кто?

– В службе спасения работает.

– А у меня главная в семье – мама. Она в банке работает.

Так мы сидели, разговаривали, я время от времени поглядывала на дверь нашей избушки. Допрос, похоже, как я и предполагала, перестал быть интересным; ребята потянулись на улицу.