Настоящая крепость

I

- Итак, Корин, как ты думаешь, что все это значит?

- Отец, если бы я знал это, я бы также умел читать мысли, предсказывать погоду, выбирать лошадь-победительницу и определять, куда делся мой левый носок, - ответил сэр Корин Гарвей, и граф Энвил-Рок рассмеялся.

- Думаю, мы, вероятно, можем сделать по крайней мере несколько предположений, Райсел, - предложил сэр Тарил Лектор. Граф Тартариэн сидел с одного конца стола для совещаний, чистя ногти кончиком перочинного ножа, удобно откинувшись на спинку кресла и положив каблуки сапог на сиденье кресла, обычно предназначавшегося графу Крэгги-Хилл. Лично Гарвей подозревал, что Тартариэн не совсем случайно выбрал именно это кресло.

- Ну, в таком случае, Тарил, угадай сразу, - пригласил Энвил-Рок.

- Для начала, - сказал Тартариэн. - Капитан Этроуз попросил поговорить только с нами четырьмя, а не со всем советом. Во-вторых, мы все знаем, насколько сейджин близок к императору, и - если я не ошибаюсь - к императрице тоже. В-третьих, не будет присутствовать архиепископ Мейкел.

Он сделал паузу, подняв левую руку, чтобы полюбоваться своими ногтями, и Энвил-Рок фыркнул.

- И что именно эти три соображения подсказывают вашему мощному интеллекту?

- Сильно подозреваю, что добрый капитан собирается передать нам сообщение, - ответил Тартариэн, глядя через пальцы на своего старого друга. - Учитывая отсутствие архиепископа, я бы также заподозрил, что это исключительно светское послание. Возможно, это то, о чем Церковь не хочет знать.

- В таком случае, как вы думаете, почему он так долго ждал, чтобы доставить его?

- С этим немного сложнее, - признал Тартариэн. - С другой стороны, мы знаем, что они получают постоянный поток сообщений. Так что, скорее всего, это то, о чем он не знал, пока Кэйлеб не отправил ему депешу.

- За исключением того, милорд, - почтительно вставил сэр Чарлз Дойл со своего места рядом с Гарвеем, - что Кэйлеб и Шарлиэн уехали в Теллесберг больше месяца назад. Это означает, что они сейчас в море, что немного затруднило бы отправку любых сообщений сейджину Мерлину.

- Опрометчивые и импульсивные молодые люди, которые указывают на пробелы в логике своих старших, плохо кончают, - заметил Тартариэн, ни к кому конкретно не обращаясь, и Дойл (которому было не так уж намного лет меньше чем графу) усмехнулся.

- И все же, Тарил, в его словах есть смысл, - сказал Энвил-Рок.

- Конечно, есть. Если бы он был не прав, я бы просто уничтожил его смертоносной силой своей собственной логики и покончил с этим. Как бы то ни было, я вынужден признать, что понятия не имею, почему сейджин так долго ждал, чтобы обсудить с нами, что бы это ни было. Вот! - Он начал работать над ногтями другой руки. - Я признал это. Я подвержен ошибкам.

- Успокойся, мое трепещущее сердце, - едко сказал Энвил-Рок, и настала очередь Гарвея рассмеяться.

Правда заключалась в том, что никто из них понятия не имел, о чем капитан Этроуз хотел с ними поговорить. За исключением, конечно, того, что Тартариэн почти наверняка был прав относительно того, от имени кого будет говорить сейджин. С другой стороны, атмосфера в зале совета была значительно более спокойной и уверенной, чем всего несколько месяцев назад.

Гарвей все еще горько сожалел о смерти отца Тимана, но решение Уэймина убить его явно стало поворотным моментом здесь, в Мэнчире. Гарвей не собирался делать никаких чрезмерно оптимистичных заявлений о триумфе, но после ареста Уэймина количество случаев насилия резко упало, а казнь бывшего интенданта вызвала не протесты и беспорядки, а нечто гораздо более близкое к огромному вздоху облегчения. На дверях по всему городу все еще висели плакаты против Чариса. Сторонники Храма продолжали собираться в своих собственных церквях, следуя за своими собственными священниками. Отряды чарисийских морских пехотинцев продолжали привлекать сердитые взгляды, даже время от времени раздавался свист, но на самом деле никто больше не бросал мертвых ящерокошек. На самом деле, они даже не бросали перезрелые помидоры.

Чарисийская оккупация все еще была источником негодования, но большинство жителей Корисанды - по крайней мере, на юго-востоке - казалось, были готовы согласиться, хотя и неохотно, с тем, что чарисийцы делали все возможное, чтобы не наступать на них.

Тот факт, что вице-король генерал Чермин скрупулезно соблюдал как местные законы, так и привычные обычаи, где это было возможно, не повредил. И тот факт, что чарисийцы, очевидно, доверили основную миротворческую службу в княжестве стражникам Гарвея, также не остался незамеченным для корисандцев. Критическое испытание во многих отношениях наступило, когда трое морских пехотинцев из Чариса изнасиловали молодую фермерскую девушку. Гарвей отправился прямо к Чермину, и реакция вице-короля была быстрой и решительной. Он приказал арестовать подозреваемых насильников, возбудил военный суд и приказал стражникам Гарвея привести свидетелей из Корисанды. Допрос адвоката защиты был резким, но этим свидетелям было оказано полное доверие, и вердикт суда был быстрым. Военные уставы устанавливали только одно наказание за насильственное изнасилование, и виновные были отправлены для казни на ту самую ферму, где произошло преступление.

Это тоже был не единственный случай быстрого и беспристрастного правосудия. Справедливости ради, таких инцидентов было гораздо меньше, чем ожидал Гарвей. На самом деле, он, к сожалению, осознавал, что его собственная армия, когда он сопротивлялся вторжению чарисийцев, совершила больше преступлений против подданных князя Гектора, чем захватчики. Конечно, были и другие нарушения - чарисийцы могли вести себя хорошо, но вряд ли они были святыми! Воровство, мародерство, случайные драки или избиения и, по крайней мере, две смерти, одна из которых явно была результатом самообороны со стороны чарисийца. И все же подданные княжества были вынуждены, многие против своей воли, признать, что "оккупанты" действительно были полны решимости обеспечить справедливость, а не только власть Чариса.

А еще есть Стейнейр, - подумал Гарвей. - Этот человек страшен. Это просто неестественно. Он чарисиец и еретик... и думаю, что он, вероятно, мог бы уговорить ящера-резака есть из своих рук.

Его губы дрогнули в полуулыбке, но он не был уверен, что эта мысль была полной гиперболой. Мейкел Стейнейр ни разу не извинился за раскольнический пыл Церкви Чариса. Он так же последовательно проводил грань между Церковью Чариса и сторонниками Храма в каждой своей проповеди, как и в самой первой, и никто из тех, кто видел и слышал его проповеди, ни на мгновение не мог усомниться в его непоколебимой преданности этому расколу. И все же, несмотря на всю несокрушимую силу его личной веры и ожесточенное неповиновение викарию и храмовой четверке, он излучал мягкость, доброту, которую могли отрицать только самые фанатичные.

Многие из этих фанатиков поступали именно так, но Гарвей наблюдал, как Стейнейр шел по нефу соборов и церквей по всей столице. Он видел, как "иностранный архиепископ", "еретик-отступник" и "слуга Шан-вей" останавливался, чтобы возложить руку на головы детей, поговорить с родителями этих детей, останавливал целые процессии, чтобы сказать слово здесь, благословить там. Должно быть, это был сущий кошмар для людей, ответственных за то, чтобы сохранить ему жизнь, потому что никто не мог гарантировать, что в этих домах Бога не было спрятанных кинжалов.

И все же он все равно это сделал. Он протянул руку, обнял, поприветствовал. И каждый в каждом из этих соборов и церквей слышал рассказ о том, что случилось с ним в соборе Теллесберга. Они слышали, что он знал из прямого и личного опыта, как легко было бы кому-то повторить это нападение. И, зная это, он все же решил идти среди них, рискуя именно этим.

Архиепископы не должны были быть такими. Они должны были быть царственными. Предполагалось, что они будут посещать свои архиепископства раз в год. Они могли отслужить мессу в соборах, прилегающих к их дворцам, но они не ходили в маленькие церкви, такие как церковь святой Кэтрин или святых торжествующих Архангелов. Они проходили мимо прихожан, как князья Матери-Церкви, которыми они были, не останавливаясь, чтобы подержать ребенка на руках, или успокоить больного малыша, или дать нежное благословение скорбящей вдове. Они распространяли постановления и правосудие Матери-Церкви, и они управляли, но они не подхватывали грязного шестилетнего ребенка на руки, смеясь и щекоча, не обращая внимания на свои изысканно сшитые сутаны, когда они отправлялись навестить один из детских домов Матери-Церкви.

Корисанда понятия не имела, что с ним делать. Если уж на то пошло, Гарвей и сам не был уверен, что думать о Стейнейре. Он не привык сталкиваться со святыми... Особенно, - подумал он более мрачно, - в облачении архиепископа.

Конечно, он не святой - он был бы самым первым, кто настоял бы на этом! Но до тех пор , пока не появится что-нибудь получше... Звук открывающейся двери вырвал его из размышлений, и его глаза прищурились, когда в зал совета вошел Мерлин Этроуз.

Сейджин подошел к столу для совещаний и учтиво поклонился. - Милорды, благодарю вас за то, что позволили мне поговорить с вами, - сказал он.

- На самом деле не думаю, что когда-либо была большая вероятность того, что мы не "позволим" вам поговорить с нами, - сухо сказал Энвил-Рок.

- Возможно, и нет. - Мерлин улыбнулся. - Тем не менее, нужно поддерживать видимость.

- Действительно, нужно. - Энвил-Рок задумчиво склонил голову набок. - Уверен, вы не удивитесь, обнаружив, что мы размышляли между собой о том, почему именно вы хотели поговорить с нами, сейджин Мерлин. Правильно ли я понимаю, что вы здесь по делу императора и императрицы?

- Вы, конечно, правы.

- В таком случае, полагаю, мы должны пригласить вас сесть, - сказал граф, указывая на незанятый стул напротив своего сына и Дойла.

- Благодарю вас, милорд.

Мерлин отстегнул ножны своей катаны, положил ее на стол перед собой, затем сел и сложил руки на столешнице.

- Очень хорошо, сейджин, - пригласил Энвил-Рок. - Вы привлекли наше внимание.

- Спасибо, - повторил Мерлин, затем слегка улыбнулся. - Милорды, - начал он, - к этому времени, уверен, весь мир уже знает, что у императора есть свой личный телохранитель-сейджин. Однако, как вы, возможно, слышали, я никогда на самом деле не утверждал, что я сейджин. Правда, насколько знаю, заключается в том, что истинных сейджинов в смысле всех старых басен и сказок не существует.

Он сделал это признание спокойно, и его аудитория зашевелилась. Энвил-Рок наклонился вперед, опершись локтем на подлокотник кресла, и Тартариэн задумчиво нахмурился.

- Если вы, например, вернетесь к рассказам о сейджине Коди, - продолжил Мерлин, - вы обнаружите, что он способен на всевозможные магические, мистические подвиги, от чтения мыслей до левитации и общения с великими ящерами. И давайте также не будем забывать о его волшебном мече и его способности проходить сквозь стены. - Он криво улыбнулся. - Поверьте мне, милорды, было немало случаев, когда я жалел, что не могу проходить сквозь стены. К сожалению, не могу.

- Но это не значит, что в этих сказках нет определенной доли правды. - Его улыбка исчезла. - И, хотя я никогда на самом деле не утверждал, что я сейджин, должен признать, что у меня есть некоторые способности, приписываемые сейджинам. Как таковая, этикетка имеет определенную применимость, и она обеспечивает удобную... метку. Или, возможно, было бы лучше сказать, мысленный ящик, в который люди могут определить меня.

Он сделал паузу на мгновение, изучая свою аудиторию, затем пожал плечами. - Причина, по которой я заговорил об этом, милорды, заключается в том, что я, возможно, не так уникален, как вы предполагали. Или, другими словами, вокруг может быть больше "сейджинов", чем вы могли предположить.

Все его слушатели напряглись. Они быстро переглянулись, затем как один наклонились к нему, и его улыбка вернулась, немного слабее и еще более кривая, чем раньше.

- Когда я впервые предложил свои услуги королю Хааралду, а затем, позже, императору Кэйлебу, это было не по прихоти, милорды, - сказал он им категорично. - Не буду притворяться, что предвидел все, что произошло с тех пор, но я действительно видел, в какую сторону дул ветер, и знал, где я нахожусь. И все же, когда я предложил Чарису свой меч, это было не все, что я привез с собой в Теллесберг, и действительно пришел не один. Если вообще правильно называть меня сейджином из-за способностей, которыми я обладаю, то я не единственный сейджин на лице Сэйфхолда.

- А ты нет? - тихо сказал Энвил-Рок, когда Мерлин снова сделал паузу.

- Конечно, нет, милорд. - Мерлин покачал головой. - Конечно, даже басни настаивают на том, что не все сейджины - воины. Они также могут быть советниками, учителями, наставниками, даже шпионами.

- Да, они действительно так говорят, - медленно произнес Дойл, и Мерлин улыбнулся ему.

- Действительно, так и есть, сэр Чарлз. И так случилось, что прямо здесь, в Корисанде, есть довольно много сейджинов.

- Есть такие? - Энвил-Рок сел очень прямо, и Мерлин кивнул.

- Да, мой господин. На самом деле, у сэра Корина уже были доказательства этого.

- У меня, не так ли? - Гарвей посмотрел на Мерлина через стол.

- Несомненно. - Улыбка сейджина превратилась во что-то удивительно похожее на ухмылку. - Это пришло в виде камня, брошенного в окно вашего кабинета.

- Это был сейджин? - Брови Гарвея поднялись, и Мерлин усмехнулся.

- Если я сейджин, то это тоже определенно был сейджин, генерал. Все это княжество находится под наблюдением, милорды, начатым еще до вторжения императора. - Он пожал плечами в ответ на их недоверчивые выражения. - Очевидно, что даже наша сеть не может видеть все. Если бы это было возможно, мы бы знали, кто заказал убийство князя Гектора, а мы этого не знаем.

Его неземные сапфировые глаза посуровели, когда он сделал это признание. Затем он глубоко вздохнул.

- Мы не можем видеть все, но мы видим многое, и, как может подтвердить сэр Корин, мы довольно хорошо умеем передавать информацию в руки властей, когда это кажется целесообразным. Именно по этой причине я попросил вас об этом разговоре. Находясь здесь, в Корисанде, я получил несколько сообщений, подтверждающих то, чего их величества ожидали в течение некоторого времени. Поскольку архиепископ Мейкел должен покинуть княжество в конце следующей пятидневки, и я отправляюсь вместе с ним, моим... контактам здесь, в Корисанде, вероятно, потребуется предоставить информацию непосредственно вам после того, как я уеду. В частности, сэру Чарлзу и сэру Корину. Поскольку эффективность этих контактов зависит от их анонимности и ненавязчивости, любые отчеты от них будут в письменной форме, и они сами найдут способ передать их в ваши руки.

- Пролетая через окна? - сардонически спросил Гарвей, и Мерлин усмехнулся.

- Мы постараемся быть немного менее разрушительными, чем в тот раз, - сказал он.

- Надеюсь, что никто из ваших собратьев-сейджинов не потерпит неудачу, пытаясь проскользнуть через наших часовых, - немного едко сказал Энвил-Рок. Граф явно находил менее чем забавной концепцию чересчур умных шпионов, крадущихся в черных плащах с капюшонами.

- Думаю, что это... вряд ли произойдет, милорд.

- Вы упомянули, что получили сообщения, подтверждающие то, чего ожидали император и императрица? - медленно произнес Дойл, и Мерлин кивнул, выражение его лица стало серьезным.

- Да, действительно, - сказал он. - В частности, я получил это.

Он достал конверт и положил его на стол перед собой.

- Все шутки в сторону, милорды, наши агенты здесь, в Корисанде, подтвердили, что граф Крэгги-Хилл, среди прочих, участвует в активном заговоре как против империи, так и против этого совета.

Все лица за столом напряглись, не столько от удивления, сколько от напряжения.

- Это серьезное обвинение, сейджин Мерлин, - сказал Тартариэн через мгновение. - Это было бы серьезным обвинением против кого угодно; против кого-то такого уровня, как Крэгги-Хилл, не говоря уже о его членстве в этом совете, это становится необычным.

- Поверьте мне, милорды, их величества полностью осознают это. Точно так же, как они знают, что Крэгги-Хилл действует не в одиночку. Фактически, он координирует действия с графом Сторм-Кип, графом Дип-Холлоу, герцогом Блэк-Уотер, бароном Ларчрос, бароном Баркор и по меньшей мере дюжиной других мелких рыцарей и землевладельцев, не говоря уже о довольно многих банкирах и торговцах в северной Корисанде. - Его аудитория теперь смотрела на него с застывшими выражениями лиц. - Кроме того, вовлечены епископ Мейлвин в Баркоре, епископ-исполнитель Томис и Эймилейн Гарнат, бывший епископ Ларчроса, а также несколько десятков других священнослужителей, лояльных Храму.., большинство из них нарушили свои клятвы архиепископу Клейрманту.

Остальные уставились на него в течение нескольких ударов сердца, затем обменялись быстрыми взглядами.

- Не буду притворяться, что у меня не было собственных подозрений относительно некоторых людей, которых вы только что назвали, сейджин Мерлин, - сказал тогда Тартариэн. - Соединяя их все вместе, хотя... - Он покачал головой. - Это довольно трудно проглотить. И, откровенно говоря, потребуются некоторые чрезвычайно веские доказательства, чтобы убедить меня принять это.

- Уверен, что так и будет, милорд. И, честно говоря, я рад, что так оно и будет.

- Почувствовал облегчение? - выражение лица Энвил-Рока содержало больше, чем намек на подозрение. - И почему это может быть, сейджин Мерлин? Я бы подумал, что если бы действительно существовал такой серьезный заговор, вы бы хотели, чтобы мы действовали немедленно!

- Милорд, их величества знают об этом заговоре буквально уже несколько месяцев. За это время их агенты собрали довольно много доказательств, и эти доказательства будут предоставлены вам. Однако их величества не желают, чтобы вы действовали опрометчиво или необдуманно.

- Нет? - глаза Энвил-Рока сузились.

- Правда в том, милорд, что их величества намеренно позволили этому продолжаться, не привлекая к этому вашего внимания. Во-первых, потому что они боялись, что вы будете действовать так же быстро и энергично, как обычно. Как правило, это было бы хорошо. В данном случае, однако, их величества, по совету князя Нармана, предпочли позволить заговорщикам полностью посвятить себя делу, чтобы, когда мы начнем действовать, не возникло сомнений в их виновности. Чтобы ни у кого не было возможности законно предположить, что их величества - или регентский совет - сфабриковали обвинения как средство очищения княжества от личных врагов. Во-вторых, однако, был еще один фактор, еще один заговорщик, чьего изобличения ждали их величества.

- Должны ли мы предположить, что "заговорщик", о котором идет речь, теперь изобличен, сейджин Мерлин? - спросил Дойл.

- Должны, сэр Чарлз, - спокойно сказал Мерлин. - Согласно нашим агентам, великий герцог Зибедии недавно пообещал предоставить заговорщикам современные нарезные мушкеты. Более того, у нас есть доказательства того, что нарезные мушкеты, о которых идет речь, будут предоставлены предателем, находящимся в штаб-квартире герцога Истшера.

Если раньше на их лицах было недоверие, то на этот раз они были гораздо более недоверчивы - и потрясены.

- Нарезные мушкеты? - Энвил-Рок выдохнул полузадушенным голосом, в изумлении откинувшись на спинку стула. - Из собственной штаб-квартиры Истшера? Вы хотите сказать, что герцог?..

- Конечно, нет, милорд! - Мерлин махнул рукой. - Я лично обсудил этот вопрос с герцогом Истшером от имени их величеств. Его первым побуждением было приказать немедленно арестовать предателя. Однако, как посланник их величеств, я смог отговорить его от этого.

- Вы смогли... - начал Гарвей, затем резко остановился, его глаза загорелись догадкой. Мерлин просто смотрел на него несколько секунд, пока Гарвей не начал качать головой и снова не откинулся на спинку стула.

- Так вы думаете, что теперь у них достаточно веревки, не так ли? - тихо спросил он.

- Что-то в этом роде, - признал Мерлин с легким сидячим поклоном. Остальные корисандцы посмотрели на Гарвея, а затем Тартариэн начал кивать.

- Итак, император и императрица решили отрезать голову кракену, не так ли? - сказал граф, и в его тоне был намек - слабый, но безошибочный - на что-то очень похожее на восхищение.

- Совершенно верно, милорд. - Мерлин пожал плечами. - Агент великого герцога Зибедии в штаб-квартире герцога Истшера не знает, что мы очень тщательно отслеживали винтовки, которые, по его мнению, ему удалось "потерять". Мы следили за ними на каждом шагу от фабрик в Старом Чарисе до Чисхолма, и мы можем установить - как со свидетелями, так и с письменными показаниями - точный момент, когда он отвлек их от складов имперской армии, к которым они направлялись.

- Другие наши агенты отслеживали его переписку с великим герцогом Зибедии, точно так же, как нам стало известно о некоторых документальных доказательствах, имеющихся у графа Крэгги-Хилла, подтверждающих причастность Зибедии. Их величества намерены позволить доставку этих нарезных мушкетов сюда, в Корисанду. Когда это произойдет, вы будете проинформированы - как и вице-король генерал Чермин. В это время генерал вице-король от имени их величеств обратится к вам за помощью в борьбе с заговорщиками. Имперский флот предоставит морской транспорт для перевозки ваших войск при поддержке морской пехоты генерала вице-короля, чтобы арестовать заговорщиков и изъять оружие и другие улики.

- Лэнгхорн, - тихо сказал Энвил-Рок. Он выглядел более чем умеренно ошеломленным. У Тартариэна, с другой стороны, была удивительно зловещая улыбка.

- Мне никогда не нравился Зибедия, - заметил он. - И Крэгги-Хилл был занозой в заднице с того момента, как был убит князь Гектор.

- И я не могу сказать, что мое сердце разрывается от того, что Баркор по уши увяз во всем этом, - почти мечтательно заметил Гарвей.

- Я тоже, - сказал Дойл довольно мрачно, наклоняясь, чтобы помассировать ногу, которая была наполовину искалечена при Харил-Кроссинг.

Четверо корисандцев посмотрели друг на друга, и Мерлин откинулся на спинку стула, чтобы дать им подумать. После нескольких минут молчаливого самоанализа их внимание постепенно вернулось к нему.

- Могу я спросить, как долго их величества - и давайте не будем забывать князя Нармана - позволяли кипеть этому маленькому заговору? - наконец спросил Тартариэн.

- С того момента, как они узнали об этом, - ответил Мерлин. - Полагаю, должен признать, однако, что мы с самого начала особенно пристально следили за великим герцогом Зибедии.

- Конечно, же! - Энвил-Рок фыркнул. - Любой, кроме слепого, пускающего слюни идиота - которым, кстати, император Кэйлеб не является, как он наглядно продемонстрировал, - наблюдал бы за ним обоими глазами!

- Почему у меня такое отчетливое чувство, сейджин Мерлин, что это доказательство измены герцога Зибедии не совсем опустошило их величества? - спросил Тартариэн.

- Отчасти, полагаю, потому, что это едва ли стало неожиданностью, милорд, - сказал Мерлин. - А также, подозреваю, потому что они испытывают некоторое облегчение, чтобы как можно скорее покончить с этим. - Он пожал плечами. - Как выразился император, вопрос никогда не заключался в том, нарушит ли Зибедия свои клятвы или нет, а просто в том, когда. В таком случае их величества вполне счастливы получить недвусмысленные, наглядные доказательства его предательства.

- И то же самое верно здесь, в Корисанде, не так ли? - Глаза Энвил-Рока были проницательными.

- И то же самое верно здесь, в Корисанде, да, милорд. - Мерлин спокойно встретил пристальный взгляд графа. - Понимаю, что многие из людей, участвовавших в этом заговоре, считают себя патриотами. На их месте я мог бы чувствовать то же самое. Однако это делают не все из них, и независимо от того, делают они это или нет, их величества предлагают применять самые суровые наказания только к тем, кто нарушил свои собственные клятвы. Не предполагаю, что все остальные участники выйдут сухими из воды, потому что им это не удастся. Но полагаю, вы видели в подходе вице-короля генерала Чермина к беспорядкам здесь, в Мэнчире и прилегающих землях, доказательство того, что их величества не желают быть кровавыми деспотами. Наказание будет назначаться только в соответствии с законом, и там, где это только возможно, при вынесении приговора будет учитываться сострадание.

- Надеюсь, в конце концов мы сможем, как выразился граф Тартариэн, отрубить голову кракену одним ударом, без ожесточенной битвы и с минимальным кровопролитием. Их величествам нужны все предатели, милорды, но одна из причин, по которой они хотят их взять, - это убедиться, что нам не придется делать это снова и снова.

Мерлин оглянулся на корисандцев, его голубые глаза были спокойны. - Кэйлеб и Шарлиэн - это не Жэспар Клинтан. Они не стремятся к жестокости или крови. Но они полны решимости покончить с этим делом раз и навсегда, потому что вы можете быть уверены, что такие люди, как Крэгги-Хилл, Зибедия и Баркор, не планируют проливать свою кровь во имя независимости Корисанды. Они планируют проливать кровь других людей во имя своей собственной власти, и их величества не намерены позволять им это делать.

II

Что ж, по крайней мере, мы их нашли, - сказал себе капитан Арналд Стивирт. Конечно, выяснить, что с ними делать теперь, когда они рядом, - это еще одна проблема. Стивирт тонко улыбнулся, затем поморщился, когда ведущий галеон Долара выпустил еще один залп. Его собственный "Скуал", прикрывающий тыл сокращенной - очень сокращенной - линии чарисийцев, еще не вступил в бой, и, к сожалению, пройдет еще некоторое время, прежде чем он сможет это сделать.

Позднее утреннее солнце было жарким, обжигая голубые воды пролива Хэнки, южную часть залива Долар и зеленые склоны острова Дрэгон на востоке, но сильный северо-западный ветер был резким, почти холодным. Он громоздил волны высотой девять или десять футов, и "Скуал" с обшитым медью корпусом двигался в юго-восточном направлении со скоростью почти семь узлов под брамселями и одинарно зарифленными марселями при хорошем ветре в левой четверти. Пока две силы медленно сближались, доларские корабли плыли курсом на юго-запад под правым галсом, держа ветер почти на траверзе. Это было близко к их лучшим условиям плавания, но они делали не более шести узлов. К сожалению, они находились между чарисийцами и их предполагаемой добычей, и их было пятеро.

Трое доларцев уже действовали против КЕВ "Дарт", возглавлявшего чарисийское формирование. Капитан Жон Поэл, шкипер "Дарта" и старший офицер среди присутствующих, был ветераном Рок-Пойнта, Крэг-Рич и Даркос-Саунд, и его корабль был одним из новейших судов сэра Гвилима Мэнтира. "Дарт" на самом деле был на пять с половиной футов длиннее "Эмприс оф Чарис", любимого флагманского корабля императора Кэйлеба, но на нем было установлено на десять орудий меньше. Сэр Дастин Оливир пришел к выводу, что "Эмприс оф Чарис" будет перегружен, слишком тяжело нагружен для его плавания, еще до того, как он был завершен. Тот факт, что он быстро начал крениться после того, как вошел в строй, его киль изогнулся вверх посередине судна из-за тяжелых грузов, давящих на концы его корпуса, только подтвердил его первоначальные опасения. Его мощный бортовой залп сделал его грозным врагом, но как только стало очевидно, что его опасения были обоснованы, у него не было другого выбора, кроме как уменьшить его вооружение. Однако, предвидя надвигающуюся проблему, он приложил все усилия, чтобы избежать ее, когда проектировал корабли класса "Суорд оф Чарис", и, в дополнение к уменьшению веса и увеличению водоизмещения, он экспериментировал с диагональной обшивкой как средством дальнейшего увеличения их продольной прочности.

В результате "Дарт" с легкостью нес разработанное им вооружение. На нем было установлено то же количество тридцатифунтовых орудий, что и на "Эмприс оф Чарис", но только двадцать карронад, а дополнительная длина палубы, по-видимому, обеспечивала более высокую скорострельность. И хотя он нес их меньше, его карронады стреляли пятидесятисемифунтовыми ядрами вместо тридцатифунтовых, что фактически увеличивало массу его залпа при стрельбе. Кроме того, он держал свои орудия немного выше, а его каркас был толще. Все это в данный конкретный момент делало его идеальным кораблем для того, чтобы возглавить чарисийскую линию, но не отменяло того факта, что он сражался с тремя вражескими судами.

КЕВ "Шилд", следующий за кормой "Дарта", сможет прийти ему на помощь в ближайшие десять или пятнадцать минут, но, когда был замечен враг, "Скуал" находился с наветренной стороны,. Его происхождение из торгового судна также делало его, хотя Стивирту и не нравилось это признавать, самым медлительным кораблем из трех, и он отстал от своих спутников во время преследования. Было очевидно, что он все еще был быстрее доларских галеонов, но при их нынешних курсах он находился по меньшей мере в сорока минутах - скорее всего, в часе - от любого расстояния, с которого он мог вступить в бой. С другой стороны, два крайних судна в доларском строе отставали почти так же сильно.

Но они не должны так хорошо держать строй. - Стивирт осознал, что его собственные мысли звучат жалобно, почти раздраженно. - Сэр Гвилим сказал нам, что Тирск был самым опасным парнем на другой стороне, но это просто смешно!

В основном это была случайность, что они вообще столкнулись с этим конвоем. Отряд капитана Поэла курсировал у северо-восточного побережья полуострова Харрис в провинции Швей в поисках судов в водах между Паррот-Пойнт на севере и Сэнди-Хед на юге. У них были сообщения о том, что литейные заводы в Швее отправляют оружие на верфи Долара в Горэте, и сэр Гвилим послал Поэла, чтобы перехватить этот трафик.

Они перехватили пять небольших бригов, которые действительно были нагружены бронзовой артиллерией, отлитой в Харчонге, и капитан Поэл выделил призовые экипажи, чтобы отправить их на остров Кло. Ему не нравилось отдавать людей для этих экипажей, но этот груз оружия был потенциально слишком ценным, чтобы не отослать его туда. После этого, однако, прошла почти целая пятидневка скучного бездействия, прежде чем лейтенант-коммандер Шоуэйл на десятипушечной шхуне "Флэш" на восточном фланге формирования Поэла заметил паруса дальше на востоке. Это было накануне вечером, и они отправились в погоню, преследуя всю ночь при лунном свете... и со "Скуалом", медленно отстающим все дальше за кормой. Теперь, почти тридцать часов спустя, они, наконец, догнали конвой, и галеоны Долара отделились и развернулись, чтобы встать между преследователями и торговыми судами.

Шоуэйл никогда бы не заметил их, если бы не сопровождающие, - подумал сейчас Стивирт. Мачты торговых судов были слишком коротки, чтобы их можно было разглядеть, пока мы не подошли ближе.

Однако тот факт, что галеоны выдали присутствие конвоя, мог оказаться чем-то вроде смешанного благословения. Все доларские военные корабли были больше "Скуала". Возможно, ни один из них не был таким большим, как "Дарт" или "Шилд", но, по лучшим оценкам Стивирта, они несли по меньшей мере двести орудий против ста сорока четырех орудий усеченной чарисийской эскадры. Доларское оружие, вероятно, было легче, но все же это было значительное несоответствие.

В данный момент "Флэш" и его чуть более крупный собрат, "Мейс", скользили по задней части галеонов Долара. Пара галер, назначенных для непосредственной защиты каботажных судов, были новыми, большими и более мощными, чем все, что Долар доставил на риф Армагеддон, но Стивирт сомневался, что они смогут сравниться с хорошо управляемыми карронадами на бортах проворных шхун. К сожалению, находясь между галерами и галеонами, скорее всего, большинство каботажников сбежали бы, если бы они рассеялись достаточно скоро. Каждая шхуна могла бы потопить пару из них - возможно, даже три, если бы они достаточно быстро избавились от галер, - но их было четырнадцать. Если бы "Скуал" и его спутники-галеоны смогли протянуть руку помощи, весь конвой, несомненно, был бы уничтожен.

Чего сейчас не должно было случиться.

Капитан Кейтано Рейсандо улыбнулся с яростным удовлетворением, когда снова прогремел залп по правому борту КЕВ "Ракураи". Его артиллеристы, вероятно, были не так точны, как ему хотелось бы, но они поддерживали впечатляющую скорострельность, особенно для корабельной команды, которая никогда раньше не видела боя.

Он мог бы пожалеть, что у него нет метеометра, вместо того, чтобы быть вынужденным вступать в бой с подветренной стороны, но, по крайней мере, он находился с наветренной стороны от конвоя. У него было искушение отделить КЕВ "Принс оф Долар", свой самый дальний галеон, чтобы помочь галерам, назначенным для непосредственного сопровождения каботажников. К сожалению, "Принс оф Долар" не смог бы добраться туда раньше адски быстрых, проклятых Шан-вей чарисийских шхун. По той же причине, однако, все пять кораблей Рейсандо находились между чарисийскими галеонами и конвоем, и он был удовлетворен тем, что ни один из них не собирался прорываться мимо него, чтобы помешать резне торговых судов. Во всяком случае, не без того, чтобы пробиться с боем.

И правда в том, даже если я никогда не признаюсь в этом ни единой душе, что превратить два или три чарисийских галеона в плавник стоило бы потери всего конвоя.

Как переоборудованному торговому судну, "Ракураи" не хватало кормовой палубы специально построенных галеонов доларского флота. В результате его штурвал, орудия на юте и офицеры были полностью открыты для огня сверху. С другой стороны, это означало, что Рейсандо имел (по крайней мере, теоретически) ясный обзор, когда он стоял у поручня правого борта, пристально глядя на врага. К сожалению, он также смотрел прямо в удушающий столб дурно пахнущего порохового дыма, катящегося по палубам "Ракураи" на ветру. Это была еще одна проблема, связанная с нахождением с подветренной стороны. Мало того, что его артиллеристам приходилось справляться со своим собственным дымом, который летел прямо им в лицо, но и дым чарисийской артиллерии тоже обрушивался на них. На самом деле ветер был достаточно резким, чтобы быстро рассеять их собственный дым, но на смену ему всегда приходили свежие клубы чарисийского дыма. Все, что они действительно могли разглядеть, - это мачты своей цели над бурлящим, вонючим туманом, и это не могло способствовать их точности.

Еще один чарисийский залп обрушился в ответ. Казалось, они стреляли немного медленнее, но при этом достигали неприятного количества попаданий. И каждое из этих попаданий наносило значительно больший урон, чем, по оценкам Рейсандо, наносили его собственные, более легкие ядра. Он ожидал тридцатифунтовых, даже тридцатипятифунтовых, судя по отчетам графа Тирска о Крэг-Риче, и не ожидал разницы в массе металла. К сожалению, по крайней мере некоторые из орудий его нынешнего противника были еще тяжелее, и он поморщился, когда одно из его собственных двенадцатифунтовых орудий на юте получило прямое попадание.

Ядро с визгом влетело в орудийный порт фальшборта под углом, достаточным для того, чтобы прогрызть идеально закругленный полумесяц в переднем крае рамы открытого порта. Оно врезалось в лафет орудия, очевидно, под небольшим углом, и ударило в нижнюю часть двенадцатифунтовой пушки. Полуторатонная бронзовая орудийная труба рванулась вверх, выскочив из взрыва расколотых досок лафета и разбитых кольцевых болтов, как звучащий роковой кит. Половина команды из восьми человек была убита, когда огромное ядро прошло прямо сквозь них, двое из четырех выживших были раздавлены и сломаны, когда ствол их собственного орудия обрушился на них сверху.

Что-то - вероятно, осколок; возможно, сломанный железный болт - прошипело у правого уха Рейсандо, достаточно близко, чтобы в голове зазвенело, как будто кто-то только что ударил его... и сильно.

Еще дюйм или два, и мне больше никогда не пришлось бы ни о чем беспокоиться, - подумал он, затем отбросил эту мысль в сторону, созерцая кровавую бойню, которую оставил после себя одиночный удар.

Вероятно, одна из этих проклятых "карронад", - мрачно подумал он. - По крайней мере, они знали, как чарисийцы называют более короткие и кургузые пушки, но это не очень помогло, когда Храм постановил, что все галеоны Матери-Церкви будут оснащены исключительно длинными пушками.

В некотором смысле Рейсандо действительно согласился с логикой викария Аллейна. У "карронады" явно была меньшая максимальная дальность стрельбы, чем у длинного орудия того же калибра, и способность поражать врага (и убивать его экипажи) до того, как он подойдет в зону собственной досягаемости, чтобы ответить на комплимент, имела много оснований рекомендовать их. К сожалению, в этой логике было несколько недостатков.

Во-первых, граф Тирск был прав насчет сравнения моряков обеих сторон. Как бы Рейсандо ни хотелось это признавать, у чарисийского адмирала было гораздо больше шансов достичь желаемой дальности боя, чем у доларского адмирала, который помешал бы ему это сделать. Однако, даже игнорируя это, викарий Аллейн, казалось, все еще мыслил в терминах обычных абордажных действий, несмотря на логическое несоответствие между ними и большей дальностью, которую он хотел получить от своих более длинных орудий. Казалось, его больше интересовало большее количество более легких орудий, подходящих для зачистки палуб противника непосредственно перед тем, как приблизиться к чужому борту, чем меньшее количество более тяжелых орудий, способных пробивать брусья вражеского корабля на больших дистанциях. Убийство членов экипажа противника, по мнению Рейсандо, было хорошо и прекрасно, но абордажные действия явно стали второстепенными (в лучшем случае) по сравнению с артиллерийскими дуэлями. И в артиллерийской дуэли, если артиллеристы противника были защищены тяжелыми бортами, которые ваша артиллерия не могла пробить, у него было бы гораздо больше возможностей убить ваш персонал, чем таких же возможностей у вас.

О, перестань жаловаться, Кейтано! - ругал он себя. - У нас все еще больше оружия, чем у них, и больше кораблей, чем у них, и тебе пора сосредоточиться на том, что вы собираетесь с ними сделать, а не на том, что они собираются сделать с вами!

- Дайте кораблю отвернуть на четверть румба! - крикнул он рулевым.

Капитан Жон Поэл наблюдал за мачтами ведущего доларского галеона, когда тот слегка изменил курс. Он отворачивал немного дальше, и Поэлу хотелось бы думать, что это означало, что с него хватит. К несчастью.... Он просто дает себе немного больше дистанции, пока его друзья не доберутся сюда, - резко подумал Поэл. - Не совсем то, чего я ожидал. Предполагалось, что они либо убегут ко всем чертям, либо соберутся толпой, как это было в Рок-Пойнте и Даркос-Саунде.

Поэл начал медленно расхаживать взад и вперед, держась подальше от отскакивающих карронад. Дальность стрельбы упала до чуть более двухсот ярдов, что вполне соответствовало эффективной дальности стрельбы из пятидесятисемифунтовых карронад, и он оскалил зубы, размышляя о том, что эти мощные выстрелы, должно быть, делают со своими целями.

Но свирепая ухмылка слегка померкла, когда в ответ продолжил обрушиваться вражеский огонь. Они не были особенно точны, эти артиллеристы вон там, но они были чертовски настойчивы. Впервые Поэл столкнулся с настоящим бортовым залпом, и он был откровенно поражен тем, как стойко держались доларцы. Огромная тяжесть огня чарисийцев подрывала боевой дух корабля за кораблем в Рок-Пойнте и проливе Даркос, но на этот раз такого не произошло.

Или, по крайней мере, не с этого расстояния, - сказал он себе и посмотрел за корму, где быстро приближался "Шилд" Хариса Эйуэйна. Из-за всего этого дыма он больше не мог видеть паруса "Скуала", но тот должен был быть где-то за "Шилдом". Во всяком случае, он на это надеялся! Два ведущих доларца продолжали обстреливать "Дарт", но третий и четвертый вражеские галеоны начали стрелять по "Шилду". Однако Эйуэйн пока не открывал ответный огонь. Он явно приберегал свой первый залп до тех пор, пока не достигнет желаемой дистанции... предполагая, что он туда доберется.

- Занеси им очко по левому борту! - рявкнул капитан Поэл.

Капитан Стивирт наблюдал за верхушками мачт, торчащими из клубящегося дыма, как нос "Дарта" прошел немного дальше на север, оставляя ветер почти прямо за кормой, когда Поэл двинулся, чтобы помешать врагу разорвать дистанцию. Стивирт одобрил решение, хотя ему хотелось, чтобы другой капитан подождал немного дольше и позволил "Скуалу" подойти ближе, прежде чем он это сделает.

"Шилд" неуклонно плыл в кильватере своего лидера, и он все еще мог ясно различить корабль капитана Эйуэйна в свою подзорную трубу. В результате он мог видеть белые перья, взлетающие со склонов волн, как внезапные фонтаны, когда доларцы начали стрелять в "Шилд". Судя по рассеянному виду этих перьев, вражеские артиллеристы не отличались чрезмерной точностью, но их явно было много.

Как раз в тот момент, когда эта мысль пришла ему в голову, в грот-марселе "Шилда" внезапно образовалась дыра. Расстояние от "Шилда" до ближайшего доларского галеона составляло не более двухсот ярдов, - подумал Стивирт и задался вопросом, - сколько еще Эйуэйн собирается ждать.

Харис Эйуэйн поднял глаза, когда снаряд пробил грот-марсель "Шилда" со звуком гигантского хлопающего кулака. По пути сюда он получил еще по меньшей мере три попадания, но пока сообщений о жертвах не поступало. Короче и массивнее "Дарта", "Шилд" был братом КЕВ "Дреднот", первого галеона, от самого киля спроектированного как военный корабль. Он нес такое же количество орудий, как и "Дарт", хотя его батарея была более тесной, чем у более позднего, более крупного корабля, а его карронады были всего тридцатифунтовыми, и в большинстве условий он был немного медленнее. Однако его рамы и брусья были тяжелее, чем у любого переоборудованного торгового судна, и они хорошо выдержали несколько попаданий, которых до сих пор добились доларцы.

Похоже, коммодор Симаунт был прав насчет того, что их порох слабее нашего, - подумал Эйуэйн. - Конечно, не повредит и то, что их оружие в придачу легче!

Во всяком случае, он знал, что, по крайней мере, часть доларской артиллерии была легче; все, что ему нужно было сделать, это выглянуть из-за сетки для гамаков и посмотреть вниз на двенадцатифунтовое ядро, наполовину застрявшее в борту его корабля прямо перед его двадцать седьмым орудийным портом. Он сомневался, что какое-нибудь из его собственных тридцатифунтовых ядер не пробьет цель, когда придет время.

Конечно, когда мы подойдем ближе, они тоже начнут прорываться, - размышлял он. - Это будет неприятно.

Он посмотрел на ближайшего доларца. Дальность стрельбы сократилась до ста ярдов, и он услышал внезапный крик с нижней палубы, когда наконец-то прошло по крайней мере одно ядро доларца. Он не знал, пробило ли оно обшивку "Шилда" или прошло через открытое орудийное отверстие, но, что бы оно ни сделало, он не сомневался, что очень скоро у него будет больше жертв.

- Стоять, батарея левого борта! - крикнул он Мотокею Дейхару, своему первому лейтенанту.

Сэр Даранд Росейл сердито уставился на ослепительный дым, который каскадом падал обратно на корабль его величества "Гранд-викар Марис". Он стоял на трапе на корме правого борта, в трех футах над уровнем своего юта, пытаясь разглядеть сквозь сетки гамаков, которые образовывали (надеюсь) барьер, защищающий от мушкетов вдоль поручней. В данный момент вонючий поток дыма, который вырывался с каждым залпом, делал его попытки разглядеть что-либо более или менее бесполезными.

Пятидесятипушечный корабль Росейла был одним из первых галеонов новой постройки королевского флота Долара, и он был более чем немного удивлен, когда получил командование им. Он никогда не делал секрета из своей личной преданности герцогу Торэсту и полностью разделял неприязнь герцога к графу Тирску, если не по всем тем же причинам. Хотя Росейл никогда не собирался забывать обо всем, чем он был обязан покровительству Торэста, он не мог отрицать - в уединении своих собственных мыслей - что Тирск явно был прав, а герцог Мэйликей явно ошибался вплоть до самого Рок-Пойнта. Любой, кто хоть немного разбирался в том, как работает придворная политика, знал, что было бы глупо ожидать, что Торэст совершит катастрофическую ошибку, признав, что глупость его шурина вывела в расход почти весь флот мирного времени, но даже герцог должен понимать, что это правда. Во всяком случае, Росейл это понял!

Если уж на то пошло, капитан был готов признать преимущества сигнальных флагов, которые Тирск скопировал у проклятых чарисийцев. Степень контроля - способности общаться между кораблями - которую они обеспечивали, была бесценной, и он содрогнулся, подумав о том, как все могло бы сложиться, если бы это оставалось монополией Чариса. Фактически, он был вынужден признать, что у Тирска было более четкое, более реалистичное представление, чем у Торэста, почти во всех отношениях, о типах кораблей и тактике, необходимых для того, чтобы сбить этих высокомерных чарисийских ублюдков с ног.

Все это было правдой, и Росейл знал это. Но он также знал, что в этом процессе граф систематически принижал военно-морской флот. Он продвигал простолюдинов по сравнению с дворянами, настаивая на том, что джентльмены должны были получать "опыт" от неотесанных, низкорожденных торговых моряков, таких как Андейр Крал с "Бедар". Он подрывал дисциплину своими глупыми ограничениями на то, как ее можно было обеспечить. И это его безумие - требовать, чтобы жалованье моряка выплачивалась непосредственно его семье, если таков был его выбор, когда он был в море. И чтобы оно было выплачено полностью и вовремя!

Росейл не возражал против того, чтобы выплачивать людям жалованье... в конце концов. Но с деньгами всегда было туго. Иногда приходилось принимать решения о том, куда потратить ограниченные средства, а морякам на борту военного корабля не на что было тратить деньги, что делало невыплату им до окончания кампаний разумным способом сэкономить скудные средства. Конечно, иногда их все равно нельзя было выплатить сразу после того, как корабль возвращался, но всегда находились брокеры, готовые выкупить их задержанное жалованье за двадцатипроцентную комиссию или около того. И если человек погибал в море - что неизбежно случалось довольно часто, - военно-морскому флоту не приходилось никому платить, не так ли? Но не по словам Тирска!

Даже без безумия пожизненных пенсий для вдов и сирот, настаивание на немедленной выплате жалованья семье мужчины со временем сыграло бы злую шутку с финансами военно-морского флота. Мать-Церковь могла бы себе это позволить, но королевство Долар никак не могло продолжать эту практику после того, как еретики были бы сокрушены. И кого в конечном итоге обвинят и возненавидят обычные отбросы с нижней палубы, когда от нее придется отказаться? Не графа Тирска, это уж точно! Нет, навести порядок в этом беспорядке придется герцогу Торэсту, и ему повезет, если в процессе удастся избежать мятежей.

И когда это произойдет, то, как Тирск отрубил яйца флотской дисциплине, тоже ни капельки не поможет, - мрачно подумал Росейл. - "Плеть не может сделать плохого моряка хорошим, но она может сделать хорошего моряка плохим", действительно! Плеть - это все, что большинство из них действительно понимают! То, как Тирск подлизывается к ним, оставит всех нас еще глубже в дерьме, когда придет время убирать за ним.

Но сейчас было не время ссориться с человеком, которого викарий Аллейн и викарий Жэспар выбрали командовать флотом Долара. Это время наступит, как только станут очевидны катастрофические последствия более диковинной политики Тирска, и Росейл с нетерпением ждал этого дня возмездия. Тем временем, однако, предстояла война, и каким бы безумным ни был граф Тирск во многих отношениях, по крайней мере, он понимал, что нужно сделать, чтобы эта война была выиграна.

"Гранд-викар Марис" вздохнул, когда выпустил еще один залп в дым, и Росейл тонко улыбнулся, представив, что этот поток железа, должно быть, делает со своей целью.

Хотел бы я видеть эту чертову штуку, - признался он себе. - Тем не менее, я вижу мачты, и остальная часть чертова корабля должна быть где-то под ними!

Он фыркнул от резкого веселья при этой мысли и преодолел остаток пути по лестнице на палубу на корме. Оттуда он был бы более заметен, но, возможно, он действительно смог бы увидеть что-то с наветренной стороны.

С воем ворвался свежий доларский залп. Этот был нацелен лучше, и Харис Эйуэйн наблюдал, как ядро пробило фальшборт в середине корабля. Осколки разбитой обшивки, некоторые из них длиной три фута или больше, с шипением разлетелись по палубе, и клочья разодранной парусины дико захлопали, когда ядро разорвало плотно свернутые гамаки, стоящие дыбом и натянутые между стойками на фальшборте. Двое моряков упали у карронады номер пять. Один из них безвольно свалился на посыпанную песком палубу в разбрызганной паутине крови, но другой закричал, схватившись за зазубренный осколок, торчащий из его правого плеча. Кто-то оттащил раненого, и двое бойцов батареи правого борта - по одному из карронад номер шесть и номер восемь - быстро двинулись на замену раненым.

Капитан впитал в себя все эти детали, а также свежие дыры, появившиеся в его фок-марселе, и длинную полосу вант, развевающуюся на ветру, когда она была срезана еще одним ядром. Но он воспринимал их только уголком своего мозга; все остальное его внимание было сосредоточено на третьем корабле в доларской линии. Теперь он был почти прямо напротив "Шилда" и не более чем в пятидесяти ярдах от него. Он подождал еще мгновение, а затем его меч рубанул вниз.

- Огонь!

"Шилд" выстрелил при спуске.

На самом деле, оценка дальности капитана Эйуэйна была немного ошибочной; фактическое расстояние до "Гранд-викара Мариса" составляло всего сорок ярдов, и лавина огня "Шилда" обрушилась на корабль Росейла с разрушительной эффективностью. Несмотря на то, что "Гранд-викар Марис" был спроектирован и построен как военный корабль, его рамы и брусья были не такими тяжелыми, как у "Шилда", и тридцатифунтовые чарисийские снаряды пробили их с презрительной легкостью, ударив по палубе "доларца" веером осколков.

Даже несмотря на короткие дистанции стрельбы и на весь опыт, обычно достаточно много ядер все равно проходило мимо цели. Только тот, кто действительно стрелял из гладкоствольной пушки посреди дыма, грома и воющего хаоса морского сражения, мог по-настоящему понять, насколько трудно на самом деле было поразить что-то размером с вражеский военный корабль при таких обстоятельствах, даже на относительно небольшом расстоянии. Артиллеристы Эйуэйна были гораздо опытнее, чем у Росейла. Они могли видеть свою цель более четко, а также лучше оценивали движение своего собственного корабля и почти идеально рассчитывали время броска "Шилда". У "Шилда" мимо цели промахивалось гораздо меньше орудийных расчетов, и сейчас ни одно из их ядер не прошло мимо. Каждое попадание врезалось в корпус их цели, и они находились достаточно близко, чтобы услышать крики.

Капитан Рейсандо поморщился, когда в бой вступил второй чарисийский корабль. Невозможно было ошибиться в звуке этого единственного мощного залпа - или, если уж на то пошло, внезапного извержения свежего дыма. Он вгляделся в корму, пытаясь определить, на какой корабль нацелился чарисиец. Трудно было разглядеть детали. На самом деле, он едва мог видеть верхние паруса КЕВ "Бедар", когда тот плыл в кильватере "Ракураи". Однако не было похоже, что корабль Андейра Крала был поражен, и Рейсандо был неприятно уверен, что чарисийский залп, выпущенный с такой короткой дистанции, не полностью промахнется мимо цели.

Должно быть, это был "Гранд-викар Марис", - решил он.

Эта мысль вызвала смешанные эмоции. Лично Рейсандо ненавидел сэра Даранда Росейла вплоть до его о-о-о-благородно рожденных ногтей на ногах. Этот человек был высокомерным, аристократическим педантом, который никогда не утруждал себя тем, чтобы скрыть тот факт, что он был в группе офицеров с хорошей репутацией, подлизывающихся к герцогу Торэсту. Или, если уж на то пошло, чтобы скрыть свое несогласие с представлениями графа Тирска о корабельной дисциплине. С другой стороны, он соблюдал ограничения Тирска на использование плети, независимо от того, соглашался он с ними или нет, и был храбрым. Если уж на то пошло, он действительно был готов изучить хотя бы азы моряка (как бы сильно он ни ненавидел брать уроки у простолюдинов), и ни один живой человек не мог усомниться в его готовности вступить в схватку с врагом.

Я могу ненавидеть этого ублюдка, но этот кровожадный сукин сын сейчас в нужном месте!

Росейл пошатнулся, когда распалась секция поручня в пяти футах слева от него. Что-то с жестокой силой ударило его в плечо, чуть не сбив с ног, и он услышал крики из нижней части корабля, где в цель попала основная часть бортового залпа. Его правая рука судорожно вцепилась в неповрежденный поручень перед ним, каким-то образом удерживая его на ногах, и он повернулся вперед.

Его левое плечо было сломано, рука бесполезно болталась сбоку, но не было никаких признаков крови, и уголок его мозга задавался вопросом, что его ударило. Однако времени беспокоиться об этом не было, и он, спотыкаясь, наклонился вперед, чтобы опереться на поручень кормовой палубы, глядя в сторону носа.

Большая часть вражеского огня прошла по низу, пробивая орудийную палубу "Гранд-викара Мариса". Судя по крикам, это, должно быть, причинило много потерь, как сама Шан-вей, - подумал он, - затем напомнил себе не предполагать худшего. В конце концов, крики раненого человека могли быть достаточно громкими для двоих или троих.

Но, по крайней мере, некоторые из этих ядер пролетели через верхнюю палубу. В отличие от чарисийских кораблей, "Гранд-викар Марис" не нес орудий на своем баке, но в середине верхней палубы было установлено десять орудий, по пять с каждого борта.

Теперь по правому борту действовали только два.

Росейл сжал челюсти. Одно из трех замолчавших двенадцатифунтовых орудий было окончательно выведено из строя прямым попаданием; два других, казалось, были целы, но большинство из шестнадцати человек, которые их обслуживали, были убиты или ранены. Из сорока человек, составлявших расчеты всех пяти орудий, не более дюжины были на ногах, и все они были заняты тем, что оттаскивали мертвых и раненых членов экипажа от все еще исправных орудий.

"Гранд-викар Марис" был едва ли сто шестьдесят футов в длину, но клубящийся дым - теперь большая его часть валила из вражеских орудий - мешал разглядеть детали дальше середины. Однако, судя по тому, что он мог видеть, по меньшей мере еще около полудюжины моряков и солдат, служивших корабельной пехотой, тоже были убиты. И это была только верхняя палуба; неизвестно было, сколько людей было убито или ранено на орудийной палубе.

И все же, несмотря на крики и кровь, другие артиллеристы Росейла все еще были в действии. Теперь они стреляли независимо, так быстро, как только каждый расчет мог перезарядить оружие, без дисциплинированного единодушия контролируемых залпов. Пушечный гром превратился в адскую какофонию, почти непрерывную череду ревущих разрядов. Точность должна была страдать, поскольку каждый командир орудия стрелял вслепую в дым в то, что, по его мнению, было подходящей крену корабля точкой, но они стреляли, и даже сквозь бедлам он слышал крики - ободрения от офицеров и старшин, и повиновения от матросов и солдат.

Он поднял глаза. В нескольких парусах были дыры, разорванные шкоты и фалы развевались на ветру тут и там, и по меньшей мере четверо или пятеро мертвецов валялись с края грот-мачты, где их пометили злобно щелкающие винтовки чарисийских морских пехотинцев. Однако, казалось, ничего критического не унесло, и даже когда он наблюдал, вантовые копошились в такелаже, не обращая внимания ни на выстрелы, ни на пули, чтобы починить ходовую оснастку корабля.

Они никогда не были бы никем иным, как отбросами простого происхождения, - подумал Росейл, - слишком многие из них были отбросами сточных канав Горэта. И все же, наблюдая, как они тащат мертвых и раненых товарищей к центру палубы, ремонтируются под чарисийским огнем, сбрасывают обломки поручней и упавшие куски с казенников своих орудий, перезаряжают и стреляют снова и снова, он почувствовал сильный укол гордости за них.

- Давайте, ребята! - услышал он свой крик. - Выдайте им все!

Капитан Стивирт выругался себе под нос, сдерживая самое неподобающее капитану искушение ударить кулаком по нактоузу, когда ярость артиллерийской перестрелки усилилась. Со своего места, за кормой и все еще с наветренной стороны, он мог ясно видеть мачты "Дарта" и "Шилда", когда их курс пересекался с доларским. Сейчас они сражались с тремя из пяти доларских галеонов, и вот-вот должен был подойти четвертый вражеский корабль.

До сих пор вся оснастка "Дарта" и "Шилда" казалась неповрежденной; оба корабля все еще находились под контролем и, в отличие от доларцев, все еще стреляли контролируемыми залпами. Это о многом сказало Стивирту. Несмотря на ярость сражения, несмотря на тот факт, что они вот-вот должны были вступить в бой с коэффициентом один к двум, и Поэл, и Эйуэйн все еще стреляли залпами, вместо того, чтобы открывать ответный огонь по готовности. Он подозревал, что каждый из них также сражался только с одним вражеским кораблем, предпочитая методично уничтожать одну цель за раз, а не распределять огонь между двумя целями и наносить легкий урон обеим. Это требовало хладнокровия, поскольку означало, что по крайней мере один из их противников оставался нетронутым, его артиллеристы могли заряжать и стрелять, не беспокоясь о ядре или картечи, летящим им в лицо. По той же причине это давало им гораздо больше шансов относительно быстро полностью вывести из строя одного из своих врагов.

Он обратил свое внимание на последний галеон в доларской линии. Он казался меньше остальных, чуть больше его собственного низкорослого "Скуала". Однако, несмотря на это, пока Стивирт наблюдал за ним, его капитан ставил все больше парусов, меняя курс, чтобы набрать большую скорость. Очевидно, он намеревался как можно быстрее наброситься на "Дарт" и "Шилд".

Скорее бесстрашно и решительно, чем умно, - подумал Стивирт. - "Дарт" и "Шилд" оба быстрее, чем любой из них. Возможно, он сможет обогнать их с помощью своих грота и фока, но он лишь стеснит их собственный строй, как только доберется туда. Он, конечно, не сможет подняться на наветренную сторону от Жона и Хариса, что бы он ни делал! На самом деле, ему придется выйти из строя или столкнуться с одним из своих собственных спутников!

Это была ошибка, хотя, как и следовало ожидать, она была предпочтительнее многих других. По крайней мере, этот другой капитан был полон решимости вступить в бой, а не сдерживаться, чтобы избежать этого, и это говорило неприятные вещи о степени, с которой, должно быть, моральный дух королевского доларского флота восстановился после Рок-Пойнта и Крэг-Рич.

Что ж, нам просто нужно посмотреть, что мы можем сделать по этому поводу, не так ли, Арналд? - мрачно подумал он.

Капитан Рейсандо был не в том положении, чтобы видеть, что делает "Принс оф Долар" капитана Мартина Жермейна. Густой дым делал это невозможным с уровня палубы, и люди наверху, в том числе те, кто был назначен наблюдателями, были (по понятным причинам) больше сосредоточены на находящихся рядом чарисийских кораблях, чем на своих собственных спутниках. Однако, если бы Рейсандо мог наблюдать за маневрами "Принс оф Долар", он бы полностью одобрил анализ действий Жермейна Арналдом Стивиртом. В то же время, хотя ему и не понравилось бы то, что делал Жермейн, он также согласился бы со Стивиртом в том, что слишком большая агрессивность - гораздо лучшая проблема, чем слишком большая робость.

Однако в данный момент у Рейсандо были более насущные проблемы, о которых следовало беспокоиться. Ведущий чарисийский галеон медленно сокращал дистанцию, несмотря на то, что Рейсандо сам отвернул, и его огонь был одновременно неприятно тяжелым и пугающе точным. Ровный, размеренный рев его орудий - очевидно, все еще стреляющих контролируемыми залпами - был подобен ритмичному сотрясению шипастых сапог какого-то гиганта, безжалостно топающего по палубам "Ракураи". Он был уверен, что теперь, когда дальность стрельбы сократилась, он сам наносил больше ударов, но чарисийские ядра били по фальшбортам и борту "Ракураи", как безжалостные удары дубины того же гиганта.

Полдюжины орудий "Ракураи" - четверть всей батареи левого борта - теперь вышли из строя, и груда тел вдоль центральной линии палубы становилась все гуще. Раненых тащили вниз к целителям и хирургам, что затрудняло составление какой-либо подробной оценки, но Рейсандо подозревал, что у него было по меньшей мере сорок или пятьдесят жертв. Это был почти каждый восьмой из всей его команды, но экипаж - как опытные моряки, так и сухопутные солдаты - стойко держался за оружие, отстреливаясь так быстро, как только перезаряжались орудия.

"Чарисиец" продолжал стрелять низко, нанося залп за залпом по корпусу "Ракураи", неуклонно убивая членов его экипажа, в то время как стрелки сверху "Дарта" стреляли по своим противникам-доларцам или вниз, в дым внизу. Однако, по крайней мере, несколько ядер чарисийцев пролетели высоко, и палуба "Ракураи" была завалена упавшими блоками и кусками веревок. Рейсандо видел, как два или три человека были убиты этими тяжелыми, падающими блоками, и ругал себя за то, что не подумал о защитных веревочных сетях, которые он наблюдал на борту чарисийских галеонов, прежде чем был открыт огонь. Очевидно, они были установлены над палубами противника, чтобы ловить обломки - и тела - падающие сверху, и он сделал мысленную заметку предложить Долару применить ту же практику в своем отчете графу Тирску.

Конечно, сначала он должен был вернуться, чтобы сделать этот отчет.

Голова Жона Поэла дернулась вверх, когда что-то громко треснуло над головой. На мгновение он не понял, что это было, но затем его глаза расширились, когда он увидел, что вся верхняя часть грот-мачты полетела вниз.

О, черт, - он услышал, как почти спокойно произнес мысленный голос, а затем увернулся, когда начали падать обломки.

- Да!

Капитан Андейр Крал с КЕВ "Бедар" понял, что голос, выкрикнувший это единственное слово, был его собственным. Вероятно, это был не совсем героический поступок для капитана королевского корабля, но в данный момент ему было все равно. Его орудийные расчеты без какого-либо видимого эффекта колотили по ведущему чарисийцу, казалось, часами, что бы ни говорили его лживые карманные часы. Он даже не смог убедить этого ублюдка направить свой огонь на "Бедар". Вместо этого враг продолжал безжалостно наносить удары по "Ракураи". Крал не мог ясно видеть флагман, но он мог видеть, что паруса Рейсандо становятся все более и более изодранными, и, как ни трудно было составить какое-либо точное суждение в таком хаосе, ему показалось, что огонь "Ракураи" начал ослабевать.

Теперь он наблюдал, как грот-стеньга, грот-брам-стеньга и верхушка грот-мачты его цели медленно кренились на левый борт, как какой-нибудь падающий лесной великан. Бизань-бом-брам-стеньга ушла вместе с ними, и на мгновение он понадеялся, что фок-мачта тоже может уйти. Он был разочарован этим, но чарисийский галеон, казалось, пошатнулся, когда более половины его установленного полотна с грохотом упало за борт.

И что теперь, ублюдки? - подумал он.

"Дарт" резко замедлился от внезапной потери движущей силы. Капитан Поэл был поражен тем, что не упали брам-стеньга и бом-брам-стеньга фок-мачты, но он слишком отчетливо почувствовал внезапное падение обломков в воду рядом, все еще привязанных к кораблю вантами и стойками. Предохранительные сети - все еще более или менее целые, хотя они порвались, как паутина, там, где торец грот-стеньги упал на фальшборт левого борта, - были завалены сломанным деревом, упавшими блоками и длинными змеями веревок.

Каким-то образом рулевым на штурвале удавалось сохранять контроль, и топоры и даже абордажные сабли сверкали среди запутанного змеиного хаоса упавшего такелажа, когда боцман и его помощники возглавляли группы моряков, чтобы срезать обломки. Однако до тех пор, пока они не смогли это сделать, почти половина орудий левого борта "Дарта" была заблокирована обломками, лежащими поперек их портов. Это было достаточно плохо, но потеря скорости означала, что доларцы начнут продвигаться вперед. Они собирались привести все пять своих кораблей в действие против корабля Поэла, находящегося во главе его собственной линии.

Он потерял свою говорящую трубу в свалке, чтобы избежать падающих обломков, поэтому сложил руки рупором вокруг рта в импровизированной замене.

- Мастер Дейхар!

Первый лейтенант "Дарта" сумел расслышать его, несмотря на шум, и Поэл настойчиво указал на внезапно ставшую короткой грот-мачту.

- Ставь на нее грот! - крикнул он.

Дейхар мгновение смотрел на него, затем кивнул с очевидным пониманием. Грот не был частью обычного боевого набора парусов корабля. Он был слишком большим, слишком громоздким и слишком близким к верхней палубе, когда его устанавливали. Однако потерю грот-марселя и грот-брамселя нужно было как-то компенсировать, и первый лейтенант начал вытаскивать людей из групп контроля повреждений и от бездействующих орудий и запускать их в воздух.

Поэл оставил его наедине с этим, снова переключив свое внимание на врага, и его челюсть сжалась, когда он увидел, что паруса доларца начинают двигаться вперед, именно так, как он и опасался.

Харис Эйуэйн яростно выругался, когда "Дарт" замедлился. У него не было другого выбора, кроме как самому уменьшить паруса, если он собирался оставаться рядом с флагманским кораблем. Часть его хотела вместо этого догнать "Дарт" и обойти его. Но если бы он это сделал, его собственные орудия были бы загорожены корпусом "Дарта", когда он проходил вдоль его освобожденной стороны, не позволяя ему выстрелить, пока он не обойдет корабль Поэла.

Его мозг лихорадочно работал, обдумывая альтернативы. В данный момент он не знал, намеревались ли доларцы полностью разорвать контакт. Если бы они хотели прерваться, удовлетворенные тем, что защитили свой конвой, повреждение такелажа "Дарта" предоставило им прекрасную возможность сделать именно это. Если бы, с другой стороны, если бы они захотели остаться и бороться с этим, тот же самый урон дал бы им явное преимущество в маневрировании.

У Эйуэйна не было сомнений в том, что сделает чарисийская эскадра, но доларцы не были чарисийцами. Они могли бы решить довольствоваться знанием того, что они уже добились гораздо большего успеха в борьбе с военными галеонами Чариса, чем кто-либо другой, и конвой, который в настоящее время подвергается нападению "Флэша" и "Мейса", был их главной ответственностью.

Лучше оставаться на месте и колотить по ним изо всех сил, - решил он, но при этом подозвал к себе одного из своих мичманов.

- Иди вперед, мастер Уолкир, - решительно сказал он двенадцатилетнему мальчику с белым лицом. - Я хочу, чтобы ты был на площадке фок-брам-стеньги. Следи за флагманом - не спускай с него глаз! Если он изменит курс или ты увидишь, что один из этих ублюдков действует впереди него, тащи свою задницу обратно сюда и скажи мне! Понял?

- Есть, есть, сэр! - ответил паренек и побежал прочь сквозь дым и гром.

Корабль Андейра Крала неуклонно продвигался вперед, сражаясь бортом к борту с большим, более мощным, но поврежденным чарисийским галеоном. Ядра летели взад и вперед, и, несмотря на повреждения такелажа и растущее число пробоин, которые Крал мог видеть в фальшбортах и боку противника, "чарисиец" все еще держался так хорошо, как мог.

И его орудия все еще были тяжелее, чем все, что у него было, и подтверждение этого поступило, когда чарисийское ядро пробило борт "Бедар", убив дюжину человек и разрушив лафет одной из его двадцатипятифунтовых пушек.

Он посмотрел на корму, туда, где "Гранд-викар Марис" наконец начал отходить от своей дуэли со вторым чарисийцем. Крал относился к сэру Даранду Росейлу не лучше, чем Росейл к нему. Несмотря на это, он должен был признать, что высокомерный аристократический придурок не был ленивым. "Гранд-викар Марис" получил сильный удар от более мощной артиллерии своего противника. Крал не был уверен, но ему показалось, что он действительно видит кровь, сочащуюся из шпигатов корабля Росейла. Несмотря на это, его орудия все еще были в действии, и, пока он наблюдал, они сменили цели и начали бить ведущего чарисийца вместе с "Бедар", в то время как "Гардсмен" Мардея Сейгана принял вызов второго чарисийца.

Арналд Стивирт заставил себя стоять неподвижно, сцепив руки за спиной, с бесстрастным лицом, пока доларцы грудились вокруг "Шилда" и "Дарта". Дым теперь был таким плотным, что он мог видеть только верхние мачты вражеских галеонов, но было очевидно, что происходит. С замедлившимся "Дартом" и пойманным в ловушку позади него "Шилдом", ведущий доларский галеон неуклонно выдвигался перед двумя чарисийскими кораблями. Пройдет совсем немного времени, и он сможет развернуться дальше на запад, пытаясь возглавить доларскую линию, возможно, даже занять позицию, чтобы нанести удар "Дарту" спереди.

И я все еще не в том положении, чтобы вступать в бой!

Он посмотрел на свои собственные паруса, затем принял решение. - Убрать рифы марселей, мастер Малдин! - решительно сказал он. - И после этого, если вы не возражаете, мы поставим брамсели.

Ах ты, ублюдок, - мрачно подумал Жон Поэл.

Палуба "Дарта" была завалена убитыми и ранеными. Обломки мачт и рангоута, обрывки парусов были убраны, и корабль снова полностью находился под управлением, но даже с установленным гротом он уступал позиции своим противникам. Ведущий доларец был на два корпуса впереди него, и второй корабль в доларской линии тоже начал продвигаться вперед. Третий галеон тоже подошел, чтобы ударить по нему, хотя этот корабль, казалось, сам был довольно сильно потрепан. За кормой он слышал, как "Шилд" все еще яростно сражается - теперь с четвертым кораблем в доларской линии, - и взгляд Поэла был твердым и жестким, когда он наблюдал, как угол наклона мачт первого доларца начал смещаться.

Тот сделал свой ход, чтобы пересечь курс "Дарта", и он повернулся к своим собственным рулевым.

- Поверните его на два румба вправо! - приказал он.

- Сэр! Сэр!

Харис Эйуэйн повернулся на высокий голос. Мичман Уолкир побежал к нему, почти не колеблясь, когда моряк перед ним отшатнулся. Обе руки раненого взлетели вверх, чтобы схватиться за забрызганные кровью раны там, где было его лицо, и он упал на палубу прямо перед Уолкиром. Мальчик просто перелетел через тело и затормозил, хватая ртом воздух.

- Что? - потребовал Эйуэйн.

- Сэр, - пропыхтел Уолкир, - "Дарт" поворачивает на правый борт! Около двух румбов, думаю! И... и я не мог видеть наверняка, но думаю, это потому, что враг пытается обойти его спереди!

- Хороший парень!

Эйуэйн хлопнул мальчика по спине, затем повернулся к своим рулевым.

- Три румба по правому борту! - рявкнул он, затем поднял свою говорящую трубу.

- Вантовые, вверх! Уберите рифы и приготовьтесь ставить грот и фок!

"Дарт" повернул направо, изменив курс, чтобы принять ветер на свой правый борт, когда "Ракураи" попытался обойти его спереди. "Дарт" поворачивал по меньшему радиусу, что позволяло ему преодолевать меньшее расстояние, но "Ракураи" теперь был значительно быстрее, и поединок между ними удвоился в ярости. "Бедар", держась за "Ракураи", продолжал яростно стрелять, нанося удары по четверти "Дарта", и Поэл был искренне благодарен за то, что точность доларцев не соответствовала ни их дисциплине, ни их решимости.

Несмотря на это, его корабль был сильно поврежден, и он знал это. Он потерял пять орудий с левого борта, а его орудийные расчеты правого борта сильно поредели из-за необходимости замены убитых и раненых в другой батарее. У него никогда не было достаточного количества артиллеристов, чтобы полностью укомплектовать оба борта одновременно; с такой скоростью у него слишком быстро вообще не осталось бы никого на орудиях правого борта.

Кто-то внезапно зааплодировал, и он развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как бизань-мачта "Гранд-викара Мариса" свалилась за борт. Доларский галеон резко замедлил ход, и было очевидно, что обломки мешали его управлению. Пока Поэл наблюдал, грот-брам-стеньга последовала за бизанью, и потрепанный доларец отвалился от ветра, дрейфуя с подветренной стороны.

Что-то замаячило в углу его поля зрения, и он посмотрел на правый борт как раз в тот момент, когда "Шилд" подошел со своей свободной стороны, сильно наклонившись к ветру, с незарифленными марселями и установленными под ними гротом и фоком. Его подветренные орудийные порты были едва в двух футах над вершинами волн, когда он сильно накренился, и он сразу понял, что имел в виду Эйуэйн.

Он сорвал шляпу и помахал ею в сторону другого корабля. - Посмотрите на это, ребята! - крикнул он. - "Шилд" собирается расквасить этим ублюдкам нос за нас!

По крайней мере, некоторые из его людей услышали его, и он услышал, как они радостно закричали в ответ. Это было не слишком радостно, не учитывало, что многие из них уже пали, но это было далеко не поражение, и он оскалил зубы в свирепой усмешке.

Конечно, есть еще два ублюдка, с которыми Эйуэйн дрался до этого, - резко подумал он. - Уверен, что они скоро будут рядом с нами. Но пока пусть ребята поболеют за нас.

Даже при увеличенной парусности "Шилду" потребовалось добрых пятнадцать минут, чтобы поравняться с "Дартом" и обойти его. Все это время он не участвовал в бою, и Харис Эйуэйн почувствовал тупую боль в стиснутых мышцах челюсти, когда услышал возобновившийся гром артиллерии позади себя. Он знал, что четвертый и пятый галеоны Долара теснятся у "Дарта", с новой яростью атакуя тяжело раненый флагманский корабль, но он ничего не мог с этим поделать. Поэлу просто нужно было продержаться, пока "Шилд" разберется с "Ракураи" и "Бедар".

По крайней мере, передышка дала ему время реорганизовать свои орудийные расчеты, тщательно перезарядить пушки и выполнить некоторые из наиболее важных ремонтных работ, в то время как "Шилд" продвигался вперед, кренясь под давлением на свою парусину. Он чувствовал, как ветер подталкивает его вперед, пока он неуклонно полз вперед "Дарта", и его мозг щелкал, как одни из новомодных счетов, вычисляя дальность и направление.

- Вверх гитовы грота и фока! - крикнул он, когда счеты в его голове сошлись вместе с проблеском мачт ведущего доларца над редеющим дымом. Руки метнулись к парусине, гитовам и шкотам, и паруса начали подниматься, как огромные занавесы, задернутые невидимыми руками.

Дым стал еще тоньше. "Шилд" был намного впереди "Дарта" и все еще двигался значительно быстрее, и...

Там!

- На подъем! - рявкнул он, затем сделал паузу на мгновение и...

- Стреляй до упора!

Кейтано Рейсандо стоял, барабаня пальцами правой руки по нактоузу и щурясь от вездесущего удушливого дыма, пока "Ракураи" медленно, но неуклонно продвигался вперед. Еще десять минут, максимум пятнадцать, и он окажется достаточно далеко впереди, чтобы подойти еще ближе к наветренной стороне. С поврежденным такелажем "чарисийца" "Ракураи" был уверен, что сможет подойти ближе к ветру. При очень небольшом везении он собирался пересечь курс "Дарта" и...

Бушприт и паруса другого корабля внезапно вырвались из дыма, и прищуренные глаза Рейсандо широко распахнулись. Это был второй чарисийский галеон, который проложил свой курс так, что он ничего не заметил из-за дыма и неразберихи.

И благодаря моей концентрации на их головном корабле, - признал он - и проклял себя за то, что позволил этому случиться. Ему не следовало позволять своему вниманию сужаться, но теперь было слишком поздно для этого.

Чарисийский капитан рисковал, неся столько холста в разгар битвы. Давление ветра на дополнительную площадь паруса сильно увеличивало нагрузку на его оснастку - в этих условиях даже обычный незначительный удар в воздухе мог серьезно повредить мачты или реи - и слишком сильный крен мог привести к тому, что вода захлестнет его корабль через открытые орудийные порты. Но он добился того, чего хотел, и его целые грот и фок, уже сворачивавшиеся, когда он преодолевал препятствие в виде своего флагмана, выглядели невероятно белыми и чистыми на фоне грязно-серых стен дыма и порванного и испачканного полотна над ними.

Однако Рейсандо не пришлось долго созерцать их красоту. Как только он начал отдавать собственные приказы, в орудийных портах "Шилда" вспыхнул огонь.

Дальность стрельбы составляла чуть меньше двухсот ярдов. Это была большая дальность для военно-морского сражения, но у "Шилда" было время подготовиться к нему, и впервые он стрелял по нарастающей, а не по убывающей. Тщательно нацеленный и подготовленный залп прожег воду между ним и "Ракураи", и фок-мачта доларского корабля развалилась.

- Черт возьми! - Рейсандо злобно выругался, когда его фок-мачта полетела за борт. Его грот-стеньга ушла вместе с ней, и "Ракураи" пошатнулся от внезапной потери площади паруса. Резкое исчезновение передних парусов сделало ситуацию бесконечно хуже. Их важнейшей функцией было уравновешивать его руль и бизань во время маневров; когда их не стало, маневренность упала еще быстрее, чем у "Гранд-викара Мариса".

"Шилд" тут же изменил курс, готовясь напасть на "Ракураи" и прикончить его, но "Бедар" бросился вперед на перехват, когда капитан Крал направил свой корабль между ним и своим собственным поврежденным флагманом.

Жон Поэл пошатнулся, едва не сбитый с ног, когда один из его морских пехотинцев на юте врезался в него. На мгновение ему показалось, что капрала ранили, но только на мгновение. Как раз достаточно долго, чтобы морской пехотинец оттолкнул его с пути опрокидывающейся бизани.

Падающая мачта раздавила по меньшей мере трех других членов экипажа "Дарта", и галеон пошатнулся почти так же сильно, как и его капитан. Как и верхние секции грот-мачты до этого, бизань свалилась за борт, волоча за собой искалеченный корабль, и среди обломков снова замелькали топоры и сабли.

Поэлу потребовался один удар сердца, чтобы хлопнуть морского пехотинца по плечу в знак признательности и благодарности, затем он вернулся к битве, когда КЕВ "Гардсмен" и КЕВ "Принс оф Долар" бросились в атаку, чтобы завершить уничтожение "Дарта".

Капитан Мартин Жермейн не мог видеть, что происходит впереди флагманского корабля Долара. На самом деле, он почти ничего не мог разглядеть сквозь удушающий запах порохового дыма. Он был повсюду, ослепляя слезящиеся глаза, разрывая носы и легкие. Несмотря на частые учебные стрельбы, он действительно до этого момента не осознавал, насколько густым и полностью скрывающим будет дым от такого количества пушек. Но он все еще мог различить призрачные, туманные очертания цели, к которой так долго приближался.

- Огонь! - крикнул он, и первый залп "Принс оф Долар" разорвал "Дарт".

Целая секция фальшборта миделя "Дарта" разрушилась. Две его карронады были выведены из строя, и еще двадцать три члена его экипажа были убиты или ранены. Капитан Поэл, пошатываясь, вступил в бойню, выкрикивая приказы охрипшим горлом, протягивая собственные руки, чтобы убрать обломки.

Он больше не выдержит, - подумал он. - Он просто не может.

- Становись к орудиям, ребята! - услышал он свой крик. - Бей ублюдков!

Вражеский огонь наконец-то начал ослабевать, - подумал Мардей Сейган, - и к тому же чертовски вовремя. Теперь, когда его собственный "Гардсмен" и "Принс оф Долар" схватились с ним, чарисийский галеон сражался против всех пяти кораблей эскадры капитана Рейсандо... и он отбивался от них всех так хорошо, как только мог.

Может, они и чертовы еретики, - резко подумал Сейган, - но у них кишка не тонка! Не то чтобы это еще долго будет приносить им много пользы.

- Бей его! - крикнул он. - Бей этих сук!

Жермейн наблюдал, как рушится бизань "Дарта", и, как и Сейган, понял, что теперь это только вопрос времени. Он все еще не знал, что происходит в голове линии, но с тремя доларскими галеонами против одного чарисийца его это не слишком беспокоило. Нет, это зависело от Рейсандо, Крала и Росейла. У него и Сейгана был свой собственный кракен, чтобы приземлиться, и...

- Стреляй, сколько влезет!

Это заняло слишком много времени, но Арналд Стивирт почувствовал, как его губы растянулись в ухмылке охотящегося дракона. Дым и концентрация доларцев на "Дарте" и "Шилде" скрыли приближение "Скуала". Он не мог видеть врага намного лучше, чем они могли видеть его - предполагая, что они смотрели, - но он руководствовался тем, что мог видеть на их мачтах. Теперь, опасно наклонившись к ветру со всеми брамселями, "Скуал" вырвался из дыма, прорвавшись почти прямо через корму "Принс оф Долар" на расстоянии всего тридцати ярдов.

Орудийный порт за орудийным портом, по всему правому борту, ревели кракены новой модели с двойными ядрами и тридцатифунтовые карронады. В этом бортовом залпе было восемнадцать орудий. Они метнули тридцать шесть тщательно нацеленных железных шаров, каждый диаметром шесть дюймов, по всей длине палубы "Принс оф Долар". Кормовые иллюминаторы доларского галеона разлетелись вдребезги, и ядра пронеслись по всей палубе, убивая артиллеристов, уничтожая оружие.

Мартин Жермейн так и не успел осознать, что произошло, прежде чем одно из этих ядер разорвало его пополам. Другое вывело из строя три орудия на юте "Принс оф Долар". Этот единственный залп убил или ранил треть всей команды галеона, и, что еще хуже, одно ядро попало в головку румпеля, и теперь рулевое колесо свободно вращалось, и руль просто болтался.

Не имея возможности для управления, корабль ушел с курса и развернулся, направляя свой нос прямо по ветру.

- Круто на левый борт! - рявкнул Стивирт. - Убрать брамсели, грот и фок!

Последовали подтверждения, и штурвал повернулся влево, когда вантовые, стоявшие наверху, начали сжимать холст.

Руль "Скуала" дернулся вправо, и корабль резко повернул на правый борт. Его скорость пронесла его мимо "Принс оф Долар", и новый курс заставил повернуть обратно на юго-запад.

- Руки к парусам и брасам! Свернуть грот-марсель!

С таким количеством людей, обслуживающих их паруса, у "Скуала" хватало людей только для одного бортового залпа, но он резко замедлил ход, когда был свернут грот-марсель. Это еще быстрее снизило его скорость, выровняв ее как раз в тот момент, когда "Принс оф Долар" полностью ушел с ветра и подставил свой нос правому борту "Скуала".

- Огонь!

Еще один залп разорвал шатающегося доларца. У Стивирта не было возможности узнать, насколько разрушительными были два его залпа. "Принс оф Долар", очевидно, был тяжело ранен, но времени прикончить его не было. "Гардсмен" все еще яростно сражался с "Дартом" - Стивирт даже не мог сказать, понял ли доларский галеон, что только что случилось с его спутником, - и огонь "Дарта" начал ослабевать.

- Руль на левый борт! - скомандовал он еще раз, и "Скуал" пронесся еще дальше, принимая ветер на нос по правому борту. - Закрепите грот-марсель, мастер Малдин! Расчеты к батарее левого борта, туда!

Мардей Сейган в шоке обернулся, услышав внезапный пушечный залп за кормой. На мгновение его разум был совершенно пуст, он не мог понять, что бы это могло быть. Затем, подобно вспышке собственного Ракураи Лэнгхорна, пришло понимание, и он гнусно выругался.

Черт возьми! Черт возьми! Он все это время знал, что их было трое, и позволил себе забыть. Позволил себе так сосредоточиться, так сконцентрироваться на корабле рядом, что полностью проигнорировал угрозу его второго спутника!

Даже сквозь ослепляющие клубы порохового дыма он мог видеть, как мачты "Принс оф Долар" раскачиваются, когда тот уваливался с подветренной стороны. Несмотря на то, что его оснастка казалась неповрежденной, было очевидно, что он больше не управлялся, а это означало, что или его штурвал, или руль, должно быть, снесло. В любом случае, он больше не мог маневрировать, и Сейган снова выругался, когда третий "чарисиец", грот-мачта которого ненадолго отступила, чтобы замедлить его, когда он несся вперед под безумным давлением парусины, обрушил второй мощный залп на бак "Принс оф Долар".

Даже когда он наблюдал, чарисийский галеон сманеврировал, чтобы встать между "Гардсменом" и его нынешним противником, и Сейган почувствовал, как у него скрутило живот при мысли о том, что он внезапно окажется вовлеченным в бой с соотношением один к двум. Даже к двум с половиной, учитывая полностью нетронутый галеон, который только что эффективно вывел "Принс оф Долар" из строя всего двумя залпами.

- Правый борт, ваш штурвал! - скомандовал он, и "Гардсмен" быстро накренился на левый борт. Он развернулся с подветренной стороны, на мгновение подставив корму "Скуалу", когда отрывался с этой стороны.

Настала очередь Арналда Стивирта ругаться.

"Скуал" все еще двигался быстрее, чем "Дарт" или "Гардсмен", когда он использовал свою инерцию, чтобы пройти между двумя другими галеонами. Даже его хорошо обученная команда была лихорадочно занята, когда артиллеристы с грохотом пронеслись по палубе справа налево, а резкий поворот "Гардсмена" обнажил его корму. Это было бы идеальное, смертельное обнажение, чтобы нанести удар своему второму противнику... если бы собственное направление "Скуала" не лишило его такой возможности. Его батарея левого борта была заряжена и готова, команды его орудий правого борта добрались к ним вовремя, чтобы нацелить их, но относительное движение двух кораблей вынесло "Гардсмена" за пределы дуги огня "Скуала", пока он не развернулся достаточно далеко, чтобы подойти почти параллельно ему. Вместо залпа в корму, которого он почти достиг, два корабля прошли в противоположных направлениях, левый борт к левому борту, что означало обратные направления, с "Гардсменом" с подветренной стороны от "Скуала". Артиллеристы Стивирта были так же разочарованы упущенной возможностью, как и их капитан, но они быстро пришли в себя и обрушили разрушительный залп на своего врага, когда проходили мимо.

"Гардсмен" не смог ответить. Он сражался с "Дартом" своей батареей правого борта. Его орудия левого борта никогда не заряжались и не разряжались, и его экипаж все еще отчаянно боролся с понесенными повреждениями, когда "Скуал" выстрелил залпом.

Дальность стрельбы была намного больше, чем до "Принс оф Долар", а орудия с двойным зарядом, как известно, были неточными на расстоянии более половины обычного выстрела. С другой стороны, артиллеристы "Скуала" были очень хороши, и "Гардсмен" пошатнулся под хор криков, когда в него ворвался новый ураган железа.

Мардей Сейган не был трусом, иначе граф Тирск никогда бы не выбрал его в качестве одного из своих первых командиров галеона. И все же он был не более невосприимчив к эффекту неожиданности, чем любой другой человек, и он почувствовал что-то слишком похожее на панику, когда чарисийский залп врезался в его корабль.

Прекрати это! - он яростно приказал себе: - Да, ты позволил этим ублюдкам подкрасться к тебе незаметно. Прими это - и смирись с этим!

Он покачал головой, как человек, встряхивающийся после удара в челюсть, затем глубоко вздохнул и огляделся, оценивая ситуацию.

Как все так быстро пошло прахом? - задумался он мгновение спустя.

"Принс оф Долар" дрейфовал по ветру, полностью потеряв контроль. Большая часть дыма над ним рассеялась, как и над "Гардсменом" на его нынешнем курсе, и Сейган теперь мог ясно видеть его. Не то чтобы это было большим утешением, судя по хаосу на его палубах и телам, висящим над его верхней палубой и перекинутым через сетки гамаков, он, должно быть, получил чрезвычайно сильный урон от двух залпов "чарисийца". Хуже того, не было никаких признаков какой-либо организованной реакции на его трудности, а капитан Жермейн был слишком хорош, слишком компетентен, чтобы... дрейфовать в ту сторону, если бы он все еще был на ногах.

Это было достаточно плохо, но "Гранд-викар Марис" находился еще дальше с подветренной стороны, чем "Принс оф Долар" или сам "Гардсмен". В отличие от Жермейна, Росейл явно командовал своим кораблем, но его оснастка была серьезно повреждена. Казалось, что даже с Росейла было достаточно, и когда Сейган увидел красные струйки, стекающие по бокам корабля, человеческая кровь буквально стекала с его шпигатов, он ни капельки не винил другого капитана. И, просто чтобы завершить день Сейгана, "Ракураи" неуклюже отходил с подветренной стороны, насколько это было возможно, без фок-мачты и передних парусов.

Это означало, что, по сути, его собственный "Гардсмен" и "Бедар" Крала были единственными оставшимися действующими доларскими галеонами.

Он оглянулся назад, за корму, где "Скуал" снова изменил курс, приближаясь к "Дарту". Прямо на глазах у Сейгана фок-бом-брам-стеньга и фок-брам-стеньга флагманского "чарисийского" корабля, казалось, медленно склонились вперед, проваливаясь в дым в мешанине лопающихся кожухов и опор. В данный момент в него никто не стрелял, так что это должно было быть результатом совокупного урона, но Сейган не собирался жаловаться.

С юго-запада загремело еще больше орудий, и он обратил свое внимание в ту сторону, чтобы увидеть, как "Бедар" тоже срывается с места. Андейр Крал вел оживленный огонь по более крупному противнику, но его истинной целью явно было прикрыть собственного раненого флагмана, пока тот не сможет уйти.

И что, черт возьми, мы будем делать? - резко спросил себя Мардей Сейган.

Харис Эйуэйн наблюдал, как "Бедар" сворачивает в сторону. Инстинкт побуждал его последовать за ним, тесня меньший корабль и заставляя его подчиниться. Или, по крайней мере, прогнать его, пока он не закончил свои дела с доларским флагманом.

К сожалению, он все еще не знал, что происходит за его кормой. Что он мог видеть, так это то, что верхние секции фок-мачты "Дарта" упали за борт, оставив флагманский корабль почти без мачт. В сочетании с тяжелыми потерями, которые, как он уже знал, понесла команда Поэла, "Дарт" был бы почти беспомощным, если бы кому-нибудь удалось схватиться с ним. И хотя было очевидно, что Стивирт наконец смог ввести "Скуал" в сражение - по-видимому, с сокрушительной эффективностью - Эйуэйн понятия не имел, насколько сильно на самом деле пострадали "Гардсмен" и "Принс оф Долар".

Он посмотрел дальше вниз, с подветренной стороны, и увидел несколько столбов дыма, поднимающихся с моря. Похоже, "Флэш" и "Мейс" все-таки удачно справились с конвоем. Он сомневался, что им удалось взять больше, чем несколько подвернувшихся судов, прежде чем остальные рассеялись, но немного было лучше, чем ничего.

Да, это так, - подумал он. - И, да, ты бы действительно хотел прикончить хотя бы одного из этих ублюдков. Но "Дарт" расстрелян в дерьмо; у нас более чем достаточно своих убитых и раненых; мы находимся почти в тысяче миль даже от острова Тров; и неизвестно, когда появится еще одна эскадра этих кровожадных ублюдков.

Он скорчил несчастную гримасу от своего неприятного заключения. К сожалению, он не мог оспорить собственную логику.

Стивирт наблюдал, как "Гардсмен" ставит еще один парус.

Тот явно бежал, и в сложившихся обстоятельствах, как бы ему этого ни хотелось, Стивирт не мог по-настоящему винить другого шкипера в том, что тот думал. По крайней мере, ему нужно было убраться подальше, пока он не разберется, что происходит.

И когда он это сделает, они продолжат бежать, - решил Стивирт.

Два из их кораблей получили тяжелые повреждения мачт и рангоута, в то время как оснастка "Скуала" и "Шилда" все еще была практически цела. Они захотят защитить своих калек, а Стивирт понятия не имел, насколько близко может быть доларское подкрепление. Вполне возможно, что это была не единственная эскадра, которую Тирск отправил в море. В этом случае их "убегающие" противники могут "просто случайно" привести их прямо в засаду.

В сложившихся обстоятельствах он был готов позволить им бежать, если они захотят бежать. Кроме того, ему нужно было беспокоиться о "Дарте", а потом был "Принс оф Долар". Он все еще не управлялся, и это наводило на мысль, что огонь "Скуала" был даже более эффективным, чем готов был предположить Стивирт. Однако это не означало, что он не собирался выздороветь в любой момент, и если бы он это сделал, то вполне мог бы представлять серьезную угрозу для поврежденного флагманского чарисийского корабля.

Лучше всего удостовериться в нем, - решил он. - В конце концов, он наша виверна!

Он ухмыльнулся при этой мысли, затем встряхнулся.

- Очень хорошо, мастер Малдин, - сказал он. - Приготовьтесь развернуть корабль, пожалуйста. - Он мотнул головой в сторону "Принс оф Долар". - Полагаю, что у нас есть приз, который нужно забрать.

III

КЕВ "Эмприс оф Чарис" больше не был самым мощно вооруженным военным кораблем в мире. На самом деле, восемнадцать из его шестидесяти восьми орудийных портов были пусты, в результате чего у него было только двадцать восемь длинных тридцатифунтовых орудий на орудийной палубе, четыре длинных четырнадцатифунтовых орудия и восемнадцать тридцатифунтовых карронад на спардеке. Однако, несмотря на уменьшенное вооружение, он оставался одним из самых мощно вооруженных военных кораблей в мире, а также любимым флагманом императора Кэйлеба.

Вот почему в настоящее время он направлялся к весельным галерам у дамбы Теллесберга. Ветра было очень мало, едва хватало, чтобы поднять легкую зыбь, и с каждым хлопком парусины он делал не более двух узлов. На самом деле, вероятно, меньше. Ветерка едва хватало, чтобы время от времени развевать знамя на его бизань-мачте, но этого было достаточно, чтобы показать - возможно, порывами - золотого кракена Армака, плывущего по серебристо-синей шахматной доске Чисхолма, разделенной черным цветом Чариса. Но это знамя отличалось от любого другого имперского чарисийского знамени, поскольку на нем были изображены золотая и серебряная короны над кракеном, указывающие на то, что на борту находились оба монарха империи Чарис.

Что, в свою очередь, имело какое-то отношение к полчищам легких кораблей, устремившихся им навстречу, и оглушительным возгласам, раздававшимся от них. Почти целый год прошел с тех пор, как императрица Шарлиэн отбыла в Чисхолм, и полтора года с тех пор, как император Кэйлеб отплыл в Корисанду. На самом деле, официально предполагалось, что они вернутся в Теллесберг на целый месяц раньше, и не один коренной чарисиец разозлился - в некоторых случаях красноречиво - из-за задержки.

Конечно, половина задержки была вызвана исключительно встречными ветрами на обратном пути, с которыми даже император или императрица не могли ничего поделать. Тем не менее, они должны были покинуть Черейт на целых три пятидневки раньше, чем они это сделали, и нельзя было отрицать, что между столицами-близнецами Чарисийской империи уже возникло определенное соперничество. В целом, это было удивительно дружеское соперничество, но это не делало его менее реальным, и более придирчивые коренные чарисийцы возражали против решения своих монархов продлить свое пребывание в Черейте.

По большей части те, кто жаловался, не находили сочувствия у своих собратьев. Во-первых, их юные монархи были удивительно популярны среди своих подданных (кроме, конечно, сторонников Храма, большинство из которых не хотели бы ничего лучше, чем видеть их мертвыми, но нельзя иметь все). Во-вторых, большинство их подданных понимали, что правители империи, сражающиеся за свою жизнь против остальных семидесяти или восьмидесяти процентов мира, могут иногда оказаться вынужденными изменить расписание. И в-третьих, как прямое следствие этой необходимости время от времени менять расписание, Шарлиэн провела три дополнительных месяца в Теллесберге, прежде чем уехала в Черейт.

Однако истинной причиной, по которой жалобщикам довольно резко велели заткнуться, была новость о том, что императрица Шарлиэн не только беременна, но и что наследник императорского престола родится прямо здесь, в Теллесберге. Ребенок был бы не просто чарисийцем, но коренным чарисийцем по рождению. Несомненно, королевская семья была бы слишком тактична, чтобы когда-либо сказать об этом, но все, кто имел значение, знали бы. Отсюда и дикая волна радостных возгласов, захлестнувшая эти сотни небольших судов, когда "Эмприс оф Чарис" свернул свой холст, и буксиры направились к галерам, ожидающим, чтобы доставить его к причалу.

Получи, Черейт!

- Вы знаете, если все наши коренные чарисийцы не перестанут злорадствовать, у нас, скорее всего, будет гражданская война, - капризно сказал Рейджис Йованс.

Граф Грей-Харбор сидел в конце обеденного стола, глядя на Кэйлеба сверху вниз. Шарлиэн сидела справа от Кэйлеба, напротив епископа Хейнрика Уэйнейра, а Бинжэймин Рейс сидел справа от епископа. Ражир Маклин, сидевший слева от императрицы, завершал званый обед.

Который казался - особенно для Уэйв-Тандера и Грей-Харбора - неизбежно неполным без Мерлина Этроуза, стоящего за спиной императора.

- О, конечно же, нет, Рейджис, - безмятежно ответил Уэйнейр на заявление Грей-Харбора. Ему было около восьмидесяти лет, у него были белоснежные волосы и карие глаза, окруженные морщинками от улыбки. Его худощавое телосложение, сутулая осанка и выступающие вены на тыльной стороне ладоней создавали впечатление хрупкости, но на самом деле его здоровье было превосходным, и с его разумом все было в порядке.

- О, нет, милорд? - Грей-Харбор улыбнулся. - Возможно, вы не слушали то, что слышал я?

- Я слышал столько же злорадства - извините, чрезмерно радостного праздничного комментария - сколько и вы, - ответил Уэйнейр. - Однако уверен, что чисхолмцы ее светлости никогда не обидятся без причины. В конце концов, - настала его очередь улыбнуться, - наследник может родиться здесь, в Теллесберге, но где был зачат ребенок?

Глаза Грей-Харбора расширились, и он откинулся на спинку стула, долго глядя на епископа. Затем он покачал головой.

- Знаешь, мне это даже в голову не приходило. - Он снова покачал головой, выражение его лица было озадаченным. - Боже, боже! Они собираются позлорадствовать над этим, не так ли?

- На самом деле, они уже делают, - сказал Кэйлеб покорным тоном. - Злорадствуют, я имею в виду. И говорят о таинственных "вещах" в чисхолмской воде или воздухе. - Он криво улыбнулся. - Знаю, что каждый в империи имеет законный интерес к обеспечению преемственности. Я это понимаю. Даже сочувствую этому. Но должен тебе сказать, что начинаю чувствовать себя каким-нибудь призовым скаковым конем или драконьим жеребцом.

- Что делает меня именно чем, если я могу спросить? - спросила Шарлиэн, положив одну руку на свой раздутый живот.

- Другая половина уравнения? - невинно предположил Кэйлеб, и она ударила его по костяшкам пальцев другой рукой.

- Вы видите, с чем мне приходится мириться? - спросила она у стола в целом, и в ответ раздался хор смеха.

- На самом деле, ваша светлость, - сказал тогда Грей-Харбор с более серьезным выражением лица, - то, что ваш ребенок был зачат в Чисхолме и родится в Старом Чарисе, вероятно, самое лучшее, что могло произойти. При всем уважении к деликатным чувствам его величества - и вашим собственным, конечно, - это должна быть самая широко обсуждаемая беременность в истории обоих королевств. И, - его улыбка внезапно стала нежной - подавляющее большинство ваших подданных рады за вас.

- Это, ваша светлость, абсолютная правда, - мягко сказал Уэйнейр. - Мы служили благодарственные мессы каждую среду днем в соборе Теллесберга с тех пор, как получили известие о вашей беременности. Посещаемость была высокой. И многие из ваших подданных незаметно оставляли небольшие подарки - несколько монет здесь или там, иногда просто букетик цветов или небольшую записку, в которой говорилось, как усердно они молятся за вас и вашего ребенка. - Он покачал головой. - Я очень сомневаюсь, что какая-либо будущая мать в истории Чариса когда-либо получала столько молитв и благословений, сколько вы.

Шарлиэн слегка покраснела, но твердо встретила его взгляд через стол, затем слегка кивнула в знак согласия.

- На самом деле, - бодрый тон Уэйв-Тандера был тоном человека, намеренно меняющего настроение, - единственное, что мне кажется совершенно неправильным, - это то, что Мейкел и Мерлин находятся где-то в другом месте.

Головы серьезно кивнули, когда кто-то наконец произнес это вслух. Грей-Харбор, единственный присутствующий человек, который не знал истинной истории молодой женщины по имени Нимуэ Элбан, все же знал о "видениях" сейджина Мерлина. Он также знал, насколько близок стал Мерлин как с Кэйлебом, так и с Шарлиэн. Поэтому он не удивился, услышав, что Уэйв-Тандер включает сейджина прямо вместе с архиепископом.

- Согласна, - сказала Шарлиэн через мгновение мягким голосом. Но потом она пожала плечами. - Я согласна, но мы все знали, что Мейкел, вероятно, не сможет вернуться из Корисанды вовремя, и мы ни за что не отпустили бы его туда без Мерлина. Не после того, что случилось с отцом Тиманом.

- Не понимаю, как кто-то может винить вас за приоритеты, ваша светлость. - Голос Уэйнейра стал мрачным. - Убийство любого дитя Божьего - это печаль и ужас. Убийство кого-либо - особенно священника - таким отвратительным способом просто для того, чтобы запугать других и заставить повиноваться, выходит за рамки горя и ужаса до мерзости.

Теперь улыбок не было, потому что никто не мог не заметить намека епископа. Сообщения полностью подтвердили то, что случилось с соперниками Жэспара Клинтана в Храме и Зионе, и, как только что сказал Уэйнейр, это перешло от горя и ужаса к жестокости.

Тридцать один викарий был арестован, допрошен и подвергнут Наказанию Шулера. Включая Сэмила и Хоуэрда Уилсина, умерли тридцать три из трехсот викариев Церкви Ожидания Господнего. Восьмерым из коллег-реформистов Уилсинов посчастливилось умереть под этим Вопросом; двадцать три были подвергнуты полному, отвратительному каталогу варварства, которого требовало Наказание перед их окончательной смертью в огне. Только шестнадцать на самом деле прожили достаточно долго, чтобы быть сожженными, что казалось недостаточным милосердием.

К ним присоединились пятьдесят два епископа и архиепископа. Как и личный персонал почти каждого из осужденных прелатов. Жены также были подвергнуты допросу, и каждая из них была казнена, хотя Клинтан проявил "милосердие", просто повесив их. Дети старше двенадцати лет подвергались строгому "допросу". Большинство из них старше пятнадцати лет присоединились к своим родителям. Допросы и Наказания заняли более двух месяцев, и город Зион был в шоке.

В общей сложности было арестовано почти две с половиной тысячи человек и погибло более тысячи четырехсот мужчин, женщин и детей. Выжившие младенцы и малые дети были "милостиво пощажены Матерью-Церковью" и переданы на воспитание другим членам викариата. Дети старше четырех лет - те, которые выжили, - были отправлены в монашеские общины (большинство в Харчонг, цитадель ортодоксальности) с традициями сурового аскетизма и дисциплины.

Клинтан также не упустил возможности вывести горстку чарисийцев, переживших резню в Фирейде. Их было не так много - на самом деле всего семеро, - и каждый из них был слабой физической развалиной, жаждущей "признаться" в чем угодно, даже зная, что их сожгут, если только это положит конец ужасу, в который превратилась их жизнь. И так они и сделали - признались во всех мыслимых ересях и извращениях. Провозгласили свое поклонение Шан-вей, свою ненависть к Богу, договоры, в которых они сознательно продали свои души Тьме.

На фоне этого "доказательства" того, насколько глубоко проникло отступничество чарисийцев, этого самопровозглашенного "доказательства" еретических мерзостей Церкви Чариса и того, как она продала себя злу, долгожданное объявление священной войны великим викарием было почти запоздалой мыслью. Никто не ставил это под сомнение, точно так же, как никто не поднимал голоса против Клинтана и храмовой четверки на землях Храма. Больше нет. Не осталось никого, кто осмелился бы поднять его.

И все же, если не было повышенных голосов, ходили слухи, шепот, что зачистка великого инквизитора была менее полной, чем он предполагал. Несколько семей осужденных викариев таинственным образом исчезли, и десятки семей епископов и архиепископов сделали то же самое. Никто не знал, скольким удалось вырваться из сетей инквизиции, но тот факт, что кому-то это удалось, хоть и слегка, но отразился на всемогущей ауре железного кулака Клинтана.

Конечно, были встречные слухи - шепотки о том, что чудесное спасение пропавших семей было доказательством влияния Шан-вей, доказательством того, что они действительно были ее приспешниками. Что только Мать Тьмы могла вырвать их из рук инквизиции. У людей, сидевших за обеденным столом Кэйлеба и Шарлиэн, не было никаких сомнений в том, кто был ответственен за эти шепотки. Никто также не сомневался, что одна из причин, по которой они были созданы, заключалась в том, чтобы дискредитировать любые показания, которые могли бы дать эти беглецы, если бы они когда-нибудь достигли безопасности в империи Чариса.

- Простите меня, - тихо сказал Уэйнейр через мгновение. - Этот ужин должен быть праздником. Я прошу прощения за то, что омрачил его.

- Милорд, это не вы его омрачили, - сказала ему Шарлиэн. - Мы все знаем, кто это сделал, и я боюсь, что мысли о том, что произошло в Зионе, никогда не покинут никого из нас.

- И не должны, - резко сказал Кэйлеб. Они посмотрели на него, и он яростно замотал головой. - Этим ублюдкам придется за многое ответить, и мы обязаны перед всеми их жертвами помнить, что дело не только в том, что они сделали - или пытались сделать - с нами. Вот что они делали со всеми, кто осмеливался встать у них на пути!

- Да, ваше величество, это так. - Уэйнейр печально покачал головой. - Все наши священники сообщают, что к ним обращались прихожане, отчаянно пытающиеся понять, как даже храмовая четверка могла совершать такие действия "во имя Бога". Мы пытаемся утешить их, но правда в том, что никто из нас сам этого не понимает. - Он снова покачал головой. - О, интеллектуально, да. Но внутри? Эмоционально? Где пребывает наша собственная вера в доброту и любовь Божью? Нет.

- Это потому, что ты действительно веришь в Божью любовь и доброту, Хейнрик, - сказал Грей-Харбор. - Я не знаю, во что - если вообще во что-то - действительно верят Тринейр и Мейгвейр, но я думаю, что мы все видели, во что верит Клинтан. В лучшем случае он верит исключительно в свою собственную силу, в худшем случае он действительно верит в какое-то чудовищное извращение Бога. И в любом случае он готов на все, чтобы достичь своих целей.

- Боюсь, ты прав. - Уэйнейр вздохнул. - Но это не дает большого простора для утешения тех, кто напуган и сбит с толку. Все, что мы можем сделать, это призвать их молиться, доверять Богу и помнить о долге всех добрых и благочестивых людей противостоять злу, где бы оно ни находилось... даже в оранжевой сутане викария. Боюсь, это может быть слабым утешением, независимо от того, насколько сильна чья-то вера. И особенно для тех, кто остается в неведении о судьбах своих близких... как отец Пейтир.

Он посмотрел через стол на Шарлиэн, его глаза потемнели, и она слегка кивнула в знак понимания. Она знала, как ужасно, должно быть, хотелось Уэйнейру заверить Пейтира Уилсина в том, что его мачеха, братья и сестра сбежали. Она была более чем немного поражена тем, как молодому интенданту удалось продолжить выполнять свои обязанности после подтвержденной смерти его отца и дяди... и полного молчания, когда дело касалось остальных членов его семьи. Она также знала, как сильно Уэйнейр, как и все остальные, кто когда-либо работал с молодым шулеритом, уважал, восхищался и даже любил его. Наблюдать, как он справляется со своим горем и страхом, было бы достаточно тяжело при любых обстоятельствах. Наблюдение за тем, как он проходит через все это, когда Уэйнейр мог бы сказать ему, что остальные члены его семьи присоединятся к нему в Теллесберге, только усугубило ситуацию.

Но они будут здесь в течение следующих двух или трех пятидневок, - напомнила она себе. Их корабль уже на полпути через море Энвил. Тогда он узнает, благослови его Бог... и их.

- Прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, Хейнрик, - сказала она вслух, встретившись взглядом с этими темными глазами. - И согласна. Я хотела бы, чтобы был способ развеять все эти страхи и опасения.

- Если вы простите меня, ваша светлость, - тихо сказал Грей-Харбор, - думаю, что вы собираетесь сделать именно это для очень многих ваших подданных.

Она приподняла бровь, глядя на него, и он взглянул на Уэйнейра.

- Ты извинился за то, что поднял эту тему, Хейнрик, но правда в том, что напоминание нам о том, что произошло в Зионе, возможно, не так уж плохо, особенно в такой момент, как этот. Думаю, это помогает нам здесь, в Старом Чарисе, и по всей империи, осознать, насколько мы действительно благословенны. Мы, по крайней мере, точно знаем, за что боремся - что Бог дал нам возможность положить конец кровавой бойне такого человека, как Клинтан. Как часто мужчинам и женщинам предоставляется шанс совершить что-то настолько важное? Считаю, что все наши люди, даже те испуганные и растерянные души, ищущие утешения, о которых вы только что упомянули, понимают это глубоко внутри. И, ваша светлость, - он перевел взгляд на Шарлиэн, - вот почему ваш ребенок так важен для всех них. Да, потому что они искренне любят вас и Кэйлеба. Я тоже в это верю. Но этот ребенок представляет собой нечто большее, чем просто обеспечение императорской преемственности. Он - или она - также является символом борьбы, для которой была создана империя.

IV

Граф Тирск отвернулся от кормовых иллюминаторов, когда лейтенант Бардейлан проводил своих посетителей в большую каюту "Чихиро". - Джентльмены, - тихо сказал граф. - Милорд, - ответил за всех четверых Кейтано Рейсандо, как старший офицер.

- Пожалуйста, - Тирск указал на четыре кресла, стоящие перед его столом. - Садитесь.

Они повиновались вежливо сформулированной команде, и он постоял еще мгновение, рассматривая их, прежде чем пересечь комнату и сесть за стол.

Все они - особенно Рейсандо и Росейл - выглядели измученными. Кроме того, Росейл испытывал явный дискомфорт, несмотря на решительные попытки скрыть это. Его левый локоть задел подлокотник кресла, когда он садился, и пальцы левой руки дернулись в автоматической болевой реакции там, где они выступали из перевязи.

Однако в затененных глазах, смотревших на него в ответ, было нечто большее, чем просто усталость или даже боль, и он сложил руки на столе перед собой.

- Я прочитал ваши отчеты и отчеты ваших первых офицеров - в вашем случае, капитан Крал, исполняющего обязанности первого офицера. Есть, конечно, определенные несоответствия. Учитывая неразбериху, связанную с морскими действиями, неудивительно, что никто из вас не наблюдал одно и то же. Однако, несмотря на это, считаю, что вырисовывается четкая и последовательная картина, и так я доложил епископу Стейфану и герцогу Торэсту.

Он сделал паузу, и напряжение в тихой каюте можно было бы распилить на куски.

- Я также сообщил им, - продолжил он через мгновение тем же спокойным голосом, - что полностью одобряю ваши действия. На самом деле, считаю, что они оказывают большую честь всем вам четверым и командам ваших кораблей.

На самом деле никто даже не пошевелил ни единым мускулом, но это было так, как будто четыре пары легких одновременно выдохнули, и граф позволил себе слегка улыбнуться. Затем он слегка наклонился вперед над столом.

- Не поймите меня неправильно, джентльмены. Я был бы еще счастливее, если бы вам удалось захватить одного или двух чарисийцев. Или, если уж на то пошло, если бы мы не потеряли пять кораблей из конвоя, а также обе галеры из ближайшего эскорта. - Он снова улыбнулся, чуть более тонко. - Что полностью оставляет в стороне маленькое дело "Принс оф Долар".

Никто из капитанов, стоявших перед ним, не ответил. Что его совсем не удивило.

- Уверен, что никого из вас не удивляет, что я должен так себя чувствовать, - продолжил он. - Если уж на то пошло, уверен, что каждый из вас согласен со мной. Но чего бы мы ни желали, никто не может просто щелкнуть пальцами и волшебным образом добиться победы в морском бою. Верно, у вас было численное превосходство над врагом, и не буду притворяться, что не слышал нескольких комментариев - все они от людей, которых там не было, я мог бы заметить - на этот счет. В каждом случае, однако, я напоминал тем, кто делал комментарии, что ваши суда были по отдельности меньше, ваши орудия были легче, и что Кэйлеб из Чариса лично выбрал своих самых опытных капитанов для развертывания так далеко от Чариса. Другими словами, джентльмены, в вашей самой первой битве вы противостояли самым лучшим противникам другой стороны.

- Очевидно, мы не хотим привыкать предполагать, что нам всегда будет нужно численное преимущество два к одному. И, если уж на то пошло, не думаю, что такая ситуация будет продолжаться бесконечно. На данный момент, однако, учитывая относительную неопытность команд ваших кораблей и ваших офицеров, а также то, насколько все мы новички в этом стиле ведения морской войны, я думаю, что вы справились чрезвычайно хорошо. Впервые эскадра чарисийского флота повернула назад, не достигнув своей цели. Да, вы потеряли один из своих собственных кораблей. И ваши потери - особенно у вас, сэр Даранд - были тяжелыми. Но вы ни разу не позволили сражению перерасти в разгром, и ваши экипажи хорошо сражались от начала до конца. Я не вижу никаких признаков пораженчества ни с чьей стороны, в отличие от полного падения боевого духа, которое мы пережили, когда впервые столкнулись с чарисийскими галеонами.

Его оскаленные зубы очень мало походили на улыбку. - Поверьте мне, джентльмены. То, что я увидел в Крэг-Рич, когда Кэйлеб посреди ночи выплыл из пасти шторма, было именно этим - полным и абсолютным моральным крахом. Я видел, как корабли под моим командованием выбрасывались на берег, поджигали себя, вместо того чтобы встретиться лицом к лицу с чарисийцами в бою. Понимаю, почему это произошло, и шок от их огневой мощи стал для меня такой же большой неожиданностью, как и для всех остальных. Но что меня больше всего поражает в вашей битве, так это то, что никто не запаниковал. Вы этого не сделали, ваши офицеры этого не сделали, и ваши экипажи этого не сделали.

- Уверен, что вы тоже многому научились. Этот опыт сослужит чрезвычайно хорошую службу всему военно-морскому флоту, и я попрошу всех вас поделиться им со своими коллегами-капитанами. С долгосрочной стратегической точки зрения это будет бесценным преимуществом.

- Что касается наших относительных потерь, то, хотя я уверен, что все мы сожалеем о потере "Принс оф Долар", нам нужно помнить, как далеко от дома находятся чарисийцы. Очевидно, что по крайней мере один из их галеонов был сильно поврежден. Их потери вполне могут быть такими же серьезными, как и ваши собственные, и они, в отличие от вас, находятся за тысячи миль от замены. Точно так же у нас есть полностью оборудованные верфи для строительства и ремонтные верфи, чтобы справиться с повреждениями ваших судов; у них этого нет. В лучшем случае у них есть остров Кло, и я вряд ли назвал бы бухту Хардшип идеальным местом для ремонта. Не говоря уже о том, что сначала они должны туда добраться. При таких обстоятельствах, я полагаю, любой беспристрастный судья был бы вынужден считать исход вашей битвы ничьей, в самом худшем случае. По моему собственному мнению, на самом деле это была стратегическая победа.

Он покачал головой. - Уверен, что некоторые могут прийти к выводу, что я просто пытаюсь найти светлую сторону, на которую можно посмотреть. Однако, если кто-то решит так, он ошибется. Я не говорю, что все ваши решения были идеальными, потому что это было не так, и через несколько минут мы начнем обсуждать, где были допущены ошибки, какие уроки из них можно извлечь и как их можно исправить. Но вы сражались и сражались упорно, и совершенно независимо от потерь и ущерба, которые вы нанесли, враг подумает два или три раза, прежде чем снова разделит свои силы на такие маленькие эскадры. Это окажет значительное влияние на его способность блокировать наши перевозки.

- Я высказал те же самые соображения епископу Стейфану, герцогу Торэсту, герцогу Ферну и в моем собственном письменном отчете его величеству. И также подчеркнул, что наша сила неуклонно растет. Я намерен в ближайшее время перейти в наступление, джентльмены, и когда я это сделаю, - он посмотрел им в глаза, - вы и ваши корабли будете на месте.

Все четверо капитанов, даже Росейл, теперь сидели прямо в своих креслах. Они все еще были усталыми и измученными, но их глаза сияли, и он удовлетворенно кивнул. Он имел в виду каждое сказанное им слово. О, он немного приукрасил это, приукрасил некоторые детали, но в основном он был абсолютно искренен.

Потому что они действительно преуспели - чертовски преуспели, - подумал он. - Даже допуская честные завышения с их стороны - черт возьми, даже допуская определенное количество преднамеренного преувеличения с их стороны! - Они выбили дерьмо по крайней мере из одного из чарисийцев. И чарисийцы знают это так же хорошо, как и я. Это повлияет на то, как они мыслят, насколько они готовы рисковать. И это сделает то же самое для наших собственных экипажей. Мы не собираемся волшебным образом в одночасье превращаться в бич морей, но это действие - первый шаг к тому, чтобы убедить себя - и чарисийцев - в том, что флот Кэйлеба на самом деле не непобедим. И это, друзья мои, стоит каждого человека, которого вы потеряли. Да, и "Принс оф Долар" в придачу.

- А теперь, джентльмены, - сказал он с улыбкой, - поскольку я заверил вас в своем одобрении, давайте начнем разбирать эти ошибки. Но не волнуйтесь. Обещаю, - его улыбка стала немного шире, - быть нежным.

V

Сэр Гвилим Мэнтир сердито посмотрел на темные иссиня-черные воды залива Челм. Солнце скрылось за громадой острова Тров позади него, и тени растянулись по заливу, превратив его поверхность в чернила, но верхние реи "Скуала" и "Шилда" были позолочены последними ровными лучами заката, достигающими высот Трова.

У КЕВ "Дарт" отблесков не было, так как у него не было никаких верхних рей.

Рабочие группы неустанно трудились на корабле капитана Поэла. Они уже установили новую бизань-мачту и новую грот-мачту, и, учитывая изобретательность и мастерство чарисийских моряков, Мэнтир был уверен, что они исправят повреждение его оснастки до того, как Тирск сможет отреагировать, отправив более мощную эскадру, чтобы выгнать поселенцев с острова Тров.

С другой стороны, думаю, мы можем принять как данность, что он будет командовать этой эскадрой. - Мэнтир покачал головой. - И прежде чем он это сделает, мне придется пересмотреть свою оценку его боеспособности.

Он позволил взгляду остановиться на четвертом галеоне, стоявшем на якоре в маленькой бухте. Ремонт "Принс оф Долар" на самом деле был быстрее и проще, и, хотя рабочие группы все еще трудились над ним, он, по сути, был готов к выходу в море. В большинстве случаев Мэнтир был рад его видеть. Его орудия не соответствовали орудиям ни на одном из его других судов, и все боеприпасы для них ограничивались содержимым его орудийных рундуков. Тем не менее, он представлял собой полезный прирост его общей силы, и его захват был свидетельством того, чего могли достичь капитаны и экипажи Мэнтира даже с соотношением сил три к пяти.

Как и пятьдесят процентов потерь, которые капитан Стивирт нанес своему доларскому сопернику.

Мэнтир нахмурился, когда эта мысль напомнила ему о его собственных потерях... и о том, почему его благодарность при виде захваченного галеона не была чистой. Его взгляд вернулся к "Дарту", и его хмурое выражение стало еще более мрачным.

Восемьдесят четыре члена экипажа Поэла были убиты или ранены в бою. "Скуал" отделался только тремя ранеными, но "Шилд" понес еще тридцать две потери. Это означало, что сто девятнадцать моряков и морских пехотинцев выбыли из строя, и семьдесят один из них были мертвы. Вполне вероятно, что треть выживших также навсегда останется инвалидами. Даже если бы это было не так, прошло бы много времени, прежде чем они вернулись бы на службу. Но насущным моментом было то, что эти потери составляли треть от общего состава одного из галеонов, и его ресурсы для пополнения были ограничены.

Весьма ограничены.

Адмирал скрестил руки на груди, мрачно прислонившись одним плечом к раме иллюминатора, размышляя над этим неприятным фактом.

Он предвидел потери личного состава. Даже на борту чарисийского корабля всегда существовали возможности убить или ранить человека. Падения с высоты, несчастные случаи на стрельбах, случайно раздавленные руки или ноги при перемещении любого из множества тяжелых грузов на борту военного корабля... Но хотя бы пьянство редко было причиной в ИЧФ, в отличие от некоторых военно-морских флотов. Другие военно-морские силы - невольно приходили на ум военно-морской флот Корисанды до завоевания и, особенно, имперский харчонгский военно-морской флот, - ежедневно выдавали ром своим экипажам. Люди в этих флотах с нетерпением ждали своих ежедневных "малышей" как паллиатив от скуки, тяжелой работы и (особенно на борту харчонгских кораблей) страданий своей жизни, и многие из них проводили как можно больше времени в алкогольном тумане, насколько это возможно.

Мэнтир был от природы воздержанным человеком, но все же он ничего не имел против алкоголя. Он также не завидовал своим людям в тех маленьких удовольствиях, которые они могли найти. Однако позиция чарисийского флота на протяжении более ста лет заключалась в том, что пьянство на службе недопустимо. Это было одно из немногих правонарушений, за которые военно-морской флот все еще предписывал морякам порку, в случае офицера это стоило ему офицерского звания. К счастью, условия на борту военных кораблей Чариса были намного лучше, чем могло похвастаться большинство других флотов. Чарисийские моряки редко испытывали потребность сбежать в пьяный туман, а даже если бы и испытывали, возможностей было бы немного. Не то чтобы алкоголь был полностью запрещен на борту военных кораблей Чариса. Их экипажам выдавали пиво (и притом хорошее пиво) каждый день, обычно на обед в середине дня, в другое время - на ужин. А ром часто выдавали в лечебных целях или по торжественным случаям. Но в промежутках между подобными случаями он хранился под замком и был далеко не так доступен, как в других военно-морских силах.

Как следствие, уровень несчастных случаев на борту военных кораблей Чариса составлял едва ли десятую часть того, чем, скажем, на борту харчонгской галеры.

Однако несчастные случаи все еще случались, и, несмотря на все, что орден Паскуале мог сделать с диетой и гигиеной, напряженные условия жизни на борту любого военного корабля с его тяжело трудящимся экипажем и неизбежно влажной средой слишком часто становились питательной средой для болезней. Так что, да, он допустил определенное количество жертв, даже исключая те, которые могли быть причинены действиями противника.

К сожалению, было очевидно, что его оценки были занижены. Битва у острова Дрэгон представляла собой первый настоящий пример того, что могло произойти, когда имперский чарисийский флот столкнулся с такими же решительными, правильно спроектированными вражескими галеонами, и ему было ясно, что он был слишком самоуверен. Небольшая эскадра Поэла одержала победу, несмотря на значительное численное превосходство врага, и Мэнтир сильно подозревал, что его корабли нанесли более тяжелые потери, чем понесли сами. Однако, судя по отчетам эскадры, он также подозревал, что если бы доларский командир был готов отправиться на ремонт, а затем возобновить действия, результат мог бы быть гораздо менее удовлетворительным.

И что бы здесь ни случилось, у меня выбыла половина экипажа галеона - возможно, к настоящему времени в эскадре в целом больше, учитывая несчастные случаи и болезни, - и я только что добавил дополнительный корабль. Так где же, собственно, мне найти людей, чтобы ими командовать?

Этот вопрос имел определенную актуальность, но в данный момент он фактически отошел на второй план после более насущной проблемы. Граф Тирск был твердолобым профессионалом. Он сделал бы почти те же выводы, что и Мэнтир. И, в отличие от Мэнтира, силы Тирска неуклонно нарастали. Маловероятно, что такой человек, обладающий доказательствами того, насколько хорошо его капитаны действовали у острова Дрэгон, не стал бы искать способы использовать эту растущую силу.

Нам следовало взять с собой больше шхун, - подумал Мэнтир. - Что мне действительно нужно сделать, так это отправить пару дюжин из них, чтобы они действовали независимо и подняли собственный вред Шан-вей. Пусть они нападают на доларское и харчонгское судоходство в как можно большем количестве мест. Это вынудило бы Тирска распределить свои галеоны, и он бы играл с адом, гоняясь за любой из шхун. Но у меня их недостаточно, чтобы быть везде, где они должны быть, а это значит, что он сможет совершать свои самые важные перевозки в составе конвоев, как он делал у острова Дрэгон, и все еще высвобождать силы - если не сейчас, то достаточно скоро - чтобы попробовать что-то немного более серьезное. И единственный способ, которым у меня хватит сил остановить его, - это сконцентрировать мои собственные галеоны.

Ему не нравился этот вывод. Предполагалось, что он сократит военно-морские силы Церкви, и его новая оценка боеспособности доларского флота должна была усложнить это. Он знал, что уже причинил значительную задержку строительной программе Долара. Он захватил или потопил слишком много каботажных судов, нагруженных пушками и партиями скипидара, смолы, рангоута и всех других видов военно-морских запасов, которые только можно вообразить, для любого другого результата. И он был уверен, что сможет нанести еще большую задержку, еще больший ущерб. Но ему придется действовать более оборонительно, и чем менее агрессивным он сможет быть, тем менее эффективным он станет.

И если Тирск готов предпринять собственные наступательные операции, первым пунктом в его списке будет остров Тров. И даже если бы у морских пехотинцев майора Уиндейла было достаточно тяжелой артиллерии, чтобы удерживать якорную стоянку вечно - чего у них нет, - есть предел тому, как долго они могли выдержать осаду. Если у Тирска хватит сил галеонов, чтобы прогнать нас, он мог бы изолировать остров с помощью всего лишь горстки галер старого образца. И если у меня не хватит сил прорваться и вытащить Уиндейла, Тирск в конечном итоге заставит его и его людей сдаться от голода, как бы они ни хотели продержаться.

Он вздохнул, признав это.

Ну, это еще не конец света, Гвилим, - философски сказал он себе. - Тров был чертовски удобен и полезен, но это не обязательно. У тебя есть транспорты, на которых прибыл Уиндейл, так что пришло время вытащить его и отправить обратно на остров Кло. В любом случае, это гораздо более оправдано, и к тому времени, когда у Тирска появятся какие-либо амбициозные идеи относительно Кло, он будет чертовски далеко от своих собственных портов. А тем временем ты, вероятно, сможешь устроить настоящий ад харчонгцам.

Он резко кивнул, повернулся и направился к двери каюты. Он открыл ее и высунул голову наружу.

- Да, сэр? - спросил лейтенант Разман, поднимая глаза, а затем вставая со своего места дальше за столом Мэнтира, где он работал над отчетами эскадры.

- Я хочу встретиться с Поэлом, Эйуэйном, Стивиртом и капитаном Магейлом сегодня вечером после ужина, Данилд, - сказал ему Мэнтир. - Проследи, чтобы они были проинформированы, пожалуйста. И полагаю, тебе также лучше предупредить Нейклоса.

VI

- Что ты думаешь о новых планах Гвилима, Мерлин? - тихо спросил Брайан Лок-Айленд.

В данный момент верховный адмирал растянулся на своей койке на борту КЕВ "Армак", своего флагманского корабля с пятьюдесятью восемью пушками. Учитывая обычные звуки корабля, идущего по морю с шестифутовыми волнами, скорее всего, никто не услышал бы его, даже если бы он говорил обычным разговорным тоном. Однако он не собирался рисковать и ошибаться на этот счет.

Мерлин Этроуз, сидевший на кормовом вельботе КЕВ "Доун уинд" и смотревший на ранний рассвет в нескольких тысячах миль к востоку, не имел с этим никаких проблем. Он был просто благодарен Кэйлебу за то, что по возвращении в Теллесберг тот сделал приоритетом полное включение Лок-Айленда во внутренний круг до того, как верховный адмирал вернется к своему флоту в море. На данный момент Лок-Айленд - как и все остальные сразу после того, как им сказали правду, - был навязчиво осторожен, что было чертой, которую одобрял Мерлин.

- Думаю, что в данных обстоятельствах они имеют большой смысл, - сказал он сейчас, отвечая на вопрос графа. - Должен согласиться, что сам был немного озадачен тем, насколько эффективной была эскадра Рейсандо, - продолжил он. - Признаю, что не должен был быть - мы все месяцами напоминали себе, что Тирск, вероятно, самый опасный командир на другой стороне - но все же оказался. - Его губы изогнулись. - Может быть, я был чарисийцем достаточно долго, чтобы начать страдать от этой... буйной уверенности в себе, которая делает тебя таким любимым всеми остальными моряками.

- Буйная уверенность в себе, не так ли? - фыркнул Лок-Айленд.

- Думаю, что это справедливый термин, - ответил Мерлин, улыбаясь восходящему солнцу. - Имей в виду, я никогда не говорил, что это не оправдано. Обычно, по крайней мере.

- Я только хотел бы, чтобы мы могли поговорить с Гвилимом таким образом, - сказал Лок-Айленд более раздраженным тоном. - Начинаю понимать, как, должно быть, сводило с ума Доминика иметь возможность разговаривать с тобой и Кэйлебом - видеть "образы"... Совы (он тщательно произнес все еще незнакомое слово) и не иметь возможности рассказать об этом мне. Но с Гвилимом, который так далеко на краю пропасти...

Он покачал головой, и улыбка Мерлина исчезла. - Я знаю, - вздохнул он. - На самом деле, это было то, что мы обсуждали - Доминик и я - еще до того, как Гвилим отплыл. К сожалению, мы не можем двигаться так быстро с привлечением в круг большего количества людей, и...

Он замолчал, пожав плечами, и Лок-Айленд кивнул. - Не буду притворяться, что был счастлив узнать, сколько времени потребовалось Братьям, чтобы наконец решить, что я достаточно стойкая и заслуживающая доверия душа. - Губы верховного адмирала скривились в ироничной усмешке. - В то же время понимаю, почему они, возможно, захотят немного подумать об этом, прежде чем начнут болтать о таких вещах, как "космические корабли" и поддельные религии. И, честно говоря, думаю, что, вероятно, было неплохо подождать, пока Кэйлеб вернется домой, чтобы рассказать мне об этом лично. - Он снова фыркнул, чуть громче. - По крайней мере, у него было право сесть на меня, если бы я начал бегать кругами, как виверна с отрезанной головой!

- Эта мысль действительно приходила нам в голову, - дружелюбно признал Мерлин.

- Уверен, - сказал Лок-Айленд. Затем он на мгновение замолчал, нахмурившись. - Что касается такого рода решений, - медленно произнес он, затем, - я думал об Алфриде.

- Не волнуйся. - Мерлин усмехнулся. - Они планируют сообщить ему, как только он нанесет один из своих визитов в Теллесберг. Целители не позволят Шарлиэн и шагу ступить из дворца, пока не родится ребенок, а она решила, что именно она скажет ему об этом!

- Я не это имел в виду, - сказал Лок-Айленд еще медленнее. Он заколебался, как человек, собирающийся с духом, чтобы сказать что-то, чего не хотел, но все равно продолжил. - Моя точка зрения заключается в том, что я не знаю, действительно ли было бы хорошей идеей вообще рассказать ему.

Мерлин удивленно моргнул. Несмотря на разницу в их рангах, барон Симаунт был одним из личных друзей Лок-Айленда. Верховный адмирал даже лучше, чем большинство, ценил остроту ума сэра Алфрида Хиндрика. Если уж на то пошло, если кто-то во всей империи Чарис точно понимал, насколько важны были инновации Симаунта, то это должен был быть Лок-Айленд. Так почему же?..

- Ты боишься, что он не примет правду о Лэнгхорне и Бедар? - спросил Мерлин через мгновение.

- Имеешь в виду, как Рейджис и Грин-Маунтин? - Лок-Айленд покачал головой. - О, нет. Это наименьшая из моих забот, когда дело касается Алфрида!

- Тогда могу я спросить, почему у тебя есть какие-то сомнения насчет того, чтобы рассказать ему?

- Это просто...

Лок-Айленд снова сделал паузу, очевидно, собираясь с мыслями. - Послушай, Мерлин, - сказал он тогда, - я знаю Алфрида почти тридцать лет. На всем белом свете нет человека, которому я бы доверял более безоговорочно. И видит Бог, я никогда не встречал никого с более острым умом! Но на самом деле есть три момента, которые, я думаю, здесь требуется рассмотреть.

- Во-первых, он выдает новые идеи быстрее, чем мы уже можем запустить их в производство. Мало того, сейчас вся его экспериментальная комиссия делает то же самое, и все это без знания правды или доступа ко всем этим... "компьютерным записям", о которых ты говорил. Признаю, что я все еще мало что понимаю в них, но хочу сказать, что Алфрид продвигается вперед, основываясь на нескольких подсказках, которые ты ему уже дал. Насколько я понимаю, вся твоя идея в долгосрочной перспективе заключается в том, чтобы люди начали думать о подобных вещах сами, и Алфрид делает именно это. Действительно ли нам нужно - или мы хотим - отвлечь его от того, чтобы использовать свой собственный разум и умы таких людей, как коммандер Мандрейн, для поиска идей в чужих записях?

- Во-вторых, я действительно знаю Алфрида. Как только он узнает, что может получить доступ к таким передовым знаниям, он нырнет с головой, и мы не увидим его снова в течение нескольких месяцев. Он не сможет устоять перед этим так же, как пьяница не сможет устоять перед виски, Мерлин, и ты это знаешь. Вероятно, мы сможем придумать какое-нибудь объяснение его внезапному исчезновению, но это будет неловко. И в том же духе, как только он поймет, что можно сделать, он перевернет небо и землю, чтобы это сделать. Думаю, что есть реальный шанс, что он может в конечном итоге слишком быстро продвинуться вперед. Вы были очень осторожны, чтобы открыто не нарушать Запреты, но я должен верить, что сдерживать Алфрида, не давать ему делать что-то, что явно представляло бы собой нарушение, может оказаться сложнее, чем вы думаете. И, наоборот, если мы избежим этого, он будет ужасно несчастен, зная, как много он мог бы сделать, если бы ему только позволили.

- Но моя третья проблема - и во многих отношениях она самая серьезная - заключается в том, как он отреагирует на правду, на открытие того, что он мог бы бежать вперед - учиться чему-то, открывать что-то, делать что-то - всю свою жизнь, если бы не запреты Джво-дженг... и что сами Запреты были не более чем колоссальной ложью. Кэйлеб сказал мне, что Братья были обеспокоены его возможной "юношеской импульсивностью", если бы они сказали ему правду. Что ж, Алфрид не импульсивный подросток, но я буквально не знаю, сможет ли он продолжать притворяться, что не знает правды, как только узнает.

- Эм.

Мерлин нахмурился, глядя на усиливающийся солнечный свет. Он не был уверен, что разделяет опасения Лок-Айленда, но, как сказал верховный адмирал, он давно знал Симаунта. На самом деле, он знал его дольше - и лучше - чем кто-либо другой из ближайшего окружения Кэйлеба.

- Я действительно не думал об этом с такой точки зрения, - наконец медленно признался он. - Не уверен, что согласен - я не говорю, что не согласен, просто сначала мне придется подумать об этом, но думаю, что это определенно стоит обсудить с Кэйлебом и Шарлиэн, прежде чем они скажут ему. - Он поморщился. - Шарлиэн не понравится, если мы решим не говорить ему, ты понимаешь?

- О, поверь мне, я верю - верю! - Настала очередь Лок-Айленда скорчить гримасу. - И, честно говоря, во многих отношениях не пожалею о том, если меня отвергнут в этом вопросе. Я буду беспокоиться об этом, но, черт возьми, Алфрид - мой друг. Я хочу сказать ему правду, Мерлин. Просто думаю, что это то, что нужно очень тщательно обдумать.

- По крайней мере, в этом я с тобой согласен, - вздохнул Мерлин.

- Так ты обсудишь это с Кэйлебом и Шарлиэн?

- Имеешь в виду, вместо того, чтобы самому заговорить об этом?

- Ну, вообще-то... да, - признался Лок-Айленд.

- Трус.

- Абсолютно, - довольно быстро подтвердил верховный адмирал, и Мерлин усмехнулся.

- Хорошо, я сделаю это. Мейкелу и мне все равно нужно поговорить с ней и Кэйлебом о переписке Рейджиса с Горджей. Мы думаем, что, возможно, пришло время, э-э, немного ускорить этот процесс. Вероятно, я смогу включить в разговор твой небольшой мозговой штурм в своей обычной дипломатичной манере. С другой стороны, ты знаешь, что она беременна, и она была более чем немного раздражительной в течение последнего месяца или около того. Не обещаю, что она не взовьется до потолка, каким бы тактичным я ни был. И тем не менее, - он снова усмехнулся, громче, - я все еще за тысячи миль отсюда. Так что, если она это сделает... прими это всерьез и угадай, до кого из нас она сможет добраться раньше?

VII

- Епископ готов принять вас прямо сейчас, отец.

Отец Пейтир Уилсин поднял глаза от небольшого тома Свидетельств, который он читал, ожидая, чтобы узнать, почему епископ Хейнрик вызвал его во дворец архиепископа. Тот факт, что его вызвали сюда, а не в собственную резиденцию епископа, наводил на мысль, что это было одновременно официальным и касалось непосредственно либо Церкви Чариса в целом, поскольку епископ замещал архиепископа Мейкела во время его отсутствия, либо дел королевского совета Чариса. Совета Старого Чариса, в котором в данный момент епископ также заседал в качестве заместителя Стейнейра. Однако помимо этого у него не было ни малейшего представления, и поэтому он старался терпеливо владеть своей душой, пока ждал, чтобы выяснить это.

Теперь он встал и последовал за младшим священником в кабинет архиепископа. Епископ Хейнрик встал, протягивая руку через стол, когда Уилсин вошел в кабинет. Интендант склонился над рукой, целуя кольцо Уэйнейра, затем выпрямился. Уилсину нравился епископ, и он уважал его, но все же казалось немного неправильным видеть его сидящим за столом Стейнейра, пусть даже временно.

Насколько я стал чарисийцем? - Уилсин криво усмехнулся, затем отбросил эту мысль, спрятал руки в рукава сутаны и с вежливым вниманием оглядел Уэйнейра.

- Вы посылали за мной, милорд?

- Да. Собственно говоря, я так и сделал, отец, - ответил Уэйнейр и указал на кресло рядом с Уилсином. - Пожалуйста, садитесь.

- Благодарю вас, милорд.

Уилсин устроился в кресле, но не сводил глаз с лица Уэйнейра, и епископ слегка улыбнулся. Затем он откинулся на спинку своего кресла, улыбка исчезла, в то время как его правая рука играла со скипетром, который он носил на шее.

- Уверен, что вам было, по крайней мере, немного любопытно, почему я попросил вас навестить меня сегодня, отец.

- Должен признать, что этот вопрос действительно приходил мне в голову, - признал Уилсин, когда Уэйнейр сделал паузу.

- На самом деле, мне нужно было поговорить с вами о двух вещах, отец. - Голос Уэйнейра внезапно стал намного серьезнее, и Уилсин почувствовал, как его собственные глаза сузились в ответ на изменение тона.

- Однако, прежде чем я разберусь с ними, отец Пейтир, я хочу еще раз выразить свои соболезнования в связи с казнью - убийством - вашего отца и вашего дяди. У меня нет желания бередить рану, которую, как я знаю, нанесла вам их смерть, но я поднимаю ее еще раз на этом этапе, потому что есть еще две вещи, которые я должен вам сказать, и обе связаны с вашей потерей.

Лицо Уилсина напряглось. Не просто с воспоминанием о прошлом горе, но с напряжением настоящего беспокойства. Он не слышал ни слова от Лисбет Уилсин с тех пор, как пришло ее единственное письмо. По крайней мере, он не слышал о том, что ее или детей похитили, но это было очень слабым утешением для его незнания того, где они были, как у них дела, и были ли они вообще еще живы. К настоящему времени даже кто-то с его глубокой личной верой начинал чувствовать себя почти обезумевшим от беспокойства.

- Первое, что я хотел вам сказать, - продолжил Уэйнейр, - то, что ваше отношение к этой новости только усилило мое и без того глубокое уважение к вам как к личности, как к дитю Божьему и как к священнику. - Епископ пристально посмотрел Уилсину в глаза. - Было бы слишком легко впасть в личное отчаяние, получив такие новости, особенно в отсутствие каких-либо новостей об остальных членах вашей семьи. И когда подтвердились убийства стольких друзей вашего отца - и их семей - было бы так же легко восстать против Самого Бога за то, что он позволил совершать такие отвратительные преступления во имя Его Церкви. Вы не сделали ни того, ни другого. И, несмотря на вашу собственную потерю, отсутствие у вас информации о ваших братьях, сестрах и мачехе, вы ни на мгновение не дрогнули в своих обязанностях одного из Божьих священников. Архиепископ Мейкел часто упоминал мне о том высоком уважении, с которым он относится к вам. Что я хочу сказать вам сегодня, отец, так это то, что за последние несколько месяцев я пришел к пониманию - полному пониманию - почему именно он так относится к вам.

Пейтир задумался, что же, черт возьми, он должен был сказать в ответ. Что бы там ни говорил епископ Хейнрик, Пейтир Уилсин слишком хорошо знал себя, чтобы распознать кандидата в святые, которого только что описал Уэйнейр. Это было до жути неловко, и все же он не мог отрицать, что это было также... успокаивающе. Не потому, что он считал себя выше кого-либо другого, более важным в глазах Бога, а потому... потому что это продемонстрировало, что епископ и архиепископ, которому он служил, признали, что он, по крайней мере, пытался. И, что еще более важно, тот, чье суждение он глубоко уважал, счел его усилия удовлетворительными.

Уэйнейр наблюдал за молодым священником по другую сторону своего стола и точно знал, о чем думает Уилсин. Он не мог думать ни о чем другом и быть тем, кем он был. И епископ никогда не сомневался, что он только что поставил интенданта в неловкое положение. Но бывали времена, когда любое дитя Божье нуждалось в похвале. Нуждалось в положительном подкреплении от осознания того, что его или ее действительно ценят, действительно важны сами по себе. И когда кто-то отдал - потерял - столько, сколько этот молодой человек отдал на служение Богу, для Хейнрика Уэйнейра было, по крайней мере, так же важно сказать ему, насколько он ценен, как и для Пейтира Уилсина услышать это.

- Я... - начал Уилсин, затем заколебался. Он закрыл рот, затем снова открыл его, но Уэйнейр поднял правую руку в жесте "стоп" и мягко улыбнулся.

- Отец, вы молоды. И я только что ужасно смутил вас, не так ли?

Его улыбка стала шире, карие глаза заблестели, и Уилсин, несмотря на кокон горя, из которого он так и не смог полностью вырваться, почувствовал, что улыбается в ответ.

- Ну, вообще-то... да, милорд.

- Конечно, это так. Но Священное Писание говорит нам, что наша обязанность знать и признавать добродетель в такой же степени, как и признавать и осуждать грех. Или, как выразилась архангел Бедар, простого изучения того, что нам делать неправильно, недостаточно, если нам также не будут даны примеры того, что нам следует делать правильно. В этой связи вы можете рассматривать это как пример того, как я выполняю свои пастырские обязанности перед вами, повинуясь обеим этим заповедям. И вы также можете думать об этом как об уроке на собственном примере, который вы можете применить в своем собственном служении, когда придет время хвалить кого-то другого.

- Я... постараюсь запомнить это, милорд.

- Уверен, что вы так и сделаете. Однако это было только первое, о чем я хотел с вами поговорить.

- Да, милорд? - сказал Уилсин, когда Уэйнейр снова сделал паузу. - На самом деле, - сказал епископ тоном человека, которого внезапно осенило счастливое вдохновение, - возможно, было бы проще - или, по крайней мере, лучше - для меня позволить кому-то другому поговорить с вами об этом конкретном вопросе, отец.

Уилсин нахмурился, озадаченный почти причудливой улыбкой епископа, но Уэйнейр просто встал, подошел к двери своего кабинета и открыл ее.

- Не могли бы вы попросить их войти сейчас, пожалуйста, отец? - сказал он младшему священнику, который проводил Уилсина в кабинет. Уилсин не мог расслышать ответа, но он наполовину повернулся в своем кресле, чтобы видеть, как епископ стоял сбоку от двери, терпеливо ожидая.

Затем кто-то прошел мимо него.

Пейтир Уилсин так и не вспомнил - ни тогда, ни позже - как встал со своего кресла. Так и не вспомнил, как он оказался между ним и дверью. Никогда не помнил, что - если вообще что-то - он сказал, когда делал это.

Единственное, что он когда-либо помнил, это ощущение своих рук, обнимающих Лисбет Уилсин, ощущение ее рук, обнимающих его, вид его сестер, его братьев, его шурина, его маленького племянника - все они - все они толпились в кабинете Мейкела Стейнейра, в то время как слезы текли по их щекам... и у него тоже.

Епископ Хейнрик Уэйнейр мгновение наблюдал, улыбаясь, видя слезы, радость, горе... любовь. Прислушиваясь к бормотанию голосов, восклицаниям удивления. Затем он очень осторожно вышел в приемную и закрыл за собой дверь.

Он повернулся и увидел, что его секретарь смотрит на него, широко улыбаясь, и он улыбнулся в ответ.

- В некоторые дни, отец, - тихо сказал он, - легче, чем в другие, вспомнить, насколько на самом деле добр Бог.