Смотря на исходящую в приступе Сакуру, Наруто рассуждала, а не переборщила ли она? Использование яда Б-3, хотя Б-2 хватило бы с лихвой. Но, впрочем, что сделано, то уже не воротишь. К ее небольшому удивлению, Рок Ли несказанно быстро и галантно помог Харуно и быстро забрал ее, унеся в госпиталь.
Яд будет действовать приблизительно час, поэтому Сакура еще успеет выучить урок.
Пока Узумаки размышляла, смотря на небо, команда Гая, под окаменевшим ликом наставника исчезла выполнять миссию, оставив ее и Какаши наедине. Видя, что его «ученица» о чем-то размышляет, Хатаке не побрезговал влепить ей подзатыльки, чтобы привлечь внимание.
Блондинка с тихим «блять» потерла затылок, ощущая неприятную боль от удара седовласого и игнорируя его строгий взгляд, зло прожигала ему голову.
— Давай-ка поговорим.
— Пф! Я думала, что мы за сегодня уже наговор… Блять!
Пресекая язвительную натуру Узумаки, Хатаке не постеснялся влепить еще один подзатыльник, ощущая, как энергия внутри него кончается и тот подъем сил, который он испытывал уже вторые сутки сходит на нет, а его апатия возвращается.
— Меня не устраивает то, что ты себе позволяешь. От нецензурной брани в присутствии взрослых, до твоих выходок. Когда ты меня отравила, я это стерпел, так как это было обусловлено условиями теста. Но то, что ты сделала с Сакурой выходит за рамки!
Хатаке как мог пытался строить из себя злого воспитателя, но глаза Узумаки вместе подросткового бунта, гнева, обиды, раздражения или жалости к себе, выражали холод. Там были выгравированы слова полные надменности и пренебрежительного отношения к собеседнику: «Ты серьезно?»
— Какаши-сенсей, а вам не кажется, что все закономерно?
Холодный голос Наруто, которым говорят люди, общающиеся с преступниками, пугал, ведь он не был свойственен девушке, особенно такой как Наруто. Но Какаши это не смутило, и он продолжил.
— Что закономерно? То, что ты отравила своих же товарищей?
— То, что следом за глупостью Сакуры последовало возмездие. Я ее предупреждала, но она не послушалась и получила то, что заслужила.
Тяжело выдохнув, ощущая практически физическую психологическую броню Узумаки, он вобрал побольше воздуха.
— Наруто, вы учились вместе шесть лет. Неужели вы не смогли найти общие точки соприкосновения. Неужели ты не знаешь кто такая Сакура и каков ее характер? Нельзя ли быть более сдержанной? Тем более твое вызывающее поведение обязывает к уступкам.
Услышав слова Хатаке, Наруто деловито покивала головой, но абсолютно не согласилась ни с одним его словом. Девушка скрестила руки на груди и смотрела на его стан с толикой отстраненности.
— Если вы хотите, чтобы в команде не было междоусобной вражды, то вам нужно постараться самому. Что касается моего «вызывающего» поведения. То оно совершенно нормально. Я имею право использовать мат где хочу, когда хочу и с кем хочу. Лебезить и кивать головой, смотря щенячьими глазами я не буду. Это не в моем характере. Не понимаю, чем вас это задевает, ведь мы абсолютно чужие люди.
— Твое поведение и твоя речь, как шиноби листа – это отражение Конохи. Ее образования, воспитания и достоинства. Если на переговорах с клиентом ты обругаешь его матом, то он больше не придет к нам и не станет заказывать миссии. Лист понесет экономические потери, что также сыграет роль на многих шиноби.
— Да-да, Какаши-сенсей. Мат – это совершенно плохо. Я вас поняла и больше так не буду, только перестаньте строить моего родителя.
Поняв, что Хатаке вбил себе в голову какой-то образ с линией поведения, Наруто бессовестно развернулась к нему спиной, открыто игнорируя, но ей не позволили уйти. Хатаке сжал ее плечо ладонью, доставляя дискомфорт.
— Наруто, я не шучу. Если не прекратишь свои выходки, я попрошу Хокаге отстранить тебя от работы и исключить из рядов шиноби Листа. Сегодня ты нарушила основополагающий принцип – братство и товарищество. Мы не шиноби Кровавого Тумана, готовые убить любого, дабы миссия была исполнена. В мире шиноби ниндзя, которые нарушают правила, считают отбросами. Но шиноби, предавший своих товарищей, хуже отброса.
— Оу, тогда получается, что я отброс в квадрате?
Усмехнувшись формулировку Какаши, Узумаки сбросила его руку с плеча и отправилась домой. Смотря в ее спину, Хатаке видел перед собой эти непроницаемые глаза. Настолько холодные и настолько отстраненные. А ведь она не притворяется, ей действительно плевать на все и всех, только ее эгоцентричное мнение имеет вес и только себя она слушает.
Ощущая вновь нахлынувшую апатию, Хатаке не мог ничего поделать, кроме как покачать головой, да вновь заняться любимым делом. Достав книгу из заднего кармана, Какаши неспешным шагом пошел в госпиталь. В скорости Рок Ли он не сомневался, ведь его тренировал Гай, а в то что Сакуру вылечат там… да там и мертвого на ноги поставят.
Прибыв домой, раздраженная, усталая Узумаки не без удовольствия свалилась на своих дрыхнущих клонов, ухмыляясь ощущая копошения и недовольный ропот.
— Куда на чистую постель в грязной одежде!
Пожалуй, это был самый действенный аргумент, который мог заставить Наруто разлепить глаза и максимально быстро спрыгнуть и мигом побежать в ванную. Раздеваясь, Узумаки почувствовала прилив бодрости и то, как вся усталость и раздраженность, будто смытые водой, исчезли. Мысли из вялотекущих ленивых демонят, снова превратились в критических торгашей. На ум опять пришла ситуация с Сакурой и Какаши, но злобно сплюнув в слив, она просто забила на происходящее.
Будь что будет.
Стоя под душем, Узумаки размышляла как ей развиваться. Использовать чакру биджу она не может, фон будет такой, что даже самый последний, ничтожный генин почувствует ее. А если говорить про таких зубров, как Какаши, Хирузен или же Хьюга – то тут и говорить не о чем.
Поставить всех в известие? Для чего? Для того, чтобы Хирузен вставлял свои пять копеек не в свое дело? Или для того, чтобы привлечь к себе еще больше внимания? Расенган – вот это перспектива, даже без Джирайи я смогу, надеюсь, его изучить. Что еще можно сделать без всех этих переменных?
Нихрена.
В голове Узумаки отозвался на ее мысли грубый голос демона. Он был тихим, не таким, будто он шептал, голос просто был сам по себе еле слышным. Это удивило Наруто, и она машинально задала вопрос?
— Курама?
Да. Не твои родители с того света.
Удивившись такому раскладу событий, девушка переключилась и, казалось бы, застыла на месте, но она просто разговаривала с внутренним голосом, пока вода горячими струями стекала по ее телу.
Как ты это сделал?
Моя чакра. Когда я создал канал передачи чакры, чтобы ты могла использовать ее по своему усмотрению, мы стали связаны. Если бы ты хоть раз использовала мою силу, то мне бы было легче наладить связь, но поскольку ты чего-то опасаешься, то потребовалось время.
Искренне удивившись такому подходу, Наруто изогнула брови. Опустившись на пол, Узумаки подняла лицо вверх, ощущая, как капли бьются о кожу.
Открой глаза. Я только недавно смог наладить связь с некоторыми органами чувств.
Ого. А ты далеко продвинулся. Ты можешь использовать все мои чувства?
Нет. Только зрение и слух. Канал слишком маленький.
Раскатистый баритон лиса буквально миловал слух Наруто. От его грубого, клокочущего, но все же довольного тембра по коже проходили мурашки. Улыбнувшись Наруто приоткрыла глаза, так чтобы вода их не заливала.
Если я сейчас использую твою чакру, ты сможешь приглушить ее фон, чтобы к нам не слетелись все шиноби Конохи?
Девочка, откуда такая паранойя? Я же не воплоти предстану перед ними! Если ты используешь мою силу, не входя в режим безумия, то ее никто и не почувствует, разве что какой-нибудь очень чуткий сенсор или Хьюга заметит мою циркулирующую чакру.
Оу! Я удивлен. Тогда дай секунду, сейчас попробую.
Открыв окно системы, Наруто сконцентрировалась на первой строчке, которая называлась «Малый покров». Активировав его, Узумаки отметила как тот почернел, а статус «джинчурики» сменился с «неактивного» в «активный». Помимо чисто технических изменений, она ощутила, как по телу резко разошлась волна жара. Это не было приятным или не – ощущением, нет, оно было резким, несколько удивительным и в тоже время являлось сигналом. Появилось ощущение энергии и бодрости. Его не сравнить ни с каким энергетиком, только с резким выплеском адреналина. Настроение сразу улучшилось.
Что сейчас чувствуешь? Есть что-то новое?
Появились запахи.
Курама отвечал вальяжно и несколько неохотно. Но это скорее было вызвано продолжительным одиночеством. Как не странно, Наруто это понимала. От столько долгого нахождения один на один со своими мыслями, чувствами и воображением, ты невольно замыкаешься и теряешь навыки общения с людьми. Таким Рохан вышел после студенческой жизни. Когда работал – ненавидел всех, с кем говорил, когда отдыхал – залипал в телефоне или компьютере.
Эм… Курама, скажи. Сможем ли мы стать напарниками?
Твои слова бессмысленны. В данный момент мы союзники. Если все то, что ты сказала имеет место быть и это настоящая правда, а не просто то, во что ты веришь. То не только ты и мир в опасности, мне также грозит участь пострашнее заточения. Мне неприятна эта мысль, но против Мадары с риннеганом я не смогу выстоять. Но если мы победим, вопрос станет по-другому. Я не желаю оставаться в заточении до конца твоих дней, поэтому мы непременно станем врагами.
Если ты говоришь о том, что твое извлечение может погубить меня, то это не страшно.
Мысли Узумаки демон подверг молчаливой критике, считая их сдобренной ложью.
Есть способы извлечь тебя, но при том сохранить мою жизнь, просто они требуют некоторой подготовки. Например, я могу использовать технику переселения души Орочимару и сменить тело, а ты выберешься наружу. Обретешь свободу или захватишь контроль над этим телом. Как тебе будет удобно.
Ха! Бред! С твоих слов, Орочимару не столь великодушный человек. Он не передаст свою технику, продлевающую его «бессмертную» жизнь, в руки другого человека.
Да. Он такой! Но у меня есть план! Во время экзамена на Чунина, Орочимару поставит свою метку на Саске, являющуюся не только «подарком», но и маяком для его техники. Если ты мне поможешь, мы можем изучить ее и, если сможем воспроизвести джуин и там не далеко до Фуши Тенсей.
Как наивно. Допустим ты не сможешь изучить эту технику. Что тогда?
Тогда можно попытаться приживить ко мне плоть Хаширамы Сенджу. Самый ближайший носитель его клеток Данзо Шимура и Тензо-Ямато. Если у первого можно отжать ее только с боем, то у второго можно позаимствовать кровь, как минимум. Пусть мокутоном не обзавестись, но малая мутация произойдет, и я получу хотя бы часть его регенерации. А так как я Узумаки, то не умру. Кушина же выжила после твоего извлечения, хотя она родила ребенка, была истощена и прочее.
Хах! Опять же твой план строится на домыслах. Не получишь ты этой регенерации, а Узумаки ты, дай Ками, на половину.
Хорошо! Идем грохаем Данзо, забираем у него Шаринган или если повезет всю руку с ними, я тебя извлекаю, умираю, использую изанаги и вот я здесь опять!
Тьфу, блять! Как ты будешь сражаться с ним, когда у него есть шаринган и еще рука с ними, при том что в его подчинении есть подразделение АНБУ и к тому же неподалеку бегает пользователь стихии дерева?
Ха-а-а… Хорошо. Ну сдохну я и что с того!? Все равно в этом мире для меня места нет, кроме кресла Хокаге! А я не хочу всю свою жизнь посвящать работе, которую в рот ебал! Курама, твой мир конченный. Ебнутый в основе всего! В нем слабым быть страшно, а сильным еще страшнее. Богатым быть страшно, а бедным вообще кошмар. Здесь также невозможно быть царем, а работ так вообще худо. Как такое может быть? Объясните мне, пожалуйста. В моем мире иметь власть, день или силу – это иметь привелегию. Если ты богатый, то вряд ли тебя тронет сильный, а власть имущий будет искать с тобой дружескую ноту. Если ты сильный, то монетизацией твоей силы может заинтересоваться богатый, а власть имущий попытается использовать твою силу для собственной защиты. Если ты имеешь власть, то ты имеешь все и всех! А вот если ты бедный, слабый и ни на что не влияешь, то нахрен никому не сдался! Сильный тебя не тронет, незачем, богатому ты также не нужен, а под власть имущим ты и так ходишь. Бред же! Ну бред! Как такое возможно!? Ответ прост – мир шиноби. Если силен, то потенциально опасен, если слаб – то можно использовать как мясо. Поэтому мне не страшна смерть. Мне нечего ценить, у меня ничего нет.
Бравада. Пустые слова.
Узумаки общалась с демоном искренне, вывалив все то, что было у нее на душе, поэтому на эмоциональном подъеме, она резко отреагировала на реплику лиса.
Уверен?
Пф!
Тогда, надеюсь, ты умеешь лечить смертельные раны.
А?
Материализовав кунай в руке, Наруто поднесла его к своему животу, но была не в силах сделать шаг дальше. Ее руки тряслись, хоть разум был предельно решителен.
Что я и говорил. В вашей природе – бояться смерти.
— Хуйня! Я только боли боюсь! Теневое клонирование.
Создав клона, Наруто бросила тому в руку кунай. Ее голос был предельно уверен, а в глазах клона не было и толики сомнения.
— Вперед.
Без лишних телодвижений, клон вонзил лезвие в живот оригинала. Алая жидкость выплеснулась из раны в ту же секунду. Тело Узумаки содрогнулось от боли, и она завалилась на бок, но на ее устах играла победная улыбка.
Я же говорил.
ТЫ ЕБНУТАЯ!
Если бы Наруто была сейчас в подсознании, то увидела, как лис из вальяжного положения полудремы мгновенно вскочил на четыре лапы в полной боевой собранности. По телу растеклась горячая, яркая чакра. Края раны начали немного парить от ускоренной регенерации тканей, но этого не хватало, так как потеря крови было обильной и были затронуты внутренние органы. Оригинал отключился, потеряв сознание. Но клон действовал абсолютно спокойной, словно это было повседневной рутиной.
Достав три колбы с прозрачно-алой жидкостью, он вылил одну прямо в рану, буквально погрузив склянку в плоть. Жидкость смешалась с кровью и зашипела, клон отдернул руку от резкого облака пара. Две вторые он передал через рот по пищевому тракту оригиналу. Сначала набрав в свой рот эту жидкость, потом перелив ему, заставив проглотить машинально.
Потеряв сознание, Наруто очутилась в мире печати, лицезрев шокированного демона. Улыбнувшись ему, словно ничего не произошло, она махнула рукой. Вопреки ожиданиям, демон был не столь мил, а его прекрасный голос превратился из волнительного и будоражащего в поразительно громкий и оглушительный.
— ЭТО ЧТО ТАКОЕ БЫЛО!?
Вопль Кьюби мог поразить даже мертвого, а так Наруто только немного сдуло, из-за чего ей пришлось сделать несколько шагов назад.
— Ты же сам сказал, что все мои слова «Пустая бравада». Я не хочу, чтобы между нами было посеяно сомнение. Я понимаю твои чувства, но мои слова не являются ложью. Выслушай меня, пожалуйста. Во время своей жизни, когда я еще был Роханом Бланш, я выше всего уважал человеческое слово. В моем мире бескрайне много лжи, поэтому я уважаю правду и умение держать свое обещания. Если я говорю, что по завершению войны ты будешь свободе, даже если мне придется умереть – я сделаю это. Иначе моя жизнь бессмысленна. В чем смысл жизни, построенной на лжи? Может быть людям у которых есть что-то большее, чем их жизни, правда значит намного меньше. Но у меня нет ничего, что могло бы меня подвигнуть на такое коварство. Моя алчность толкала меня всю жизнь. Я безмерно хотел денег, все мои мечты были лишь о золотой ложке во рту. И что? Долбился ли я чего? Нет. Я мертв, перерожден в теле спасателя мира поневоле. Есть ли у меня то, чем я могу дорожить? Нет. Нет ничего такого, за что я бы мог отдать жизнь, кроме моего слова. Я всегда восхищался теми, чье слово тяжелее чугуна и мне было до глубины души обидно, что мне чтобы расширить бизнес, увеличить количество рабочих, оборот продукции приходится жутко пиздеть. И не просто чтобы получить что-то за даром, а, чтобы потакать хотелкам тех, кто на верху, чтобы меня не остановили, просто чтобы не перекрыли кислород. Да, я зарабатывал те деньги, о которых мечтал. Вполне себе, тот уровень на который я вышел в тридцать лет мог стать фундаментом той жизни, о которой я мечтал. Обеспеченная, сытая жизнь без экономии. Но мой аппетит мне было не остановить. Хотелось большего. И что? Ничего, абсолютно ничего. Я связался с мафией, потакал продажным уебка, зовущих себя «слугами народа». Я был в дерьме по уши. Никакие деньги не помогли бы отмыться. Но недавно я стал задавать вопросом: «Что было бы, если бы я умерил свое эго и обуздал свою алчность?» Вполне себе, я был бы жив. Да, не таким богатым, как хотел бы быть. Но я бы вылечился и продолжил работать. А теперь я здесь. И из каких-либо перспектив только война и становление Каге. А оно мне все нахуй не надо. Думаешь меня отпустят, если я сложу полномочия шиноби и уйду в бизнес? Хуй! Меня убьют, а тебя запечатают в другого. Джинчурики – оружие деревни, ее меч и щит. Если я буду иметь твою силу, то может быть мы сможем сравнять Коноху с землей. А что дальше? Обезумивший джинчурики, уничтоживший родную деревню шаблается по миру и неизвестно, когда ему сорвет башню! Блять, прям вижу заголовки газет. У меня нет здесь жизни. Честно, я надеюсь, что нам удастся расстаться полюбовно и я останусь жив. Но гласное правило для всех говорит, что «бывших джинчурики не бывает». Юридически, Узумаки Наруто будет мертва. А я, уже в новом костюмчике, где-нибудь в другом месте начну свой бизнес и попытаюсь жить обычной жизнью. Может быть заведу ребенка и попытаюсь его вырастить. Но я не знаю. У меня ни от одной мечты не трепещет сердце. Нет чего-либо такого, что могло бы всколыхнуть мою душу, заставив желать этого всем естеством. Поэтому я абсолютно искренен и в желании подружиться с тобой.
Как не странно, Курама слушал ее внимательно, смотрел в глаза и не перебивал. Демон начал немного понимать эту девочку, ее психику и ее стремления. В общем, это был «потерянный человек». Она не имеет амбиций, ее стимул действий – это противостояние Мадаре, хотя для чего хотелось бы спросить. Демон не хотел задавать этот вопрос, потому что знал ответ: «Я просто могу». Это не героически возложенная обязанность «Потому что так надо» или безысходное положение мученика «Я для этого существую», это ответ человека, для которого ничего не представляет ценности, кроме собственного «Я».
Узумаки без страха и какого-то ни было стеснения прошла сквозь клетку, представ перед демоном, фактически находясь на его территории. Такой наглости не позволяла себя даже Кушина. Курама усмехнулся, смотря на нее, она просто раскинула руки в стороны ладонями вверх, говоря: «Я вся здесь, перед тобой, делай что хочешь».
— Не пойму, ты либо беспросветно сумасшедшая, либо отчаянно храбрая. Я могу тебя сейчас съесть, раздавить, испепелить.
— Да, можешь. Но что-то это изменит? Я вновь умру, а ты будешь вновь запечатан.
Курама обреченно лег на пол. Из-за его размеров, девушка не могла нормально смотреть в глаза при такой позиции. Но Узумаки это не сильно волновало. Сложив руки за спиной, она немного наклонилась в бок, улыбаясь.
— Ну так, станешь моим другом, Курама?