Находка

Глава 14

Метров через сто проявилась новая странность, на этот раз оптическая. Скалы-грибы, к которым теперь направились Алекс и Виктор, и за которыми совсем уже рядом ожидал грузоход, будто насмехались над ними, издеваясь над всей долгой дорогой, — перспектива здесь наверху была такой странной, что эти камни, казалось, не приближались, а наоборот отступали, отползая к серо-коричневому хребту — бегущему вдоль северного горизонта в дымчатой мутной дали.

Звезда наконец поднялась и была достаточно высоко — тени становились короче, света становилось больше, но вся картина казалась какой-то плоской, лишенной глубины, словно старинное моноскопическое изображение.

Тишина здесь была неестественная, необычайная — не просто отсутствие звуков, а словно плотное, вещественное поле. Ветра, который, как снизу казалось, здесь просто гремел, не было. Только собственное дыхание и скрипящий хруст подошв по базальту. Воздух казался застывшим, мертвым.

— Ощущение будто мы в огромной пустой усыпальнице, — нарушил молчание Виктор.

— Главное в ней не остаться, — сказал Алекс. — У меня батарейка уже семь процентов.

Они шли, выбирая дорогу между трещинами, перепрыгивая там где было удобно и безопасно. Плато простиралось вокруг бесконечным морем застывшей породы — темно-багровой, фиолетовой в тенях трещин. Алекс смотрел в этот мрак с беспокойством. Плато казалось стабильным, твердым, но сетка этих мини-каньонов придавала ему ощущение хрупкости, будто вся эта поверхность — только корка над неведомой пустотой. Он представил как порода внезапно уходит вниз, и они падают в темноту, в какую-нибудь подземную полость, где останется только дожить 7 % заряда и затем медленно задохнуться, во мраке и небытье.

Каменные «грибы», их было двенадцать, по-прежнему маячили вдалеке, все так же не приближаясь. Странные образования высились как неподвижные стражи, чернея «шляпками» на фоне желтовато-серого неба, края которого растворялись в мутной дымке по горизонту. Некоторые стояли поодиночке, другие группировались по два, образуя подобие ворот или арок, высоких и узких. Чем дольше Алекс смотрел на них, тем более неестественными они казались — слишком симметричны для природных образований, слишком правильны в своей необычности… Силуэты больше напоминали ритуальные сооружения какой-то вымершей цивилизации.

Характер породы под ногами менялся. Темно-багровый камень становился все более пористым, испещренным мелкими круглыми впадинами, будто его когда-то обрабатывали кислотой или бомбардировали микрометеоритами. Края этих кратеров были острыми, будто порода кристаллизовалась в момент удара. В некоторых местах впадины смыкались, образуя крупнопористую структуру, и идти по такой поверхности было сложно — нога снова проваливалась, застревала.

Вскоре обозначилась зона особенно изуродованной породы. Базальт здесь был не просто изрыт, а словно вспучен изнутри, вздыблен неведомой силой. Застывшие волны камня расходились окружностями от «грибов», создавая впечатление, что скальные великаны выросли из плато, вытолкнув породу вверх. На дне впадин между этими волнами блестели отложения минералов, отражая желто-серое небо.

Алекс почувствовал, что ноги начинают ныть таким особенным образом после которого мышцы обычно просто отказывали (за службу во Флоте такое случалось несколько раз). Гравитация в 0,94 позволила продержаться дольше, но, что называется, «сколько веревке ни виться…» Каждый шаг требовал все больше усилий, каждый подъем ноги давался все тяжелее.

— Тебе не кажется, что эти «грибы» отползают назад? — сказал Виктор и остановился. — Сколько уже идем, а они только дальше!

— Кажется. Но это только кажется.

— Нам обоим?

— Галлюцинации не могут быть одинаковые у обоих.

— Могут.

Они постояли, передыхая, двинулись дальше, в отупевшем ритме переставляя ноги. Слева появилось нечто похожее на меандр русла пересохшей реки — обширный изгиб, дно которого было усеяно острыми, будто расколотыми изнутри камнями. Камни торчали под разными углами, образуя частокол из темных обелисков. Некоторые были выше человеческого роста, другие ненамного выступали из «пемзы», но все были покрыты странными бороздками — параллельными линиями, идущими строго вертикально, словно кто-то методично выцарапывал их следуя строгой схеме. Линии были настолько ровными и четкими, что создавалось впечатление производственной обработки.

— Эрозия? — Виктор остановился, всматриваясь. — Тогда какая-то странная.

— Не знаю, — сказал Алекс с раздражением. — И знать не хочу. Какая тебе хрен разница, с этой-то ерундой?

— Я в том плане — может мне это кажется?

— Заладил — кажется, кажется. Ну и хрен с ним? Иди давай, а то я тебя пну, честное слово.

Они продолжили путь, обходя эту формацию широкой дугой. И когда завершили маневр и вновь вышли на курс к каменным исполинам, реальность дрогнула.

Скалы-грибы, еще секунду назад маячившие вдалеке, вдруг оказались так близко, что в визоре, в секторе зума, стали видны мелкие поры и шрамы на темно-багровых «ножках». Так близко как и должны были оказаться, с учетом того сколько Алекс с Виктором реально прошли (если цифры, опять же, не врут).

Алекс застыл, пытаясь осмыслить очередной обман зрения — или на этот раз не обман? — как здесь же, в визоре, заметил очередную странность. Красный сегмент заряда, еще секунду назад вызывавший холодную тошноту, теперь светился сочным, уверенным зеленым огнем. Цифры рядом бесстрастно свидетельствовали: 100 %.

— Так, — Алекс остановился. — Надеюсь это все-таки галлюцинация, и я еще не сошел с ума по существу.

Виктор догнал Алекса, остановился.

— Если ты про заряд, у меня тоже.

— Это как понимать?

— Это ты у меня спрашиваешь, физик-теоретик? Я всего лишь скромный навигатор, повторяю.

— Слушай, у меня нервы заканчиваются, на шуточки уже не осталось!

— У меня тоже! Какая тебе, хрен, разница — как понимать? Нам надо дойти, и все! Больше нам ничего не надо! Откуда такая неизбывная тяга к познаниям? Тебе за это что, заплатят сейчас?

— Хватит бесить! Ты сюда тоже не альтруистом приехал!

— Да, я хочу денег! А какие деньги от этой твоей теоретической физики? — Виктор стукнул пальцем по панели визора Алекса. — Сто процентов — и слава богам, пошли! И быстрее, пока они не превратились в тыкву! И вообще, надо еще проверить, какие они, эти сто процентов! Что ты за идиот такой!

— А вот за идиота сейчас словишь! — Алекс рассвирепел.

— С удовольствием! Только давай сначала дойдем. И отдохнем хоть как-то. А потом разберемся.

— Ты прав, — Алекс заставил себя успокоиться. — Отдохнем, восстановим силы. И тогда ты словишь еще сильнее.

Он достал из рюкзака очередной пакетик с питательной смесью, воткнул трубочку в клапан, всосался, с наслаждением глотая безвкусную массу с претензией на малиново-абрикосовый вкус.

— Если тебе на самом деле интересно… — Виктор тоже достал пакетик, воткнул трубочку. — Я думаю, что эта липучка, — он указал назад, — возможно своего рода проекция какой-то этой ерунды в грузе, — он указал вперед. — И если продолжать вписывать все наши странности в Великое объединение, то на нашем ящике может быть некая энергетическая установка. Которая извлекает энергию из, например, гравитационных аномалий, — он дососал смесь, отбросил пакетик на «пемзу».

— Не сори. В детстве не учили? Засрали всю Галактику, — Алекс допил свою смесь, отбросил пакетик. — Но да. Использует, например, классическую конверсию Айденга, ту же, — тянет энергию из разности гравитационных потенциалов. Этой идее лет уже сто, наверно. Проблема в реализации в том, что дельта потенциалов, для рентабельного процесса, в реальных условиях набирается за десятки световых лет. А в той же «воронке» нужная разность должна набираться в пределах нескольких километров. Представь какой источник энергии — «воронка», если ее так оседлать!

— Представляю. И равным образом обратную сторону медали. Которая повисла у нас тут на шее так, что удивительно как еще не треснул хребет. Пока что из этой идеи получается только очередной треш. Пошли.

Каменные «грибы» высились впереди на полнеба. На таком расстоянии были видны детали структуры даже без увеличения — слоистость породы, из которой они состояли, вертикальные борозды, словно гигантские когти терзали камень снизу вверх, — очень похоже на царапины на камнях в «меандре». Нижняя поверхность «шляпок» была прорезана концентрическими кругами, расходящимися от центра, словно годовые кольца на срезе дерева.

Наконец вступили в «ворота» между двумя «грибами». Стволы великанов возвышались по обе стороны на восемнадцать и двадцать метров, нависая под небольшим углом. Эхо шагов, рассыпаясь по изрезанному базальту, звучало здесь совершенно чуждо, почти кощунственно.

— Смотри, — Виктор, который теперь шел впереди, остановился, указал вперед.

В полутора сотнях метров, на багрово-коричневом камне лежал разбитый шлюп. Алекс увеличил сектор — правая полуплоскость отсутствовала полностью, от левой остались две трети. Оценил положение аппарата, оглянулся влево, осмотрел пятый с востока «гриб». Увеличил фрагмент «шляпки» — точно, след удара на самом краю, выщерблина, едва заметная снизу. Картина ясна и безжалостна: шлюп, очевидно снижаясь также на планере, как они сами несколько часов назад, зацепил этот «гриб» и рухнул сразу затем. При этом, похоже, еще проскользил метров минимум сорок, оставляя за собой борозду в нетвердой пористой «пемзе».

Наконец вышли к обломкам. Это был шлюп класса «МТ», стандартная комплектация миссий разведки — экипаж из троих, пилот и два пассажира-специалиста. Алексу доводилось пилотировать такие машины; «МТ», легкий класс — преимущественно атмосферной базы, по сути стратоплан для планетарного сообщения, с возможностью выхода на нижнюю группу орбит. Машина хорошая, предсказуемая и надежная; в режиме планера управлялась существенно легче чем их собственный «средний» СТД-220. Чтобы вот так вот рухнуть на ней в таких несложных условиях, нужно крайне неблагоприятное стечение обстоятельств. (Будем надеяться хотя бы для нашей Разведки День Рукожопых Галактики не является конфедеральным праздником.)

— Представь — с нашей станции! — Виктор указал на серию маркеров на борту. — Похоже, направили к СД, когда не получили ответа.

— И, похоже, попали в ту же ловушку, — Алекс кивнул. — Причем, возможно, оценка была позитивной, а вот смотри же — просели и зацепили, — он обернулся, указал на «шляпку» гриба.

Они обошли машину, оценивая повреждения. Как видно, после контакта с «грибом» шлюп кувыркался — кольца обоих люков были деформированы, для чего требовался удар под определенным углом — по носовой части сверху. Теперь попасть внутрь без инструментов вскрытия было нельзя. Фронтальный экран-монитор был покрыт мозаикой трещин, искрящейся в отлогих лучах звезды россыпью спессартинов; что было внутри — неясно.

Они постояли у шлюпа, не в силах избавиться от неприятных раздумий — каково было экипажу в последние их секунды… Двинулись дальше, теперь уже к главной цели. Теперь, отсюда, СД-800 был виден «в полный масштаб» — черно-шоколадный параллелепипед, искрящий в дали полированным композитом, застывший над полкой плато на двух опорах штоков временного базирования. Кольца индукторов наверху горели бликами оранжево-желтого солнца, точки-шары плазмотронов на концах атмосферных плоскостей искрили колкими звездами — слепя даже через фильтр визора.

Алекс и Виктор шагали, грузоход приближался — в вогнутом зеркале надирной половины корпуса, под штаговым рифтом, отражалась равнина плато с дюжиной уродцев-«грибов». Свет звезды вязко обтекал сглаженные формы «ящика», и, казалось, стекал с зализанных граней на грубый базальт густым гладким потоком.

Плоскости — крылья для работы на точках со стандарт-атмосферой — выносились из корпуса стремительными силуэтами; северные — из тропика-север, южные — из тропика-юг. (Набор машин атмосферной базы делился на пять поясов — «северный поляр» (нос), «северный тропик» (часть между носом и серединой), «экватор» (сама середина), «южный тропик», и «южный поляр» (корма) — номенклатура которую с трепетом заучивал наизусть всякий нормальный мальчишка в радиусе всей заселенной Галактики).

Шары-плазмотроны на концах плоскостей сияли таким жгучим блеском, что казалось — были ярче самой звезды, забирая ее свет и возвращая многократно усиленным.

Индикаторы статуса аварийных штаговых шлюзов — которые на этой модели были выше центрального рифта, делившего корпус на части, зенитную и надирную — мерно пульсировали желтым; статус-ноль, в данном контексте — статус аварийной посадки. (Алексу в который раз пришло в голову — откуда взялось это название, «штаг»? Почему бы не просто «борт», без затей? И почему «рифт», выступ который обходит корпус периметром по толщине, называется таким образом? Рифт, по идее, должен быть каким-нибудь пазом-швом, например? За все годы службы он так и не выяснил этимологии этих загадочных терминов. На Флоте вообще было много такого что не имело рационального объяснения.)

Они наконец подошли — так близко, что длинные трубы двух ИМТ — индукторов маршевой тяги, главных аппаратов тяги для внесистемного хода, идущих сверху по продольной оси грузохода, — скрылись за вогнутым бортом «зенита» — верхней части «коробки».

Массивный параллелепипед — сто восемьдесят шесть в длину, сорок два в ширину, двадцать четыре в высоту — надвигался, заслоняя небо. Наконец они ступили под сень правой северной плоскости. Алекс шел, задрав голову, разглядывая полированное «брюхо», отражавшее грубую пемзу базальта как идеальное черное зеркало — и их самих, две маленькие фигурки под огромным массивом корпуса.

Индикаторы статуса базовых трюмовых шлюзов, обозначенных на полированной плоскости золотистым обводом, загорались в таком же ритме. И также пульсировал статус у основания опор штока — желтые мигающие светлячки по сторонам входа.

Алекс и Виктор обогнули круг выжженного вглубь базальта — артефакт посадки «на плазме». (Жаргон пилотов, обозначающий посадку на неподготовленную поверхность; в портах и в доках машины паркуются на стационарный шток, а плазму принимают парковочные площадки — четверка матово-черных кругов, которые не просто нейтрализуют векторы плазмотронов, но также извлекают из них энергию.) Порода в выжженных зонах превратилась в стекловидную массу, черную и на вид хрупкую, с кругами концентрических деформаций, словно застывшие волны от брошенного в воду камня.

И так же, в ритм пульсации желтых статусов, по окружности вокруг выжженных зон мигала проекция указателя — не пересекать, смертельная зона. Здесь, в мертвой тишине плато, стандартная индикация казалась почти зловещей — напоминанием о страшных силах, в игру с которыми вступил человек покорив космос.

Они ступили под корпус. Свет звезды, словно стекавший с бортов, создавал странный эффект замкнутого пространства; казалось будто Алекс и Виктор вошли в некий храм полированной полутьмы. Хруст подошв отражался от зеркала, возвращаясь россыпью колючего эха. Казалось, что кто-то идет рядом, невидимый в темноте, повторяя каждое их движение.

Подошли к северному столбу штока. Эти амортизаторы упирались в грунт нивелирной базой, а вверху держали корпус машины в двух точках — между северными и южными плоскостями. Одноразовый шток в комплекте машины был один, то есть сесть «на плазме» второй раз за один переход машина не сможет; но практика давно показала, что одного штока в комплекте было «более чем достаточно». (Две посадки «по аварии» за переход — уже слишком; хотя Алекс знал случаи когда экипажам приходилось садиться «на плазме» повторно, то есть «на брюхо» — эвакуировать машину после таких посадок было, мягко говоря, нелегко.)

Наконец вход штока. Желтые огни статусов загорались почти в гипнотическом ритме. Алекс подошел, накрыл ладонью пульсирующий огонь. Четыре стандартные секунды — и огонь стал зеленым. Заслонка шлюза распалась на две половины — которые бесшумно исчезли внутри. В угрюмом свете «аварии» прорисовался вертикальный ствол с набором перекладин лестницы.

— Надеюсь шлюзы работают, — Алекс посмотрел вверх, в полированную поверхность «брюха». — И нам не придется идти обратно.

— Я просто адски устал, — Виктор вздохнул. — А то бы ты у меня уже давно получил. За все эти твои шуточки.

Он первый переступил кольцо входа, поставил ботинок на нижнюю перекладину, начал подъем.