Находка

Глава 11

Шлюп оторвался от поверхности, и Алекс испытал то особое ощущение, которое втайне обожал — когда притяжение точки теряет над тобой власть, и «душа, сбросив оковы бренности, воспаряет в объятия Мироздания». (Сентенция какого-то модного борзописца, чье имя постоянно вылетало из головы.)

Алекс развернулся на северо-запад и начал набирать скорость. На курс-мониторе сменялись показатели высоты: 500… 1000… 1500… На двенадцати тысячах, преодолев опасную плотность пепла, Алекс перевел шлюп в горизонтальную стабилизацию и позволил себе расслабиться.

— Время в пути — шесть часов двадцать минут, — озвучил он показания навигатора. — Я устал быть пессимистом, по жизни, так что будем считать, что время в пути на самом деле составит шесть часов двадцать минут.

— Давай пока соберем в кучу все наши загадки, — Виктор откинулся на спинку, в своей капсуле «правого». — Начнем с отчетов. У тебя не возникает ощущения, что мы прибыли не на правильную планету? Или в какую-то ее параллельную версию?

— Согласен. Данные миссии можно выбросить в утилизатор.

— Аномалия номер один: магнитный фон, — Виктор тронул свой пульт; монитор высветил график. — Разведчики отчитались, что общий индекс магнитной активности — 8,55 по шкале Ве́нзена. Полное спокойствие, никаких проблем для навигации и связи. По нашим данным, и то если они не навраны, — 8440 с хвостиком. Это катастрофа. Скачок на три порядка — скорая смерть для любой жизни, которая прошла эволюцию на своих восемь плюс-минус ноль-три, или сколько там должно быть.

Алекс улыбнулся. Виктор в Академии был «хорошистом» — отличник по всем «твердым» дисциплинам, и троечник (а иногда просто двоечник) по всякой «мазне» типа планетарной экогенезиологии. Зато на экзамене по навигационной астрономии профессор Цуни́га поставил ему «отлично с отличием» — редчайшая оценка, которую старик не выдавал годами. Каждому свое.

— Для навигации — это даже не «как повезет», — продолжил Виктор. — Если бы не стереометрическая модель, мы бы даже не сели.

В курс-мониторе медленно простилалась под шлюп толща осточертевшего пепла — сизые блики молний, которые на секунду-другую озаряли огромные черные клубья. С каждой вспышкой на пелене пепла проступали призрачные тени — гигантские грибообразные столпы новых выбросов, клубящиеся вихри раскаленного газа. Местами в мутной черни просвечивались огненные рукава — раскаленные реки лавы. Шлюп проходил над участком который, похоже, был наиболее инфернальным в этом экваториальном аду планеты.

Субкарлик, по-прежнему невысокий над восточным горизонтом, озарял пепельный хаос глубоким багровым свечением — как огромный кусок угля, раскаленный до света. Вся эта картина — глухая слепая тьма внизу, пронзаемая серо-синими вспышками, багровая звезда-полупризрак вверху, оттененная черным бархатом космоса, — завораживала.

— Номер два? — продолжил Алекс.

— Вулканическая активность. Насколько помню, — Виктор почесал переносицу, — она не должна зависеть от интенсивности магнитного поля напрямую.

Алекс снова улыбнулся. Планетарная магматология была факультативной, и вряд ли Виктор кроме собственно названия мог бы упомянуть в плане этой дисциплины что-то еще.

— Верно, — он кивнул. — Прямой связи нет. Вулканизм обусловлен тектоникой плит, перемещением магмы, и давлением газов в коре. Расположение вулканических зон на планетах зависит от механизма их формирования и места в системе. Здесь мы наблюдаем смешанный тип «три-А» — «три-Б». Планета сформировалась не из однородного протопланетного облака, а в результате касательного столкновения и последующей аккреции двух протопланет. Выброшенное вещество осело преимущественно в экваториальном поясе, и сформировало «кольцо» со своим радиоизотопным составом, который генерирует дополнительное тепло. Это создает область для аккумуляции тепла из недр, и зону структурной слабости, где постоянно происходят деформация и плавление пород. В отчете это должно быть указано… Или ты это тоже проигнорировал, двоечник? — Алекс улыбнулся. — В общем, увеличения магнитного поля даже на три порядка не хватит чтобы влиять на динамику магмы. Здесь должна быть другая причина. Номер три?

— Наши шестиногие друзья. Жизнь на этой точке присутствует только в умеренных, тропических, и субтропических поясах. Это я не проигнорировал, заверяю.

— Резюмируем, — Алекс кивнул, — магнитное поле взбесилось и выросло в тысячу раз. Вулканическая активность увеличилась на порядок за четыре года. Фауна обозначилась там где ее быть не должно. Ну? Продолжай, раз начал.

— Ничего особенного. Просто наш ящик закинуло сюда из Ноль-ноль-второго. А Ноль-ноль-два, если не знаешь, — в низшей группе вероятности по «воронкам». Шесть Секторов в которых за весь период мониторинга зарегистрировано менее полутора процентов от общего, по всей исследованной Галактике.

— Я что-то об этом слышал… То есть, если я ухватил тебя за правильный хвост, «воронка» которая закинула сюда наш ящик возникла так же не случайно, как весь этот пандемониум, здесь, за эти четыре года. Так?

— Приблизительно.

— Ну ладно. Мозги нам занять больше нечем, давай примем это за гипотезу. Добавляем номер четыре, и теперь всю эту ерунду будем рассматривать в комплексе.

— И не забываем про пятое.

— Да, верно, прости. Что наш ящик и закинуло сюда потому, что он оказался почти пустой. Тройка-четверка триплексов. В которых, будем предполагать, список разгадок нашему списку загадок.

— Если честно, — Виктор усмехнулся, — последний раз мне было так же интересно в детстве, когда я смотрел «Ветер Галактики», помнишь.

— Раз в неделю, с продолжениями? Еще бы. Мне думаешь не было? Реально интересная штука, говорю тебе как эксперт, да.

— Какова должна быть технология, чтобы так влиять на целую точку? Взбесить магнитосферу, вскипятить вулканическую активность, спровоцировать, как я понял, нештатные миграции фауны?

Следующие часы прошли в молчании. Виктор дремал, откинувшись на спинку кресла. Алекс следил за мерной сменой показателей на курс-мониторе и размышлял. Гипотеза о грузе СД-800, если окажется верной, объяснит все. Но что это могло быть, на самом деле?

Экспериментальное оружие, уничтожающее планеты? Вряд ли. Военные технологии Алекс знал неплохо — четыре года пилот-капитаном крейсера, в составе Особых, с соответствующим доступом, по всей форме «ноль», кое-что значили. Никакие разработки последних лет, даже в случае серьезного «что-то пошло не так», не смогли бы оказать такого влияния, в принципе. (Да и зачем оно нужно, такое оружие? С кем биться, таким-то образом? С инопланетянами, в духе того же «Ветра Галактики»? Инопланетяне существуют только в дешевых киноподелках, опять же.)

Вероятнее всего — экспериментальная технология. Но что это должно быть, такое, чтобы оказать такое-то влияние, в комплексе? Да что угодно, конечно… В наше сумасшедшее время даже предположить нелегко.

— Сколько еще? — Виктор проснулся и потянулся.

— Ты как моя бывшая, — Алекс усмехнулся. — Часы перед глазами, а ей обязательно надо спросить. Было.

— Вот тебе раз. Никогда бы не подумал, что ты можешь жениться!

— А я и не смог. На полгода, будем считать, не считается.

— До чего же тебя пришлось довести, чтобы ты это сделал?

Алекс отмахнулся.

Свет субкарлика здесь наверху, над пеплом стал легче, не таким вязко-багровым. Вспышки молний понизу стали редеть. Черная масса стала превращаться в матово-серую, затем в свинцово-желтую. Впервые за много часов в этой сажевой пелене образовалась прореха, сквозь которую показалась сама поверхность. Затем еще одна, еще, еще — мрак растворялся.

Сперва в расходящейся мути проплывали безжизненные, выжженные пустоши, покрытые слоем серого пепла как грязным снегом. По мере движения шлюпа на северо-запад, в этой каше начали проступать контуры — холмы, русла высохших рек, причудливые скальные образования — отполированные ветрами, они сверкали в свете звезды рознью рубинов, гранатов, шпинелей, редчайших красных алмазов с легендарной Та́йгенн-12.

Наконец появился первый цвет — не багровый отсвет кипящей в вулканах лавы, и не бело-фиолетовый и серо-синий цвет молний — а тусклый мрачный охристо-зеленый. Алекс увеличил сектор на мониторе. Это был не лес, не подлесок, не травяной покров, — это были огромные колонии лишайников. Алекс узнал их сразу — симбионты класса экстремофилов, способные выживать при минимальном содержании воды, в условиях запредельного диапазона температур и радиационного фона. В отчете они были описаны как «псевдолишайниковые маты криптобиотического типа», распространенные преимущественно в полярных областях планеты. Сейчас же они простирались до самого горизонта на территориях которые четыре года назад были классифицированы как «абиотические зоны с остаточной геотермальной активностью».

Между зарослями лишайников проступали более крупные формы — что-то вроде мясистых приземистых куполов, для которых напрашивалось название «бочкообразные». Их поверхность казалась восковой, покрытой сетью темных прожилок. От каждого купола отходили длинные стебли, увенчанные вздутыми капсулами — вероятно, споровыми образованиями. Некоторые из них медленно раскачивались, возможно реагируя на низинный ветер.

Сонная тишина рубки раскололась тревожным зуммером навигатора.

— Опять новости? — Виктор бросил взгляд в сектор навигации. — И какие могут быть новости навигации по стереомодели?

— ЛНИС, например?

— «Воронки» на планетах не возникают. Говорю тебе как компетентный специалист, восемь лет отработавший в Службе Галактической навигации.

— Расскажи это нашим черным друзьям. С горящими глазками. От которых, я понял, наши консерваторы едва унесли ноги.

Затем взял свою очередь двойной зуммер детектора масс. В секторе аллокации, до этого занятом лишь рельефом и скудной еще растительностью, обозначился маркер — цветок с восемью лепестками, пульсирующий мягким рубином, в тон и в яркость с красной звездой над шлюпом. Цвет, неестественно чистый на фоне оливково-охряных тонов, сразу захватил взгляд.

Алекс тронул свой пульт, развернув сектор на весь монитор. Сначала это была просто текстура — участок каменистой породы, покрытый тем же серо-оливковым лишайником. Но в центре сектора прорисовался черно-шоколадный полированный параллелепипед грузохода. Объект находился на небольшом плато, возвышавшемся над равниной. Скалистый выступ был испещрен трещинами, из которых тянулись слабые струйки пара — следы той «остаточной геотермальной активности», как напоминание о бушующем не так далеко экваторе.

Вокруг росли «бочкообразные» — приземистые кожистые купола. На увеличении было видно, что их поверхность не просто восковая — она переливалась маслянистыми разводами, словно покрытая тонкой пленкой жидкости. На конце длинных, похожих на щупальца стеблей мерцали фиолетовые капсулы-шишки. Некоторые шишки были раскрыты, обнажая внутреннюю структуру — радиальные пластины, покрытые темным порошком спор.

Между куполами стелился охристо-зеленый лишайник, образуя плотные подушки, местами вздымавшиеся (если верить телеметрии) на метр высоты. Там где скалы были особенно горячи, лишайник приобретал красноватый оттенок — очевидно, адаптация к термальному стрессу. По стенам трещин откуда сочился пар, росли тонкие нитевидные образования, похожие в мониторе на красные волоски, — очевидно, термофильные формы, питающиеся минералами из геотермальных выбросов.

— Вот он, родной, — сказал Виктор.

— Хорошее место для аварийной посадки, — Алекс кивнул.

— Не говори, курорт.

Наконец шлюп приблизился достаточно близко чтобы детектор масс смог активировать режим фиксации дискретных единиц. Прибор пискнул и вывел в своем секторе цифры. Алекс и Виктор уставились на них, переглянулись.

— Ты помнишь хотя бы один случай, — сказал Алекс, — чтобы масс-детектор врал?

— Давай перегрузим. На всякий случай.

Виктор деактивировал прибор, затем инициализировал снова.

— Может наш ящик действительно весит столько? Сейчас? Почему-то?

Алекс помолчал. Девять миллионов тонн. Пустой грузоход типа СД-800 весит на порядки меньше. Откуда такие цифры?

— И опять в голову приходит «воронка», да, — сказал он.

— Повторяю еще раз, — отозвался Виктор. — Локальные грав-аномалии бывают только в плохой фантастике. Это, конечно, объяснило бы показания детектора… Но это даже не из теоретической физики.

— Но вот оно лежит там, — сказал Алекс мрачно. — И антитерраформирует всю планету.

— Врет прибор.

— Почему вдруг стал сейчас?

Шлюп продолжал снижение. Изображение СД-800 увеличивалось. Характерный форм-фактор машин с атмосферной базой — плоский параллелепипед почти двухсот метров в длину, сорока в ширину; четыре атмосферные плоскости с искрами шаров-плазмотронов на конце каждой; две трубки индукторов маршевой тяги по верхней грани коробки (на машинах этого класса, грузоходах высокой вместимости, их по два).

Машина явно садилась штатно — глиссада на атмосферных плоскостях, векторное зависание, посадка на ШВБ — шток временного базирования, одноразовый посадочный «кронштейн», который при нерутинной, например аварийной посадке затем оставляется на планете. За свою флотскую карьеру Алекс не просто насмотрелся подобных «реликтов» на разнообразных точках по всей Галактике — сам был вынужден прибегать к такой процедуре четыре раза. Первый раз на Росс-126-8, когда за сотню километров от порта отказала правая планетарная группа; второй — на инхабитабельной точке 4-012-АМ-08-КС-8 (название навсегда въелось в память), когда на ровном месте «вскипел» генератор первичного поля, и пришлось садиться чтобы его остужать и реанимировать. Третий и четвертый случаи были во время боевых операций, и Алекс предпочитал о них не вспоминать.

Алекс уже собрался активировать конфигуратор посадки, как все, что называется, «пошло не так».

Сначала отключился контроль трака планетаров. Затем отвалился модуль-стабилитрон. Автоматика перешла в «ручки»; Алекс вогнал локти в контроллеры, ладонями вцепился в гашетки, выровнял машину, и застыл, не рискуя лишний раз шевельнуться, чтобы не опрокинуть шлюп — который, без модуль-стабилитрона, не валился с глиссады сейчас только волей богов (и, возможно, собственным умением Алекса держать баланс на неведомой интуиции).

— Стабилитрон отвалился, — выдавил Алекс. — Не дыши громко…

А затем отрубились планетарные двигатели. Сначала правый, затем и левый, со своим новым дефлектором и новыми отражателями в реакторной камере.

— Не нервничай, — выдавил Алекс (голос прозвучал гораздо спокойнее чем он сам себя чувствовал). — Планер на тренажерах — мое любимое дело.

— Жизнь немного отличается от тренажеров.

— Зато за что я люблю эту серию — что все резервы здесь по уму, на прямых приводах, по старинке…

На третьем курсе Академии их заставляли отрабатывать посадку на планерах снова и снова. «Десять раз упадете виртуально — один раз спасетесь реально», — любил повторять инструктор Каассе́н. Алекс тогда, хотя и любил подобные вещи, намучился «до тридцатого пота». Теперь мысленно благодарил Каассена (у которого вообще поучился много чему).

Гашетки в режиме прямого привода не задействовались. Алекс разблокировал ключ локтевых контроллеров, переведя их в режим прямого управления планером. Затем, оперируя только контроллерами и педалями, выполнил переворот. Шлюп заскользил обратно. Поверхность приближалась «с пугающей скоростью».

Алекс уже наметил наиболее подходящий для посадки участок — относительно плоскую площадку между двумя куполами псевдолишайника. Не идеально — грунт мог оказаться слишком рыхлым, между «бочкообразными» маловато места, — но выбирать не приходилось.

Он уже начал разводить локти, активируя базовые интерцепторы… В бортовых мониторах уже различались, без увеличения, отдельные камни, трещины в грунте, даже, казалось, «ворс» на лишайнике…

Контроль трака планетаров вспыхнул зеленым. Модуль-стабилитрон активировался с приветственным писком. Двигатели ожили — левый, затем правый, и вышли в рабочий режим за свои штатные восемь секунд. На мониторе в секторе хода столбики активной тяги взлетели вверх.

Шлюп вернул себе управление и успел провести посадку в штатном режиме. Машина коснулась поверхности с мягким толчком. Алекс снял руки с контроллеров, откинулся в кресле.

— Все кристаллы нейтрализовались — видел такое? — он обернулся к Виктору. — Ну, кроме как в «Ветре»? Что скажет компетентный специалист, восемь лет отработавший в Службе Галактической навигации?

Алекс деактивировал секторы управления на курсовом мониторе. Пейзаж казался порождением сурового компромисса — между жаром недр и атмосферной прохладой. Глаз субкарлика отбрасывал длинные, окрашенные во все цвета спектра тени — от темно-лилового до сиреневато-карминного. Воздух над плато плыл, искажая очертания далеких скал, отполированных ветром до красного блеска.

Повсюду стелился охристо-зеленый лишайник — плотные кожистые подушки, больше похожие на органы неведомого существа, чем на растительность. Поверхность была испещрена сетью тонких трещин, из которых сочилась прозрачная, слегка мерцающая жидкость. От подушек тянулись полупрозрачные, бледно-фиолетовые щупальца, медленно качаясь в несильном ветре, словно морские анемоны в незримом течении.

Между подушками возвышались «бочкообразные» — приземистые купола, здесь высотой в человеческий рост. Восковая поверхность переливалась радужными разводами, отражая багровато-оранжевый свет. Некоторые купола были покрыты сетью тонких корней или грибных гиф, создававших причудливые узоры. От каждого отходило от пяти до семи длинных стеблей, увенчанных вздутыми шишками. Капсулы медленно пульсировали, словно дышали — очевидно, способ распространения спор с помощью конвекционных потоков.

В нескольких местах из трещин в камне поднимались тонкие струйки пара. По стенам трещин и рядом пушились красноватые нитевидные образования, образующие плотные, похожие на войлок маты. Насколько Алекс помнил экогенезиологию, такие древнейшие термофилы, питающиеся минералами из геотермальных источников, были одной из базовых форм жизни — от которой происходило большинство организмов на большинстве исследованных планет.

— Ну что, — наконец сказал Виктор. — Пойдем знакомиться с загадкой номер шесть?

— Пойдем… Надеюсь у нас мозги не отрубятся, как у него, — Алекс хлопнул пальцами по гашеткам, и выкарабкался из капсулы.