Наемники Гора

Глава 26 Выход их «Туннелей»

Через мгновение я углубился в туннель. Свет, попадавший сюда из зала через лаз, практически не позволял что-либо разглядеть, а когда я отдалился от входа, померк совсем. Вскоре мне пришлось передвигаться на четвереньках, при этом потолок туннеля был не выше чем в футе над моей головой. Пол туннеля местами был застелен ковром, но по большей части под коленями и ладонями оказывался голый камень. Тут и там по обе стороны туннеля попадались занавешенные кожаными шторами альковы, в которые вели круглые, около двух футов диаметре лазы. Иногда внутри алькова горела маленькая лампа, свет которой, проникая сквозь неплотности занавеса, слабо подсвечивал туннель. Однако, по большей части, туннель был погружен во мрак. В некоторых из освещенных альковов, шторы были задернуты не полностью, я смог разглядеть рабынь и их клиентов. В одном, девушка стояла на коленях спиной к стене, совершенно голая, и с поднятыми руками, прикованными цепью к кольцу в стене. Она бросила на меня совершенно дикий взгляд, и задергалась, зазвенев цепями. Мужчина ласкал ее плетью. В другом алькове рабыня была распластана на полу, на спине, ее широко раскинутые руки и ноги были прикованы цепями к кольцам, вмурованным по углам комнатки. Она жалобно тянулась всем телом к мужчине, который, очевидно развлекаясь, возбудил ее до состояния, когда она была не в состоянии контролировать свои потребности. Думаю, что он мог бы позже снизойти да ее просьб, хотя бы потому, что она была довольно красива. В еще одном алькове девушка лежала на животе, с привязанными к рабскому кольцу запястьями. Я не знал, была ли она выставлена в это положение для использования или для наказания, или, возможно, для того и другого.

Однако большинство альковов, как и большая часть туннеля, тонули во тьме. Некоторые были пусты. Это было мне на руку, поскольку я подозревал, что у меня может возникнуть потребность в них. С другой стороны многие из альковов, которые освещены не были, явно не пустовали. Изнутри многих, когда я проползал мимо, до меня долетало тихое звяканье цепей, жалобные звуки, несомненно, вызванные беспомощными движения маленьких, прекрасных ручек и ножек, на которых они были заперты, и мягкие страстные стоны используемых рабынь. Скорее всего, многим из этих женщин запретили говорить. Они служили в темноте своим невидимым клиентам в качестве простых, беспомощных, безымянных предметов для наслаждений. В некоторых из других альковов, явно не пустых, на цепи сидели рабыни, ожидавшие в темноте и одиночестве момента, когда они окажутся во власти того, кто войдет в их темницу. В туннеле Дельта, в алькове двадцать один, точно также ждала своих клиентов рабыня Лале, которая теперь, желанием надсмотрщицы, была превращена в самку четвероногого животного. Кроме того, в одном из альковов этого туннеля, хотя я и не знал в каком именно, сидела на цепи свободная женщина с кляпом во рту.

Внезапно я замер, прислушиваясь к подозрительному звуку, донесшемуся из-за моей спины. Кто-то приближался ко мне по туннелю. Само собой, я ожидал, что тот, кто был заинтересован во мне, последует за мной в туннель. Моя кайва моментально оказалась у меня в руке. Мимо меня по туннелю прополз мужчина, обдав ни с чем несравнимым ароматом паги.

Облегченно вздохнув, но не расслабляясь, я продолжил свой путь.

— Еще-о-о-о! Еще! Умляю-у-у! Умоля-ю-у-у Еще-о-охх! — услышал я женский голос, доносившийся из алькова справа от меня. — Пожалуйста-а-а, Господи-и-иннн, не останавливайтесь! Не-е-ет! Не остана-а-авливайте-е-есь! Пожалуйста-а-а! Я прошу еще-о-о! Еще-е-о-охх!

Крики и стоны сопровождались веселым звоном цепей, отчаянно дергаемых их беспомощной пленницей.

— Пожалу-у-уйста-а-а, Госпо-о-оди-и-ин! — забыхаясь кричала рабыня. — Пожалуйста! Пожалуйста-а-а! Я беспомощна! Я вся Ваша! Пожалуйста, Господин, я умоляю Вас! О, о, о-о-охх, да-а-а, Господи-и-иннн! Да, Господин! Да! Да! Да-а-а! А-а-а-айй! О, спасибо-о-о, Господи-и-ин, мой добрый хозяи-и-ин! О-о-оххрр! О! О! О-о-охх! Я Ваша! Вы сделали меня Вашей! Купите меня-я-а-а, я прошу Ва-а-ас. Я хочу любить Вас и служить Ва-а-ам! Купите меня, отведите меня в Ваш дом! Берите меня! Вы сделали меня Вашей!

Потом крики стихли, из алькова доносилось только тяжелое дыхание и тихий скрежет движущейся по полу цепи.

— Господин? — простонала рабыня, и звук ее голоса сопровождался звуком тихо брякнувшей цепи. — Господин? О-о-ох, Господин! Вы собираетесь сделать это со мной снова? Нет, добрый Господин, я не смогу отказать Вам. Я должна вынести то, что Вы хотите сделать со мной. Вы снова хотите превратить меня в беспомощное, извивающееся, кричащее животное, не контролирующее себя, и служащее для Вашего удовольствия? Сделайте это со мной, пожалуйста, ведь я — рабыня! Я чувствую это! Я чувствую это! Сделайте это! Я не могу остановить Вас, я не хочу останавливать Вас. Я — рабыня. Я Ваша. Сделайте со мной, что захотите. Начните, умоляю Вас. О! О! О-о-о, да, да, да-а-а, Го-о-оспо-о-оди-и-и-н!

Усмехнувшись, я продолжил свой путь. Туннель стал более извилистым, однако, не став при этом более просторным. Номера альковов, если нет лампы, можно было определить на ощупь. Проведя пальцами над очередным лазом в альков справа, я прочитал номер двадцать шесть. Значит, следующий альков впереди и слева — двадцать седьмой. Альковы расположены в шахматном порядке, полагаю, это сделано, прежде всего, ради приватности. Это расположение, также, служит, чтобы снизить вероятность неожиданных и нежеланных встреч лицом к лицу в проходе. Гореане частенько прохладно относятся к таким вещам. По моим прикидкам, я уже должен был забраться довольно далеко в туннель. Черный ход, или коридор, ведущий к таковому, как мне казалось, не должен быть слишком далеко от этого места. Возможно, мне повезет, и я просто спокойно выберусь отсюда через черный ход. Это было бы просто замечательно. Я замер, терпеливо вслушиваясь в темноту. Я превратился в слух. И я снова услышал настороживший меня звук. Вообще-то, это был очень тихий, на грани слышимости звук, но это был однозначно, звук издаваемый металлом, касающимся камня. У такого звука, конечно, могло быть множество объяснений, и среди них одно, которое я счел особенно настораживающим. Такой звук издает нож, который находится в руке человека, ползущего по туннелю.

— Цисек, — позвал я, продолжая ползти дальше вглубь туннеля. — Цисек! Где Ты? Где Ты, моя маленькая Цисек?

— Стой, — окликнул меня голос спереди.

— Тал, — отозвался я. — Цисек случайно не сюда зашла? Ты, случайно не видел, сюда рабыня не заходила?

— Да что тут вообще можно увидеть, — недовольно проворчал тот же голос.

— Ну, может Ты почувствовал ее? — предположил я. — Это, наверняка, было приятно.

— Ты что, пьяный? — поинтересовался мой невидимый собеседник.

— Нисколечко, — заверил его я.

— Что Ты здесь делаешь? — спросил мужчина.

— Странный вопрос! Что мужчина обычно может делать в туннелях? — поинтересовался я. — Сам-то Ты, что тут делаешь?

— Отвечай, — угрожающе потребовал он ответа.

— Честно говоря, не многое, — снизошел я до ответа. — А Ты уверен, что Цисек мимо Тебя не проползала?

— Мимо меня никто не прополз бы незамеченным, — немного зловещим голосом как мне показалось, пробурчали из темноты.

— Может быть, она прошла другим путем? — задумчиво заметил я.

— Постой-ка, а Ты кто? — спросил мужчина.

— Меня зовут Боск, — честно ответил я.

— Здесь в туннеле есть кто-нибудь еще? — осведомился он.

— Думаю, да, и много, — сообщил я.

— Я не про альковы, — уточнил он.

— Один был, — ответил я.

— Где он? — сразу спросил мужчина из темноты.

— Он у Тебя впереди, — сообщил я, нисколько не солгав при этом, ведь я действительно был впереди него.

— Спасибо, Гражданин, — поблагодарил он.

— Всегда пожалуйста, — ответил я, и развернувшись, пополз обратно по туннелю. — Цисек, где Ты?

К счастью, ни одну из девушек, прикованных в альковах, не звали Цисек. Иначе это могло вызвать некоторое замешательство.

— Цисек, — периодически звал я.

— Стой, — послышался другой голос.

Голос этого товарища казался столь же зловещим, как и голос первого. С обладателями таких голосов большинство людей, вероятно, будут надеяться, не встречаться в темном переулке, или, в зависимости от обстоятельств, в туннеле. Его я видел немногим лучше, чем первого, впрочем, как я понимаю, он также не мог видеть меня.

— Рабыня мимо Тебя по туннелю не проползала? — поинтересовался я. — Цисек. Она не очень крупная, но она очень фигуристая.

— Нет, — ответил он, — А Ты кто?

— Боск, — ответил я.

— Ты видел кого-нибудь еще в туннеле? — спросил невидимый собеседник.

— Довольно трудно увидеть что-либо в этом туннеле, — напомнил я.

— Есть ли кто-то в туннеле, кто находится не в алькове? — уточнил он свой вопрос.

— Пожалуй, есть, — сказал я.

— Где он?

— Впереди Тебя, — сообщил я.

Как раз там я и находился по отношению к нему. Впрочем, как и первый товарищ.

— Что он делает? — спросил мужчина.

— Ничего, всего лишь стоит на четвереньках на одном месте, — описал я ему свое теперешнее занятие.

— Я так и думал, — решительно заявил мужчина передо мной. — Спасибо, Гражданин.

— Не за что, — отмахнулся я. — А Ты уверен, что не видел Цисек?

— Не видел, — ответил он.

— Возможно, она находится с другой стороны, — пробормотал я, разворачиваясь, чтобы двигаться обратно в сторону зала.

— Войди в альков и освободи туннель, — приказал мужчина.

— Ты знаешь стоящий? — полюбопытствовал я.

— Пошевеливайся, — не слишком любезно бросил он.

— Отлично, — сказал я.

Я не видел никакого смысла в том, чтобы быть спорить с ним. В конце концов, здесь действительно все альковы достаточно хороши. Администрация заведения позаботилась об этом. Я попятился назад по туннелю, решив вести себя разумно. Насколько я теперь знал, оба выхода из туннеля для меня оказались закрыты. Приглашая меня в Туннели, они, возможно, предполагали, что я, рано или поздно, из любопытства, или осторожности попытавшись избежать встречи, войду в один из них. Конечно, они не собирались ждать до утра, чтобы определить местонахождение намеченной ими жертвы. На мой взгляд, было бы не разумным, и дальше рассчитывать на то, что в их намерения входило просто вежливо поговорить со мной и передать некую информацию. Подозреваю, что все гораздо серьезнее. Раз я не появился из туннеля, и даже не попытался появиться из него, нетрудно предположить, что я жду где-то внутри него. Надеюсь, они приняли на веру мои слова и ожидают, что их цель находится в туннеле, а не в алькове. Ведь в туннеле человек мог бы перемещаться в любом направлении, в то время как в алькове, как это могло бы показаться, он оказывался запертым в ловушке. На самом же деле, учитывая узость входа в альков, было бы чрезвычайно опасно пытаться войти в него, когда внутри находится решительно настроенный товарищ. Остается только оставаться там до утра, до того времени, когда им ничего не останется, кроме как исчезнуть из борделя. Мужчина, оставшийся позади меня, скорее всего, был лидером их группы. По-видимому, он должен подать некий сигнал своему товарищу с другой стороны туннеля.

И точно, через несколько енов, позади меня послышался тихий свист. Он хорошо передавался вдоль туннеля. Через мгновение, донесся ответный свист спереди от меня. Я двинулся вперед, по пути, на ощупь, определяя номера альковов. Новый свист сзади, уже ближе. Ответный свист, судя по всему, все с ого же места. Товарищ, засевший там, не лидер, как мне показалось, не особенно стремился наобум лезть в темноту. Пожалуй, я бы не стал обвинять его в нерешительности.

Я снова оказался около алькова двадцать шесть. Значит, я нахожусь довольно далеко внутри туннеля.

— Господин? — услышал я женский голос и звон цепи внутри, стоило мне отдернуть штору.

Вернув штору на место, я сместился к следующему алькову, двадцать седьмому, и потянул занавес в строну. Изнутри не донеслось ни звука. То что надо, решил я и вполз внутрь. Снова свист, еще ближе на этот раз.

Нормальная практика, в такой ситуации, вынудить врагов разделиться, дабы встречать их по очереди, если можно так выразиться, заменяя двумя стычками один на один, одну, но в соотношении двое на одного. Но это, конечно, в случае, когда можно видеть то, что делает противник. Слишком часто темнота сводит на нет умение, слишком часто бой в темноте сводится к простому везению. Конечно, существует тактика и для боя в темноте, и такие уловки, как запутать врага, отвлечь внимание, бросить камешек, чтобы поощрить противника сделать неверное движение, обернуться, подставляя под удар спину, занять такую позицию, чтобы подвергать опасности минимальное количество жизненно важных частей тела, попытаться вынудить человека наносить удары с дальней дистанции, или с держать оружие на вытянутой руке и перенапрягать себя, и так далее. Но, бой в настоящей темноте, весьма отличающейся от того, что обычно подходит под определение «ночная стычка». В подобной ситуации, вероятно, нет никаких действительно подходящих способов снизить уровень риска до разумных пределов. Если возможно, я предпочитаю избегать случайностей и не полагаться на везение. Соответственно, еще входя в туннель, определив, что он был неосвещен, я решил, что, в конечном счете, переложу все вовлеченные риски с себя на своих преследователей. Сам я решил не оставлять игру на волю случая.

— Кто здесь? — спросил я, выглянув из алькова, как будто встревоженным голосом. — Есть здесь кто-нибудь? Кто Вы?

Вместо ответа, новый свист, справа от меня, со стороны входа в туннель. Ответный свист слева с другого конца туннеля. Снова справа, на этот раз с того же места. Свист слева, раздался немного ближе. Именно на это я и рассчитывал. Они пытались скоординировать усилия, и, в то же самое время, запереть меня между собой.

— Кто здесь? — снова крикнул я.

— Не бойтесь, — донесся голос справа. — Мы не собираемся причинить Вам какой-либо вред. Вы — Тэрл из Порт-Кара?

— Да, — признал я на этот раз. — Это я!

— У нас сообщение для Вас, — сказал голос.

— Да, — насмешливо протянул я.

— Оставайтесь, на своем месте, — велел голос. — Мы передадим Вам сообщение.

— А Вы уверены, что оно заслуживает моего внимания? — поинтересовался я.

— Да, конечно, — постарался успокоить меня мужчина справа.

Вот только скрежещущий звук металла, по-видимому, ножа, по камню, донесшийся слева никак не способствовал моему спокойствию. Они что, действительно думали, что я поверю, что для передачи сообщения, нужны двое?

— Что-то я в этом не уверен, — усомнился я.

— Не волнуйтесь, — сказал мне товарищ справа.

— У Вас есть сообщение для меня? — осведомился я.

— Да, — заверили меня справа.

— Я обнажаю свой меч, — предупредил я, вытянув клинок из ножен с намного большим шумом, чем это было необходимо.

Не хотелось бы, чтобы они перепутали этот звук с чем-то иным. Думаю, что это даст им повод для размышлений. Я хотел, чтобы они немного поволновались. В этом случае, когда я вложу оружие обратно в ножны, они могут начать действовать быстрее, а значит и неосмотрительнее.

— Мы — друзья, — донеслось из темноты справа.

Не думаю, что даже ради достижения свих целей, они, в такой темноте, собирались лезть в альковы. Им, прежде чем решиться на такое, стоило бы, очень тщательно взвесить все за и против. Несомненно, выходя на охоту, они думали об этом с точки зрения туннеля и его стен. Кроме того, я сам же вынудил их полагать, что нахожусь в туннеле. Не думаю, что им казалось разумным, что я полезу внутрь, что я и подтвердил, вытаскиванием меча. Предположительно, такое действие в тесноте алькова не имело смысла, слишком мало там места, чтобы размахивать длинным клинком. Кстати, и в туннеле тоже, махать мечом было не с руки, зато прямые, колющие удары могли быть весьма опасными. Зная, что у меня в руке обнаженный меч, врятли любой из них захочет быть первым, вступившим в контакт со мной. Зато стоит мне вложить клинок в ножны, и я уверен они оба, а особенно тот, что справа, захотят нанести первый удар.

— Уберите свой меч в ножны, — приказал мужчина справа.

— И не подумаю, — усмехнулся я.

— Тогда мы не передадим Вам сообщение, — предупредил тот.

— Ну и замечательно, — заметил я.

— Но мы должны сделать это, — настаивал он. — Это — вопрос жизни и смерти.

— Это звучит серьезно, — допустил я.

— Это именно так, — заверил он меня.

— От кого это сообщение? — осведомился я.

— От самого регента, — сообщил мужчина.

— Понятно, — протянул я.

Честно говоря, я очень сомневался, что сам регент стал бы посылать мне сообщения, по крайней мере, он сделал бы это другим способом. Однако у меня были основания полагать, что дело, по которому эти двое появились здесь, могло быть поручено им кем-то из близкого окружения регента. Их упоминание регенте, убедило меня, что мне предстоит иметь дело совсем не с обычными охотниками за моим кошельком.

Заурядные бандиты, врятли стали бы намекать на столь высокую персону.

— Как мы сможем убедить Вас в наших благих намерениях? — спросил он.

На слух я определил, что он приблизился еще фут.

— На мой взгляд, это скорее Ваша проблема, чем моя, — заметил я.

Судя по донесшемуся до меня слева шороху, тот тоже стал немного ближе к месту событий.

— Вы вооружены? — поинтересовался я.

— Мы снимем наши пояса с ножнами и бросим на пол туннеля, — предложил тот, что справа. — Таким образом, Вы поймете, что мы пришли с миром.

— Превосходное решение, — согласился я. — Начинайте.

Через мгновение два предмета, по-видимому, ножны, хотя я усомнился, если судить по звуку, что в них были ножи, упали, скользнув по полу, один справа, другой слева. Я предположил, что оба этих товарища были на равном расстоянии от меня. До каждого было не больше десяти футов. Полагаю, что и они вычислили мое приблизительное местонахождение, ведь у них был хороший ориентир — мой голос.

— Вы меня убедили, — объявил я, хотя, конечно, искренности в моем утверждении было немного.

— Вложите меч в ножны, — попросил тот, что справа.

Похоже, они оба еще немного приблизились.

— Хорошо, — ответил я, с шумом убирая клинок назад в ножны, и убирая голову с прохода. — Где сообщение?

— Вот! — услышал я крик справа, а следом послышался шорох проскочившего в темноте мимо лаза в альков тела.

— Умри! — донеслось слева, вместе со звуком другого быстро двигающего тела.

Потом в туннеле неподалеку от входа в альков послышался звук столкновения двух тяжелых тел, сопровождаемый довольно неприятными шумами. А я находился внутри, держа в руке кайву, на случай если кому-то из них понадобится моя помощь. Кроме того если кто-либо попытался бы войти в это очень тесное помещение, то в темноте он оказался бы в таком неудобном положении, что было бы несложно перерезать ему горло.

Я обратился в слух. Шум снаружи прекратился. На грани слышимости я уловил звук тяжелого хриплого дыхания, и, кажется покашливания и отхаркивания. Могло показаться, что чьи-то легкие боролись за глоток воздуха. Не слишком успешно, судя по хрипам. Кашель второго сопровождался булькающими звуками, полагаю, что его рот заполнился хлынувшей кровью. Похоже, с обоими моими противниками приключилось несчастье. Интересно, поняли ли они, что произошло, и сейчас поддерживают друг друга, или каждый из них уверен, что погибая, он убил Тэрла из Порт-Кара. Наконец я услышал звук упавшего тела, а за ним второе. Кажется, кто-то из них еще попытался полти. Возможно, это был тот, кто оставался слева от меня. Я слышал скребущий звук металла по камню. Потом послышался кашель, закончившийся хрипом, стук упавшего на каменный пол ножа. Недалеко у него получилось отползти. Несомненно, камни сейчас стали липкими от крови. Кого-то утром ждет весьма неприятная уборка. Даже интересно, кого сюда пришлют, рабыню или, возможно, свободную женщину, которую мне предложили в начале вечера, ту, что была в распахивающейся тунике, Леди Лэбэйну, которая «сохранялась для друга». Полагаю, что надсмотрщицам могло бы понравиться заставить ее делают такие вещи, причем находясь рядом с плетью или палкой и контролируя ее работу.

Я продолжал вслушиваться в темноту, но уже ничего не нарушало повисшей в туннелях тишины. Думаю, что оба эти товарища были достаточно квалифицированы в своем деле. Сомневаюсь, что на такое задание послали бы новичков. Они всего лишь ошиблись с выбором жертвы.

Я терпеливо продолжал слушать еще несколько енов. Ни звука не доносилось снаружи алькова. По крайней мере, оттуда я ничего больше не услышал. Зато я услышал тихий звук позади себя. Я даже представить себе не мог, что был не один в этом алькове. Я резко обернулся, держа кайву в готовности к удару. Но в алькове опять было тихо. Переложив кайву в левую руку и вытянув ее вперед, я беззвучно вытащил свой меч из ножен. Кайва впереди для разведки и защиты, меч, короткий обоюдоострый гореанский гладиус, отведен назад и готов к быстрому колющему удару.

— Кто здесь? — спросил я.

Ответом мне была полная тишина.

— Говори, или я атакую, — предупредил я.

На этот раз, я услышал тихое, почти неразличимое, возражающее поскуливание. Я различил, также, отчаянное движение босых ног по камню. Кто-то дернул ногами вперед-назад, и застучал ими по полу. Потом до меня донес характерный звук, как будто кто-то дернул цепь. С мечом и кайвой, выставляя вперед, то одну, то другую руку, и держась подальше от источника звуков, я определился, к своему удовлетворению, что альков был пуст, за исключением меня самого и того кто издавал звуки. Затем, держа меч плашмя и аккуратно двигая им из стороны в сторону, я, с обеих сторон, коснулся прятавшегося в темноте. Каждое касание сопровождалось поспешным, испуганным движением. Кто-то подтягивал к себе ноги и хныкал. Определившись с точным местонахождением источника звуков, я убрал меч в ножны.

Я тихо приблизился к заинтересовавшему меня «объекту», держась справа от него. Проведя по телу рукой, и нащупав волосы, я ухватился за них и, приподняв голову, прижал острие кайвы к боку источника звука, как раз во впадину между ребрами. Ответом мне было протестующее мычание, но сам «объект» не пошевелился, надежно удерживаемый мной на месте. Я еще чуть увеличил давление на своем ноже. Мой «объект» затих абсолютно. Я немного ослабил нажим, но держал лезвие так, чтобы контакт с кожей был ощутим. Отпустив волосы, я провел рукой вниз, проверяя запястья. Они оказались скованы за спиной легкими кандалами, и прикованы цепью к кольцу. Кандалы были хотя и легкими, но довольно эффективными для «объекта» такого рода. Этот «объект» сидел в алькове, прижавшись спиной к дальней стене и поджав колени. Я со спокойной душой убрал кайву в ножны.

Ощупав рот «объекта», пришел к выводу, что он заткнут с гореанской эффективностью, кляп был привязан надежно. Снова послышалось тихое хныканье. Само собой, такие звуки могла издавать только женщина. Это безошибочно проявлялось, даже сквозь кляп, который ее похититель, или похитители, вставили своей жертве в рот, по-видимому, решив, что говорить ей особо не о чем. Она снова заскулила, возможно, пытаясь привлечь внимание к ее желанию что-то мне сказать.

— Тихо, — шикнул я на нее.

Интересно, была ли она рабыней. Я снова дал волю своим рукам, дабы определить, был ли на ней ошейник. В ответ женщина замычала в отчаянном протесте.

— Тихо, или мне придется Тебя ударить, — предупредил я, и она замолчала.

Под моей рукой было ее горло, без каких либо следов железного кольца неволи. Скользнув рукой ниже, определил, что груди у обитательницы алькова заслуживали внимания.

— Ты — свободная женщина? — поинтересовался я.

Она опять что-то промычала, что, по моему мнению, можно было считать утвердительным ответом. В памяти всплыл способ, который служительница борделя использовала в общении с рабыней Лале, весьма обычный, кстати, или, по крайней мере, один из наиболее распространенных, когда женщине приказано находиться в модальности четвероногого животного.

— Ты будешь скулить один раз, если хочешь сказать «Да», и два раза, если — «Нет», — приказал я ей. — Ты меня поняла?

Женщина проскулила один раз.

— Ты хочешь, чтобы я вытащил кляп? — спросил я.

Снова одиночное нетерпеливое мычание.

— Ты — свободная женщина? — уточнил я.

Она хныкнула один раз, и протестующе замычала, дергаясь и вжимаясь в стену.

— Я не нашел какого-либо клейма на твоем теле, — сообщил я ей, — по крайней мере, в обычных местах клеймения. Возможно, Ты говоришь правду.

Наиболее распространенные места клеймения гореанских рабынь это левое или правое бедро, чуть ниже ягодицы. Но встречаются женщины, носящие свои клейма и в других местах, например, слева внизу живота, на внутренней поверхности левого предплечья, на левой груди, или, совсем крошечные, за левым ухом. Что до меня, то я не одобряю выжигание клейма на груди. По моему мнению, женская грудь слишком красива, чтобы уродовать ее шрамом то раскаленного железа. Впрочем, против временной маркировки женщин в таком месте я не возражаю, скажем, жировым карандашом, помадой или краской, как делают это многие работорговцы. В идеале, конечно, учитывая необходимость клеймения рабыни, важность которого признает любой нормальный гореанин, это нужно сделать так, чтобы клеймо не умаляло красоту женщины, а скорее наоборот, подчеркивало ее и, причем значительно. Клеймение бедра, со своей стороны, имеет именно такой эффект. Также, клеймо, выжженное сбоку на ее бедре, помогает понять женщине, что ее рабство — это навсегда. Само собой, ее груди, в коих так естественно выражена большая часть ее соблазнительной женственности, и без клейма, не избегает быть отмеченной неволей. Ведь они столь же открыты и доступны хозяину, как и любая другая часть тела рабыни. В конце концов, ему принадлежит вся рабыня целиком. Соответственно и она сама знает, что ее столь соблазнительным и мягким, столь восхитительным и изумительным, столь замечательным и возбуждающим полушариям, как, впрчем и остальным ее частям, без долгих размышлений, будет уделено внимание, соответствующему статусу их носительницы. Например, они могут быть любовно потроганы, помяты, поцелованы и приласканы хозяином, как и сколько ему понравится. Также, их привлекательность может быть подчеркнута и усилена различными формами одежды или связывания. Например, часто для этих нежных восхитительных деталей применяют рабскую портупея, или обвязку веревкой. Их могут заключить, если на то будет желание открытые сетчатые бюстгальтеры.

Она возмущенно промычала один раз.

— Уверен, Ты не станешь критиковать мое любопытство, — заметил я. — Ведь нельзя же каждый раз ожидать, что встретишь голую свободную женщину, прикованную цепью в алькове рабского борделя.

Мои исследования различных мест на предмет наличия клейма имели и дополнительный эффект, я выяснил, что на женщине ничего не было, за исключением кандалов, конечно.

Ответом на мое замечание, стало множество сердитых звуков.

— Ты сердишься? — осведомился я.

Она снова промычала один раз, весьма сердито, судя по всему.

— Похоже, Ты злишься, не так ли? — уточнил я.

Новое мычание, еще более сердитое, за которым последовала целая серия сердитых звуков.

— Ты хочешь мне что-то сказать? — предположил я.

Снова раздраженное одиночное мычание.

— Подозреваю, Ты хотела бы, чтобы я вытащил кляп из твоего рта?

Короткое мычание. Очень настойчивое. Я подождал. Звук повторился.

— Ага! — воскликнул я. — Так Ты не хочешь, чтобы я вынимал кляп.

Женщина отчетливо проскулила дважды.

— Значит, ты все-таки хочешь, чтобы я убрал кляп? — спросил я.

Она прохныкала один раз, очень отчетливо, очень ясно, только один раз.

— А я все никак ни как не догадаюсь этого сделать, не так ли? — усмехнулся я. — Возможно, Ты думаешь, что я забыл это сделать, что это просто вылетело у меня из головы. Однако, это не так. Я всего лишь интересовался, тогда и теперь, хотела бы Ты удалить кляп изо рта или нет. Именно это мне и было любопытно. И это — все. У меня не было никаких намерений вытаскивать его. Мне совершенно не интересно, что Ты можешь мне рассказать.

Мычание сразу стало испуганным и несколько озадаченным.

— Именно так, — подтвердил я, взяв женщину за шею правой рукой под подбородком, и резко потянул вверх, запрокидывая ее голову.

Пленница издала испуганный звук.

— Ты находишься не в том положении, — пояснил я, — чтобы сердиться, злиться, проявлять нетерпение или высокомерие.

На этот раз она не проронила ни звука.

Я снова положил на нее руку. Она испуганно заскулила и попыталась отстраниться, вжимаясь в стену алькова. Бесцеремонно взяв ее лодыжки в руки, я позволил ей какое-то мгновение сопротивляться мне, а затем рывком широко развел ее ноги в стороны.

— Ты поняла, что я имею в виду? — поинтересовался я.

Она жалобно проскулила один раз.

— Молодец, — похвалил я.

Стоило мне выпустить ее щиколотки из моих рук, как она торопливо сжала их вместе и, подтянув колени к груди, повернулась ко мне правым боком.

— Это ведь Тебя принесли в мешке этим вечером? — уточнил я.

Одно хныканье.

— Ты красивая? — полюбопытствовал я.

Двойное хныканье.

— Значит, мне нет никакого смысла в том, чтобы задерживаться с Тобой, не так ли?

Женщина снова проскулила дважды.

— Пожалуй, зажгу-ка я свет, — сказал я.

Она жалобно пискнула два раза.

— И если я обнаружу, что Ты солгала мне, то я использую Тебя в качестве рабыни, — добавил я.

Снова двойной писк.

— Хорошо, — усмехнулся я. — Даю Тебе еще один шанс. Ты красивая?

Она расстроено простонала один раз.

— Или, по крайней мере, Ты думаешь, что красивая, — уточнил я.

Снова одиночный звук.

— В таком случае, может мне стоит попользоваться Тобой, — заметил я.

Двойное поскуливание, очень жалобное.

— Если Ты — свободная женщина, то, исходя из того, что я слышал, где-то здесь может быть оно, — задумался я, проводя рукой по стене алькова. — Да, точно, вот оно.

Мои пальцы наткнулись на свисавший с гвоздя моток пеньковой веревки и кожаный шнурок с нанизанной на него монетой, по-видимому, тот самый пробитый бит-тарск. Это должны будут использовать, насколько я помню, со слов моей сопровождающей, если ее пребывание в борделе окажется нескучным для клиентов.

— Здесь моток веревки, — сообщил я. — Знаешь для чего она?

Явно испугавшаяся женщина проскулила дважды.

— Для того чтобы связать Тебя, — объяснил я. — Если за сегодняшний вечер Тобой здесь хотя бы раз попользуются, то утром Тебя выставят голой, в переулке, а руки свяжут за спиной именно этой веревкой.

Она возмущенно промычала два раза.

— А еще здесь есть монета, бит-тарск, пробитый и нанизанный на кожаный шнурок. Знаешь, для чего он нужен?

Двойное мычание.

Взяв шнурок с монетой, я обнял женщину за талию и завязал шнурок у нее за спиной. Монетка оказалась на животе. Большим пальцем я вдавил медный диск в ее живот, чтобы она могла четко ощутить его форму и почувствовать его местоположение. Убедившись, что пленница все это осознала, я убрал палец, позволив монете спокойно висеть на ее животе.

— Эта монета, именно таким образом будет привязана к Тебе утром, если, конечно, кто-нибудь захочет воспользоваться твоей беспомощностью в течение этой ночи. Это скажет всем, кто Тебя увидит, что Тебе пришлось обслужить мужчину. Тебе дают эту монету, потому что Ты — свободная женщина. Это — твоя оплата. Замечу, что монета эта, самой низкого номинала, какая только имеет хождение на Горе, да еще и пробитая. Это, своего рода, оценка твоих способностей.

Послышался стон отчаяния. Но я все же снял шнурок и монету с ее талии, и отложил в сторону вместе с веревкой.

На этот раз в ее стоне послышались нотки благодарности.

— Я знаю, что Ты — свободная женщина, — сказал я, — но, я надеюсь, теперь, в свете недавних событий, Ты готова, изменить свое поведение и стать, по крайней мере, минимально вежливой, соблюдать некие основные правила приличия, и вести свою жизнь и дела, хотя бы в соответствии с простыми канонами обычной вежливости и любезности?

Женщина промолчала. Тогда я прижал руку к ее телу, и она поспешно проскулила один раз.

— Молодец, — похвалил я. — Судя по тому, что кому-то пришла в голову мысль притащить Тебя сюда, скорее всего в наказание, можно сделать вывод, что Ты была чем-то вроде самки слина.

Из темноты донесся один короткий стон.

— Но Ты же теперь собираешься измениться, не так ли? — осведомился я.

Однократное мычание в ответ.

— Видишь ли, — сказал я, кладя руку на ее бедро, которое она туту же попыталась отдернуть, — в действительности это совсем не суровое наказание. С Тобой могли сделать множество других вещей, гораздо хуже этого. Например, из места подобного этому, не было бы большой хитростью, доставить Тебя к какому-нибудь работорговцу. Кстати, не исключено, что ближе к утру работорговцу уже назначена встреча с Тобой в этом алькове. Я не знаю.

Она заскулила в ужасе.

— Тебя могут заклеймить и наградить ошейником прямо здесь, уже следующим утром, — добавил я, — а потом, кляп в рот, мешок на голову, руки в наручники, и едет из города к месту своей первой продажи, еще одна свеженькая беспомощная рабыня.

Два стона.

— Кстати, — заметил я, — Ты не думала, что, возможно, я и есть тот самый работорговец?

Она в отчаянии пропищала два раза.

— Но я — не он, — успокоил я женщину. — О, да, я занимался работорговлей, и, несомненно, буду заниматься этим и дальше. Мало найдется занятий, столь же приятных и полезных.

Она вздрогнула всем телом, но промолчала.

— Ты хорошо бы выглядела у ног мужчины? — полюбопытствовал я и, взяв ее рукой за горло, предупредил: — Ответь правдиво.

Она проскулила только один раз, но чувствовалось, что это далось ей нелегко.

— Или Ты думаешь, что было бы так? — уточнил я.

Опять один тихий стон, испуганный стон, я бы даже сказал, выстраданный.

— Не бойся, — сказал я. — Нет у меня намерений, по крайней мере, в настоящее время, порабощать Тебя. Ты мне благодарна?

Одинокое облегченное мычание.

— Правда, я пока не видел Тебя, — усмехнулся я.

Опять в изданном ей звуке появился оттенок страха.

— Так что, оставляю за собой право на твое порабощение, если мне того захочется, — добавил я. — Как знать, возможно, Ты слишком красива, чтобы быть свободной.

Она промычала дважды, испуганно и недовольно.

— А теперь тихо, — шепнул я ей. — Сюда кто-то приближается.

На мгновение выглянув в туннель, я заметил отблеск света. Несомненно, кто-то двигался по туннелю с лампой в руке. Хотя свет был очень слабым, но после полной тьмы алькова, даже он резал глаза. Снаружи донесся испуганный женский вздох, подозреваю, она натолкнулась, по крайней мере, на одно тело.

— Ой, — вскрикнула она через мгновение, и отблески света заметались по стенам туннеля, немного разгоняя мрак и внутри алькова.

Подозреваю, что она, обнаружила второе тело, лежавшее немного дальше в туннеле. Заметив, что свет приблизился вплотную к алькову, я бесшумно сместился в сторону от входа.

— Что здесь произошло? — шепотом спросила она, как если бы не обращаясь ни к кому конкретному.

Я сделал вывод, что она пришла одна. Ее удивление казалось неподдельным, и она не предприняла попытки позвать, кого бы то ни было. Теперь женщина находилась у входа в альков.

— Ты в порядке, моя маленькая шлюшка? — проворковала она. — Цепи не жмут? Не хочешь еще освободиться от этого противного старого рабского кольца? Надеюсь, Ты уже изучила, что значит служить мужчинам? Хорошо извивалась? Твое соблазнительное маленькое тело достаточно устало быть прикованным цепью? Затекло, наверное? Побаливает? Уже довольно поздно, моя красотка. Хочешь одеться? Конечно, Ты хочешь! Есть у меня для немного симпатичной пеньковой веревки, вот ее Ты и будешь носить, а если Ты доставила мужчине удовольствие, что вполне вероятно к настоящему времени, то есть еще и отличная монетка, чтобы прикрыть твой животик, а то знаешь, в переулке этим утром холодно и промозгло. Веревка отлично сохранит тепло твоих запястий.

Она подняла лампу, направляя ее свет в альков.

— Ты здесь еще? Почему молчишь? — насмешливо полюбопытствовала она.

Теперь я смог разглядеть девушку, с которой находился в одном алькове. Белокурая, стройная, с прекрасной соблазнительной грудью и красивыми бедрами и икрами, она сжалась у дальней стены своей темницы. И я упустил возможность поиметь такую красотку! Знай я, насколько она привлекательна, и она бы от меня никуда не делась! Она действительно выглядела как шлюха, шея которой просто предназначена для ошейника.

Фигура женщины была достойна того, чтобы хоть сейчас делать из нее рабыню. Даже на мой придирчивый взгляд, это был прекрасный образец рабского мяса, который окажет честь любому невольничьему рынку. Я бы не удивился, например, увидеть ее голый на рабском прилавке, в цепях, принимающей соблазнительные позы, танцующей и похотливо извивающейся пытаясь завоевать внимание мужчин, чтобы быть проданной с аукциона тому, кто предложит самую высокую цену. Да, за такое тело, возможно, я и сам сделал бы предложение. Мне даже пришлось напоминать себе, что она свободная женщина. Пока.

Рука женщины, вместе с лампой, просунулась внутрь алькова, и попала в мой захват. Сильный рывок, пораженный вскрик, и она, пролетев сквозь узкий лаз, приземлилась на живот уже внутри алькова. Лампа, выпавшая из руки женщины, прокатилась по полу, оставив за собой мгновенно вспыхнувшую, и столь же быстро погасшую струйку масла. Альков снова погрузился во тьму. Я встал на колени по обе стороны от ее тела, прижимая женщину к полу. Быстро ощупав ее, нашел, что кроме плети и нескольких ключей ничего интересного у нее не было. Отложив в сторону находки, я уделил внимание самой пленнице. Боролась она отчаянно, но беззвучно. Надо признать, что для женщины она была довольно сильна. По крайне мере, значительно сильнее, чем прикованная здесь к стене девушка. Однако, что ни говори и не делай, ее сила была всего лишь силой женщины. Это показалось мне забавным, и я позволил ей побороться какое-то время, до тех пор, пока до нее не дошла тщетность ее усилий. Наконец, с рыданием она прекратила напрасную борьбу. Я быстро сдернул с нее кожаный костюм, решив, что он мог бы пригодиться для другой свободной женщины, находившейся здесь.

— Веди себя тихо, — на всякий случай предупредил я свою пленницу.

Нащупав моток веревки, я в мгновение ока связал руки женщины за спиной, а затем и ее щиколотки, скрестив их и притянув к запястьям. Теперь она уже никуда не денется, решил я и слез с ее спины.

— Кто Вы? — прошипела она, перевернувшись на бок, и дергаясь в путах.

— Тэрл, — представился я, — из Порт-Кара.

— Они искали Вас, — сообщила она.

— Зато нашли друг друга, — усмехнулся я, пихнув свою пленницу в бок.

Поводя руками по полу в поисках лампы, и почти сразу найдя искомое, я немного встряхнул ее. Внутри еще осталось немного тарларионового жира. Я запалил лампу, воспользовавшись своей зажигалкой, или как говорят гореане «производителем огня». Это — обычное устройство, представляющее собой кремень и колесико-кресало, крошечный фитиль и резервуар с маслом. Гореане не курят, но, поскольку они обычно используют огонь для приготовления пищи и освещения, они находят такое устройство, и другие подобные ему, использующие подпружиненные кремни и пропитанный жиром трут весьма полезными в своем хозяйстве. Кстати обычных серных спичек, столь распространенных на Земле, я никогда не встречался на Горе. Химия, вовлеченная в такой способ добывания огня, что достаточно интересно, на Горе запрещена. Это расценивается как одно из нарушений Законов об Оружии, наложенных на гореан Царствующими Жрецами. Это не столь уж далеко от истины, как могло бы показаться сначала. Ведь сера, является одним из основных компонентов пороха.

— Вы! — пораженно воскликнула пленница. — Но Вы же сказали мне, что Вас зовут Боском!

— Меня действительно зовут Боском, — признал я. — А Ты, кажется, хорошо связана.

Она снова отчаянно, но недолго попыталась бороться.

— Да, — заметил я, — достаточно хорошо связана.

— Освободите меня, — потребовала служащая борделя.

— На одном из этих ключей, выбит номер 27, - сказал я. — Я так понимаю, что это ключ от цепей этого алькова.

— Да, — угрюмо подтвердила пленница.

Взяв упомянутый ключ, я открыл один из браслетов наручников блондинки, получив за это ей быстрый благодарный взгляд.

Впрочем, радовалась она недолго, потому что я тут же защелкнул браслет на ее запястье, оставляя ее закованной в точности, как она была прежде. Девушка посмотрела на меня дико, озадаченно, испуганно. Она подергала руками, словно пытаясь убедиться, что они все еще на месте, и прикованы к кольцу в стене. Пленница на полу засмеялась.

Я присел подле блондинки, внимательно разглядывая ее.

— А она — симпатичная штучка, не так ли? — заметил я, кивнув на плотно стиснувшую колени и прижавшуюся к стене алькова девушку.

— Да уж, — согласилась моя пленница. — Присмотритесь к ней. Неужели не видно, к какому сорту женщин она относится.

— Она напоминает мне женщин того сорта, которыми Ты командуешь в борделе, я имею в виду рабынь, конечно.

— Это точно, — усмехнулась надсмотрщица. — Она — именно такая женщина. Она предназначена для ошейника, и я нисколько не сомневаюсь, что однажды она получит один из них на свою шею. Как знать? Возможно, однажды она даже окажется здесь, и будет подчиняться мне, в качестве одной из наших девочек.

— А Ты хотела бы этого? — полюбопытствовал я.

— Конечно, — призналась моя пленница.

— И Ты приучила бы ее хорошо обслуживать мужчин?

— Само собой, — кивнула она.

— Похоже, Ты любишь принуждать женщин, таких как она, служить мужчинам?

— О да, — с удовольствием в голосе признала она. — Люблю и делаю это. И я проследила бы, чтобы эта шлюха служила мужчинам великолепно.

— И почему же? — поинтересовался я.

— Я презираю таких женщин, — бросила надсмотрщица.

— За что?

— Они принадлежат мужчинам, — скривилась она.

— Несомненно, она хорошо бы выглядела, целуя вот это, — предположил я, подняв с пола ее плеть.

— Конечно, — рассмеялась моя пленница.

— Поцелуй ее сама, — приказал я надсмотрщице, поднося плеть к ее лицу.

— Что? — пораженно вскрикнула она.

— Все женщины принадлежат мужчинам, — напомнил я ей.

Взбешенная женщина задергалась, пытаясь отстраниться от плети.

— Ты поосторожней дергайся, — предупредил я, — а то веревки в кожу врежутся.

Она уставилась на меня в бессильной ярости.

Я ослабил зажим, и ремни плети с легким хлопком распрямились.

— Ты поцелуешь ее сейчас, или после того, как почувствуешь на себе, но поцелуешь все равно, — объяснил я. — По большому счету мне без разницы. Выбор за тобой.

— Не надо меня бить ей, — попросила надсмотрщица.

— Ты — свободная женщина, — пожал я плечами. — Уверен, что Ты еще ни разу не чувствовала рабскую плеть на себе.

— Я поцелую это, — согласилась она.

Многие свободные женщини, которые ни разу в жизни еще не чувствовали ее на своей шкуре, скептически относятся к эффективности рабской плети. Само собой, их скептицизм исчезает, как только они испытают это. С другой стороны, я не думал, что до этого дойдет. Уж эта-то была хорошо знакома с эффективностью плети. Несомненно, она регулярно использовала ее в своей работе. Это был один из ее основных инструментов, полезное устройства для обучения, исправления, устрашения и наказания рабынь. Она отлично знала каким может быть эффект от применения плети на ее собственной спине.

— Ты можешь сделать это гораздо лучше, — заметил я. — Еще лучше. Замечательно. Теперь, языком. Ну же, постарайся. Уже лучше, намного лучше. Превосходно. Теперь, снова поцелуй. Медленнее, нежнее. Великолепно.

Наконец, я убрал плеть. Женщина пораженно смотрела на меня.

— Я поцеловала Вашу плеть, — прошептала она.

Перевернув ее на живот, я развязал ноги женщины.

— Нет! — отчаянно выкрикнула он.

Через несколько енов я снова обратил свое внимание на белокурую пленницу и освободил ее рот, аккуратно развязав узел и вытащив основательно промокший кляп.

— Я надеюсь, что не услышу твоих криков в ближайшем будущем, — предупредил я ее. — Я ясно выразился?

Девушка молча кивнула.

— А-аргхх, — только и успела выговорить пленница, лежавшая на полу, как я втиснул кляп уже в ее рот и закрепил на месте завязками.

— Тебя это тоже касается, — сообщил я ей.

Я же, вытащив свою кайву из ножен, занялся довольно мужеподобной кожаной одежкой, которую я снял с надсмотрщицы. Первым делом я значительно укоротил подол. Потом отрезал рукава, полностью. Я считаю, что женские руки и плечи очень привлекательны. Разрезав ворот спереди, я сделал глубокое декольте почти до пупка, решив, что так будет симпатично. Следом были сделаны разрезы с обоих боков туники, примерно до талии. Мелькающее женское бедро — очень завораживающее зрелище, пусть даже это бедро пока не заклеймено. Белокурая пленница, руки которой все еще были скованы цепью за спиной, зачарованно следила за моими действиями. Закончив с портняжными работами, я снял с ее рук кандалы и поднял ее руки вверх над головой, и накинул на тело девушки импровизированную, и, на мой взгляд, женскую тунику, вырезанную из мужеподобной кожаной униформы. Она стремительно натянула мой подарок на бедра, конечно, насколько это было возможно. Также быстро она встала на колени, держа их плотно сжатыми, как это положено свободной женщине, и испуганно посмотрела на меня.

Я оглянулся на свою пленницу, лежавшую на боку, на полу алькова, опираясь на бедро и локоть. Ее запястья, были все так же туго связаны за спиной. Волосы женщины разметались в беспорядке, частично скрывая ее лицо, а из-под них выглядывали глаза, казалось заполненные неверием в случившееся, как будто она никак не могла понять того, что только что было с ней сделано.

— Взгляни на нее, — приказал я надсмотрщице, указывая на блондинку, сразу попытавшуюся натянуть тунику как можно ниже ее бедра, и еще плотнее сжать колени.

— Она действительно выглядит так, как если бы она предназначена для ошейника, не так ли? — поинтересовался я у своей пленницы.

Та удивленно посмотрела на меня.

— Не так ли? — повторил я свой вопрос.

Женщина издала лишь неясные, придушенные звуки, и я, схватив ее за волосы, потянул голову вверх.

— Не так ли? — спросил я снова. — Вы можешь мычать один раз, если — Да, и два раза если — Нет. Уверен, Ты знакома с подобной процедурой.

Она посмотрела на меня, и в глазах ее плескалась ярость. Но после того как я встряхнул ее голову, она тихо промычала один раз.

— Что? — переспросил я, и женщина снова отчетливо промычала один раз. — Ты хочешь быть наказанной?

Двойное, четкое мычание.

— Да, вижу, что с процедурой Ты знакома, — ухмыльнулся я, и отпихнул ее от себя.

Женщина завалилась на спину на пол алькова, и я снова обратил внимание на блондинку.

— Что Вы собираетесь сделать со мной? — испуганно прошептала она.

Я накрыл своими руками ее ладошки.

— Что? — спросила девушка.

Я, с большим трудом заставил себя выпустить ее руки.

— Что? — выдохнула она.

— Я собираюсь выбраться отсюда, вместе с тобой, — ответил я.

Я бросил взгляд назад, на свою связанную пленницу, и мне на глаза попался кожаный шнурок с нанизанным на него бит-тарском. Она перехватила мой взгляд, и пораженно уставилась на меня. Надсмотрщица отчаянно замотала головой, и простонала дважды, потом снова и снова. Не обращая никакого внимания на потуги женщины, я опоясал ее талию шнурком и завязал узел на спине. Маленькая монетка, оказалась на животе надсмотрщицы. Чтобы она могла отчетливо это почувствовать, я вдавил медный диск в ее живот, подержал, а потом отпустил.

— Пошла, — скомандовал я ей, взяв за волосы правой рукой и вздернув с пола на колени.

Масляную лампу я держал в левой руке.

— Следуй за нами, — бросил я блондинке, и оставил альков, таща за собой пленницу.

Блондинка без раздумий последовала за мной.

Первый труп валялся в туннеле справа от входа в альков. Второй был слева, мы наткнулись на него через мгновение. Их сообщение, если верить тому «курьеру», что прилег справа, было вопросом жизни и смерти. Полагаю, что он посчитал это хорошей шуткой. Несомненно, ему бы доставило удовольствие рассказывать потом в кругу друзей о том, в какой манере и какими словами он передал свое «сообщение». Впрочем, на мой взгляд, он сказал правду. Это действительно оказался вопрос жизни и смерти, моей жизни и их смерти.

Вскоре мы уже достигли конца туннеля. Он выходил в коридор заканчивавшийся дверью. Наконец-то я смог распрямиться. Здесь горела небольшая лампа, и я погасил ту лампу, которую я нес и отставил ее в сторону. Через мгновение я покинул здание, таща за собой за волосы пленницу, и удерживая ее голову у своего бедра в ведомом положении. Нас сопровождала блондинка в короткой кожаной одежде, которую я изготовил для нее. Дверь захлопнулась позади нас.

Мы оказались во дворе, где, по-видимому, рабыни могли подышать свежим воздухом и потренировать тело. Здесь были беговые дорожки и деревянные лежаки с отверстиями для цепей в досках, на которых при хорошей погоде девушки могли бы загорать. Выходом из этого двора служил узкий переулок между двумя зданиями, перекрытый забором с маленькой калиткой, которая закрылась на защелку за нашими спинами. Назад бордель этим же путем мы бы уже не смогли попасть.

Еще было довольно раннее утро, только-только начинало светать, и улица тонула в предрассветных сумерках. К тому же было весьма прохладно. Я припомнил, что надсмотрщица обещала блондинке, что ее запястья будет согревать пеньковая веревка. Не думаю, что ей самой понравится тепло предоставляемое этим узким предметом одежды.

Протащив надсмотрщицу между другими зданиями, я сначала вывел ее на улицу, названную переулком Рабских Борделей Людмиллы, а затем, миновав несколько домов, довел до проспекта Турии. Это — великолепный проспект, с множеством магазинов и прекрасных зданий. Именно на нем я и поставил свою пленницу на колени, спиной к рабскому кольцу, вмурованному в стену приблизительно в футе над тротуаром. Просунув свисавший с ее запястий конец веревки, которым я ранее связал ноги женщины, сквозь кольцо, а затем, скрестив ее лодыжки, затянул на них тугой узел. В очередной раз запястья пленницы оказались привязаны к ее лодыжкам, правда, теперь еще и к рабскому кольцу.

— Это — весьма оживленная улица, — напомнил я, — хотя, конечно в этот час так не скажешь. Но, думаю, очень скоро Ты получишь свою долю внимания. Спорим, что некоторые из клиентов Туннелей узнают Тебя. У Тебя еще есть время придумать, что Ты расскажешь стражникам, чтобы объяснить им свое здесь присутствие. Кстати, особенно подумай над тем, как объяснить им значение тарска, висящего на твоем животе. Среди них могут оказаться те, кому известно значение подобных символов.

Она жалко смотрела на меня.

— Прощай, Свободная Женщина, — сказал я.

Она вытянула голову ко мне, заскулила и по ее щекам побежали слезы.

— Вы просишь о милосердии, и об освобождении? — уточнил я.

Она отрицательно покачала головой.

— Уверен, Ты знаешь, что я бы не дал Тебе этого, — усмехнулся я.

Она кивнула, не переставая плакать.

— Я не из таких мужчин, — сказал я.

Она снова кивнула.

— Что тогда? — спросил я.

Она снова протянула ко мне голову. Заинтересовавшись, я присел подле нее, и мягко коснулся ее левой щеки раздутой из-за втиснутого между зубов кляпа. Женщина прижалась к моей ладони, и я чувствовал ее теплые слезы.

— Ты весьма привлекательна, — заметил я. — И где-то внутри Тебя тоже есть женщина. Тебе не стоит и дальше презирать других женщин, хотя бы, потому что Ты сама женщина. Позволь своей женщине появиться и стать с Тобой единым целым.

Она заскулила мягко, жалобно, и… благодарно.

— Я не думаю, что Тебе в дальнейшем стоит работать в Туннелях, по крайней мере, в твоей прежней должности, — предположил я, и женщина опустила голову. — Ведь Ты теперь узнала, насколько необузданно, драгоценно и великолепно быть женщиной. Это — твоя судьба, и это отличается от того, чтобы быть мужчиной. Не стоит пытаться копировать мужчину, ничего лучше псевдомужчины все равно не получится, а это не то же самое. Такие копии выглядят неестественными и не заслуживают ничего кроме презрения. У Тебя есть свое истинное место в природе, в этой изумительной жизни и бытие.

Она не осмеливалась поднять головы.

Я встал, и посмотрел на нее.

— Не бойся, — успокоил я ее. — Ты хорошо смотришься, стоя на коленях у ног мужчины.

Она, наконец, решилась, и подняла ко мне свое заплаканное лицо.

— Лоскут шелка, пойдет Тебе гораздо лучше, чем мужская кожа, сколь забавно диковинная, столь же глупая и абсурдная на твоем женском теле, которое, как Ты теперь знаешь, оказалось столь отзывчивым к ласке, — заметил я, сжавшейся женщине. — И твоя шея нуждается в подходящем украшении. Думаю, стальной ошейник подойдет. Да, Ты отнюдь не так непривлекательна, как привыкла о себе думать. Ты можешь оказаться вполне приемлемой собственностью. Ты сама, точно так же, как те девушки, которых Ты так терроризировала и унижала, как и все женщины, возможно, Ты, уже поняла это к настоящему времени, в конечном счете, всего лишь собственность мужчин.

Она только согласно кивнула и опустила голову. Слезы с ее щек упали на камни тротуара.

— Пойдем, — скомандовал я блондинке.

— Вы оставите ее здесь? Вот так? — удивилась она.

— Конечно, — ответил я. — И должен Тебе заметить, что именно это должно было бы произойти с Тобой и вместо того, чтобы сейчас быть свободной и идти домой, Ты могла бы сидеть здесь голой и связанной, да еще с пробитым бит-тарском на животе.

Оставив бывшую надсмотрщицу на коленях, голой и привязанной к рабскому кольцу, я провел блондинку назад, через проходы между зданиями, в переулок Рабских Борделей Людмиллы. Именно на этой улице находилась инсула Ачиатэса.

— А вот и Туннели, — показал я, пересекая улицу. — Именно там Ты и провела вчерашнюю ночь.

— Свободные женщины не осмеливаются говорить об этом месте кроме как шепотом, — вздрогнув, пробормотала она. — Это — один из самых низких, из всех борделей в Аре.

— И именно туда, Тебя притащили, — кивнул я.

— Каким это место кажется мрачным и ужасным, — сказала она.

— Сейчас оно действительно выглядит немного мрачноватым, — признал я. — Но Ты просто не можешь увидеть его в лучшем свете. Сейчас утро, и Туннели уже закрыты. Раннее утро не лучшее время, когда стоит оценивать подобные места, и не только их. Уверен, Ты со мной согласишься. Зато вечером, когда это заведение открыто, оно выглядит намного лучше, теплее, веселее, светлее, даже возможно, немного праздничнее. Ты поняла бы это, если бы вчера вечером, вытащила голову из мешка.

— Возможно, Вы правы, — вздохнула она.

— Полагаю, Ты могла спуститься туда как-нибудь вечером, и получить лучшее представление об этом заведении, — предположил я.

— Возможно, — кивнула она.

— Но, на твоем месте, я бы не приходил сюда без сопровождения, — улыбнулся я.

— Это точно, — согласилась она. — Без сопровождения там делать нечего.

— Это вовсе не столь ужасное место, — сказал я. — На мой взгляд, это весьма неплохое заведение.

— Просто Вы не были прикованы цепью в рабском алькове, — проворчала она.

— Посмотри на это с другой стороны, — предложил я. — Считай это интересным опытом или приключением. В конце концов, найдется не так много свободных женщин, которые могли бы похвастаться, что когда-либо провели ночь в борделе, будучи прикованы цепью в рабском алькове.

— Вероятно, мне повезло больше, чем остальным, — заметила она.

— Конечно, — усмехнулся я.

— Наверное, я должна поблагодарить Вас, — сказала она.

— За что? — осведомился.

— Там, в алькове, — ответила блондинка, — я была в Вашем милости.

— Ты была полностью в моей милости, — поправил ее я.

— Да, — задумчиво кивнула она. — Так и было. Поэтому я и хочу поблагодарить Вас за то, что не воспользовались моим положением.

— Это пустяк, — отмахнулся я.

— Но Вы ведь думали об этом, не так ли? — вдруг спросила девушка.

— Да, — признал я.

— Но все-таки Вы не сделали этого, — заметила она.

— Как видите, — пожал я плечам.

— Но почему нет? — полюбопытствовала блондинка.

— Что?

— Почему не воспользовались? — уточнила она.

— Не знаю, — честно ответил я. — Могу предположить, что Ты была свободна, и очень беспомощна.

— Но ведь моя беспомощность не имела бы значения, будь я рабыней, не так ли? — поинтересовалась она.

— Конечно, — согласился я. — Зачастую, мы сами сначала делаем рабынь абсолютно беспомощными, а затем делаем с ними то, что захотим. Мы командуем ими и используем полностью. Ведь именно для этого они и нужны. Они должны служить. Они должны предоставлять себя, по малейшему слову или жесту, немедленно, без сомнений, и независимо от своих желаний. Мы получаем от рабыни все, что мужчина мог бы захотеть получить от женщины, и даже больше, просто беря это у нее, или приказав ей, чтобы она это предоставила.

— Она настолько беспомощна, — прошептала девушка.

— Конечно, — кивнул я. — Она же рабыня.

— Но меня Вы не использовали, — напомнила она.

— Нет.

— Только из-за того, что я была свободна? — спросила она.

— Полагаю, что так, — ответил я. — Опять же, я не знал, насколько Ты была привлекательна.

— Но, что было бы, если бы Вы узнали, — не отставала блондинка, — Тогда Вы использовали бы меня?

— Не знаю, — признался я. — Возможно. Ведь я всего лишь мужчина.

— И поэтому Вы одели меня таким образом? — улыбнулась она, бросив взгляд вниз, скромно оттягивая подол короткой кожаной туники, которую она сейчас носила.

— Да, — не стал спорить я.

— Эта одежда мало что скрывает, — заметила она, пытаясь стянуть полы выреза, и прикрыть свои прелести.

— Это точно, — признал я.

— И обнажает мои руки и плечи, — добавила она. — На мой взгляд это вообще подходит только для ношения рабыней.

— И это верно, — улыбнулся я.

Еще она не упомянула, что у нее не только были открыты руки и плечи, но любой желающий мог бы полюбоваться хорошим куском ее ног, заманчивой впадиной между ее прекрасными грудями и бедрами, при каждом ее шаге мелькавшими в боковых разрезах туники.

Она посмотрела на меня.

— Эта одежда Тебе немного великовата, — заметил я.

Конечно, прежняя хозяйка была женщиной более крупного телосложения. Девушка стянула края декольте еще ближе друг к другу, тем самым, еще больше подчеркивая свою фигуру.

— Вы надели на меня это, — проворчала она. — Притом, что это — одежда, в которую могла бы быть наряжена рабыня.

— Не думаю, что стал бы надевать на свою рабыню кожу, — улыбнулся я.

Она кивнула. Кожа вообще не разрешается рабыням. Считается, что им больше подходят мягкие и более женственные одежды из шелковых и реповых тканей, часто короткие и облегающие, не только потрясающе манящие и эстетически привлекательные, но также и возбуждающие, и отражающие их подчинение мужской власти.

— Но я понял, что Вы имеете в виду, — кивнул я.

— Вы считаете, что я — рабыня? — спросила блондинка.

— Конечно, нет, — заверил я девушку.

— О, я не имею в виду по закону, — пояснила она. — Я имею в виду в действительности.

— Ага, — протянул я, — тогда, конечно.

— Конечно, — вздохнула блондинка.

— Даже не сомневаюсь в этом, — кивнул я.

— Остерегайтесь! — вскинулась она. — Я — свободная женщина!

— Но ведь не на самом деле, — заметил я.

— Не на самом деле? — переспросила она.

— Конечно, — подтвердил я. — В действительности Ты — рабыня. Все, чего Тебе недостает, это всего лишь неких незначительных юридическиех формальностей, таких как ошейник и клеймо.

— Эта одежда, — вздохнула она, кидая быстрый взгляд вниз, — настолько короткая и настолько откровенная. Она заставляет меня чувствовать себя как-то странно.

В ответ я лишь пожал плечами.

— Зачем Вы надели на меня такую одежку? — спросила девушка.

— Мне так захотелось, — ответил я.

— Потому, что она привлекает внимание к моей сексуальности, — предположила она.

— По крайней мере, она привлекает внимание, к потенциальной возможности твоей сексуальности, — поправил ее я.

— Как по-вашему, я красива? — поинтересовалась она.

— Конечно, — заверил ее я.

— А сексуально, я желанна? — не отставала она от меня.

— Да, — кивнул я.

— А достаточно ли я красива и сексуально желанна, чтобы быть рабыней?

— Хм, странный вопрос для свободной женщины, — заметил я.

— Итак? — решила настоять девушка.

— Да, — ответил я.

— Спасибо за то, что спасли меня, — поблагодарила она.

— Пожалуйста, — ответил я, пожав плечами.

— Скажите, а Вы правда, собирались увести меня в рабство, — полюбопытствовала блондинка, — как Вы мне и сказали в алькове?

— Я и сейчас все еще могу это сделать, — напомнил я. — Мы совсем недалеко от улицы Клейм. Всего через час Ты можешь оказаться на станке для клеймения в доме какого-нибудь работорговца. Ему хватит одного мимолетного взгляд на Тебя, чтобы не задавать лишних вопросов.

— И Вы получили бы деньги за меня? — поинтересовалась она.

— Само собой, — кивнул я.

— Но ведь теперь Вы изменили свои намерения, и уже не собираетесь так поступать со мной, — уточнила блондинка.

— Не собираюсь, — признал я.

— Почему нет?

— Не нуждаюсь в деньгах, — отшутился я.

— Пожалуйста, — настаивала она.

— Ты свободная, — пожал я плечами.

— Я замерзла, — призналась она, дрожа от холода.

— Уже скоро должно потеплеть, — постарался успокоить ее я.

— Во сколько, как Вы думаете? — поинтересовалась девушка.

— Где-то между четвертым и пятым аном, — сообщил я.

— Как же сейчас холодно, — пробормотала она, — я еще темно и промозгло.

Я отвернулся от своей попутчицы.

— Подождите! — окликнула меня девушка.

— Что еще? — осведомился я оборачиваясь.

— Мне надо в другую сторону, — сообщила она.

— И что?

— В таком случае, куда Вы направляетесь? — спросила она.

— В мою комнату, — ответил я. — Уже поздно.

— Нет! — воскликнула блондинка.

— Нет? — сделал я удивленный вид.

— Разве Вы не собираетесь проводить меня домой?

— Ты сможешь найти дорогу до своего дома отсюда? — уточнил я.

— Да, — признала она.

— Тогда займись этим, — посоветовал я отворачиваясь.

— Подождите! — остановила она меня снова.

— Что еще?

— Посмотрите, во что я одета! — показала девушка.

— Я вижу, и что такого? — спросил я.

— Но, я не могу пойти по улице в этом, — заявила она.

— Множество женщин в ошейниках ходит по улицам, одетых в куда меньшие одежды, причем при свете дня, и среди толпы, — заметил я.

— Но ведь они — рабыни! — растерялась девушка.

— Как и Ты сама, в глубине своего сердца, — напомнил я.

Блондинка раздраженно уставилась на меня.

— Ты предпочитаешь добираться домой голой? — поинтересовался я. — Это можно устроить.

Я шагнул к девушке.

— Нет! — вскрикнула он, вытягивая руку и отступая.

— Хорошо, — пожал я плечами.

Мне действительно было забавно думать о том, как она, образованная благородная и возможно богатая женщина, будет добираться отсюда до своего жилища, где бы оно ни было, но подозреваю, что весьма далеко, в таком виде.

— Но что, если на меня нападут? — спросила блондинка. — Что, если меня захватят? Что, если я попаду в лапы работорговцев?

— Честно говоря, я не думаю, что шанс этого так уж велик, — заметил я, — По крайней мере, не в этот час. Сейчас не самое лучшее время, и Ты, возможно, это знаешь, для таких действий, как отлов рабынь, изнасилование, захваты и тому подобное. Слишком раннее утро. Тебе не кажется? Как то твоему, что делать на улице в этот час уважающему себя насильнику или работорговцу? Что он мог бы ожидать найти? Маленького домашнего слина среди мусорных контейнеров? Мускулистого возницу, привезшего продукты из ближайшей деревни? Кроме того, я могу предположить, что Ты живешь в зажиточном районе, где на улицах полно стражников. Я, правда, не думаю, что Ты можешь столкнуться с какой-либо опасностью вообще. Так что добирайся сама.

— Добирайся сама? — возмущенно переспросила она.

— Да, — отрезал я.

— Только потому, что я одета так, как одета, Вы считаете, что можете отослать меня как какую-то рабыню?

— Я мог бы проводить Тебя, но ровно дотуда, докуда посчитаю нужным, — сказал я.

Она смотрела на меня, и внезапно на ее лице мелькнула идея.

— Это ведь — переулок Рабских Борделей Людмиллы, — заметила она. — Тогда доведите меня, хотя бы до проспекта Турии.

— Хорошо, — согласился я.

Девушка, повернувшись назад, пересекла мостовую и нырнула в проход между зданиями, который вел к проспекту Турии. Она шла в нескольких шагах впереди меня. Проход, около ста ярдов длиной, по которому мы двигались, был довольно извилистым, с отходящими от него ответвлениями между другими домами. Пройдя по нему несколько ярдов, блондинка остановилась, и повернулась ко мне лицом.

— Я замерзла, — капризно заявила она.

— И что?

— Обхватите меня руками, — попросила девушка.

Я не стал ей отказывать. Ее тело отлично поместилось в моих руках.

— Так лучше? — поинтересовался я.

— Лучше, — ответила она и, подняв на меня глаза, добавила: — Вы спасли меня от чудовищной судьбы, той, что хуже смерти, от того, чтобы мужчины могли бы взять меня против моего желания.

— Не неси чушь, — оборвал я ее.

С какой серьезностью некоторые свободные женщины расценивают свою значимость! Такое забавное тщеславие! Неделя в ошейнике избавила бы их от таких заблуждений. Они быстро и в полном объеме узнали бы, для чего нужны женщины мужчинам.

— Однако быть может, — улыбнулась девушка, — я Вам кое-что должна за свое спасение из кандалов рабского алькова.

Признаться, я уже начал думать, что, вероятно, совершил ошибку, забрав ее из Туннелей. Следовало оставить ее там.

— Я теперь Ваша должница, — заявила блондинка. — Я Вам благодарна, и хочу доказать свою благодарность.

— Не стоит. В этом нет необходимости, — сказал я.

Интересно, она хоть понимала то, что она творила. Девушка подняла губы, и я почувствовал, как она поднимается на цыпочки.

— Вот, — сказала она и прижалась ко мне губами.

— Остерегайся того, что Ты делаешь, будучи одета подобным образом, — предупредил я ее.

Ее тело было соблазнительно округлым и рабски мягким. Я еле удержался от того, чтобы не схватить его и не сдавить в своих руках.

— Вот, — сказала девушка, целуя меня снова, — разве рабыня может целовать так, как я?

Этот второй поцелуй, а особенно ее замечание, были большой ошибкой с ее стороны. Безвозвратной ошибкой.

— Ты ничего не знаешь о поцелуях, — ухмыльнулся я. — Если бы меня так поцеловала рабыня, она бы уже была выпорота.

— Слин! — выкрикнула она, попытавшись ударить меня.

Я перехватил ее запястье моей правой рукой и внезапно скрутил ее, заламывая руку за спину, и приводя в девушку в ужас. Потом взяв ее за левое плечо и придерживая, не давая упасть, и делая совершенно беспомощной, я внезапно и резко поднял ее правую руку у нее за спиной. Девушка вскрикнула от острой боли. Я задержал ее в этом болезненном положении на мгновение, давая понять, насколько она была беспомощной. Ей пришлось вытянуться всем телом и встать на цыпочки, чтобы уменьшить давление на руку. Она вынуждена была замереть в этой позе, поскольку любое самое минимальное движение отзывалось острой болью в руке. Наконец, я освободил ее. Она повернулась ко мне лицом и пораженно уставилась на меня. Рефлекторно она потерла руку. Она впервые по-настоящему оказалась во власти мужчины, почувствовав себя маленькой и слабой.

— Вы причинили мне боль! — прошептала она.

— А разве в твои намерения не входило причинить боль мне? — поинтересовался я.

Девушка опустила голову, продолжая потирать руку. Она казалась такой маленькой и такой красивой.

— То, что Ты попыталась сделать, рабыне стоило бы, как минимум, избиения, — объяснил я, — а может остаться без рук, а то и вовсе оказаться в клетке со слинами.

— Я не сделала бы этого, если была бы рабыней, — скривилась она.

— Уверен, что Ты не сделала бы этого, Свободная Женщина.

— Я должна бросить себя к Вашим ногам? — спросила девушка.

— После твоего второго поцелуя, в этом уже нет необходимости.

— Что Вы имеете в виду? — удивилась она.

— Только то, что я собираюсь дать Тебе то, что Ты хочешь, — объяснил я.

— Нет! — замотала она головой. — Не это! Я не это имела в виду, я не этого хотела!

Но я уже подхватил девушку на руки и, пронеся ее несколько ярдов дальше по проходу, свернул в одно из боковых ответвлений, где, прижимаясь к стене одного из домов и заглянув в нишу, среди прочего сваленного там мусора, отходов и хлама обнаружил старую, рваную, толстую, неровно сотканную рабскую циновку.

— Не надо! — заплакала блондинка. — Не сейчас! Не здесь! Не так!

— А ну, тихо, — шикнул я на нее.

Чем она была недовольна? Я даже донес ее до этого места со всем уважением, на руках, как свободную женщину, а не перебросив через плечо, вперед задницей и, презрительно, головой к назад, как обычно носят такие вещи, как мешки с зерном или рабынь.

Все еще держа девушку на руках, я, ногой, сбросив с циновки мусор, допинал ее туда, куда мне было нужно, в узкий тупичок, образовавшийся между высокими стенами. Здесь, сбросил блондинку со своих рук, и скомандовал:

— Снимай свою одежду. Быстро!

Девушка заплакала, но оспаривать не решилась и торопливо разделась.

— Пожалуйста! — взмолилась она. — Не надо! Пожалуйста!

— Выкажи почтение, — приказал я.

— Я — свободная женщина! — попыталась протестовать она.

— Ты своим собственным ртом только что сказала, что Ты — женщина.

— Я не знаю, как это делать! — объяснила она.

— Есть много способов, которыми женщина может выказать почтение, — сообщил я.

— Но я — свободная женщина, — всхлипнула она. — Я не знаю ни одного из них.

— Ничего, я вкратце проинструктирую Тебя, как выполняются основные три из них. Сначала, встань передо мной на колени. Откинься назад на пятки. Так. Расставь колени в стороны. Шире. Руки на бедра, спину выпрями, выпяти грудь. Хорошо. Живот втяни. Молодец. А теперь опусти голову в уважении и в подчинении.

— Как рабыня! — возмутилась девушка.

— Делай что сказано, — приказал я, окидывая получившееся зрелище взглядом. — Это, возможно, нельзя в точности считать выражением почтения, поскольку не все согласны с подобной трактовкой этой позы, но для нашего случая, мы посчитаем это, как первое. В любом случае, это красивое положение, и, само собой, основная позиция повиновения рабыни.

— Повиновения рабыни! — вскрикнула она.

— Да, — подтвердил я, — и у Тебя оно отлично получилось. Ты очень естественно выглядишь в этой позе. Теперь, и это уже совершенно ясная форма почтения, наклонись вперед и положи голову на циновку, ладони рук туда же по бокам от головы. Хорошо. Теперь немного подними голову, и вытянись вперед, удерживая положение. Еще немного вперед.

— Но ведь тогда мое лицо окажется у Ваших ног, — простонала девушка. — Мои губы коснутся их!

— Вот именно, — согласился я. — Молодец. Теперь опусти голову, поцелуй и оближи мои ноги.

— Я — свободная женщина! — напомнила она мне.

— Ты — прежде всего, женщина, — сказал я. — Теперь приступай, нежно, медленно и с любовью. Вот так, хорошо.

— Я не рабыня, — всхлипнула девушка.

— Все женщины — рабыни, — заметил я. — Попробуй представить, как Ты делала бы это, будь Ты действительно рабыней в ошейнике.

У нее перехватило дыхание.

— Хорошо, — похвалил я. — Продолжай.

Испуганная девушка покорно выполнила мой приказ.

— Теперь, перейдем к третьей форме почтения. Она исполняется на животе.

— Я не понимаю, — прошептала блондинка.

— Существуют различные способы этого, — начал объяснять я, — и почтение на животе может быть удачно и привлекательно объединено с другими формами движений на полу, например, с приближением к господину на четвереньках, перекатыванием перед ним на бок или на спину, извиванием, и так далее. Мы попробуем самую простую версию, подходящую для несведущей свободной женщины, которая еще даже не начала познавать глубины своей сексуальности.

Девушка удивленно посмотрела на меня.

— На живот, — скомандовал я.

Она немного отстранилась, и легла на живот. Светлые волосы девушки раскинулись вокруг ее головы. Теперь она растянулась на животе передо мной, осторожно подглядывая сквозь сетку волос.

— Теперь, вперед дюйм за дюймом, — скомандовал я, — оставаясь на животе, а когда доберешься до моих ног, еще раз, как и прежде, немного приподняв голову, нежно, кротко, красиво, как если бы Ты была рабыней, начинай целовать и облизывать их. Хорошо. Молодец. Теперь аккуратно возьми мою ногу и поставь ее себе на голову. Очень хорошо. Снова поставь ее на циновку и поцелуй. Неплохо. Можешь сместиться немного назад. Я еще не дал Тебе разрешения подняться.

Девушка смотрела на меня сквозь свои светлые волосы. В ее взгляде читались недоверие и страх. Я думаю, что она не могла осмыслить те эмоции, что заполнили ее тело, в результате этих откровенных действий.

— Теперь, можешь встать на колени, — разрешил я.

Как только она приняла указанную позу, я, присев перед ней, взял ее за плечи. Наши глаза встретились.

— Я даже представить себе не могла, что это могло быть так, — прошептала блондинка в оцепенении, но видя мое молчании, встряхнулась и с любопытством спросила: — Я выразила почтение?

— Пожалуй, да, — ответил я.

— Я никогда не чувствовала себя настолько женщиной, — призналась она.

— Ты пока еще даже не начала входить в контакт со своей женственностью, — улыбнулся я. — Скоро Ты обнаружишь, какая это замечательная вещь, какая она глубокая, изумительная, и, я бы даже сказал, бездонная. Тебе предстоит великое путешествие по землям любви и невыразимых чувственных открытий. Перед Тобой большое приключение, наполненное жизнью и значимостью. В этом приключении Ты найдешь свое завершение, Ты поймешь, кем являешься на самом деле — женщиной и не кем иным, и не чем другим.

— Я понимаю, — прошептала она.

Я прикоснулся к ней.

— Ой, — тихонько отозвалась девушка на мое легкое прикосновение.

— Интересно, — заметил я. — Хотя Ты и свободная женщина, но Ты уже полна жизни даже на данном этапе.

— Пожалуйста, Вы смущаете меня, — всхлипнула она.

— Со временем, я надеюсь, Ты станешь гордиться своим телом и его реакциями. Я не думаю, что Ты будешь стесняться их, когда, допустим, оказавшись привязанной к рабской полке, будешь вынуждена продемонстрировать их публично под презрительными взглядами мужчинами или высокомерными свободных женщин. Думаю, что Ты скорее, будешь приветствовать их, ликовать от них, и наслаждаться ими.

— Пожалуйста, — попыталась протестовать блондинка.

— Рабыни, вообще довольно открыты, и любят то, что живет в их телах. Они склонны понимать себя и свою природу, и любить это.

— Но я же, не рабыня, — напомнила она мне.

— Это верно, — кивнул я.

— Что Вы собираетесь сделать со мной? — спросила девушка.

— А как Ты думаешь? — поинтересовался я.

— Вы будете добры со мной?

— Не особенно, — признался я.

Девушка пораженно уставилась на меня, по-видимому, опять собираясь протестовать, но я быстро опрокинул ее спиной на циновку.

— Я — девственница, — шепотом сообщила она.

Я погасил ее протест своим поцелуем.

— Вы же будете добры ко мне, пожалуйста, — взмолилась она.

— Не особенно, — огорчил ее я.

— Эта циновка такая твердая, — пожаловалась девушка. — И такая грубая.

Она немного дернулась, пытаясь поудобнее улечься на грубых волокнах.

— Она разработана специально для дрессировки рабынь, — пояснил я, — а не для их комфорта.

— Но я-то не рабыня, — натянуто улыбнулась девушка.

— Циновка об этом не знает, — заметил я.

— Но я надеюсь, что Вы помните это, — попыталась снова улыбнуться она. — Ой!

— Я забыл об этом, — усмехнулся я.

— Будьте добры ко мне! Я не рабыня!

— Я буду обращаться с Тобой так, как мне понравится, — предупредил я. — И только так. А теперь, тихо.

— Во мне бурлят странные ощущения, — прошептала блондинка. — Я чувствую, что должна называть Вас Господином.

— Не вздумай, — проворчал я. — Это, действительно, только для рабынь.

— Да, — шепнула девушка, — Господин.

— Очень хорошо, — кивнул я.

— О-о-охх, да-а-а-а! — выкрикнула она. — Только не отпускайте меня!

Девушка плакала и цеплялась за меня. Я мягко прижал ее спиной к циновке, выбираясь из ее объятий.

— Позвольте мне обнимать Вас, — взмолилась девушка.

— Не сейчас, — отрезал я. — Руки воль тела, ладони на циновку.

— Что делают со мной Ваши руки, — простонала она, — что Вы делаете со мной!

— Это не я. Это, мог бы сделать с Тобой любой мужчина. Просто Ты сама уже готова к этому.

— Я готова стать страстной рабыней! — выдохнула девушка.

— Держи руки вдоль тела, — напомнил я.

Она с трудом контролировала свои маленькие руки, дергавшиеся по бокам.

— Я хочу трогать Вас. Я хочу обнять Вас! — всхлипнула девушка.

— Держи руки на циновке, — снова приказал я.

— Будьте моим любимым господином! — прошептала она.

— Ты — свободная женщина, — напомнил я ей.

— Пожалуйста, пожалуйста, будьте моим любимым господином, — умоляла она.

— Несомненно, таковой где-то существует, — улыбнулся я. — Но я — не он.

Девушка разочарованно застонала.

— Не стоит так сокрушаться, — предупредил я. — Это было всего лишь введение в мир чувств.

— Всего лишь? — пораженно переспросила она. — Введение?

— Именно, — заверил я ее.

— Я не знала, чем это может оказаться. За всю мою жизнь со мной не происходило ничего подобного, — призналась блондинка.

— А ведь Ты еще даже не рабыня, — заметил я.

— Я хочу найти своего любимого господина, — простонала она.

— Ищи его, — прошептал я. — Возможно, сменив тысячу ошейников, Ты найдешь того, кто Тебе нужен.

— Позвольте мне обнять Вас, — попросила она.

— Разрешаю, — улыбнулся я, и она обхватила меня руками, прижимаясь ко мне, прижимая меня к своей мягкости.

— Ой, — вздрогнула девушка. — Вы снова сильны.

— Просто Ты очень красива, — объяснил я. — Ты теперь успокоилась?

— Да, — вздохнула она, — Вы успокоили меня.

— Иногда женщина, сразу после случившегося, находит свой первый опыт, я имею в виду только что произошедшее с Тобой, самым необычным из всего что она до настоящего времени испытала, своего рода эмоциональным ударом.

— Я понимаю, — кивнула она.

— А вот попробуй теперь, когда Ты успокоилась, и способна полностью рационально мыслить, оценить этот опыт с некоторого расстояния, — предложил я. — Каковы твои чувства сейчас?

— Они довольно просты, — ответила она.

— И каковы они? — поинтересовался я.

— Я хочу ошейник. Хочу клеймо. И хочу быть рабыней.

— Понятно, — протянул я.

— Вы думаете, что женщина сможет забыть такой опыт? — спросила девушка. — Что она настолько глупа, что не будет помнить о том, что находится в ее животе, что она неспособна к изучению этого?

— Как раз этого-то я не думаю, — улыбнулся я.

— Просто, теперь я знаю, что представляю собой, — заявила она.

— Понятно, — кивнул я.

— А Вы знали это еще раньше, не так ли? — осведомилась блондинка.

— Да, — не стал отпираться я.

— Мне кажется, что есть мужчины, которые лучше других могут разглядеть в женщине рабыню, — предположила она.

— Возможно, — пожал я плечами.

Безусловно, некоторые мужчины обладают выдающимися способностями в подобных делах. Многие работорговцы, например, могут оценить потенциал женщины, как рабыни практически сразу. Иначе, чем можно было бы объяснить их необычайный успех в вычислении тех женщин, причем среди толп народа, прячущих свои лица под вуалями, а тела под одеждами сокрытия, которые окажутся самыми красивыми и станут лучшими рабынями, чтобы потом именно этих женщин выслеживать и преследовать с особой тщательностью. Впрочем, в этом заключается их бизнес.

— Ой, — вздрогнула девушка, — кажется, теперь Вы не успокаиваете меня!

— Правда? — улыбнулся я.

— Да, — воскликнула она. — Вы возбуждаете меня! Вы снова делаете это со мной! Как Вы смеете! Я — свободная женщина! Вы что, снова хотите превратить меня в безответственное, беспомощное, стонущее, визжащее, извивающееся животное, дергающееся, вскрикивающее и полубезумное от страсти, реагирующее на Ваши руки почти как рабыня?

— Конечно, — усмехнулся я.

— Животное! — огрызнулась была она, но сразу застонала: — О-о-ох, да-а! Да-а-а-а!

На сей раз мне показалось, что ей вообще не потребовалось сколь-нибудь заметного времени вообще. Ее рефлексы были ясно выражены.

— Тсс! — шикнул я на девушку. — Кто-то идет мимо по прроходу между зданиями.

Безусловно, кто бы там не шел, видеть они нас не могли, конечно, если бы не вошли в этот боковой тупичок и не проследовали по нему до конца.

— На проспекте Турии сейчас, наверное, уже открывают магазины, — предположил я.

— Ага, — вздохнула девушка, сладко потягиваясь.

Ее голова покоилась на моей груди. На стенах домов, высоко над нами появились отблески первых солнечных лучей. В облюбованном нами тупике потеплело.

— Который сейчас ан, как Ты думаешь? — поинтересовался я у девушки.

— Восьмой или девятый, — пожала она плечами.

— Похоже на то, — кивнул я.

— Как же я теперь возвращусь домой? — спросила блондинка. — Ведь теперь на улицах будет полно людей? Может, Вы купите мне одежду и вуаль и принесете их сюда?

— На твоем месте я бы на это не рассчитывал, — усмехнулся я.

— А как Вы думаете, ту свободную женщину, которую Вы привязали к рабскому кольцу, к настоящему времени уже освободили? — полюбопытствовала девушка.

— Вполне вероятно, — ответил я. — Откуда мне знать.

— Вы помните, когда я поцеловала Вас во второй раз, Вы сказали мне что, если бы Вас так поцеловала рабыня, ее бы сразу выпороли? — спросила она.

— Да, — кивнул я.

Она еще попыталась ударить меня, чего я ей не позволил, а еще, немного наказав, отнес на рабскую циновку.

— Это правда?

— Зависит от многих вещей, — ответил я, — таких как владелец, знакомство девушки с ее ошейником, обучали ли ее тому, как надо целоваться, от настроения, ситуации, да мало ли от чего еще.

— Но некоторых рабынь, возможно, наказывали за то, что они целовались так, как это сделала я? — уточнила она.

— Конечно, — признал я.

— А как я целуюсь теперь? — спросила девушка, прижимаясь ко мне губами.

— Намного лучше, — сообщил ей я.

— Столь же хорошо, как рабыня? — осведомилась она.

— Нет, — огорчил я ее.

— Ох! — задохнулась девушка.

— Тебе не светит целоваться так же хорошо, как рабыня, пока Ты сама не станешь рабыней, да и то, только после того, как проведешь в своем ошейнике нескольких месяцев, и возможно даже пройдешь некоторое обучение. Кроме того, существует неопределимая пропасть между поцелуями рабынь, которая определяется тем, что она находится в неволе, буквально являясь собственностью своего хозяина, и поцелуями свободных женщин.

— Понимаю, — сказала она. — Возможно, однажды я стану рабыней, и тогда научусь целоваться, как рабыня.

— Возможно, — сказал я.

— Но я-то знаю, что я — рабыня, — заметила девушка. — Я узнала это здесь, на этой циновке, в этом месте.

Я промолчал.

— Итак, что я должна делать? — спросила она.

— Что Ты имеешь в виду? — уточил я.

— Что следует делать свободной женщине, — пояснила она, — когда она узнает, что она — рабыня?

— Ты свободна, — напомнил я. — Решение за Тобой. Но остерегайся поспешных решений, потому как, если Ты примешь их, то уже никогда больше не будешь свободна. С того момента все, что Ты сможешь решать, будет скорее касаться таких понятий, как лучше всего ублажить своего господина, да и то в пределах определенных рамок, которые он Тебе установит.

Она затихла, снова положив голову на мою грудь.

— Решение о самопорабощении является довольно интересным вопросом, — заметил я, — это решение, свободно принятое, свободным человеком, сразу по принятии его становится безвозвратным, поскольку индивидум, заявивший о подобном, больше не свободен, он уже стал собственностью.

Девушка подняла голову и, перекатившись на живот, приподнялась на локтях, глядя на меня. Ее грудь превосходно смотрелась в этой позиции.

— Вы все еще можете отвести меня к работорговцам и продать, не так ли? — спросила она.

— Верно, — согласился я.

— Ну, так сделайте это! — воскликнула блондинка.

— Нет, — отказался я.

— Но, почему нет? — удивилась она.

— А меня забавляет рассматривать Тебя, как свободную женщину, а использовать, как рабыню, — улыбнулся я.

— Животное, — пробурчала блондинка, и снова пристроила свою голову на мою грудь.

— Ты могла бы передать себя работорговцу самостоятельно, — предложил я.

— Верно, — кивнула она.

— Представь, как Ты заранее договорившись о встрече, это было бы обычной любезностью с твоей стороны, в конце концов, он занятой мужчина, входишь в его кабинет, в своих самых лучших вуалях и одеждах сокрытия, — предложил я. — Потом, внутри, под его пристальным взглядом, раздеваешься. Ты делаешь это изящно, конечно, насколько у Тебя получится без обучения. Ты показываешь ему себя полностью. Ты абсолютно нагая. Он, скорее всего, проведет Тебя через некоторые простые рабские позы, дабы сформировать первичное мнение о твоей способности двигаться перед мужчинами. В процессе этого Ты, конечно, будешь оценена. Наконец, он разрешит Тебе встать перед ним на колени. Вот тогда Ты сможешь смиренно попросить его разрешения взять Тебя в рабство, таким образом, объявляя саму себя рабыней, и, в данном контексте, отдавая себя ему как своему первому господину. Дальше, Ты не поднимая головы, ждешь его решения. В твоем случае, я уверен, решение было бы положительным. Дальше, есть варианты. Работорговец, может потребовать, чтобы Ты, в присутствии свидетелей, подписала заявление рабыни. Как только твоя подпись появится на бумаге, Ты — рабыня. С другой стороны он может поступить еще проще. Например, просто приказать Тебе произнесли формулу порабощения, опять же в присутствии свидетелей, которые уже подпишут документ, удостоверяя, что были свидетелями твоего заявления. Давай-ка, предположим, что Ты произнесла такую формулу. Самая простая из возможных, пожалуй: «Я — рабыня». И все, с этого момента Ты — рабыня. Вполне возможно, что работорговец произнесет: «Ты — моя рабыня». Этим он заявляет свои права на Тебя. Опять же, отныне, Ты — его рабыня. Этого достаточно в данной ситуации, дабы избежать юридического казуса, когда Ты сразу после своего заявления на мгновение становишься невостребованной рабыней, права на которую может предъявить первый встречный свободный человек, стоит только ему захотеть так сделать. Кроме того, в этом случае, не могут возникнуть никакие встречные требования, которые могли бы быть признаны. Он является, так сказать, первым. Его требование полностью гарантировано, неопровержимо и юридически бесспорно. Опять же оно сделано в присутствии свидетелей, которые могут удостоверить свершившийся факт. После его фразы, Ты могла бы сказать: «Да Господин, я — Ваша рабыня», хотя в этом нет особой необходимости, поскольку в данной ситуации, Ты, так или иначе, уже неоспоримо его рабыня. Произнося данную фразу, Ты официально признаешь его своим хозяином. Считается, что эта формула хороша именно с точки зрения рабыни, она должна услышать себя, как она говорит это. Хотя, юридически это уже ненужно, но многие полагают, что это полезный акт для рабыни в психологическом отношении. Она, своим заявлением, недвусмысленно признает, что знает, кому отныне принадлежит. С точки же зрения закона, вполне достаточно письменного заявления свидетелей. На этом ритуал практически заканчивается, остается только увести Тебя вниз, в рабские загоны. Там Тебя быстро заклеймят и снабдят твоим первым ошейником. Скорее всего, Тебя может ожидать еще и первая порка, чтобы сразу научить Тебя бояться, бояться до ужаса, рабской плети. Возможно, позже, когда Ты придешь в себя после порки настолько, что сможешь есть, Тебе могли бы дать пару горстей размоченной рабской каши, и разрешили бы, встав на четвереньки, попить немного воды из миски, или прямо из лужи на полу, куда ее вылили бы специально. Далее Тебя приковали бы цепью в учебной конуре, чтобы утром начать твое обучение. Хотя, возможен вариант, когда Тебя просто отправят из города на какой-нибудь отдаленный рынок, где выставят на торги для твоей первой продажи.

— Моей продажи, — взволнованно прошептала девушка.

— Да, — кивнул я.

— Как Вы думаете, за меня могли бы дать хорошую цену? — спросила она.

— Думаю, да, — польстил я девушке.

Она даже задрожала от удовольствия.

— Пожалуй, отведу-ка я Тебя домой, — сказал я.

— Мне казалось, что Ты не собирался провожать меня до дома, — заметила моя блондинка.

— Я передумал, — сообщил я ей. — Я решил проводить Тебя.

— С чего такое внезапное изменение планов? — улыбнулась девушка.

— Сам не знаю, — пожал я плечами. — Возможно, потому что теперь я Тебя знаю лучше. А возможно, просто уже день.

— А может, есть другая причина? — предположила она.

— Возможно, — буркнул я. — Я не уверен.

— Тогда может, вместо того, чтобы тащиться со мной через весь город, лучше связать меня и отвести к работорговцу, — вдруг заявила блондинка.

— Нет, — ответил я.

— Но у меня самой может не найтись храбрости, чтобы передать себя в руки работорговца, — сказала она. — Я просто побоюсь это сделать.

— Я могу понять это, — кивнул я.

— Я боюсь, что меня могут убить, — призналась она.

— Если Ты будешь послушна и Тобой все довольны, то обычно Тебе нечего бояться кроме обычной суровости условий и требований неволи, — успокоил я ее.

— Конечно, они достаточно жестоки, — вздохнула девушка.

— Иногда, — признал я.

Признаться, далеко не все рабовладельцы обращаются со своей собственностью с мягкостью.

— Но ведь меня даже могут убить, — вздрогнула она.

— Будучи свободной женщиной, шансов быть убитой у Тебя намного больше, — заметил я. — Точно так же, как мысль убить своего любимого слина или кайилу не пришла бы в голову большинству мужчин, это не случится с ними и в отношении рабыни. Она, как и другие домашние животные, не человек, а собственность. Рабыня, как и остальные животные, выполняет определенный круг работ по приказу своего хозяина, и зачастую, надо отметить, очень приятных работ, она, как и слин и кайила, приносит определенную пользу и имеет цену. В случае взятия города врагами, в то время как свободные люди могут в ужасе носиться по улицам, спасаясь от беспорядочной резни, невольница, скорее всего, оказывается запертой и защищенной. Понятное дело, что она, как и прочие животные и предметы является частью вполне понятных трофеев победителей. Уверен, что Ты понимаешь, что сама могла бы стать весьма заманчивой добычей.

— Я? — тихо произнесла девушка. — Добычей?

— Конечно, — кивнул я, — если бы Ты была рабыней.

— Понимаю, — задрожала она, той мягкой дрожью, столь волнующей, что у меня не осталось никаких сомнений в том, что моя блондинка уже принадлежала ошейнику.

— Безусловно, рабыням в такой ситуации стоит посоветовать быть столь покорными и приятными насколько это возможно, — добавил я.

— Конечно, — согласилась она.

— Особенно, учитывая смертельную жажду, что все еще обуревает мужчин.

— Это я могу понять, — улыбнулась девушка.

— Но рабынь обычно хорошо обучают умиротворяющему поведению, — заметил я. — И они, нагими, отлично прислуживают на оргиях победителей. Впрочем, на таких оргиях находится место и свободным женщинам.

— Не думаю, что они будут долго оставаться свободными, — усмехнулась она.

— Само собой, — согласился я. — По-видимому, эта была бы последняя ночь их свободы.

— А они служат на оргии такими же голыми, как и рабыни? — полюбопытствовала девушка.

— Конечно, — ответил я.

— А разве таких женщин не порабощают перед оргией? — спросила она.

— Бывает по-разному, но зачастую — да, считается, что так они быстрее поймут все то, что будет ожидаться от них на пиру победителей. Кроме того, многие командующие полагают, что это — превосходное введение для бывшей свободной женщины в ее новый статус.

— Вероятно, они не далеки от истины, — признала она.

— Пожалуй, мне стоит поскорее доставить Тебя домой, — сказал я.

— Почему? — поинтересовалась девушка.

— Ты слишком соблазнительна, — пояснил я.

— Но если бы я была рабыней, — заметила она, — я могла бы быть подвергнута наказаниям.

— Конечно, — кивнул я. — Ведь Ты принадлежала бы своему хозяину полностью.

— И даже могла бы быть убита, — добавила она.

— Одно дело, быть просто объектом для наказаний, и совсем другое действительно им подвергнуться, — заметил я.

— Это верно, — вздохнула девушка.

— Например, одно дело оказаться под плетью, и другое — знать, что это реально, что рабовладелец, может и будет пороть Тебя, причем безжалостно, если Ты станешь причиной его неудовольствия, или чего-то еще, что могло бы стать фактическим поводом для наказания.

— Я понимаю, — кивнула она.

— Аналогично и со всеми прочими наказаниями, даже теми, которые применяются крайне редко, если вообще когда-либо применяются. Женщина должна знать, что они существуют, и что для нее они вполне реальная возможность. Она просто должна знать, что она действительно может быть подвергнута им, а дальше уже не так важно применят их к ней или нет.

— Понимаю, — сказала она.

— Именно в этом заключается смысл любого наказания, рабыня знает, что это может быть сделано с нею, в том числе и то, что она могла бы быть убита, и старается не допустить этого, — объяснил я.

— Теперь понятно, — кивнула девушка.

— Без этого, ее рабство не будет полным. Она просто не была бы полной рабыней.

— Это верно, — прошептала она.

— Проще говоря, рабыня принадлежит рабовладельцу, полностью, тотально, — добавил я.

— Я понимаю, — сказала девушка.

— А теперь давай отправимся к твоему дому, — предложил я.

— Я готова принять этот риск, — прошептала блондинка. — Это было бы частью моей жизни. Ведь действительно, без этого, я не смогла бы полностью принадлежать ему.

— Ты настолько уверена в своей способности доставить ему удовольствие? — поинтересовался я.

— Я уверена в своей способности отчаянно попытаться сделать это, — пробормотала она.

— Нам пора уже быть в пути, — сказал я, садясь на циновке.

— Отведите меня к работорговцу, — вдруг попросила девушка.

— Нет, — отказал я ей.

— Вы — настоящий мужчина? — раздражительно бросила она, поднимаясь на колени.

Я пристально посмотрел на нее.

— Итак? — спросила она и вызывающе вперилась в меня взглядом.

— Ты принадлежишь ошейнику, — сказал я.

— Ну так отведите меня к работорговцу! — предложила блондинка. — И Вы увидите, как я окажусь в одном из них!

Я промолчал.

— И пусть это будет такой, который я уже не смогу снять! — заявила она.

— Уверяю Тебя, именно такой он и будет, — предупредил я.

— Отведите меня к работорговцу! — снова попросила она.

— Нет, — отрезал я.

— Вы боитесь? — осведомилась девушка.

— Нисколько, — заверил ее я.

— Посмотрите на меня, — сказала она. — Разве я не тот вид женщины, которую не стыдно было бы отвести к работорговцу?

— Именно такой, — признал я.

— Ну, так сделайте это, — призвала она.

— Нет, — снова отказал я.

— Смотрите, — сказала девушка, стоящая на коленях в каких-то дюймах от меня, и внезапно немного приподнялась и выпятила ко мне свое лоно.

— Вот! — завила она. — Разве кто-либо, кроме рабыни может делать так?

— Нет, — согласился я.

Возможно, подумал я, для нее было бы лучше не делать этого. Все же она была необыкновенно соблазнительна.

— Тогда, отведите меня к работорговцу, — снова попросила она.

— Нет, — ответил я.

— Вы не настоящий мужчина! — крикнула она в гневе, и озадаченно уставилась на меня, вставшего перед ней во весь рост.

Посмотрев на нее какое-то время, я внезапным ударом тыльной стороной ладони сбил ее с циновки. Блондинка, крутнувшись вокруг своей оси, на какое-то мгновение, оказавшись вместо колен на ногах, отлетела в кучу мусора сваленного у одной из стен.

Завалившись на бок, девушка, в ужасе посмотрев на меня, прижала руку к своему рту. Между ее пальцев появились капельки крови.

— Сюда, — прорычал я, ткнув пальцем в циновку. — На колени.

Она поспешно заползла обратно на циновку и, встав передо мной на колени, удивленно подняла на меня свои глаза. В уголке ее рта появился потек крови. Она осознала, что только что была по-настоящему ударена мужчиной.

— Вы ударили меня, за то, что я бросила вызов Вашей мужественности? — спросила она. — На самом деле я не это имела в виду. Просто я была крайне разозлена, и это вырвалось случайно.

— Ты получила удар вовсе не по такой абсурдной причине, — объяснил я. — Ты, в конце концов, свободная женщина, а они наделены правом оскорбить, попытаться унизить или даже уничтожить мужчину. Это — одна из их свобод, если мужчины, конечно, не решать отнять у них это право. Скорее Тебе досталось за то, что Ты попыталась манипулировать мной.

Она понимающе кивнула и опустила голову.

— Ты признаешь свою вину, и ее соответствие полученному наказанию? — уточнил я.

— Да, — ответила девушка.

— Кроме того, — продолжил я, — На твоем месте, будь я свободной женщиной, я бы поостерегся двигаться перед мужчинами таким образом.

— Но я же в действительности не свободная женщина, — прошептала она.

— В данный конкретный момент своей жизни, юридически Ты — свободна, — напомнил я. — Не забывай об этом.

— Да, — отозвалась она, — Господин.

— И не называй меня «Господин», — сказал я. — Это для рабынь.

— Да, Господин, — ответила блондинка.

— Кажется, Ты переполнена любопытством относительно того, каково быть рабыней, — заметил я.

— Я — рабыня, — пожала она плечами. — Это естественно, что мне любопытно то, что значит быть рабыней на самом деле.

Девушка опустила голову, и осторожно стерла потек крови со своего рта.

— Ты понятия не имеешь, — сказал я, — о том, на что это может быть похоже, на самом деле, быть рабыней.

Она промолчала.

— Впрочем, я могу помочь Тебе передумать о желательности неволи для Тебя, — ухмыльнулся я.

— Господин? — непонимающе спросила она.

Схватив девушку за светлые волосы и крутанув вокруг ее оси, отчего она отчаянно вскрикнула, я бросил ее спиной на циновку, а потом овладел, безжалостно, зло, стремительно, ничуть не заботясь о ее ощущениях или чувствительности, эксплуатируя ее тело для моего удовольствия. Закончив с ней, я встал около нее, ногой оттолкнул ее тело от себя, оставив задыхающуюся блондинку лежать на боку рядом с циновкой.

— Ну как, Свободная Женщина, что Ты думаешь об этом? — поинтересовался я.

Она обернулась и посмотрела на меня сквозь волосы.

— Бывает, что рабыню могут использовать и таким образом, — усмехнулся я.

Она, все также молча, смотрела на меня. В ее глазах блеснули слезы.

— Как Тебе это понравилось? — засмеялся я.

Она перекатилась на живот и, подползя к моей ноге, прижалась к ней губами, целую нежно и благодарно. Потом девушка, подняла ко мне свое лицо покрытое волосами.

— Мне понравилось это, — заявила она.

Я гневно обругал ее и вырвал у нее свою ногу.

— Надень свою одежду, — сердито приказал я ей.

— Да, Господин, — послушно отозвалась она, и мгновенно накинула на себя короткую кожаную тунику.

Что поразило меня так это то, что еще недавно довольно длинная одежда скрыла столь немногое. Безусловно, она должна была разгладить ее, но не спешила делать это. Она бросила взгляд вниз на одежду, теперь бывшую на ее теле, и немного стянула ее вниз по бокам.

— Она не слишком большая, не так ли? — улыбнулась девушка.

— Нет, — согласился я.

— Но я полагаю, — заметила она, — что если бы я была рабыней, то мне можно было бы дать вещи намного меньшие, чем это, и гораздо более откровенные.

— Вполне возможно, — проворчал я, не видя никакого смысла сообщать ей, что я был в этом почти уверен.

— Но я — свободная женщина, — улыбнулась она, и с некоторым сожалением осмотрев тот предмет одежды, что был на ней, спросила: — Вы действительно собираетесь вести меня по улицам в этом?

— Да, — бросил я. — И у меня нет намерения, покупать Тебе новые наряды.

— Я так и думала, — засмеялась блондинка и, взглянув на меня, добавила: — Полагаю, что одетая таким образом, я должна буду следовать за Вами.

— Нет, — ответил я.

— Вы разрешите мне идти рядом с Вами, как свободной женщине, не смотря на то, что я одета столь бесстыдно? — удивилась девушка.

— Нет.

— Значит, Вы не собираетесь провожать меня? — разочарованно спросила она.

— Я пойду с Тобой.

— Тогда я ничего не понимаю, — призналась она.

— Ты будешь идти впереди меня, — объяснил я.

— Ну, конечно, — рассмеялась девушка. — Вы же не знаете дороги.

— Вот именно, — кивнул я.

— Я видела, как многие владельцы ведут своих девушек по улице впереди себя, — засмеялась она. — Всегда подозревала, что им просто нравиться любоваться, как те двигаются перед ними.

— Правильно подозревала, — улыбнулся я.

— И именно в этом причина Вашего желания идти сзади? — угадала блондинка.

— Конечно, — не стал спорить я.

— Вы находите меня привлекательной, не так ли? — поинтересовалась она.

— Да, — признал я.

— Тогда, я попытаюсь идти перед Вами, как можно привлекательнее, Господин, — улыбнулась девушка.

— Не называй меня Господином, — напомнил я.

— Да, Господин, — улыбнулась она.

— Пойдем скорее, — предложил я.

— Я никогда не забуду это место, — заявила она. — Здесь, я стала женщиной, и изучила мое рабство.

— Пойдем уже, — сказал я.

— Может, все-таки к работорговцу, — улыбнулась блондинка.

— Нет, — отрезал я.

— Я буду идти перед своим Господином? — уточнила она.

— Ты можешь идти впереди меня, — ответил я.

И она пошла передо мной, сначала из узкого бокового ответвления в проулок пошире, потом по нему к проспекту Турии. Походка у нее действительно была превосходной. Честно говоря, я сам не мог понять, почему решил сопровождать ее до дома. Не было у меня уверенности в этом вопросе. С одной стороны, девушка, конечно, нашла бы дорогу и благополучно добралась бы домой сама, особенно теперь, при дневном свете. А с другой…. У меня все еще оставалось немного шпагата в моем кошеле.

Едва мы вышли на проспект Турии, как в глаза бросилось небольшое скопление народа слева от нас.

— Постой, — остановил я девушку. — Давай-ка просмотрим что там.

Когда мы подошли немного ближе, я разглядел между столпившихся людей надсмотрщицу из Туннелей. Она все еще стояла на коленях, привязанная к рабскому кольцу. Хотя это уже шел десятый ан, ее так никто и не освободил. Женщина не решалась поднять голову. Подозреваю, что она уже некоторое время служила предметом насмешек проходящих мимо людей.

— Мама, смотри, — сказал ребенок. — Тетя голая!

— Пойдем отсюда, — дернула его за руку мать.

— Я знаю ее, — воскликнул кто-то. — Она из Туннелей.

— Вы только посмотрите, — сказал другой, — ей привязали бит-тарск к животу!

— Точно! — засмеялся третий.

Признаться, я засомневался, что эта женщина, вернется к своей работе в Туннелях. Это теперь для нее осталось в прошлом. Врядли теперь она наденет на себя длинное кожаное платье. Отныне для нее более подходящими, на мой взгляд, будут короткие туники из реповой ткани или узкие лоскутки шелка, подпоясанные пеньковой веревкой, и возможно, плотно сидящее не шее изящное стальное украшение — рабский ошейник.

— Продолжим наш путь, — сказал я.

— Да, Господин, — отозвалась моя блондинка.

И она направилась в противоположенном направлении, то есть вправо от того прохода между зданиями, из которого мы вышли на проспект. Идя позади нее, я оказался в превосходной позиции, которая не только позволяла любоваться идущей впереди женщиной, но и ловить взгляды, которые она получала от многих мужчин, восхищенные взгляды, между прочим, сопровождаемые вздохами и жестами вызванными восхищением от лицезрения такой женщины. Безусловно, она шла превосходно. Я не мог не признать, что она действительно заслуживала ошейника, но старался всячески гнать от себя отрезок шпагата, ждавший своего часа в моем поясном кошеле. Мне не стоило думать об этом. Она была свободной женщиной. Но, что ни говори, и как себя не уговаривай, она все же была желанной и возбуждающей женщиной, и рано или поздно должна стать рабыней.

— Это здесь, — сказала она после довольно длительной прогулки.

— В этой башне? — удивился я.

Мы стояли на одном из нижних мостов, и казалось, что стены взлетали к облакам.

— Да, — улыбнулась она.

— Ты должно быть богата, — заметил я.

Мы находились в одном из самых прекрасных жилых районов Ара, называемом Семнадцать Башен Табидиана. Блондинка неопределенно пожала плечами.

— Очень богата, — предположил я.

— Еще вчера, я думала именно так, — грустно улыбнулась она.

— Странно слышать такое, — сказал я.

— Можно сказать, что с одной стороны, я — одна из самых богатых женщин в Аре, — усмехнулась она. — Но с другой, мне кажется, что я — возможно, одна из самых несчастных и самых бедных женщин.

— Не понимаю, — признался я.

— Моя жизнь не доставляла мне удовольствия, — объяснила девушка. — Она казалась пустой и бессмысленной. Только этим утром я узнала, что такое счастье и наслаждение.

— Будучи беспомощной на рабской циновке? — уточнил я.

— Да, — улыбнулась она.

— Возможно, попав под мужское доминирование, Ты, наконец, почувствовала себя на своем месте в природе, ощутила себя женщиной, — предположил я.

— Возможно, — вздохнула девушка.

— Желаю Тебе всего хорошего, женщина, — сказал я.

— Я должна подниматься на верхний мост в одиночестве? — спросила она.

— Да, — кивнул я. — Мне кажется, что будет лучше, если я оставляю Тебя, и чем скорее, тем лучше.

— Почему? — теперь уже удивилась она.

— Кажется, что я уже не доверяю себе, — объяснил я.

— О чем Вы? — не поняла она.

— Ты слишком возбуждающая женщина, — признался я.

— Вы, правда, так думаете? Правда? — заинтересовалась блондинка.

— Да, — честно ответил я.

Она поспешно подскочила ко мне, и пристально посмотрела мне в глаза.

— Тогда, свяжите меня, — прошептала девушка. — И отведите меня к работорговцу.

— Нет, — отказал я ей снова.

— Вы же знаете, что я — рабыня, — простонала она, — Что, я — действительно рабыня, что я предназначена для ошейника!

Я ничего ей не ответил.

— Пожалуйста! — попросила она.

— Передай себя в руки работорговца, — посоветовал я.

Девушка расстроено уставилась в настил моста, а потом, зло топнув своей босой ногой, всхлипнула:

— Я не могу! Не могу!

— Прощай, — сказал я.

— Не уходите! — почти взмолилась она.

Я снова повернулся к ней лицом.

— Есть женщины, которые могут это сделать это! — объяснила блондинка. — Я не могу!

— Очень хорошо, — кивнул я.

— Я боюсь! — крикнула девушка.

— Я могу это понять, — сказал я.

— Пожалуйста! — попросила она.

— Разве свобода не драгоценна? — спросил я.

— Возможно, для других — да, — ответила она, под моим пристальным взглядом. — Мне же она в тысячу раз менее драгоценна, чем мое рабство. Я хочу, чтобы был свободен мой господин, но что касается меня, я хочу принадлежать ему, полностью, быть его собственностью, полностью, как сандалия или слин! И пусть он рассматривает меня, как ему нравится. Меня это не беспокоит. Это — его прерогатива. Он — хозяин. Пусть он пренебрегает мной или будет жестоким со мной. Пусть он бьет меня своей плетью или сажает меня на цепь. Пусть он использует меня согласно своим желаниям. Я не беспокоюсь. Я хочу принадлежать ему. Я с радостью поцелую его плеть! Я хочу любить его, отдавая ему все, что только может отдать женщина, и даже больше. Я хочу служить ему, любить его, самоотверженно, как всего лишь его ничтожная рабыня!

— Ступай к работорговцу, — сказал я.

— Нет! Не могу! — заплакала девушка.

— Отлично, — пожал я плечами.

— Помогите мне! — взмолилась она.

— Нет, — отрезал я.

Плача, она подняла кулаки, как будто собираясь ударить меня, но быстро опустила руки, и бросила на меня испуганный взгляд, возможно опасаясь, что я мог бы оказаться недовольным ее действиями и наказать ее. Сегодня она уже узнала, что не все мужчины готовы проглотить оскорбление от рук женщины, даже если эта женщина свободна.

— Ну, так вызови работорговца к себе, — предложил я.

— Я не хочу, чтобы это было сделано таким путем, — всхлипнула девушка.

— Прощай, — сказал я.

— Прощай, — ответила она и, подняв на меня заплаканное лицо, добавила: — Господин.

— Я говорил Тебе, не называть меня «Господин», — напомнил я.

— Да, Господин, — грустно улыбнулась блондинка.

Она обернулась и, медленно, понуро, пошла по длинному мосту. Впереди возвышалась прекрасная башня, одна из семнадцати Башен Табидиана. Где-то внутри этого строения находились ее апартаменты. По-видимому, где-то на самых верхних уровнях, которые обычно расцениваются, как наиболее престижные и самые безопасные в плане вероятности нападения. К ним ведут только самые высокие и самые узкие мосты. Ее покои, несомненно, должны быть роскошными и хорошо обставленными, возможно занимающими не один уровень. Думаю, она хорошо смотрелась бы рабыней служащей в таком месте.

Этот мост, красочно вымощенный, изящно изогнутый и узкий, по которому сейчас двигалась босоногая светловолосая фигура, одетая в соблазнительно короткую кожаную тунику, вел к входу в башню находившемуся чуть выше половины ее высоты. Другие мосты, разбросанные вокруг на разных уровнях, также позволяли попасть в эту башню, или другие ее окружавшие, а через них на другие мосты и вниз на улицы. Девушка на мосту выглядела очень маленькой, и очень несчастной.

Пройдя часть моста, она остановилась и обернулась. Найдя меня взглядом, она подняла руку в прощальном жесте. Я не удостоил ее ответом. В конце концов, она была всего лишь женщиной. Блондинка опустила голову и, отвернувшись, медленно продолжила свой путь по мосту. Кажется вид ее стал еще более несчастным.

Я догнал девушку в верхней точке моста.

— Стоять, — скомандовал я.

Она испуганно вздрогнула и остановилась.

— Не оборачиваться, — приказал я.

— Вы, — выдохнула блондинка. — Я узнаю Ваш голос.

— Не оборачиваться, — повторил я команду я.

Она и не оборачивалась, продолжая стоять лицом в ту сторону, куда шла.

— Кожаная одежда, которую Ты носишь, слишком коротка, — заметил я.

— Да! — согласилась она.

— Мне она кажется более подходящей для рабыни, чем свободной женщине, — сказал я.

— Да! — кивнула девушка.

— Ты можешь называть меня «Господин», — разрешил я.

— Господин? — переспросила она.

— Да, — подтвердил я. — Начинай вырабатывать привычку называть любого свободного мужчину Господином.

— Я не понимаю! — воскликнула блондинка.

— Руки за спину, запястья скрестить, — скомандовал я.

Девушка исполнила команду безропотно.

— Ох! — задохнулась она от неожиданности, когда я быстро обернул ее руки несколькими петлями шпагата, туго стягивая их между собой. — Как туго!

— Теперь, — сказал я связанной девушке, — Ты можешь повернуться ко мне лицом.

Она мгновенно повернулась, дико дергая руками в напрасных попытках освободиться.

— Ты не сможешь освободить себя, — усмехнулся я.

— Нет! — признала она, но в голосе ей вместо отчаяния звенело ликование. — Я не смогу! Ой, что Вы делаете?

— Беру Тебя на поводок, — спокойно объяснил я.

— Но в этом нет необходимости, — попыталась протестовать блондинка, но

а уже набросил ошейник рабского поводка на ее шею.

— Тихо, — приказал я, пораженно уставившейся на меня девушке.

— Надлежащий ответ в такой ситуации, — предупредил я, — звучит: «Да Господин».

— Да, Господин, — удивленно повторила она. — Господин!

— Ты спрашивала разрешение говорить? — поинтересовался я.

— Я могу говорить? — спросила девушка.

— Да, — разрешил я, дважды, довольно энергично, дернул язычки застежек ошейника. Ошейник поводка, застегнутый теперь на две пряжки, был высоким, крепким, и плотно прилегал к ее шее. Девушки не выскальзывают из таких уз. Застегнув пряжки, я повернул их на затылок девушки. Теперь спереди оказалось крепкое кольцо, свисавшее с металлической пластины, прикрепленной к коже ошейника заклепками, прямо под подбородком девушки. Это — обычное положение кольца, когда рабыню ведут за собой, неважно, передвигается ли она на ногах, как я и намеревался вести эту девушку, хотя бы из соображений экономии времени, или, скажем, на животе или на четвереньках. Заднее положение кольца обычно используется, когда невольница идет перед хозяином, и тот управляет ею сзади, опять же, она может быть на ногах, на животе или на четвереньках. Переднее положение, вообще-то предпочтительнее, поскольку в этом случае давление передается на затылок и боковые поверхности шеи, а не на горло. Безусловно, у заднего положения тоже есть свое преимущество, ведь девушка, наверняка, будет намного осторожнее, испуганнее, и следовательно послушнее. Затем я пристегнул ремень поводка к кольцу. При хранении в кошеле или в мешке ремень обычно наматывается на ошейник, пристегнутым к кольцу, или нет это зависит от предпочтений того или иного рабовладельца. Лично я обычно не держу ремень поводка на ошейнике потому, что таким образом я могу использовать ремень для связывания или, сложив вдвое, в качестве замены плети. Кроме того, на мой взгляд, это полезно для девушки, слышать, металлический щелчок карабина, кода тот закрывается в кольце ошейника, и даже не так важно с позади ее шеи, или под подбородком. Вообще, взятие на поводок, любого типа, превосходно влияет на женщину в психологическом отношении, поскольку подтверждает ей ее неволю и помогает ясно понять ее статус домашнего животного. Точно так же хорошо для нее подергивание поводка, ради проверки надежности крепления, напоминающее рабыне, что она действительно взята на поводок. Такая проверка, конечно, или делается с кольцом под подбородком, дабы избежать повреждения гортани, а уже потом ошейник поворачивается, если женщину следует вести перед собой, или, если кольцо сразу оставляют сзади, то между ошейником и кожей помещают большой палец, чтобы он принял на себя проверочный рывок и защитил горло. Это, кстати, обычная гореанская практика, избегать даже малейшего давления на горло. И это отнюдь не ослабление гореанских методов обращения с рабынями, поскольку наказание может быть, и будет, в случае если есть наименьший повод для него, применено и без участия поводка. Конечно, когда кольцо находится сзади, и если девушка начинает артачится, она сама вызывает давление на свое горло. Для таких непонятливых рабынь, кстати, разработан удушающий поводок, который не может соскользнуть с нее, но может затянуться при малейшем сопротивлении. В таком устройстве даже самая строптивая девушка, после первой же попытки сопротивления приходит в чувство и покорно следует за хозяином.

— Что Вы собираетесь сделать со мной? — осведомилась блондинка.

— Собираюсь отвести Тебя к работорговцу, — объяснил я. — Думаю, что знаю того, кто не будет задавать слишком много вопросов.

— К работорговцу! — воскликнула она.

— Именно к нему, — кивнул я.

— Но, почему? — удивилась девушка.

— А как Ты думаешь? — поинтересовался я. — Чтобы сделать немного денег на твоей продаже, конечно. Подозреваю, это будет первый раз, когда какой-либо мужчина когда-либо заработал на Тебе деньги, но уверяю Тебя, он будет далеко не последний.

Я повернулся и быстро зашагал вниз по мосту. Девушка, впервые в жизни взятая на поводок, семенила следом за мной, то смеясь, то плача от радости.