Наемники Гора

Глава 24 Происхождение Боадиссии

— Значит, это было на твоей шее, когда алары нашли Тебя, еще ребенком, среди обломков разграбленного каравана? — спросил он.

Мужчина стоял вплотную к ней, и разглядывал медный диск, держа его в пальцах и повернув к свету. Кулон, кстати, все еще оставался на шнурке, на ее шее.

— Да, — кивнула Боадиссия.

— Это было именно на твоей шее? — уточнил он.

— Да, — ответила Боадиссия. — И я продолжала его носить.

— Понятно, — сказал он.

— Вы знакомы с молодой женщиной внутри? — спросил охранник у дверей.

— Да, — ответил я. — Я думаю да.

— Именно сюда она собиралась войти, — подсказала мне Фэйка.

— Да, — уже уверенно сказал я.

— Входите, — пригласил нас охранник, и мы проследовали за ним через внутренний двор засаженный деревьями, мимо фонтанов и тенистой беседки под своды дома.

Мы с Хуртой я возвратились от Центральной Башни к инсуле уже ближе к полудню. Войдя в маленький, тускло освещенный вестибюль инсулы, мы сразу увидели Фэйку.

— Господин, — воскликнула она, нетерпеливо вскочив на ноги.

Она было дернулась подойти к нам, но резко остановилась. Браслет с цепью на ее левой щиколотке, надежно удерживал ее у кольца вмурованного в пол. Рабыня опять опустилась на колени.

— Господин, — позвала она.

— А где Боадиссия? — спросил я. — Я думал, что она оставит Тебя наверху.

— Так и было, — кивнула женщина. — Но Госпожа вернулась и забрала меня. Она нашла нечто, что очень взволновало ее, и сказала, что я должна пойти с ней, чтобы узнать место, а затем, когда Вы возвратитесь, отвести туда Вас.

— Именно поэтому Ты прикована цепью здесь? — уточнил я.

— Возможно, Господин, — ответила Фэйка. — Но возможно, Госпожа также, подумала о комфорте рабыни.

Я даже улыбнулся этому заявлению. Боадиссия не была тем видом женщины, который будет думать о комфорте рабыни. Скорее, она считала, что рабынь нужно рассматривать с большой строгостью, и подвергать их безжалостным и бескомпромиссным наказаниям.

— Почему она не дождалась нас? — поинтересовался я.

— Похоже, она не могла ждать, — объяснила Фэйка. — Она очень спешила вернуться туда.

— Куда именно, и что это все означает? — спросил я.

— Она думает, что, возможно, нашла дом своей семьи, — сказала Фэйка, — в который она могла бы войти, и что невероятное состояние могло бы принадлежать ей, и что она окажется в состоянии потребовать своего наследства.

— Я так понимаю, что это был весьма примечательный дом, — предположил я.

— Я думаю, что он очень красив, — признала Фэйка. — Я лишь мельком, через открытую дверь видела сад с беседкой во внутреннем дворе, и дом, большой прекрасный дом. Тот, кому он принадлежит, должно быть очень богатый человек.

— И что заставило ее думать, что это мог бы быть дом ее семьи? — спросил я.

— Крошечный знак около веревки для звонка, — сообщила Фэйка. — Это была буква «Тау», очень похожая на ту, что была на ее медальоне.

— Форма «Тау» была точно такая же? — уточнил я.

— Очень похожая, — ответила она.

— Абсолютно идентичная? — спросил я.

— Не совсем, — признала рабыня.

— Но очень похожая? — переспросил я.

— Да, — кивнула она.

— Значит, некая подсказка относительно ее происхождения, может быть там, — признал я.

Гореане обычно довольно щепетильны в отношении таких вещей как гербы, знаки, семейные эмблемы и тому подобные символы. Иногда такие вещи регистрируются и на законных основаниях используются только данным родом.

— Я тоже думаю, что это возможно, Господин, — согласилась со мной Фэйка.

— Если все так хорошо, — сказал я, — то можно только порадоваться за Боадиссию и пожелать ей удачи.

— Это похоже на богатый дом? — полюбопытствовал Хурта.

— Да, Господин, — ответила Фэйка.

— Боадиссия будет довольна, — усмехнулся он. — Она всегда была избалованной, жадной и молочной особой. У нее не вызовет неудовольствия быть богатой.

— Думаю, что семья, если у них есть прекрасный дом, и территория, может быть влиятельной и высокопоставленной, — предположил я.

— Против этого она тоже возражать не будет, — заверил меня Хурта.

— А где находится этот дом? — осведомился я.

— Совсем не далеко, Господин, — ответила Фэйка.

— Интересно, — протянул я.

— Я видел в этом районе несколько красивых зданий, — заметил Хурта, — особенно в нескольких кварталах отсюда. Мы их вчера видели.

— Верно, — согласился я.

Ар, как и многие другие города, порой удивляет своими контрастами, когда в удивительной близости друг от друга можно встретить казалось бы несовместимые вещи. Например, проспект Турии, находившийся поблизости, был одной из прекраснейших улиц Ара. А, позади него, притаившись в щели между зданиями, всего в паре енов неспешной ходьбы, находился переулок Рабских Борделей Людмиллы.

— Где ключ от твоих кандалов? — спросил я.

— Там, Господин, — указала Фэйка, на крюк около двери, которая вела к апартаментам Ачиатэса, и где это могло бы быть удобно для арендаторов или посетителей.

Я сходил за ключом и, встав рядом с ее коленопреклоненной закованной фигуркой, посмотрел на нее сверху вниз. Интересно, не будет ли забавно взять ее, прямо здесь, внезапно, на полу вестибюля инсулы, перед тем как я раскую ее. Все же она была невероятно соблазнительна.

— Господин? — удивленно спросила она.

Я толкал ее спиной на пол. Негромко звякнула цепь.

— Ой! — вскрикнула моя женщина от неожиданности и боли.

Это не имело значения. Она была всего лишь рабыня.

— Ох! — задохнулась она, и сразу же сжала меня в своих объятьях.

— Отвратительно, — возмущенно бросила свободная женщина, вошедшая в инсулу, и направившаяся наверх.

Я, тяжело дыша, поднялся на ноги. Задыхающаяся и вздрагивающая Фэйка осталась лежать на полу передо мной. Такие вещи могут быть проделаны с ей подобными. Ведь они — всего лишь рабыни.

Заплаканная Фэйка, дотянулась до моей ноги и прижалась к ней губами.

— На колени, — скомандовал я.

Сняв браслет с ее хорошенькой лодыжки, я ненадолго задержал ее в своей руке, дав ей почувствовать, как место стали кандалов заняла стальная власть руки ее Господина. У женщины перехватило дыхание, и она еще ниже склонила голову. Она почувствовала себя удерживаемой как рабыня. Снова подняв голову, она посмотрела на меня дикими глазами. Она была беспомощна и прекрасна в своей беспомощности. И я снова не смог удержаться и, толкнув ее на спину, на каменный пол тускло освещенного вестибюля, подтянул к себе за ноги. На этот раз, прежде чем взять ее, я долго любовался ей, просто это был мой каприз, просто мне так захотелось, просто она была моей рабыней, а посему должна снова беспомощно перенести все тяжести своей неволи.

— О, Господин, Господин, Господин, — бормотала она, чередуя слова с поцелуями.

— А теперь веди нас к месту, где мы найдем Боадиссию, — велел я.

— Да, Господин, — сказала она.

По пути, следуя за Фэйкой, спешащей впереди нас, мы видели нагую рабыню, несшую тяжелые ведра с водой на коромысле. Ее владелец, шедший позади нее, иногда тыкал ее острой палкой, дабы поторопить. Боадиссия одобрила бы это. Насколько я помню, она всегда поддерживала строгое отношение к рабыням, особенно, как я заметил, к соблазнительным рабыням, таким как вот эта прекрасная нагая невольница с коромыслом и ведрами, или Фэйка. Также нам на глаза попался караван скованных цепью за шеи рабынь, в туниках, но с мешками на головах, и два рабских фургона, с сине-желтыми шелковыми тентами. Мы оказались в районе улицы Клейм.

— Вот этот дом, — объявила Фэйка.

— Стена внушает уважение, и ворота крепкие, — оценил Хурта.

Я увидел «Тау» около веревки звонка. Буква, действительно, очень напоминала ту, которая была выбита на маленьком диске Боадиссии. Я теперь вспоминал то, что напомнил мне диск Боадиссии. Подобие, однако, не было абсолютно точным. Имелось, по крайней мере, два отличия. Это внушало оптимизм. Букву «Тау» такой формы, как на воротах около веревки звонка я видел прежде, давно, в Аре, на другой улице, и несколько раз на Сардарских Ярмарках.

— Что-то не так? — удивленно спросила Фэйка.

— Боадиссия уже внутри? — осведомился я.

— Я думаю, да, — кивнула Фэйка.

Я дернул за веревку звонка, и мы услышали мелодичный звон за воротами. Через мгновение привратник, довольно молодой парень, подошел к воротам с той стороны.

— Значит, это было на твоей шее, когда алары нашли Тебя, еще ребенком, среди обломков разграбленного каравана? — спросил он.

Мужчина стоял вплотную к ней, и разглядывал медный диск, держа его в пальцах и повернув к свету. Кулон, кстати, все еще оставался на шнурке, на ее шее.

— Да, — кивнула Боадиссия.

— Это было именно на твоей шее? — уточнил он.

— Да, — ответила Боадиссия. — И я продолжала его носить.

— Понятно, — сказал он. — Я могу снять его?

— Конечно, — кивнула она, и мужчина ловко развязал шнурок.

Боадиссия улыбнулась нам с Хуртой. Она уже была здесь, когда нас сопроводила в это место. Фэйку мы оставили у ворот, посадив на цепь, прикованную к кольцу, одному из нескольких вмурованных там в стену. Женщина осталась стоять на коленях, ожидая нас, у освещенной солнечным светом стены. Она получила приказ от привратника не поднимать головы. Похоже, что в этом доме рабынь не балуют. Мы сможем забрать ее на обратном пути. Мужчина весьма сердечно поприветствовал нас, что говорило о том, что он ожидал нашего или чьего-то еще прибытия. По крайней мере, по моим ощущениям, он не показался удивленным, увидев нас. Так же у нас не возникло никаких трудностей с тем, чтобы получить допуск к нему, несмотря на то, что он был, по-видимому, весьма важной особой. Сейчас мы находились в большой, похожей на кабинет комнате. Здесь имелся широкий стол, заваленный множеством бумаг. Принимавший нас в кабинете мужчина выглядел весьма представительно. Прежде я никогда не видел этого человека, в данный момент задумчиво рассматривавшего диск.

— Я думаю, что это может быть ключом к разгадке моей личности, — предположила Боадиссия.

— Возможно, — кивнул хозяин кабинета.

— Ну, конечно же это так и есть, — воскликнула девушка.

— Откуда мне знать, что Вы просто не нашли это, или не купили, а то и украли? — поинтересовался он.

— Уверяю Вас, я этого не делала, — возмутилась Боадиссия. — Это мое. Это было найдено на мне, когда я была еще младенцем. Я всегда носила его.

Он продолжал рассматривать диск.

— Разве символ не тот же самый, что и знак на Вашем доме? — спросила Боадиссия.

— Довольно похож, — признал он.

— Но не идентичен, — вмешался я, заработав сердитый взгляд Боадиссии.

Мужчина посмотрел на меня, и улыбнувшись заговорил:

— Однако именно так выглядел наш логотип несколько лет назад, прежде чем его стиль был несколько изменен.

— Значит все правильно! — радостно воскликнула Боадиссия. — Он был на мне в течение несколько лет!

— Совершенно верно, — улыбнулся ей мужчина.

— Я не могла знать этого, — заметила она. — Если бы я захотела сделать подделку, то сделала бы ее, не знаная ничего лучшего, по современному способу, и Вы были бы в состоянии обнаружить, просто посчитав прошедшее время, что диск поддельный, что это обман.

— Верно, — кивнул он.

— Вот видите! — сказала мне Боадиссия, с торжествующим видом.

— Да, — признал я.

— Он ревнует, — объяснила Боадиссия хозяину кабинета. — Он почти вне себя от зависти. Он просто хочет увидеть, как мне откажут в моем состоянии, лишат того, чего я заслуживаю по закону.

— Ваше состояние? — переспросил мужчина. — Того, чего Вы заслуживаете?

— Да, мое законное имущество, мое законное наследство, — заявила она. — Я настроена получить его.

— Ага, понимаю, — улыбнулся он. — Я исследую записи. Если все совпадет, а я подозреваю что так все и будет, то можете не беспокоиться, Вы получите, как Вы выразились, Ваши законное состояние, и то, что Вы заслуживаете по закону.

— Все, что я хочу, — сказал Боадиссия, — это получит, то чего я заслуживаю.

— Я проверю свои записи, — успокоил он девушку. — Если это будет в пределах моих возможностей, то я лично прослежу, что Вы действительно получили то, что Вы заслуживаете, в точности то, что Вы заслуживаете.

— Спасибо, — поблагодарила девушка его, бросив при этом на меня злой взгляд.

— А что это, кстати, — спросил он, — что Вы, по Вашему мнению, заслуживаете?

— А разве Вы не признаете меня? — спросила Боадиссия.

— Признаться, не понимаю, — сказал мужчина.

— Я могу быть Вашей давно потерянной дочерью, — предположила она.

— Насколько я знаю, у меня нет, и никогда не было дочерей, как давно потерянных, так и любых прочих. На самом деле у меня есть несколько сыновей.

— Посмотрите на меня, — предложила девушка.

— И что я должен увидеть? — спросил он.

— А разве между нами нет никакого фамильного сходства?

Лично я, со своей стороны, такового не замечал, ни в малейшей степени. Безусловно, члены одной и той же семьи внешне иногда значительно отличаются друг от друга.

— Не понимаю, — признался он.

— Вы — возможно, мой дядя, раз уж отцом Вы мне быть не можете.

— О, теперь понимаю, — улыбнулся он.

— Неужели я не могла бы быть Вашей племянницей, или кузиной?

— Интересная идея, — протянул он.

— Присмотритесь ко мне, — сказала она. — Присмотритесь внимательнее. Что Вы думаете?

— Вы соблазнительны, — отметил мужчина.

— Соблазнительна? — опешила Боадиссия.

— Я думаю, что теперь понимаю, — сказал он, — для чего Вы пришли сюда.

— Я ищу свою личность, — повторила девушка.

— И возможно немного больше? — предположил хозяин кабинета.

— Только что является моим по праву, — объяснила Боадиссия.

— Возможно, Вы считаете себя наследницей большого состояния? — полюбопытствовал он.

— Возможно, — пожала она плечами. — Караван был большим. Несомненно, мое присутствие в нем, простого младенца, предлагает большое богатство со стороны моей семьи. Возможно, они даже могли быть владельцами каравана. Конечно, сами Вы богаты. У Вас прекрасный дом, с роскошной обстановкой, с великолепной территорией. И знак на диске — Ваш. Тем более что Вы это сами признали.

— Понятно, — кивнул он.

— Конечно, в полноте Вашей чести, а я рассматриваю Вас как джентльмена, — сказала она, — Вы не захотите отказать мне, в том, чего я заслуживаю.

Я подумал, что это был довольно рискованный ход со стороны Боадиссии. Не слишком разумно, кстати, подвергнуть сомнению или попытаться давить на честь гореанина.

— Конечно, нет, — ответил мужчина, достаточно любезно, очевидно не обращая внимания на оскорбление. — Я буду одним из последних, кто решит отказать Вам в том, чего Вы заслуживаете.

— Хорошо, — сказала она, довольно надменно, задирая подбородок.

Боадиссия иногда действовала мне на нервы таким способом.

— Я считаю себя достаточно богатым человеком, — сообщил товарищ. — А также, справедливости ради стоит отметить, что у меня есть некоторое положение в этом городе, и кое-какая власть.

— Мне тоже так показалось, — кивнула Боадиссия.

— Значит, Вы думаете, что между нами есть некоторое родство? — осведомился он.

— Да, — ответила девушка. — Диск, который Вы сами только что признали, ясно дает это понять. Я предлагаю Вам свериться со своими записями.

— Я заключаю, что Вы думаете, что можете иметь отношение к моему роду, или какой-либо из его боковой ветви.

— Да, — признала она. — Я думаю, что это вполне возможно.

— Если Вы действительно принадлежите к моему роду, или даже к некой тесно связанной с ним боковой ветвью, Вы, несомненно, сразу же станете самой известной, и одной из самых богатых и самых влиятельных женщин в Аре, — заметил хозяин кабинета.

— Возможно, — кивнула Боадиссия, гордо выпрямляя спину.

— И как мне кажется, Вы, действительно, верите, что между нами могут быть некие отношения.

— Диск доказывает это, — напомнила девушка.

— Думаю, Вы правы, — сказал он.

— Сверьтесь со своими записями, — снова предложила Боадиссия.

— Вы действительно хотите, чтобы я сделал это? — уточнил мужчина.

— Да. В действительности, я даже требую этого, — заявила она.

— Очень хорошо. Это займет всего один ен, — предупредил хозяин, и взял со своего стола маленький звонок.

— Давай-ка пойдем отсюда, Боадиссия, — предложил я. — Мы могли бы вернуться завтра.

— Молчи, — раздраженно бросила она мне.

Мужчина позвонил, и через пару мгновений в кабинете появился его помощник. Получив распоряжение от хозяина кабинета и, понимающе кивнув, он скрылся за дверью. А наш собеседник сел за стол и положил маленький диск перед собой и немного справа от себя.

Боадиссия бросила взгляд на нас с Хуртой. Она была ужасно взволнована.

— Пойдем, Боадиссия, — предложил я, — завтра придем, узнаем результат.

— Помолчи, — недовольно бросила мне девушка.

— Это не займет много времени, — заверил нас мужчина. — Если Вы подождете сейчас, это избавит Вас от необходимости приходить сюда завтра.

— Уходите, если Вам так хочется, — сказала Боадиссия нам с Хуртой.

— Почему они должны хотеть уйти? — озадаченно спросил мужчина.

— Понятия не имею, — буркнула Боадиссия.

— Как и я, — улыбнулся он.

Через очень небольшое время вернулся помощник с большой, несколько запылившейся продолговатой похожей на гроссбух книгой в кожаном переплете, завязанной на шнурки. На обложке, хотя мне с моего места было трудно разглядеть, казалось, были какие-то надписи, возможно, даты и номера.

— Более старые записи, такие как эти, — пояснил он, — хранятся здесь, вместе с дубликатами более свежих отчетов. И наоборот, текущие записи, вместе со вторыми экземплярами старых отчетов, хранятся у меня дома.

Я кивнул. Таким образом, два идентичных набора отчетности держались в разных местах. Это было весьма распространено в гореанской бухгалтерии, особенно в определенных видах бизнеса.

— А разве это не дом? — удивилась Боадиссия.

— Это — моя резиденция, — ответил мужчина.

— Так у Вас есть другой дом? — спросила она.

— Конечно, — сказал он.

Боадиссия бросила меня довольный взгляд.

— Здесь место, где я веду мой бизнеса, — добавил мужчина.

— О, — только и смогла выговорить девушка.

Он развязал шнурки и сдув пыль с обложки, открыл книгу. Страницы пожелтели от старости.

— Не тратьте время попусту, пожалуйста, — поторопила его Боадиссия.

Он вытащил из мелкого кармашка, имевшегося с внутренней стороны обложки книги, медный диск на шнурке, примерно такого же размера, что и тот, что носила Боадиссия, и положил его перед девушкой.

— Смотрите! — обрадовалась Боадиссия.

— Да, — кивнул я.

Диск выглядел точно так же, как и тот что был у Боадиссии, но я не мог рассмотреть его в деталях с того места где находился.

— Диск, — сообщила она, — и на нем что-то есть.

— Ну, да, — согласился я.

— Несомненно, это — та же самая метка, что выбита на моем, — воскликнула она.

— А может быть, и нет, — заметил я.

Мужчина принялся листать страницы.

— Скорее! — торопила его Боадиссия.

Наконец, он кивнул, найдя то, что искал. Подняв диск, лежавший перед Боадиссией, внимательно осмотрел, затем сверил его с какой-то записью в книге. Закончив проверку, мужчина встал и приблизился к девушке.

— Да? — спросила Боадиссия. — Да?

— Ты была права, моя дорогая, — улыбнулся он. — Между нами, действительно существуют отношения, и как Ты подозревала, осень важные отношения.

— Вы видите! — крикнула Боадиссия, чуть ли не прыгая на месте, торжествующе глядя на нас с Хуртой.

— Но, моя дорогая, — продолжил он, — это не совсем тот вид отношений, которые Ты ожидала.

— Что Вы делаете? — спросила она. — Ай!

Девушка внезапно, вскрикнула от удивления и страха. Мужчина сорвал платье с ее плеч, опустив до талии.

— Да, — заметил он. — Ты соблазнительна.

Изумленная Боадиссия смотрела на него, но под его жестким пристальным взглядом, даже не осмеливаясь поднять руки и вернуть одежду на место.

— Отношения эти, являются отношениями рабыни и рабовладельца, — объявил он.

— Нет! — пораженно крикнула девушка.

— Раздевайся, — приказал ей мужчина.

— Делай так, как он сказал, и немедленно, — посоветовал я Боадиссии.

Дрожа, она стянула свое платье с бедер вниз, позволив ему упасть на пол, и осталась стоять внутри него.

— Сандалии тоже, — приказал я, — быстро!

Испуганная происходящим, она поспешно избавилась и от обуви. Если гореанин приказывает женщине раздеться, то он имеет в виду, что раздеться надо полностью, не оставив на теле даже нитки. Боадиссия стояла перед нами сбитая с толку, дрожащая и испуганная. Ее одежда лежала вокруг ее ног. Казалось, она стояла в маленькой луже ткани.

— Что происходит? — спросил озадаченный Хурта, снимая топор с плеча.

— Не вмешивайся, — остановил его я. — Происходит то, чего я боялся.

— Вот, — сказал товарищ, указав на книгу и диск, который лежал на ее странице, и на диск Боадиссии.

Я подошел к столу, и осмотрел диск, лежавший на книге. Было номер на нем и «Тау» были идентичны тем, что имелись на знакомом мне диске. Заложив место, где очевидно имелась соответствующая запись, я осмотрел обложку книги. На ней был указан год, двадцать два года назад, и два набора номеров, отделенных пробелом. Номер на диске Боадиссии попал между этими двумя номерами на обложке. Кивнув, я снова вернулся на страницу, на которой книга была открыта ранее.

— Видите? — поинтересовался мужчина.

— Да, — признал я, найдя в одной из строк запись, совпадающую с номером, который был на диске Боадиссии.

— Разграбленный караван, на остатках которого Тебя нашли, — сообщил товарищ Боадиссии, — был работорговым караваном.

Боадиссия посмотрела на него с ужасом, потом она повернулась к Хурте.

— Когда Тебя нашли, я сам был только маленьким мальчиком, — пожал плечами тот. — Я не знал, что это был за караван. Да я не думаю, что это знал кто-либо из аларов. Очевидно, когда они наткнулись на остатки фургонов, там все было основательно разгромлено.

— В тот раз мы не выставляли на всеобщее обозрение, что караван везет рабынь, — объяснил нам мужчина. — Например, тенты фургонов не были сине-желтыми. Таким образом, мы полагали скрыть, что грузом были сотни красивых женщин, весьма лакомая приманка для налетчиков. Однако наша хитрость, как оказалось, была ненеэффективна.

Хурта понимающе кивнул.

— Там много осталось, когда алары натолкнулись на караван? — полюбопытствовал мужчина.

— Нет, — ответил Хурта. — Я так не думаю.

— Признаться, не удивлен, — проворчал товарищ. — Женщин, конечно, увели. Несомненно, они хорошо развлекли своих похитителей, прежде чем их распродали на сотне рынков.

— Я была только младенцем, — прошептала Боадиссия.

— Может быть именно, поэтому Тебя и оставили там, — предположил мужчина.

— Но ведь я бы умерла от голода или жажды, или могла быть съедена животными, — ужаснулась она.

— Возможно, они Тебя не нашли, — заметил он. — Но, с другой стороны, быть может, они решили, что это не их проблема.

— Не их проблема? — переспросила девушка в ужасе.

— Конечно, — пожал он плечами. — Не забывай, что тогда Ты была всего лишь, рабыней, впрочем, как и теперь.

Она задрожала, а ее широко открытые от ужаса глаза наполнились слезами.

— Не прикрывай грудь, — рявкнул мужчина. — Держи руки внизу.

Боадиссия зарыдала.

— Это был мой караван, — пояснил товарищ. — Я тогда очень много потерял. Потребовались пять лет, чтобы компенсировать убытки.

— Ваш караван? — шепотом переспросила Боадиссия. — Чем Вы занимаетесь?

— Я — торговец, своего рода, — усмехнулся он. — Мои интересы лежат в сфере работорговли, оптовой и розничной продаже, главным образом рабынь.

— Прекрасная форма товаров, — признал я.

— Это точно, — улыбнулся он.

— Но я была ребенком, — прошептала Боадиссия.

— Ты была продана моему дому в младенчестве, — пожал он плечами.

— Это указано в записи, — подтвердил я девушке. — А также, твой номер, как рабыни присвоенный Тебе в его доме, был числом на твоем диске.

— Я была продана Вам новорожденной? — не могла поверить Боадиссия.

— За три бит-тарска, — сообщил он.

— Так дешево? — спросила она.

— Ты была ребенком, — напомнил он.

— Это очень мало, — прошептала Боадиссия.

— А по-твоему, было бы лучше, если бы Тебя бросили на произвол судьбы, где-нибудь в горах Волтая, проткнув деревянным вертелом твои пятки? — поинтересовался работорговец.

Боадиссия испуганно замотала головой.

— Но почему они меня продали? — спросила она.

— Ты — женщина, — усмехнулся он. — Почему бы нет?

Продажа грудных дочерей не является чем-то необычным в больших городах. Некоторые женщины регулярно делают это. Они практикуют это, точно так же, как некоторые практикуют продажу своих волос торговцам или производителям веревок для катапульт. По слухам известно, что некоторые женщины, изначально надеются на рождение дочерей, которых они могли продать работорговцам. Фактически, эти женщины являются ничем иным как инкубаторами рабынь.

А кроме того, среди гореан бытует убеждение, что все женщины — прирожденные рабыни, и в свете этого убеждения, кстати, имеющего неоспоримые доказательства, некоторые семьи считают, что лучше продать своих дочери, чем воспитывать их. К тому же дочери, в отличие от сыновей, редко являются экономическим подспорьем семье. В действительности они впоследствии даже не могут передать наследникам свое родовое имя. Они могут сохранить его в товарищеских отношениях, если пожелают и если составят соответствующий договор, но они не могут передать его. А сохранение имени и продолжительность рода по мужской линии необыкновенно важны для многих гореан.

— Встань прямо, — резко скомандовал он Боадиссии.

Напуганная его тоном Боадиссия выпрямила спину.

Хурта издал одобрительный возглас, с удовольствием наблюдая, как Боадиссия подчиняется мужской команде. Честно говоря, я тоже получил удовольствие от того, что увидел, как Боадиссия повинуется. Как изумительно и здорово управлять женщиной, имея полную власть над ней.

— Прямее, — приказал мужчина. — Втяни живот, расправь плечи.

Боадиссия покорно исполнила его команды.

— Если Тебе интересно, то могу сообщить, что я не просто купил Тебя, — сказал работорговец. — Хотя твоя мать была свободной женщиной, я приказал ей раздеться, а затем проверил ее в рабских позах. Мне же надо было оценить возможности ее дочери, хотя бы на основе того, как ее мать показывает себя голой и отчаянно пытается понравиться. А когда она попыталась отказаться, сославшись на то, что она свободная женщина, я использовал плеть. Таким образом, я получил лучшее представление, относительно того, что я покупаю.

— Расскажите мне о моей матери, пожалуйста, — всхлипнула девушка.

— Она была довольно смазливой девкой, это я могу сказать точно, поскольку видел ее голой, — сказал он. — А еще она была соблазнительной, и, когда она поняла, что я не собираюсь идти с ней на компромисс, начала двигаться вполне себе неплохо. Уверен, что при подходящем владельце, она сама стала бы превосходным мясом для ошейника. Скажу даже больше, она стала бы, как мне показалось, превосходной племенной рабыней, и была бы отличным приобретением для любого заводчика рабынь.

— Она была из Ара? — спросила Боадиссия.

— Да, — кивнул он. — Но она принадлежала к низкой касте, конечно. Но ее красота оказалась вне касты. Кстати, я не удивлюсь, если узнаю, что рано или поздно, она попалась работорговцам и вставила свою шею в ошейник. Возможно даже, она сейчас где-нибудь служит своему хозяину.

И он принялся внимательно рассматривать Боадиссию.

— А ведь изначально я собирался предложить всего два бит-тарска за Тебя, — усмехнулся он, — стандартная цена за младенца женского пола, но после того, как увидел твою мать, осмотрел ее полностью, проверил в деле, и под плетью, представил, что Тебе досталась бы ее красота, я поднял свою цену до трех.

Заплаканная Боадиссия только кивнула.

— Подними голову, — приказал ей работорговец. — Великолепно. Если бы я тогда мог представить, что из Тебя вырастет, я заплатил бы не три, а пять или даже семь бит-тарсков.

— Значит я красивее своей матери? — спросила девушка с оттенком интереса.

— Да, — признал мужчина, — и, ясно, что в Тебе даже больше рабыни, чем в ней.

— Господа, — торговец обратился к нам с Хуртой, повернувшись лицом в нашу сторону, — Я должен поблагодарить Вас за возвращение мне этой девушки.

— На самом деле, это не было нашим намерением, — проворчал я. — Она сама все сделала. Увидела это место и, сгорая от нетерпенья, бросилась узнавать относительно своего прошлого и семьи. Так что сюда она вошла сама.

Мужчина повернулся к Боадиссии и усмехнулся.

— Ну что ж, теперь Ты удовлетворила свое любопытство, не так ли, моя дорогая? — спросил он. — Теперь Ты узнала то, что хотела узнать. Ты нашла и свое прошлое, и свою семью, если можно так выразиться, и свое точное место, или, возможно лучше сказать, отсутствие такового, в гражданских и общественных отношениях.

— Да, — всхлипнула она.

— Но все же, она была с Вами, насколько это я понимаю, — заметил он, снова поворачиваясь к нам, — и конечно это находилась в Вашей компании, когда прибыла в Ар.

— Да, — кивнул я.

— Признаться, я вначале подумал, что, возможно, это была шутка с Вашей стороны, своего рода развлечением, позволить ей войти сюда одной, до того как Вы сами зайдете, — сообщил работорговец.

— Нет, — признался я.

— Тем не менее, конечно, некое вознаграждение за содействие в ее возвращении будет вполне логичным, — намекнул он.

— В этом нет необходимости, — ответил я.

Мы посмотрели на девушку, все еще поддерживавшую положение рабской красотки.

— Как Вы думаете, какую сумму она может принести Вам? — полюбопытствовал я.

— Рынок сейчас на спаде, спрос упал, — сообщил он. — Это по большей части связано со слухами о происходящем в Торкадино, ожидаемом наступлении Косианцев, и столпотворением в Аре из-за притока беженцев. Но я думаю, даже в таких условиях, она могла бы уйти за два серебряных тарска.

— Прекрасная цена за девушку, — согласился я.

— Думаю, что она принесет столько, даже при текущем состоянии рынка, — заметил он.

— А я и не думал, что Боадиссия была настолько ценна, — хмыкнул Хурта.

Боадиссия пораженно уставилась на Хурту.

Конечно, нет ничего необычного, для мужчины легкомысленно, если не пренебрежительно относиться к женщине пока он вдруг не узнает о том, что она представляет интерес для других, например, что они готовы заплатить за нее хорошие деньги.

Боадиссия поспешно отвела взгляд от Хурты, не смея встречаться с ним глазами. Ее как будто накрыла волн жара и беспомощности, отчего она покраснела от кончиков пальцев ее ног, до корней волос.

Точно так же весьма обычно для мужчины не думать об известной ему женщине с точки зрения ее сексуальной привлекательности, или как об объекте чрезвычайного желания, но когда он видит ее раздетой и покорной, как рабыня, его отношение к ней резко меняется.

— Пожалуйста, — взмолилась она.

— Тихо, — предупредил я.

Она была красива, и ее жизнь изменилась. Теперь она должна учиться спокойно воспринимать осмотр рабыни. Возможно, со временем она научится бесстыдно упиваться им.

— Я думал, что тот караван был потерян полностью, — пробормотал торговец, рассматривая свою собственность. — Теперь вижу, что ошибался.

Она стояла перед нами, изучаемая как товар на прилавке, как рабыня.

— Тогда я потерял просто ребенка, — добавил он. — А вернулась ко мне прекрасная рабыня.

Боадиссия с трудом подавляла рыдания.

— Некоторая благодарность или премия, конечно, необходима, — кивнул он.

— В этом нет необходимости, — попытался отказаться я.

— Ну, тогда посмотрите на это с другой точки зрения, посчитайте, сколько я сэкономил на одной только еде, — предложил он.

— Да ладно, — отмахнулся я. — Объедки со стола Ваших служащих и рабская каша не то чтобы дороги.

— Я настаиваю, — сказал он.

— Ну тогда, как Вам будет угодно, — сдался я.

Боадиссия посмотрела на меня с ужасом.

— Вы более чем щедры, — заметил я.

— Действительно, — поддержал меня Хурта, одобрительно.

В мою ладонь лег серебряный тарск, который я убрал в свой кошелек. Послышался тихий стон Боадиссии.

Мужчина подошел к столу и, взяв маленький колокольчик, дважды тряхнул им.

— Я понимаю, в свете особых обстоятельств ее случая, нет нужды рассматривать девушку, как беглую рабыню, — сказал я.

— Нет, конечно. Или, точнее не в этот раз, — ответил он и, посмотрев на девушку, спросил: — Надеюсь, Тебе известно, моя дорогая, какое наказание обычно ожидает беглую рабыню?

Пребывающая в оцепенении Боадиссия кивнула головой.

— Ну, вот и замечательно, — улыбнулся работорговец.

— Осмелюсь высказаться в защиту ее определенной скромности, по крайней мере, в течение первой пары дней, при ее начальной подготовке, — решил я немного вступиться за свою знакомую. — Вы должны понять, что она, много лет, расценивала себя, как свободную женщину.

— Интересно, — заметил он.

— Кроме того, она не только считала себя таковой, но и вела себя как одна из них, можно сказать дышала с ними одним воздухом, — пояснил я.

— Это очень серьезно, моя дорогая, — нахмурился мужчина.

В тот момент в комнате появился гибкий жилистый мужчина, несомненно, пришедший в ответ на звон колокольчика. По знаку хозяина кабинета гость подошел к Боадиссии и, завернув ей руки за спину, накинул на них наручники.

— В действительности она не знала, что была не свободна, — сказал я.

Боадиссия рефлекторно дернулась и попыталась вытянуть руки из браслетов, но без особого энтузиазма.

— Она пришла сюда не прикрыв себя вуалью, — напомнил мне мужчина.

— Верно, — признал я. — Но женщины аларов не носят вуали.

— Она что, думала, что была аларкой? — удивился торговец.

— По крайней мере, она привыкла считать себя таковой, — объяснил я.

— Но она должна была заметить, хотя бы по строению тела, что она не могла быть женщиной аларов, — заметил работорговец. — Она не такая высокая и коренастая женщина как они. Присмотритесь к ней. У нее миниатюрная, соблазнительная, привлекательная и изящно женственная фигура. У нее тело городской женщины, и не могу не отметить этого факта, тело типичной рабыни.

— Верно, — не стал спорить я.

— А как она относилась к рабыням? — осведомился он.

— Она считала себя неизмеримо выше их, — ответил я. — Она презирала, ненавидела их, и относилась к ним с большим презрением.

— Вполне логично, — признал он. — А как она общалась с ними.

— С высокомерием, — сообщил я, — обычно еще и с большой жестокостью.

— Понятно, — протянул он. — Ты можешь встать на колени, моя дорогая.

Боадиссия опустилась на колени.

— А Ты никогда не подозревала, моя дорогая, — спросил он, — что была рабыней?

— Я не мечтала, быть порабощенной, — прошептала она.

— Но Ты уже была рабыней, — усмехнулся мужчина.

— Да, — вынуждена была признать она.

— Интересный случай, — заметил он, — женщина, которая невольно юридически стала рабыней еще в младенчестве, только теперь, несколько енов назад, узнала о своем истинном статусе.

— Да, — согласился я.

— Но я боюсь, моя дорогая, — сказал он, — что Ты несколько неверно истолковала мой вопрос.

Она подняла свою голову, озадаченно посмотрев на него.

— Я спросил, не подозревала ли Ты когда-нибудь, что была рабыней.

Боадиссия опустила голову и густо покраснела.

— Отвечай, — велел он.

— Вы имеете в виду юридическую сторону дела? — сердито уточнила она.

— Я говорю о чем-то намного более глубоком, чем юридические тонкости, — пояснил он.

— Я не хочу отвечать на этот вопрос, — сказала она, глядя в пол.

— Говори, — резко бросил работорговец.

— Да, — призналась Боадиссия, — я подозревала это.

— Ты была рабыней уже с момента зачатия, — ухмыльнулся он. — Разведи колени. Шире.

Она подчинилась, но потом подняла голову, и посмотрела на нас наполовину с вызовом, наполовину в слезах.

— Да, — кивнул он, — пожалуй, с самого момента зачатия.

Девушка снова склонила голову и, перестав себя сдерживать, зарыдала.

— На поводок ее, — приказал работорговец.

Его недавно вошедший помощник накинул конец длинного рабского поводка на горло Боадиссии. Поводок был достаточно длинным, чтобы позволить использовать его множеством способов, например, для того, чтобы связать женщину или привязать, отдав ее на растерзание свистящей кожи, или, при желании, предоставить ей тело для более серьезного наказания плетью. Она испуганно посмотрела на нас, почувствовав себя взятой на поводок. Ее глаза встретились с глазами хозяина кабинета.

— Ты пришла сюда, стремясь узнать, кем Ты была, — усмехнулся он. — Что ж, Я полагаю, что теперь Ты все знаешь. Ты пришла сюда, чтобы найти богатство и свое счастье. Думаю, что теперь Ты удовлетворена богатством, которое Тебе досталось, рабскими наручниками и поводком, хотя, надо признать, что, в конечном счете, Тебе они не принадлежат, так что твоим состоянием, которого Ты так страстно искала, оказалась полная неволя.

— Пожалуйста, — внезапно всхлипнула она. — Я же не знала!

— Какой Ты была требовательной, безапелляционной, высокомерный и подозрительной, — вспомнил ее хозяин.

— Я очень сожалею об этом, — простонала девушка. — Простите меня, я прошу Вас!

— Насколько настойчивой Ты была, — продолжил он.

— Простите меня.

— А как Ты боялась, что могли бы не получить свое состояние, и всего, чего Ты заслуживаешь.

— Простите меня! — взмолилась она.

— Подними голову, — приказал он. — Выше. Выше!

Она смотрела на него, высоко подняв, чуть ли не запрокинув голову, демонстрируя поводок, застегнутый на ее горле.

— Кажется, я обещал Тебе, что Ты получишь ровно то, что Ты заслужила, именно то, зачем Ты прибыла сюда.

— Пожалуйста, — попросила нагая дрожащая рабыня своего владельца.

— Ты получишь именно то, чего Ты заслуживаешь, — усмехнулся мужчина, — а затем даже больше. Ты получишь, моя дорогая, не просто точно то, зачем Ты пришла сюда, но и, уверяю Тебя, в тысячу раз больше.

— Сжальтесь, пожалуйста, — беспомощно всхлипнула девушка.

— А затем, Ты будешь продана, — сообщил он ей.

— Пожалуйста, нет, — заплакала она.

— Забавно, — улыбнулся работорговец, — Ты относилась к рабыням с таким презрением, обращалась с ними с такой жестокостью, а сама все это время была такой же.

Вдруг ставшая такой беспомощной Боадиссия, вздрагивала от рыданий.

— Интересно, — заметил он, глядя сверху вниз на красотку, стоящую на коленях перед нами, почти обезумевшую от смятения и страха. — Я не видел эту женщину с тех пор, как она была младенцем. Я помню, как развернул одеяло, чтобы осмотреть ее, я не забыл, как привязал рабский диск, с ее номером к ее крошечной шее. А теперь, посмотрите на нее, прекрасно сформировавшуюся, необыкновенно желанную рабыню.

— Она действительно красива и желанна, — не мог не признать я.

Я никогда прежде не видел, чтобы Боадиссия выглядела настолько прекрасно. Конечно, прежде я не знал, что на самом деле она была рабыней. Все же рабство, помещая женщину на ее место в природе, возвращая ее туда, где ей надлежит быть, значительно увеличивает красоту женщины.

— Кто бы мог подумать, что тот младенец, которого я купил всего за три бит-тарска, превратится в нечто столь изумительное. Я уверен, что буду в состоянии получить, по крайней мере, два серебряных тарска за нее.

— Даже не сомневаюсь в этом, — согласился я с ним.

— Превосходное получилось вложение денег, — засмеялся торговец.

— Не могу не согласиться, — поддержал я.

— Тебе уже не нужно держать голову в положении высокого ошейника, — сообщил он девушке, и она опустила голову.

— Спустя столь долгое время, моя дорогая, — немного отстранившись, сказал он, испуганно смотревшей на него рабыне, — Ты снова дома.

Боадиссия опустила голову, роняя слезы на пол. Она была возвращена своему владельцу.

— Встать, — скомандовал торговец.

Боадиссия послушно поднялась на ноги.

— Ты знаешь, что делать с ней, — бросил он товарищу, который держал ее поводок.

— Да, — кивнул тот.

— Ну, так сделай это, — велел работорговец.