Наемники Гора

Глава 15 Сэмниум. Разговор в кабинете

Я резко отклонил голову. Клинок рассек воздух прямо над моим ухом и характерным стуком, сопровождаемым вибрацией, застрял в крепком дереве двери.

— Отлично, — послышался голос из глубины кабинета. — Кое-какой навык у Тебя имеется.

Я посмотрел туда, откуда донесся этот голос. У противоположной стены комнаты, за большим кабинетным столом, футах в сорока от меня, стоял солдат.

— Возможно, Ты и правда из алой касты, — предположил он.

— Возможно, — не стал отрицать я, и выдернул из двери нож, торчавший над моим плечом, не выпуская из виду мужчину за столом.

— Ты быстр, — похвалил он. — Превосходно. Все, как и подозревал Минкон. У него наметанный глаз на такие дела. Ты — воин.

— Мне приходилось сражаться, — сказал я. — Но сейчас я не на оплате.

— Тал, Рариус, — поздоровался он. — Приветствую, Воин.

Я окинул его взглядом. Этот человек не показался мне тем типом людей, от которых можно было бы ожидать охранных грамот, подорожных, и тому подобных бюрократических услуг. Никаких знаков отличия на его одежде не было. Но его люди, насколько я понимаю, должны были знать его в лицо. Его присутствие не будет чем-то необычным ни в лагере, ни среди маршевых колонн, ни в подкопе, ни на стене или на поле боя. Они узнали бы его в любом виде. Как и он знал их всех. Его некогда темные волосы были покрыты сединой. Весьма необычно среди гореан. Он чем-то напомнил мне Сэнтиуса с Коса, правда, в нем не было ни грамма интеллигентности последнего. Зато в нем чувствовалась практичность и беспощадность, ум и сила. На столе перед ним, на том, что как мне казалось, было государственными документами, лежал его меч.

— Тал, Рариус, — прошептал я.

— Подойди, — приказал он. — Это была всего лишь проверка. Я целился чуть левее от Тебя. Не бойся.

Едва я приблизился к мужчине, он сел на свое место за столом.

Сбоку от стола, справа, если стоять к нему лицом, на голых плитках пола, лежала закованная в цепи, обнаженная женщина. Темноволосая, и возбуждающе красивая. Я не видел ничего удивительного в том, что такая женщина должна лежать подле его стола. Совершенно очевидно, что он был мужчиной большой силы. Многие гореане полагают, что женщина — естественный подарок для мужчины, что природа создала ее для его возбуждения, удовольствия и служения. Соответственно, мужчины редко смущаются пользоваться этим подарком. А еще, они чувствительны к удовольствию власти. Они знают, что такое наслаждение властью, и они честно, искренно ищут, ценят и смакуют его. И они знают, что не существует более острых ощущений в мире, сопоставимых с неограниченной властью над женщиной. Эти чувства, подобные тем, что мужчины получают от славы и победы, которым они являются родственными, рассматриваются ими своей естественной наградой. Гореане не понимают, как можно просить прощенья за такие естественные и биологически обоснованные желания. Да они просто не чувствуют себя в них виновными. И действительно, как можно чувствовать себя виноватым в таких естественных, глубоких, глубинных и таких обычных желаниях. С точки зрения гореан, это было бы просто безумием. Мужчина, если он не ущербный инвалид, по своей природе является доминантом. И без этого у мужчины не может быть никакого чувства удовлетворения, и, что интересно, без полного мужского удовлетворения не может быть никакого полного удовлетворения у женщины.

— Как мне к Тебе обращаться? — спросил он.

— Тэрл, — представился я.

— Ты из Порт-Кара, — скорее сообщил, чем спросил воин.

— У меня там есть дом, — уклончиво ответил я.

— Ты шпионишь для Ара? — поинтересовался он.

— Нет, — ответил я.

— Тогда, возможно, для Коса? — хитро прищурился он.

— Нет, — сказал я, и положил нож перед ним на стол.

— Но твои симпатии, насколько я понимаю, на стороне Ара? — предположил он.

— У меня нет особой любви к Ару, — признал я.

К тому же, когда-то я был изгнан из того города, где мне было отказано в хлебе, соли и огне.

— Это хорошо, — кивнул он. — Таким образом, Тебе будет легче сохранить свою объективность.

— Вы не простой офицер, — заметил я, — который занимается выдачей охранных грамот.

— Ты тоже не простой воин, — парировал он.

— О? — протянул я.

— В эти дни десятки капитанов покупают мечи. И все же Ты, как мне кажется, не находишься на оплате. Далее, по информации моего друга Минкона, мне известно, что твои финансовые ресурсы сильно ограничены, — улыбнулся он и, видя, что я молчу, продолжил: — Для Тебя было разумно использовать свободную женщину в качестве сдаваемой в аренду рабыни. Некоторые мужчины готовы платить более высокую таксу за использование свободной пленницы.

Я лишь пожал плечами.

— Но Ты сделал на этом лишь горстку медных монет, — усмехнулся он. — Но это не идет, ни в какое сравнение с тем, сколько весит твой меч в звонкой золотой монете.

— Согласен, — сказал я.

— Возможно, кроме всего прочего, Ты закрыл ей дорогу к свободе, — добавил он.

— Возможно, — не стал спорить я.

Мужчина встал из-за стола и, подойдя к лежавшей подле него женщине, пнул ей. Та, загрохотав цепями, отскочила и заплакала.

— Что Ты думаешь об этом, Леди Кара? — поинтересовался он.

— Да, Господин, — ответила она. — Я думаю это возможно, Господин.

Меня удивило, что он, на мой взгляд, действительно интересовался ее мнением. Это, конечно, ни в каком случае не отменяло тех категорических отношений, в которых они, очевидно, состояли.

— У Тебя осталась еще дорога к свободе? — спросил он женщину.

— Зачем Вы спрашиваете, после того, что сделали со мной! — всхлипнула она. — Я прошу клейма! Я умоляю об этом! Поставьте мне свою метку! Наденьте на меня ошейник! Подтвердите свою власть на моем теле! Подтвердите ее на мне огнем и железом, и кольцом запертой стали, для всего мира, чтобы все видели, что Вы сделали со мной!

— Она все еще свободна, — заметил я.

— Да, — бросил он.

— Не унижайте меня, оставляя свободной, — сказала она. — Подарите мне клеймо и ошейник, чтобы я могла, наконец, свободно быть той, кем я должна быть!

— Ты хочешь снова почувствовать плеть, Леди Кара? — осведомился он.

— Нет, Господин, — вскрикнула она, задрожав.

На мой взгляд, эта женщина уже была готова к порабощению. Вот только, нужно ли было ей это предоставить или нет зависело от ее похитителя. Но в любом случае, поработит он ее по закону или нет, она уже совершенно ясно была невольницей, психологически, интеллектуально и эмоционально. Отныне и навсегда, ничем иным она быть не могла.

— Это — Леди Кара из Венны, — пояснил он. — Как-то раз она имела неосторожность уничижительно отозваться о Тарнбурге. Возможно, когда-нибудь я заберу ее туда, и буду держать там, в качестве домашней рабыни.

Лежащая на полу женщина застонала. Ее цепи звякнули, заскользив по плиткам пола.

— Или Леди Кара предпочла бы, быть там пленной уборщицей, служанкой, простой домработницей, которую держат в цепях?

— Нет, — всхлипнула женщина, — только рабыней, полной рабыней.

— Почему, — уточнил он.

— Потому, что я — это она, — ответила Леди Кара.

Я присмотрелся к ней. Она весьма соблазнительно выглядела, валяясь у наших ног в своих цепях. И никаких сомнений в том, что ее дорога к свободе была закрыта окончательно. На память мне пришла Боадиссия. Интересно, была ли и для нее закрыта эта дорога. Безусловно, она все еще говорила скорее как гордая свободная женщина. Однако я также часто стал замечать за ней некую озлобленность, эгоистичность, недовольство, надменность и высокомерие. Конечно, она еще ни разу не подвергалась рабским наказаниям. Но, я не мог не заметить, и это не было только лишь моим воображением, что теперь она двигала своим телом, скрытым под длинным платьем, несколько иначе, чем прежде, до того как мы вынудили ее заниматься проституцией ради пополнения наших ресурсов.

— Итак, что насчет твоей свободной подружки? — полюбопытствовал он. — Сдача ее в аренду закрыла для нее свободу?

— Возможно, — ответил я. — Точно не знаю.

— Ну, если так, — усмехнулся он, — Ты всегда можешь просто продать ее и заработать на этом.

— Верно, — кивнул я, подумав, что продать Боадиссию было бы забавно.

Иногда она действовала на нервы. К тому же, как свободная женщина, она приносила одни неприятности. А вот в качестве рабыни, как мне кажется, она могла бы быть просто прекрасной женщиной. Впрочем, любая другая женщина, тоже прекрасно выглядит в ошейнике.

— Исходя из того, что у Тебя есть дом в Порт-Каре, — вернулся он к прежней теме, — можно заключить, что никаких нежных чувств к Косу Ты не испытываешь.

— Само собой, — признал я. — С чего бы у меня взяться нежным чувствам к Косу.

Я изрядно повоевал против него и Тироса на море. А до того, я побыл весельным рабом на Косианской галере. А совсем недавно, во время прошлого карнавала в Порт-Каре, перед самой Рукой Ожидания, Убар Коса, жирдяй Луриус из Джада, подослал ко мне убийцу. Правда, тот неудачник закончил свою миссию с его собственным кинжалом в своем сердце.

— И при этом, Ты путешествовал с косианским обозом, используя его как прикрытие, чтобы пробраться на юг в столь смутные времена. Это — смело, изобретательно, храбро, — сказал воин и, не дождавшись моего ответа, добавил: — Я уважаю таких как Ты.

У меня не было никаких сомнений в его словах. Я также не сомневался, кем был тот, с кем я сейчас разговаривал. Я благоговел перед этим мужчиной в течение многих лет. Я изучил все его кампании, его тактику и военные хитрости. И все же я оказался совершенно не готов к тому, чтобы остаться с ним с глазу на глаз, в этой комнате, простой комнате, пустой комнате, с единственным большим окном, больше подходящей для незначительного чиновника из бюрократии Торкадино. Каким странным казалось мне то, что я должен был встретить этого мужчину здесь, в таком месте, а не на триумфальном пиру, в коридорах дворца, или на залитом кровью поле боя. Власть этого мужчины, казалось, разливалась вокруг него. Это трудно объяснить тому, кто этого не чувствовал. Возможно, в другой ситуации, или в другое время, и я не почувствовал бы этого. Я не знаю. И это не имело никакого отношения к показным жестам или любой другой очевидной демонстрации своей власти с его стороны. Если уж на то пошло, то чисто внешне он выглядел как простой солдат, ну может простой непретенциозный, искренний, знающий свое дело офицер. Но это внешне, а вот внутренне…. Именно там, внутри него, я ощущал нечто большее. Возможно, на уровне подсознания я получал некие четкие сигналы. У меня не было никаких сомнений, что стоило бы ему только захотеть, и он мог бы стать теплым и очаровательным. Я бы даже предположил, что он мог бы быть сердечным и дружелюбным. Возможно, он любил шутки. Не исключаю, выпивать с ним было бы настоящим удовольствием. Его люди были готовы умирать за него. А мне показалось, что он мог быть очень одиноким. Но только смерть могла бы воспрепятствовать его воле.

— Я подозреваю, — сказал он, — что Ты направлялся в Ар.

— У меня есть кое-какие дела в Аре, — кивнул я.

— Ты знаете дельту Воска? — спросил он.

— Было дело, пересекал ее, — ответил я.

— Расскажите мне об этом, — попросил он.

— Это изменчивая местность, с полным отсутствием каких-либо дорог, — доложил я. — Она простирается на тысячи квадратных пасангов. Там не продохнуть от насекомых, змей и тарларионов. Болотные акулы кишат даже среди тростниковых зарослей. Твердой почвы крайне мало. Дельта мелководна, большие глубины редкость, в основном по грудь высокого мужчины. Дно ненадежное, изобилует зыбучими песками. Благодаря своей непроходимости надежно защищает Порт-Кар с востока. Только рэнсоводы могут ориентироваться в этой местности. Они же, практически полностью блокируют этот регион для движения и торговли.

— Ну что ж, это совпадает с моей информацией, — кинул он.

— Почему Вы спрашиваете? — поинтересовался я.

— У Тебя есть какое-нибудь представление о ведении войны? — спросил он вместо ответа.

— Кое-что, — осторожно ответил я.

— И Ты знаешь, кто я? — осведомился он.

— Думаю, что да, — кивнул я.

— Ты догадываешься, почему Тебя привели сюда? — спросил он.

— Нет.

— Как по-твоему, зачем был взят Торкадино?

— Чтобы остановить вторжение, — пожал я плечами. — Чтобы дать время Ару вооружиться. Это — сильный и значимый удар. Торкадино — это практически основной склад Коса куда собраны осадные машины и продовольствие. Теперь все это в Ваших руках. Практически, косианцы теперь оказались в Ваших руках. С такими запасами продовольствия Вы можете держаться в Торкадино неопределенно долго. Даже, несмотря на то, что косианцы, несомненно, возьмут вас в блокаду. Насколько я понимаю, Кос теперь практически остался без своих осадных машин, а штурмовать стены в таких условиях будет безумием. Добавим сюда то, что из-за возникшей у них, по Вашей вине, нехватки продовольствия, они вынуждены будут отвести часть своих войск из этой местности. По-видимому, им придется разделиться, и рассредоточиться по соседним регионам, дабы обеспечить себе новые источники провианта. Таким образом, Вы одним ударом рассеяли и смутили своего противника. Кроме того, я подозреваю, что Ваше решение выслать гражданское население из Торкадино является не просто политическим, целью которого было продемонстрировать заботу, великодушие, и милосердие, не просто целесообразным, чтобы удалив их из города, сохранить провизию для предстоящей осады и удалить возможных сторонников Коса из-за своей спины, но еще и добавить проблем Косу, переложив обеспечение беженцев продуктами на плечи армии.

— Отлично, — похвалил он.

— Кос не посмеет оставить этих беженцев умирать от голода, — продолжил я, — поскольку они — граждане города, который объявил о своем союзе с ним. Если косианцы не станут заботиться об этих людях, то это может стать подарком верным союзникам Ара, и мрачным уроком для каждого колеблющегося или нейтрального города и деревни в пределах дюжины горизонтов.

— Довольно точный анализ, — кивнул он.

— Что было сделано с гарнизоном Торкадино? — полюбопытствовал я.

— Большинство в момент нашего нападения спокойно спали в своих постелях, — сказал он. — Мы захватили их оружие, и всякое сопротивление стало бесполезно. А потом мы выслали их, безоружных, из города.

— Таким образом, они, как и гражданские лица, добавили проблемы Косу, усмехнулся я.

— Совершенно правильно, — признал воин.

— Вы провели их под аркой копий? — осведомился я.

Обычно такая арка формируется из трех копий, два ставятся вертикально, а третье привязывается горизонтально к первым двум. Пленники, обычно в две колонны, проходят между вертикальными копьями. Они не могут пройти под горизонтальным копьем, оружием их врага, не опустив головы и не согнув спины. Некоторые воины предпочитают умереть, но не делать этого. Подобная арка иногда используется для пленных женщин взятого города, но горизонтальный шест привязывают намного ниже, обычно так, чтобы под ним можно было проползти только на животе. В конце концов, они же женщины, а не мужчины. Также, арка обычно формируется не из копий, а из метел, принесенных из покоренного города, а на горизонтальную жердь нанизывают свисающие рабские бусы. В этом, хотя оригинальное значение, скорее всего, потеряно в веках, большинство толкователей видит символы рабства и чувственности, которые, раз уж им предстоит стать рабынями, отныне будут требоваться от них, взамен ожидавшей их мучительной смерти. Это впечатляющее зрелище: женщины захваченного города, длинной колонной вьющейся по улицам, раздетые, двигаются между победителями, стоящими с плетями в руках, к базарной площади, чтобы там лечь на живот и проползти под аркой, почувствовав, как рабские бусы касаются их спин. А очутившись на другой стороне, все еще лежа на животе, они уже чувствуют смыкающиеся на их шеях ошейники, соединенные один с другим длинной цепью. Они оказываются в рабском караване, в котором им, скорее всего, придется оставаться до самой своей продажи.

— Нет, — ответил мне он, и я понимающе кивнул. — Они — хорошие парни, и я не исключаю возможности, что однажды некоторые из них будут служить в армии под моим командованием.

— Понимаю, — сказал я.

Он отвернулся и замер, глядя в окно. Из окна кабинета были видны стены Торкадино и один из акведуков. Через ен он обернулся и пристально посмотрел мне в глаза.

— Ты не попытался убить меня, — прокомментировал он.

— Еще одна проверка? — уточнил я.

— Да, — подтвердил воин.

— Я так и подумал, — кивнул я. — Наверняка Вы не повернулись бы спиной к незнакомому чужаку.

— Верно, — улыбнулся он.

— Я предполагал это, — сказал я.

— Не так-то просто было миновать стол, — объяснил он. — К тому же за то время, которое я Тебе предоставил, Ты не смог бы поднять нож или меч, не зашелестев бумагами.

— А еще Вы ожидали возможного нападения, — добавил я. — Трудно было бы скрыть свое перемещение то человека в таких обстоятельствах. Не надо забывать и про лежащую здесь женщину, которая, несомненно, дернулась бы, вздохнула или вскрикнула.

— Ты крикнула бы, Леди Кара? — полюбопытствовал воин.

— Да! — не задумываясь, ответила она.

— Несмотря на все то, что я с Тобой сделал? — уточнил он.

— Именно из-за того, что Вы со мной сделали! — всхлипнула Леди Кара. — Я готова умереть за Вас!

— Почему? — поинтересовался я.

— Рабыня всем обязана своему хозяину, всей своей страстью, всем своим существом, своей жизнью. Всем. Это все Ваше, мой Господин!

— На живот, — скомандовал он ей, и она мгновенно растянулась ничком, около стола, звякнув цепями.

— Впрочем, я и не предполагал, что Ты нападешь на меня, — признался он мне. — Ты слишком рационален, как мне показалось. К тому же, у Тебя нет, по крайней мере, на данный момент, никакого адекватного мотива для такого нападения. Кроме того, Ты наверняка подозреваешь, если не уверен точно, но что мы можем преследовать определенные общие цели.

— Хватает и других причин, — заметил я. — Прежде всего, даже если бы я преуспел в таком нападении, что врятли, то живым из Сэмниума мне бы выйти не позволили.

— Окно, как одна из возможностей, — подсказал воин.

— Возможно, — неуверенно кивнул я.

— Но Ты ведь не знал, его есть ли под ним карниз и тому подобные выступы, — улыбнулся он.

— Верно, — согласился я.

— Здесь нет никакого карниза, — сообщил воин. — Но Ты сказал, что были «причины».

— Вторая причина, — продолжил я, — мое к Вам уважение, как к командующему, и как к воину.

— Во многих мужчинах, — заметил он, — эмоции действуют в ущерб благоразумию. Возможно, это могло произойти и с Тобой.

— Возможно, иногда бывало, — признал я.

— Я запомню, эту твою черту, — предупредил он. — Возможно, я смогу использовать это когда-нибудь.

— Ваша атака через акведуки, да еще не по одному, а по обоим сразу, чтобы подстраховаться, была блестящей, — заявил я.

— Эта уловка была очевидна, — пожал он плечами. — Признаться, удивлен, что до сих пор никто до этого не додумался. Сам я рассмотрел эту возможность уже много лет назад, но до сих пор не использовал.

— Используй Вы ее раньше, — усмехнулся я, — и это уже было бы частью знаний по военной истории, связанных с Вашим именем, чем-то, что все гарнизоны в городах имеющих подобные конструкции уже ожидали бы и предприняли меры, для предотвращения подобного нападения.

— Конечно, — согласился он.

— Вы сохранили эту хитрость, — улыбнулся я, — для случая, достойного этого.

— Для Торкадино, — сказал он.

— Конечно, — кивнул я.

— Теперь, входы в акведуки перекрыты войсками Коса, а их потоки отведены, — сообщил Дитрих.

— Думаю, нехватка воды городу не грозит, — заметил я. — Конечно, Вы теперь зависите от местных колодцев, бывших основными источниками воды до постройки акведуков, но, с удалением из города гражданского населения, их более чем достаточно для Ваших потребностей.

Он улыбнулся.

— Но я боюсь, что Вы, возможно, не могли предусмотреть всего, — сказал я.

— Редко удается предусмотреть все, — признал Дитрих.

— Честно говоря, некоторый очевидные проблемы меня беспокоят, — сообщил я.

— Говори, — велел он.

— Из Торкадино нет выхода, — объяснил я. — Может показаться, что Вы сами зашли в ловушку и захлопнули за собой дверцу. Стены окружены. Ваша армия немногочисленна. Кос держит значительные силы в этом регионе, по крайней мере, по сравнению с теми, что имеются в Вашем распоряжении. Я не думаю, что Вы будете в состоянии пробиться сквозь армии противника и выйти из окружения. Уверен, что у Вас нет достаточного количества тарнов, для эвакуации всех Ваших людей.

— Интересно, — сказал он.

— Думаю, Ваши действия находятся в четком взаимодействии с Аром, — предположил я.

— Нет, — покачал он головой. — У меня нет никакого соглашения с Аром.

— Но Вы должны его иметь! — воскликнул я.

— Нет, — ошарашил меня Дитрих.

— Вы не находитесь на оплате у Ара? — пораженно спросил я.

— Нет.

— То есть, Вы хотите сказать, что сделали это все по своей собственной инициативе? — уточнил я.

— Да. Влияние Ара и Коса должны быть уравновешены. Победа любой из сторон означает конец свободных компаний, — объяснил капитан наемников.

— Но Вы рассчитываете на помощь Ара в снятии осады, не так ли? — поинтересовался я.

— Конечно, — ответил он.

— А что, если помощи не будет?

— Это был бы крайне неудачный поворот, — признал Дитрих.

— Вы могли бы пойти на переговоры с Косом, — предположил я. — Уверен, что они согласились бы на почти любые условия, да они сами бы предложили вам все что угодно за вывод войск, любые гарантии безопасности для Вас самого и Ваших людей, лишь бы только вернуть Торкадино.

— Ты думаешь, что после того, что мы здесь сделали, и после того как мы их на столько задержали, они вот так просто возьмут и позволят нам уйти из Торкадино? — насмешливо осведомился он.

— Нет, — признал я.

— Вот и я так не думаю, — улыбнулся он.

— Получается, что теперь все зависит от действий Ара, — заметил я.

— Да.

— Вы очень сильно рискуете ради интересов Ара.

— Не только Ара, но и ради себя лично, и других свободных компаний, — сказал он.

— Все за то, что Ар не имеет никакого выбора, кроме как действовать так, как Вы ожидаете, — признал я.

— Это может показаться так.

— И все же Вы кажетесь чем-то серьезно обеспокоенными, — заметил я.

— Это действительно так, — проворчал Дитрих. — Иди за мной.

Через боковую дверь мы прошли в другую комнату. В дверном проеме я оглянулся. Леди Кара все также лежала на животе около стола. Разрешения встать ей никто не давал, но, повернув голову, она смотрела нам вслед.

— Что Ты думаешь об этой маленькой птичке на жердочке? — поинтересовался он у меня.

— Трудно сказать, — ответил я.

Он оттянул ее голову назад, намотав волосы женщины на кулак. Он не проявлял к ней особой нежности. Женщина вскрикнула, и заскулила когда ее голова оказалась запрокинута назад.

— Прекрасный экземпляр, — признал я.

Рабыня. Шея окружена ошейником. Клеймо на бедре, как положено. Когда мужчина потянул за волосы, ее спина прижалась к короткой, горизонтальной деревянной балке, через которую были перегнуты ее руки. Эта горизонтальная балка была установлена на коротком вертикальном столбе, образуя, таким образом, своеобразную букву «T». Она стояла на коленях на платформе, высотой около ярда, спиной к «T» установленному на этой платформе. Ее щиколотки были скованы цепью вместе позади и по обе стороны от столба. Наручники и цепь, врезавшаяся в живот, держали ее руки на месте, удерживая ее запястья по бокам.

— Возможно, женщина капитана, — предположил я.

— Бери выше, — усмехнулся Дитрих. — Еще недавно она была генеральской шлюхой.

Рабыня тоненько поскуливала. Ее глаза почти остекленели от охватившего ее ужаса. Стоило мужчине выпустить волосы, и голова женщины опала вперед, и ее длинные темные волосы рассыпались перед телом. Я немного оттянул цепь от ее живота. На коже остались отпечатки звеньев. Она плакала.

Я присмотрелся к ней. Драгоценности больше не украшали ее. Шелка остались в прошлом. Никакой косметики, которая еще недавно умоляла слизать ее с губ рабыни. Аромат тонких духов теперь сменили терпкие запахи пота и страха. Похоже, она обделала платформу, когда ее избивали. Несомненно, довольно редкий опыт для высокой рабыни. Если она когда-то и носила золотой, усыпанный драгоценностями ошейник, то теперь она могла забыть об этом. На ее шее теперь простой, железный, заклепанный ударом молота ошейник, такой, который мог бы быть надет в шею любой шлюхи, подобранной солдатом в пылающем городе.

— Как Тебя зовут, дорогуша? — полюбопытствовал Дитрих.

— У меня нет имени, никакого имени! — торопливо затараторила она.

— Откуда Ты знаешь? — спросил он. — А вдруг, я Тебе его уже дал.

— У меня нет имени, которое я бы знала, — испуганно проговорила она, задергавшись в удерживавшем ее конечности железе, опасаясь, что ее пытаются уловками вынудить заслужить наказание. — Я еще не знаю своего имени, если у меня есть таковое. Если Господин назвал меня, он еще не счел нужным сообщить мне об этом! Если у меня будет имя, то это будет то, которое понравится Господину! Я — рабыня! Я — его, только его! Если у меня есть имя, я прошу дать мне знать об этом, чтобы я могла бы отзываться на него покорно и быстро!

— У Тебя нет имени, — сообщил он ей.

— Да, Господин, — тихо отозвалась женщина, снова опуская голову.

— Как Тебя называли? — спросил Дитрих.

— Люсилина, — ответила она.

Капитан наемников насмешливо посмотрел на меня, и спросил:

— Ты знаешь имя высшего офицера сил Коса на юге?

— Мирон Полемаркос из Темоса, кузен Луриуса из Джада — Убара Коса, — сказал я.

— А как Ты думаешь, какое имя он дал бы своей любимой рабыне? — поинтересовался он.

— Я так понимаю, что — Люсилина, — усмехнулся я.

— Она оказалась столь же красивой, сколь и жадной, — поведал мне капитан. — Она пользовалась большой свободой в Косианском лагере, получив даже персональные апартаменты, в которых Полемаркос мог бы развлекаться с ней. В этих покоях, среди ее подушек и шелков, окруженная своими шкатулками с драгоценностями, обслуживаемая рабынями, назначенными ей для личного пользования, и для которых она была абсолютной хозяйкой, она господствовала почти, как если бы была Убарой. Чувствуя себя в безопасности в качестве фаворитки своего влиятельного и высокородного владельца, уважаемого и избалованного, она, будучи всего лишь рабыней, собрала вокруг себя такую власть, что иной Убаре не снилась.

Честно говоря, услышав это, я почувствовал, как во мне закипает злость. У рабыни не должно быть власти. Это она должна быть полностью подвластна своему господину.

— Ее влияние на Полемаркоса вскоре стало широко известно. Она завладела его ушами. Стоило ее только захотеть, и одного ее слова, за или против человека, было достаточно, чтобы содействовать его карьере или уничтожить его. В своем шатре она начала принимать посетителей, гостей, просителей. Целые десятки таковых, прознав о ее власти, заявились к ней, чтобы искать ее благосклонности. Естественно с подарками. Это было только начало. Ее шкатулки начали наполняться драгоценными камнями. Кольца, преподнесенные ей, были достойны Убара. Ее сундуки ломились от косметики и духов, которым, возможно, могла бы позавидовать Убара.

— Уж лучше бы, ей предоставили цепи самого крепкого железа и плети из самой жесткой кожи, — ожесточенно предложил я.

— Как-то среди этих просителей появился, один товарищ пообещавший принести в качестве подарка вино. Вино это, предположительно, необыкновенно редкое, фаларианское, о существовании которого среди коллекционеров ходили лишь упорные слухи, мол, вино это такое редкое и драгоценное, что стоить оно могло бы столько, что на эти деньги можно было бы купить целый город. Она, конечно, проверила в это. Ведь ей, хотя и бывшей всего лишь рабыней, так хотелось потягивать его, развалившись среди своих подушек.

— Надменная рабыня, — презрительно бросил я.

Женщина еще сильнее опустила голову, вздрагивая от рыданий. Ни одна рабыня не посмеет взять вино без разрешения хозяина. И даже тогда, как бы часто это не случалось, она берет его только по его команде, на его глазах и обычно стоя на коленях перед ним. Иногда, даже, он наматывает ее волосы на руку, запрокидывает голову рабыни, и сам льет это вино ей в рот. Это должно напомнить ей, что все происходит только согласно его желанию.

— Вино, конечно, — продолжил он, — было слишком драгоценным, чтобы быть принесенным с тем просителем, но оно находилось в его палатке. И она вызывает свой паланкин и носильщиков, рабов мужчин, дабы те отнесли ее к тому месту. Тем более что это поможет держать слабость в секрете от ее служанок. Ее часто носили по Косианскому лагерю в закрытом паланкине, так что это мало кого заинтересует. В его палатке она пробует вино, даже осмелившись потребовать, чтобы он сам налил бокал для нее. Это сделано. Она пораженно смотрит на мужчину. Может ли это вино, которое походит на дешевое Ка-ла-на, быть редким фаларианским? Но через мгновение она уже без сознания. С носильщиками, конечно, уже договорились, за помощь они получат свою свободу. Это можно было бы сделать иначе, но этот вариант показался предпочтительным. Они слишком хорошо известны в лагере. Заменив их другими, можно было увеличить степень риска. Кроме того, оставленные там они, скорее всего, были бы убиты косианцами, что стало бы достаточно нелепой, ненужной и глупой тратой способных мужчин. На мой взгляд, теперь в рядах моей армии появились четверо благодарных лично мне, полностью лояльных парня, любой из которых я думаю, охотно умрет за меня.

— Логично, — признал я.

— Паланкин внесли прямо внутрь палатки. К тому времени женщина уже была раздета. Ее, абсолютно бесчувственное тело грузят в паланкин. Там связывают по рукам и ногам, плотно притягивая к сиденью, чтобы чего доброго не вывалилась по пути. Когда она проснется, она обнаружит, что может едва пошевелить мускулами. Рот ее тоже затыкают. Наконец, занавески паланкина задернуты, и она готова к транспортировке.

— Она была усыплена, конечно, — заметил я.

— Не так чтобы глубоко, — сообщил он. — Мы хотели, чтобы она оставалась без сознания, только в течение нескольких ен, ровно столько, сколько потребовалось, чтобы раздеть, связать и заткнуть ей рот. Мы хотели, чтобы она проснулась поскорее, пока паланкин еще не покинул косианского лагеря, а, пробудившись, полностью осознала, в каком затруднительном положение оказалась, чтобы полностью ощущала свою беспомощность, и все что с ней происходит.

— Великолепно, — улыбнулся я.

— Мой человек проверил ее один раз, — сказал Дитрих. — Убедился, что она очнулась. Глаза шлюхи были широко раскрыта, и она в бешенстве грызла свой кляп. Он не стал мешать ее увлекательному занятию, и оставил в одиночестве.

— Хм, украсть любимую рабыню Полемаркоса из Темоса, — засмеялся я. — Мои краснокожие друзья признали бы это роскошным купом.

— Разве произошедшее не было так тяжко для твоего высокомерия и жадности, а, дорогуша? — спросил Дитрих у женщины.

— Да, Господин, — признала она.

— Но Ты же больше не хочешь быть высокомерной и жадной, не так ли?

— Нет, Господин! — испуганно вскрикнула рабыня.

— Мои люди доставили ее в Торкадино, — закончил он. — Надеюсь, Ты не забыл, что хотя она была рабыней, но потребовала от моего мужчины, чтобы тот налил ей вина.

— Я помню, — кивнул я.

— Свою первую порку, она получила именно от него, — усмехнулся Дитрих.

— Это правильно, — согласился я.

— Потом ее избили еще четыре раза, с небольшими интервалами. На этот раз ей досталось от четырех парней, которые еще недавно были ее носильщиками, а теперь свободными мужчинами.

— Тоже правильно, — кивнул я.

— Время от времени нам даже приходилось сдерживать их пыл, — сообщил он, — а то они чего доброго забили бы ее насмерть.

— Их можно понять, — согласился я.

— К концу общения с ними она была уже полностью готова к допросу, — сказал он.

— Допросу? — удивился я.

— Конечно, — кивнул он. — Неужели Вы думаете, что я приказал добыть эту шлюху ради личного интереса или прибыли?

— Ну, я знавал многих мужчин, который сделали бы это именно по таким причинам, особенно учитывая ее внешние данные, — заметил я.

— Она тщеславна, и мелка, — бросил он. — Разве не так, дорогуша?

— Да, Господин, — всхлипнула рабыня.

— Но мы же собираемся упорно трудиться, чтобы преодолеть в себе эти недостатки, разве не так, дорогуша? — поинтересовался Дитрих.

— Да, Господин! — страстно заверила его женщина.

Вдруг она пораженно вскрикнула, почувствовав на себе его руку, и попыталась отстраниться, но была остановлена деревянной конструкцией за спиной. Ее руки задергались в железных кольцах наручников. Она смотрела на мужчину с недоверием и ужасом.

— А в чем дело? Ты больше не высокая рабыня, — напомнил он. — Перед Тобой стоит необходимость привыкать к тому, что Тебя будут трогать именно так. Рабыня смотрела на Дитриха дикими глазами, и дергала руками. Она не имела возможность свести ноги.

— Я полагал, что, возможно, вы решили украсть ее, чтобы нанести оскорбление Мирону Полемаркос, — признался я.

— Пожалуйста, нет! — вскрикнула рабыня.

— Конечно, нет, — сказал он. — Я не стал бы рисковать своими людьми в таком ненужном и неуместном предприятии. В первую очередь я беспокоюсь о быстром и эффективном достижении определенных конечных целей. Я редко позволяю себе удовлетворение такого мимолетного тщеславия, если только они не приводят к тем целям, или, по крайней мере, не мешают их достижению. Подобное оскорбление, практически пощечина, в настоящее время не может служить никакой конкретной цели, например, побудить противника к ярости и желанию мести, что могло бы привести к просчету с его стороны. В данной ситуации, это скорее привело бы к дополнительным трудностям с Полемаркосом, которому я должен вскоре послать приглашение на переговоры.

— Нет, нет, нет, — шептала женщина.

— Таким образом, Вы планируете оттянуть его нападение и выиграть время, — предположил я.

— Да, — кивнул он.

— Нет, нет, — скулила рабыня. — Нет!

— Кроме того — добавил он. — Я не собирался вызывать у Полемаркоса какой-либо неприязни. Он — умный офицер, хотя и слабый человек.

— Нет, нет! — простонала женщина, и вдруг широко открыв глаза, и отчаянно задергавшись, закричала: — О, да! Да! Да, Пожалуйста!

Она закрыла глаза, и жалобно заерзала коленями.

— Да, Пожалуйста! — вскрикнула она снова.

— А она энергичная, — заменил я.

— Да, — согласился капитан.

— Возможно, Полемаркосу не доставило бы радости видеть, как она подпрыгивает от Ваших прикосновений, — улыбнулся я.

— Возможно, Ты прав, — признал он. — Но, с другой стороны, думаю, что он понял бы, что я не собирался оскорбить его этим. В конце концов, она всего лишь рабыня.

— Верно, — кивнул я.

— Пожалуйста, не останавливайтесь, — стонала она. — Пожалуйста, не останавливайтесь!

— Ты так же дергалась от прикосновений Полемаркоса? — спросил он ее.

— Нет, — ответила она. — Нет, никогда. Я не знала, что это могло быть так!

Офицер убрал руку, и глаза рабыни тут же открылись. Взгляд их казался совершенно диким. А еще в них стояли слезы.

— Пожалуйста, — выдохнула она, выгибая тело вперед, к нему, жалобно прося уделить ей еще немного его внимания. — Пожалуйста!

— Получается, что Вы украли это типичное рабское мясо, не за ее красоту, что на мой взгляд тоже вполне достойная причина для этого, и не чтобы нанести оскорбление Полемаркосу, а просто для допроса? — спросил я.

— Что Ты имеешь в виду? — уточнил он.

— Да, да-а-а! — благодарно закричала она. — Спасибо, Господин! Спасибо, Господи-и-ин!

— Она — всего лишь рабыня, — напомнил я.

— Это она теперь, всего лишь рабыня, — усмехнулся Дитрих.

— Да-а-а, — простонала женщина. — О-о-о, да — а-а!

— Но прежде-то, — продолжил он, — она фактически была наперсницей Полемаркоса. Посредством своей хитрости и красоты она добилась его расположения, и в результате на Косе осталось очень немного государственных тайн, в которые она, так или иначе, не была бы посвящена. Она даже присутствовала на некоторые военных советах, хотя и скрывалась, конечно, за ширмой. Ее присутствие там, как Ты понимаешь, даже и за ширмой, в значительной мере приводило в замешательство некоторых офицеров. Именно благодаря их недовольным, но осторожным комментариям, подслушанным моими шпионами, я и узнал о ее ценности.

Дитрих на мгновение замолчал.

— Ты все еще полагаешь, что так ценна, моя дорогуша? — поинтересовался он.

— Нет, Господин! — ответила она.

— И кто же Ты теперь? — спросил он.

— Рабыня, только рабыня, Ваша рабыня!

Дитрих снова обратил внимание на ее тело.

— Да, да-а, да-а-а! — начала вскрикивать женщина.

— Так как Ты говоришь, Тебя называли прежде? — осведомился мужчина.

— Люсилина! — задыхаясь, выговорила она.

— Вы отвечаешь на мои прикосновения совсем не как Люсилина, — заметил он, наблюдая, как стонет и извивается рабыня. — То как Ты реагируешь, больше напоминает Лючиту, — заметил он.

— Да, Господи-и-ин, — простонала она. — Да-а-а, Господи-и-ин!

— Ты — Лючита, — объявил Дитрих.

— Да, Господи-и-ин, — задохнулась названная рабыня.

Я думаю, что это хорошее имя для нее. Это действительно хорошее имя для горячей беспомощной рабыни, которой бескомпромиссно владеют.

— Ты считаешь себя высокой рабыней, Лючита? — осведомился он.

— Я не знаю, — всхлипнула Лючита.

— Нет, — отрезал он. — Ты больше не она. Отныне твое место среди самых низких из низких рабынь.

— Да, Господин.

— И я отдам Тебя одному из моих самых худших солдат, обыкновенному и грубому парню, из самых низких рангов, — объявил он ей о своем решении.

— Да, Господин.

— И Ты будешь хорошо ему служить, — предупредил Дитрих.

— Да, Господин.

— И обращаться с тобой будут как с рабыней, которой Ты и являешься.

— Да, Господин.

— Но не бойся, — добавил он. — Уверяю Тебя, оказавшись в этом виде неволи, самой низкой и самой распространенной, и абсолютно бескомпромиссной, Ты получишь полное удовлетворение, и как женщина, и как рабыня.

— Да, Господин, — ответила Лючита, облизывая и целуя руку мужчины, очищая ее от своих соков.

Стерев остатки со своих рук об ее растрепавшиеся, мокрые от пота волосы, офицер покинул комнату. Прежде чем выйти вслед за ним, я оглянулся. Закованная в цепи рабыня, стоявшая на коленях на постаменте, круглыми от страха глазами смотрела ему вслед. Она была привлекательна, на мой взгляд, эта рабыня Лючита.

— Что Вам удалось узнать у нее? — поинтересовался я, как только закрылась дверь.

— Ты можешь встать на колени, Леди Кара, — сказал он.

Женщина из Венны, со звоном цепей, поднялась с живота и встала подле его стола на колени в позу рабыни для удовольствий, откинувшись на пятки, выпрямив спину, подняв голову, широко расставив колени, ладони положив на бедра.

— Она поведала нам достаточно много интересного, — сказал он, — но большую часть из полученных сведений мы уже знали, или подозревали на основании информации полученной из других источников. Две вещи, однако, стали для нас неожиданностью.

— Вы собираетесь посвятить меня в эту информацию? — поинтересовался я.

— Конечно. Иначе я не приказал бы Тебя привести сюда. Тем более что именно из-за этих сведений Тебя сюда и привели, — объяснил Дитрих.

— Ну, тогда продолжайте, пожалуйста, — сказал его.

— Может быть меня стоит удалить из комнаты, Господин? — вдруг влезла в разговор Леди Кара, которая из-за того как были скованы ее ноги сама ходить практически не могла.

Внезапный удар отбросил ее на бок, а в уголке рта появилась кровь.

— Ты спросила разрешение говорить? — осведомился он.

Обычно в подобных ситуациях предполагается, хотя это и не всегда требуется строго, что рабыня прежде чем заговорит должна спросить разрешения. Очевидно этот офицер, в такой ситуации, действительно требовал, чтобы его женщины спрашивали это разрешение. С этого момента у Леди Кары, сомнений в этом больше не останется.

— Нет, Господин, — с трудом сглотнула она. — Простите меня Господин.

Дитрих щелкнул пальцами, и женщина немедленно возобновила свое прежнее положение.

— Главные силы Коса здесь, — начал он, — около Торкадино, в настоящее время берут город в осаду.

— Уверен, что это общеизвестно, — кивнул я.

— Так думает большинство, — сказал он, — но, все же есть две вещи, которые мы узнали только этим утром, от нашей маленькой осведомительницы, сидящей сейчас в другой комнате, и которые тревожат и озадачивают меня. Во-первых, то, что часть войск Коса, высадившихся в Брундизиуме, вероятно силами до нескольких полков, двигается в восточном направлении параллельно Воску.

— К Пункту Ара? — предположил я.

Этот небольшой город был цитаделью Ара на Воске. Он располагался на южном берегу реки, к востоку от Джорт-Фэрри и к западу от Форрэст-Порта, двух городов на северном берегу.

— Скорее всего, — согласился он.

— Это может быть отвлекающий маневр, — заметил я.

— По-видимому, так и есть, поскольку атака на Пункт Ара с такими небольшими силами, может быть легко парирована столь же малой силой, — сказал он, — зато их контрнаступление вдоль Воска к побережью, может отрезать основные армии Коса от их базы в Брундизиуме.

— Я тоже так подумал, — кивнул я.

— Тогда почему, согласно нашей информации, и это, во-вторых, Ар готовится, если конечно верить источнику, перебросить свои главные силы на север, к Пункту Ара?

— Это было бы безумием, — признал я.

— Это — информация, которую шпионы Коса засевшие в Аре передали Полемаркосу, — сообщил Дитрих.

— Они могут ошибаться или работать под контролем, — предположил я.

— Возможно, — угрюмо сказал офицер.

— Основные силы Коса здесь, под Торкадино, — начал размышлять я. — Если большую часть своей армии Ар сейчас пошлет на север, то этим он откроет дорогу от стен Торкадино почти к самым воротам Ара. Земли между нами и Аром останутся без какой-либо защиты.

— Я думаю, что может быть только одно вероятное объяснение этого, — заявил Дитрих. — Генералы Ара не знают, что главные силы Коса стоят здесь.

— Это кажется мне маловероятным, — заметил я.

— А разве есть другое логичное объяснение этого? — поинтересовался он.

— Например, шпионы Полемаркоса просто ошибаются, — предположил я.

— Возможно, но сомнительно, — буркнул он.

— Есть, еще одно, — хмуро сказал я.

— Какое же? — спросил Дитрих.

— Заговор в Аре, — сообщил я ему.

— Этой широты и чудовищности? — переспросил он.

Я лишь пожал плечами.

— Это невероятно, — отказался верить капитан наемников.

— Уверен, Вы думали об этом.

— Да, — признался Дитрих, — я рассматривал такую возможность.

— А почему Вы расспрашивали меня о дельте Воска? — вспомнилось мне.

— Мне кажется, что выдвижение войск в направлении Пункта Ара — отвлекающий маневр, — ответил Дитрих. — И прежде всего потому, что их слишком легко отрезать от Брундизиума.

— Вы думаете, что они пойдут в дельту? — спросил я.

— Я бы сделал именно это, — ответил он.

— Пожалуй, как и я, — вынужден был признать я.

— А тем временем, главные силы Ара передислоцируют к Пункту Ара, — мрачно добавил Дитрих.

Внезапно волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Они не могут поддаться на хитрость и отправить свои войска туда, — сказал я.

— Я бы не был так уверен, — покачал он головой.

— И я думаю, что ни один нормальный командующий в такой ситуации не решится отдать приказ своим войскам войти в дельту, — добавил я, — прежде чем решиться на такой шаг, необходимо найти проводников, накопить транспортные средства, организовать доставку продовольствия и резервов, договориться с жителями тех мест, и многое другое.

— В таком месте может бесследно исчезнуть целая армия, — согласился Дитрих.

— Нет, никогда Ар не направит свою армию на север, — заявил я. — Только не в тот момент, когда войска Коса заняли позиции вокруг Торкадино.

— Тогда почему Ар все еще бездействует? — вдруг спросил Дитрих.

— Я не знаю, — вздохнул я.

— Я смогу задержать здесь войска Коса до весны. И это, вероятно, все что в моих силах — признал офицер.

— Что Вы хотели бы от меня? — поинтересовался я.

— Гней Лелиус верховный консул, первый министр Ара, правит городом в отсутствие Марленуса. У меня есть письма, которые необходимо доставить ему. В них в общих чертах обрисована ситуация в Торкадино, и расположение главных сил Коса. Кроме того, я подготовил письма для Серемидеса, одного из высших военачальников Ара. Они несут печать серебряного тарна. Я не думаю, что у Тебя могут возникнуть трудности, с получением аудиенции к нему. Я когда-то был знаком с одним Серемидесом в Аре. Хотя, конечно, такие имена весьма распространены.

— Понятно, — кивнул я.

— К этим письмам, конечно, я приложу и охранные грамоты, — добавил Дитрих.

— А как мы пройдем через расквартированные в округе войска Коса? — спросил я. — Такие письма могут иметь свой вес в Аре, но едва ли они смогут произвести впечатление на солдат Коса.

— Ты и твои спутники будете выдворены из города вместе с другими гражданскими, — объяснил капитан наемников, — около тысячи из них будут задержаны до завтра. Я не думаю, что Вы привлечете много внимания. В действительности, Кос может только приветствовать то, что эти беженцы расходятся по округе, поскольку врятли у них есть большое желание заботиться о них.

— Понятно, — сказал я.

— Ты ведь, так или иначе, собирался идти в Ар, не так ли? — спросил он.

— Да, — признал я.

— Тебе, конечно, хорошо заплатят за беспокойство, — сообщил он, бросая на стол тяжелый кошель.

Я задумчиво посмотрел на упавший передо мной кожаный мешочек.

— В нем главным образом серебро, — пояснил он, — и немного меди. Золото может вызвать подозрение.

— Я предположил бы, что являюсь далеко не первым, кому Вы поручили такую миссию, — заметил я.

— И правильно предположил бы, — сказал он. — Ты уже пятый. Я послал и других гонцов с такими письмами, предупреждениями, и прочей информацией, еще из Тарнбурга, и с берегов Иссуса.

— В таком случае, Ваши сообщения уже должны быть получены, — предположил я.

— Скорее всего, нет, — ответил Дитрих. — Во всяком случае, никакого ответа я все еще, не получил.

— Это могло быть опасно, — задумался я.

— Я думаю, что, скорее всего так оно и будет, — согласился он. — На твоем месте, я бы проявил максимум осторожности.

— Что, если я откажусь? — полюбопытствовал я.

— Ты и не обязан соглашаться, конечно, — признал он. — В любом случае, Ты получишь охранные грамоты, которые благополучно проведут Тебя и твоих спутников через моих людей.

— Это весьма щедро, — заметил я.

— Я ни в коем случае не собираюсь давить на Тебя, — сказал он.

— Я сделаю это, — пообещал я.

— Я был уверен в твоем ответе, — сказал Дитрих.

— И именно поэтому Вы не собирались давить на меня? — уточнил я.

— Конечно, — кивнул он.

— В целом я разделяю Ваше мнение относительно этих вопросов.

— Я предполагал это, — улыбнулся капитан наемников.

— Вы хотите, чтобы я поклялся на моем мече? — поинтересовался я.

— Нет, — отмахнулся он, — в этом нет необходимости.

— Понятно, — кивнул я.

— Если Ты преуспеешь в этом вопросе то, само собой, я буду благодарен, — сообщил Дитрих.

— Конечно, — улыбнулся я.

— Несмотря на то, что за мной закрепилась репутация человека беспощадного к своим врагам, по крайней мере, когда это не противоречит моим целям, — сказал он, — У меня, также, есть репутация человека щедрого с моими друзьями.

— Я слышал об этом, — кивнул я.

— Можешь высказать пожелания относительно материального выражения моей благодарности, — с улыбкой предложил он. — Возможно, кошель золота, или сотня захваченных Косианских женщин?

— Нет, — отказался я. — Я выполню это задание по моему собственному желанию, и в моих собственных интересах.

— Воин, — сказал он, вскидывая руку в воинском салюте.

— Воин, — ответил я, возвращая приветствие.

Я окинул взглядом бумаги, лежавшие на столе.

— Эту ночь проведете всей компанией в Сэмниуме, — велел он.

— Почему? — осведомился я.

— Здесь будет безопаснее, — ответил он.

— Оружие, вещи, мои и моего друга? — уточнил я.

— Отдайте ваши квитки офицеру снаружи, — объяснил Дитрих. — К утру все будет доставлено.

— Почему Вы считаете, что в Сэмниуме будет безопаснее? — спросил я.

— Кто знает, кому можно доверять? — развел руками капитан.

Он сел за стол, и начал подписывать различные документы. У него была четкая роспись, с легким наклоном вправо, и наискось снизу вверх.

— Мне ждать писем здесь? — уточнил я.

— Нет, Капитан, — ответил Дитрих.

— Капитан? — слегка опешил я.

— Уверен, Ты служил, в той или иной должности, в том или ином месте, в том или ином звании, но, по крайней мере, не ниже этого, — пояснил он.

— Как Вы узнали? — удивленно спросил я.

— А Ты держишься как капитан, — улыбнулся он.

Конечно, у него не было никаких разумных причин передать мне письма, пока я не был готов покинуть город. Однако теперь я ощущал, больше чем прежде, насколько он хотел доставить их в безопасности, и насколько важны они были для него. К тому же, в течение этой ночи могли произойти события, которые могло бы быть уместно, добавить в письма.

— По своему опыту знаю, — сказал он, пристально глядя мне в глаза, — что, некоторые, излишне поспешно приняв некое решение, потом, на холодную голову, сожалеют об этом.

— Сэр?

— Сегодня вечером, тщательно взвесь все за и против, — посоветовал он, — хладнокровно и вдумчиво, действительно ли Ты желаешь нести эти письма.

— Кажется, я уже дал согласие на это, — напомнил я, но сам почувствовал, как вспотели мои ладони и спина.

Очевидно, быть предъявителем этих писем, куда более опасно, чем я себе представлял до настоящего времени.

— Я буду ждать после твоего обдуманного решения завтра утром, — сказал Дитрих.

— А что если я вдруг не захочу нести их? — поинтересовался я.

— Ты можешь оставить себе монеты, — пожал он плечами. — Кроме того, Ты и твои спутники все же получите охранные грамоты.

— Вы невероятно щедры, — заметил я.

— По правде говоря, не очень, — усмехнулся он. — Чем можно измерить стоимость нескольких кусков пергамента и капли чернил?

— Монетами, — ответил я.

— Это всего лишь контрибуция с казначейства Торкадино, — отмахнулся Дитрих.

— Если я откажусь от задания, я возвращу их Вам, — пообещал я.

— Как Тебе будет угодно, — улыбнулся воин.

Я переложил монеты в свой кошель. На мой взгляд, их было более чем достаточно, чтобы добраться до Ара мне и моим спутникам, если, конечно, они захотят меня сопровождать.

Дитрих, меж тем, закончил подписывать документы, лежавшие перед ним, и встал. Он пристально посмотрел на меня.

— Капитан? — обратился он ко мне.

Я вдруг обнаружил, что мне не хочется покидать кабинет этого воина. Я испытывал благоговение перед ним.

— Капитан? — вновь окликнул он меня.

— Ничего, — вздохнул я, и перевел взгляд на свободную женщину, Леди Кару из Венны, стоящую на коленях около его стола.

— Мне нужно побыть одному, — сказал Дитрих.

Женщина выпрямилась, слегка звякнув цепью.

— Ты можешь быть свободен, Капитан, — намекнул он.

— Сэр, — обратился я к нему.

— Да?

— Недавно, на Генезианской дороге, к северу от Торкадино, было совершено нападение на один из косианских продовольственных обозов, закончившееся резней. Ответственность лежит на Ваших людях?

— Нет, — уверенно ответил Дитрих.

— Может Вы знаете, кто именно был организатором? — спросил я.

— Нет, — повторил он.

— Но это было сделано наемниками, — заметил я.

— Несомненно, — согласился он.

Я повернулся и направился к двери.

— Ой! — донесся до меня голос Леди Кары, и звон ее цепей.

Уже взявшись за ручку двери, я на миг обернулся и бросил взгляд назад. Он стояла на ногах, голая, закованная в цепи. Он держал ее вплотную к себе. Они глядели друг другу в глаза. Потом он развернул ее и бросил на стол животом, прямо на различные бумаги и государственные документы. Я вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.