На золотом крыльце — 3

Глава 5 Начертательная магия

Линейка на 1 сентября — неотъемлемая часть учебного процесса, наверное. Я об этом только по слухам мог судить: у меня линеек пока что не было ни одной. На индивидуальном обучении такие церемонии не полагаются, а в интернате коллективные построения в спортзале каждый день проходили, и представляли собой классическую вздрючку. Тех сношают по одному поводу, этих — по другому, этому такие штрафные санкции, тому — другие. И все — публично, чтобы ты не только наказание получил но еще и говном себя почувствовал. А вот так, чтобы хорошая погода, стройные ряды нарядных парней и девчонок, гимн, знамена, концетные номера и проникновенная речь директора… Такое я наблюдал впервые.

— Равнение на знамя!

Грянул марш Ертаульного полка, два плечистых парня внесли алый стяг с золотым двуглавым орлом. Красиво шли, чеканили шаг, филигранно развернулись у трибуны, щелкнули каблуками, замерли… Потом зазвучали гипнотические ноты государственного гимна — «Творения царева». Иоанн Четвертый, кажется, вложил в музыку и строчки толику своего ментального дара, так что у всякого подданного династии Грозных при первых же звуках в сердце поселялась мрачная и непреклонная решимость жить на Руси, драться за нее и помереть тут же, среди родных березок. Это вообще могло считаться мировым феноменом — из Государства Российского не было эмиграции как таковой. Только по работе или с точки зрения туризма, на время — и сразу же обратно, к этим самым родным березкам.

А к нам — ехали. Вон, сколько эльфов в Ингрии, например. И далеко не все из них наши, русские лесовики…

Не знаю, кого как — меня на линейке прямо до печенок пробрало в плане патриотизма. Да и остальные вроде бы прониклись — стояли с вдохновенными лицами. Ну а как? Знамя в лучах солнца развевается, директор рассказывает о том, как мы должны быть благодарны Государю и Отчизне за то, что у нас тут поддерживают талантливую молодежь независимо от пола, финансового благополучия и социального происхождения. Мол Россия — страна возможностей, наша сила в многообразии, мощь — в дисциплине, несокрушимость — в единении под крылом великой династии Грозных, выше нас только звезды, круче нас — только горы, да и то не все! Парни плечи расправили, девчонки в струнку вытянулись…

И я вот вроде как и понимал, что нас сейчас обрабатывают ментально — у меня полки в Библиотеке скрипели, и книжки двигались, освобождая место для многотомника под названием «Как же сильно я люблю Родину» и огромного фолианта «Тысяча причин, почему я готов умереть за Государя», но оно вроде и без магии вполне все логично складывалось. Потому что никакая накачка не сработала бы, будь она нам совершенно чуждой и противоестественной… Ан нет, резонов тут было более чем достаточно, потому и цепляло очень сильно.

Только идиот не понимал, что Россия в нашем мире — действительно одно из самых комфортных для жизни государств — если говорить не только о верхушке избранных (как эльдары в Авалоне или османы в Высокой Порте). Да, да, среди аристократов попадались удивительные мерзавцы, но чаще всего на них, все-таки находился кол в задницу. У нас, в конце концов, было куда бежать! Даже кабальный крестьянин из юридики самого мерзкого клана мог, скажем, завербоваться в армию, и ни одна падла не смела ему в этом помешать! Или переехать на границу Хтони — вместе с семьей, и с оружием в руках обосновать свое право на свободу… И, самое главное, каждый рабочий из земщины, сталкер из Сервитута, земледелец-арендатор из Юридики или программист из опричнины точно знал: Слово и Дело Государево обязательно доберется до всякого, кто путает берега и начнет считать себя выше закона и выше Династии. Такое понимание дорогого стоило, и далеко не в каждой стране мира оно существовало.

— Михаэль! — ткнул меня в бок Руари. — Ты чего? На лекцию идем!

— А? — я моргнул. — Задумался о любви к Родине, хорошем царе и плохих боярах. Куда идем?

— Поня-а-атно, — покосился на меня эльф. — В аудиторию четыре-пятнадцать, у нас там введение в Начертательную магию.

— Так надо в общагу сбегать, тетрадки взять… — растерялся я.

Я-то думал, что у нас перерыв будет, хоть очухаться дадут! Ан нет — учеба начиналась без паузы.

— Не надо никаких тетрадок! Подарок от шефа! Ты что — всё прослушал? — удивился эльф. — Феодор Иоаннович к началу учебного года всем из личных средств канцелярские принадлежности закупил!

Нет, ну это, конечно, со стороны Федора Ивановича это — благородно. Понятно, что Вяземскому, например, такие подачки как мертвому припарка, а вот любому выходцу из земщины или, скажем, даже мне (если вспомнить каким голодранцем я был пару месяцев назад) пачка тетрадей, упаковка ручек и карандашей и всякие линейки-транспортиры очень сильно облегчали жизнь!

— Класс, — сказал я. — Это он здорово придумал! Повезло нам с шефом!

— Ага… — Тинголов кивнул. — Хотя, термин «повезло» здесь, кажется, не совсем подходит

Мы шли буйной толпой к учебному корпусу, разговаривали, кто-то — смеялся. Большая часть ребят приехала с утра, прямо к линейке, и попала что называется, с корабля на бал, едва успев бросить в комнаты вещи и переодеться в форму. Так что теперь все общались, активно делясь летними впечатлениями и новостями.

Много было и новеньких-младшекурсников: костяк учебных групп, как я понял, всегда составляли ребята из сервитутов и земщины, которые приходили в колледж по царевичевой квоте из специальных социальных центров, и дворянские дети, инициировавшиеся за время летних каникул. Те группы, что соответствовали шестому и седьмому классам общеобразовательной школы были традиционно маленькими, основное пополнение приходило в восьмом-девятом, меньшая часть — в десятом классах. Таких как я, перестарков, в колледже училось исчезающе мало.

— … из двустволки летучих мышей сбивать! Дуплетом! — возбужденно рассказывал Антон Басманов — он проходил практику вместе с Вяземским.

— У вас хоть двустволки стреляли! А у нас — никакого огнестрела, прикинь? Как на Балканах во время войны! — размахивал руками Кирилл — конопатый кулачник. — Как рыцари ходили, в доспехах и с мечами, рубали кракозябр!

— … идет по линии прибоя настоящая юрас велна санс, и кровь из пасти капает! Я ей под ноги из подстволки — а она хоть бы хны! С перепугу про магию забыл, уже потом заклинаниями забросали, но она в двух шагах была, вот как от меня до тебя, прикинь? — чуть ли не кричал светловолосый высокий парень из команды по киле. — Я такой хренотени никогда еще не видел!

Я сунул руки в карманы и помалкивал. Наши, из группы Розена, не особенно торопились делиться впечатлениями про события, произошедшие в Черной Угре, все больше переглядывались между собой, и девчонки — тоже. Я давно заметил: те, кто в самом замесе побывал, не склонны трепаться с кем попало по этому поводу. Или вообще молчат, или между собой обсудят — и хватит. Меня догнала Ермолова, слегка оперлась ладошкой на мое плечо, поднялась на носочки и спросила на ушко, шепотом:

— Сядем вместе?

— Только если обещаешь что мы наконец поговорим как нормальные люди, м? — конечно, я хотел сесть с ней, но и дальше играть в «Ромео и Джульетту» мне не улыбалось.

А в остальном — мне было пофиг, что ребята подумают, если честно. Пацаны точно станут говорить, что я подкаблучник и Эля из меня веревки вьет. Ну и ладно! Тем более ничего Ермолова не вила, просто она — девчонка, у них постоянно в голове сплошной фейрверк. Но так даже веселее!

— Хорошо, хорошо, — сказала Эля, и дальше мы шли рядом.

Если честно,с Элей сидеть — сплошное удовольствие. Не в смысле там что она красивая и всё такое, это же и так понятно. А в смысле — учиться здорово, конспекты писать, за рассуждениями и каляками-маляками препода на доске следить. Ермолова ведь старательная и умненькая, и если чего-то там я прозевал, то можно было к ней в тетрадку посмотреть и увидеть эту самую «вписанную в окружность гексаграмму, ориентированную лучами на шесть известных вам эпицентров ближайших Аномалий», которую препод уже стер с доски в порыве педагогической страсти, ибо «и так понятно, едем дальше!»

А еще у нее всегда всё было: мягкая стерка, корректор, запасная ручка, линейки — прямая и волнистая, даже специальные трафареты, с помощью которых многие начертания рисовались на раз-два, очень быстро. Такие штуки в «шефском наборе» не водились!

Нет, нельзя сказать, что я у нее прям списывал. Я ж не совсем туповатый, я нормальный и тоже в принципе шарил в планиметрии и стереометрии, да и термины типа «парцелляция эфира», «юстировка потоков», «амплификация словесных конструкций», которыми любили щеголять некоторые педагоги, давались мне гораздо легче, чем Эле. Все-таки библиотека деда Кости содержала совсем не любовные романы и детективчики, а литературу, в основном, посерьёзнее. А Ермолова трудами древних ученых мужей не очень увлекалась, она любила книжечки полегче, так что и я мог ее порой выручить.

— Переведи на русский? — иногда просила она.

— Парцелляция — разделение, юстировка — отладка, амплификация — усиление, — шептал я.

— А чего сразу нормально не сказать? — ее бровки скептически поднимались.

И я был с ней полностью согласен, есть же много хороших русских слов!

В общем, команда у нас получилась что надо. К тому же и Эля, и я считали, что хорошо учиться — это круто. В конце концов, мы прошли хтоническую практику, и понимали, что от полученных знаний может зависить наша жизнь. И потому сидели на первой парте, слушали преподов, писали конспекты и обсуждали, как эту самую фокусирующую эфир гексаграмму можно использовать — например, для зарядки амулетов, без использования собственного резерва. Или наоборот — для пополнения этого самого резерва, если сражаться придется с настоящим, магом второй ступени. Инициация Вяземского крепко сидела в моей голове…

— Титов! Ермолова! Что вы там постоянно шепчетесь? — рассержено стукнул мелом по доске Витал Наталыч.

То есть — Виталий Анатольевич, матерый опытный препод, настоящий кандидат магических наук и пустоцвет Бог знает какой спецификации, который и вел начерталку.

— Ой, — сказала Ермолова и отстранилась от меня, приняв позу прилежной ученицы.

— Виталий Анатольевич, а мы пополнение резерва обсуждаем, честно! — вскочил я. — Пытаемся понять, подействует ли гексаграмма на одушевленный объект. С амулетами и накопителями понятно, активировал — и радуйся, а вот если…

— Серьезно? — очки на носу преподавателя подскочили. — И какие мысли, что надумали?

Нафига ему очки? Для солидности? Или это артефакт какой-то? Но вслух я, конечно, такое спрашивать не стал.

— Наверное — можно, — переглянулись мы с Элей. — Наверное, если руну Наутиз поменять на Гебо, а вместо Перто поставить Манназ — должно сработать!

— Нужду — на Дар, Тайну — на Человека? — Витал Наталыч явно подобрел и оглядел аудиторию. Настоящим педагогам всегда нравится, когда ученики живо интересуются предметом, даже если из-за этого громко треплются. — А что остальные скажут? Достаточно этого будет?

Остальные встрепенулись и стали обсуждать перспективу пополнения личного резерва маны-саирины. Получается, никто кроме нас с Ермоловой среди одногруппников о таком и не задумывался.

— Уруз, — сказал умник Серебряный. — Нужен еще Вызов, иначе ничего не начнется, если мы хотим, чтобы мана пошла в одушевленный объект. Наверное, нужно менять Йеру на Уруз… Или нет?

— А давайте попробуем! — взмахнул мелом в руке препод. — Кто из вас, разговорчивых, смелый? Титов — ты мужчина, тебе и отдуваться! Давайте все, сдвинем парты к стенам, освободим место в центре! Ермолова — доставай смартфон, координаты эпицентров шести ближайших Аномалий с тебя, Серебряный — высчитаешь азимут, остальные записывают. Титов — тебе надо исчерпать твой резерв, если хочешь быть подопытным. Справишься?

— Справлюсь. Отставить таскать парты! — провозгласил я. — Все к стенам, работает профессионал погрузочно-разгрузочных работ! Считаю до пяти, далее — кто не спрятался, я не виноват. Один! Три! Пять!

Сколько весит парта? Килограмм десять, ну — пятнадцать. Она не тяжелая, она — неудобная. Но мне-то пофиг на неудобство. Мебель принялась вальсировать по аудитории, вызывая визг девчат и незлые ругательства со стороны парней. Все-таки большая часть магов — стихийные, а телекинез — спецификация хоть не прям очень редкая, однако и распространенной ее не назовешь. Примерно один из сотни, где-то на уровне с электрическими и природными магами (если не считать эльфов). Так что впечатление я произвел: пять парт за раз, порхающие в воздухе, кого угодно удивят.

Я старался все делать тихо, но получалось откровенно фигово, мебель гремела при приземлении, да и одногруппники давали шуму. Потому через пять минут, когда осталось перенести пару стульев, в дверь заглянул Ян Амосович:

— Виталий Анатольевич, что у вас тут происходит? — с живым интересом спросил он.

В голосе директора не было ни тени агрессии, он знал, что может положиться на своих преподавателей в плане учебного процесса. Сорванный урок — это не про Экспериментальный колледж, тут такого в принципе не случалось.

— О! Ян Амосович! — обрадовался препод. — А помогите мне экран сделать? Боюсь, пол повредим… Тут Титов с Ермоловой предложили при помощи гексаграммы заполнить резерв маны у отдельно взятого пустоцвета, представляете?

— Да что вы говорите? — развеселился директор. — Какая свежая мысль! Просто поразительная креативность! Ну давайте, давайте попробуем! Только-только начали изучать курс начертательной магии — и уже фонтанируют идеями… Перспективная молодежь растет, а?

Издевался он, точно. Но это, похоже, только я понял. Думаю, в каждой группе ежегодно такие или похожие эксперименты проводили, может быть — не прямо в сентябре, но тем не менее. Вон как лихо всё у этих двух дядечек получилось: директор обошел аудиторию по кругу, в каждом углу изобразил мелом на стенах и на полу какие-то закорючки, и всякий, кто догадался глянуть через эфир увидел странную зеркальную пленку, которая замкнула учебный кабинет как бы в пузырь.

— Готово! — провозгласил он. — Снаружи эфирные потоки к нам поступать могут, но все, что будет происходить в аудитории — останется здесь.

— Молодые люди — прошу вас! — сказал Виталий Анатольевич.

Мы как-то сразу решили, кто и что будет делать: Максим обозначил направления лучей, отметил исходные точки и отошел в сторону. Эля взяла несколько мелков и чуток похулиганила — в ее руках они мигом окрасились в разные цвета: розовый, желтый, синий, зеленый… Большая линейка и циркуль тоже преобразились, раскрасившись под хохлому и обзаведясь несколькими затейливыми деталями, которые при этом не мешали работе. Подмигнув мне, девушка, изящно изогнулась и стала чертить гексаграмму прямо на полу. Чертеж она запланировала такого размера, чтобы в центре мелового разноцветного могендавида человек мог стоять вполне комфортно. Я усилием воли заставил себя отвлечься от созерцания притягательного силуэта подруги, подхватил мелок и стал выписывать на вершинах звезды руны: Гебо, Манназ, Уруз, Иса, Райда, Соула и Наутиз. Наутиз-нужду я оставил, все-таки основной посыл действа — это восполнение нужды в мане, а не что-то там еще.

— Кто будет подопытным? — спросил Полуэктов.

— Я! — выкрикнула Эля внезапно.

— … я! — с опозданием поднял руку я.

— Ну, значит — сначала девушка, а потом и молодой человек, — потер руки Валентин Анатольевич, как будто забыв свои слова о том, что «отдуваться» должен только я. — С вашего позволения я вот тут уголок поправлю — не замыкается…

— Ва-а-алик! — погрозил ему пальцем Полуэктов из угла, хитро блестя глазами. — Пусть дети развлекаются! Мы ведь не дадим им убить друг друга, а с остальным лекари справятся, вон у нас какой Розен могучий из Хтони вернулся…

Мне такая перспектива не понравилась, и потому мы с Ермоловой при полной поддержке одногруппников еще раз пробежались по чертежу и все довели до совершенства.

— Приступим! — сказала Эля и шагнула в центр чертежа. А потом пальчиком показал на тот самый Уруз и проговорила: — Initium factus est!

Если смотреть через эфир, то от ее пальца отделился крохотный светящийся сгусток и полетел к руне, а если обычным зрением — то просто зарябил воздух, как над асфальтом в жару. Мана попала в древний символ, он вспыхнул, следом за ним засияли неярким светом лучи — каждый в цвет мелу, которым был начертан. Загорелись одна за другой остальные руны… Эфир действительно начал упорядочиваться, с ним действительно произошла парцелляция и юстировка, не без этого! Ермолова стояла в центре гексаграммы и, прикрыв глаза, прислушивалась к своим ощущениям. В какой-то момент волосы ее наэлектризовались и эдаким кудрявым черным одуванчиком распушились во все стороны.

— Ого! — девушка мигом пригладила прическу и удивленно заявила: — Сработало! Валентин Анатольевич, действует! Все, что я на мел потратила, и на линейку — вернулось! Немного, конечно, но это сработало! Можно пробовать дальше!

Эля шагнула в сторону от потухшего чертежа и с горящими глазами заговорила:

— Слушайте, а если сделать не шесть, а двенадцать звезд? И кроме Аномалий — сориентировать на магнитные полюса и места силы? Ребята, начерталка — классная вещь! Это если все продумать, то…

Она покачала головой, директор и препод улыбались, студенты шумели и переговаривались. Каждый понимал, что значит увиденное: размер резерва и способность к манипуляции объемами энергии, по большому счету, и были теми критериями, которые отделяли цивильного от пустоцвета, а пустоцвета — от настоящего мага. И волшебная наука, в том числе — начертательная магия, давала возможность эту разницу нивелировать. Все, как в учебнике Пепеляевых!

— Не бойтесь экспериментировать, — благодушно проговорил Полуэктов. — Особенно — если эксперимент основан на опыте ваших старших коллег, и на точном расчете. Думаю, можно стирать чертеж и возвращать парты на место.

— Нет, — сказал я.

— Титов! Снова эта твоя галиматья? Что значит — «нет»? Посмотрите на него, Валентин Анатольевич! — всплеснул руками Яна Амосович. — У него иногда как будто клин в голове. «Нет!» Подумать только…

— Так это ведь я парты убрал! Я могу и обратно поставить — нужно только резерв восполнить! — резонно заметил я.

Вообще-то мой резерв не опустошался до конца. По ощущениям — я вообще никогда его не использовал полностью и окончательно, всегда плескалось что-то «на донышке», если можно так выразиться. И казалось мне что этого «на донышке» и на парты хватит. Но как и в случае с менталистикой — дурак я что ли, карты раскрывать? На практике вон, во время моей работы «батарейкой» Голицын тоже периодически странно на меня посматривал, но ничего не говорил. И я не буду!

— Ну-ну, — сменил гнев на милость Полуэктов. — Становись в центр, только чертеж не задень…

Я не задел. Встал в центре, подумал, стер руну Иса и вместо нее добавил Эйваз, которая могла обозначать кроме буквального «лошадь» еще и в принципе более эффективное достижение цели. И вопросительно уставился на директора. Тот пожал плечами. Я посмотрел на Валентина Анатольевича — он кивнул. Ну я и жахнул:

— Initium factus maximum est!

И почувствовал, как эфир задрожал. И нафига я этот «максимум» и «лошадку» добавил-то? Он же сказал — экспериментировать с точным расчетом, а я… Я сотворил очередную дичь. По наитию!

Теперь же я видел, как потоки маны устремляются к нашему кабинету из земных глубин, с небес, с кончиков ветвей деревьев, от рукомойника, из которого внезапно полилась вода, из розетки, которая начала искрить… Руны полыхали, гексаграмма сияла, в меня вливались сумасшедшие объемы магической энергии, вокруг все тряслось, мебель прыгала по полу, народ пребывал в полном одурении… И я тоже, если честно! Хлопал глазами и никак не мог понять — какого фига мой резерв еще не забит? Точно так же, как обычно у меня что-то оставалось «на донышке» — так и теперь, мана все лилась и лилась в меня сквозь канал, проложенный гексаграммой но «до горлышка» так и не доставала!

— Processum consummare! — рявкнул Полуэктов, внезапно оказавшись рядом со мной и топнул ногой, стирая одну из линий могендавида. — Заканчиваем представление!

— Дзин-н-н-нь! — раздался звук порвавшейся струны в воздухе, а потом по всей аудитории стали вспыхивать и истаивать разноцветные искорки. — Пуф! Пуф! Пуф!

Как будто фейрверк запустили! Красотища, наверное. На самом деле — невостребованная мана так перегорала, оставляя после ощущение праздника. Ну и грядущей нахлобучки, понятно…

— Вот уж заставь дурака Богу молиться… — под нос проворчал директор, когда эфир утихомирился, и гул голосов по всему учебному корпусу стих. — Ну все, хватит экспериментов. Титов — ко мне в кабинет!

— И я с ним! — подкинулась Эля.

— Ермолова? А ты чего? — удивился Полуэктов.

— А мы вместе! — запальчиво проговорила девушка и тут же зарделась: — В смысле — вместе виноваты!

— Я, конечно… Э-э-э-э… Ну вы, в общем-то не очень виноваты, — Ян Амосович несколько растерялся, а потом махнул рукой. — Давайте, ребята, все выходим из класса, у вас перерыв десять минут. Титов остается парты расставлять, а ты, Ермолова, чертеж смой. И ручками, ребята, ручками! Никакой магии, даже и не думайте! Магия — после занятий. Как только лекции окончатся — жду вас на площадке номер семь, будем излишки сбрасывать… И ничего на вечер кроме этого не планируйте, у Титова на «излишки» уйдет часа четыре, не меньше!