На золотом крыльце — 3

Глава 19 Посиделки на пятерых

Приходить в себя было тошно. По мне как будто катком проехались, все тело ломило, покалывало, ныло и выкручивало.

Осознание произошедшего на ростральной колонне приходило порциями, кратковременная память выдавала картинки фрагментами, разбавляя их кусками памяти Королева: вот я разжимаю пальцы и выпускаю перила, стоя на самом верху, а вот маленький Русик шагает навстречу огромной псине, преграждая путь к коляске с соседской Лялечкой. Вот я говорю «Нет!» Хозяину Хтони — а вот старший сержант Королев щелкает каблуками и рявкает «Так точно!»…

Калейдоскоп в голове постепенно снижал накал круговерти, и я смог взять свой разум под контроль, и вывести его в привычную плоскость, осознавая себя в Библиотеке. Медленно выдохнув, я открыл глаза — внутри своего сознания.

«ДА, МИХА, У ТЕБЯ ИНИЦИАЦИЯ ВТОРОГО ПОРЯДКА, ПОЗДРАВЛЯЮ!»

Вот такая огромная яркая надпись висела посреди зала с книгами, а еще кругом были флажки, бантики, гирлянды и бенгальские огни. А потом я перевел взгляд на полочку с тем самым томом Большой Российской Энциклопедии на букву «Г» и увидел на нем блюдечко, на котором лежал пирожок.

— Отлично, Титов, — сказал я сам себе. — Возьми с полки пирожок. Самоирония в такой момент — это я молодцом. Это я себя прям уважаю. Теперь я могу работать подъемным краном, а не грузчиком, это значительный рост над собой и большой успех. Я офигенно везучий сукин сын, потому как — вторая инициация это прям заявка на победу. Таких как я — один на десять тысяч, или типа того. Я — натуральный маг? Настоящий? Да? Ну и ладно.

Я прошелся по Библиотеке, проводя пальцами по корешкам книг, поправляя пошатнувшиеся от переутомления, магического перенапряжения и стрессов полки, снова остановился около дальнего угла — того самого, где я впервые услышал стук, который говорил о наличии там некой пустоты и, возможно, дополнительных помещений. Запасных Чертогов?

— Нет уж. Главное — не забыть главное! — провозгласил я.

Если пытаться решить всё и сразу — это такая дичь начнется, что ее и разгрести не получится. Сейчас главное что? Правильно! Очнуться и понять, что там в Ингрии творится, как там мои друзья-товарищи и где я валяюсь? Может, вмерз уже в этот самый пудостский известняк на вершине ростральной колонны?

Я развернулся, и широким шагом пересек Библиотеку, и даже не взял с полки пирожок — все равно он виртуальный, какой с него прок?

— Я в раю? — спросил я, садясь на кушетке.

Пахло кофе, жирным жареным мясом, кетчупом. Где-то неподалеку звучали дудки и бил барабан, слышался громкий хохот и веселые выкрики, мне было тепло, и никто не пытался меня сожрать, раздавить или уничтожить любым другим способом.

— Нет, — сказал незнакомый рыжий бородатый мужик интеллигентной наружности. — Ты в Орде. Доброго дня, Михаил.

Он сидел на кушетке напротив. На нем был надет клетчатый коричневый костюм-тройка и классные туфли. И, судя по ауре, их тут трое находилось. Не туфель — визитеров! То есть… Вроде как ауры и не было, потому как этот рыжий — нулевка. А вроде как и была, и даже целых три — потому что от него фонило жутью и ОЧЕНЬ СТРАШНОЙ ТАЙНОЙ. А еще, при моей попытке посмотреть, что у него там в голове за дверь, раздался смутно знакомый жуткий голос, который один раз я уже слыхал, но при каких обстоятельствах — не упомню:

— НУ-НУ!

— А-а-а-га! — задумчиво проговорил я, глядя на мужчину в костюме.

— Кенга! — усмехнулся собеседник. — Давай поговорим начистоту!

— Какая Кенга? — удивился я. — Урукская барышня?

— Не-е-ет, по замашкам скорее кхазадка, домовитая такая… — он задумчиво пригладил бороду. — Но вообще — кенгуру, из Австралии. Это из одной книжки, про игрушечных зверей. Одного англ… Авалонского автора. Он тут малоизвестен.

— А вы литературу любите? — уцепился я хоть за что-то вменяемое и знакомое. — Авалонскую? А у нас Ян Амосович, директор, Теннисона постоянно декламирует.

— Я больше новаторов уважаю. Например — Уитмена. Ну вот это вот "О, мы построим здание превыше всех Египетских гробниц…

— … воздвигнем храм тебе, о пресвятая Индустрия!" — подхватил я. — Ужас, да?

— Да. Я Уитменом одних балбесов пытал. Они думали — я чернокнижник! — мой собеседник развеселился, и стал улыбаться белозубо. — А ты, Миха, я смотрю, развитой такой парень, да? Начитанный! Приятно иметь дело с собеседником, который может говорить о литературе, едва придя в сознание.

— Телика не было, в глуши рос, — пояснил я. — Сеть и компьютер — только по праздникам. Вот и читал.

Вообще-то он располагал к себе, говорить с этим человеком (с человеком ли?) было так просто, будто знал его тысячу лет, но давно не видел, и вот — встретились и продолжаем разговор, который прервали по независящим от нас причинам.

— Так, ладно… — он хлопнул себя по колену: — Отвечаю на твои вопросы, хоть ты их и не задавал: наши победили, все в порядке, меня зовут Георгий Серафимович, и мы сейчас на Стрелке. Ты сидишь в бабайском фудтраке, а снаружи идет пир после битвы, Бабай Сархан всех кормит за свой счет! — а потом хохотнул и продекламировал: — «Слышишь, не плачь — всё в порядке в тайге, выигран матч СССР-ФРГ, сто негодяев захвачены в плен, и Магомаев поёт в КВН!»

— Магомаев никогда не пел в КВН, — прищурился я. — В КВН эти… Как их? Маслютики, вроде, всем заправляли. А Магомаев он… Он вот это… «Море возьми меня-а-а в дальние да-а-али…»

У меня аж хорошо пропеть получилось, почти чисто, хотя певец из меня, честно говоря, не очень.

— Однако! — его брови взлетели вверх. — Ты у нас что, тоже — оттуда?

— Я-то? — я встал и сунул руки в карманы, но смотреть на Георгия Серафимовича сверху вниз не получалось, да и вообще — стоять в фудтраке было неудобно. Шкафчиков всяких много. Так что я уселся обратно на кушетку, чувствуя себя глупо. — Я-то нет, это Рус оттуда. А вы-то — да?

— Отчасти, — усмехнулся рыжебородый интеллигент и лицо его стало меняться, молодея на глазах и лишаясь бороды. — Я — местный, он — нет.

А потом я увидел горящие огнем очи дракона, и страшный язык, и клыки, и услышал:

— А Я — ОТКУДА УГОДНО!

— Кому угодно? — не выдержал я.

В конце концов мы были в фургоне, и я точно знал: если захочу, расплющу машину как консервную банку, а дракон он там или не дракон — это мы потом разберемся, когда будем его болгаркой отсюда выпиливать.

— МНЕ УГОДНО! А-ХА-ХА-ХА-ХА! — захохотал дракон и обернулся, глядя на дверь, которая стала открываться. — ТОЖЕ МНЕ, НАШЕЛСЯ, ШАРЛЬ ОЖЬЕ ДЕ БАТС ДЕ КАСТЕЛЬМОР, ШЕВАЛЬЕ Д’АРТАНЬЯН! СМОТРИ, ПАН-АТАМАН, КТО У НАС ТУТ СИДИТ: Д’АРТАНЬЯН, ОДНАКО!

— Ну, допустим я — Портос, так как постоянно дерусь потому, что дерусь, — откликнулся Бабай, который в этот момент проник в фудтрак и места внутри сразу стало мало. — И пожрать я люблю. Вот, например шаурма, и, например, кофе. Ты, Пепеляев, очевидный Атос, потому что притворяешься провинциальной училкой и рафинированным интеллигентом, а на самом деле целый рыцарь, землевладелец, несусветный богач, а еще — человек и пароход. То есть — дракон. Нормальный граф де ла Фер получается. Допустим, Миха — Д’Артаньян. В принципе, подходит, потому как молодой, лихой и дурной. И кто тогда Арамис?

— Гоша будет Арамисом, — предположил Георгий Серафимович Пепеляев-Горинович своим обычным голосом. — На пару с Пеплом. Один — тихоня и образец кротости, второй — матерый убийца и охальник… Да, да, Пепел, я в курсе, что Д’Артаньян называл Арамиса «олицетворением изящества»! Нет, это к тебе не относится. Простите, дурацкая привычка — говорю сам с собой… Один широко известный в узких кругах педагог, скорее практик чем теоретик — Бондаренко его фамилия, утверждал, что внутренний монолог — признак интеллектуально развитого человека…

— Держи шаурму, — Бабай сунул мне, обалдевшему от происходящего, в руки сверток с едой. — Пепеляев не может нормально жить и говорить, постоянно усложняет. Интеллигенция! А так-то все просто, как два пальца обоссать. Смотри: он дракон и человек, вот и все. Отчасти — попаданец. Я — человек внутри полуорка, чистый попаданец. А ты?

— А у меня фрагменты памяти одного классного мужика. Прилетели во время инициации первого порядка, — признался вдруг я, первый раз в жизни рассказывая кому-то про Королёва. — Я так понимаю, что он должен был это… Ну — вселиться. Попасть. Но я сначала жить не хотел, потом очень сильно захотел, и вот этой секунды хватило. Плюс, как я понял, у меня ментальная защита стоит, как раз против таких случаев. Так что в целом я — это я, просто помню про Минск, сборку мебели, футбол и всякое такое, другое, полезное.

— Молнии были? — черный урук развернул бумажную упаковку и отхватил огромный шмат шаурмы, и стал ее смачно жевать. Вокруг разнесся сытный мясной запах с нотками овощей и соуса. — Жри давай, не стесняйся!

— Молнии были, — сказал я, и тоже впился в шаурму. — И крыша была. И я падал, но инициировался и притянул к себе ветки дерева, и не упал окончательно.

— А я из-за девчонки сюда попал, — поделился орк. — Она меня бросила, потому что я ее на Катунь на сплав позвал, в годовщину наших отношений. Она сказала, что я не от мира сего, такое дело. И вообще — дурачок. Так я собрался — и один на Алтай поехал. А по пути меня шаровой молнией убило.

— А меня Малюта позвал, — сказал дракон. — Ну, который Скуратов-Бельский. А так-то я от болячки одной нехорошей помирал, в своем мире. Вот и уцепился за соломинку. Но молнии тоже были!

Вообще, это было странно — сидят три совершенно разных по возрасту, занятиям, интересам и жизненным ориентиром мужчины и треплются за жизнь, страницами биографий делятся. Не так уж сильно мы откровенничали, конечно, но для вчерашних незнакомцев — даже слишком, пожалуй. Конечно, эти двое друг друг знали, но не похоже, чтобы прям дружили или постоянно общались. Скорее — давние знакомые, но не более того. Но они ведь тоже рассказали мне про свое попаданчество, и вообще — тон беседы был такой, свойский.

— Можно сказать — познакомились, — подытожил орк. — Теперь о насущном…

— Что там вообще произошло-то? — тут же спохватился я, заглядывая в пустой стаканчик из-под кофе. — Ну, после того, как я…

— … стал великим волшебником? — усмехнулся Пепеляев.

— Такой-то там и великий… — отмахнулся я.

— Но-но! Общая масса металлических конструкций разводной части Дворцового моста — 4868 тонн, а противовесов, — 2800 тонн… — погрозил мне пальцем учитель-дракон. — Так что великий, великий. Будешь доказывать обратное — тебе все равно никто не поверит. Ну что, пан-атаман, кто рассказывать будет?

— А чего рассказывать? Мы покажем, — Бабай Сархан полез в один из шкафчиков, достал планшет, включил его, и мы все стали смотреть на иконку загрузки на экране. — «Гоблин Пикчерз» не зря же свой хлеб есть!

— А я-то думал, кто там орет «Я заснял!», когда я Федора нашего Иоанновича на Благовещенский мост десантировал… — задумчиво проговорил рыжебородый дракон.

Я и спрашивать ничего не стал, слишком все невероятно звучало. Для начала стоило просто посмотреть этот самый «Гоблин Пикчерз», а потом задавать вопросы. Если они останутся.

Видеоинтерлюдия

Со всего Васильевского острова, а еще — с острова Эльфийских Добровольцев, и с «Цесаревич-Арены», что на Крестовском острове к Университетской набережной стекались отряды бойцов. Люди, эльфы, кхазады и орки, маги и цивильные. Вооруженные или качественным огнестрелом или — подручными средствами типа ломов и ледорубов, все они спешили к Благовещенскому мосту.

С другой же стороны, от разрушенного здания Адмиралтейства, от поднятого магической силой Дворцового моста, торопилось еще одно войско. Живые изваяния медлили, как будто их сила таяла, но, понукаемые своим Хозяином — чудовищным всадником на бронзовом коне — маршировали вперед. Сотни и сотни порождений Хтони хотели забрать этот город себе! Казалось — схватка была неминуемой.

Костяком армии живых стал сплоченный отряд под бело-синими знаменами, и второй отряд — под черными хоругвями с изображением Белой Длани. Третьей силой выступали полицейские-киборги: они организовывали вооруженный народ, и их слушались: определяли сектора обстрела, занимали ближайшие дома, чтобы поддержать бойцов ближнего боя шквальным огнем.

Первым на мост ступил Медный Всадник, и цокот копыт его скакуна эхом разнесся над рекой.

— Это мой город! — раздался трубный глас Хозяина Хтони.

И тут же был заглушен шумом мощных крыльев. С небес на землю спикировал зеленый дракон, и с его спины спрыгнул худощавый рыжий человек в белом халате. Борода его была всклокочена, одежда — заляпана кровью, а с рук он нервными движениями сдирал самые обычные медицинские резиновые перчатки. Закончив с этим, он зашагал по мосту вперед, и полы халата развевались за его спиной. Приблизившись к наступающим боевым порядкам статуй, он преградил дорогу Всаднику и сказал укоризненно:

— Петя! Ну ёб твою мать! — и сунул руки в карманы.

— Федор Иванович? — несказанно удивился чудовищный всадник. — А… Но вы же…

— Что — и я помер, и братья мои померли, и отец мой помер? — криво усмехнулся царевич Федор. — А во-о-он видишь, эскадра? Там Дима прорыв закрывать закончил, цельный «Посейдон» потратил, а потом еще министерские маги последствия нивелировали… И теперь сюда идут. А во-о-он там посмотри в небо, над Арсенальной набережной, ага? Это наша авиация. Вася летит в силах тяжких, и с ними — штурмовые части семи опричных полков. А козолупа этого, Володеньку, я четверть часа назад свежевать закончил, и он мне столько всего интересного напел, ты не представляешь… Набрехал тебе Володенька с три короба, да? Поздравляю — ты не уникален: Ингрия, Севастополь, Архангельск, Владивосток, Белосток, Вендспилс, Ирининбург, Дербент и Семипалатинск — везде полыхнуло. Ну и не только там. Но мы тушим, тушим. Скоро совсем потушим, и додавливать вас станем. Повылазили, тоже мне!

— И…

— ИЗЫДИ, ПЕТРУША! — рявкнул Федор Иванович так, что статуи по всему мосту аж присели. — ПРОЧЬ ОТСЮДА! Или, видит Бог, мы пожертвуем Ингрийской Хтонью, и местной уникальной магоэкосистемой, и, уж поверь, через пять лет тут будет махровая земщина, тишь, да гладь, да Божья благодать!

— Я понял, — сказал Медный Всадник, взмахнул рукой властно — и вдруг статуи одна за другой кинулись к перилам Благовещенского моста, и стали бросаться в воду. А сам Хозяин вскочил в седло, поднял коня на дыбы — и поскакал прочь, к развалинам Адмиралтейства, где и затерялся среди обломков.

— Это же это… — я почесал голову. — Deus ex mashina! Прям явились царевичи — и все порешали?

— Это не «Бог из машины», как ты выразился, — вздохнул Пепеляев. — Это зримое воплощение концепции персонификации власти и ручного управления государством. Мне кажется даже, если взять выборку всех миров, созданных Господом, и в каждом из них найти Россию — то везде мы найдем два этих замечательных явления. Персонификация власти и ручное управление…

— Миха, не слушай его. Он сейчас нудить начнет, и лекции читать, — скорчил рожу Бабай Сархан. — Ты меня слушай. По конфиденциальной информации, которая доступна мне как Паннонскому владетелю, несколько государевых кузенов решили то ли династию поменять, то ли вообще — форму правления и административного устройства. Заговор Рюриковичей, короче. Ну а чего? Государь недееспособен, царевичи — не справляются, в стране — бардак. Хватит это терпеть, давайте терпеть что-нибудь другое!

— Дичь-то какая… Типа, наместник Ингерманландии все это специально замутил? Японцев, кодзю, и… — я ухватил себя за голову. — Он что — дурак? Разве ж так можно? Нет, то что мерзавец — это понятно, но…

— Знаешь, какая самая главная беда магов? — усмехнулся Георгий Серафимович.

— Знаю, знаю! Все уши уже прожужжали этой самонадеянностью, и в колледже, и на практике… — поморщился я.

— Ну-ну, — похлопал меня по плечу дракон. — Посмотрим, как ты через годик запоешь, молодой великий волшебник.

— Да не великий… — начал возмущаться я, но был прерван.

Дверь в фудтрак отворилась, и показалась лысая голова Розена.

— Та-а-ак! — сказал он. — Там народ волнуется, а он тут жрет. С аппетитом. Так и запишем, Титов! Так и запишем.

— Де-е-ен! — я тут же вскочил, треснулся головой о какой-то шкафчик, и уселся обратно. — Зараза… Ден, не надо ничего записывать, я тут просто вот с этими достопочтенными господами…

— Гы… — сказал орк. — Я — достопочтенный!

— Иди-иди, Михаил, — улыбнулся Пепеляев. — Давай, настало время праздновать. Есть мнение, что мы еще встретимся. По крайней мере, я собираюсь задержаться здесь, нужно решить вопрос с детишками, пристроить их, да и выпускников своих хотелось бы навестить, на рабочих местах…

— Помнишь, я говорил тебе, что буду должен? — очень серьезно посмотрел на меня Бабай. — Подумай, что там тебе надо? Только не наглей, но и не продешеви. Давай, напиши мне в Пульсе, Бабай Сархан там один на всю Сеть.

Я выбрался из фургона и еще раз обернулся, чтобы посмотреть на своих новых знакомых. Друзей? Соратников? Слишком разные у нас были весовые категории, да и вообще — с чего бы эти двое проявляли ко мне такой интерес, притом — искренний и бескорыстный? Понятия не имею.Так или иначе — это было приятно.

— Ну что, идем? — спросил Розен. — Пацаны ждут.

— Идем, — откликнулся я.