С диким грохотом оторвалась крыша у кузова едущей впереди грузовой «Антилопы», я дал по тормозам и свернул на обочину, ошарашенно глядя на происходящее впереди. Раздались гудки машин и ругань водителей, порыв ветра распрямил баннер, закрепленный на арке моста.
«МОСТ НИЗКИЙ, „АНТИЛОПА“ НЕ ПРОЙДЕТ!» — гласила надпись.
Я снял шлем и почесал голову. Дела-а-а-а! Мне-то что, я — юркий, я — объеду. А пробка теперь здесь встанет серьезная.
Времени в обрез, у меня — посылка к Всеславу Ива́нову, в Башню! Ива́нов — это принципиально. Об этом ударении Ян Амосович предупредил отдельно, как будто я не понимаю. Ивано́в — простолюдин, Ива́нов — аристократ! Именно потому я — Тито́в! Хотя, став пустоцветом, мог бы ударение и переставить, но вертел я их всех! Стану я еще подстраиваться, тоже мне…
Вон, как папенька объявится — тогда и узнаю свою настоящую фамилию, а потом решу — стоит оно того или нет. Хотя — может, и не объявится, я ж доверие не оправдал, телекинетиком заделался, вместо того, чтобы неизвестной мне родовой магией овладеть. Мне будет интересно взглянуть на его лицо, когда он узнает, что я еще и менталист! Родовая или не родовая, а двойная инициация — это не хухры-мухры, это редкий в природе зверь! Не такой прям, как нулевка, или, скажем, музыкальный маг типа Тинголова, но тоже — серьезный бонус.
Не только ударение в фамилии — штука принципиальная. Выполнить первый курьерский заказ тоже — дело чести. Так что, даже если бы тут прорыв с монстрами случился, я бы дальше поехал. А тут не прорыв, тут — обычный туповатый мужик, который читать не умеет. И с глазомером у него откровенно фигово. Объезжая место аварии, я видел, как шофер самой затрапезной наружности с ошарашенным видом вылезает из кабины и обходит кругом изувеченный грузовичок:
— Я думал — пройдет… — говорил он. — Думал — пройдет, понимаете⁈
Часть водителей из своих машин пялились на него с жалостью, другие — со злостью. Куча людей теперь из-за него тут потеряет время! Им было насрать на то, что он там себе думал.
Больше я не отвлекался, гнал вперед по Софийской улице сквозь земской город Колпино, не снижая скорость до самого заезда на эстакаду Кольцевой автодороги. Здесь, на КАДе, нужно было быть особенно внимательным: к потоку машин добавлялись грузовики, спешащие в Ингрию и обратно.
По обеим сторонам магистрали простирались бескрайние поля теплиц, оранжерей с овощами и фруктами, а еще — птицефабрики, свинокомплексы, ряды гаражей, складов и мастерских. Можно было увидеть и многочисленные промзоны с коптящими небо трубами, с грохотом, стуком, гудками и звонками. Жизнь кипела и била ключом, огромный город нужно было кормить и снабжать тысячей нужных мелочей: от трусов и бульонных кубиков до гироскутеров и сложной оптики. Я никогда еще видел ничего подобного вживую.
Честно признаться — петлять меж движущихся автопоездов, громоздких фур и мощных внедорожников поначалу было страшновато, но я быстро освоился, потому что перед своим первым заданием трое суток практически не слезал с электробайка,закрепляя довольно специфические навыки Руслана Королева по экстремальному вождению легкого мотоцикла, которые почему-то хранились в общей тетрадке с кривой надписью «Эндуро Дичь». Поработал я в своей Библиотеке — и навел на полке, посвященной управлению двухколесным транспортным средством, идеальный порядок, систематизировал все знания по правилам дорожного движения и повесил на самое видное место карту Ингрии — с автодорогами и достопримечательностями.
Верткий «Козодой», приобретенный колледжем специально под учрежденную должность курьера, был тем еще жеребцом, даром, что электрический и название птичье. По своим характеристикам он походил на машинки, которые использовались в этой странной спортивной дисциплине — «эндуро», экстремальных мотогонках. Широкий руль, спицованые колёса, высокое крепление переднего грязевого щитка, развитые грунтозацепы протектора шин и, конечно, компактный синхронный электродвигатель с индуктором из постоянных магнитов, который выдавал потрясающие пять с половиной тысяч реальных эффективных оборотов в минуту… И — нет, я не стал завзятым технарем, я просто брошюрку почитал и пару видосов посмотрел, чтобы перед пацанами выпендриваться, когда они с каникул приедут. Я даже сомневался, что правильно и к месту все эти термины применяю, что уж там.
В общем — гонял «Козодой» знатно, и я на нем себя чувствовал почти уверенно. Если бы не гигантский город вокруг! Заложив вираж и съехав с КАДа, я повернул на Обуховский проспект и помчал вперед, мимо Троицкой церкви и одноименной станции метрополитена, мимо Государевой Карточной фабрики и Государева Фарфорового завода.
Ингрия, как и многие другие крупные города Государства Российского, представляла собой компиляцию из опричных, земских, сервитутных и удельных районов. Однако, помимо привычных уже различий в архитектуре, территории под разной юрисдикцией здесь, как оказалось, разделялись меж собой водными артериями, которых имелось в изобилии — Ингрия раскинулась от давшей ей название Ижоры до Финского залива, на берегах Невы и многочисленных островах.
Так, например, Крестовский остров был разделен между кланами магической аристократии. Монастырский, с лаврой святого Александра Невского, являлся церковной юридикой. Адмиралтейский — с административными и военными учреждениями, Заячий — с Космодемьянской крепостью и Каменный — с Государевой гостевой резиденцией — относились к опричнине. Васильевский, Казанский, Спасский и Безымянный острова представляли собой разухабистый, эклектичный и невероятно прекрасный сервитут, в котором, кажется, люди настолько свыклись с Хтонью, глядящей из-за каждого угла, что воспринимали ее как нечто само собой разумеющееся.
Континентальная же часть города а также Димитровоградский, Федоровский и Аптекарский острова считались земщиной, хотя, конечно, от той же Пеллы или Колпино отличались разительно. По самым примерным подсчетам Ингрия стояла на сорока островах, и о принадлежности каждого из них, конечно, я говорить с уверенностью не мог — не побывал еще, не изучил, не рассмотрел. Тем паче, деление это не было абсолютным: целые кварталы и даже отдельные здания могли относиться к владениям того или иного аристократа или обладать автономными сервитутными правами, о чем свидетельствовали специально установленные крупные таблички.
Я мчал фактически по берегу Невы, глядя на прогулочные суденышки, боевые корабли и яхты аристократов, которые бороздили ее мутные воды, пересек Обводной канал и речку Монастырку… Самым сложным было не пялиться на все дома подряд и на прохожих. Я уговаривал сам себя, мол, доеду — погуляю, и там уж можно будет вертеть головой, открыв рот и пуская слюни от окружающей красоты! Невероятного волевого усилия мне стоило доехать по навигатору смартфона до Таврического сада. Там, поплутав немного среди доходных домов, на парковке меж двумя зданиями удалось найти зарядку для электромобилей и присобачить к одной из свободных точек «Козодоя», воткнув штекер в гнездо автоматической электрозарядной станции.
Шлем я решил не снимать, чтобы местные не видели мою одуревшую от атмосферы огромного и прекрасного города провинциальную морду. В конце концов, я в лесу вырос, потом в интернате жил, Ревель видал, Калугу видал, еще — Пеллу, Извольск, Бельдягино и хтонь Черной Угры. И все! Никаких мегаполисов и архитектурных красот в этом списке нет! Имею право быть ошарашенным!
Посылка в рюкзаке для Всеслава Иванова давила на плечи и поторапливала: Ян Амосович сказал точно — до пятнадцати ноль-ноль доставить, а ситуация с «Антилопой», мостом и идиотским водителем меня задержала минут на семь, так что следовало прибавить шаг. Благо, башня — выдающаяся часть доходного дома на улице Тверской, 1, уже виднелась впереди. Я заторопился вперед по тротуару.
Бригада молодых деловитых рабочих в оранжевых жилетах перекладывала брусчатку вокруг канализационного люка, обставившись сигнальными конусами. С некоторым легким удивлением я обнаружил, что у одного из них перфоратор установлен прямо на аугметический протез руки, а второй вместо глаз имеет узкую полоску хромированного визора.
В арке — метрах в пятнадцати от места дорожных работ — гитарист с роскошными каштановыми волосами самозабвенно лупил по струнам и выдавал мелодично и при этом рыкающе:
— Амур-Аму-р-р-р… — и что-то еще, на шпракхе.
Глаза его при этом были закрыты, и, казалось, наслаждение от процесса пения и музицирования он получает независимо от количества денег в гитарном чехле, которые бросали туда небезразличные прохожие. Ну, и атмосфера тут, просто фантастика! Я обогнул рабочих, кинул монетку музыканту, за что удостоился великолепного кивка и взмаха шикарной шевелюры. И как он меня разглядел, с закрытыми-то глазами?
Наконец, взлетев за два прыжка на приметное крыльцо с пилястрами и портиком, я оказался у цели. Парадное — так тут называли подъезды — было открыто, тяжелая дверь замерла в положении «между там и между здесь», оставляя возможность заглянуть внутрь, но не позволяя зайти без скрипа. Внутри мигал свет, я увидел на лестнице стремянку и чьи-то ноги в штанах от спецовки с двумя светоотражающими полосами. Наверное, электрик?
— Вы проходите? — спросил меня кто-то сзади.
Я обернулся и увидел невысокого человека довольно комичной наружности: на голове — лысинка, по обе стороны от нее — кудряшки до плеч, лицо какое-то птичье, но при этом — интеллигентное, глаза за круглыми очками — добрые и напуганные. Да и одет он был скорее в духе позапрошлого века: какой-то странный пиджак в полосочку, такая же жилетка, брюки старомодного кроя и несвежая белая рубашка.
— Да нет, я так — смотрю. Красиво тут! — откликнулся я, делая безмятежный вид, хотя в шлеме с забралом от этого не было никакого толка.
Интерьер и вправду заслуживал внимания: литые перила с финтифлюшками, лепнина на потолке самого причудливого вида, барельефы на античную тематику, витражи с пейзажами, павлинами, мраморные широкие ступени и всякое другое, такое же удивительное и старинное… Для жилого дома — ни фига себе!
— Действительно, если говорить о внутренней отделке — это здание одно из самых эстетичных в Ингрии, — несмело улыбнулся кудрявый незнакомец и высунул руку из кармана. — Позволите — я пройду? Спешу, ко мне должны вот-вот подъехать…
Я только сейчас обратил внимание: там что-то топорщилось, в его пиджачишке. Пистолет? Артефакт? Банальный газовый баллон или шокер? Человечек протиснулся мимо меня, пошире распахнул наружную дверь, потом — вторую, внутреннюю, и заторопился по лестнице, и тут меня осенило: это же и есть Ива́нов! Всеслав Святославович! То-то я думал — его лицо мне знакомым показалось! На фотографии, которую мне Ян Амосович предоставил, у этого странного типа кудрей не было и лысины. Он ведь меня ждет! Это я должен к нему подъехать!
— Пого… — я хотел остановить его, чтобы вручить книжку, и даже шагнул в подъезд (то есть — парадное), как вдруг случилось все и сразу, я и слово не успел договорить. — … дите!
Со стремянки на Иванова кинулся электрик. У электрика вместо башки обнаружилась медвежья рожа самого свирепого вида, а вместо рук — когтистые лапы, и в лапах этих он держал натуральную сеть, которую и попытался набросить на Всеслава Святославича. Тот, однако, не сплоховал — сумел отпрыгнуть в сторону, но до конца не увернулся: медведь в спецовке неловко запнулся о ступени и, зацепив Иванова, вместе с ним и с сетью кубарем покатился вниз. Я вжался в стенку тамбура между дверями.
Тут же за моей спиной грохнула дверь, и я вжался в угол тамбура, пропуская мимо себя целую толпу давешних рабочих-дорожников. Я даже не удивился, когда оказалось, что каждый из них является киборгом. Нога, рука, часть корпуса, кусок черепа — все они имели аугметические модернизации организма. А еще — каждый из них был настроен весьма воинственно, и перфоратор вместо протеза по сравнению с шибающей электрическими разрядами дубинкой или здоровенным цепным тесаком теперь казался верхом адекватности и миролюбия. Они промчались мимо меня, не обратив внимания, и такая их целеустремленность определенно пришлась мне по душе.
— Скотина зоотерическая, это наша добыча! — заорал тот самый, с визором вместо глаз.
— Х-р-р-рена! — взревел медведь, выпутываясь из сетки и становясь над Ивановым в боевую стойку.
Он был огромен, мохнат и звероват, и ему оказалось глубоко пофиг на численное превосходство киборгов. Шесть к одному? Ну, и ладно! Одним взмахом когтистой лапы клыкастый электрик располосовал лицо одному из нападавших и, почуяв кровь, торжествующе взревел.
— Окружайте, окружайте его! — скомандовать было легче, чем сделать.
Обойти зверолюда на относительно узкой лестнице — задача нетривиальная! Медведь пинком отбросил еще одного из киборгов — прямо в мои объятья, но и сам получил перфоратором в лапу и разряд дубинки — в ребра. Зверолюд взвыл, но сдаваться не собирался.
— А это что за… — искренне удивился молодой человек с диодовой дорожкой вокруг всей головы, обнаружив себя в тамбурчике между дверьми и притом — впритирку к какому-то типу в глухом байкерском шлеме.
Спустя секунду, он заорал благим матом: я швырнул его через плечо, прямо на порожек, и весьма болезненно!
— Тут еще один! — выкрикнул киборг с перфоратором. Теперь их осталось четверо, и они стали спиной к спине.
Я подумал, что лже-рабочий имеет в виду меня, и уже хотел было начать оправдываться, мол, я просто курьер, и все такое. Но вдруг откуда-то с потолка прямо на головы киборгам-налетчикам спланировал волосатый гитарист — тот самый, который пел про «амур». С гитарой в руках! Он сделал сразу несколько действий одновременно: швырнул гитару в рожу медвежьему электрику, ударил ногами парня с перфоратором, заехал локтем в лоб мужику с хромированной ногой, оттолкнулся от перфораторщика, взлетел в воздух и мягко приземлился на один лестничный пролет выше.
— Пуф, пуф, пуф! — раздался странный звук, и оставшиеся киборги и медведь осели на ступени.
Гитарист осмотрелся и снова поднес ко рту странную трубку.
— Пуф! — в мою сторону полетел дротик-шприц.
— Не-а, — сказал я из-под шлема. — Не пуф.
Подхватил телекинезом метательный снаряд — и всандалил его прямо в лоб волосатому ассасину.
— Ау! — удивился он. — Ты что — маг? Больно вообще-то! И — нет, на меня не подействует.
И, белозубо улыбнувшись, выдернул дротик изо лба и пояснил:
— У меня приобретенный иммунитет. Давай сюда посылку, сам Иванов мне не нужен, сдался он мне… Ну, снимай рюкзак — и я пошел. Скоро полиция подъедет, потом — милиция, потом — дружинники какие-нибудь, потом Сыскной приказ, чтобы их всех утихомирить…
— Не дам, — сказал я.
— И что — драться будем? — его голубые глаза так и сверкали. — Тебе не понравится.
— Тебе тоже.
Только сейчас я понял, что он никакой не парень, а самый настоящий дядька! Фигура легкая, движения ловкие и грациозные, и лицо моложавое, но голубые глаза — бывалые, много видавшие и знающие… Бездна в них, вот что! И не один десяток загубленных душ, похоже… Ему лет сорок, не меньше!
— Как же мне не хочется тебя калечить, парень, — сказал он. — Ты ведь славный малый, сразу видно.
И медленно стал спускаться по лестнице. Почему-то мне показалось: всего моего умения телекинетика-пустоцвета против него не хватит. Но все-таки я поднял в воздух и тесак, и дубинку с разрядником, и остальное вооружение киборгов, всего — пять предметов, на пределе возможностей.
— Телекинез, как я и думал, — сказал он, и на секунду движения гитариста смазались — и вот он уже на площадке, рядом с Ива́новым, а трофейное оружие — за его спиной. Как так-то? — Постараюсь не убивать.
И снова смазался, но тут меня удивил Иванов: он выдернул из кармана руку и сказал:
— Petri!
У меня лопнул браслет на запястье: один из четырех, тот, который защищал от заклинаний геомантии. А остальные — да, остальные действующие лица прям коркой покрылись, на статуи стали похожи. И медведь, и поверженные киборги, и даже стремный гитарист. Правда, у него тут же трещины на этом самом каменном покрытии начали появляться, так что следовало торопиться.
— Ты — курьер? — пытаясь пригладить кудри, вставая, спросил Иванов. — Из колледжа?
— Я! — спохватился я. — Пакет 21 на 30 на 6 сантиметров из Пеллинского экспериментального магического колледжа по адресу город Ингрия, Безымянный остров, улица Тверская, дом №1 в Башню для Всеслава Иванова в собственные руки!
— Кодовое слово? — поинтересовался адресат.
— Навухудоносор! — отчеканил я. — Отзыв?
— Ашшурбанапал! — кивнул он. — Давай бегом сюда, курьер, пока эти не очнулись. В квартире мне и сам черт не брат, не возьмут… Я и стражей порядка лучше на своей территории приму.
— А что — скоро будут? — я осторожно, стараясь не касаться живых статуй, которые вызывали у меня натуральную внутреннюю дрожь, стал подниматься следом за хозяином к вычурным дверям ивановских апартаментов.
— Минут через пять, — сказал Всеслав Святославич, достал из кармана связку изящных ключей, ориентируясь на свет из витражного окна, выбрал подходящий и с хрустом сунул его в замок. — Входите. Только после меня!
Я и не думал торопиться: если он просто так активизирует рунные камни с наложенным стихийным заклятьем, значит — как минимум пустоцвет, а судя по на удивление спокойной реакции на нападение — к подобным ситуациям привычен. Наверняка у него есть средства для активной обороны!
Вешая шлем на медную руку голема, который замер, поблескивая внутренним огнем своих самоцветных глаз за дверью, я с некоторым мрачным удовлетворением отметил, что не ошибся. Металлических стражей в квартире Иванова скрывалось аж пять: двое служили вешалками, еще двое — держали огромное серебряное зеркало в гостиной, один стоял в углу кухни, придерживая в руках щетку и совок на длинных ручках.
— Этот — Квинт, самый смышленый. Умудряется не расколачивать посуду, когда моет, — пояснил хозяин. — Остальные непроходимые болваны, но как охранники — просто неоценимы. Правда, работают только в пределах квартиры, вот беда!
Он вернулся к дверям и закрыл их на все замки, а потом глянул в глазок:
— Начинают приходить в себя. Сейчас или полиция подъедет, или они начнут дубасить друг друга снова — на сей раз за право расшибить себе лоб о мои двери… Но Скомороха я увидеть не ожидал, вот это — сюрприз! Зоотерика и Формация — эти периодически пытаются меня достать, но настоящий Скоморох, да еще и из первой сотни… Уважают! И не за мной ведь пришел, а за твоим грузом. Давай его сюда!
Я скинул с плеча рюкзак, оглядываясь, и протянул Ива́нову сверток с книгой. Вокруг меня в квартире царил рай эстета. Подъезд, умноженный на два и возведенный в абсолют. Кажется, это называлось «рококо» — такой стиль со множеством мелких деталей. Здесь интерьерное великолепие сочеталось с самой современной бытовой техникой, максимально комфортной и роскошной мебелью и настоящим мини-музеем: бесконечным количеством полок с книгами, стеллажей с диковинными вещицами и целой галереей живописных полотен на стенах.
Нетерпеливо разорвав руками крафтовую бумагу, Всеслав Иванов радостно воскликнул:
— Она! Не обманул Полуэктов!
Я обернулся. Зеленая книга формата А4 в его руках выглядела старой, но не старинной. Раритет, а не антиквариат, в общем. На потертой обложке золотыми буквами горела надпись:
«Сказ о Светомире-царевиче», Вячеслав Иванов
— Сказка? — удивился я. — Нас чуть не уконтрапешили из-за сказки?
— Да-а-а, — радостно закивал Иванов, и тут меня осенило: одинаковая фамилия!
— Ваш родственник написал, что ли? — не мог не спросить я.
— Дедушка — улыбнулся он. — Великий маг был! А еще — эстет, писатель, философ, драматург, поэт. А нам с отцом так, крохи достались от его талантов. Но это пустое, пустое… Пойдемте, я дам вам деньги и подпишем все бумаги…
И я пошел за ним в гостиную.
Однако, наши планы были самым грубым образом разрушены. Раздался громкий стук в дверь, и зычный голос провозгласил:
— Слово и Дело Государево! Откройте немедленно, это Сыскной приказ.