На путях преисподней

Глава 8

Стоя на сторожевой вышке, венчающей южные ворота Высокой Крепости, Баррис Эдон мог без помех обозревать приграничные земли. От подножья пологого ската, с трех сторон окружающего крепость, и до самой границы Королевств деревья были вырублены, местность выровнена и регулярно выжигалась. Таков был приказ военачальника Рикола, действовавший со времен разгрома Орды. Ничто не должно было создавать помехи баллистам и лукам в случае нападения с юга. Многим такие предосторожности казались излишними. Какие бы слухи ни ползли с севера вверх по течению Идре, Тамур никогда бы не поднял оружия на соседей и не пропустил врагов через свои земли. Но Рикол был непреклонен, и подступы к Высокой Крепости охранялись с прежней бдительностью. Баррис Эдон обозревал окрестности, когда из приречного городка показались трое всадников. Они во весь опор мчались в сторону крепости, погоняя измученных лошадей. Баррис окликнул капитана стрелков, и воины немедленно подняли луки.

Кедрин и его спутники гнали коней к Высокой Крепости. Даже в золотом послеполуденном свете серые стены казались неприветливыми. В речной теснине уже сгустились сумерки. Величественная громада Лозин должна была вот-вот погрузить крепость в густую тень. Закат позолотил зубцы ее стен и башен. Река змеей неслась по расщелине, стремительная и грозная. Глядя на нее, Кедрин невольно вспомнил, как плыл к Геннифу.

Молодой король спешил на север. В поселениях вдоль Идре имелось достаточно конюшен для медри, и Кедрин своей властью мог регулярно получать свежих лошадей. Но если бы Тепшен не настаивал на том, чтобы время от времени прекращать безумную скачку, всадникам не раз и не два пришлось бы идти пешком. Кедрин желал лишь одного: как можно скорее оказаться в Белтреване и отыскать курган. Только с мечом Друла он мог освободить Уинетт. Нетерпение завладело всем его существом, от прежней задумчивости не осталось и следа. Ребра полностью срослись, Тепшен и Браннок тоже залечили раны. Друзья не замечали усталости: они спешили к своей цели. Когда копыта лошадей зацокали по каменным плитам гласиса, Кедрин позволил измученному животному перейти на шаг. Лучники уже взяли их на прицел. Придержав коня, Кедрин встал в стременах, назвал свое имя и потребовал впустить. Боковая калитка открылась, и капитан в сопровождении отряда приблизился к путникам.

— Я Кедрин Кейтин, — повторил юноша, — и я хочу видеть военачальника Рикола.

Игнорируя правила этикета, он подался вперед и продемонстрировал ошарашенному капитану королевский медальон. С минуту тот пытался вернуть на место отвисшую челюсть, затем, наконец, отдал честь и произнес:

— Я не признал тебя, Государь.

— Ничего страшного, — Кедрин устало улыбнулся и пустил коня к калитке, не обращая внимания на крики капитана: тот распоряжался, чтобы открыли ворота, и посылал за Риколом.

Въехав в затененный двор, Кедрин остановил коня. Он вдруг обнаружил, что не в состоянии не то что спрыгнуть на землю, но просто отлепиться от седла. Сделав над собой усилие, он приземлился на булыжники и ухватился за луку седла. Ноги казались ватными. Кедрин помотал головой, прочистил горло и всучил повод солдату, изумленно пялившему на него глаза.

— Пусть лошадей почистят, прежде чем ставить в стойло, — проговорил король и нетвердым шагом направился в сторону жилых строений. Тепшен и Браннок последовали за ним. После долгих часов, проведенных в седле, они выглядели не лучше.

Открыв дверь и войдя в прихожую, Кедрин столкнулся с военачальником, который спешил навстречу гостям. На худощавом лице Рикола было написано смятение.

— Кедрин… Государь! Что стряслось?

— Хватит просто Кедрина, Рикол. Нам нужна баня, еда и свежие лошади.

— Сию минуту.

Отдавая распоряжения, Рикол с тревогой разглядывал юношу и его спутников.

— Полагаю, хорошая постель тоже не помешает.

Несколько мгновений Кедрин раздумывал, стоит ли задерживаться. Однако здравый смысл возобладал, и он кивком поблагодарил военачальника.

— Конечно, дружище. Хотя бы на одну ночь.

Рикол кивнул и повел их через прихожую к лестнице, в свои личные покои, решив пока повременить с расспросами. Он распахнул дубовую дверь. Госпожа Марга, супруга военачальника, отложила вышивку и встала навстречу гостям. При виде их суровых лиц и ссутуленных плеч она побледнела.

— Кедрин, что случилось? — двое пятнистых псов у погасшего камина зарычали, но она знаком успокоила их и с материнской заботой взяла юношу за руку.

— Мы думали, ты отправился в Эстреван.

— Так оно и было, — молодой король позволил ей подвести себя к креслу и опустился в него, болезненно вздрогнув. — Но по дороге на нас напали. Уинетт похищена.

— Похищена?! — Рикол подобрался, собаки, встревоженные его возгласом, снова заворчали. — Кто мог это сделать?

— Не «кто», а «что», — ответил Кедрин и рассказал о том, как тварь напала на них и что случилось с Уинетт.

Рикол ахнул и негромко выругался.

— Похоже, эту гадину я и видел, — произнес он, обращаясь к жене. — Помнишь?

Марга кивнула, ее взгляд был полон тревоги. Рикол поведал о странном наводнении на Идре, свидетелями которого они стали, и о призрачном существе, уплывшем на юг.

— Значит, это было задумано заранее, — пробормотал Кедрин. — Ашар далеко глядит.

— И, несомненно, дожидается тебя, — отозвался Рикол. — Если бы я тогда поверил своим глазам…

— Ты не мог знать заранее, — успокоил его Кедрин. — Да и я не беззащитен.

Он рассказал, как встретился в Геннифе с Герат, как Старшая Сестра поведала ему о речах Квалле, а потом то, что узнал от Браннока о мече Друла.

Рикол прищурил серые глаза и обернулся к полукровке:

— Я слышал это предание, но не особо верил рассказам. Ты уверен, что это правда?

Браннок кивнул, губы изогнуло подобие его прежней ухмылки.

— Любое предание — в чем-то правда, — ответил он, устраиваясь поудобнее. — Но этому я почему-то верю. И мой отбитый зад — тому свидетельство.

— Как я понял, смысл этой легенды перекликается с тем, что Герат обнаружила в речах Квалле, — проговорил Кедрин. — К сожалению, это все, чем я располагаю.

Марга покачала головой и принялась разливать эвшан. Тень, омрачавшую ее лицо, порождали скорее недобрые предчувствия, нежели сомнения. Ее супруг вопросительно посмотрел на Тепшена.

— Эта тварь не из нашего мира, — мрачно проговорил кьо.

Рикол погладил седеющие усы.

— Но то, что вы задумали…

— Ты советуешь мне оставить Уинетт?!

Кедрин так свирепо воззрился на военачальника, что тот поспешно покачал головой, уверяя его в обратном.

— Тогда, согласись, у меня нет другого выхода.

Рикол в раздумье посмотрел на молодого короля. Он помнил Кедрина неоперившимся юнцом с сияющими глазами. Сейчас перед ним сидел взрослый человек, его карие глаза наполняла боль потери. Пожалуй, стоит быть поосторожнее в выражениях.

— Теперь ты король, — проговорил Рикол. — Считаешь ли ты, что король вправе рисковать своей жизнью?

Кедрин вздохнул, долгим глотком осушил кубок и закашлялся: крепкое питье обожгло ему желудок.

— По моему указу образован совет, — ответил он и рассказал, какие меры были приняты прежде, чем он покинул Андурел.

— Королевства не распадутся в мое отсутствие. А я… я никогда не покину Уинетт! — он понял, что почти кричит, и устало улыбнулся. — Я не могу оставить ее, друг мой. И к тому же… вспомни пророчество Квалле.

Рикол с сомнением нахмурился.

— Ему можно доверять?

— Так считает Старшая Сестра Эстревана. Она нарушила все порядки, чтобы встретиться и поговорить со мной. Ты сомневаешься в ее словах?

— Конечно, нет, — Рикол мотнул головой. — Но отправляться в Белтреван втроем… Возьми хотя бы отряд.

— Нет, — новый кивок прошил позвоночник Кедрина острой болью. — Вспомни наш договор с Лесным народом. Не исключено, что Ашар снова хочет нас поссорить. Ты думаешь, отряд сможет пройти по Белтревану незамеченным? Или надеешься, что Дротт будет смотреть на это сквозь пальцы?

— Я не хочу, чтобы варвары тебя прикончили.

— А я не хочу новой войны.

— Сейчас племена рассеяны по всему Белтревану, — вмешался Браннок. — Они объединятся только во время Летнего сбора. Так что времени у нас достаточно… пока.

— Вот именно, — произнес Рикол. — Вы уверены, что успеете добраться до кургана и выкопать клинок прежде, чем вас обнаружат?

Браннок пожал плечами.

— Я уверен, — произнес король.

— А если вас все-таки поймают?

— Тогда нас, скорее всего, убьют, — ровным голосом ответил Кедрин.

Рикол удивленно посмотрел на него, потом повернулся к Тепшену.

— Ты одобряешь это, мой друг?

Если он ожидал встретить поддержку, то тут его ждало разочарование. Гагатовые глаза уроженца востока встретились с серыми глазами Рикола, и кьо бесстрастно, как всегда, промолвил:

— Путь Кедрина — мой путь.

— Вас не переубедишь.

Это не было вопросом, но Кедрин безрадостно улыбнулся ответил кивком, снова вызвавшим боль в спине.

Рикол тяжело вздохнул.

— Тогда хотя бы отдохните здесь пару дней.

— Только одну ночь. Завтра мы выезжаем.

Военачальник беспомощно развел руками.

— Не будь ты король, я бы подумал, не посадить ли тебя под арест. На вас троих лица нет.

— Но я король, — ответил Кедрин. — И мое желание — как можно скорее оказаться в Белтреване.

— Да будет так, — вздохнул Рикол. — Утром вам дадут свежих лошадей.

— Не помешала бы пара вьючных скотинок, — вставил Браннок. — Чтобы везти провизию и овес. На подножном корму мы долго будем добираться.

— Вы это тоже получите, — подтвердил Рикол.

— И чистую одежду, — Марга коснулась перепачканной рубахи Кедрина. — Я прослежу, чтобы вам подобрали платье.

— Благодарю тебя, — произнес Кедрин. — А теперь… можно помыться?

И, не дожидаясь ответа, он поднял с кресла свое одеревеневшее тело и неловко поклонился хозяйке. Рикол вышел, чтобы проводить их в бани.

Только оказавшись в горячей ванне, Кедрин по-настоящему почувствовал, как он устал. Тепшен и Браннок, вздохнув с облегчением, вытянулись рядом. Погрузившись в воду по подбородок, они чувствовали, как тепло расслабляет мышцы, задубевшие от долгих часов непрерывной скачки, возвращает гибкость суставам, натруженным однообразными движениями.

Они лежали молча, просто наслаждаясь теплом и мягким движением воды. Наконец Кедрин вылез из ванны и перешел в другую. Там они терли и скребли друг друга, смывая грязь под струями прохладной воды, а потом за них принялись массажисты. В предбаннике уже была разложена чистая одежда. Тут же их ждала Сестра Целительница. Она настояла на том, чтобы осмотреть каждого, наложила на больные места целебную мазь, а потом вручила мешочки и свертки с травами, которые могли пригодиться в пути.

После ванны хотелось спать. Однако было необходимо восстановить силы не только отдыхом, и друзья согласились сесть за стол. Беседа за ужином не клеилась, и путешественники, едва утолив голод, отправились в постель.

Кедрину выделили спальню, которую он всегда занимал во время визитов в Высокую Крепость. Эта простая комната чем-то напоминала его покои в Твердыне Кейтина. Он поспешно растянулся на жестком тюфяке. Его последняя мысль была обращена к Уинетт. И он уснул, как обычно, сжимая в руке талисман. Слабый, едва осязаемый трепет камня успокаивал юношу: он знал, что Уинетт жива.

Сны были бессвязными и непонятными. Ему снилась Уинетт. Ее милое лицо улыбалось, и Кедрину привиделось, что она лежит рядом в постели. Потом он снова увидел, как Уинетт исчезает в пасти чудовища… и проснулся. Но лишь на миг: телесная усталость одолела душевное волнение, и крепкий сон тут же снова охватил молодого короля.

Когда он проснулся окончательно, на полу сиял яркий прямоугольник солнечного света. Кедрин выругался и вылез из постели. Судя по всему, уже давно рассвело. Несомненно, Рикол решил пожалеть его и не стал будить спозаранок, а усталость не позволила проснуться вовремя. Солнце поднялось над восточным краем речного каньона.

Кедрин подошел к умывальнику и щедро плеснул себе в лицо водой, потом оделся, опоясался мечом и помчался в трапезную. Он снова горел нетерпением.

При виде Кедрина Рикол и Тепшен прервали беседу.

— Я решил, что тебе стоит выспаться, — невозмутимо объяснил военачальник. — И Сестра Онья со мной согласна.

— Сестра Онья? — Кедрин потянулся за куском хлеба.

— Та, что осматривала вас вчера, — пояснил Рикол. — Она здесь вместо Уинетт. По ее словам, вы все на пределе.

Кедрин хотел было возразить, но Тепшен жестом остановил его.

— Она права, мы действительно переутомились. Для того, чтобы осуществить задуманное, нам потребуются свежие силы и свежие головы.

Как бы ни хотелось Кедрину немедленно отправиться в путь, он не мог не признать правоту кьо. Пробормотав извинение, он уселся за стол.

Тут в трапезной появился Браннок. Крепкий сон вернул ему прежний задор и хороший аппетит. Полукровка немедленно принялся за еду и посоветовал Кедрину последовать его примеру.

— Нам придется спешить что есть духу, — пробормотал он с набитым ртом. — Так что не скоро тебе доведется поесть горячего. Наслаждайся, пока можно!

Кедрин с воодушевлением кивнул, но ему по-прежнему кусок не лез в горло. Юношу снова охватила тревога за Уинетт. Он безразлично опустошил свою тарелку — просто ради того, чтобы подкрепить силы, — оттолкнул ее и стал дожидаться Браннока.

— Можно ехать? — спросил он, когда полукровка с довольным видом вздохнул и вытер губы.

— Конечно, — нимало не смущенный нетерпеливым вопросом, Браннок поднялся и поклонился хозяину: — Благодарю за гостеприимство, военачальник Рикол.

Комендант ответил осторожной улыбкой. Не так давно он призывал отправить Браннока на виселицу. С тех пор бывший разбойник проявил себя весьма достойно, и Рикол даже проникся к нему уважением, но все-таки в его присутствии чувствовал себя неловко.

— Твое посещение — честь для меня, — привычно пробормотал он и указал в сторону двери: — Кони уже ждут вас.

Сопровождаемые Риколом, Кедрин и его друзья прошли по извилистым переходам во двор конюшни. Там уже стояли оседланные лошади: три жеребца — два вороных и серый — и два вьючных мерина. Длинные ноги и широкая грудь жеребцов явно говорили о смешении тамурских и кешских кровей. Быстрые, выносливые и послушные, они легко выдерживали долгие переходы, сохраняя ровный быстрый шаг, а когда нужно, мчались как ветер. У меринов явно преобладала кровь крепких лошадок горного Тамура, а не стройных боевых скакунов Кеша. Браннок осмотрел лошадей с видом знатока, и на его смуглом лице отразилось нескрываемое восхищение.

— Это наши лучшие, — произнес Рикол. — А в тюках — провизия и корм для лошадей.

— Чудные лошадки, — подтвердил Браннок.

— Еще я даю вам луки и запас стрел, — Рикол указал на кожаные свертки, качающиеся у каждого седла. — А здесь — кирки и лопаты. Они пригодятся, когда вы будете раскапывать курган Друла.

— Благодарю тебя, — сказал Кедрин, пожимая ему руку. — Твоя щедрость делает нам честь.

Суровые глаза военачальника поглядели на молодого короля с печалью и нескрываемой гордостью.

— Я всего лишь исполнил свой долг, — проговорил он. — Уинетт была… она по-прежнему дорога мне. Я молю Госпожу хранить и направлять вас. И пусть Она поможет вам возвратиться вместе.

Кедрин кивнул и вскочил на ближайшего из вороных жеребцов. На другого сел Тепшен, а Браннок оседлал серого и привязал к луке своего седла повод вьючных меринов. Рикол бежал рядом всю дорогу до северных ворот крепости. Там их уже ждала госпожа Марга.

— Доброго пути и успехов вам, — твердо проговорила она, но Кедрин понял, что ее спокойствие скрывало тревогу. — И да благословит вас Госпожа.

— Пошлите весть в Андурел, — попросил он напоследок.

— Непременно, — пообещал Рикол. Он поднял руку в прощальном жесте, ворота распахнулись, и трое друзей отправились в путь.

— Мы вступаем во владения Ашара, — предупредил Браннок, когда копыта коней зацокали по камням Белтреванской дороги, и, сложив три пальца, привычно совершил знак-оберег.

— По велению Госпожи, — отозвался Кедрин, но голос его прозвучал мрачно.

— Никогда не участвовал в походе против богов, — признался полукровка.

Тепшен сдержанно улыбнулся и ничего не сказал.

Комната, куда Эйрик привел Уинетт, выглядела уютно. Ароматные свечи в канделябрах бросали блики на белые каменные стены. В центре накрытого к обеду стола, рядом с серебряными блюдами и парой изысканных кубков, красовался букет полевых цветов. Из двух окон открывался вид во двор — слава Госпоже, с перспективой не происходило ничего необычного. После несообразностей, на которые Уинетт насмотрелась за сегодняшний день, это успокаивало. Дальний угол за лужайками, где сгустились ночные тени, выглядел как-то странно — но скорее всего, ей просто показалось. Эйрик усадил гостью спиной к окну: по-видимому, он понимал, как тяготят ее картины, противоречащие здравому смыслу. Он дождался, пока она устроится поудобнее, потом сел напротив и наполнил ее кубок рубиновым вином.

— Надеюсь, тебе понравится, — произнес он с улыбкой, наливая вина себе.

Уинетт попробовала вино: оно действительно оказалось великолепным. Второй глоток сам проскочил в горло, словно в кубке была вода. Она все еще не могла отойти от того, что довелось увидеть в таинственном водоеме.

— Как такое возможно? — она задала этот вопрос самой себе. Эйрик улыбнулся и пожал плечами.

— Ты о водоеме? Не знаю… Здесь действуют другие законы.

— Я действительно видела его?

— Несомненно. Водоем никогда не лжет, — Эйрик подвинул ближе блестящее блюдо, на котором исходило ароматным паром жаркое в окружении сочных овощей. — Попробуй мясо. Ты наверняка проголодалась.

Уинетт не была в этом уверена. Единственное, в чем она могла быть уверена, — это в том, что жива, хотя до сих пор не понимала, как это возможно и где она оказалась. Однако Эйрик счел ее молчание знаком согласия. Он нарезал мясо, положил ей в тарелку пару толстых ломтиков и украсил овощами. Уинетт по-прежнему не хотелось есть, но из чувства сообразности она принялась за еду. Жаркое оказалось восхитительным, и странное дело: ей захотелось еще. В глазах ее темноволосого сотрапезника заплясали веселые искорки, и он тепло улыбнулся.

— Вкусно, не правда ли? — он произнес это так, словно ожидал от нее нового потока вопросов. Уинетт слабо улыбнулась и кивнула.

— Очень вкусно.

— Я рад, — искренне ответил он. — Я хочу, чтобы твое пребывание здесь было как можно приятнее.

Уинетт рассеянно изучала его лицо. По губам Эйрика вновь скользнула улыбка. Он промокнул губы ослепительной салфеткой и поднял кубок:

— За ваше воссоединение.

Тост почему-то показался ей странным. Однако на лице Эйрика по-прежнему не было и тени недобрых мыслей, а улыбка светилась искренностью. Уинетт кивнула, и они одновременно осушили свои кубки.

— Здесь действительно нет слуг? — спросила она.

— Тебе что-то потребовалось? — его голос звучал заботливо, почти беспокойно.

— Нет, — Уинетт покачала головой. — Все просто великолепно.

— Я рад. Я уже испугался: вдруг допустил какие-то промахи.

— Все прекрасно, — повторила она, и Эйрик улыбнулся с нескрываемым облегчением.

— Еще вина?

Прежде чем она успела ответить, он уже наполнял ее бокал рубиновой жидкостью. Перед ней был человек, изо всех сил стремившийся выказать радушие — не более того. Она выпила; то, что он проигнорировал ее вопрос, уже вылетело у нее из головы. Эйрик непринужденно болтал — рассуждал о способах приготовления мяса и овощей, интересовался, понравился ли ей соус, потом спросил ее мнение о столовом серебре и убранстве комнаты… Он держался легко и, похоже, не имел никаких тайных мотивов — просто хотел угодить ей во всем, предупредить все ее желания. Когда Уинетт наелась досыта, Эйрик убрал блюда в сервант.

— Помоют позже, — бросил он мимоходом. Это могло означать, что во дворце все-таки присутствуют незримые слуги. Тем временем Эйрик поставил на стол вазу с фруктами. Уинетт выбрала яблоко.

— Подожди, я очищу, — проговорил он настойчиво. Сняв кожуру, он вырезал сердцевину и нарезал плод тонкими ломтиками.

— Спасибо, — улыбнулась Уинетт, принимая яблоко. Откровенно говоря, предупредительность хозяина начинала ей докучать.

Эйрик ответил ей широкой улыбкой. Пламя свечей бросало золотые блики на его темно-русые волосы. Он ел яблоко, и его белоснежные зубы отрезали кусочки, точно ножом. В другой руке он держал кубок и время от времени делал маленькие глотки. Проглотив последний ломтик, Уинетт внезапно ощутила усталость и зевнула, прикрыв рот салфеткой.

— Хочешь прилечь? — спросил Эйрик.

Она молча кивнула. Веки налились тяжестью, перед глазами все плыло. Казалось, сами свечи колышутся вместе с языками пламени. Их сияние завораживало, странные узоры трепетали на безупречной белизне стен. Уинетт снова зевнула, на этот раз не успев поднять к губам ладонь. Эйрик немедленно вскочил и оказался около ее стула. Опершись на его руку, Уинетт поднялась. Ноги отяжелели, она чувствовала себя настолько утомленной, что несколько шагов до двери дались ей труднее, чем вся сегодняшняя прогулка.

Эйрик распахнул перед ней дверь, и они вышли наружу. Полная луна повисла над самым двориком, посеребрив лозы на колоннаде, и наполнила своим сиянием чашу фонтана. Воздух, напоенный ароматом жасмина и магнолий, еще не успел остыть, но легкие порывы ветерка, пробегающие в листве, уже веяли прохладой. Кружево теней легло на каменные плиты, негромкий певучий говор фонтана вторил голосам ночи.

— Красиво, правда? — проговорил Эйрик — тихо, словно боясь потревожить чуткую красоту. Уинетт кивнула. Она тоже была очарована этой волшебной картиной.

— Ты совсем без сил, — сказал он чуть громче. — Позволь, я провожу тебя в твои покои.

Бережно поддерживая Уинетт под руку, словно гостья могла упасть, Эйрик провел ее через двор, туда, где среди теней спряталась увитая розами лестница.

Подъем показался Уинетт более долгим, чем спуск утром, но она отнесла это на счет усталости. Дверь словно занавесили черным тюлем — это лунный свет пробивался сквозь плети роз. Эйрик повернул золотую ручку, толкнул дверь и с церемонным поклоном пропустил Уинетт вперед.

— Спи спокойно, — промолвил он, не сделав даже попытки зайти внутрь.

Пробормотав в ответ: «Спокойной ночи», Уинетт вошла и закрыла за собой дверь.

Прихожую неярко озаряли свечи. В спальне возле ее кровати появился высокий напольный канделябр. Задвинув засов, Уинетт зевнула — и тут заметила, что ставни на окнах закрыты. Искушение броситься в постель и немедленно заснуть было велико. Однако она разделась, выбрала в шкафу ночную рубашку и вошла в альков. Окончив туалет, Уинетт направилась в спальню.

Здесь ставни тоже были закрыты. Уинетт привыкла спать при свежем воздухе, поэтому она раздвинула створки, закрепила их золотыми защелками и распахнула окно. Легкий ветерок, который она ощутила еще во дворе, омыл лицо прохладой. Уинетт постояла немного, вдыхая нежный аромат цветов и леса, и уже собиралась ложиться, когда уловила примесь незнакомого запаха. Она вдохнула поглубже — и острый запах тления ударил ей в ноздри, заставив сморщиться. Такой дух мог исходить от сточной канавы, протекавшей где-то совсем недалеко. Уинетт резко выдохнула, словно пытаясь вытолкнуть застрявшее в носу зловоние — и действительно, дурной запах исчез без следа. Со следующим вдохом она ощутила лишь благоухание ночного леса. Откуда могла придти эта вонь? Опершись на подоконник, Уинетт вглядывалась во тьму. Луна по-прежнему серебрила лужайки, за ручьем темной стеной высился лес. Он как будто поглощал весь свет, падающий на него. Непроницаемая бархатная темнота сливалась на горизонте с чернильным небом, и дворец, залитый лунным сиянием, казался островком, одиноким кораблем в бескрайнем море неизвестности.

Уинетт почувствовала, как холодеет кожа. Тысячи ледяных иголочек вонзились в обнаженные руки побежали по затылку. Над темной беспредельностью леса разнесся вой. Нет, это не волки пели гимн луне. Никакой волк не мог издавать таких звуков. Тонкое, как свист, завывание разрасталось, переходя в жалобный стон. Это был голос существа, потерявшего надежду, измученного страданиями. Волна безотчетного ужаса обрушилась на Уинетт, оглушив ее. Она отчаянно сжала в руке талисман и воззвала к Госпоже. Вой стих так же внезапно, как и возник. Короткий стон — и над лесом снова повисла тишина.

Королеву колотила дрожь, лицо и спина покрылись потом. Долгие мгновения она стояла неподвижно, вглядываясь в темноту и ожидая, что этот жуткий голос зазвучит снова. Лучше было бы его не слышать — но где-то в глубине души, вопреки здравому смыслу, просыпалось любопытство. Что это могло быть? Уинетт отошла от окна, все еще не отпуская талисман, и сложила руки на груди, пытаясь унять противную дрожь.

Спокойно, говорила она себе, это просто какой-то зверь… если не волк, то, может быть, лесной кот. В этом странном месте свет падает из окон, которых не может быть, а залы простираются за пределы стен — в чем здесь можно быть уверенной? В здешних лесах могут обитать любые твари. Ее руки, словно сами по себе, задвинули ставни и закрыли защелки — и только после этого Уинетт легла в постель. Уже свернувшись под одеялом, она подумала, что и в спальне, и в прихожей все еще горят свечи, но уже не могла заставить себя подняться. В конце концов, это было лучше, чем кромешная тьма. Все еще сжимая в ладони талисман Кирье, она закрыла глаза и уснула.

Сон был глубоким и не потревожен ни одним сновидением. Ее разбудил солнечный свет, неожиданно брызнувший сквозь щели ставень. Солнце разрисовало беленые стены золотыми полосами, в его лучах танцевали пылинки. Свечи по-прежнему горели — и в спальне, и в настенных канделябрах в прихожей, и ни одна, похоже, не стала короче. Оранжевые хвостики пламени чуть покачивались от сквозняков. Уинетт ощутила отголосок мертвящего ужаса, который она пережила ночью. Какая глупость! Она полежала немного, глядя по сторонам, а потом откинула покрывало и поднялась. Птичий хор за окном славил солнце. Казалось, весь мир радуется новому дню, и Уинетт, присоединившись к его ликованию, привычно вознесла краткую молитву Госпоже. Потом она решительно подошла к окну и распахнула ставни.

Солнце хлынуло ей в лицо. В воздухе разливалось благоухание. По сияющей зелени рассыпались лютики и маргаритки — лужайка казалась осколком привычного мира, такого доброго и желанного. Ручей ослепительно сверкал, точно драгоценная лента. Лес, раскинувшийся за ним зеленой мозаикой, дышал спокойствием. Легкий ветерок игриво касался волос Уинетт. Томительные страхи ночи таяли, как туман. Конечно, это был всего-навсего волк… или лесной кот. Лес кажется бескрайним — неудивительно, что в нем водятся хищные звери. Какой-то недоверчивый голосок в глубине ее разума все не унимался, но Уинетт решила не слушать его доводов. Она не хотела вновь раздумывать о помрачающих рассудок странностях этого места.

Она задула свечи, зашла в туалетную комнату, чтобы привести себя в порядок, а затем заглянула в шкаф. Платье, которое она выбрала — из мягкого зеленого шелка — как и вчерашнее голубое, сидело на ней идеально, словно сшитое по мерке. Сегодня Уинетт решила задать Эйрику все вопросы, скопившиеся у нее за сутки.

Она вышла на балкон. Солнечные лучи пронизывали лепестки роз, и балкон казался невесомым облачком, плывущим над землей. Эйрик уже прогуливался у фонтана. Он поднял голову, видимо, почувствовав ее взгляд, и приветливо помахал рукой.

— Проголодалась? — крикнул он. — Завтрак ждет.

Уинетт спустилась по увитой розами лестнице и сразу увидела столик, накрытый ослепительной полотняной скатертью. На подносах были красиво разложены масло и хлеб, плоды, холодное мясо, сыр, яйца, рядом — несколько сосудов с компотами, а в центре стола — горшочек с травяным отваром, над которым поднимался ароматный пар. Сервировку дополняли фарфоровые чашечки. Эйрик был уже на ногах и готов ухаживать за гостьей. Он как будто нарочно оделся в тон ее наряду — темно-зеленая свободная рубаха, узкие черные брюки заправлены в высокие сапоги на шнуровке. Отвесив поклон, он сверкнул белозубой улыбкой.

— Ты очаровательна, — произнес он. — Этот цвет тебе еще больше к лицу, чем голубой. Как спалось?

У нее снова появилось неприятное ощущение: преувеличенная учтивость этого темноволосого красавца тяготила ее. Тем временем Эйрик отодвинул стул, дождался, пока она сядет, потом аккуратно наполнил ее чашку.

— Что пожелаешь? — осведомился он.

— Я слышала ночью что-то странное, — начала Уинетт, полная решимости добиться ответа.

— Странное? — рука Эйрика потянулась к хлебнице, и он протянул гостье ломтик хлеба — теплого, словно только что из печи. Эйрик не перебил ее, но Уинетт почувствовала, что опять теряет нить разговора. Она приняла хлеб и кивком поблагодарила Эйрика, избегая встречаться с ним взглядом.

— Когда я ложилась спать, в лесу послышался какой-то звук…

— В лесу? — эхом отозвался Эйрик и насмешливо улыбнулся. — Что ты будешь — мясо, яйца? Может быть, сыру?

Его непоследовательность сбивала с толку. Уинетт решила не возражать и молча подождала, пока он положит ей в тарелку несколько кусочков мяса и толстый ломтик желтого сыра.

— Это было похоже на вой.

— Должно быть, волки, — беспечно откликнулся он. — Надеюсь, они не слишком тебя напугали?

Она собралась было рассказать о своем страхе, но подумала и покачала головой.

— Я не уверена, что это был волк.

— Чуть дальше в лесу водятся волки, лесные кошки…

Он взял яйцо и принялся чистить. Каждое его движение поражало изысканной утонченностью, которая совершенно не вязалась с грозной силой его мускулов. В этом было что-то колдовское. Уинетт ощутила странное беспокойство. Она завороженно наблюдала, как он уронил последний кусочек скорлупы на тарелку и поднес яйцо ко рту. Ровные зубы вонзились в мягкий белок, и Уинетт на миг увидела невозможно ровный срез, как от полукруглого лезвия.

— Действительно… может быть, кот. Они так орут, когда охотятся…

Их глаза встретились, и Уинетт поняла, что Эйрик притягивает ее взгляд, как магнитом, и она не в силах отвернуться или опустить веки. И тут Эйрик улыбнулся — так открыто, что вся ее решимость растаяла без следа.

— Может быть, — согласилась она.

— Тебе нечего бояться, — заверил Эйрик. — Никакой зверь не посмеет сюда приблизиться. Если любишь охоту…

Уинетт покачала головой.

— Ну конечно же, — он виновато улыбнулся. — Ты же из Эстревана. Кровавые зрелища не для тебя.

— Не вижу смысла убивать животных — разве что ради защиты или еды, — ответила Уинетт. Странно, почему ей приходится что-то объяснять? — Госпожа учит нас… — она осеклась. — Откуда ты столько обо мне знаешь?

Эйрик повел плечами.

— Но ведь ты носишь талисман?..

— Да, — Уинетт непроизвольно опустила глаза на амулет, висящий у нее на груди, и внезапно заметила, что у ее платья довольно глубокий вырез.

— Можно взглянуть?

Эйрик перегнулся через стол и весьма откровенно взглянул на ее декольте. Уинетт не знала, стыдливость или тайное предчувствие побудили ее одной рукой, в которой была салфетка, прикрыть вырез, а другой — сжать талисман.

— Мне не должно его снимать, — сказала она. — Он дан мне в знак обета.

Правая рука Эйрика, уже протянувшаяся к талисману, замерла, почти коснувшись ее груди. Из соображений вежливости — или по каким-то другим причинам? Уинетт впервые заметила, что ногти у него довольно длинные, а белая каемка по краю кажется острой, и торопливо отбросила непрошеное сравнение с когтями.

— И ты его никогда не снимаешь?

— Никогда, — она покачала головой — и заметила, как искорки в глазах Эйрика на миг вспыхнули, как золотой фейерверк.

— Ну что ж… — проговорил он тихо и снова сел.

Уинетт почувствовала, как камешек скользит по коже… наверно, потому, что вдруг стал непривычно холодным. В ту же секунду тысячи ледяных иголочек впились ей в грудь — совсем как ночью. Но теперь покалывание исходило от камня.

— Послушай, — проговорил Эйрик, — не хочешь ли еще раз сходить к водоему? Может быть, мы увидим что-нибудь новое… узнаем что-то о Кедрине?

Уинетт горячо кивнула.

— Ты узнал, что он направляется сюда? Это те силы, к которым ты собирался прибегнуть?

— Он ищет тебя, это несомненно. Не могу сказать, сколь долгим будет его путь, но…

В его голосе звучало торжество. Похоже, он был горд, что сумел принести хорошие вести. Уинетт улыбнулась. Эйрик поднялся, предложил ей руку, и все вопросы сами вылетели у нее из головы. Через минуту они уже шли через двор, где в тени притаилась темно-синяя дверца.

За ней оказалась та самая каморка, залитая лазурным сиянием. Эйрик без лишних слов подвел Уинетт к водоему, нагнулся и как бы невзначай приобнял ее за плечо. Но Уинетт уже ничего не замечала. Ее взгляд был прикован к переливающемуся водяному кругу, глаза расширились, сердце билось надеждой.

— Что-нибудь видишь? — проговорил Эйрик, но его голос показался ей не громче плеска воды.

Сперва Уинетт видела лишь прозрачную воду. Но вот в глубине родилось мерцающее сияние, и блики стали складываться в образ — поначалу неясный, а потом все более отчетливый. Она удержала невольный возглас: ее взгляду предстала крытая повозка, окрашенная лазурью и запряженная четвериком. Повозкой правил мужчина с густой проседью в волосах, в простом наряде из бурой кожи, рядом восседала черноволосая женщина в лазурном одеянии Сестры, которое словно вторило яркой голубизне ее глаз.

— Герат! — воскликнула Уинетт.

— Герат?

— Старшая Сестра Эстревана, — напряженно глядя в водоем, Уинетт не расслышала, как Эйрик резко вздохнул. Все ее внимание было приковано к Герат и ее повозке. Вот Старшая Сестра обернулась и что-то говорит женщинам, сидящим под тентом. Одну Уинетт видела впервые, но по одежде поняла, что это Послушница. А другая… Золотистые волосы, лицо, так похожее на ее собственное…

— Эшривель!

И тут же по воде пробежала рябь, картина расплылась. Несколько мгновений Уинетт видела солнце, заливающее пыльную дорогу, и какой-то поток вдалеке. Она хотела приглядеться получше, но все растаяло, и перед ней снова переливалась вода, прозрачная и глубокая.

— Твоя сестра… — задумчиво проговорил Эйрик. — И Старшая Сестра Эстревана.

Уинетт смущенно кивнула.

— Почему… Почему я видела Герат и Эшривель?

Эйрик пожал плечами и сочувственно улыбнулся.

— Не знаю. Водоем показывает то, что считает нужным. Может быть, они ехали вместе с Кедрином?

— Я не видела Кедрина.

— Значит, их поездка как-то с ним связана, — Эйрик уставился на воду и замолчал.

— Эшривель была с нами на барке, — проговорила Уинетт, повернувшись к нему.

— Значит, она спаслась, — откликнулся Эйрик. — Это тоже добрая новость, правда?

— Конечно! Но я надеялась увидеть Кедрина, — Уинетт вдруг поняла, что говорит тоном избалованного ребенка, и смутилась. — Ты не мог бы вызвать его образ?

— Я не управляю водоемом, — Эйрик развел руками. — Я готов исполнить любое твое желание, но не могу заставить его показывать то, что хочется. Прости.

— Ну что ты, — пробормотала Уинетт. — Это я должна извиниться. Ты стараешься помочь мне чем только можно, а я капризничаю, как маленькая.

— Ничего подобного. Я понимаю твое разочарование.

— Может быть, позже…

— Может быть, — согласился он. — Приходи сюда когда пожелаешь. Мое присутствие здесь необязательно. Просто заходи сюда и смотри, сколько захочешь.

Уинетт недоуменно нахмурилась.

— Я думала, твое присутствие необходимо.

Эйрик покачал головой.

— Первый раз — может быть. Но теперь он знает тебя и будет откликаться. Чтобы помочь тебе, я должен выполнить кое-какую работу, и выполнить ее в одиночку, — он потянул ее к двери, тепло улыбаясь, словно желая утешить. — Это дело сопряжено с некоторой… опасностью, которой я не хочу тебя подвергать.

Уинетт хотела расспросить его поподробнее, но они уже вышли во двор. Эйрик подставил лицо солнечным лучам и сам просиял, как солнце, а потом предложил ей прогуляться за стенами. Прежде чем она успела ответить, он уже вел ее за руку к дальней двери, пылко описывая прекрасные сады, которые ей предстояло увидеть.

Менять лошадей в лесном краю не представлялось возможным, и Кедрин пустил скакунов шагом. Как ему хотелось дать шпоры и помчаться к Белтревану во весь опор! Но здравый смысл возобладал. Вороной жеребец бежал ровно, словно не чувствуя усталости.

Спустя какое-то время маленький отряд свернул из ущелья и начал карабкаться по кручам Лозин. Скрывать свое присутствие было бесполезно. Оставалось надеяться на то, что варвары увидят пучки красных и белых перьев, которыми Браннок в знак мирных намерений увешал уздечки и ножны, и на то, что лесные племена помнят договор.

Первые три дня путь проходил по крутым горным склонам, среди нагих скал, где лишь соснам удавалось удержаться, вдоль расселин, через опасные каменные осыпи. Тропка петляла, поднимаясь из лощин на кручу, за каждым подъемом следовал столь же головокружительный спуск. Не раз друзьям приходилось спешиваться и вести коней в поводу по узкому гребню горы. Браннок то и дело объяснял потерявшим терпение спутникам, что ведет их кратчайшим путем. Кедрин был уверен, что дорога вдоль течения Идре могла быть быстрее и уж во всяком случае спокойнее, но решил смириться. В конце концов, Браннок знал эти места лучше, чем они с Тепшеном, а излишняя спешка могла сослужить дурную службу.

Друзья ехали от рассвета до заката, останавливаясь лишь ненадолго — чтобы дать отдых коням и перекусить. Едва опускалась тьма, они располагались на ночлег. Сил хватало лишь на то, чтобы развести костер и поесть. Завернувшись в одеяло, путники засыпали до рассвета, а потом отправлялись дальше.

На четвертый день рельеф смягчился. Сосны росли чаще и уже не выглядели чахлыми. Тут и там среди скал торчали пучки травы — значит, в щели попала земля. Браннок долго вел отряд извилистой расселиной, прорезавшей склон. Наконец, подъем закончился, и они выбрались на небольшую площадку. Полукровка придержал коня и устремил взгляд вдаль. Его лицо расплылось в улыбке.

— Белтреван, — благоговейно произнес он, указывая рукой вперед.

Кедрин и Тепшен остановились рядом и молча глядели на простор, расстилавшийся у их ног. Они не в первый раз видели великие леса Белтревана, но каждый раз от этого зрелища их охватывал восторг.

Предгорья спускались к излучине реки, а за ней начинался лес. Он простирался до самого горизонта, пестрея немыслимыми оттенками зеленого. В отдалении краски теряли яркость — словно небо, сливаясь с землей, окрашивало ее синевой. Лето, сменив весну, наполнило лес нерастраченной силой цветения. Все исчезло под буйством пышных крон. Даже река, поворачивая, исчезала в зелени, словно лес поглощал ее. Лес властвовал здесь безраздельно на протяжении многих веков.

— А где курган Друла? — спросил Кедрин. От мысли, что им сейчас предстоит погрузиться в это зеленое море, юноше стало не по себе.

— Вон там, — Браннок махнул рукой, указывая на северо-запад. — Это река Алагор. Вдоль нее мы и поедем.

Кедрин усмехнулся, пришпорил пятками своего могучего скакуна и пустил его рысью вниз по склону. За ним последовал Тепшен, ведя в поводу вьючных лошадок. Браннок немного задержался, любуясь лесом, затем осенил себя оберегающим знамением и поскакал следом за товарищами.

Склон становился все более покатым и плавно спускался к реке. Берега поросли густой травой. Близился полдень. Браннок предложил остановиться и накормить коней, прежде чем переправляться, и Кедрин согласился, правда, с легким недовольством. Всадники спешились, стреножили лошадей и пустили их пастись, а сами последовали их примеру, утолив голод вяленым мясом и сушеными фруктами.

— Похоже, скоро мы встретим местных жителей, — сказал Браннок. — Здесь поблизости могут быть стоянки Кэрока, а чуть подальше — Дротта. Если возникнут какие-то вопросы — мы ищем Корда.

— Я не знаю «бьяван», — заметил Кедрин, с трудом выговорив название языка, на котором местные племена общались между собой.

— Ничего страшного, — Браннок небрежно дернул плечами. — Я могу разговаривать и с Дроттом, и с Кэрроком. Напомню им, что ты хеф-Аладор, и скажу, что хочешь навестить старого друга.

Кедрин усмехнулся. Значит, это дружеский визит, да еще и к улану одного из свирепых лесных племен… Тепшен нахмурился.

— А если они решат дать нам провожатых?

— Постараюсь их отговорить. Ну а если нет… тогда придется поработать мечом.

Последние слова были сказаны так небрежно, что улыбка Кедрина погасла, и он покачал головой.

— Я не хочу, чтобы гибли ни в чем не повинные люди.

— В Белтреване таких мало, — отозвался Браннок.

— И тем не менее, — твердо сказал Кедрин, — я предпочту не прибегать к подобным мерам. Этот путь годится для слуг Ашара. Благословение Госпожи дарует нам удачу, но мы лишимся его, если будем действовать таким образом.

— Надеюсь, Госпожа поможет нам пройти незамеченными, — отозвался Браннок. — Но если какая-нибудь праздношатающаяся компания из племен Дротта напросится к нам в сопровождающие — забудь и о кургане, и о мече. Корд, конечно, тебя уважает, но не настолько, чтобы впустить в гробницу.

— Молись, чтобы обошлось без этого, Кедрин, — произнес Тепшен. — Ну, а если нет… предоставь все нам с Бранноком.

— Я не желаю рисковать ни вами, ни нашим делом! — воскликнул Кедрин. — Просто я уверен: решившись на убийства, мы уничтожим ту защиту, которую дала нам Герат.

— Моя душа принадлежит лишь мне, — спокойно ответил кьо, — а мой долг — оставаться с тобой до конца. Если наша цель потребует убивать — я стану убийцей.

— Я попробую провести вас так, чтобы никто не заметил, — проговорил Браннок. — Может, нам это удастся. Если не удастся — будем действовать по обстоятельствам.

Кедрин почувствовал себя в тупике. Двигаться надо как можно быстрее — иначе им не успеть к кургану до начала Летнего Сбора. Но, петляя по лесам, как воры в ночи, они неизбежно будут терять время. Он был по-прежнему согласен на все, чтобы спасти Уинетт. Чувства Тепшена были ему понятны: случайная встреча с варварами могла стать непреодолимым препятствием. Но молодой король не сомневался: Госпожа не одобрит подобного убийства, а без Ее благословения они будут беззащитны. Его рука сама скользнула за пазуху и коснулась талисмана, и ладонь ощутила слабый трепет.

— Послушай, — сказал Кедрин, обернувшись к Бранноку. — Может быть, ты скажешь жителям лесов, что мы странствуем потому, что дали обет? И что по этому обету мы должны путешествовать только втроем?

На смуглом лице полукровки появилась забавная задумчивость, потом он пожал плечами, усмехнулся и фыркнул.

— В общем, не так далеко от истины… Может быть, они даже поверят. А может быть, увяжутся следом.

— Им за нами не успеть, — возразил Кедрин. — Мы все-таки едем верхом.

— А они дети леса, — коротко ответил полукровка.

— Но ты тоже!

Браннок кивнул и пристально посмотрел на Кедрина.

— Ты уверен, что нельзя проливать кровь? Даже если придется выбирать между нашей целью и милосердием?

— Да, — ответил молодой король, сжав в руке талисман.

— Ну что же… — вздохнул Браннок. — Придется ехать осторожнее.

— И быстрее, — договорил Кедрин, чтобы закончить спор.

Нагнувшись, чтобы глотнуть воды, он не заметил, как Тепшен и Браннок быстро переглянулись.

Вскоре Кедрин был уже на ногах. С отдохнувших лошадей сняли путы, вьюки водрузили на место, и через миг друзья были готовы отправляться в путь.

— Проедем немного к западу, — сказал Браннок. — Там есть брод.

Двигаясь по берегу Алагора, Кедрин пустил своего жеребца рысью. Его глаза пристально вглядывались в гущу леса. Тепшен и Браннок ехали следом.

— В случае чего… — кьо коснулся длинной рукояти своего меча, торчавшей у самого затылка.

— Ага, — кивнул Браннок.

Часа через четыре полукровка объявил, что нашел брод. Всадники спустились по краю каменной чаши на глинистый пляж, который полого уходил к воде. Алагор тихо плескал по прибрежной гальке. Браннок направил своего серого в воду, жеребец протестующе фыркнул, но повиновался. Вода коснулась подпруги, и он поплыл, а Браннок барахтался рядом, держась за луку седла. Вскоре конь и всадник уже стояли на берегу и отряхивались, потом полукровка осмотрел заросли. Увидев, как он машет рукой, Тепшен отвязал одну из вьючных лошадей и передал повод Кедрину. Мерин с недовольным видом последовал за вороным, однако на противоположном берегу переминался с ноги на ногу серый жеребец Браннока, и лошади поплыли через реку не сопротивляясь. Течение было бурным, летнее солнце еще не успело согреть воду. Кедрин вышел на берег на некотором расстоянии от Браннока. Тепшен оказался точнее: когда Кедрин подошел к полукровке по берегу, кьо выводил лошадей на мелководье там, где в глине уже отпечатались копыта серого. Деревья отбрасывали на берег густую тень, и после ледяного купания всадников колотил озноб. Они вылили воду из сапог, протерли клинки, а потом сели верхом и направились в лес. У них не было времени на то, чтобы сушить одежду. Лишь когда тени стали длиннее, предвещая наступление ночи, они остановились, развели костер и сели поближе к огню. От одежды повалил пар.

Наутро Кедрина разбудил птичий хор, приветствующий восход солнца. Теперь они были во владениях Ашара, и не следовало без нужды задерживаться на одном месте. Юноша запалил костер и осмотрел лошадей. Ни одной вчерашнее купание не повредило. Вскоре проснулись Тепшен и Браннок. Наскоро позавтракав, они оседлали коней и продолжали путь. Браннок снова вел их в глубь Белтревана, к кургану Друла, навстречу неведомым опасностям.