На путях преисподней

Глава 1

Кедрин Кейтин, принц Тамура и в скором будущем правитель Трех Королевств, задумчиво глядел с башни Белого дворца через лужайки, окружавшие резиденцию короля, на крыши Андурела. Дворец стоял на вершине холма — в том месте, откуда город, раскинувшийся на островах, выглядел особенно прекрасным. Высота башни, на которой стоял принц, давала обзор, доступный лишь птицам, вьющимся сейчас над головой. К югу от города река с пеной и грохотом низвергалась по крутым каменным ступеням, вырубленным временем. Там, за порогами, проходили границы Усть-Галича; к северо-востоку, за Вортигерном, расстилались степи Кеша; на северо-западе лежала его родина, Тамур, отделенная от Кеша широкой, посеребренной солнцем лентой Идре. Он мог различить лодки, скользящие по простору реки — лодки рыбаков, перевозчиков, торговцев. Кедрин поглядел на восток — там вдоль речных порогов, точно муравьи по тропке, уползали последние отряды галичан.

А у подножия башни раскинулся город — расплескался в драгоценном блеске по холмистым островкам, некогда породившим его, казалось, вырастал со дна реки. Изгибы мостов над сетью каменных набережных, крыши из многоцветной черепицы, каждая на свой лад отражающая раннее солнце… В садах и парках набухли зеленые почки, обещая буйное цветение, крокусы и подснежники оживили лужайки. Широкие улицы, точно кровеносные сосуды, сбегались к Белому Дворцу. Сердце города бьется в такт сердцу короля, и лишь он — человек, занимающий Высокий Престол, обитатель этого дивного места — способен поддерживать его работу.

Его взгляд опять обратился к Тамуру. В этот ранний час западный берег Идре был окутан туманом. Сердце юноши всколыхнулось от любви к этой суровой земле. На миг он ощутил страх, что может больше ее не увидеть. Ветер с реки швырнул ему в лицо длинные темно-русые пряди. Кедрин убрал волосы, и глаза его увлажнились — то ли от ветра, то ли от сознания неизбежности, тяготившего душу… он не знал этого сам.

Снизу долетали возгласы каменщиков. Тронный зал изрядно пострадал при магическом поединке с Тозом, и теперь его спешно восстанавливали. Точно так же после разгрома Орды в Высокой крепости стучали молотки, мерно скрипели лебедки. За этим воспоминанием, как по цепочке, потянулись другие. Казалось, будто безудержное время увлекает его и несет, точно прутик, подхваченный весенним половодьем. Еще вчера он выехал из Твердыни Кейтина — мальчик, ни разу не побывавший в бою, но жаждущий встретить варваров лицом к лицу и с клинком в руке заслужить право называться мужчиной. А теперь он стоит на самой высокой башне дворца, который отдан ему решением народов Трех Королевств. И все ждут, когда он примет медальон покойного Дарра и начнет править ими. Ждут его коронации — ибо он женат на старшей дочери несчастного короля. Он Избранный, он изгнал Тоза. Хаттим Сетийян мертв. Кедрина провозгласили законным наследником Высокого Престола. Его отец Бедир и мать Ирла высказались в его поддержку, и Ярл Кешский, и даже галичане, раскаявшиеся в поддержке властителя-узурпатора. Все уверены, что он достоин принять медальон верховного правителя Королевств. Все, кроме него самого.

Кедрин взглянул поверх крыш на гавани. Впрочем, он и без того знал, что «Вашти» Галена Садрета стоит там на якоре. В голове мелькнула шальная мысль: а не попроситься ли на борт к бойкому судовладельцу, чтобы вернуться домой в Тамур. Нет, тот тоже присоединит свой голос к хору, призывающему Кедрина по праву и долгу принять престол. Казалось, никто из них не видит для него иной судьбы — даже родители и лучшие друзья. И Тепшен Лал, советы которого он ценит с тех пор, как нестареющий уроженец востока начал обучать его владению мечом. Он говорит о долге, от которого нельзя уклоняться. Кедрин надеялся, что найдет понимание в Бранноке — бывший разбойник был отчаянно влюблен в свободу. Но тот только пожал плечами и сказал, что другого выхода нет. Даже Уинетт присоединилась к остальным. Тот, кто занимает Высокий Престол, объединяет Королевства, сказала она. Без верховного правителя страна снова будет низвергнута в хаос, и он, так упорно боровшийся, чтобы предотвратить это, не вправе теперь повернуться ко всем спиной.

И все же Кедрин сомневался, что способен принять на себя такую ответственность. Другое дело — Тамур. Он унаследует тамурский престол, когда Бедир присоединится к предкам… но до этого еще годы и годы. У него будет достаточно времени, чтобы приобрести опыт, научиться искусству управления, набраться всего лучшего у отца. В конце концов, Тамур — это только одно королевство. Но править сразу тремя?! Эта задача представлялась ему слишком масштабной. Никакая реальная угроза не вызывала у него такого страха. Что бы там ни говорили, Кедрин не считал себя хорошим дипломатом — а именно таков должен быть тот, кто сидит в Белом Дворце. Находить согласие между устремлениями Тамура, Кеша и Усть-Галича, равновесие между желаниями трех властителей, никого не оскорбить, предпочитая одного двум другим — вряд ли кому-то подобное испытание покажется легким. Неудивительно, что Дарр выглядел старше своих лет и волосы у него поседели до поры. Какое бремя забот лежало на нем!

Кедрин чихнул. Он вдруг ощутил все обилие ароматов Андурела: запах свежего, прямо из печи, хлеба, травы, такой обильной теперь, когда солнце греет вовсю, рыбы, резаного камня, коней, что стоят в стойлах внизу, масла, которым натирают оружие… Этот букет дополнял пеструю картину, расстилающуюся внизу, напоминая, что скоро он должен принять решение… какое? Есть ли у него на самом деле выбор? Вправе ли он отказаться от королевского медальона, предоставив Королевствам искать другого правителя? И наблюдать, как завяжутся мелкие дрязги, которые, чего доброго, снова выльются в междоусобную войну?

Нет, сказал голос его совести — так же говорили Бедир, Тепшен, Уинетт, Ирла, Браннок и Ярл. Ты готов был отдать Королевствам жизнь, когда думал, что это означает умереть. А теперь это означает жить — так или иначе, свою жизнь ты отдаешь им.

Жить здесь, подумал Кедрин. Жить, сидя безвылазно в Андуреле, как заключенный в темнице. Жить, обдумывая день за днем бесконечные вопросы управления. Жить не своей жизнью, жизнью не человека, но короля, жизнью символа.

Он содрогнулся при этой мысли. Участь, предназначенная ему, представлялась неизбежной. Невольно Кедрин потянулся к голубому камню, висящему у него на шее, надеясь успокоить смятенный и встревоженный ум. Он попросил прощения за богохульный гнев, за то, что роптал на участь, которую избрала для него Госпожа.

Этот камень, талисман Кирье, привел его сюда. Без него Кедрин не пережил бы спуска в Нижние пределы, не одолел бы Тоза. Без него — и без Уинетт, которая носит вторую половину талисмана. Он бы так и остался слепцом после того, как его лишил зрения заговоренный меч, когда его ждала смерть от руки Тоза. Без него Уинетт не пришла бы к решению, за которое он ей столь благодарен: она бы не разделила с ним ложе и не стала рядом с ним. И все же именно талисман привел его сюда. Из-за него он стоит здесь и взирает на страну, которая ждет его на своем престоле.

Но едва Кедрин коснулся камня, на него снизошло спокойствие. Мучительные сомнения рассеялись. Юноша почувствовал, как расслабляется нахмуренный лоб, взгляд проясняется, мрачно поджатые губы расправляет улыбка. Кедрин посмотрел в небо и с благодарностью кивнул. В этом озарении ему был явлен путь, и следовать этим путем — благо. Этот путь не заведет в тупик ни Три Королевства, ни его самого.

И все же он был еще не до конца ясен. Надо было еще немного поразмыслить, приготовиться обсудить это с другими, рассмотреть все за и против, продумать свои ответы. Однако решение уже предстало со всей ясностью — подобно тому, как Идре очистилась от льда, едва солнце разогнало последний утренний туман. Кедрин улыбнулся шире, первые шаги уже рисовались в его воображении.

— Похоже, ты доволен жизнью!

Он обернулся. Этот голос было невозможно не узнать сразу. Из круглой будочки на краю площадки выходила Уинетт. Ее золотые, как само солнце, волосы тут же подхватил ветер, васильковые глаза, встретив взгляд мужа, засияли ярче. Кедрин с упоением глядел на нее. В который раз любуясь, как длинное сюрко[1] из мягкой лазурной ткани обрисовывает ее стройное гибкое тело.

В следующий миг Кедрин заметил, как она вздрогнула от прохлады раннего утра, и раскрыл объятия, приглашая ее приблизиться. Тогда он окутал ее своим, более тяжелым одеянием. Уинетт приникла к нему, и он зарылся лицом в ее волосах, блаженствуя от их нежного запаха, который он так любил.

— Да, — тихо сказал он и рассмеялся, стиснул ее в объятиях и снова произнес, погромче: — Да.

Уинетт, откинув назад голову, коснулась губами его щеки и провела кончиками пальцев по небритому подбородку. Она заметила, что настроение Кедрина переменилось, и вся сияла. В течение последних дней ее возлюбленный не раз заставлял ее поволноваться.

— Ты решился? — проговорила она.

Кедрин чуть ослабил объятья, коснулся камня, который покачивался у нее на груди, прямо в соблазнительной ложбинке, и, все еще улыбаясь, произнес:

— Пути Госпожи неисповедимы.

— В самом деле? — Уинетт изобразила удивление. — Я так давно служу ей — и до сих пор этого не поняла. Ты для того и поднялся чуть свет, чтобы постичь великую тайну?

Кедрин рассмеялся и нежно чмокнул ее в шею.

— Я не мог спать, — проговорил он. — Я все думал о том, чего от меня ожидают.

Уинетт, все еще слегка улыбаясь, взяла его руки в свои.

— Это так трудно принять? Я бы не колебалась.

— Ты по рождению дочь короля, — Кедрин попытался придать голосу торжественность, но улыбка получилась самой ехидной. — И ты избрала служение Госпоже. А я — всего лишь сын Властителя Тамура, я помышлял лишь о том, чтобы наследовать отцу. Мысль о верховной власти не так-то легка для меня. Боюсь, это груз не под мои плечи.

— Они у тебя достаточно широкие, — пальцы Уинетт обхватили его крепкий бицепс и соскользнули, наградив юношу легким щипком. — Я приняла эту судьбу, хотя готовила себя совсем к другому. А ты не можешь?

Кедрин привлек ее к себе, чтобы она не заметила игривой искорки у него в глазах.

— Я привык к просторам Тамура, а не к дворцовым стенам. Разве я не исполнил долг перед Госпожой и не заслужил свободу? А теперь нас обоих запрут в Андуреле, не дозволяя идти, куда мы хотим.

— Никого другого Королевства не признают своим государем, — отчеканила Уинетт; эти слова Кедрин слышал многократно и знал, что услышит еще не раз. — По праву рождения, по праву брака и по праву своих заслуг ты получаешь престол. А кто еще, по-твоему, может его занять?

— Кемм, сын Ярла? — невинно предположил Кедрин. Уинетт фыркнула.

— Кемм — славный малый, но даже его отец считает, что Высокий Престол не для него. Нет, любимый, только ты, и никто больше.

— А если я откажусь?

— Это невозможно, — Уинетт снова ущипнула его за руку. — Ты согласишься, чтобы на наших землях опять воцарился хаос? У Трех Королевств должен быть король, а ты единственный, кто всем по нраву.

— Почему? — шутливая наивность в его голосе исчезла. — Зачем обязательно нужен король?

Извернувшись, Уинетт вынудила мужа чуть разжать объятия, после чего смогла повернуться к нему лицом и заглянуть в глаза, из которых он не без усилий успел изгнать лукавство.

— Ты шутишь? Король — символ Трех Королевств. Он делает их единым целым, дабы они жили в согласии. Подумай сам, Кедрин! Что могло случиться, когда восстала Орда, если бы ты не убил Нилока Яррума? Если бы народ лесов прошел через Лозинские Ворота, и их встретило не единое войско Трех Королевств, а одни тамурцы? Или даже вместе с кешитами? Что, если бы Усть-Галич отказался воевать? А так бы и случилось, не будь короля в Белом Дворце! Без правителя в Андуреле Три Королевства — просто лоскутное одеяло. Три разобщенных владения, в каждом заняты лишь своими делами. Это легкая добыча для любого хищника. Коруин понимал это, потому и сплотил эти земли, враждовавшие испокон веку. И каждый новый король это понимал. Король необходим!

Кедрин не мог больше притворяться. Он улыбнулся, чувствуя, как любовь наполняет его — точно так же, как ощутил спокойствие, прикоснувшись к талисману.

— Ты говоришь, как мой отец, — сказал он. — И моя мать. И Ярл. И Тепшен. Даже Сестра Бетани — она только это и сказала.

— Потому что это правда, — настойчиво проговорила Уинетт.

— Правда в том, что Андурел и Белый Дворец — источник единства, без которого Королевства низвергнутся в хаос, — согласился он. — Но какова в действительности власть короля? Он — просто символ, и властители Королевств могут противостоять его воле. Ведь твой отец не посмел приказать Хаттиму Сетийяну участвовать в сражениях — просто из страха, что тот откажется. Хаттим жаждал престола не потому, что искал блага для Королевств. Им двигали совсем другие чувства — гордость, тщеславие, властолюбие… в лучшем случае — стремление возвеличить Усть-Галич.

— Хаттим был пустым гордецом, — возразила Уинетт, нахмурившись. Улыбка Кедрина совершенно не вязалась с торжественными интонациями его голоса. — Ты не похож на него.

— Не похож, — согласился Кедрин. — Но мы умрем, и что тогда? Принцы вступят в схватку за руку нашей старшей дочери? Снова разгорятся страсти. Я нужен Королевствам лишь потому, что по странной прихоти судьбы оказался в определенном месте в определенное время. Потому что рядом со мной была ты, и я смог одолеть Тоза. Но когда я умру, кто придет вместо меня?

— И столь мрачные мысли доставляют тебе удовольствие? — глаза Уинетт прищурились и затуманились. — Когда я вошла, ты улыбался так, словно все заботы позади. Я уж подумала, что ты решил принять престол.

Кедрин погладил ее по щеке, наслаждаясь прикосновением к бархатистой коже. Его лицо стало торжественным.

— Я взглянул на все это, — сказал он, обведя вокруг себя рукой и указывая на дивную картину, развернувшуюся внизу. — Мне стало страшно. Певчая пташка, когда ей отворяют клетку, не может не испугаться. Я подумал, к чему привела меня Госпожа, и коснулся его, — рука Кедрина вновь сжала талисман. — Этот камень соединил нас, он помог победить Тоза и привел меня сюда. И я… ощутил спокойствие. Я увидел выход.

Он замолчал и вновь нахмурился, не вполне представляя, как облечь в слова то, что явилось ему в озарении.

Уинетт ждала. Она была равно уверена в своем супруге и могуществе талисмана.

— Ты говоришь о единстве, — заговорил он наконец. — Как мой отец и все, кому я доверяю. Вы твердите, что необходим некий главный символ, в котором станут искать опоры Три Королевства, некая властная сила, исходящая из Андурела.

— Это так, — проговорила Уинетт, когда он опять умолк, упорядочивая свои мысли.

— И я с этим согласен, — продолжал Кедрин. — Но пока символ этот — один человек, обитатель Белого дворца, сохраняется опасность, что это место займет властолюбец. Дарр был честным человеком. А Хаттим — нет. Удержись Хаттим на престоле — и даже без помощи Тоза он вполне мог нанести невосполнимый ущерб Тамуру, Кешу, всем Трем Королевствам. Подумай: один-единственный человек может диктовать Королевствам свою волю, относясь к ним не как к союзникам, а как к своим личным владениям. Он может создать Империю вроде той, о которой рассказывает Тепшен, вспоминая родину.

— По этой самой причине твой отец и Ярл пытались учредить совет, — сказала Уинетт. — Они хотели ограничить власть Хаттима.

— О да! — обветренное лицо Кедрина расцвело в улыбке, карие глаза восторженно засияли. — Именно это я и увидел, прикоснувшись к талисману. Это и есть путь, указанный мне Госпожой.

— Путь? — переспросила Уинетт. — Я его не вижу.

— Все очень просто, — улыбнулся Кедрин. — Надо учредить Совет! Составить его из представителей Тамура, Кеша и Усть-Галича! Выбирать в него должны не по праву наследства, не за могущество, не в силу обычая — совершенно свободно. Советники должны представлять свой народ. И пусть заседают в Белом Дворце. Издают законы, определяют пошлины, разрешают споры. Пусть призывают Королевства к войне, если снова придется драться. Их полномочия будут ограничены… Годом? Тремя? Не могу сказать. Но я знаю одно: если их места предоставлены им голосами их народов, ни один человек не сможет навязать свою волю остальным. Властолюбцам не удастся восторжествовать. Эта угроза исключена.

Уинетт воззрилась на него в изумлении.

— Это совершенно новая мысль, — медленно проговорила она. — Думаешь, ее примут?

— А тебе она по нраву? Тебе, которой я доверяю, как никому?

Уинетт поджала губы и коснулась талисмана, что висел у нее на груди, словно ища поддержки.

— Да, — кивнула она. — По нраву.

— И мы будем свободны! Сможем путешествовать, где пожелаем, зная, что Королевства в надежных руках.

— Конечно, — согласилась Уинетт. — Но другие… Твой отец, Ярл… Примут ли они такое?

Улыбка Кедрина стала еще ярче.

— Они хотят, чтобы я стал королем, верно? Разве король не вправе провозгласить это своей волей? И разве он не вправе отказаться от своей власти?

— Поговори сперва с Бетани, — сказала Уинетт. — При ее поддержке тебе будет проще убедить остальных. В конце концов это прямой вызов традициям.

Кедрин кивнул.

— Непременно поговорю. И с Эстреванскими Сестрами, если потребуется. Кстати, твоя сестра по-прежнему желает удалиться в Священный Город? Ей бы подобало получить сопровождающих. Да и нам, как королевской чете, стоит почтить своим присутствием общину Сестер. Если мы приедем с Эшривелью, это будет великолепная возможность для учреждения Совета. К тому же все увидят, что королю и королеве нет нужды запираться в Андуреле, как в клетке.

— Эстреван! — при этом слове Уинетт просияла. — Как давно я там не бывала! Я уже и думать не смела, что снова его увижу.

— А ты не передумаешь? — руки Кедрина скользнули по ее плечам. — Не начнешь жалеть о том, что оставила его?

Он говорил почти шутливо, но Уинетт увидела страх в его глазах и обвила руками его шею.

— Нет, — твердо ответила она, приблизив его лицо к своему. — Это был глупый вопрос. Я сделала выбор, и этот выбор благословлен Госпожой. Я не сожалею и не буду сожалеть. Знаешь ли ты, как я люблю тебя, муж мой?

Ее руки еще крепче обвили его шею, заставляя его наклониться, а губы подтвердили ее слова. Кедрин почувствовал, как все его сомнения уносятся прочь. Они стояли обнявшись, а ветерок крепчал, воздух быстро теплел, и солнце ослепительно сияло над городом.

— Ты еще не совсем разнежился от этой роскоши?

Тепшен Лал отбил опускающуюся кабу Кедрина. Продолжая дугу, его деревянный учебный клинок завершил ее крепким ударом по ребрам противника. Не будь на Кедрине рубахи с мягкой подкладкой, да будь клинки стальными, эта схватка вполне могла оказаться последней. А так Кедрин лишь крякнул от удара. Впрочем, он догадывался, что через некоторое время обнаружит на боку солидный синяк, и ему понадобятся травы Уинетт. Тепшен был суровым учителем. Когда дело касалось боя на мечах, он не смотрел ни на дружбу, ни на титулы. Учеба есть учеба.

— Еще раз. И представь себе, что ты знаешь, как работают клинком.

Кедрин ухмыльнулся, попятился и поудобнее перехватил рукоять, не сводя глаз с друга. Тот принял защитную стойку. На охристой коже скуластого лица, полускрытого учебной маской, не проступило ни капли пота, раскосые глаза глядели бесстрастно. Тепшен был на голову ниже тамурского принца. Годы, казалось, сказались на его внешности не больше, чем на статуях, волосы, заплетенные в косу, были черны, как вороново крыло, и блестели от масла. Дыхание его оставалось ровным, несмотря на добрый час работы на арене. Кедрин имел весьма смутное представление о возрасте Тепшена. Он был еще ребенком, когда кьо приехал с востока и присягнул на верность Тамуру. С того самого дня Тепшен стал для юного принца тем, что называл «ан-дьо» — отцом, хоть и не по крови, опекуном и верным товарищем. Именно Тепшен Лал обучил Кедрина владеть мечом и бороться врукопашную так, как принято в империи, из которой он бежал, объявленный вне закона злобным и мстительным тираном. Лал нашел в суровых диких нагорьях Тамура не просто убежище, но новый дом. Понятия о чести и достоинстве у этого народа походили на его собственные. Трудно было найти более верного соратника, и Кедрин был благодарен учителю за его дружбу.

Правда, сейчас об этом трудно было догадаться. Едва отзвучали слова уроженца востока, Кедрин зарычал и устремился вперед, занеся кабу, словно намеревался разнести плетеную маску, которая защищала голову его невелички-противника, и раскроить тому череп. Но едва деревянное лезвие начало опускаться, Тепшен ушел в сторону. Его клинок двинулся, чтобы затормозить клинок Кедрина и затем нанести удар. Не останавливая меча, юноша повернул лезвие. Его каба разминулась с клинком кьо и резко ударила по плечу Тепшена. Удар замедлил движения наставника. Кедрин метнулся прочь, едва кьо устремился на него, и клинок опустился другой гранью на подбитую ватой ткань на спине Тепшена. Кьо непроизвольно открыл рот, его ноги вывели сложный рисунок в попытке выйти из-под нового удара. Он развернулся и снова перешел в наступление. Деревянные клинки столкнулись. Противники отскочили друг от друга, затем снова сошлись, словно в каком-то странном танце. Удар следовал за ударом. Наконец клинок кьо опустился на шею Кедрина, где высокий ворот защитного облачения закрывал уязвимое место. Но одновременно каба Кедрина врезалась в ватную броню на животе противника.

— Достаточно.

Тепшен опустил кабу и отдал поясной поклон. Кедрин ответил тем же, затем снял тяжелую перчатку и начал расшнуровывать шлем, чтобы утереть вспотевший лоб.

— Похоже, ты и впрямь не слишком разнежился, — признал Тепшен. Бледные губы кьо тронуло подобие слабой улыбки. — Хотя… от последнего удара мы пали оба.

— Ты все еще лучший меч Трех Королевств, — горячо заявил Кедрин.

— Мне есть равный, — на этот раз Тепшен улыбнулся открыто. Это была великая редкость. Кедрин почувствовал, что краснеет. Ради такой похвалы стоило заработать пару синяков. Он улыбнулся в ответ и попытался отвесить глубокий торжественный поклон, как ему показывал Тепшен — поклон, принятый в стране, где восходит солнце.

— Предчувствуете войну — или вам просто нравится лупить друг друга?

Вопрос прозвучал из-за палисада, окружавшего учебную площадку. Там на одной из длинных скамеек небрежно развалился молодой человек. Казалось, он просто наслаждается полуденным солнцем. Смуглая кожа загорела до цвета старого дерева, ростом он был скорее с Кедрина, чем Тепшена, в глазах плясали смешинки. Черные как смоль волосы были заплетены в косички и украшены яркими перышками и ракушками. Вся эта мишура легко звякнула, когда он перемахнул через ограду и вразвалочку направился через площадку. Бисерное ожерелье, серебряное кольцо в левом ухе, кольца на правой руке и украшения в волосах придавали ему сходство с варварами, однако рубаха из алого шелка и свободные штаны были сшиты по последней моде. Откуда родом этот загорелый красавец — из Королевств или из Лесов — определить было невозможно. Он выглядел смесью тамурца, кешита и варвара, каковой и являлся.

— Тебе пошли бы на благо такие упражнения, — кротко проговорил Тепшен.

— Слишком уж изнурительно, — ухмыльнулся полукровка. — Я предпочитаю смотреть на других, а сам бездельничаю на солнышке, как благородный.

— Неужели Опекун Леса проводит время в праздности, Браннок? — осведомился Кедрин.

— Господин мой, — Браннок отвесил затейливый поклон, белые зубы сверкнули на темном лице. — Я считаю своим долгом охранять будущего короля… а то этот сын востока еще зашибет его ненароком.

Тепшен Лал хмыкнул, позабавленный шуткой, а Кедрин улыбнулся до ушей. С тех пор, как он вернулся в Андурел, чтобы сразиться с Тозом и Хаттимом, эти двое не отходили от него ни на шаг, объявив себя охраной принца. Ситуацию не изменили ни присутствие Королевской Стражи, ни заверения галичан. Последние не уставали клясться в неколебимой верности с тех пор, как выяснилось, что их погибший властитель был игрушкой Посланца Ашара. Интересно, что скажут эти двое по поводу его предложения… После разговора с Уинетт Кедрин укрепился в своем решении. Но как его примет отец? Кроме того, все эти соображения придется представить Бедиру, а также Ярлу Кешскому. Оба властителя жаждут поскорей разрешить вопрос о Высоком Престоле — а именно, окончательно утвердить на троне Кедрина. Время не терпит. Кедрин знал: пока решение не принято, Усть-Галич остается без правителя. Борьба за власть в Южном королевстве грозила обернуться войной. И все же он хотел сперва поговорить с Бетани, как предложила Уинетт. Поддержка Старшей Сестры, главы Училища Сестер, была бы сегодня просто бесценна, внезапно понял Кедрин. Обряды очищения, которыми распоряжалась Бетани, проведены. В Белом Дворце не осталось и следов злых чар Тоза, и нет больше причин откладывать.

— Тогда тебе стоит отправиться с нами в бани, — объявил он. — Сегодня днем я собираюсь посетить Сестру Бетани и перед этим предпочту хорошо вымыться.

Браннок дружелюбно кивнул и зашагал вместе с ними по нагретому солнцем песку к низкому входу в подземные купальни. Внутри было прохладно. Сапоги зазвенели по влажным плиткам пола, возвещая об их прибытии терпеливо поджидавшим служителям. С Кедрина и Тепшена тут же сняли стеганую тренировочную броню. Браннок присоединился к друзьям, и все трое нырнули в первую ванну, над которой поднимался горячий пар. Она была достаточно велика, чтобы принять полный отряд стражи, но, к великому удовольствию Кедрина, в это время суток здесь никого не было. Он мог расслабиться. Никто не осыпал его градом вежливых вопросов, за которыми таился один, весьма жгучий: когда коронация. Кедрин наслаждался теплом и праздно болтал с товарищами.

Он лежал в воде, пока желудок не напомнил, что в последний раз довелось поесть на заре. Поднявшись, Кедрин перебежал по цветным плиткам во вторую ванну и принялся яростно тереть себя губкой, а потом намылился и плюхнулся в холодную воду, проведенную сюда от тех же источников, что и в другие ванны, но не нагретую. Он ополоснулся, принял полотенце, предложенное служителем, растерся и прошел в раздевалку. Там его уже ждала рубаха из белого полотна и верхнее платье без рукавов из мягкой кожи. На спине и на груди красовалось изображение кулака — герб Тамура. Из подобной кожи, обработанной до крайней гибкости, были и узкие штаны, удобно входившие в высокие сапоги — творение лучшего сапожника в Андуреле. Лучшие ткани, лучшие кожи — его просто завалили своими изделиями ремесленники города на островах, чтившие его как своего спасителя и будущего короля. Никогда еще у Кедрина не было столько нарядов, да он никогда и не мечтал о такой роскоши. Ему было как-то привычнее нехитрое облачение тамурского бойца. И хотя платяной шкаф будущего короля ломился от всевозможных накидок, камзолов и рубах, сшитых по последней моде, он потребовал, чтобы портные сработали для него что-нибудь более привычное.

Наряд Тепшена Лала напоминал его собственный. Правда, в то время как Кедрин, по обычаю своего народа, повесил на пояс только тамурский кинжал, кьо затянул на талии боевой пояс с узорными лакированными ножнами, содержащими длинный, слегка изогнутый меч — единственное вещественное напоминание о его родине. Браннок освоил привычную для него кешскую саблю, но все же он по-прежнему носил на поясе тесак в ножнах, а у левого предплечья за пышным рукавом был пристегнут метательный нож.

— Опасаетесь измены во дворце? — с усмешкой спросил Кедрин.

— Частным людям нет нужды страшиться меча, — возразил Тепшен.

— А я чувствую себя не вполне одетым без одного-двух клинков, — заявил Браннок. — Может, конечно, это привычка моей волчьей жизни.

Кедрин рассмеялся. Похоже, оба были не в меру осторожны. Он повесил на шею свой голубой камень, теперь такой привычный, и убрал его под рубаху.

— Теперь подкрепиться — и идем… — он фыркнул, — к Сестре Бетани. А не на войну.

— Я предпочитаю быть готовым заранее, чтобы потом не жалеть, что при мне не оказалось доброй стали, — как нельзя более торжественно отчеканил Тепшен Лал.

Кедрин покачал головой, все еще посмеиваясь, и первым зашагал к выходу. Длинный коридор привел их во дворец. Будущий король еще не вполне освоился и не всегда легко отыскивал дорогу в здешнем лабиринте. Несколько раз приходилось останавливаться и спрашивать дорогу у слуг или солдат, прежде чем они попали в пиршественную залу. Еще издали, заставляя ускорять шаги, неслись манящие запахи жареного мяса и тушеных овощей.

Зала была не больше, чем в Твердыне Кейтина. Белый Дворец строился прежде всего как крепость, но его предназначение изначально было куда более высоким. Роскошь королевской резиденции вызывала у Кедрина мысли о золотой клетке. Большие окна с цветными стеклами наполняли зал пляшущими пятнами весеннего света, покрывая надраенный до зеркала деревянный пол ярким узором. На каменных стенах искрились золотом канделябры, причудливые люстры свешивались на позолоченных цепях с высокого потолка. Почти повсюду стены покрывали нарядные ковры, а кое-где — и древние знамена. В нишах стояли бюсты и статуи, напоминавшие, что Андурел — не только королевская резиденция, но и средоточие искусств. Даже длинные столы и стулья с высокими спинками украшала резьба. Как мало это походило на простую обстановку Тамурского дворца! Ложки, ножи и вилки на столах, искусной работы хрустальные кубки — все говорило о богатстве. Многим, как знал Кедрин, это могло показаться наградой, ради которой стоит отказаться от свободы. Но он был уроженцем Тамура и превыше всего дорожил правом ходить где ему угодно — правом, в котором было отказано обитателю этого сказочного дворца.

Сопровождаемый Тепшеном Лалом и Бранноком, Кедрин проследовал через весь зал, кивками отвечая на приветствия. Напротив двери, над которой располагалась галерея для менестрелей, на возвышении стоял стол поменьше остальных. Он был сервирован только с одной стороны. С другой стоял только один стул: по обычаю, он оставался пустым, пока на престол не взойдет новый король. Прежде это было место Дарра. Слева стоял стул, предназначенный для Кедрина. Уинетт в простом бледно-зеленом платье уже расположилась рядом. Ее пшеничные волосы были уложены в прическу, на груди сверкал талисман — единственное украшение, которое она носила, и Кедрин подумал, что ничего другого ей, пожалуй, просто не нужно. Далее расположилась кешская знать: ближе всех — похожий на ястреба Ярл в черном платье, принятом у кешских всадников, на груди — знак в виде серебряной конской головы на зеленом фоне. Рядом сидела его жена Арлинне, чей наряд переливался всеми цветами радуги, и их сын Кемм — точное подобие отца, но куда более пухлый, и на лице вместо суровости — невинное дружелюбие. Справа от пустого сидения Кедрин увидел отца. Бедир сидел очень прямо. Его лицо — худое, суровое и горделивое — казалось вытесанным из камня, но улыбка оживляет широкий рот, и смех светится в карих глазах. Наверно, таким же через несколько лет будет и его собственное лицо. Бедир прервал разговор с соседкой, не ответив на ее последнюю шутку, и приветствовал сына. Темно-синее сюрко правителя украшало изображение тамурского кулака. Волосы, как и у сына, длинные, темно-русые, уже побила седина, которая еще не коснулась иссиня-черных кос его жены. Ирла Белванне-на-Кейтин казалась сыну не знающей возраста, как Тепшен Лал. На очаровательном овальном лице ни морщинки, серый шелк платья вторит блеску ее глаз. Нежная и гладкая рука касается руки мужа, и кажется, что лет ей вдвое меньше, чем на самом деле.

Кедрин поклонился сидящим за столом и занял свое место. Браннок и Тепшен расположились справа от Ирлы.

— Мне понадобится твое искусство целительницы, — торопливо пробормотал юноша, обращаясь к Уинетт. Он надеялся избежать вопросов, которые, как он знал, жаждут задать другие. — Тепшен крепко меня разукрасил.

— Я к твоим услугам, — ответила она и подмигнула, давая понять, что смекнула, что к чему.

Арлинне подалась вперед, чтобы крепкий стан супруга не заслонял от нее Уинетт. Во взгляде королевы Кеша искрилось любопытство.

— Так ты сохранила своя умения, Уинетт? Я думала, что это утрачивается после… — почувствовав свирепый взгляд мужа, она осеклась и смущенно фыркнула, — после замужества.

Уинетт блаженно улыбнулась. Излишняя прямота соседки ее не смутила.

— Мой дар стал слабее, Арлинне. Я больше не чувствую ранение или колдовство, не могу усилием воли ускорить исцеление. Но мои врачебные познания никуда не исчезли. Я по-прежнему умею готовить лекарства. Все, чему я училась в Эстреване, осталось при мне.

Арлинне задумчиво кивнула, звякнула браслетами на руках, поправляя необъятные рукава своего платья.

— И ты считаешь, что дело того стоило? — беззаботно спросила она, не обращая внимания на разъяренного супруга.

— О да, — ответила Уинетт, видя, как у Ярла перехватило дыхание. — А возможно ли иначе, если муж так хорош?

Ярл фыркнул, пальцы, унизанные кольцами, коротко пробарабанили по столу. Этот знак, похоже, подействовал, ибо его супруга улыбнулась и смолкла.

— Прости, — проговорил властитель Кеша. — Не сомневаюсь, Госпожа благословила ваш счастливый союз. Но сейчас у нас есть более срочные вопросы, — он бросил взгляд вдоль стола, ища поддержки у Бедира. — Не правда ли, мой друг?

Бедир кивнул, повернулся и сдержанно посмотрел на сына.

— Ты подумал об этом, Кедрин?

Кедрин кивнул. Когда взгляды отца и сына встретились, с его лица уже исчезло шутливое выражение.

— Думаю и сейчас. Давно и основательно. И скоро дам тебе ответ.

Странно прибегать к уклончивости. Между отцом и сыном никогда не было никаких секретов. До сих пор Кедрин всегда искал отцовского совета, всегда полагался на его мудрость. Может, он просто взрослеет? Во всяком случае, Кедрин твердо вознамерился принять решение самостоятельно и ничего не желал с кем-либо обсуждать, кроме как с Уинетт. По правде говоря, Кедрин боялся поднимать вопрос напрямую за столом. Он не знал, какова будет реакция Бедира — отец был неколебимо предан Дарру и не видел для сына иного будущего, кроме Высшего Престола.

— Скоро — это когда? — осведомился Бедир. — Королевства ждут твоего решения. К тому же Усть-Галичу давно нужен властитель.

Кедрин торопливо кивнул, ухватившись за новую возможность избежать скользкой темы.

— Ты склоняешься в чью-нибудь пользу? В этом деле я полностью полагаюсь на тебя.

— Чэйдин Химет устраивал всех, — отозвался Бедир, — но Хаттим отравил его. Можно выбрать кого-то из его рода — это лучше всего, — он обвел взглядом Ирлу и кешитов. — Мы уже обсуждали этот вопрос. Полагаю, лучше всего подойдет Геррил, старший сын Чэйдина.

— Но назначить правителя может только король, — уточнил Ярл. — Объявить о нашем выборе можно будет только после коронации.

— Верно, — Кедрин умиротворяюще улыбнулся зеленоглазому кешиту. — Я не стану с ней тянуть, Ярл. Даю слово.

— И когда? — спросил тот напрямик.

— Я собираюсь поговорить об этом с Сестрой Бетани, — сказал юноша, — буквально сразу после еды. Думаю, мне есть смысл выслушать наставления Сестер. Но после этого я точно смогу назначить срок. Возможно, нынче вечером.

— Великолепно, — проворчал Ярл.

— Я назначу срок, — повторил Кедрин. Интересно знать, как властитель, столь приверженный обычаям, как Ярл Кешский, примет неслыханное предложение, которое он готовил.

— Сестры поддерживают тебя, — пробормотал Бедир. Он слишком хорошо знал сына, чтобы проглядеть лукавство в его ответе. — Нет сомнений, ты получишь полное одобрение со стороны Эстревана.

Кедрин поиграл кубком и бросил быстрый взгляд на отца.

— Я бы хотел кое о чем спросить Бетани, — сказал он, понизив голос. — Это может повлиять на мое решение. Умоляю, отец, прояви терпение. Я должен быть полностью уверен в своей правоте, а до разговора с Бетани об уверенности и речи быть не может.

Бедир слегка нахмурился. Несколько секунд он изучающе смотрел на сына, словно видел его впервые. Ирла насмешливо улыбнулась у него из-за плеча и положила свою ладонь на ладонь мужа.

— Наш сын вырос, Бедир. Он мужчина. А мужчине не только позволительно, но и должно действовать самому.

Кедрин ответил благодарной улыбкой.

— Да будет так, — кивнул отец. — Высокий Престол — это место, где часто бывает одиноко. Так что хорошо, чтобы ты пораньше научился принимать самостоятельные решения.

В его голосе послышался оттенок печали. Кедрин понимал и разделял это чувство. Вот так дети постепенно уходят из семьи, делают первые шаги по дороге к подлинной зрелости. Он положил руку на плечо отца.

— Ты всегда был моим наставником. Спасибо тебе за это.

Лицо Бедира просияло.

— Я всегда помогу тебе, когда бы ты ни попросил.

— Конечно, — в порыве признательности Кедрин крепче обнял его за плечи. — Я знаю и помню.

— Итак, — Бедир снова повысил голос, чтобы привлечь внимание Ярла, — надеюсь, что нынче вечером будущее Королевств определится.

— Вот и славно, — отрезал властитель Кеша. — Ну а теперь, может быть, приступим к трапезе?

Кедрин усмехнулся. Он понял, что все это время слуги толпились у дверей и ждали его знака, чтобы внести кушанья. Ничего подобного не было заведено в Твердыне Кейтина. Там повара, без сомнения, уже давно бы пришли напомнить, что еда стынет — а то и кто-нибудь из воинов мог сообщить, что у него в желудке пусто. Похоже, обязанности короля на него уже возложили. Что же, это только повод укрепиться в своем решении. Кедрин Кейтин поднял руку, повелевая внести подносы с угощением.

Разговоры мгновенно угасли, и присутствующие с упоением принялись за жаркое. Кедрин ел с аппетитом. Все утро он провел в упражнениях и сильно проголодался. И еще теперь он знал: какое бы сопротивление ни встретили его начинания, он вскоре решит задачу, что не дает ему покоя с тех пор, как он понял, что остаток дней ему грозит провести в Андуреле.

— Нынче вечером? — проговорила Уинетт — слишком тихо, чтобы услышал кто-то еще.

— Да, — шепотом отозвался Кедрин. — Я больше не могу откладывать. Отец с Ярлом правы: надо решить вопрос Усть-Галича.

— Что бы ты ни решил, это споров не вызовет, — возразила Уинетт. — А вот твое предложение насчет совета…

— Знаю, — он нежно улыбнулся жене, взяв ее руку и заговорщически переглянулся с Арлинне. Пусть темноволосая кешитка принимает их разговор за обычное воркование влюбленных. — Но, надеюсь, Бетани меня в этом поддержит.

— Возможно, ей захочется сначала выяснить мнение Эстревана. Вопрос может показаться ей слишком серьезным.

— У нее не будет на это времени, — проговорил Кедрин. — Даже если использовать Передающих Мысли и медри, получится слишком долго. Бетани, как и мне, придется решать немедленно.

Уинетт расцвела.

— Ты говоришь как настоящий король.

— А ты, — нашелся Кедрин, — выглядишь как настоящая королева.

— Благодарю тебя, мой повелитель!

Она рассмеялась. Но это не был смех царственной особы. Сейчас она была просто влюбленной молодой женщиной — каковой, впрочем, оставалась всегда. Трапеза закончилась. Кедрин поднялся со своего места: ему не терпелось поговорить с Бетани. Предложив тем, кому угодно, оставаться, он удалялся, а за ним последовали Браннок и Тетпшен Лал.

Их путь лежал на внешний двор, где находились конюшни. Они выбрали себе коней — великолепных длинноногих жеребцов кешской породы. Кемм привез этих прекрасных скакунов из-за Вортигера. Когда после гибели Хаттима началась смута, Кемм прибыл сюда со своими людьми, чтобы поддержать Кедрина. Долго воевать не пришлось. Узнав о союзе их повелителя с Посланцем Ашара, галичане были охвачены ужасом и смятением. Однако немало южан сохранили решимость противостоять Кедрину. По сей день будущий король с благодарностью вспоминал всадников с острыми воронеными саблями, куда более достойных доверия, чем дворцовая стража. Теперь с сопротивлением было покончено. Кто-то пал от меча, кто-то ушел в изгнание. А кешские всадники остались и присягнули на верность вновь избранному королю.

Дожидаясь, пока конюхи оседлают коней, Кедрин с улыбкой отбивался от растерянного начальника стражи. Тот пытался дать ему в сопровождение конный отряд, пребывая в полном убеждении, что король — хотя бы и будущий — повсюду ездит с почетным караулом.

— Чудный король им достался, — игриво заметил Браннок, когда они размашистой рысью ехали по широкому проезду, который спускался от дворца к городу. — Они тут привыкли, что все чин чином, как заведено, а ты побоку все их порядки.

— О да, — рассмеялся Кедрин. Интересно, что Браннок скажет, узнав, что он задумал. — Что же, им придется привыкать. Если король не может свободно разъезжать по собственной столице — значит, в королевстве не все ладно.

— Дельная мысль, — признал бывший разбойник. — Но против обычая идти трудно.

— Обычаи не вечны, — возразил Кедрин.

— Обычаи — это строительный раствор, — вмешался Тепшен. — Без него не построить здания.

— А если здание нужно перестроить?

Кьо повернулся в седле и посмотрел на ученика с удивлением и не без суровости.

— Ты что-то задумал.

— Совершенно верно, — Кедрин кивнул. — Визит в Училище все решит. И у меня есть просьба к вам обоим. Нынче вечером я буду говорить с отцом и Ярлом. Будьте со мной и высказывайтесь свободно. Я расскажу о своем замысле и хочу услышать ваше мнение.

Тепшен кивнул.

— Я по-другому не умею, — спокойно проговорил Браннок, но его темные глаза так и горели любопытством.

Кедрин сделал вид, что ничего не заметил. Браннок явно изнывал от желания засыпать его вопросами, но сдержался, и Кедрин был ему благодарен.

Некоторое время они ехали молча, осматриваясь по сторонам. Этот огромный город, все еще малознакомый, ждал его решения. Во всех трех королевствах не было поселения, равного по величине Андурелу, — а возможно, и во всем мире. Кедрин еще не привык, чтобы здания так плотно теснились друг к другу. Нигде в Тамуре не было скопления жилищ, которое нельзя обойти пешком за час. На то, чтобы осмотреть Андурел, ушло бы много дней. Все эти проезды и проулки, арочные мосты и винтовые лестницы… а кругом теснятся дома, лавки, таверны и тысячи тысяч других заведений. В парках и садах можно было вздохнуть свободней. Но даже там Кедрина, выросшего на просторах западного королевства, не оставляло ощущение, что стены давят со всех сторон. И это теперь его дом! При этой мысли неприятное чувство усиливалось.

Люди выкрикивали приветствия; он учтиво улыбался и махал рукой в ответ, но не сомневался, что напоминает деревенского увальня, который первый раз попал в этот прославленный город и ошалело пялится по сторонам. Балконы, кажется, нависали прямо над головой. Юноша повернул коня в переулок, надеясь, что не ошибся поворотом.

Переулок стал сужаться. Кедрина охватило смутное чувство, похожее на досаду. Он ощущал себя зажатым меж стен из кирпича и раствора — и не важно, что эти сооружения отличались причудливой красотой, были увенчаны цветной черепицей или раскрашенным железом, а из хитро сплетенных корзин свисали длинные плети вьющихся растений.

Переулок вывел их на большую площадь, и глазам Кедрина предстало Училище Сестер. Площадь была вымощена плитами, темно-синими, как глубокая вода. Она казалась озером, посреди которого покачивался на волнах приют Сестер — бледно-голубой каменный куб, увенчанный крышей со скругленными углами, белой как снег, как плывущие в вышине облака. По всей длине здание опоясывали деревянные балконы, выкрашенные в лазурный цвет — цвет Эстревана, Такого же цвета были двери, приветливо распахнутые навстречу гостям. Пустив коня шагом, Кедрин направился к высокому крыльцу с навесом. Цокот копыт гулко отдавался среди тишины, окружавшей Училище — средоточие спокойствия в самом сердце шумного и суетливого города.

У дверей принц спешился, Тепшен и Браннок последовали его примеру. Они переглядывались в ожидании: никто из троих не знал, что и как здесь положено. Ждать пришлось недолго. Улыбчивая Сестра вышла к ним и спросила без лишних предисловий:

— Что я могу для вас сделать?

— Я хотел бы поговорить с Сестрой Бетани, — сказал Кедрин, — если это возможно.

— Она ждет тебя, — Сестра улыбнулась. — Ты хочешь поговорить с ней наедине или в присутствии своих спутников?

Кедрин нерешительно оглянулся на друзей.

— Лучше наедине. Вы не подождете здесь?

— Мы можем предложить им более удобное место, — Сестра хлопнула в ладоши, и тут же явились две женщины помоложе. Одна из них взяла коня Кедрина под уздцы.

— Прошу, следуй за мной, — проговорила Сестра, встретившая их первой. — Покои Бетани там.

Кедрин последовал за ней по невысокому проходу во внутренний двор. Здание Училища оказалось лишь стеной, окружающей сады, где в изобилии росли целебные травы. Цветы на ухоженных клумбах и кустах еще не распустились, но бутоны обещали цветение, которое скоро наполнит воздух ароматами. Мягко плескались фонтаны. Женщина в голубом вела Кедрина через сад, к дальней стене. Там Кедрин увидел каменную чашу, в которой бил источник. К балкону, нависавшему над ней, вела широкая каменная лестница. Вода, струясь по гладкому камню, звенела, точно птичья трель. Провожатая остановила Кедрина перед простой деревянной дверью и дважды постучала. Изнутри приветливо откликнулись. Сестра распахнула дверь и жестом пригласила юношу войти.

Первое, что представало взору вошедших, — это широкое окно прямо напротив двери. Лучи послеполуденного солнца, струящегося из него, озаряли фигуру высокой женщины с преждевременно поседевшими волосами. Зоркие ореховые глаза, казалось, видели каждого насквозь. Кедрин почтительно поклонился. Он узнал Сестру Бетани, вторую по старшинству после Герат Эстреванской.

— Благодарю, что вы согласились меня принять.

Сестра улыбнулась. Улыбка совершенно преобразила ее узкое лицо, суровость исчезла бесследно.

— Я догадывалась, что ты придешь, принц Кедрин. И полагаю, ты многое желаешь со мной обсудить.

Она указала на стул возле стола, заваленного книгами. Кедрин плюхнулся на сидение. Стул оказался куда удобней, чем могло показаться, но Кедрин не слишком удивился. Бетани, сев напротив, сложила руки и терпеливо ожидала, когда юноша заговорит.

Кедрин прочистил горло. Он совершенно не представлял, с чего начать.

— Обряды очищения уже закончены? — спросил он наобум.

— Конечно, — кивнула Бетани. — Мы не оставили ни малейших следов магии Посланца.

В ее голосе проскользнуло нечто, возбудившее у Кедрина сомнения.

— Тоз мертв? — спросил он.

— Не знаю, — честно ответила Бетани, глядя на него в упор. — Он исчез из нашего мира. Но можно ли вообще убить такого, как он — понятия не имею.

— Талисман, — Кедрин коснулся сквозь рубаху голубого камня, — талисман должен был его уничтожить.

Бетани кивнула.

— Его плотское воплощение — несомненно. Но Тоз сотворен волей Ашара. Пока существует этот безумный бог, существует и его воля. Так что, возможно, Тоз пребывает сейчас в каком-то ином облике.

— Вы хотите сказать, что я не выполнил свою миссию, — Кедрин нахмурился. От неприятного предчувствия по позвоночнику пробежали ледяные иголочки.

— Я не вполне поняла, в чем на самом деле твое предназначение, — ровно ответила Бетани. — Если я верно истолковала Писание Аларии — и судя по тому, что открыто Сестрам Эстревана, — ты осуществил пророчества. Но каждый шаг, который мы делаем, неизбежно ведет к новому шагу. Может статься, тебе суждено еще что-то совершить. Например, твое восшествие на Высокий Престол вполне закономерно. Это необходимо, чтобы сохранить Королевства как единое целое.

— Так говорил мой отец, — пробормотал Кедрин.

— Так говорит весь Андурел, — улыбнулась Бетани. — И все Королевства. Но ты несчастлив.

Это было утверждение, а не вопрос. Но Кедрин почувствовал, что невольно кивает.

— Вы видите меня насквозь.

— Меня этому учили, — мягко ответила Бетани. — Ты хочешь предложить что-то другое?

— Да! — пылко воскликнул Кедрин. — Знаете, нынче утром я стоял на дворцовой башне — той, что самая высокая. Я глядел на этот город и думал обо всем, что придется оставить, если я сяду на Высокий Престол. И понял, что это будущее… страшит меня. И тогда я коснулся рукой талисмана и… — Кедрин вздрогнул, — я уверен… я почувствовал, что получил ответ. — Он окончательно растерялся и умолк.

— Госпожа вполне могла обратиться к тебе через камень, — улыбнулась Бетани. — Он обладает многими удивительными свойствами.

— Конечно, — порывисто произнес юноша, вновь воодушевившись. — Но я не знаю, как другие воспримут мое решение.

— И что же ты решил? Изложи мне свои мысли, и я скажу, стану ли я тебя в этом поддерживать. Ведь тебе нужно это знать, верно?

— Да, — ответил Кедрин. Он был совершенно потрясен проницательностью Старшей Сестры.

— Мне кажется, — он улыбнулся, чтобы почувствовать себя увереннее, — что король — это скорее символ, чем реальная власть, это знамя, которое заставляет людей сплотиться. Конечно, он решает разные мелкие вопросы управления — о пошлинах, о торговых соглашениях и тому подобное. Но самые важные решения он принимает совместно с властителями Королевств. Без их поддержки король, в сущности, лишен власти.

— Ты ухватил самую суть, — согласилась Бетани. — Но ты согласишься, что король в Белом Дворце все-таки нужен. При этом он не может править единолично: ни один человек не должен получить возможность диктовать свою волю Трем Королевствам.

— Именно, — сказал Кедрин. Бетани показалось, что она слышит голос Бедира. — Вот с этой целью я и предлагаю образовать совет.

Он замолчал, вглядываясь в ее худощавое лицо, но прочел в нем только внимание.

— Помните, такой совет хотели создать, чтобы ограничить власть Хаттима Сетийяна. Но этого недостаточно. Нужен совет, который будет действительно представлять Королевства. Не только высшие их семьи, а все народы. Совет, который избирался бы жителями Королевств. Каждый, кто в нем заседает, должен действительно говорить от лица своего народа. Его члены выдвигали бы властителям разумные предложения. Их избирали бы на определенный срок. Они проводили бы законы, вершили дела управления. Тогда ни один человек не сможет навязать свою волю всем остальным. Не будет никаких лазеек для властолюбцев вроде Хаттима Сетийяна. Даже сам Ашар никого не соблазнит на захват власти.

Кедрин умолк и перевел дух. Сестра Бетани воспользовалась паузой.

— Это пришло тебе в голову, когда ты коснулся талисмана?

— Да.

— Ярл Кешский примет такое не сразу. У твоего отца тоже найдутся возражения.

— Знаю, — ответил Кедрин. — Но что вы сами об этом думаете?

Бетани долго смотрела на него — спокойная, непроницаемая. Затем ее лицо осветила улыбка:

— Думаю, это весьма смелое предложение…

Кедрин почувствовал, как его воодушевление тает. Карие глаза юноши затуманились.

— …и поистине блестящая идея, — закончила Бетани. — Твой замысел получит мою полную поддержку.

Кедрин воспрял духом. Так птица, томящаяся в клетке, увидев, что дверца не заперта, вновь устремляется в открытое небо.